Дом, период полураспада урана и я (джен)

Следующие полгода я была беспрецедентно занята, целыми днями пропадая на лекциях, в лабораториях, в библиотеке, а вечерами работая в кафе. Денег мне катастрофически не хватало. Изредка мне помогала тетка, раз в месяц присылали некую сумму из дома, но мне все равно не хватало. В том возрасте мне хотелось красиво одеваться, краситься, покупать милые безделушки. Я внушала себе, что Настоящий Ученый должен быть бедным, что профессор Сен-Дени не обращает внимания на суету жизни, а уж он-то — образец Настоящего Ученого. Его семья была состоятельной, в Университете вовсю ходили слухи о капитале его отца, которым сын мог бы пользоваться, если бы для него деньги имели значение. Профессор был равнодушен к моде и светской жизни, дневал и чуть ли не ночевал в Университете и жил наукой.

Я не уставала им восхищаться. Но окончательно отбросить бренное и мирское у меня не получалось... Я очень хотела стать Настоящим Ученым и открыть-доказать-изобрести Нечто Важное не только из-за любви к знаниям и познанию сущего (хотя это и играло существенную роль), но и потому, что это принесло бы мне славу и успех. Я была согласна с Фрэнсисом Скоттом Фицджеральдом: "Я не могу без денег и презираю их!". Ведь даже вечно пьяный сосед Мартин понимал, что без денег он не добьется желаемого и постоянно клянчил на опохмел...

Изредка я видела Жана. В его присутствии я немного смущалась, но и бравировала перед собой этим подобием дружбы с человеком, который казался мне Ужасным Криминальным Элементом. К тому же Жан, кажется, употреблял наркотики. Иногда он нес совершеннейшую чушь и выглядел тревожным и напряженным, иногда был странно-расслабленным и равнодушным ко всему. Пару раз он намекал мне, что у него было в наличии "нечто кайфовое", что гарантировало "сны и мечты". Но мне не хотелось портить себе жизнь. К тому же сны и мечты у меня и без того имелись в достатке.

Однажды, усталая, возвращаясь домой, я увидела в метро девочку лет семи, кареглазую, темноволосую, с двумя длинными косичками, которая почему-то напомнила мне меня в детстве. Я ощутила прилив нежности и почти любви. Всю дорогу я поглядывала на нее. В какой-то момент с одной из станций донеслась музыка, и я подумала: "Хорошо бы побарабанить в такт по спинке сидения", и в тот же момент девочка сделала это! Это была любовь с первого взгляда. Я сошла на своей станции с чувством глубочайшей потери.

Мои соседки и коллеги, Элоди и Анник, иногда пытались вытащить меня на прогулку. Но, хотя гулять я люблю, я неизменно находила причины для отказа. Мне не хотелось тратить на них время, ведь я должна была заниматься. Если использовать стиль постмодернизма, мои полгода можно передать так: "Я учила, учила, учила, работала, учила, учила, учила, учила, рабоатла, учила, учила. А потом наступили рождественские каникулы".

Но до того была сессия.

Нам раздали листы с заданием, и я поняла, что этот экзамен я провалила. Все вопросы казались мне настолько непонятными, что я готова была разрыдаться. Ладони стали мокрыми от пота и в голове почему-то вертелась фраза: "О боже, я не виновата!". В чем я не виновата, я и сама не знала. Это был кошмар наяву. Меня била дрожь и я страстно желала очутиться где-то на полинезийских островах, стать неграмотной аборигенкой, которая никогда не слышала о ядерной физике...

Впрочем, перечитав пару раз задание, я немного пришла в себя и мои мозги оттаяли. Со скрипом завертелись детали, приводящие в действие мой разум, и он начал выдавать обрывки формул и знаний. Сплести из них логичные фразы было делом нелегким. Две-три самые трудные формулы я заранее едва различимо написала себе на запястье руки, прикрытом рукавом, и теперь они пришлись как нельзя кстати.

Объективно говоря, письменный этап был не слишком тяжелым, но меня накрыла волна паники, которая едва не унесла меня вместе с множеством провалившихся на первой сессии. Над некоторыми пунктами заданий мне пришлось основательно поломать голову.

Перспектива же устного экзамена по физике вгоняла меня в совершеннейший ступор. Неуверенно передвигая ватные ноги, я подошла к столу экзаменаторов: профессора Лемуан и профессора Сен-Дени. С трудом открывая пересохший рот, я хрипло принялась кое-как излагать тему, предложенную в билете.

Внезапно Сен-Дени вгляделся в меня повнимательнее и прервал:

— О, это вы! Мадемуазель... мадемуазель Лансо, — заглянул он в списки студентов. — Помнится, вы интересуетесь научными статьями? Читали ли вы в "Journal de Physique" о предполагаемых частицах, самых мелких из известных? Я целый день хожу под впечатлением! — выпалил он.

Профессор Лемуан уставилась на него с неодобрением. Но Сен-Дени не обратил на нее никакого внимания:

— Очень интересен этот теоретический метод, путем которого предполагается доказать их существование...

— Да-да, — с энтузиазмом подхватила я, чтобы не упустить шанса блеснуть своей эрудицией: — Нейтроны разделяются на электроны и протоны, а выделяемая частица антинейтрино, в свою очередь...

— Вы читали! Как чудесно! — перебил меня снова Сен-Дени. Профессор Лемуан снисходительно улыбнулась, и мы оба восприняли это как разрешение: битых полчаса мы увлеченно обсуждали разные новомодные теории.

— Милый Даниэль, — наконец вмешалась профессор Лемуан, — прошу меня извинить, но ты повторяешь совершенно безграмотные вещи, которые, возможно, кажутся правильными первокурснице, но ты, в твоем-то статусе, уже должен понимать, что они не имеют никакого отношения к реальности!

Сен-Дени глянул куда-то мимо нее, прижал указательным пальцем очки к переносице и пожал плечами. Затем он внезапно тоже извинился и вышел из аудитории. Далее экзаменовала меня одна Лемуан.

По итогам сессии я оказалась только на девятом месте, но мое самомнение не пострадало, так как с тех пор профессор Сен-Дени явно отличал меня от остальных студентов. Мне даже закралась было в голову мысль, что он в меня влюбился — тогда мне периодически хотелось, чтобы в меня кто-то влюбился, — но на самом деле я была для него новым источником ценных мыслей, конечно же, вперемешку со всякими глупостями, которые чаще всего крутились в моей пока еще недостаточно образованной голове первокурсницы. Но если лучшие ученики твердо верили в незыблемость и непреложность законов и явлений физики, то нас с Сен-Дени часто мучили странные "Почему?", Зачем?" и "А что если?..". Кроме того, меня беспокоил недостаток знаний и я с особым рвением читала все подряд, не только в области физики, расширяя кругозор.

Через какое-то время мы с Сен-Дени были уже на короткой ноге и на переменах порой успевали подискутировать и переброситься парой интересных идей. Кроме того, он разрешил мне наблюдать за его работой в лаборатории, и это дало мне больше знаний, чем теоретические лекции. Правда, другие студенты тут же начали распускать про меня дурацкие слухи, что я вешаюсь ему на шею...

Честно говоря, мне он действительно все больше и больше нравился, но до настоящей влюбленности было далеко. Просто я была слишком одинока и любое человеческое участие, любой интерес, проявленные ко мне, казались для меня невероятно значимыми. Сам же Сен-Дени был очень молод и расходился с коллективом во взглядах на будущее физики, потому нашел во мне благодарную слушательницу. Он ездил на конференции в Германию, Штаты, Великобританию и Швейцарию и привозил мне каждый раз чарующие новости науки. У нас с ним была своеобразная манера разговора: мы говорили, перебивая друг друга, но с полным взаимопониманием. Сначала я была предельно вежлива и сдерживала поток слов, но вскоре отбросила все предрассудки и вела себя с Сен-Дени как с однокурсником.

При этом в том, что казалось программы обучения, я была на среднем уровне, но сверх нее я обладала необычайными знаниями, благодаря профессору Сен-Дени.

Впрочем, и с другими преподавателями я находилась в прекрасных отношениях. Почему-то все они считали, что я очень способна, несмотря на то, что на самом деле только сила воли и желание чего-то достичь руководили мной. Да и пример Сен-Дени, проводящего почти все свое время за расчетами и экспериментами, вдохновлял меня.

Прошел год, прошла летняя сессия — куда более спокойная для меня, чем первая — и наступили каникулы. Я уехала домой... Хотя домом это место для меня уже не было. Я потеряла его и пока еще не нашла нового.