The Lion's heart (гет)

В древнем зале шумел большой пир. Александр в царской ложе лениво наблюдал из-за наполовину прикрытых век за тем, как извиваются под восточную музыку вавилонские танцовщицы в расшитых бисером полупрозрачных одеждах. Он взял руку Барсин, в своих лучших драгоценностях сидевшей по правую сторону от него, и медленно, с упоением расцеловал. От смущения на ее смуглых щеках вспыхнул румянец — отчего-то она чувствовала себя так, словно он посадил ее себе на колени и поцеловал в губы при всех. Зная Александра, она подумала, что он вполне был способен это сделать, если бы не уважал ее так сильно.

— Тебе нравится праздник? — спросил он с обворожительной улыбкой.

— Праздник чудесный, — улыбнулась Барсин. — Я никогда прежде не бывала в Вавилоне и не знала, что здесь так красиво.

— Да. Но я бы предпочел сейчас остаться с тобой наедине, — сказал Александр, чем еще больше вогнал ее в краску. — Праздники для правителя это скорее обязанность, чем удовольствие, но это мои люди, я хочу, чтобы они разделили мою радость со мной. А ты, Барсин? Я хочу знать, счастлива ли ты.

— Вы и так это знаете, господин.

— Нет, — он чуть сильнее сжал ее руку и серьезно посмотрел в глаза. — Мне нужен твой ответ.

— Счастлива ли я? Как женщина, которая сначала потеряла все, а потом обрела в стократ больше, я знаю о счастье, как никто другой. Поверь, Александр, моя жизнь еще никогда не была такой полной, как сейчас. У меня есть уважение народа, любовь моего мужа, а теперь будет ребенок. О чем еще я могу мечтать?

Удовлетворенный ее словами, Александр встал и простер руку. Музыка, разговоры и смех смолкли в одну секунду. Золотая корона на его волосах мерцала отблесками свечей, он обвел гордым взглядом толпу пирующих и произнес к ним речь:

— Мои верные воины и подданные! Сегодня настал особый день в жизни Македонии. Сегодня Македония получила весть о своем будущем наследнике. Мой сын, который родится от благословенного союза с вашей царицей Барсин, продолжит дело своего отца и будет укреплять мощь Македонской империи и заботиться о ее людях. Его силе, храбрости и милосердию не будет равных, его имя золотыми буквами впишут на страницы истории. Его имя будет… — Александр сделал торжественную паузу. — Геракл!

Толпа возвеселилась. Барсин чувствовала себя невероятно гордой и счастливой, но приливу нежности суждено было резко смениться приступом тревоги. Сквозь шум и ликование она заметила, что Александр, всегда твердо стоявший на ногах, неловко покачнулся. Она тут же вскочила со своего места, чтобы поддержать его.

— Александр! Вам плохо, господин?..

Он встряхнул головой в попытке прийти в себя и через силу улыбнулся любимой. Кровь отхлынула от его лица, сделав его каким-то уставшим и болезненным.

— Все в порядке, Барсин. Должно быть, я слегка утомился. Я…

Его глаза закатились под веки, и он рухнул, как подрубленный. В зале раздались испуганные крики, императора мгновенно обступили со всех сторон — слуги, лекари, приближенные. Барсин отрезало от него этой людской волной, и сразу все вокруг померкло.

— Александр! — в ужасе кричала она, пытаясь прорваться к мужу. — Александр! Что с ним такое?

— Не извольте беспокоиться, ваше величество, — принялся успокаивать ее подоспевший главный лекарь. — Император нуждается во врачебном осмотре и отдыхе.

— Я могу быть с ним?

— Не стоит. О нем позаботятся, царица.

— Но…

Бесчувственного Александра подхватили на руки и понесли в покои, а Барсин осталась смотреть вслед этой тревожной процессии и горячо молилась о том, чтобы внезапная разлука не стала вечной.

* * *

Оборона крепости длилась не один день. Одному Богу известно, где Паурава находила силы сопротивляться, однако, каково бы ни было сопротивление, все понимали, что после поражения в генеральной битве шансы индийцев призрачны.

Барсин почти не покидала своего шатра. Видеть, как воины Александра штурмуют стены, с которыми ее так много связывало, было выше ее сил. Она вспоминала, как впервые увидела эти величественные синие башни с корабля, на котором плыла с отцом по реке Джелам. Вспоминала пристань, где их встречали с таким гостеприимством и радушием — а ведь планы ее отца были далеко не благими. Вспоминала главную площадь и ее яркие праздники, длинные дворцовые коридоры с барельефами, роскошное убранство тронного зала, уют гостевых покоев. Каждый угол в Паураве был дорог ей. Больно было думать о том, что все это вот-вот будет попрано и растоптано македонскими сапогами. Да что там говорить о стенах и залах — сама Барсин была как это несчастное, истерзанное и обескровленное, но не теряющее своего достоинства царство.

Оглушительный грохот, треск и победные крики солдат возвестили о том, что ворота все-таки пали. Сердце Барсин умылось кровью. Она знала, что Пуру внутри и будет сражаться до последнего вздоха, но минуты его сочтены. Ей было ужасно стыдно перед ним. Если бы она однажды не смалодушничала и не поддалась на шантаж Александра, вместе с Порусом они могли давно разбить его. Не было бы ничего этого: этих смертей, этого горя и поражения. И ее мук и позора тоже не было бы.

Непродолжительное время спустя воин, охранявший шатер, вошел внутрь с сообщением.

— Царица Барсин, — поклонился он, — император Александр желает видеть вас на главной дворцовой площади.

— Я никуда не пойду, — гордо вскинула голову Барсин. — Если император пожелает, он может вынести отсюда мой труп, но пока я жива, я не сойду с места.

— Царица, — смутился воин, — это очень важно. Армия Македонии покидает Паураву.

Глаза Барсин широко распахнулись от изумления.

— Что?! Это какая-то шутка?

— Нет, госпожа. Император помиловал царя Поруса и вернул ему его царство.

В полном смятении Барсин выбежала из шатра и направилась к сломанным городским воротам, благо крепость была рядом. Там, на площади, она застала удивительную картину: полсотни македонских воинов сложили оружие, следы крови на мостовой свидетельствовали о недавнем бое, однако сейчас никакого боя не было. Александр стоял в самом центре спиной к Барсин, но, угадав ее появление, обернулся и посмотрел на нее. Барсин замерла под его взглядом. Непонимание в ее глазах побудило Александра усмехнуться и отступить немного в сторону, как бы в доказательство того, что он ее не обманывает.

Прямо за ним стоял Пуру. Весь украшенный боевыми ранами, но счастливо и тепло улыбающийся. От радости персиянка потеряла голову и бросилась к нему, но вовремя остановилась — слишком много свидетелей было вокруг.

— Пуру! — пелена слез застилала ей глаза. — Я так рада, что ты в порядке! Но как… Что случилось?

— Я скажу тебе, что случилось, Барсин, — ответил за него Александр. — Своей храбростью Порус показал не только мне, но и всему миру пример того, как человек должен любить и ценить родную землю. Он заслужил править своим царством, и я не вправе отнимать у него трон.

Площадь заполнили крики ликования. Барсин растерянно смотрела на Александра, не понимая, как ей реагировать на его поступок. Словно ища поддержки у Пуру, она перевела взгляд на него и получила легкий, деликатный кивок одобрения.

После этого Барсин обратила внимание на Лачи: молодая царица Пауравы дружески улыбалась ей, стоя по правую руку от мужа. Нежно-голубое сари скрывало ее округлившийся живот, но вместо того чтобы порадоваться за счастье друзей, Барсин почувствовала щемящую грусть. Не потому, что ревновала, а потому, что между этими двоими была такая трогательная, нежная и чистая любовь, какой ей уже, наверное, не испытать никогда в жизни.

— Я рад снова видеть тебя, Барсин, — сказал Пуру, а затем взглянул на нее испытующе, как бы немного в шутку, но вместе с тем серьезно, и спросил тише: — Скажи мне, к тебе относятся с должным почтением? Никто не обижает тебя?

Барсин затравленно посмотрела на Александра и, глотая слезы, отрицательно покачала головой. Тот задумчиво усмехнулся и отвел глаза.

Их провожали как гостей: Александра, его мать, военачальников и, конечно, жену. Несмотря на общую радость, Барсин покидала Паураву с тяжелым сердцем, так как понимала, что ей вряд ли когда-нибудь еще придется посетить эту страну. Что-то важное оставалось позади, какая-то недосказанность осела камнем в душе. Впрочем, какое значение имели ее личные чувства, когда непостижимым чудом спасено целое царство?

На пути из Пауравы они сделали короткую остановку в Таксиле, чтобы Александр мог завершить оставшиеся в Индии дела. Служанки собрали вещи Барсин и ее семьи, когда Александр вошел в ее уже бывшие покои. Барсин испытала странное, но естественное смущение — она попросту не знала, как ей теперь вести себя с мужем и что ему говорить. Александр, как обычно, взял инициативу в свои руки.

— Я обещал тебе, — сказал он, — то, что произойдет, не оставит тебя равнодушной. И я вижу, что это так.

— Вы правы, — ответила Барсин, избегая смотреть ему в глаза. — Я очень удивилась вашему решению. Вы поступили достойно, это следует признать.

Александр подошел и непривычно мягко положил руки ей на плечи.

— В этот день я многое понял, Барсин. Не только Порус вызывает мое восхищение, но и ты.

— Я? — изумленно переспросила она.

— Да, Барсин, — искренне подтвердил Александр. — Столько испытаний выпало на твою долю, но ты всегда оставалась верной себе. То, что я считал строптивостью и неповиновением, было проявлением силы твоего духа. Ты женщина, однако стоишь десятка мужчин. Я восхищаюсь тобой и горько сожалею, что явился причиной твоих страданий. Но, — он неторопливо сместил ладони вниз с женских плеч и взял ее за руки, — если сейчас ты примешь мое покровительство и добрую дружбу, я сделаю все возможное, чтобы ты больше не чувствовала себя обделенной в чем-либо.

— Если бы это было так просто, ваше величество, — покачала головой Барсин. — Пропасть между нами слишком велика, чтобы ее можно было преодолеть одним прыжком.

— Понимаю. Я причинил тебе много боли, твое недоверие ко мне оправдано. Однако там, где нельзя перепрыгнуть пропасть, люди начинают возводить мосты, не так ли?

Барсин осторожно вынула руки из его больших ладоней и отошла в сторону. Глаза Александра не отпускали ее ни на секунду.

— Хотела бы я обладать таким же великодушием, каким обладают индийцы. После всего, что было, они простили вас от чистого сердца. Я не знаю больше никого в этом мире, кто был бы способен на такое.

Александр встал у нее за спиной. Его близкое присутствие заставляло Барсин волноваться — скорее, по привычке, чем по какой-либо реальной причине. Он заговорил с ней в доверительном тоне:

— Когда Порус задал тебе вопрос, я понял свою главную ошибку, Барсин. Я понял твое истинное отношение к нему. Все дело в том, что Порус был к тебе добр, а я — нет. Я пытался подчинить тебя себе с помощью силы и страха, но я не понимал, что сила и страх не порождают ни верности, ни уважения. Даже раба нельзя расположить к себе этим, что говорить о женщине?

— Удивительно слышать от вас такие слова.

— Если бы у меня был шанс, я дал бы тебе сотню поводов удивиться, Барсин. Ты узнала бы совсем другого Александра.

— Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить вас так, как это сделал Порус, — после короткого молчания проговорила Барсин, неловко хлопая ресницами. — Я слишком привыкла… ненавидеть вас. И все же я хочу, чтобы вы знали: мое уважение сегодня с вами, Александр.

— Я рад это слышать. Теперь, после того, как я завоевал твое уважение, я буду стремиться завоевать твою верность и в качестве подтверждения своих слов дам тебе то, чего никогда не давал прежде. Я дам тебе выбор. Ты можешь остаться со мной, Барсин. Можешь взять свою семью и вместе с моей матерью поехать в Македонию, чтобы ожидать там моего возвращения. И, наконец, ты можешь получить развод и вернуться в Персию. До конца жизни ты будешь защищена и обеспечена всем как царица, но при этом ты будешь свободна. Не торопись, Барсин, у тебя есть время подумать до завтра. Я хочу, чтобы твое решение было взвешенным и исходило от чистого сердца.

Сказав это, он повернулся и направился к выходу. Барсин в смятении смотрела ему вслед. Даже по прошествии лет она не могла сказать, что побудило ее в эту минуту остановить его.

— Александр!

Нога Александра застыла в шаге от порога спальни. Он обернулся и посмотрел на Барсин долгим, проникающим в самую душу взглядом. Огонек, мелькнувший в его глазах, дал ей понять, что он заранее знал, что она его остановит.

— Я… приняла решение, ваше величество.

— Ты хорошо его обдумала? Оно не должно быть поспешным. Сейчас ты решаешь свою судьбу, Барсин. От того, что ты выберешь, будет зависеть вся твоя дальнейшая жизнь.

— Я знаю, — твердо произнесла она. — Я не боюсь ответственности, которую повлекут за собой мои слова, я готова к ней. И я готова дать вам ответ.

Александр с волнением ждал. Безупречный стратег, на этот раз он не мог разгадать Барсин, и она впервые за долгое время почувствовала хозяйкой положения себя.

— И что же ты выбрала?..

— Я останусь с вами.

Радость на лице Александра развеяла последние сомнения Барсин в его искренности. Он подошел к ней и сделал то, чего никогда раньше не делал, — обнял ее. Барсин странно ощутила себя в его объятиях, как будто все происходит не с ней или не наяву.

— Я благодарен тебе за шанс исправить ошибки, — прошептал Александр. — Ты не пожалеешь о своем решении, Барсин.

Она несмело подняла руки и, упершись ладонями в его грудь, отстранилась, как бы проводя черту между ним и собой.

— Это пока еще всего лишь намерение быть верной вам, — напомнила персиянка. — Оно не означает, что я нахожусь в полной вашей власти.

— Да, Барсин, конечно. Конечно, — понимающе улыбнулся Александр. — Я не причиню тебе зла и не сделаю ничего против твоей воли. Ты примешь меня тогда, когда будешь готова это сделать, я не стану навязываться тебе.

— Скажите мне кое-что, — вдруг спросила Барсин, — когда вы собирались на штурм ворот, вы уже приняли решение заключить мир с Порусом и оставить Индию?

Выдержав многозначительную паузу, он принялся ходить по покоям неторопливым размеренным шагом.

— Все не так просто, Барсин. Да, я был готов отпустить Поруса и уйти. Думаю, эта готовность созрела уже давно, но мне всегда чего-то не хватало, чтобы претворить ее в действительность. Я ждал, когда Порус оступится, когда совершит нечто такое, после чего я мог бы сказать: «Вот, этот индиец ничем не отличается от прочих людей, его благородство напускное и фальшивое». Но этого не случилось. Точно таким же образом, — Александр повернул голову и посмотрел на жену влюбленным взглядом, — я давно втайне был очарован тобой. Твоя борьба, смелость и жертва, которую ты принесла ради спасения своей семьи, заслуживают большого уважения. С самого начала я желал, чтобы ты была на моей стороне, но также с самого начала я знал, что на моей стороне ты не будешь, и оттого обращался с тобой так жестоко. Я очень сожалею об этом, Барсин.

Напряжение последних нескольких дней дало о себе знать — эмоции взяли верх, и Барсин заплакала. Она стыдливо попыталась спрятать свои слезы от Александра, но тот развернул ее к себе за плечи и очень нежно и старательно вытер мокрое лицо рукой.

— Не стоит плакать, моя царица, — так непривычно ласково говорил он. — Я осушу твои слезы. Сегодня ты и я начинаем новую историю, которая прославится в веках. Она будет счастливой, Барсин. Твое имя будут знать как имя величайшей женщины в судьбе Александра, женщины, которая изменила его к лучшему.

— Мне не нужна громкая слава, ваше величество, — сказала Барсин, подняв на него прояснившиеся глаза. — Я хочу получить от вас только два обещания.

— Какие же? Ты можешь просить о чем угодно.

— Первое — уважение и безопасность для моей семьи. Второе — уважение и безопасность для моего народа.

Александр поднес ее руку к губам и клятвенно поцеловал.

— Обещаю, пока я жив, твоя семья и твой народ находятся под моей защитой. Никто и ничто не сможет навредить им.

Барсин оттаяла и робко улыбнулась:

— Теперь я спокойна.

— Твоя улыбка так прекрасна, — зачарованно произнес Александр, очертив пальцами овал ее лица. — Я хочу видеть еще тысячи твоих улыбок, Барсин. Не имеет значения, как начинался наш с тобой путь, важно лишь то, как мы пойдем по нему дальше, ты согласна со мной?

Его большие глаза гипнотизировали Барсин. До сих пор она испытывала лишь страх и отвращение, глядя в них, но теперь мутное стекло вражды не заслоняло ее взора, и она могла разглядеть то, чего не видела раньше. Этого Александра Барсин не знала, ей только предстояло его узнать, и потому она смело вложила свою руку в его. На этот раз добровольно и по зову сердца.