Берлинский монстр (гет)

— Зайдёте на чай?

Гермиона колебалась. У профессора Снейпа была дурная репутация. Его уволили из-за скандала, связанного с изнасилованием аспирантки Лили Эванс. И хотя Гермиона не верила в эту историю, но понимала, что мужу не понравится, если она проведёт время наедине с её бывшим профессором химии, в которого — Рон знал это — она была влюблена.

С другой стороны, отстранённый и закрытый профессор Снейп всегда вызывал у неё жгучий интерес. О нём ходили самые разные слухи, изображавшие его то ангелом во плоти, то исчадием ада. Например, говорили, что профессор Снейп уволился вовсе не из-за угроз мистера Эванса — влиятельного бизнесмена, решившего воздать наглецу за поруганную честь дочери, — а из-за отказа работать на правительство, которое хотело создать с его помощью мощнейшее химическое оружие. Снейп всегда держал дистанцию со студентами, из-за чего казался холодным и суровым, и этим лишь возбуждал большее любопытство. Одно время Снейп руководил научной работой Гермионы, но их беседы строго ограничивались обсуждением научных вопросов, несмотря на её попытки узнать его лучше. Теперь нелюдимый профессор Снейп сам приглашал её зайти внутрь. А что может быть более интимным, чем место, где человек живёт.

— Спасибо. С удовольствием выпью с вами чай, — решилась наконец Гермиона.

Гостиная была просторной, но скучноватой. В ней царил порядок, какой присущ людям пунктуальным и исполнительным, а также ощущалась нехватка особого уюта, который способна создать только женщина. Гермиона сразу поняла, что профессор Снейп живёт один, максимум с соседом мужчиной. В дальнем углу возле окна была оборудована художественная мастерская. Ого! Он рисует? Гермиона устроилась на диване в центре комнаты, откуда открывался вид на кухню. Там хозяйничал Снейп.

— Чёрный или зелёный?

— Зелёный, — машинально произнесла Грейнджер, неотрывно разглядывая мужчину. — Вы один живёте?

— Да.

Он мало изменился. Такой же высокий, с хорошей осанкой, серьёзным лицом и орлиным носом. Разве что появилась седина на висках, но она ему шла. Есть такой тип мужчин, которые с возрастом становятся только притягательнее. И разумеется его знаменитый низкий голос с богатыми обертонами, сводивший с ума добрую половину студенток, был при нём. Девушки между собой так его и называли — Голос.

Поднос с чайником и чашками вскоре появился на кофейном столике. Также на подносе находились блюдца с кусочками пастушьего пирога.

— Давно я не пробовал настоящего английского пирога. У вас он очень хорошо получился, — сказал Снейп, запивая кусок пирога чаем.

— Спасибо. А у вас очень вкусный чай.

— Друг привёз из Китая. Я здешний чай не переношу.

— И я. Как попробовала, тут же вылила эту отраву с красителями в унитаз. С тех пор пью только кофе.

— Понимаю. А эти их ужасные брецели…

— Да-да!

Наступила небольшая пауза. Северус деликатно рассматривал гостью, стараясь долго не задерживать на ней взгляд. Он отметил про себя, что она повзрослела. Исчезли угловатость и неуклюжесть — движения стали плавными, степенными, в лице читалась чувственность, нежность, уязвимость, а также ум и достоинство. Одним словом, Грейнджер обладала тем редким типом женского очарования, который способен свести мужчину с ума.

«Осторожнее, Северус, — усмехнулся он про себя, — осторожнее».

Грейнджер не прятала свою сексуальность, но и не выпячивала, как некоторые женщины. Чистая кожа, ладная фигура, здоровый румянец на щеках и блеск в глазах — всё в ней было естественно и живо. Однако чувствовался ещё какой-то душевный надлом, как у человека, пережившего сильное потрясение.

У Гермионы была масса вопросов, она не хотела упускать шанс, который, вероятно, больше не представится, однако оказалось, что у профессора Снейпа их не меньше.

— Вы занимаете соседнюю квартиру, не так ли? — спросил он.

— Угу, — промычала Грейнджер, перекатывая во рту кусочек нежнейшего фарша. Всё-таки она молодец. Пирог получился изумительный.

— Давно в Берлине, мисс Грейнджер?

— Прошу, называйте меня Гермиона.

— Тогда и вы зовите меня Северус. И раз уж мы начали вольничать, то можно совсем распоясаться и перейти на ты.

— Договорились, — она улыбнулась. — А в Берлин мы приехали две недели назад.

— Ты не одна?

— С мужем.

Снейп сделал микродвижение уголками губ, словно его что-то раздосадовало, хотя нельзя было сказать наверняка, что именно.

— У тебя здесь работа?

— Не у меня, у мужа.

— Понимаю. Тебе, наверное, тут неуютно, — в его голосе послышалось сочувствие.

— Нет, у тебя очень приятная обстановка.

— Я про Берлин.

— А… Да.

— Одиноко?

Гермиона посмотрела Снейпу прямо в глаза. Говорить холостому мужчине наедине о том, что тебе одиноко, да ещё при живом муже, показалось ей верхом неприличия. И только это удержало Гермиону от того, чтобы воскликнуть: «Да! Боже, да! Чертовски одиноко!»

— Муж меня очень поддерживает, — сказала Гермиона, откашлявшись.

— Ясно.

— А ты давно здесь?

— Два с половиной года.

Гермиона быстро подсчитала в уме. Получалось, что сразу после увольнения из университета, он покинул страну.

— Ты уехал из-за того… инцидента?

Снейп пристально глянул на неё из-под тёмных бровей, сделал глоток.

— Ты считаешь меня насильником?

— Если бы считала, не зашла бы на чай, — быстро ответила Гермиона.

Напряжённый взгляд карих глаз стал мягче.

— Спасибо. Мне приятно, что хоть кто-то думает так.

— Кажется, ты здесь вполне освоился, — поспешила сменить тему Гермиона. — Свободно говоришь по-немецки?

— Meine Freunde beschweren sich nicht.⁽¹⁾

— Эм… я ещё не владею немецким в достаточной степени, — смущённо ответила Гермиона.

Снейп удивлённо поднял левую бровь.

— Тогда тебе должно быть здесь очень одиноко. Что бы ты ни говорила.

Гермиона спорить не стала, да и не имело это смысла. Снейп, как всегда, прочёл всё по лицу. Всё. Что у неё здесь нет друзей, что целые дни она проводит в одиночестве, что муж в силу своей занятости недостаточно её поддерживает, как бы она ни пыталась убедить себя в обратном. Гермионе вдруг стало некомфортно от ощущения, что ей залезли в самую душу. Она этого не хотела и не просила, поэтому поблагодарила Снейпа за чай и поспешила уйти.

— Заходи как-нибудь ещё, Гермиона, — провожая её, сказал Снейп. — У меня много разных сортов чая.

— Обязательно, — ответила она, думая про себя, что вряд ли решится заглянуть к нему на чай. Слишком уж неуютно с человеком, который видит тебя насквозь.

«Вряд ли она придёт ещё раз, — думал про себя Снейп, оставшись один. — Так поспешно ушла… словно испугалась меня». Ему отчего-то стало грустно. Северус подошёл к мольберту, поставил на него чистый холст, надел фартук и стал размешивать краски.

Про необычного соседа Гермиона Рону рассказывать не стала. Себе она это объяснила тем, что событие слишком скучное и не заслуживает внимания, чтобы о нём сообщать. Но истинная причина заключалась в том, что она знала: Рон по привычке начнёт поносить Снейпа последними словами, а ей почему-то было неприятно слушать гадости в его адрес. Всё-таки, она когда-то его любила.

Занавешивая окно, Гермиона снова увидела человека в доме напротив, но вместо привычного желания поскорее задёрнуть штору испытала злость. «Почему я должна бояться в собственной квартире?!»

— Ну что уставился? Делать больше нечего? Я тебя не боюсь!

— Гермиона, ты чего? — с недоумением спросил Рон.

— Ты ведь не сюда смотришь, да?! — прокричала она в ночную тьму и вопреки всем своим страхам энергично помахала незнакомцу рукой.

Когда тот ей не ответил, она вздохнула с облегчением и посмотрела на Рона.

— Похоже, ты был прав. Он не сюда смотрит.

Когда Гермиона снова повернулась к окну, увиденное заставило её сердце похолодеть от ужаса. Незнакомец махал ей в ответ.

1) Мои друзья не жалуются.

Вернуться к тексту