Эра и радости отдыха (джен)

15 февраля 1990

Альбус впился зубами в больше не успокаивавшую его лимонную дольку, с ненавистью глядя перед собой. Вот он сидел в кабинете директора, который с легкостью передала ему Минерва, на стенах перешептывались портреты, а на жердочке чистил перья феникс. Казалось бы, что еще нужно для счастья? О, это просто: ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ!

Помимо стола со стулом, фениксового насеста, портретов меча и Шляпы в помещении не было ровным счетом ничего. Прошло уже полтора месяца, а он так и не сумел открыть артефакт-хранилище со всеми своими вещами. Можно было, конечно, написать вежливое письмо для мисс Картарен с просьбой помочь, но не после всех прошедших судов.

Заместитель директора глотнул чай и утомленно прикрыл глаза. Артефакторика никогда не была одной из его сильных сторон, и это хранилище, оставленное Картарен, оказалось ну просто никак не вскрыть! Просить о таком профессора артефакторики ему тоже было противно, так что Альбус продолжал биться над этой проблемой, сидя в кажущемся ему голым кабинете.

Подумать только, еще совсем недавно он думал, что после возвращения все останется по-старому! А вместо этого сначала раз за разом проигрывал в Визенгамоте, затем потерял два ключевых поста, ну и дальше неприятности набирали силу, собираясь как снежный ком.

Каждое утро в его покоях звучала жуткая музыка, которую никак не получалось отключить. Когда же Дамблдор спросил об этом у Минервы, та посмотрела на него с удивлением. С ее слов, это была часть давнего розыгрыша, но после вмешательства американки подобная побудка работала лишь в комнатах студентов.

Эта же девчонка, едва достигшая совершеннолетия, как-то умудрилась сделать так, что ни одно ее новшество, кроме некоторых декоративных, отменить не удавалось. Строгая шкала по набору и уменьшению факультетских баллов, новые предметы, дополнительные занятия, отработки, стипендии — все это было удивительно гармонично подстроено под устав школы и действующие законы, что любое его действие будет куда более неправомерным. Наложенные на замок и территорию чары комфорта, равно как и защиту, тоже нельзя было удалить или изменить. Картарен оставила ему доступ к ним, но Альбус ничего сделать не смог.

Студенты тоже вышли из-под контроля. Четверо первокурсников сводили с ума всю школу, но ему доставалось в особенности. Стоило подойти к любой лестнице — та начинала скользить, словно покрываясь маслом. Когда Дамблдор заходил в Большой зал, его мантия покрывалась мелкими желтыми перышками и периодически кукарекала все то время, что он ел. На него периодически что-то падало, бумаги перемешивались. В общем, чтобы он не делал, его во всем преследовали неудачи. Это невероятно выводило из себя.

Приори инкантатем не дало результатов, а никак иначе он не мог доказать причастность к происходившему близнецов Уизли и двойняшек Моро. Даже об этой четверке Альбусу стало известно только благодаря Минерве и тому, что они уже безобразничали раньше. Почему? О, да просто они были не единственными в Хогвартсе, кто отказывался ему подчиняться.

Приведений осталось всего шестеро, одним из которых был Пивз. Дамблдор так и не понял, что у них с той девчонкой произошло, но призраки ее боялись, как Страшного суда. Как же можно так устрашить мертвых? Сам он, увы, некромантом не был, а значит, не мог их изгнать.

Домовики заключили какой-то очень специфический контракт с американкой, который — угадайте, что? — правильно, никто не мог отменить, пока срок его действия не выйдет. А-а-а-а-а-р-р-рх! Школьные слуги внезапно стали очень самостоятельными: у них появились свои лидеры, которые его, Альбуса, ни во что не ставили! Да, приказы они были вынуждены исполнять, но не единожды ему приходилось ломать голову над тем, чтобы приказ был невероятно точным. Без этого результат всегда выходил противоположным задуманному.

Даже портреты! Они были обязаны служить ему, ведь один из прежних директоров обработал их холсты и рамки специальным заклинанием и зельем, но… Выяснилось, что при ремонте все картины реставрировали, убирая лишнее с холста и заменяя рамы. К слову, за это мелкие предатели были чертовски благодарны звездно-полосатой паршивке и вызывающе хранили молчание.

Альбус словно ослеп и оглох. Чтобы хоть как-то держать руку на пульсе, приходилось чаще выходить из своей башни, ну а за ее пределами его уже подстерегали шутники.

Новые профессора тоже доставляли хлопот: они были профессионалами. Давно на его памяти образование в Хогвартсе не было столь высокого уровня. Особенно историк, который, в отличие от Бинса, действительно вел занятия и освещал все стороны исторических событий, позволяя детям думать и делать выводы. Им было наплевать на заслуги и регалии не по чину деятельного замдиректора, часть которых уже канула в небытие. Стоило заикнуться о каких-то изменениях учебного плана или дополнительной работе, например, о патрулировании школы в комендантский час, как эти сволочи немедленно доставали свои контракты, в которых список обязанностей был четко прописан.

Хуже этого, казалось, быть не может, но потом профессионализмом неожиданно заразились и Флитвик, и Помфри, а еще Стебль, Вектор, Синистра, Баблинг, Граббли-Дерг и даже Снейп. Они безукоризненно четко следовали контрактам, чтобы потом с удивленно распахнутыми глазами потыкать Альбуса носом в пункт об обязательном свободном времени, которое при том же было желательно проводить вне территории школы, хоть это и по желанию.

Закрепленный магией правильно составленный контракт на работу превосходил по силе любые личные обязательства, и, к сожалению, американка в контрактах разбиралась. Вряд ли составляла сама, но все же теперь, как бы Дамблдор не хотел, чтобы Северус продолжал осматривать школу по ночам и варить зелья для него или Больничного крыла, принудить его к этому не удавалось.

В общем, одна лишь Минерва радовала своим постоянством. В первой части учебного года ее полностью отстранили от работы заместителя директора, так что МакГонагалл презирала его замену всей душой. Однако без полного погружения в дела Хогвартса с самого начала, ей оказалось тяжело наверстывать.

А еще Альбусу категорически не нравилась система кураторов, которые, вдобавок к расплодившимся как грибы после дождя старостам, контролировали жизнь студентов и направляли их энергию в нужное русло. Жаль, что сейчас вся энергия направлялась на ненависть к нему. Он не мог не заметить, что количество конфликтов между Гриффиндором и Слизерином снизилось чуть ли не на три четверти от того, что было. Они не могли не цепляться друг к другу по поводу квиддича, а дух соперничества был все так же велик, но намеренной травли кураторы и старосты больше не допускали.

О, и этот квиддич! Вернее, выигранный конкурс от «Хавакаджаду». Матхаи Варма был Дамблдору совершенно не знаком: он был торговцем, а не политиком. Тем не менее, Альбус явственно ощущал негативное отношение с его стороны.

Волшебники начали строить стадион по оговоренному с Картарен плану, причем его мало того что Альбусу не дали изменить, так еще и просто не показали! Метлы привезли, да, причем опять-таки в оговоренном с американкой качестве и количестве. Одной из первых частей нового стадиона стал склад для метел, и лично Варма приделал к нему несъемную и неуничтожимую табличку «Спортивный комплекс имени Аэренн Картарен, величайшего директора Хогвартса».

Еще одним плевком в его и без того израненную душу были дополнительные метлы для летнего лагеря. Дамблдор о его существовании-то только от Минервы узнал, потому что Аэренн перед каникулами провела его презентацию перед студентами и профессорами. Когда привезли метлы, то индусы мрачно на него посмотрели и спросили, мол, а есть ли у него доступ к летнему лагерю?

И этого доступа у Альбуса не оказалось!

Взломать защиту не вышло, как он не старался, и стоял мрачный заместитель директора там, перед крепким непроницаемым куполом, как дурак. Это чувство ему никогда не нравилось.

Пожалуй, единственным хорошим новшеством, которое осталось от американки, была подписка на различные газеты. Совы прилетали, аккуратно клали газету на стол и улетали. Кто и как добился от наглых птиц такого пиетета Альбус не знал, но ему тоже хотелось так же научиться! А то те всегда бросали посылки высоко над головой — и лови, как хочешь.

Скоро начнется весна, в которую всегда чувствовалось некое пробуждение, стремление к жизни. Как раз вчера прошел День всех влюбленных. Отложив надоевший артефакт и налив себе новую чашку крепкого черного чая с пятью ложками сахара, Альбус развернул первую газету в сложенной совами стопке.

«ФЕЕРИЧЕСКАЯ ПРЕЗЕНТАЦИЯ ОТ «ФЕЕРЕН»!» гласил крупный заголовок на передовице. Газеты всегда знали, как испортить человеку утро.