Обратная сторона луны (джен)

Посему появление Главного Аврора Скабиор встретил почти с воодушевлением. Чувствовал он себя отлично, а потому повёл себя соответственно: поздоровался очень вежливо, сел ровно — и первым же делом принёс извинения за вчерашнее.

— Целитель сказал, что напутал с дозами, и я был не совсем в себе, — пояснил Скабиор. — Я плохо помню, что вчера говорил — прошу простить, если был груб.

— Я бы так не сказал, — кивнул Поттер. — Всё в порядке. Однако давайте начнём допрос. Расскажите, что произошло между вами и потерпевшей стороной в лице мадам Уизли…

Дальше не было ничего интересного: Поттер спрашивал, Скабиор отвечал, обстоятельно, как мог, подробно — и очень, очень раскаиваясь.

Причём, для разнообразия, раскаиваясь действительно искренне. Потому что был совершенно согласен с тем, что ничего глупее, чем выкинуть то, что он выкинул, даже нарочно придумать было нельзя.

— Вы очень убедительны, — сказал, наконец, Гарри, останавливая самопишущее перо. — В целом, я готов согласиться с тем, что подобная выходка не тянет на Азкабан — но нападение всё же было, и то, что вы были пьяны — скорее, ухудшает ваше положение, нежели облегчает его.

— Я заслуживаю за это смерти? — усмехнулся Скабиор.

— На смерть в любом случае можете не рассчитывать, — ответил Гарри. — Если мы не договоримся об общественных работах, вы будете получать аконитовое зелье непосредственно в Азкабане.

— Ну что ж… Это выход, — кивнул он. — За всё надо платить. Всё верно.

— Верно, — тоже кивнул Гарри. — Я передам дело другому аврору: мы с вами оба знаем, что к вам я крайне пристрастен, и вряд ли смогу что-то с этим поделать — я тоже человек. Но вы заслуживаете объективного разбирательства, так что завтра у вас будет новый следователь.

— Да и не к лицу господину Главному Аврору заниматься такими мелочами, — кивнул Скабиор. — Я понимаю.

— А вы хотите, чтобы именно я этим занялся? — удивлённо усмехнулся Гарри. — Прекрасно зная, что я буду, пожалуй, наименее объективен из всех?

— Вы-то? — позволил себе улыбнуться Скабиор. — Вы как раз будете самым объективным — как раз потому, что пристрастны. И если мне и вправду светит избежать Азкабана — то только с вашей подачи. Но вы не занимаетесь такой мелочёвкой.

— Ну, хорошо, — сказал Гарри, пожимая плечами. — Времени много это не займёт — я возьму ваше дело. По старой памяти, — добавил он без улыбки. — Если вы ответите на пару вопросов без протокола.

— Спрашивайте, — пожал тот плечами.

— Почему вы тогда стали егерем?

— А почему нет? — удивился Скабиор. — Вполне официальный заработок… это же министерство придумало.

— Егеря амнистированы. Что бы вы мне сейчас ни рассказали об этой вашей деятельности, — не удержался он от усмешки, — осудить вас за это уже невозможно. Могу отдельно пообещать лично вам — я не стану преследовать вас за это. Но я хочу понять. Всегда хотел. Почему?

— Я же ответил: официальный и несложный заработок.

— Но вы же знали, как это — быть на их месте. Знали, как это — быть вне закона. Почему же вы не приняли их сторону? Или хотя бы могли их просто не трогать?

— Вы не видите разницы? — усмехнулся Скабиор. — В самом деле?

— Между положением оборотней при старом министерстве и магглорождённых при Волдеморте? Вижу. Вторым было ещё хуже.

— У них был выбор, — пожал плечами Скабиор. — И если они были настолько глупы, что делали тот, который делали — это их проблемы.

— Какой выбор?

— Уйти обратно в свой мир, — насмешливо проговорил Скабиор. — Там их никто не стал бы искать: невозможно найти неколдующего волшебника среди магглов. Да и не стал бы никто, — повторил он. — Вольно же им было идти в леса, где они и жить-то не умели. Это у нас никакого выбора нет. А у них — сколько угодно. Так что не стоит равнять нас — не выйдет.

— Уйти в маггловский мир и не колдовать — это вы называете выходом? — усмехнулся Гарри.

— Да, называю! Ну, раз уж всё было так плохо. Я знаю, как живут магглы — нет в этом ничего такого ужасного. Потерпели бы.

— О да. Потерпели. До первого магического выброса, — кивнул Поттер. — До него — да, вполне можно прятаться и не колдовать. Позволю себе напомнить вам, что бывает со взрослым здоровым волшебником, если он не колдует долго: а бывает с ним магический неконтролируемый выброс. Как в детстве. Который, разумеется, тут же фиксируется министерством — и тогда здравствуй, магглорождённый, мы так долго тебя искали, — он усмехнулся. — То есть, вы полагаете, что они должны были не просто рисковать сами, скитаясь и прячась — но и свои маггловские семьи подвести под удар, я правильно понимаю? Я допускаю, что лично вы сделали бы именно так, но большинство людей подобного не захочет, — закончил он очень спокойно.

— Бедные магглорождённые, — не удержался Скабиор, хотя на самом деле ему вдруг стало вовсе не весело. Но нужно же было держать лицо перед этим Главным Аврором.

— Их травили, — жёстко сказал Гарри. — Продавали, как животных — поштучно. По пять галеонов, как я уже говорил. И я действительно не понимаю, почему это делали такие, как вы — те, кто знал, как это — быть по ту сторону.

— Я уже сказал вам — это другое, — с трудом сдерживая раздражение, преувеличенно вежливо отозвался Скабиор, сунув руки в карманы, чтобы спрятать сжатые кулаки.

— Я так и не понял из ваших слов: в чём, собственно, разница? Вы были, по сути, почти вне закона — теперь там же оказались они. Ваше положение при этом, сколько я помню, официально не изменилось — хотя оно было несколько лучше: оборотней просто за сам факт существования тогда не арестовывали. Мне всегда казалось, что как раз вы должны были бы сочувствовать им, и, если не помочь, то хотя бы остаться в стороне от подобного зверства.

— Да с какой стати нам помогать им? — вспылил всё-таки Скабиор, отгоняя этой резкостью некстати лезущие ему в голову мысли. — Тем, кто ещё вчера плевал нам вслед, ничуть не задумываясь о том, что мы тоже люди? Только потому, что им вдруг на своей шкуре довелось попробовать, как это — быть вне закона? И что-то я не слышал, чтобы после войны кто-нибудь из магглорождённых, которые, по вашим словам, оказались тогда на одной стороне с нами, помог хоть одному оборотню. А я бы знал, если б такое было — у нас подобная история стала бы весьма популярной. Или я чего-то не знаю?

— Люди боятся оборотней, — помолчав, сказал Гарри.

— Вы себя-то слышите, господин… Поттер? «Люди» боятся «оборотней», — передразнил он. — Верно: оборотни — они не люди. И я отлично знаю, как к нам относятся до сих пор, — он закинул ногу на ногу и прислонился к стенке, развалившись на своей койке, впрочем, не вынимая рук из карманов. — Мы — твари, — он усмехнулся. — Вы же сами нас так определили. Странно ждать от тварей человеческого сочувствия, не так ли?

— Сейчас всё иначе, — возразил Гарри.

Скабиор расхохотался.

— Пра-авда? Вы себя-то с другими не равняйте, — он с искренним любопытством придвинулся к Поттеру, нахально разглядывая, словно неодушевлённый предмет. — Я даже готов поверить в то, что вы искренне верите в то, что полагаете нас людьми. Верите же?

— Я действительно так считаю, — ровно ответил Гарри.

— Да ну? «Люди боятся оборотней», — напомнил он тут же. — Ваши слова, господин Поттер. Хотя вы, не спорю, стараетесь, — великодушно признал он.

— Хотите сказать, что нет никакой разницы? — спросил Гарри, чувствуя, что начинает злиться.

— Ну что вы, — тот поднял руки, словно сдаваясь. — Есть, разумеется.

— Нет уж, — слегка сощурился Гарри. — Не уходите от разговора, мистер Винд. Или струсили?

— Меня зовут Скабиор, — широко улыбнулся тот. — Винд — это ваше имя. Моё — Скабиор.

— У нас с вами не частная беседа, — спокойно возразил Гарри. — Для меня вы мистер Винд. Кристиан Говард Винд. Я не пользуюсь кличками на работе, если только в рапорт их не вношу — добавил он с едва заметной улыбкой. — Итак — вы полагаете, что нет никакой разницы между оборотнями и обычными волшебниками?

— Быстро учитесь, — кивнул Скабиор. — Есть, разумеется. Мы бываем опасны, — он усмехнулся. — Причём, в отличие от «обычных волшебников», предсказуемо опасны, — глумливо добавил он. — Мы дивно предсказуемы. А вы — нет.

— Вы не контролируете себя во время полнолуния.

— Верно, — ласково улыбнулся Скабиор и продолжил почти что нежно: — А вы уверены в том, что ваши соседи всегда себя контролируют? И что кто-то из них не сошёл внезапно с ума или не выпил что-то не то, от чего у него сорвало крышу, и он не придёт вас всех убивать?

Он торжествующе улыбнулся и откинулся назад, сложив на груди руки.

— А ещё есть аконитовое зелье, — добавил он. — Да и прежде можно было много чего придумать. Этот ваш Лорд — он ведь был человеком, мне помнится. Не оборотнем, — он подмигнул Гарри.

— Я не считаю оборотней… нелюдьми. Тварями, — морщась от этого слова, сказал Гарри. — У меня был друг…

— Да-да-да. Ремус Люпин. Это все знают, — кивнул Скабиор. — Только знаете — это звучит как «а ещё у меня есть друг — кентавр и подружка — русалка, смотрите, какие у меня широкие взгляды». Вы не поняли? — почти снисходительно спросил он.

— Нет. Не понял, — сухо ответил Гарри, которому очень захотелось немедленно завершить разговор.

— А вы себя на месте этого Ремуса Люпина представьте, — шепнул тот. — Вам бы понравилось, если бы про вас кто-нибудь говорил: о, вы знаете, я вовсе не считаю мальчиков-которые-выжили, тварями. У меня даже был один такой друг. М-м? Получается представить?

Они замолчали, просто смотря друг на друга.

— Даже лучше, чем вы можете предположить, — после небольшой паузы с улыбкой сказал Гарри, вставая и закрывая папку с его делом. — Спасибо за искренность. Отдыхайте.

Он развернулся — и быстро вышел, позабыв про оставшийся в камере трансфигурированный им стул.

Скабиор проводил Главного Аврора долгим внимательным взглядом, потом потянулся, встал, придвинул стул — и с удовольствием положил на него ноги, поставил подушку к стене и откинулся на неё с блаженным вздохом.

Гарри же вернулся к себе в кабинет, но работать даже и не пытался — закрыл дверь, бросил папку на стол и нервно начал мерить кабинет шагами. Взад-вперёд… Последние слова этого оборотня жгли его, и как он ни пытался сам себя убедить в том, что тот неправильно понял его, а то и просто хотел оскорбить или разозлить, обмануть сам себя Гарри не мог: звучало это именно так, как звучало. Но ведь он никогда — на самом деле никогда — даже не думал о Ремусе, как об… как об оборотне. Он всегда видел в нём человека — друга, учителя, потом боевого товарища… Но он вообще не думал про его оборотничество, просто никогда не вспоминал про него. Но было ли так потому, что он, Гарри, и вправду не различал оборотней и людей, или потому, что сам всегда был изгоем и узнал и полюбил Люпина без всяких условностей, просто за сам факт его существования, и ликантропия этот факт никак не могла изменить? Ответа на этот вопрос Гарри найти не мог, как ни пытался. Но точно знал, что о многих событиях свой жизни он старался просто не вспоминать, и не хотел бы снова услышать в свой адрес то, к чему привык с детства.