The Lion's heart (гет)

Пошел восьмой год с тех пор, как Барсин с матерью, сестрой и двумя сыновьями поселилась в Айодхье. Древний священный город на востоке Индии приютил их и укрыл от козней врагов, хотя Барсин прекрасно понимала, что это лишь временное пристанище для ее семьи. Она любила этот город, но обстоятельства, которые вынудили ее поселиться здесь, персиянка предпочла бы забыть.

Семь лет назад Барсин плыла в Паураву с надеждой в сердце. После смерти Александра она потеряла способность плакать, и лишь воды Джелам могли помочь ей выпустить наружу поток невыплаканных слез. Ей хотелось поскорее добраться до Пауравы, увидеть Пуру и поведать ему свою боль. Барсин верила, что ее ноша перестанет быть такой тяжелой, когда он возьмет на себя ее часть, и говорила об этом своему еще не рожденному сыну. Ведь Пуру сам вырос вдали от родного дома, будучи наследным принцем; кто, как не он, смог бы понять ее, бежавшую царицу с царским ребенком?

Корабль проплывал мимо небольшого речного острова, когда в его борт вонзилась стрела с посланием. Оно гласило: «Царица Македонии Барсин, с прискорбием сообщаем, что нынче Паурава враждебна для вас и вашей семьи, так как находится под властью царя Таксилы Амбираджа и наместника Селевка. Вы должны оставить корабль и плыть к острову, на котором вас встретят и перенаправят в безопасное место». К письму прилагалась личная печать мудреца Чанакьи. Барсин побелела и выронила послание из рук.

— Барсин, что там написано? — встревожилась Статира, которая еще во время чтения поняла по лицу дочери, что стряслась какая-то беда.

— Да, Барсин, в чем дело? — волновалась Дрипетида. — На нас хотят напасть?

— Плохие новости, — хрипло ответила Барсин. — С Порусом что-то случилось. Его царство захвачено, он никогда бы не позволил этому произойти, если бы… был жив.

Три женщины поняли друг друга без слов. По их приказу с корабля на воду спустили лодку, и они поплыли к острову, следуя указанию Чанакьи. Он сам встретил их на берегу, с которого была выпущена стрела. Его серьезное лицо не выражало всех эмоций, но Барсин все прочла в его глазах.

— Чанакья, скажите нам, что произошло? — дрожащим голосом спросила она. — Что с Пуру?

— Махарадж Пурушоттама оставил этот мир, как и ваш муж, царица, — сообщил мудрец с великой скорбью. — Прошу, Барсин, пойдемте со мной.

Веря и не веря услышанному, Барсин повиновалась просьбе. Вместе они пришли в небольшой ашрам⁽¹⁾ в глубине острова и остановились возле бамбуковой хижины, вход в которую был завешан звериной шкурой.

— Зачем вы привели меня сюда, Чанакья? — недоумевала персиянка.

Он отдернул шкуру и жестом пригласил ее войти. Внутри стояла колыбель с грудным ребенком. Младенец лежал, завернутый в голубое одеяльце, и тихо, как-то несчастно попискивал. У Барсин до боли сжалось сердце.

— Кто этот ребенок?..

— Это Малайкету, наследный принц Пауравы. В день гибели его родителей один из моих учеников нашел его в водах Джелам и привез сюда.

— Какой ужас! — потрясенно прошептала Барсин. — Значит, Лачи…

— Махарани Лачи тоже была убита, — подтвердил Чанакья.

Барсин медленно подошла к колыбели и всмотрелась в пухлое смуглое личико младенца. Ее собственное горе вдруг перестало иметь значимость в сравнении с горем этого маленького невинного создания. Он был таким крохотным, беззащитным и одиноким, что Барсин твердо решила — отныне их судьбы будут связаны.

— Это невозможно! Какая чудовищная жестокость, — с негодованием покачала она головой, — оставить дитя без отца и матери!

— Увы, Барсин, человеческая слепота порой порождает безмерную жестокость, — сказал Чанакья. — Я возлагал надежды на нового правителя Таксилы, когда он еще был моим учеником, но теперь вижу, что махарадж Амби утвердился на порочном пути своего отца и даже превзошел его. Оставаться здесь небезопасно, поэтому я отправлю вас в Айодхью, где у меня есть надежные люди, которые о вас позаботятся.

Барсин бережно взяла ребенка на руки и прижала к груди. Он не испугался, не заплакал, напротив — притих и погрузился в крепкий сон. До этого момента она и не подозревала, сколько в ней чисто материнской нежности. Нет, Барсин уже тогда любила своего Геракла, но до того, как взять на руки Малайкету, она не могла себе представить, что значит быть матерью.

Эти двое мальчиков стали смыслом ее жизни. Они были разными, как день и ночь, но росли как братья, и никому из окружающих даже в голову не могло прийти, что их великие отцы когда-то вели между собой кровопролитную войну. Малайкету был подвижным, находчивым и острым на язык, он часто подначивал не по годам рассудительного, но вспыльчивого Геракла. Тем не менее, как бы ни ссорились названные братья, они всегда мирились и прибегали к ногам матери. Одной рукой Барсин благословляла золотистую голову родного сына, другой касалась черных прядей приемного. Она не делала между ними никаких различий и любила обоих, как когда-то любила их отцов — немного разной, но сильной и искренней любовью. Их черты Барсин видела в обоих детях и радовалась тому, что после всех злоключений судьба подарила ей счастье воспитывать наследников двух величайших мужчин, оставшихся не только в истории, но и в ее сердце. Счастье было бы полным, если бы не пара серьезных «но».

— Почему в жизни все так несправедливо? — спросила она однажды у Чанакьи, приехавшего навестить их. — Моя Персия по-прежнему изнывает под гнетом Селевка Никатора, а Паурава разорена и унижена предателем Амбикумаром. Ни Порус, ни Александр не хотели такой судьбы своим царствам. Неужели то, за что они боролись, погибло?

— Поколения сменяются, Барсин, — ответил мудрец, прохаживаясь с ней вдоль речной пристани. — Любым плодам нужно время, чтобы созреть, пока старые запасы гниют и приходят в негодность.

— Этого я и боюсь, ачарья, — призналась Барсин. — Я бы хотела, чтобы Геракл никогда не ступал на землю Македонии, но также я уверена, что сын Роксаны, который объявлен наследником, не позаботится о Персии так, как это мог бы сделать мой сын. Что касается Пауравы, мой долг перед Пуру — вырастить его сына и помочь ему вернуть то, что у него было незаконно отобрано. Однажды мне придется рассказать им обоим правду, и в тот день наша жизнь изменится навсегда.

С противоположного конца пристани вдруг послышались испуганные крики, и Барсин незамедлительно ринулась туда. Ее чуть не хватил удар из-за того, что она увидела: Геракл лежал на берегу весь мокрый и надсадно кашлял, выплевывая из легких воду, такой же мокрый с головы до ног Малайкету склонился над ним и усиленно давил ему на грудь, вокруг столпились переполошившиеся горожане.

— Геракл, сынок! — бросилась она к мальчику, подхватила его на руки и прижала к себе. — Что с тобой случилось?

— Мама! — тот обхватил ее шею ручонками, прильнув к материнской груди.

— Это я виноват, мама, — с покрасневшими от стыда ушами признался Малайкету. — Мы с Гераклом поспорили, кто из нас дольше продержится под водой, а ты ведь знаешь, как долго я могу не дышать. Я сразу увидел, что моему младшему брату стало плохо, и вытащил его из реки. Я же не могу позволить, чтобы с ним случилось что-то плохое!

— Малайкету! То, что я младше, не значит, что я слабее! — возмутился окончательно пришедший в себя Геракл. — Я и сам могу тебя спасти!

— Мальчики, я много раз говорила вам, чтобы вы не играли у воды, — строго сказала Барсин. — Больше вы сюда без моего надзора не придете!

— Но, ма-ама! — одновременно захныкали дети.

— Ничего не желаю слышать. Хорошо, что в этот раз все обошлось, но могло закончиться и хуже. Тогда мое сердце разбилось бы от горя, а вы ведь этого не хотите?

Геракл и Малайкету виновато замотали головами. Барсин присела на корточки и крепко обняла обоих.

— Больше всего на свете я не хочу потерять кого-нибудь из вас, — прошептала она. — Вы должны беречь себя и друг друга, обещайте мне это, хорошо?

Получив от сыновей клятвенные заверения, она отпустила их. Чанакья проницательно взглянул на нее и сказал:

— В тебе сейчас говорит мать, Барсин, а не царица. Каждый человек приходит на землю с определенной миссией. Их отцы выполнили свое предназначение, но однажды настанет черед сыновей совершить то, что уготовано для них судьбой.

Барсин выпрямилась и задумчиво устремила взгляд на священные для индийцев воды Гхагхары.

— Они все, что осталось у меня в жизни, ачарья. Я знаю, как никто другой, что любому счастью рано или поздно приходит конец. Придет день, когда я отпущу моих мальчиков навстречу их судьбе, а пока… пока я просто хочу быть счастливой.

1) Поселение отшельников.

Вернуться к тексту