Чистокровный спектр (джен)

Без двадцати двенадцать Эдриан убрал инструменты, выровнял стопку бланков и, посмотрев на залитую солнцем улицу магического квартала Рио-де-Жанейро, вид на которую открывался из фальшивого окна, покинул портальное управление. В коридорах, в лифте и, разумеется, на подходах к залу номер десять ему встретилось немало знакомых, не все из которых ограничивались приветствиями. Было немного странно понимать, что большинство понятия не имеет о цели сегодняшнего заседания, в то время как он, совсем недавно получивший место судьи, в курсе дела, но просвещать их Эдриан не собирался.

Сигнал гонга возвестил полдень, когда многие места ещё оставались свободны. Губы так и норовили растянуться в злорадной усмешке при мысли о том, что будет твориться на следующем заседании — после того, как все судьи узнают о сути рассматриваемого вопроса.

Арчер хорошо поставленным голосом зачитал повестку, и в тишине под сотней удивлённых взглядов к трибуне вышла Амелия Боунс.

Эдриан слушал вполуха, рассматривая судей. Амелия зашла издалека, точнее, озвучивала волнующую её проблему — нарушение дисциплины, правил и законов ответственными за их соблюдение сотрудниками, так что можно было не ловить каждое её слово и понаблюдать за реакцией слушателей.

Сначала на лицах была скука, но с каждым следующим произнесённым словом увеличивалось напряжение. Постепенно появлялись подозрения, те перерастали в опасения, и вот уже никто не помышлял о полировке палочки или разглядывании потолка, не прошло и десяти минут, как на Амелии Боунс сошлись взгляды всех собравшихся в зале волшебников.

Сектор консерваторов оказался самым «знающим» и реагировал спокойно, нейтралы удивлялись, но сдержанно, а вот слегка поредевшая за последнее время партия Дамблдора едва справлялась с недовольством. Ропот нарастал постепенно, но в какой-то момент достиг того уровня, когда игнорировать его спикеру стало сложно, и Боунс выразительно откашлялась, прося тишины. На некоторое время судьи смолкли…

— Леди Боунс, — воспользовавшись едва заметной паузой, перебил Лонгботтом. — Прошу прощения, что прерываю, но не могли бы вы сократить вводную часть и перейти к главному. Чего вы хотите? Пересмотра всех дел, где фигурируют выявленные вами нарушители?

Послышались одобрительные комментарии, Амелия сбилась и чуть растерянно посмотрела в свои записи. Почти минуту она молчала, обвела взглядом ряды скамей, всматриваясь в лица судей, и, получив молчаливую поддержку в том числе от Нотта, громко, твёрдо и язвительно ответила:

— Это не вводная часть, лорд Лонгботтом. Мне, как заместителю начальника Департамента магического правопорядка, и, надеюсь, всем уважаемым судьям Визенгамота, не наплевать на попирание нами же устанавливаемых законов. Я требую разбирательства по каждому случаю нарушения. И да, в случае, если расследование выявит, что недобросовестные сотрудники вмешались в ход следствия и повлияли на приговоры по уже закрытым делам — пересмотра!

Волна возмущения могла бы смести менее уверенного в себе человека; даже в экранированном помещении зала, зачаровывавшемся как раз на то, чтобы уберечь от магического проявления недовольства обвиняемых, магическая мощь стольких сильных магов не могла быть поглощена камнями полностью. Пальцы Амелии, которыми она вцепилась в трибуну, побелели от напряжения, будто она пытаясь выстоять на штормовом ветру, но она не отступила.

— Вы считаете, что повторное следствие приведёт к иным результатам? — прокричала она, перекрывая гомон. — Считаете, что осуждённые не заслуживают назначенного наказания? — Лонгботтом буквально зарычал, и Боунс злорадно усмехнулась: — Тогда чего вы орёте? Если преступник виновен в том, в чём его обвиняли, его приговор не изменится!

Этот аргумент оказал влияние на многих, хотя недовольных осталось немало.

Про порядок в зале суда забыли, казалось, все. Бледный секретарь даже не пытался призывать судей к приличному поведению, и даже Дамблдор активно протестовал, позабыв о своей роли всепонимающего и всезнающего верховного чародея.

Эдриан обменялся взглядами с союзниками и перевёл внимание на других магов. На него смотрели с вопросами. Принц, чьи глаза не обещали спокойного вечера. Гамп, чья задумчивость грозила долгим разговором. Шафик, чьё лицо транслировало лёгкую обиду… Хорошо хоть Дамблдор и ему подобные не догадывались о причастности Нотта и потому не сверлили его гневными взглядами. Да уж, заподозрить, что Боунс могла быть с ним заодно… На это требовалось нечто гораздо большее, чем простая подозрительность.

Как Нотт и предполагал, заседание затянулось надолго, и если бы не пропущенный обеденный перерыв, продлилось бы ещё дольше, а так к четырём часам дня многие утратили запал и желание спорить. Соглашаться многие не хотели, но открыто голосовать против мало кто осмелился, в конце концов даже Лонгботтом поднял палочку, вынужденно соглашаясь, что справедливость для судьи Визенгамота не может быть пустым звуком. Почти единогласно судьи определили повестку на ближайшие месяцы, соглашаясь проигнорировать мелкие текущие вопросы ради права говорить, что в Магической Британии соблюдается закон.

Всё прошло даже лучше, чем можно было предположить; первый этап плана был успешно реализован… Но расслабляться явно не стоило.

Эдриан едва успел подняться, как почувствовал направленное на себя внимание. С ним хотели поговорить, обсудить произошедшее и узнать его мнение, и это было настолько неприятно, что неимоверно тянуло сбежать. Чего делать было однозначно нельзя.

Выручил Боул, всё прекрасно понявший и потому опередивший ближе других находившегося Гампа:

— Нотт, как насчёт поговорить? — достаточно громко, чтобы все заинтересованные услышали, окликнул он.

— Напиши мне, — так же громко ответил Эдриан, обращаясь совсем не к Карсону, но ко всем, кто ждал диалога, — сейчас неподходящее время.

Давление чужих взглядов тут же уменьшилось — маги признали, что эпистолярный жанр и беседа в приватной обстановке будет лучшим решением, нежели скомканный разговор в присутствии посторонних ушей, и ручей судей, двигавшихся на выход, стал плотнее.

Эдриан хотел было облегчённо выдохнуть, а потом понял, что это лишь отсрочка, и ему придётся не только прочитать предстоящий поток корреспонденции, но и, возможно, лично встретиться с теми, кто сейчас возжелал с ним побеседовать, и едва удержал лицо.

Репутация Малфоя нуждалась в скорейшем восстановлении!

* * *

Почти добежав до своего кабинета, сумев избежать разговоров благодаря длине ног и стремительности шага, Эдриан закрыл дверь и лишь тогда выдохнул с облегчением. Запретив себе обдумывать ситуацию в Визенгамоте, он выполнил одно из рекомендованных Принцем окклюменационных упражнений, очищая сознание, и до конца рабочего дня невозмутимо занимался своими непосредственными обязанностями, не думая ни о чём, кроме зачаровываемого в тот момент порт-ключа. И вплоть до перемещения в дом Принца так и не позволил себе лишних мыслей.

— Неужто предупредить о скандале такого масштаба — чересчур высокая цена, которую ты счёл не по карману старого лорда? — хмуро спросил Принц, с абсолютно прямой спиной сидящий с книгой на коленях перед камином.

— Огастус…

— Ты обидел меня недоверием.

— Я этого не хотел. — Оправдываться было бы глупо, но объясниться всё-таки стоило, хорошее отношение Принца было ценно, ради него можно было вытерпеть и худшее, чем пара неприятных минут. — Я не ожидал подобного размаха. — Без приглашения устраиваясь напротив хозяина, Эдриан просительно посмотрел на Принца. — Позволите рассказать?

— Всё? — хлестнул тот взглядом.

Внутри будто заледенело, но лгать Эдриан не решился.

— Всё я не смог бы рассказать, даже если бы захотел — тайны есть у всех, вам об этом известно лучше многих. Но что смогу — расскажу.

— Что ж, — не выглядя удовлетворённым, Принц всё же сменил гнев на милость и приглашающе кивнул в сторону мастерской, первым подавая пример и поднимаясь из кресла, — идём, скрасишь работу рассказом.

Небольшая отсрочка помогла настроиться и продумать, что и как говорить. Рассказывать всё Эдриан, разумеется, не собирался: не ждал от Принца подлянок, однако рисковать никто из заговорщиков не желал, а потому распространяться было недопустимо. Но кое-что он мог озвучить почти без опасений.

Сегодня Принц не принёс заготовки для амулетов, на столе лежали обычные камни, которые он одним движение палочки отправил в дальний шкаф, и Эдриан понял, что план работы поменялся на ходу.

— Думал поработать наконец с артефактами-ограничителями, — подтверждая догадку, сказал Принц, — но это требует сосредоточенности, а я хочу услышать твой рассказ. Так что займёмся амулетами — их ты уже можешь зачаровывать без особой концентрации.

Эдриан кивнул, и уже через минуту они принялись за работу. А ещё парой минут позже он приступил к повествованию.

После недавнего разговора с Кассиопеей это оказалось легко, тем более что Принц не был родственником кого-то из заключённых. Эдриан упомянул медальон, что Принц зачаровал по его просьбе, рассказал о злоключениях Милены Уизли… В общем, о мотивации он не солгал ни словом. И в завершении рассказа, не в качестве просьбы, но невольно перенимая люциевские манипулятивные техники, упомянул о необходимости обеспечить молчание несогласных.

Вряд ли Принц не понял, скорее был согласен посодействовать, потому что спокойно и без раздумываний назвал цену за артефакты.

— За пару дней сделаю, это несложно, — пожимая плечами, он не смотрел на напарника, сосредоточившись на наложении своей части чар на амулеты, с которыми уже закончил Нотт. — А как вы их передавать заключённым собираетесь? Я так понял, выходов на охрану у вас нет, а после сегодняшнего представления Боунс однозначно перекроет все ранее существовавшие пути.

— Это не должно стать проблемой, есть кому решить этот вопрос, — уклончиво ответил он. — Может, всё же займёмся тем, что вы и планировали на сегодня?

Огастус внимательно посмотрел ему в глаза и после недолгой паузы кивнул. Он получил ответы, а значит, больше ничто не мешало приступить к сложной работе.

* * *

Министерство, как и весь магический мир, бурлило. Коллинз снова манкировал обязанностями, тратя рабочее время на сплетни, но Эдриан притворялся, что ничего не замечает, — прислушивался. Когда они с Люциусом обсуждали, не мог ли Дамблдор заслать в управление своего шпиона, посодействовав какому-нибудь бывшему ученику, так и не придумали, как такого человека выявить. И хотя специально Эдриан ничего не предпринимал, присматриваться к подчинённым не забывал и до сегодняшнего дня так и не заподозрил кого-то конкретного. Но истинная натура лучше всего проявляется в стрессовых ситуациях, а грозящий пересмотр дел Пожирателей смерти многих задел за живое.

Больше всего подозрений вызывали семь новичков, пришедших в управление год назад. Все семеро неплохо себя проявили за прошедшее время, довольно успешно справляясь с обязанностями, ни один не выделился резкими высказываниями или странным поведением, но с другой стороны, за весь год не произошло ничего такого, что заставило бы сотрудников позабыть о субординации и демонстрировать свои политические взгляды при начальнике. Зато сейчас Эдриан из своего кабинета прекрасно слышал, какими словами подчинённые комментируют ситуацию и какие эпитеты используют для описание Пожирателей смерти.

Разумеется, негативное отношение, особенно с учётом проводимой Министерством и Дамблдором политики, ничего не означало. Пока не примешивался личный фактор.

Мойра Эджком, насколько помнил по досье Эдриан, не была магглорождённой, но и обширными родственными связями похвастать не могла — обычная ничем не примечательная волшебница. Иными словами, противостояние, называемое войной, её лично никак не коснулось. Но это лишь на первый взгляд, потому что звучащая в её словах ненависть должна была иметь под собой основание.

Когда спор в приёмной наконец стих и сотрудники разошлись по своим кабинетам, Эдриан прошёл в архив и внимательно просмотрел личное дело Мойры. Ничего важного не узнал, но понял, с чего начать проверку. Саму Мойру он не знал до её прихода в портальное управление в качестве соискателя на должность, но фамилия не зря показалась ему знакомой — Мейсон Эджком учился на курс младше на Гриффиндоре и был другом Фрэнка Лонгботтома, а это означало, что если миссис Эджком и не шпион Дамблдора, личных причин у неё может быть достаточно, чтобы проклясть любого Пожирателя смерти без долгих колебаний.

«Проверь Мейсона и Мойру Эджком», — написал он и замешкался, не зная, кому стоит адресовать записку. Люциусу или Берту? На младшекурсников они с Люцем никогда особо не обращали внимания, Берт — напротив, мог запомнить что-то важное. Хмыкнув, он дописал, что адресует вопрос обоим, и вернулся к работе. Шпионы или нет, а предстоящий пересмотр означал не только просиживание мантии на заседаниях Визенгамота, но и обеспечение всех выписанных ДМП повесток порт-ключами для свидетелей.

* * *

После суеты и шума Министерства дома хотелось окунуться в тишину и покой, но при наличие трёх весьма активных детей это было весьма затруднительно, а уж когда им на помощь в обеспечении весёлого хаоса приходили юные друзья, так тем более.

Едва Эдриан вышел из камина, его оглушил вопль. Машинально схватившись за палочку, он застыл, так и не выйдя из камина — Давина орала во всё горло, ей вторили Драко и Летиция, Маркус хлопал в ладоши и кричал что-то восторженное, а Теодор с ошалелой улыбкой просто парил посреди гостиной на недоступной для друзей высоте. Чуть в стороне стоял Эди и что-то втолковывал Лаки.

Убирать палочку Эдриан не стал, хотя не сомневался, что Лаки успеет подхватить Теодора, если тот вдруг упадёт. Он вообще не хотел мешать, но и уйти не мог — смотреть на сына, на его достижения было неимоверно приятно.

Занятия с миссис Блэк действовали на детей по-разному, и успехи после них у всех были разными, и хотя палочку никому из них ещё не давали, управлять стихийной магией это должно было научить.

Летиция, например, оказавшаяся ментально весьма уязвимой, научилась закрываться. Не полностью, разумеется, но и смутного понимания самой себя хватило, чтобы она наконец перестала рыдать по малейшему поводу или даже без оного. Нимфадора по-прежнему не могла контролировать свой метаморфизм, однако научилась принимать ту внешность, которую хотела. Пусть ненадолго, но и это было прогрессом. Эди не просто научился писать, читать и считать, но удивительно серьёзно для своего возраста заинтересовался артефакторикой и не упускал случая, чтобы наброситься с вопросами на редко появляющегося Берта или пришедшую забрать Летицию леди Блэк, что оба «учителя» воспринимали как благословение небес.

Хотя младшие дети не посещали занятий в доме Вальбурги, занятия старших сказались и на них. Теодор после каждого урока выспрашивал подробности и пытался повторить. Он сидел рядом с Эди, когда тот приступал к домашним заданиям, и старательно копировал всё, что бы брат ни делал. Писал буквы, учился считать и читать, и пусть пока успехи трёхлетки не могли быть значительными, они были. Даже Драко, для которого было слишком рано учиться — мальчику только в следующем месяце должно было исполниться три года, — и тот рисовал буквы.

И это уже не говоря о магии. Маркус и Лэнгстон, самые взрослые, успели узнать немало заклинаний, и хотя без палочки едва ли могли их наколдовать, показать младшим, как это делается, они уже могли, и нередки были случаи, когда дети умудрялись направить искрящееся в них волшебство тонким лучом и безо всякой палочки и произнесения заклинания вызвать свет, призвать игрушку, залить всё вокруг водой…

Зато Давина будто вовсе не посещала никаких занятий. Нет, она лишь немного уступала Эди во владении пером да и считала неплохо, но контролировать магию не могла. Если Эди непринуждённо призывал учебник, а Теодор, как сейчас, мог взлететь в воздух забавы ради, колдовство Давины было иным — чаще всего разрушительным. Никакого контроля, никакого дозирования силы, Давина, как вулкан, представляла собой опасность.

Появление Эдриана дети заметили не сразу, и он успел услышать в воплях вопрос, как у Тео это получилось, и Давинины завистливые интонации с тональностью «я тоже так хочу». Гордость за сына померкла перед опасениями за дочь.

«Кажется, одной миссис Блэк недостаточно», — смиренно вздохнул он, натянул на лицо улыбку и наконец двинулся к детскому саду.

5.10.21