Обратная сторона луны (джен)

— У вас замученный вид, — сказал следующим вечером Поттер во время своего традиционного посещения дома Долишей. «И Винда», — в последнее время иногда добавлял он про себя. — Вам осталось всего два экзамена — а потом, наконец, свобода, — он улыбнулся.

— И пересдача на следующий год, — кивнул Скабиор. — Я не шучу, — сказал он в ответ на недоверчивую улыбку своего собеседника. — Я уверен, что завалил Трансфигурацию — и, скорее всего, Маггловедение. Хотя про него не скажу — я про тот день вообще почти ничего не помню. Зато Трансфигурацию я запомнил во всех подробностях, но веселить вас этим рассказом не буду, — решительно сказал он, с признательностью отмечая во взгляде Поттера понимание, а не сочувствие. — Я вам лучше про ЗОТИ расскажу… тем более, что я ведь не рассказал и не поблагодарил вас, — спохватился он. — За чары Патронуса. У меня же ведь получилось.

— И вы молчали?! — радостно заулыбался Поттер. — Это здорово… я искренне рад за вас, очень!

— Показать? — довольно поинтересовался Скабиор.

— Конечно! — Поттер вопросительно глянул на Гвеннит, которая просто кивнула и, на всякий случай, взяла Кристи на руки. Скабиор улыбнулся им обоим — и, продолжая смотреть на свою названную дочку с его же крестником на руках, произнес заклинание. Ему показалось, что Патронус возник словно бы сам собой, и ему не потребовалось даже воспоминания — ему просто не нужно было ничего вспоминать, потому что он и был счастлив, здесь и сейчас: счастье наполнило его изнутри, пока он смотрел на свою маленькую семью, и вырвалось из кончика палочки.

Когда серебристый волк осторожно ткнул носом Кристи, мальчик радостно рассмеялся и, протянув руку, попытался его схватить. У него это, конечно, не вышло, но он настырно продолжал попытки, пока волк не рассеялся лёгким туманом. Кристи разочарованно поискал его взглядом — и захныкал, и Гвеннит, извинившись, унесла его наверх, утешать, Скабиор же, переведя на Поттера чрезвычайно довольный взгляд, сказал:

— Должен признать, это была лучшая часть экзамена. Думаю, что ЗОТИ я всё-таки сдал — но, пожалуй, именно благодаря ему.

— Что, всё было так плохо? — удивлённо спросил его Поттер.

— Ну, — хмыкнул Скабиор, — я бы не сказал, что именно плохо… в целом, комиссия, по-моему, повеселилась.

Пока он в красках рассказывал о дуэли, Поттер честно держался, но когда Скабиор закончил, рассмеялся в голос и утешающе проговорил:

— А я, кстати, тоже ведь ТРИТОНы не в школе сдавал — через год, когда уже был кадетом в аврорке. И как раз именно в девяносто девятом Миранда Гуссокл сменила на посту председателя комиссии Гризельду Марчбенкс… но тогда уже трудно было растоптать мою самооценку трёпкой на учебной дуэли — после наших-то инструкторов — к тому же, я очень хорошо знал, насколько жестоким бывает летучемышиный сглаз — моя жена… тогда ещё невеста, конечно, его великолепно накладывает. Так что у меня не было ни единого шанса недооценить сглазы… а вот вам я об этом рассказать запамятовал. Каюсь — моя вина, — он вздохнул и опять рассмеялся.

Остаток вечера прошёл за мирной лёгкой беседой — и в пятницу утром на экзамен по УЗМС Скабиор пришёл в самом добром расположении духа, уверенный в том, что готов к любому варианту развития грядущих событий.

Билет ему попался, на его взгляд, довольно простой — во всяком случае, Скабиор именно так подумал, когда перевернул его и прочёл. «Существа четвёртого класса опасности: требования к разведению и особенности содержания». Однако когда он начал набрасывать на черновике план, то почти сразу понял, что проблема не в знании материала, а в его объёме. Этих тварей было так много, что описывать по отдельности всех — не то, что двух, и шести часов явно не хватит. Что он, собственно, вообще о них помнит? Так… «существа четвёртого класса опасности характеризуются как «Очень опасные», поддаются только определённым людям, и справиться с ними может только по-настоящему опытный волшебник». А вот дома держать их не стоит — за это можно загреметь в Азкабан или же нарваться на весьма крупный штраф (это если повезёт, и питомец никого не сожрёт и не покалечит). И кого же у нас разводят в Британии? Скабиору в голову упрямо лез не имеющий никакого отношения к британским заповедникам взрывопотам, а заодно мысли о том, что он так и не видел ни Эбигейл, ни Варрика после принятия того волшебного порошка — и ещё что оборотни, к сожалению, относятся уже к следующему, пятому, высшему классу опасности, а ведь так было бы здорово…

Встряхнувшись, Скабиор начал составлять список всех этих тварей. Первым он вспомнил, конечно же, золотого сниджета — пичугу, которую волшебники сперва почти истребили, а теперь взялись охранять. Однако ему доводилось иметь дело и с этими птичками живьём, и с их драгоценными глазками, блестящими, словно россыпь фальшивых рубинов на шее девиц из Лютного, особенно если замаринованы правильно, и с их крохотными невесомыми перьями. Он подосадовал, что нельзя рассказать, как однажды в страшную бурю нёс пяток таких вот усыплённых золотых комочков размером с грецкий орех за пазухой и больше всего боялся, что они проснутся до того, как он доберётся с ними до места. Но этот рассказ был бы, пожалуй, сейчас несколько неуместен, как и тот факт, что многие до сих пор готовы платить звонкими галеонами, чтобы, наплевав на запрет, поохотиться на сниджетов.

Так… кто там ещё? Кентавры и водяной народ, в просторечье — русалки… так, кажется? Вроде, они существа? Так же, как нынче и оборотни… а к четвёртому классу их отнесли — Скабиор помнил это прекрасно — потому, что обращаться с ними нужно исключительно уважительно, в противном случае это будет не только невежливо, но и опасно. В Лютном лет десять уже поговаривали, что после битвы за Хогвартс наконечники стрел у кентавров часто оказывались не только остры, но и ядовиты — должны же они были когда-нибудь извлечь пользу от колонии акромантулов в Запретом лесу, учитывая, насколько часто там стали появляться любители разжиться дорогими ингредиентами, и настолько же часто там пропадать. В общем, не будь это всё действительно необходимо — записали бы их в какой-нибудь третий, а то и второй класс. Скабиор сморщился, но заставил себя не зацикливаться на этой привычной для него теме и вспоминать дальше. Единороги, фениксы — ну, эти понятно. Кто ж там ещё-то?

Нет, так не пойдёт. Твари терялись в тексте, и Скабиор уже начал путаться, кого он назвал, а кого — нет. Поэтому он попросту выписал их подряд, в том порядке, в котором они приходили ему в голову: кентавры, русалки и тритоны — с ними и так понятно; сфинксы, грифоны, это у нас из кошачьих, а фениксы и золотые сниджеты из тех, что с крыльями… как и крылатые кони разных пород, а к ним в придачу фестралы, единороги и келпи; дромароги — тоже с копытами, а ещё с рогами, как и ре-эмы, но это уже экзотика, а кто там у нас еще не из местных… йети, которые вечно нарушают статут; каппы — эти в Японии; африканская дикая свинья тибо — выбор тех, кто на драконью кожу не накопил; демимаски, из которых получаются отличные плащи-невидимки, и кто-то ещё обитал с ними в одной местности, точно — окками, с яйцами, покрытыми дорогущей посеребрённой скорлупой; из змей еще рунеспуры, но этих даже у нас разводят; пытаются охотиться на детишек в Германии — в учебниках о последнем нападении писали, что шестилетний волшебник прибил несчастную тварь котлом, а вот с троллем такой фокус уже бы не вышел… Скабиор продолжал писать, искренне возмущаясь тем, что кентавров поставили в один ряд с троллями, а фениксов — со сниджетами, пусть даже те и те — птицы.

Он еле-еле уложился в отведённое на ответ время — и, сдавая работу, пытался представить себе, кого же увидит на практической части. Наверняка они не притащат сюда ни кентавра, ни русалку, ни феникса или сфинкса — будет какой-нибудь замученный эрклинг или парочка сниджетов, наверное, и как жаль, что не тролль…

В любом случае, кто бы ему ни попался, Скабиора это не волновало, и он спокойно отправился гулять по Лондону, со смешком вспомнив, как вчера утром девочки в «Спинни» выговаривали ему за неаккуратность по поводу позабытых в кармане хот-догов, которые хоть и обрели последнее пристанище среди помоев, но успели перепачкать ему вытекшими из них горчицей и кетчупом и карманы, и даже брюки. Одежду ему девчонки отчистили, однако отчитали знатно — и он, посмеиваясь, решил сегодня остановиться на пирожках с треской, тем более, что он давно их не ел и успел соскучиться. Хранить их он не планировал — но, купив сразу три и доедая первый, набрёл на хорошо знакомый маленький паб, где изумительно жарили стейки — и, позабыв про пирожки, отправился обедать туда.

Возвращаться он не спешил, однако пришёл всё равно слишком рано и, усевшись под ставший практически своим портрет Декстера Фортескью, на сей раз с удовольствием завёл с ним беседу и так протрепался почти всё оставшееся до вызова на экзамен время.

А зайдя, наконец, в зал, с некоторым удивлением учуял запах… книззлов. Стоявшие перед преподавательским столом клетки были наглухо закрыты тёмным полотном, однако запах-то никуда не девался — возможно, не ощутимый для людей, Скабиору он был очень заметен.

— Итак, мистер Винд, — снова первой заговорила Гуссокл. — Раз уж мы так разошлись во мнениях по фундаментальным вопросам на предыдущем экзамене, давайте начнем с в вашего рассказа о том, по какому принципу проведена классификация волшебных существ на классы.

«Да Хель вас, волшебников, знает, по какому, — подумал Скабиор, — если вы в один класс отправляете кентавров и троллей». Однако говорить вслух ничего подобного он не стал, разумно сочтя, что его могут неверно понять, и просто начал рассказывать. Его слушали, как ему показалось, довольно рассеяно — а едва он закончил, Гуссокл переглянулась с Лимой и кивнула ему.

— Отличный ответ, — сказал тот, с хитрой улыбкой беря в руки палочку. — А скажите-ка мистер Винд, по каким признакам вы стали бы определять породы келпи?

Скабиор от удивления чуть было не спросил: «А что, у них есть породы?!» — однако сдержался и, улыбнувшись чуть напряжённо, начал соображать на ходу. Что, собственно, такое порода? Отличие некоторых внешних признаков… несущественных внешних признаков. Значит, что? Окрас, черты лица… хотя у келпи, всё-таки, морда, форма тела и, вероятно, конечностей… Может, ещё какие-нибудь зубы, но в этом он не был уверен и решил сей деликатный момент опустить.

Дойдя до этого места, Скабиор вдруг сообразил, что келпи ведь могут менять обличья и вообще метаморфы, по сути — какая, к Хель, порода? Какие признаки?

— Я бы не стал вообще. Потому что чепуха это всё, — сказал он, покусывая губы, чтобы сдержать смешок. — Келпи могут меняться по собственному желанию, и поэтому…

Лима, которому Гуссокл с явным облегчением передала инициативу, выслушал ответ благосклонно, время от времени кивая и задумчиво покусывая краешек одного из своих усов. И продолжал задавать вопросы о том, по каким признакам можно определить состояние того или иного животного, как кого усмирить или накормить и как содержать тех, кого содержать можно — пусть даже и под строгим контролем или в заповедниках. И вот тут Скабиор опять пожалел о том, что ему достались существа четвёртого, а не пятого класса опасности — как было бы сейчас здорово рассказать о драконьем заповеднике! Наверняка же не все присутствующие там бывали… а даже если и все, рассказ всё равно был бы выигрышным. Но об этом его никто не спрашивал — и он рассказывал про сфинксов и ре-эмов, время от времени путаясь, но, в целом, неплохо, сделав акцент на то, что ре-эмы — существа редкие, можно сказать, экзотические (и потому любые их составляющие стоят весьма недёшево, мог бы добавить он, однако не стал этого делать).

— А теперь, — сказал, наконец, Лима, — пришло время, я полагаю, перейти к практической части. Мы с вами тут разбирали весьма опасных существ — однако ваше практическое задание будет связано с созданиями, с одной стороны, попроще, с другой — коварнее.