The Lion's heart (гет)

К суетливой походной жизни невозможно было привыкнуть. Ночевки в шатрах посреди лесов, дневная жара, дорожная пыль и москиты, окрики солдат и погоняющих и, конечно, купание в реках. В целом, Барсин не жаловалась, но воспоминание о роскошной купальне во дворце Персеполя иногда навевало легкую грусть. Она разделась до короткой туники и аккуратно попробовала босой ногой воду, после чего вошла в реку по пояс и начала свое омовение. Теплые струйки воды приятно ласкали кожу и освежали голову после страшного сна, приснившегося Барсин накануне. В нем Александр верхом на своем Буцефале, которого он не так давно потерял, исчезал в песчаной буре, и сколько бы Барсин ни звала его, сколько бы ни пыталась отыскать в этой смертоносной мгле, у нее ничего не получалось.

Некоторое время спустя она почувствовала, что за ней наблюдают, и улыбнулась. Александр даже не пытался прятаться — он стоял на берегу и с нескрываемым удовольствием любовался женой.

— Зачем вы стоите здесь, господин? — спросила персиянка, скрутив мокрые волосы в узел.

— Слежу, чтобы тебе ничего не угрожало, Барсин, — с улыбкой ответил Александр. — В этих местах водятся крокодилы.

— В таком случае, я не завидую крокодилу, который осмелился бы на меня напасть.

Барсин вышла из воды, словно Афродита. Александр однажды сравнил ее с этой греческой богиней, а она до сих пор не могла привыкнуть к его обожающему взгляду, скользившему по ее полуобнаженной фигуре. Однако в этот раз он зорко усмотрел беспокойство, царившее в ее душе.

— Что с тобой, Барсин? Ты выглядишь встревоженной.

— Ничего такого, — ответила она, промокая кожу махровым персидским полотенцем. — Просто я видела сон. Ночной кошмар.

— Какой сон? — заинтересовался Александр.

— Это… — Барсин в смятении опустила взгляд. — Это касается вас, господин.

— Я внимательно тебя слушаю.

— Просто… была песчаная буря, и вы поехали прямиком в нее. Мне стало так страшно за вас, я звала вас, но вы не слышали. Вы исчезли.

— И что же? — Александр с проницательной улыбкой посмотрел ей в глаза.

— Я посчитала это дурным знаком.

— Иди сюда, Барсин, — вздохнул он и заключил ее, мокрую после купания, в свои крепкие объятья. Барсин охотно прильнула к его груди. — Сны, пророчества — они ничего не значат. Я знаю, о чем говорю. Когда-то оракул из Дельф предсказала моей матери, что я не вернусь назад, если достигну Индии. Она также сделала предсказание, что в Индии меня ожидает роковая встреча с человеком, которому суждено меня остановить.

— В самом деле?.. — нахмурилась Барсин, пряча лицо у него на плече.

— Как видишь, оракул ошибалась, и я доказал это. Хотя, признаюсь, то пророчество привело меня в ярость и в некотором смысле сделало безумным. Как бы то ни было, я сам хозяин своей судьбы, Барсин. Взгляни на своего мужа — в стольких битвах ни одно оружие, будь то меч, копье или стрела, не уязвило его настолько, чтобы он понес хоть сколько-нибудь значимый урон. Я сын бога. Если ни меч, ни яд не могут мне навредить, стоит ли бояться простого сна?

— Александр…

— Твое беспокойство обо мне дает надежду, что скоро я услышу те слова, которых так жду от тебя, Барсин, — довольно заметил он. — Улыбнись, мы уже почти достигли Вавилона.

* * *

Барсин открыла глаза и несколько мгновений пустым взглядом блуждала по орнаменту потолка своих покоев. Последнее, что она помнила, это то, как она истекала кровью, как напуганная Дрипетида кричала и звала на помощь. Еще до того, как облечь свою мысль в словесную форму, Барсин таинственным образом почувствовала пустоту в своем чреве и все поняла. Едва зародившаяся внутри нее жизнь оборвалась так же быстро и нелепо, и она испытала облегчение, как будто само Провидение избавило ее от муки быть матерью нежеланного и нелюбимого дитя.

— Барсин, слава Богу! — услышала она радостный голос матери.

— Барсин, ты пришла в себя! — улыбаясь, вторила Дрипетида.

Вдвоем они помогли ей приподняться на подушках. Барсин поморщилась и взялась рукой за отяжелевшую голову. Все тело было словно тряпичное и плохо ее слушалось.

— Сколько времени прошло? — спросила она.

— Почти сутки, — ответила Статира. — Мы молились каждую минуту, чтобы ты пришла в себя.

— Да, Барсин. Мы ужасно за тебя испугались.

— Я… — Барсин облизнула сухие губы, чтобы продолжить: — Ребенок. Я потеряла его?

— Да, дочка. Бог милостив, он не мог допустить, чтобы твои страдания умножились.

— Ты не представляешь, что сделал Александр! — воскликнула Дрипетида. — Он отослал Роксану в Македонию из-за того, что она сделала!

— В самом деле? — удивилась Барсин.

— Никто не ожидал этого. Царица Олимпия пыталась его отговорить, но Александр не хочет ничего слышать. Роксана была так унижена! Если бы ты не была больна, я бы непременно вышла посмотреть, с каким лицом она уезжала из Таксилы. Роксана думала, что любовь Александра делает ее особенной, но она так и не поняла одну важную вещь: такие, как он, не способны любить никого.

— Дрипетида, не нужно утомлять Барсин разговорами, — осадила младшую дочь Статира. — Она должна отдыхать и восстанавливать силы. Сейчас я позову лекаря, чтобы он осмотрел ее.

Лекарь явился быстро и заверил пациентку и ее родных, что всякая опасность миновала и скоро царица пойдет на поправку. Не прошло и получаса после его визита, как покои Барсин снова посетили. На этот раз — Гефестион.

— Император Александр рад вашему выздоровлению, царица, — слегка поклонившись, доложил он. — Он хочет видеть вас сегодня вечером у себя в покоях, поэтому будьте готовы.

Три персидские женщины напряженно переглянулись между собой.

— Но, господин, Барсин еще не окрепла, — возразила Статира. — Она не может принять приглашение императора.

— Нет, я приду, — сказала Барсин к великому удивлению матери и сестры. — Передай это императору, Гефестион.

На лице Гефестиона промелькнула еле заметная ухмылка. Он отвесил поклон и размашистым шагом удалился. Статира обеспокоилась:

— Барсин, что ты делаешь? Не нужно было соглашаться!

— Пусть это поскорее закончится, мама, — бесцветным голосом ответила Барсин. — Мне нужно знать, чего Александр хочет от меня на этот раз. Дрипетида, у тебя еще остался тот яд?

— Барсин! — ужаснулась Дрипетида.

— Не бойся, я не буду применять его без крайней нужды. Но если Александр только попытается дотронуться до меня, я выпью этот яд быстрее, чем он успеет что-нибудь понять. Во второй раз я этого просто не переживу.

Мать сквозь слезы улыбнулась ей печальной улыбкой и погладила по щеке.

— Мужайся, моя девочка. Помни, что честь и доброе имя дороже всего.

Барсин поцеловала ее руку и приложила ко лбу, испрашивая материнского благословения. Внутренне она была готова к смерти; единственное, о чем она жалела, это о том, что ей не придется увидеть победу Поруса, равно как и поражение Александра. И если уж ей не хватило духу принести жертву во имя этой победы раньше, она охотно пожертвует сейчас. Собой.

Часы текли невыносимо медленно, но вот уже на горы начали опускаться сумерки, из сада, что под дворцовыми окнами, ушла душная дневная жара. Барсин держала спину ровно, хотя ей все еще трудно было даже сидеть от слабости. Служанки привели ее в порядок, расчесали и завили волосы, одели в чистое платье, подали драгоценности. Когда приготовления были закончены, Барсин встала и обреченно посмотрелась в зеркало. От прежней Барсин, гордой красавицы, пышущей жизнью, осталась одна тень. «Если моим мучениям суждено закончиться сегодня, — подумала она, — так тому и быть». С этой мыслью, сжав в руке флакончик с ядом, она отправилась к Александру.

Он явно ждал ее прихода. В покоях был накрыт богатый стол с ужином на двоих, и одно место пока пустовало. Увидев, что Барсин пришла, Александр прекратил увлеченную беседу с Гефестионом и посмотрел на нее долгим въедливым взглядом.

— Я рад, что тебе стало лучше, Барсин, — сказал он серьезно, но с уловимой насмешкой в голосе. — Прошу, поужинай со мной.

Ноги Барсин словно приросли к полу. Она не находила в себе сил сделать ни шагу, а вместе с ногами ей отказал и язык.

— Вы слышали, что сказал император, царица? — спросил Гефестион, недовольный отсутствием ее реакции.

Александр изящным жестом велел ему не вмешиваться.

— Что такое, Барсин? Ты не голодна? Может быть, тебе не по душе мое общество?

Она наконец отмерла и с опущенной головой проследовала к столу, по-прежнему не говоря ни слова. Александр переглянулся с другом.

— Оставь нас, Гефестион, — сказал он и обратился к Барсин: — Можешь мне не верить, однако я совершенно искренен.

Барсин метнула на него осторожный взгляд из-под густых темных ресниц. Она была уверена, что он смеется над ее горем и пользуется ее уязвимостью, осталось только понять, с какой целью. Ведь Александр ничего не делает просто так.

— Ты все еще молчишь, — он подал знак слуге, чтобы Барсин налили вина. — Я могу тебя понять. Прямо сейчас ты гадаешь, зачем я позвал тебя, и поэтому тебя так сковало страхом.

— Это правда, — неожиданно призналась Барсин. — Не знаю, для чего на этот раз, но я нужна вам.

Губы Александра тронула самодовольная улыбка.

— Приятно, когда тебя понимают с полуслова. И все же твои догадки не совсем верны, Барсин. Ты можешь не прятать от меня яд — уверяю, у тебя не будет повода использовать его.

Она медленно достала из-под стола руку, разжала ее и поставила флакон с ядом на стол — так, чтобы он стоял в безопасном месте и в случае необходимости оказался под рукой. Александр удовлетворенно кивнул.

— Кажется, мы только что совершили первый шаг на пути к доверию. Мне это нравится. Возможно, тебя это удивит, но я считаю, что нам с тобой пора оставить разногласия в прошлом.

Барсин от удивления широко распахнула глаза. Она не понимала, какую игру ведет Александр, но эта игра определенно заставляла ее нервничать.

— Почему вы вдруг заговорили об этом? — спросила она.

— Видишь ли, — он потянулся рукой к подносу с фруктами и взял яблоко, — прошедшие сутки заставили меня о многом задуматься. Например, о том, как много значит такая вещь, как точка зрения. Допустим, ты, Барсин. Мне известно, что ты презирала Индию и все индийское, когда впервые приехала сюда с отцом. Так что же переменило твое отношение? Почему ты так сочувствуешь индийцам сейчас?

— К чему эти вопросы? — Барсин хлопала ресницами, упорно отводя взгляд.

— Ты можешь не отвечать, ответ я знаю сам. Это все Порус. Твое восхищение им так велико, что оно слепит тебе глаза, и ты не видишь очевидного — ему никогда не одержать надо мной победы. Но вместо того, чтобы принять эту простую истину, ты продолжаешь стоять на своем, и в конечном итоге единственное, что стоит между нами, — Александр взял нож и принялся методично чистить яблоко, которое держал в руках, — единственный, кто стоит между нами, это Порус.

— Вы ошибаетесь. Я очень уважаю Поруса и за многое ему благодарна, однако для меня как для принцессы Персии нет ничего дороже чести и безопасности моего народа.

— Это тоже неправда, — вальяжно возразил Александр. — Ты доказала, Барсин, что личные привязанности значат для тебя больше, чем благо народа.

— Вам легко судить! — осмелев, вознегодовала Барсин. — Вам, мужчинам, никогда не понять, что чувствуют женщины, вы не знаете, что значит быть в зависимом и уязвимом положении, когда даже царская корона не спасает от жестокости! Вы не знаете, каково это, когда за вас все решают, когда вы не вправе распоряжаться своей судьбой! Не стоит судить о моих чувствах, император. Вам все равно никогда их не понять.

От показного благодушия Александра не осталось и следа. Его ястребиный взгляд уперся в Барсин, заставив ее похолодеть изнутри. Он встал нарочито медленно, обогнул стол и наклонился к ней. Барсин толком некуда было отпрянуть, и она просто вжалась в спинку кресла.

— Хорошо, — проговорил Александр угрожающе тихо. — Если ты считаешь, что я не могу понять твоих чувств, потому что ты женщина, я буду говорить о них как мужчина. Знаешь ли ты, что твой Порус ни капли не дорожит тобой? Если бы он дорожил, то не позволил бы случиться тому, что с тобой случилось. Он отправил тебя в Персию, прекрасно зная, какой опасности ты подвергнешься. Будь он немного умнее, он бы опередил меня и женился на тебе, но Порус слишком правильный для этого. Он не может жениться на девушке, которую не любит, даже ради блага своей родины, о котором так много разглагольствует. Видишь, Барсин? Я заставил тебя взглянуть на ситуацию с другой точки зрения, и вот уже в твоих глазах появились слезы.

Он оттопырил большой палец и поднес к лицу Барсин, намереваясь вытереть предательски выступившие в уголках глаз слезинки, но она отвернула голову с выражением глубокого отвращения. Рука Александра застыла в воздухе. Он с хрустом сжал пальцы в кулак.

— Можешь звать Поруса в своих ночных кошмарах сколько угодно, — зло процедил он. — Он больше никогда не придет за тобой. И не потому, что не может, а потому, что не хочет.

Александр оставил на пустой тарелке перед Барсин очищенное от кожуры яблоко и воткнул рядом нож с такой силой, что тот задрожал. После этого он, не оборачиваясь, ушел прочь.