The Lion's heart (гет)

Весь Вавилон поднялся на уши — император Александр тяжело заболел. В его покои то и дело бегали слуги и лекари с тазами кипяченой воды, снадобьями и припарками, снаружи стояла стража и никого, кроме них, не впускала. Барсин сходила с ума в безвестности; ей никто ничего не докладывал, никто толком ничего не объяснял. Все были так обеспокоены состоянием Александра, что оставили ее один на один со своей бедой, но она не бросала попыток добиться правды и прорваться к мужу.

— Почему я не могу войти? Что с моим мужем? Он пришел в себя? — расспрашивала она придворного врача, пойманного возле дверей.

— Царица, мы делаем все, что в наших силах, — заверил ее тот.

Барсин хотелось топнуть ногой с досады. Ведь не за слабоумную же, в конце концов, ее здесь принимают?

— Я хочу видеть его. Сейчас.

— Боюсь, это невозможно, царица.

— Почему?! Что вы скрываете от меня?

Врач виновато опустил глаза.

— Мы предполагаем, что это тиф, госпожа.

— Тиф! — с ужасом воскликнула Барсин. Она еще помнила, в каких муках недавно скончался от этой болезни Гефестион. — Но ведь… ведь можно же что-то сделать! Пожалуйста, позвольте мне навестить его!

— Простите, я не могу этого позволить. Вам следует беречь себя в вашем положении.

Барсин с усилием сглотнула вставший в горле комок слез. Беспомощность. Она так ненавидела чувствовать беспомощность.

— Хотя бы ненадолго! — взмолилась она. — Пожалуйста. Поймите, я не могу оставить его одного.

Лекарь скрепя сердце дал добро, и ее пропустили в покои. Лихорадка свалила Александра с ног, сделала из сильного воина немощного больного. Желтовато-бледная кожа, покрытый испариной лоб, черные круги под глазами — он был так не похож на себя, крепкого и преисполненного жизни, но это все еще был он. Какая-то часть сознания Барсин отказывалась верить в увиденное, другая настойчиво и безжалостно шептала: это конец. На подкашивающихся ногах она подошла к его одру и, собрав воедино все душевные силы, позвала очень нежно:

— Александр!

Он пошевелился на звук ее голоса, разлепил отяжелевшие веки и взглянул на нее мутными от болезни глазами.

— Барсин!.. — слабо улыбнулся Александр.

— Я здесь, господин! Я с вами.

— Барсин… Я умираю.

— Нет! — горячо замотала головой Барсин. — Нет, это не правда, вы не умрете! Вас вылечат!

Его белые зубы сверкнули в горькой усмешке.

— Барсин, любой воин легко узнает приближение смерти. Послушай… я хотел тебе сказать…

Вдруг лицо императора скривилось от боли, он закричал, схватившись за живот. Вокруг все забегали, засуетились, лекарь попытался оттеснить Барсин к дверям:

— Ваше величество, вам лучше уйти!

— Нет! — задыхаясь от острого приступа, воспротивился Александр и потянул к ней руку. — Барсин!

Барсин наплевала на все предостережения, схватила обеими руками его кисть и прижала к сердцу.

— Я с тобой, Александр! Пожалуйста, сражайся ради меня, — говорила она, заливаясь слезами. — Ты лучший воин в мире, ты непобедим, прошу, сражайся ради меня и нашего ребенка!

Боль немного отступила, и Александр коротко, устало выдохнул.

— Моя Барсин… Я умираю и уже не могу защищать тебя. Послушай, ты должна бежать как можно скорее.

— Что?.. — удивилась персиянка. — Куда бежать?

— В Паураву. Порус единственный человек, которому я могу доверить твою безопасность и безопасность нашего сына.

— Что вы такое говорите, любимый! — сердобольно гладила она его по взмокшим от жара волосам.

— Я говорю правду, Барсин. Ты не представляешь, какими жестокими бывают люди на пути к власти. За все однажды приходит расплата, ты видишь? У роз… есть шипы. Шипы…

Он все сильнее впадал в забытье и начинал бормотать какую-то бессмыслицу. Барсин, следуя примеру врачей, принялась усердно растирать его ладонь и пальцы.

— Александр, приди в себя! Ты не можешь уйти вот так!

— Барсин! — его взгляд снова обрел осмысленность, и в нем появился настоящий страх. — Тебе нельзя в Македонию одной. Обещай, что отправишься в Паураву сразу после моей смерти!

— Александр…

— Обещай!

Не в силах произнести такое обещание вслух, Барсин уверительно кивнула. На запекшихся губах Александра появилась еще одна улыбка.

— Теперь я могу спокойно уйти. Порус однажды сказал, что я оставлю Индию с пустыми руками. Смотри: человек, завоевавший мир, покидает его с пустыми руками.

— Нет, мой господин! Где бы вы ни были, в этом мире или в том, с вами всегда будет моя любовь.

Александр посмотрел на нее полным нежности и признательности прощальным взглядом.

— Барсин… Я приобрел много сокровищ на своем пути, но ты была лучшим из них. Прости, что разрушил твою жизнь.

Он снова впал в беспамятство, которое чередовалось с короткими минутами просветлений еще несколько дней. Умер он не на глазах Барсин; птица их счастья рухнула камнем вниз и разбилась, не успев набрать высоты.

Пока готовилась траурная церемония, Барсин сидела в покоях в полном онемении чувств. Единственное, что придавало смысл ее дальнейшему существованию — это ребенок Александра под сердцем. Ради него она не имела права сдаваться.

— Барсин, дочка, я знаю, как тебе сейчас тяжело, — пыталась утешить ее Статира. — Я знаю, каково терять мужа. Александр умер, но…

— Александр не умер.

Мать и сестра посмотрели на Барсин с недоумением и легким испугом — после пережитого ею неудивительно было повредиться рассудком.

— Что ты говоришь, Барсин! — пробормотала Дрипетида.

— Я говорю правду. Александр не умер, его убили. Тот, кто сделал это, не остановится. Его следующая цель — я и мой ребенок.

— Почему ты так решила?

— Не спрашивай меня, Дрипетида. Я знаю, что это так.

— Предположим, что ты права, Барсин, — сказала Статира. — Но что нам делать в таком случае?

Барсин встала и подошла к окну, за которым приготовляли путь для похоронной процессии. Перед смертью Александр велел усыпать его золотом и драгоценными камнями из своей сокровищницы, чтобы все видели, что земные сокровища это всего лишь пыль под ногами. С минуты на минуту из дворца должны были вынести гроб с его телом, чтобы повезти в Македонию со всеми почестями. Золото и камни переливались на солнце, но их блеск еще никогда не навевал столько печали на тех, кто его видел.

— Сейчас не время для скорби, мама, — тускло проговорила Барсин. — Если мы хотим спастись, нам нужно немедленно отправляться в Паураву.

* * *

Барсин осторожно вошла в полутемный шатер. Всего несколько часов назад последний ком земли был брошен на могилу Гефестиона, а еще вчера в это время он задыхался в агонии, перестав узнавать кого-либо. Не то чтобы Барсин очень потрясла его смерть, но страдания Александра, потерявшего своего лучшего друга, не могли оставить ее равнодушной. Он сидел спиной к входу, сутулый от горя. Она старалась ступать тихо, но он сразу почувствовал ее присутствие и завертел головой, словно слепец, оставшийся без поводыря.

— Барсин! Это ты, Барсин?

— Да, Александр, — ответила она и вышла из тени. — Я пришла узнать, как вы.

— Подойди ко мне, Барсин!

Барсин выполнила его просьбу. Александр судорожно схватил ее тонкую руку, как утопающий хватается за брошенную ему ветку, и прижал к себе. Она впервые видела его таким искренним, несчастным, уязвимым и… человечным. Его сердце вовсе не было каменным, как ей всегда казалось, и сейчас он открывал его ей. Открывал очень доверчиво, как-то по-детски, не боясь получить удар кинжалом в грудь.

— Побудь со мной! Не оставляй меня одного.

— Нет, я не уйду, — как можно мягче сказала Барсин. — Я буду здесь, пока вам не станет немного легче.

Некоторое время Александр молчал, неподвижно глядя перед собой в полумрак.

— Мне страшно, Барсин, — вдруг произнес он. — Смерть больше десяти лет ходит рядом со мной, и я думал, что умею не обращать на нее внимания. Но никогда… никогда еще она не подбиралась так близко. Оказывается, я слаб, Барсин. За столько лет войн и сражений я не научился справляться с этим.

— Это пройдет, господин. Когда теряешь кого-то, поначалу всегда кажется, что мир рухнул.

Александр взметнул на нее воспаленный взгляд. В нем было столько жара и немой мольбы, что у Барсин перехватило дух.

— Барсин, ты не оставишь меня?

Сглотнув, она отрицательно мотнула головой. Он протянул к ней руки и прильнул, как дитя. Барсин неуверенно занесла ладонь над его макушкой, а затем опустила на взлохмаченную копну золотых волос и провела сверху вниз — раз, другой… А потом это стало просто и естественно: то, как она его гладила, как он прижался головой к ее животу и обхватил руками за бедра. Словно ничего другого в их жизни никогда и не было.