Обратная сторона луны (джен)

— Джон, — встретил его с утра Причард, — ко мне зайди.

Долиш вошёл, привычно собранно кивнул и сел на побитый жизнью массивный стул, предназначавший для посетителей и доставшийся Грэхему Причарду по наследству от его одиозных предшественников на этом посту. Этот резной уродец стоял именно так, чтобы человек, опустившийся на него, оказался лицом к лицу с хозяином кабинета в не слишком удобной позе. Сотрудники же отдела знали, что достаточно стул слегка отодвинуть и повернуть — и сидеть на нём становилось гораздо удобней, а градус официальности разговора слегка спадал. Джон по многолетней привычке сел именно так, и Причард, по-своему истолковав этот жест, неожиданно придвинул ему чашку с кофе и сделал глоток из своей, потом взмахом палочки запер дверь и сказал:

— Поговорим?

— Конечно, — ровно ответил Долиш.

— Не люблю лезть в душу, посему спрошу прямо в лоб — ты уверен, что сможешь сейчас работать? — мягко спросил Причард, внимательно на него глядя.

Что ж, это было вполне ожидаемо — хотя и весьма неприятно. Джон поморщился — еле заметно — и ответил с лёгким удивлением:

— Разумеется.

— Джон, — Причард сцепил пальцы. — Я, ты знаешь, в личное ни к кому не лезу — но, учитывая разнесённый твоим сыном вдребезги отдел, спросить должен. Хочешь — возьми пару недель отпуска, тебе и положено уже… я даже не знаю, сколько — ты когда в последний раз отдыхал-то? — он улыбнулся, но Джон улыбку не поддержал.

— Я в порядке. Это личное — там и останется.

— Джон, — помолчав немного, сказал Причард, — это тоже не дело. Я тебя понимаю, как бы эта позиция ни была сейчас непопулярна. Но меня прежде всего интересует твоя работоспособность.

— Я в порядке, — слегка раздражённо повторил Долиш.

Он вовсе не нуждался в подобной поддержке — хотя, наверное, должен был бы обрадоваться ей, разве нет? Но радости не было — были досада и раздражение. И всё, чего он сейчас хотел — чтобы никто никогда не поднимал с ним этот вопрос.

— Отлично, — кивнул Причард.

Он вспоминал Блэков — с детства пересказываемую на все лады историю про Андромеду Блэк, совершенно неожиданно ото всех втайне выскочившую замуж за магглорождённого и изгнанную за это из семьи навсегда. Ему, как и его родителям, это виделось чересчур радикальным и слишком уж вызывающим, но было, в то же время, совершенно понятным и, пожалуй, естественным — просто одним из вариантов нормы: да, некоторые семьи ставят свои честь и репутацию выше привязанностей, пусть это даже кажется жестоким и привлекает слишком много внимания, неуместного в подобных делах. Но их можно понять… И тем более можно понять отца, чей единственный сын… Впрочем, самому Причарду с достаточно юных лет было в высшей степени наплевать, чистокровный волшебник перед ним, гоблин, оборотень или какая-нибудь вейла… Хотя вот, про вейлу это он зря — видел он одну как-то. Наплевать на неё ни у одного мужчины бы никогда не вышло — а ведь они её арестовывали. У него до сих пор ладони покрывались испариной, когда он вспоминал тот арест. И Джону он искренне сочувствовал — хотя сына его понимал тоже. Но тот не был его сотрудником — а Джон был, и потому на данный момент Причард был, скорее, на стороне Долиша-старшего.

— Тогда посмотри последние сводки — и скажи, что ты думаешь.

Долиш выдохнул и поглядел на Причарда почти с благодарностью: работа была сейчас единственным, о чём он и хотел, и был в состоянии думать, потому что, стоило ему лишь немного отвлечься, как перед глазами вставала заснеженная поляна и его сын, держащий за руки наряженную в белое наивную дуру, глазами которой на мир смотрит голодная тварь, и связывающий с ней навсегда свою жизнь. Вспоминать от этом было больно, думать — невыносимо… а забыть — кажется, невозможно. Наверное, не стоило ходить и смотреть на это — но соблазн оказался слишком велик, и Джон не смог устоять, только после двойного «Да» поняв, что до последней секунды надеялся на какое-нибудь чудо, которое не допустит этого брака. Но нет, разумеется… никаких чудес не бывает. Он же волшебник — он как никто это знает.

Он помнил, как стоял там и смотрел на гостей — и не понимал, что здесь делает тот же Поттер, и как, ради Мерлина и Морганы, он может не просто присутствовать — радоваться происходящему. Он-то ведь должен хорошо помнить, что такое оборотни: должен помнить Грейбека и его «волчат», к сожалению, далеко не все из которых сложили свои головы в той войне или потом, в Азкабане. Что же такое в голове у этих рождённых или воспитанных магглами волшебников, что они не видят, не понимают, что нельзя, никогда и никак нельзя забывать, что оборотни — не люди и никогда, ни при каких обстоятельствах полностью ими не будут? Вот Моуди — тот понимал. У того с оборотнями никаких проблем не было, он же сам и говорил так: нет оборотня — нет проблемы. Долиш до сих пор отлично помнил его уроки: он был одним из первых, кого Моуди обучал лично, и до сих пор сохранил к своему наставнику уважение и то, что можно было бы назвать преданностью, будь тот до сих пор жив.

Долиш забрал слегка помятую пачку сводок, вернулся за свой стол и, медленно и вдумчиво их изучая, параллельно возвращался к мыслям о том, что вот теперь его сын женат — и вспоминал, как часто он когда-то представлял себе, как это будет, и как обещал себе быть снисходительным и терпеливым с невесткой и не позволять жене слишком её третировать. И он до сих пор был уверен, что так всё и было бы — если бы она оказалась просто обычной девушкой. Он ведь никогда не просил у судьбы ничего необычного — и от той же возможной невестки ничего особенного не ждал. Как же так вышло… почему и за что?

— Сэр? — закончив с анализом и набросав в голове картину происходящего — конечно, ему было далеко до сына, но Райвенкло есть Райвенкло, а опыт есть опыт — Долиш заглянул к Причарду. Тот махнул ему — и поднял вверх ладонь, жестом прося дать ему закончить то, что он писал. Долиш сел, и через пару секунд Причард встряхнулся и, зевнув, устало потёр лицо руками.

— Ну что? — спросил он, снова зевая и отчаянно потягиваясь. — Думаешь, что-то будет?

— Будет, — кивнул Долиш. — Напоминает чем-то начало первой магической… мелкие, обычные вроде стычки… но слишком много — и поводы такие, на первый взгляд, ерундовые.

— Ещё туда же, — Причард, всё так же отчаянно зевая, придвинул ему только что исписанный им пергамент. — Теперь вся эта же красота в Бристоле — куча магглов видела оборотня, который пошустрил по кустам, перепугал всех до полусмерти — смежники туда направили обливиаторов, те им всем память потёрли, но! Собственно нападения не было.

— Та же схема, что и…

— …с теми дебилами-рыбаками, — кивнул Причард, фыркнув и поправив галстук, завязанный хитрым узлом и сколотый бриллиантовою булавкой. — Только вот там в пяти милях была заштатная деревенька — а тут пригород Бристоля, причем не самый дешевый. Вопрос в том, когда они объявятся в Лондоне, вероятно? Хотя, если верить архиву, есть еще Эдинбург… Совсем страх потеряли блохастые, — пошутил он — и, спохватившись, прикусил язык, да поздновато — впрочем, Долиш никак не отреагировал: шутка была затасканной и старой как, наверное, сами оборотни. — В общем, как бы опять крови не было — я боюсь, всё опять идёт к этому. А пока туда обливиаторы, как на работу, каждое полнолуние ходят — боюсь, как бы местные магглы не начали массово страдать слабоумием: каждый месяц-то память тереть.

* * *

— Нам с тобой нужен дом, — сказал Арвид.

Они только проснулись — в парижском отеле, который принимал волшебников со всего мира. Утро уже почти закончилось — зимнее солнце заливало комнату ярким светом, и Гвеннит почему-то казалось, что сейчас лето.

— Дом? — переспросила она.

— Ну конечно, — он улыбнулся и поцеловал её волосы — голова Гвеннит лежала на его груди, и ему пришлось для этого приподняться.

— Но дом — это же очень дорого, — неуверенно проговорила она, переплетая свои пальцы с его.

— Не так уж — если учесть, что, по-моему, все наши скинулись и подарили нам кучу денег как раз на это, ты забыла?

— Нет, — улыбнулась она смущённо. — Просто это… я никогда не думала про собственный дом.

— Ты хочешь всю жизнь прожить в Совятне и к старости превратиться в сову? — он рассмеялся — и она засмеялась в ответ:

— Нет, конечно! — Гвеннит развернулась и начала целовать его грудь, а потом и живот, и… Разговор, конечно, прервался — и продолжили его они уже в Лондоне, когда, вернувшись, окончательно поселились в его небольшой квартирке — а от своей Гвеннит отказалась, перенеся к мужу своё немногочисленное имущество, включая и большого плюшевого волка, который занял место в ногах их супружеской кровати.

— Смотри, — однажды вечером сказал Арвид, разворачивая в воздухе пергамент с с подробной картой Соединенного Королевства. — Вот здесь есть волшебные деревни и поселения, — он указал на светящиеся на ней точки. — Хогсмид — но это дорого и…

— Я не хочу жить в деревне, — сразу ответила Гвеннит.

— Я понимаю, — кивнул он. — Но многие селятся поодаль — и в то же время недалеко, так, чтобы дойти можно было. И безопасно и не одиноко… Например, посмотри: вот здесь, в Оттери-Сент-Кэчпоул вокруг много волшебных домов — Уизли и Лавгуды, например… Что ты? — Он подошёл к упрямо сжавшей губы жене и присел на подлокотник кресла, в котором она сидела.

— Я не хочу соседей. Я вообще не хочу жить рядом с кем-то — особенно с магглами, — серьёзно сказала она. И он понял — увидев в её глазах страх, и в который уже раз помянул недобрым словом отца, потому что он не помнил этого выражения на её лице до той мрачной экскурсии — и часто встречал его после: каждый вечер и каждое утро последней недели перед полнолунием, в те дни, когда она пила аконитовое и по несколько раз каждый вечер возвращалась к столу, где стояло семь флаконов с зельем и заглядывала в каждый из них — и пересчитывала пустые и полные… и всегда — перед самой трансформацией, перед тем, как аппарировать на остров к своему названному отцу. И сколько бы он ни просил её остаться и позволить ему быть рядом с ней, никогда на это не соглашалась — предлоги находя самые разные, но настоящую причину он знал: страх. Страх, что что-то пойдёт не так, что зелье почему-нибудь не сработает и что тот кошмар, что продемонстрировал ей её тесть, воплотится. И потому, полностью понимая её и очень желая её успокоить, он не стал спорить — тем более, что и сам был вовсе не против жить в одиночестве и в тишине.

— Тогда остаются стоящие отдельно дома — и нужно просто отыскать приятное место, — проговорил он мягко. — Где бы тебе хотелось жить?

— В лесу, — благодарно улыбнулась она, прислоняясь к нему и закрывая глаза.

— В лесу так в лесу, — кивнул он.

— Ты на всё соглашаешься, — виновато проговорила Гвеннит. — А ты? Ты сам чего хочешь? — она подняла голову и посмотрела на мужа.

— Я хочу, чтобы тебе было спокойно, — улыбнулся он. — Ну, я и вправду не против поселиться в глуши — в гости всегда можно добраться камином, если захочется. А в ночь полнолуния можно будет его перекрывать, если хочешь, — тут же добавил он успокаивающе.

— Я не думаю, что будучи волком, сумею воспользоваться камином, — засмеялась она.

— Кстати, министерство счастливо будет отдельно стоящему в лесу дому: его очень просто скрывать чарами, — улыбнулся он.

На том и порешили. И вскоре отправились смотреть первый дом.

Однако им на собственном опыте пришлось убедиться, что дело было вовсе не столь простым, как казалось вначале: отыскать подходящий дом у них вышло совсем не сразу — не хватало ни денег, ни опыта.

С деньгами вообще всё оказалось не очень просто: например, когда Гвеннит рассказала Скабиору о поисках дома и о связанных с этим проблемах, он через пару дней принёс ей довольно большую сумму… И сам же в последний момент сообразил, что разговаривать об этом следует вовсе не с ней, а с её супругом.

И разговор вышел непростой.