Цвет веры (гет)

Мне нестерпимо страшно в колодце моей души.

Я не умею верить, надеяться и прощать.

Хоть попросить не смею, но уходить не спеши

Я не скажу об этом, но точно буду скучать.

Домовой низко поклонился, впуская Фреда в просторный холл имения Форсби.

— Фред, дорогой, не ожидал тебя увидеть. Надеюсь, Алин в добром здравии?

Алан Форсби торопливо спускался по дубовым ступеням, с беспокойством оглядывая Фреда.

— Все хорошо. Прости, что я без приглашения. Просто был в этих краях по делам и решил тебя проведать, — Фред крепко пожал протянутую руку.

Алан, разумеется, не поверил этому объяснению. Да и кто бы поверил на его месте? Для волшебника, способного трансгрессировать куда угодно, формулировка «был в этих краях» не имела никакого смысла.

— Выпьешь? — Алан махнул в сторону гостиной, все еще изучая лицо Фреда и явно гадая, что того привело.

Признаться, Фред и сам не знал, что привело его в этот дом. Они с Аланом не были друзьями. Волей судьбы они стали родственниками, оба входили в число последователей Лорда, однако без необходимости не общались. Любовь к Фриде была, пожалуй, единственным, что их объединяло.

— Нет, благодарю. Я ненадолго, — произнес Фред, чувствуя неловкость.

Зачем он пришел?

— Пойдем, я кое-что покажу тебе, — будто что-то вспомнив спохватился Алан и поманил его в восточное крыло.

Ноги Фреда приросли к полу. Откуда-то он знал, что там будет, и единственным его желанием было развернуться и броситься прочь из этого дома, дома, который так любила его сестра.

Алан не заметил заминки, потому что Фред нашел в себе силы последовать за ним. Точно так же, как он находил силы все эти годы делать все, чтобы уберечь свою семью от гнева Лорда и преследований Министерства.

Фрида улыбнулась ему с большого портрета в резной дубовой раме. Улыбнулась и помахала рукой. Так знакомо, что у Фреда перехватило горло.

— Вот. Его привезли две недели назад, — Алан смахнул с рамы несуществующую пылинку. — Я хотел сказать тебе сразу, но… не решился. Мне показалось, что… — бросив взгляд на Фриду, Алан замолчал.

— Милый, — Фрида тепло улыбнулась мужу, — Фред все понимает.

Услышав ее голос, Фред вздрогнул всем телом. Голос оказался немного другим. Будто неживым. Да и откуда здесь было взяться жизни?

Наступила неловкая пауза. Фред смотрел в пол, боясь поднять взгляд и понимая, что он был прав в решении не заказывать ее посмертный портрет для своего дома. Кому нужна эта пытка длиною в жизнь?

— Милый, ты не мог бы нас оставить? — услышал он голос Фриды, и Алан, спохватившись, суетливо пробормотал:

— Да, конечно, милая. Я не подумал. Прости.

Он неловко потрепал Фреда по плечу и быстрым шагом пошел прочь.

— Фред, — в неживом голосе Фриды послышалась улыбка, — я понимаю, что это непросто, но я очень рада, что ты пришел. Мне о многом нужно с тобой поговорить.

Фред сглотнул и качнул головой:

— Я не могу, Фрида. Правда не могу. Я разговариваю с твоей колдографией почти каждый день. И мне… хватает. Я ведь знаю тебя, я могу придумывать твои ответы.

— Фред, посмотри на меня, — попросила она, и он заставил себя поднять голову.

Портрет был парадным, и Фред точно знал, что, если бы Фрида выбирала образ, в котором ее полагалось увековечить, портрет выглядел бы иначе. Впрочем, она любила это платье цвета морской волны. И фамильные драгоценности сияли совсем как настоящие.

— Посмотри на меня, — повторила Фрида, и он наконец перевел взгляд на ее лицо.

Так странно было видеть морщинку, залегшую на лбу у портрета.

— Я не прошу тебя приходить сюда и говорить со мной, пойми. Меня уже нет, и я даже не могу толком скучать, потому что я всего лишь портрет. Помнишь, мы думали в детстве, что, когда умрем, нас повесят на стену друг напротив друга и мы будем болтать ночами и не давать спать всему замку?

Фред невольно улыбнулся.

— Я попрошу Алана оставить место напротив тебя.

— Не выйдет, — притворно вздохнула Фрида. — Он оставил его для себя.

— Как несправедлив мир, — так же театрально вздохнул Фред и после паузы спросил: — Как это ощущается?

Фрида грустно улыбнулась, отчего на ее щеке появилась до боли знакомая ямочка.

— Странно. Я могу говорить, могу слышать, что происходит вокруг, могу думать и запоминать. Но я не могу скучать. Мне не хватает этого: возможности скучать… и любить.

Фред шагнул ближе к портрету и коснулся руки сестры. Полотно было шероховатым от краски и неживым. Пальцы Фреда соскользнули с изображения, и он невольно отступил назад.

— Это ужасно, — поделился он.

— Невозможность любить?

— Рука у тебя нарисованная. Это просто ужасно!

Фрида поднесла руку к лицу и принялась ее изучать.

— А с моей стороны она выглядит как живая. Особенно, если до себя не дотрагиваться, — коснувшись пальцами щеки, она поморщилась. — И правда нарисованная.

Фред невольно улыбнулся, но, тут же посерьезнев, спросил:

— Вот как я теперь уйду от тебя?

— А ты пока и не уйдешь. У меня есть новости. Я ждала этой возможности много лет, — Фрида понизила голос: — Наложи заглушающие чары.

— Магия дома может сработать, — неуверенно произнес он, оглядывая пустой коридор.

— Не сработает. Смею верить, Алан не стал убирать меня из списка тех, кто может колдовать в этом доме. А ты — это почти я.

Фред покачал головой, понимая, что вновь попал под ее влияние. Сам он ни за что не повел бы себя так неосторожно. Удивительно, но Фрида оказалась права: после того как он произнес заклятие, ничего не случилось, только ее лицо вдруг расслабилась, и он с удивлением понял, что сестра — вернее ее изображение — была напряжена, а он не сразу это заметил.

— Слушай меня внимательно. Помнишь, я говорила, что найду способ избавить тебя от Метки?

Фред с испугом посмотрел на свое левое предплечье и помотал головой. Ему не хотелось идти на поводу у глупой надежды, но хотелось слышать ее голос, пусть даже и неживой.

— Фрида…

— Помолчи, — шикнула сестра. — Это магическая татуировка, и с ее помощью вы добровольно принимали власть Лорда. И вот тут начинается интересное. Как себя сейчас ведет Метка?

— Беспокоит, — неохотно признался Фред. — Мне кажется, будто кто-то за мной следит. Иногда кажется, что я схожу с ума, — произнес он и тут же прикусил язык.

Он не привык жаловаться. Он привык решать проблемы сам.

— Я так и думала, — Фрида склонилась так, что Фреду показалось, будто она вот-вот выпадет из рамы, и он невольно шагнул ближе, чтобы ее подхватить. — Лорд не следит за вами в прямом смысле, но он легилимент, Фред. Он может касаться твоего разума.

— Ты уверена, что это можно делать через Метку? — прошептал Фред вмиг пересохшими губами.

Годы назад Снейп научил его ставить блок на мысли, которым Фред пользовался, кажется, всегда. Даже дома. Неужели именно это спасало его все это время от гнева Лорда? Потому что мысли и чаяния у Фреда бывали всякие.

— Уверена, — отмахнулась Фрида. — Но дело в том, что он слабый легилимент.

— Прости? — искренне удивился Фред.

Сам он считал Темного Лорда очень сильным магом.

— Да, Фред. Он довольно слаб магически. Возможно, дело в том, что он полукровка, а может, просто в его магическом потенциале... Блока на мыслях будет достаточно, во всяком случае, пока ты не встречаешься с ним лично.

— Откуда ты знаешь, что он слаб?

— Потому что он годами изучал древнюю магию и использовал запрещенные заклинания. Думаешь, они запрещены просто так? На них уходит магия, Фред. Уходит безвозвратно! Но главное в другом: от Метки можно избавиться.

— Как? — выдохнул Фред, подходя вплотную к портрету.

— За день до моей гибели к нам в госпиталь привезли юношу с магическим ожогом. Он был без сознания. Его привез друг, который сказал, что ожог — результат неудачной попытки сварить зелье. Пока юношу осматривали, его друг сбежал. Придя в себя, пострадавший сказал, что ничего не помнит, даже своего имени. Он был сильно напуган и все время будто ожидал, что кто-то за ним явится. Мне показалось все это странным, но доказательств того, что он врет, у меня не было, кроме одного… основная часть ожога пришлась на его левое предплечье, как раз на то место, где у вас Метка. И ожог не был похож на тот, что оставляет любое из зелий. Он был в виде закручивающейся спирали. И все остальные ожоги поменьше были той же формы. А это характерно для Исчезающего пламени.

— Исчезающего пламени? — переспросил Фред.

— Это одна из разновидностей Адского пламени. Его довольно сложно вызвать, и управляемо оно только в первые секунды. Поразив цель, пламя исчезает само по себе, но опасность в том, что однажды оно может вернуться, трансформировавшись из любого объекта, находящегося рядом с магом, который когда-то его вызвал. О том, как оно действует и в какой момент возвращается, мало известно. Свидетельств выживших магов нет. Все, что я знаю, это характерный след, который оно после себя оставляет — рисунок в виде закручивающейся спирали размером с ладонь. Но самое главное, Фред, это пламя способно выжечь магию из древних рун. Магические татуировки работают по тому же принципу, что и руны, понимаешь? Я материализовалась в портрете лишь две недели назад, и все эти две недели размышляла об этом мальчике. Он вывел Метку. Я уверена.

— Фрида, ты ничего о нем не знаешь, — осторожно произнес Фред. — Он просто мог неудачно испытать Исчезающее пламя.

— Нет, Фред. Самый сильный и глубокий ожог был именно на его левом предплечье. Туда он направил заклинание. Остальные воронки по телу — это уже результат потери контроля над заклятием.

— Я не знаю… Столько допущений…

— Фред, услышь меня! Мальчик из чистокровного магического рода что-то пытается выжечь со своей левой руки. Да, у меня нет доказательств, только интуиция и…

— С чего ты взяла, что он из чистокровного магического рода? Ты сказала, что он не помнил своего имени.

— На его шее был фамильный медальон Гамилье. Это древняя французская фамилия.

Фамилия отозвалась в мозгу Фреда смутной ассоциацией с каким-то скандалом, связанным то ли с расторгнутой помолвкой кого-то из отпрысков, то ли с высокой наградой кого-то из предков.

— Не трудись. У Гамилье не было сыновей. Это я успела выяснить. А тебе теперь нужно узнать, за кого вышла замуж их дочь. На медальоне было выгравировано «Роберту с любовью».

Фред нахмурился и покачал головой. Если бы он не знал Фриду, решил бы, что это все розыгрыш. Разве можно выжечь Метку?

— Фред, милый, поверь мне, пожалуйста, и пообещай, что найдешь этого мальчика. Его ожоги скорее всего не видны под косметическими чарами, но они точно есть. И если применить заклятие, то ты их увидишь. Из того, что не прикрыто одеждой, —правое ухо и шея справа. Правым ухом он, скорее всего, даже не слышит. Я не успела с ним толком поговорить в госпитале. Он сбежал из клиники до пожара.

— Потому что вопросы могли возникнуть не только у тебя, — медленно произнес Фред, глядя на завитушки портретной рамы.

— Именно, — многозначительно произнесла Фрида.

— Но если Пламя неуправляемо, то кто в здравом уме станет направлять это заклинание на себя?

— Фред, милый, ты забыл, что значит быть молодым и безрассудно храбрым.

— Ты меня с кем-то путаешь. За храбростью и безрассудством это вообще не ко мне, — усмехнулся Фред и, подняв голову, посмотрел в глаза сестре. Потрет возвышался над ним, и Фрида выглядела совсем как живая. Настоящая и любимая до кома в горле.

— Расскажи мне о Блез, об Алин, — негромко попросила она. — Я не могу скучать, но я… так хочу почувствовать их, тебя…

— Знала бы ты, как мне тебя не хватает, — выдохнул Фред и прижался лбом к прохладной раме.

Ожидал почувствовать прикосновение ее руки к щеке, но, разумеется, ничего не почувствовал. Все-таки живые портреты — это пытка. Никому ненужная, вечная, чудовищная…

* * *

Счастье — очень неопределенное понятие. Кому-то, чтобы обрести его, нужно поработить целый мир. А кому-то достаточно провести несколько часов наедине с тем, кто дорог, зная, что в этот самый момент близкие люди в безопасности.

Нарцисса не замечала седины Сириуса, его нервных движений и его неловкости, отражавшейся во взгляде, стоило ей, задумавшись, посмотреть на него чуть дольше, чем позволяли правила приличия.

Впрочем, можно ли было рассуждать о каких-либо правилах в этом доме, который был укрыт от всего мира и хозяин которого вне закона?

— Но вообще ловить рыбу без помощи магии — это довольно увлекательное занятие. Первые минут двадцать.

Нарцисса рассмеялась. Мир без магии, о котором рассказывал Сириус, был совершено не похож на то, что они проходили на маггловедении. Прочитать в учебнике и испытать на себе — это все-таки совершенно разные вещи. Жизнь Сириуса в резервации оказалась той самой темой, о которой можно было говорить почти безболезненно, потому что, пусть в этих рассказах и сквозило замаскированное шутками отчаяние человека, утратившего в тот момент не только связи с привычным миром, но и с самим собой, потерявшего память, Нарцисса точно знала, что финал у этой истории счастливый. Узник избавился от оков и вернулся в мир живых. О том, что он сменил одну тюрьму на другую, она старалась больше не думать. Они заслужили хотя бы один день без горечи, страха и боли.

Когда увлекшийся рассказом Сириус взмахнул рукой совсем как детстве и, шагнув в сторону, едва не снес стоявший перед диваном журнальный столик, Нарцисса в очередной раз улыбнулась. Она так боялась неловкости, отчуждения, но стоило отпустить себя и, обняв его, выплакаться наконец, как Сириус вновь стал ее Сириусом. Тем, на кого можно положиться. Тем, кто встанет рядом и защитит от беды. И вот эта поддержка после стольких лет отчуждения оказалась для Нарциссы такой нужной и важной, что сейчас ее сердце замирало при взгляде на него, а руки еще помнившие тепло его рук, слегка подрагивали. Он держал ее руки в своих почти час, просто глядя на нее и слушая, слушая…

— Кстати, ты знала, что если открыть…

Требовательный стук в дверь заставил Нарциссу вздрогнуть всем телом, а Сириуса запнуться на полуслове.

— Входи, Рем! — крикнул Сириус. — Я как раз говорил Нарциссе…

— Сириус, — появившийся на пороге Люпин выглядел так, будто бежал, — там Снейп. Он сказал, что это срочно.

Сириус бросил быстрый взгляд на Нарциссу и стремительно вышел из комнаты. Нарцисса вскочила с дивана, и альбом с колдографиями пейзажей свалился с ее коленей.

— Может быть, тебе лучше побыть здесь? — неуверенно произнес Люпин, прислонившись плечом к косяку и тем самым преграждая Нарциссе дорогу.

— Если Северус скажет, что меня это не касается, я уйду, — спокойно произнесла Нарцисса, четко давая понять, что, несмотря ни на что, именно Северус — тот человек, который все здесь решает.

Люпин несколько секунд смотрел в ее глаза, а потом, кивнув, отступил в сторону.

Оказалось, что Северус прибыл на Гриммо. Он был без верхней одежды, в мантии преподавателя и стоял спиной к двери гостиной, и по одной его позе Нарцисса поняла, что дела плохи.

— Северус? — позвала она, и Снейп резко обернулся.

Прядь волос упала ему на глаза, и он раздраженно мотнул головой, откидывая ее. Он выглядел уставшим и напряженным.

— Нам нужно поговорить. Это не терпит отлагательств, — ровным тоном произнес Снейп.

Будь они одни, он бы говорил и вел себя совершенно иначе: подошел бы ближе, заглянул в глаза, но здесь были Сириус и Ремус, и даже при них Северус неизменно соблюдал правила приличия. Нарцисса знала его почти четверть века и навскидку не могла вспомнить, чтобы по окончании Хогвартса он на публике позволил себе сделать хоть что-то, что можно было бы истолковать превратно.

Ремус, вошедший было вслед за ней в гостиную, тут же развернулся и вышел в коридор. Сириус остался на месте, сверля Северуса взглядом.

— Блэк, — произнес Северус, и в его голосе проскользнула усталость, — я не расположен сейчас пикироваться.

— Если это касается Нарциссы, то я хочу присутствовать, — произнес Сириус с такой интонацией, будто он имел полное право на эти слова.

Нарцисса сцепила кисти в замок и прижала их к груди. Она не хотела ссор, и у Сириуса формально не было права присутствовать при разговоре, но она так боялась потерять то хрупкое взаимопонимание, которые установилось между ними в библиотеке, что готова была вызвать недовольство Северуса.

— Северус, можно он останется? — негромко попросила Нарцисса, зная, что Северус не откажет. Просто не сможет.

Снейп бросил на нее нечитаемый взгляд и, пожав плечами, кивком указал на диван. Нарцисса послушно села. Сириус после заминки опустился рядом с ней. Северус устроился в кресле напротив, опершись локтями о высокие подлокотники и сложив вместе ладони, прижал пальцы к губам.

Он смотрел в глаза Нарциссе и молчал, и с каждой секундой ей становилось все труднее дышать от дурного предчувствия. Наконец Северус перевел взгляд на Сириуса и медленно произнес:

— Если ты попадешься аврорам, Блэк, для Нарциссы и для меня все будет кончено, потому что этот наш разговор не порадует ни одну из сторон.

В гостиной повисла тишина. Сириус нахмурился, однако возражать не спешил.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Нарцисса, поняв, что Сириус не собирается ничего говорить.

— В министерстве есть сильный легилимент. Нельзя исключать того, что он работает на Лорда.

Нарцисса прижала ладонь к губам и посмотрела на Сириуса. Тот наконец подал голос:

— Это не новость. Легилименту скорее всего уже известно и про меня, и про все, что здесь происходило… до прибытия Нарциссы.

Нарцисса перевела быстрый взгляд с одного на другого, понимая, что их, кажется, что-то связывает, но что именно, она не могла даже предположить. Сириус же продолжил:

— Мы все в равных условиях, Снейп. Если тебя вызовут в Министерство и приложат чуть больше усилий, ты также станешь тем, кто всех невольно сдаст.

Голос Сириуса звучал глухо. От этих новостей Нарциссу захлестнуло отчаянием. Она вспомнила свои жалкие попытки научиться ставить блоки на мысли в присутствии Лорда. Выходит, спасения нет?

— Этот легилимент… правда так силен? Сильнее Лорда? — прошептала она.

— Сильнее всех, с кем я когда-либо сталкивался, — негромко ответил Северус. — Впрочем, может быть, дело в том, что всерьез Лорд еще ни разу не пытался сломать мою защиту.

По взгляду, который Сириус бросил на Снейпа, Нарцисса поняла, что он ему не доверяет. Видеть это было больно, потому что сама Нарцисса доверяла Северусу безоговорочно. Как себе. Больше, чем себе, потому что она порой забывала о здравом смысле, а Северус всегда был тем, кто предостерегал ее от необдуманных шагов. Сам Северус, по ее мнению, вообще не был способен на импульсивные поступки. Разве что в далекой молодости, когда он вступил в ряды Пожирателей смерти, чтобы защитить ее.

— Ты хочешь сказать, что Волдеморт ни разу не побывал в твоей голове? — неожиданно спросил Сириус.

Нарцисса перевела взгляд на Северуса и успела заметить что-то похожее на испуг, на миг мелькнувшее на его лице. Северус? Испугался?

— Ни разу, Блэк, — отрезал он.

— А можно научиться такой степени окклюменции, если ты не легилимент? — подавшись вперед, спросил Сириус, и Северус бросил на Нарциссу напряженный взгляд.

— А кто легилимент? — медленно произнесла она, глядя на Северуса.

— Я не знаю, Блэк, — выдохнул Северус и раздраженно произнес: — Давайте уже ближе к делу.

— Ты легилимент? — неверяще спросила Нарцисса, вглядываясь в знакомое лицо. В лицо человека, который был рядом четверть века и который… выходит, знал абсолютно все о ней самой, каждую мысль, каждое желание, каждую тайну… Знал и молчал об этом, возможно, потешаясь в душе. Нарцисса сглотнула, борясь с тошнотой и чувством омерзения. Это было хуже, чем чудовищный план Лорда с наследником, потому что для Лорда каждый из них был всего лишь игрушкой, разменной фигурой. А Северус притворялся другом.

Горечь от предательства оказалась неожиданно сильной. Настолько сильной, что Нарцисса согнулась, будто ее ударили в живот.

— Нарцисса? — встревоженно прошептал Сириус, легонько касаясь ее спины. — Тебе плохо?

Она с усилием мотнула головой и обхватила себя за плечи.

— Да, я легилимент, — голос Снейпа прозвучал сухо. — Способности проявились еще в школе, после я их развивал.

Он сказал это так просто, будто в этом не было ничего особенного. Будто не видел в этом проблемы.

— Почему за все эти годы ты… ни разу не сказал мне об этом?

Нарцисса вскинула голову и посмотрела на Снейпа. Прядь волос упала ей на глаза, и Сириус осторожно отвел ее в сторону.

— Потому что… — Снейп на миг прикрыл глаза и, резко выпрямившись в кресле, продолжил: — Это неважно. Сейчас нам нужно поговорить о деле.

— О деле? — мертвым голосом уточнила Нарцисса, тоже выпрямляясь. — Что ж, давай о деле.

Ей было заранее плевать на все, что он мог сейчас сказать. Да, мир рушился, шла война, она сама пряталась то ли от Министерства, то ли от Лорда, но новость о том, что Северус обманывал ее столько лет в таком важном вопросе, заставляла Нарциссу чувствовать себя так же, как в старших классах, когда они не разговаривали друг с другом и друг друга не замечали. Тогда она едва не умерла от боли и одиночества.

Северус потер лицо ладонями, а Сириус убрал руку с ее спины и неожиданно встал с дивана.

— Прости, Снейп, — неловко произнес он и добавил: — Я побуду с Ремом.

— Останься! — встрепенулась Нарцисса, однако Сириус качнул головой:

— Вам нужно поговорить без свидетелей. В конце концов, Снейп прав. То, что легилименту не удалось пробить его защиту, — не удача, а плод тренировок. Я не хочу подвести тебя.

— Ты собираешься отсюда выходить? — взволнованно спросила она, испугавшись, что может потерять еще и Сириуса и остаться совсем одна.

— Нет, но… я не знаю, как все обернется, Нарцисса. Я могу прятаться в этом доме вечно, но это не означает, что никто не сможет сюда проникнуть. Прошлой ночью кто-то уже пытался.

Сириус отвел взгляд и вышел из гостиной, тихонько прикрыв дверь. Нарцисса некоторое время смотрела в сторону двери, оттягивая момент, когда придется оборачиваться к Северусу. Страх и горечь — вот все, что она сейчас чувствовала. Тихого счастья, которое подарили ей несколько часов, проведенных в библиотеке с Сириусом, будто не бывало.

* * *

«Проклятый Блэк! Проклятый Блэк!»

Эта фраза крутилась в мозгу Северуса, будто кто-то запустил волшебный вихрь, а сам Северус забыл заклинание, которым можно было бы это остановить.

Он хранил свою тайну так долго, что она уже перестала иметь значение. Если раньше он боялся реакции Нарциссы, то в последние годы он настолько уверился в Нарциссе, в их нерушимой дружбе, в том, что никто не займет его место рядом с ней, что даже не думал больше о своем даре, не скрывал его. Просто они никогда об этом не говорили, но, если бы она спросила, он бы подтвердил. Наверное. Потому что в глубине души верил, что для их взаимопонимания это не станет преградой. Тем более, что совесть Снейпа в этом смысле была чиста — он никогда не пользовался легилименцией с Нарциссой. Разве что случайно.

И вот теперь проклятый Блэк одной фразой разрушил все. Нарцисса смотрела на него как на незнакомца, и Северус успел забыть, насколько это больно. Умом он понимал, что на фоне того, что случилось за последние дни, это — мелочь, которой глупо даже уделять внимание, но сердце — или что там так сдавило в груди? — никак не желало прислушиваться к разуму.

— Я хотел… — голос Северуса сорвался, и ему пришлось прокашляться.

Нарцисса смотрела, не моргая, и он чуть ослабил ворот мантии. Дышать стало тяжело. Вторая атака легилимента за такой короткий срок все-таки не прошла даром. Сердце стучало с перебоями, и хотелось выпить зелья и проспать минимум сутки. Но Северус не мог позволить себе такой роскоши. Ему нужно выяснить, зачем Лорд охотится за Нарциссой. Если бы дело было в Драко, то мальчишку просто сломали бы в Министерстве. Или хотя бы попытались, но ломали второй раз подряд его, Снейпа. Будто сам Драко Лорду не интересен. А чем может быть интересен Снейп? Информацию об Ордене Феникса можно получить, побывав в голове у того же Уизли. О Хогвартсе — у любого из попечителей и учителей. Был лишь один человек, о котором можно было узнать исключительно от Северуса. Он, конечно, допускал мысль об ошибке, но интуиция, благословенная интуиция, которая столько раз спасала его самого и тех, кто ему дорог, просто-таки кричала: Лорду нужна Нарцисса.

Нарцисса, которая смотрит на Северуса, как… как Блэк. Отсылка к ее девичьей фамилии и одновременно к ненавистному гриффиндорцу вдруг показалась смешной. Будь Северус в другом состоянии, непременно рассмеялся бы, но сейчас его губ лишь на миг коснулась кривая усмешка. Нарцисса, заметив это, села ровнее и негромко произнесла:

— Так что ты хотел?

Ее голос звучал незнакомо.

— Мне нужно знать, что именно хотел от тебя Лорд в ту ночь, когда они похитили Поттера.

Нарцисса отвернулась к камину, и взору Северуса предстал ее точеный профиль. Он вдруг некстати подумал, что, когда Нарцисса вот такая — холодная и отстраненная, ее красота сразу бросается в глаза и собеседник теряется и пасует. Северус никогда прежде не сталкивался с этим, а вот сейчас ему захотелось свернуть разговор и сбежать. «Магия вейл», — запоздало сообразил он. Нарцисса злится и неосознанно защищается древней магией. Северус тряхнул головой и вновь потер лицо ладонями.

— За столько времени ты не удосужился заглянуть мне в голову и выяснить это? — спросила Нарцисса.

Северус откинулся на спинку кресла и раздраженно выдохнул. Злость, обида и еще Мерлин знает какие чувства вновь сдавили грудь.

— Да, не удосужился, — огрызнулся он. — Потому что вообще не пользовался этим с тобой.

Во взгляде, которым она его одарила, сквозило недоверие.

— Можешь не верить, — все тем же тоном ответил Северус. — Но сейчас речь о безопасности Драко, поэтому…

— Что с ним? — с Нарциссы тут же слетела вся холодность.

— Его вызывали в Министерство, — ответил Снейп, и Нарцисса в ужасе прижала ладонь ко рту. Эту привычку она пронесла с собой через долгие годы их знакомства. Сколько раз Северус видел ее вот такой, доверчиво смотревшей и готовой его выслушать?.. Мысль о том, что теперь все изменится безвозвратно, была просто невыносимой. — Я его сопровождал. О легилименте предупредил, но Драко не тронули. Только выйдя из Министерства, я сообразил, что им нужен был я. В этот раз атака была сильнее, чем в прошлый. То есть информация им нужна во что бы то ни стало. Они знают обо всем, что может быть известно мне, за исключением информации о тебе. Лорд знает, что мы… общались, поэтому…

Левую ноздрю обожгло, будто носом пошло бодроперцовое зелье, и Снейп с раздражением прижал одну ладонь к лицу, второй нашаривая в кармане платок. Колдовать в доме у Блэка он не рисковал.

— Что с тобой? — услышал он голос Нарциссы и нечленораздельно промычал в ладонь «все в порядке».

Ее ледяная рука коснулась его лба, и он распахнул глаза. Нарцисса сердилась, а еще была до смерти испугана. Ей было больно, горько, обидно. И все это он видел по ее лицу, без всякой легилименции.

Нахмурившись, она вытащила носовой платок из его судорожно сжатых пальцев и прошептала какое-то заклинание. Он хотел было предостеречь ее от использования магии в чужом доме, но не успел. Платок, восхитительно холодный и пахнущий кровоостанавливающим зельем, коснулся его носа. Северус хотел было перехватить платок, но Нарцисса раздраженно отбросила его руку в сторону и надавила ему на лоб, заставляя откинуть голову.

— Когда ты начнешь хоть немного думать головой, а не пытаться делать все в одиночку? Ты считаешь, что, если свалишься без сил, кого-то это обрадует? Кого-то спасет? Ты думаешь, что ты знаешь все лучше всех, что доверять никому нельзя? Как был болваном в школе, так им и остался, — невпопад закончила Нарцисса, и Северус, несмотря на пульсирующую боль в переносице, расплылся в улыбке.

Кажется, он был прощен. Или не прощен, но все равно нужен. Какая, в сущности, разница, если ей не все равно, что будет с ним?

Кровь перестала идти, и Северус отвел руку Нарциссы от своего лица. Он все еще улыбался, что, кажется, ее разозлило. Во всяком случае, стирая с его лица следы крови, она что-то сердито бормотала, но он уже не слушал. Улыбался как ненормальный и ничего не мог с собой поделать.

Закончив приводить лицо Северуса в порядок, Нарцисса выбросила платок в камин и присела на подлокотник его кресла. Улыбаться сразу расхотелось. Отодвинувшись от нее подальше, Северус подал голос:

— Блэк огорчится, если увидит, что ты сидишь здесь.

— Не огорчится.

Нарцисса убрала с его лица прядь волос, спадавшую на глаза, и спросила:

— Ты вправду ни разу не читал мои мысли?

— Мысли нельзя читать. Это не книга, — скрывая неловкость за нравоучительным тоном, произнес Снейп. — Я… иногда случайно улавливаю какие-то обрывки, но сразу ставлю блок. Я не думаю, что мы смогли бы столько лет общаться, быть… друзьями, если бы я пользовался с тобой легилименцией. Слишком велик был бы соблазн быть для тебя идеальным, соответствовать твоим ожиданиям.

Нарцисса посмотрела в камин, в котором, дымясь, догорал его платок.

— Какой страшный для окружающих дар, — негромко произнесла она. — Можно найти подход к любому, стать всеобщим любимцем, покорить весь мир, используя нужных людей.

Северус усмехнулся, и Нарцисса перевела на него взгляд.

— Неудачник, — вздохнула она. — Так бездарно использовать такой уникальный дар. Ни толпы влюбленных женщин вокруг, ни головокружительной карьеры…

Ее голос был серьезным, но глаза смеялись, и облегчение, которое накатило на Северуса, оказалось таким огромным, что он, кажется, смог бы взлететь без заклятия левитации.

— Толпа влюбленных женщин — это крайне утомительно. С ними же нужно разбираться…

Нарцисса закатила глаза.

— Что до карьеры, то я всегда мечтал учить детишек, — коротко улыбнулся Снейп.

— О да! Это очевидно каждому, кто хоть раз видел тебя в стенах школы. Ты прирожденный педагог: добрый, чуткий, понимающий…

— А эти бестолочи просто не ценят! — поддержал ее игру Снейп.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.

— Спасибо тебе, — наконец произнес он. — Прости, что я не говорил, я… боялся, что ты станешь меня избегать.

Нарцисса несколько секунд смотрела на него, а потом медленно прикрыла глаза, и по ее щекам вдруг потекли слезы. У Северуса перехватило дыхание.

— Не плачь, пожалуйста, — прошептал он, чувствуя, что сам тоже вот-вот расклеится.

Чертов легилимент, который отнял у него все силы. Чертов Блэк, который едва не отнял у него Нарциссу.

— Я не буду, — не открывая глаз, пообещала Нарцисса, а потом ощупью нашла его руку и сильно сжала.

Наплевав на приличия, Северус стянул ее с подлокотника к себе на колени, понимая, что тем самым компрометирует ее, рискует вызвать бешенство Блэка, но не имея в себе сил отказаться от этих мимолетных объятий с человеком, ради которого он жил все эти годы.

Нарцисса обхватила его за шею и уткнулась в плечо. Северус одной рукой приобнял ее за плечи и как раз думал, куда бы пристроить вторую руку, чтобы это не выглядело двусмысленно, когда Нарцисса прошептала:

— Лорд хотел себе наследника.

Северус уронил руку на колено Нарциссе и глупо спросил:

— А ты при чем?

— При том, — огрызнулась она.

Ну хотя бы плакать перестала.

— Подожди. Зачем ему наследник? Что наследовать? Власть? Могущество? Бессмертие?

Северус невидящим взглядом смотрел на закрытую зверь гостиной, и в его голове вихрем проносились мысли. Он чувствовал, что разгадка где-то рядом. Что-то было в этой информации…

Нарцисса, отклонилась и сняла одну руку с его шеи, но он едва это заметил. «Что наследовать?»

— Меня еще тогда смутила эта идея, помимо самого процесса, конечно, — голос Нарциссы ворвался в водоворот его мыслей. — Я много думала об этом, потому что боялась… Сам понимаешь.

Северус перевел взгляд на ее лицо, раскрасневшееся и взволнованное.

— Как они тебе это объяснили? — тихо спросил он.

— Мне никто ничего не объяснил. Сказали лишь, что будет проведен какой-то магический ритуал, что никакого… телесного контакта с Лордом, хвала Мерлину, не будет… Согласиться я должна была добровольно, потому что, как я поняла, иначе обряд бы не сработал.

— И ты согласилась? — спросил он.

Нарцисса, отстранившись еще сильнее, оперлась поясницей о высокий подлокотник.

— Ты думаешь, у меня был выбор? — устало спросила она. — В случае моего отказа Драко не вернулся бы из лагеря. Они меня, конечно, обманули. Потому что, как оказалось, он уже успел вернуться. Но это ничего не меняло, понимаешь? Они могли убить его в любой момент.

— Я понимаю, — заверил Северус, всем своим существом ненавидя Лорда и Люциуса за то, в каком страхе приходилось жить Нарциссе все эти годы. Особенно Люциуса, потому что тот мог сделать хоть что-то, но ничего не делал. Слепо шел за Лордом туда, куда тот его вел.

— Этого мальчика, Поттера, они похитили, чтобы изучить след заклинания его матери.

Упоминание о Лили отозвалось болью в груди. Северус непроизвольно сжал колено Нарциссы и, спохватившись, убрал руку на свободный подлокотник. Нарцисса, казалось, этого не заметила.

— Лорд, как я поняла, изучал кровь волшебников. Люциус как-то обмолвился, что Лорд считал, будто заклинания оставляют след в теле волшебника.

Северус кивнул, потому что слышал об этом от самого Лорда. Порой ему тоже приходилось изучать образцы крови. Сам он не видел разницы между кровью полукровок, магглов, образцы которой предоставлял Лорд (и Северус даже думать не хотел, откуда они брались), и чистокровных магов. Но Темный Лорд был последователен в своих изысканиях.

— Может быть, он хотел таким образом подтвердить важность чистоты крови? — пробормотал Северус.

— Северус, ну ты как дитя, — вздохнула Нарцисса. — Чистота крови не может быть буквальной. Она магическая. Чем чище и древнее род, тем больше магический потенциал у волшебника. Это же всем известно.

— Правда? — удивился Северус. — Я не знал. А как ты это видишь, Нарцисса? — спросил он, потому что у него самого не было возможности побеседовать с портретами своих предков или прочесть личные дневники представителей древнего и славного рода.

— Смотри, есть магический род, где поколение за поколением рождаются волшебники. У каждого из них свой магический потенциал и набор магических способностей. Пройдя ритуал имянаречения, новорожденный становится храним родом платит за это частью своей магической силы. Поэтому древние магические фамилии не допускают мысли о смешанных браках. Ребенок может родиться с низким магическим потенциалом, и тогда после ритуала имянаречения либо умрет, отдав роду слишком много сил, либо станет сквибом.

— Сквибом? — Северус уставился на Нарциссу, едва не приоткрыв рот от удивления. Ему-то казалось, что его трудно удивить. — Но я думал, что сквибы лишены магии.

— Да, но не с самого рождения. Рождение ребенка, вообще не обладающего магией, если хотя бы один из родителей маг, — огромная редкость. Зато сквибы не такая уж и редкость. А в последние пятьдесят лет они появляются гораздо чаще, чем раньше. Я беседовала с профессором Фреймом, который занимается изучением этого вопроса. Наша семья как раз финансировала его исследования.

— Это была идея Люциуса?

Нарцисса покачала головой:

— Люциус после нашего бракосочетания уступил мне право выбирать направления благотворительности, и я полностью пересмотрела распределение этих потоков, потому что до этого часть средств шла на какие-то совершенно шарлатанские исследования, а часть просто тратилась безо всякой отчетности.

Нарцисса, увлекшаяся разговором, больше не выглядела несчастной или опасной. Она была знакомой до последней черточки и очень-очень нужной. Самым, пожалуй, главным человеком в его жизни за исключением Тома. А ведь проклятый Блэк наверняка погубит ее репутацию, втянет во что-нибудь, что, без сомнения, обернется для нее бедой.

— Почему ты так смотришь? — шепотом спросила Нарцисса, и Северус качнул головой.

— Удивляюсь тому, что мы ни разу не обсудили тему сквибов.

— Я думала, что уж ты-то должен об этом знать. Ты ведь ставил защиту на наше поместье, должен был разобраться в том, как работает родовая магия.

Северус перевел взгляд на камин и произнес:

— Книги не описывают и десятой доли этого. Впрочем, если бы я начал думать в направлении сквибов, то додумался бы. Наверное. Но все равно я не могу понять, чего хочет Лорд, — медленно проговорил Северус. — Хорошо, допустим, он научился как-то определять магический потенциал по крови. Но что дальше?

Некоторое время они сидели в тишине, и пока мозг Северуса бился над разгадкой, сам он отстраненно отмечал, что так хорошо ему не было очень давно. Оказывается, просто нужно было набраться… глупости и усадить Нарциссу себе на колени. От этой мысли вновь стало смешно, и Северус на этот раз позволил себе улыбнуться.

— Я не верю в то, что он хочет продолжить свой род, — наконец произнесла Нарцисса, задумчиво убрав за ухо прядь волос, и посмотрела на Северуса.

— Профессор Дамблдор сказал, что Лорд хочет подчинить себе магию. Для меня это звучит очень абстрактно. Я не понимаю механизма, и меня это раздражает, — неожиданно для самого себя признался Северус, понимая, что, видимо, окончательно постарел, размяк, раз забыл о том, что нужно ее оберегать от тревог и решать все самому.

Нарцисса, будто прочитав эти его мысли, легонько провела рукой по его волосам и заметила:

— У тебя седина начала появляться.

Северус неловко усмехнулся, потому что не знал, как отреагировать на эти слова.

— Что до подчинения магии… Знаешь, я всегда считала себя слабой волшебницей. У меня нет никаких особенных способностей. Я не легилимент, — Нарцисса выразительно на него посмотрела, и Северус, опустив взгляд, уставился на ее колени, обтянутые бежевыми брюками, — я не сильна в чарах, в трансфигурации… Мариса, например, была гораздо сильнее меня. Но я преодолела заклинание отвода от Драко, понимаешь? Несколько лет назад я прочла все, что смогла о нем найти. Во-первых, его официально не существует, вернее, то, которое описано в легальных источниках, может отвести лишь от неодушевленного предмета, а во-вторых, я должна была бы сойти с ума под его воздействием. Причем быстро. Средний срок около месяца. Но со мной ничего не случилось. Значит, самой магии во мне много, понимаешь?

Северус поднял на нее взгляд.

— У меня другое мнение насчет твоих способностей, но продолжай.

— Я пытаюсь сказать, что проявления магии — еще не сама магия. Волшебник с невысокими способностями может оказаться сильным магически. Его сложнее подавить, убить. А еще, мне кажется, бывает наоборот. Например, в случае с Лордом.

В гостиной повисла тишина. Северус нахмурился, вглядываясь в лицо Нарциссы:

— Ты хочешь сказать, что Лорд не сильный волшебник?

Это звучало настолько абсурдно и одновременно обнадеживающе, что Северус нервно усмехнулся.

— Сам посуди. Зачем эти татуировки? — она указала взглядом на его предплечье. — Он ведь подпитывает себя вашей магией. Это тот случай, когда, потратив часть своей силы на татуировку, он получил возможность подпитываться годами.

— Но это совсем не означает… — начал было Северус, но Нарцисса его нетерпеливо перебила.

— Северус, он сорит магией, пускает пыль в глаза. Метка в небе после убийства магглов, древние заклятия, которые он использует против Пожирателей для их устрашения. Я, конечно, могу ошибаться, но действительно сильный волшебник, такой, как профессор Дамблдор, например, или Макгонагалл, не станет создавать этой мишуры, понимаешь? Ты не создаешь. А он, мне кажется, живет на переделе своих магических возможностей, чтобы удержать власть. Он запугивает, убивает, давит силой, но не магией, Северус. Уже давно не магией. Всю действительно сложную магическую работу делают за него другие волшебники.

Северус вновь опустил взгляд, размышляя. Ему было совсем по-детски приятно оказаться в глазах Нарциссы на одной ступени с Дамблдором и Макгонагалл, но при этом он понимал, что Нарцисса ошибается, он не слишком сильный маг, он просто много учился… Впрочем, сегодня он выдержал вторую атаку чудовищно сильного легилимента. А еще Нарцисса абсолютно верно подметила, что Лорд давил не магией, а силой. И годами держал всех в страхе. А это, по сути, мог бы сделать любой средней силы легилимент. Дать человеку надежду заполучить то, что он желает, или же запугать тем, что отнимет самое дорогое.

— Если допустить, что ты права, чего он хочет от наследника?

— Может быть, надеется, что тот станет более сильным магом и с его помощью власть самого Лорда возрастет? Думаю, он боится того, что вскоре не сможет удерживать последователей, — предположила Нарцисса.

— Слишком сложно, слишком много допущений… — пробормотал Северус.

В дверь деликатно постучали, и Северус инстинктивно обхватил Нарциссу обеими руками в попытке защитить. То, что этим он ее компрометирует, он запоздало понял по выражению лица застывшего в дверях Блэка.

— Вижу, все улажено, — нейтральным тоном произнес Блэк и, глядя куда-то поверх их голов, добавил: — Ремус приглашает к чаю.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и, судя по звуку шагов, взбежал по лестнице наверх, проигнорировав столь любезное приглашение Люпина.

Северус шумно выдохнул, а Нарцисса молча поднялась с его колен и посмотрела на него сверху вниз. К счастью, она, кажется, не сердилась.

— Прости, — пробормотал Северус. — Я сегодня не очень хорошо соображаю. Я не должен был…

Нарцисса печально улыбнулась:

— Я себя чувствую сейчас так, будто нам снова по пятнадцать.

— Ну, Блэк-то точно ведет себя в соответствии с этим возрастом, — пробубнил Северус.

— Ты сейчас тоже, — парировала Нарцисса и, проведя рукой по его волосам, добавила: — Я пошла объясняться с Сириусом, а ты, будь добр, прекрати воевать в одиночку. Я волнуюсь за тебя. Ты нужен нам… мне живым, здоровым и в здравом уме. Слышишь?

Она вновь провела рукой по его волосам, и он прикрыл глаза, а когда открыл, в гостиной уже никого не было. Вздохнув, Северус тяжело поднялся с кресла и направился на кухню, размышляя о том, что пить чай в ночи — это несколько странная, но, пожалуй, не такая уж и плохая идея.

Люпин в конце концов славился тем, что мог сказать что-нибудь неожиданное.

Злость на Блэка прошла, как и не бывало, потому что теперь Северус точно знал: что бы ни ждало их в будущем, его место рядом с Нарциссой никто никогда не займет.

* * *

Грейнджер, сгорбившись, сидела на пуфике и нервно заламывала пальцы. Ее голос то и дело срывался, щеки пылали, а прядь волос, выбившаяся из хвоста, скользила по щеке, когда она двигала головой. Порой она заправляла эту прядь за ухо, но та вновь выскальзывала.

Грейнджер говорила, говорила и вновь говорила, рассказывая совершенно чудовищную историю, которой просто не могло случиться. Похищение Поттера, какой-то план Лорда относительно его, Драко, матери, совместная поездка в последней карете в школу, драка с Поттером, занятия с первокурсниками, поход в Хогсмит и ночевка в этом самом Хогсмите.

— Там ничего такого не было, — поспешно заявила Грейнджер, хотя Драко не проронил ни звука.

В другое время он непременно спросил бы «а не такое было?», но сейчас ему было не до сарказма, потому что головная боль стала не просто невыносимой, она заняла собой все его мысли и поглотила все эмоции. Драко слушал Грейнджер, чувствуя, как по спине катится пот от боли и… страха, и мечтал о том, чтобы все это прекратилось. Прямо сейчас. С любым результатом. Он не хотел больше правды. Он хотел забиться в угол и уснуть на ближайшие несколько суток, чтобы просто перестать чувствовать боль и эту постыдную дрожь во всем теле. Ему даже пришлось сцепить руки в замок, чтобы Грейнджер не заметила, как они дрожат.

— Ты в порядке? — запнувшись на полуслове, спросила Грейнджер, и он отрывисто кивнул, глядя на нее.

Очень хотелось, чтобы она ушла. Он ушел бы сам, но сил встать с проклятого пуфика не было.

Грейнджер несколько секунд вглядывалась в его лицо, а потом произнесла:

— В общем, дальше не было ничего существенного.

И… покраснела. Драко прищурился.

— Подробнее, — произнес он.

Грейнджер отрывисто вздохнула, а потом зачастила, не глядя на него:

— Во время рождественского бала ты… пришел в мою комнату под чарами невидимости и… случайно узнал, что у меня не стерта память. Ты разозлился, ушел, а на следующий день мы… говорили в музыкальной гостиной. Ты не стал меня слушать и… отправился домой.

Драко Малфой давно вырос из возраста невинности, поэтому информация о том, что он во время рождественского бала пришел в комнату к Грейнджер, вызвала в нем смешанные чувства. С одной стороны, он отчаянно хотел думать, что Грейнджер врет, с другой — понимал, что именно она не стала бы врать о подобном. Слишком правильной она была и слишком не походила на тех девушек, которые могли бы с легкостью намекать на интимную встречу.

Драко попытался вызвать в мозгу хоть какие-то воспоминания. Ему в конце концов семнадцать. Пусть это всего лишь Грейнджер, но подобные события должны оставаться в памяти. Даже если они были далеки от идеальных.

Глядя на пылающие щеки гриффиндорки, он пытался представить, что так же они пылали, когда… Вот только никакого «когда» в памяти не было. Сплошная пелена. Мысль о том, что он мог забыть секс с Грейнджер, бесила, а еще не выдерживала никакой критики. Драко начало накрывать злостью. С чего он взял, что Поттер и Грейнджер не врут? Только потому, что они якобы не могли на это пойти, они не такие? Да он понятия не имеет, какие они на самом деле. У них обоих определенно есть какая-то цель, и нужно не пытаться вспомнить то, чего не было, а понять, что нужно гриффиндорцам.

Драко скрипнул зубами и на миг прикрыл глаза, пережидая очередную волну головной боли. Как же сложно было рассуждать здраво в таких условиях. Кажется, он все-таки переоценил свои силы.

Ни одной зацепки, ни одного стоящего объяснения. Если бы они жили пару столетий назад, то он, как лишивший чести юную деву, должен был бы либо жениться на ней, что в свете ее происхождения было невозможным даже тогда, либо обеспечить ее будущее, поспособствовав ее браку с человеком, соответствующим ее происхождению и готовым закрыть глаза на пикантную ситуацию. В случае рождения ребенка женщина должна была бы получать содержание, однако ребенок не признавался родом и о нем быстро забывали. От Марисы Драко слышал, что в его роду лет триста назад была подобная история. Но на что могла рассчитывать Грейнджер теперь? Особенно учитывая его сомнительное положение с точки зрения закона. Впрочем, в декабре оно, это положение, еще не было таким сомнительным.

Драко вновь посмотрел на Грейнджер, пытаясь представить, чем он сам мог руководствоваться, вступая в эту недопустимую связь, если предположить, что ее история — правда. Грейнджер не была красавицей, но ее можно было назвать миловидной. У нее были красивые глаза и милая улыбка, когда она улыбалась Поттеру. Еще ему, пожалуй, нравились ее волосы. Казалось, что на ощупь они должны быть шелковистыми. И у них был красивый цвет — горького шоколада. В общем, своей внешностью Грейнджер не отталкивала. Отталкивала происхождением и… Стоп! Драко замер, поняв, что в голову вновь полезли мысли о происхождении, о величии его рода. Вон даже вспомнил старомодные традиции выхода из щекотливых ситуаций. Он попытался отбросить навязчивые мысли, и виски прострелило с новой силой. А вот и оно! Драко усмехнулся про себя и вновь попытался представить, что рассказ Грейнджер правда, и чем упорнее он пытался это сделать, тем острее чувствовал недоверие и… ненависть к ее происхождению, ее манерам, ее голосу, ее виду.

Грейнджер принялась говорить что-то еще, но он уже не слышал. Он едва сдерживался от желания заорать, чтобы она заткнулась и не смела даже упоминать его имя в одном предложении со своим. Даже в мыслях, потому что она всего лишь грязнокровка.

Конец ее рассказа Драко пропустил, потому что в его голове стучало: «Грязнокровка должна замолчать. Она не имеет права что-либо говорить чистокровному магу. Ей не место в Хогвартсе. Ей вообще не место в приличном обществе. Такие как она не должны жить».

* * *

Гермиона закончила свой рассказ, и в кабинете прорицания повисла тишина, изредка нарушаемая уханьем сов и стрекотанием сверчков. Еще Гермиона слышала стук собственного сердца, но, к счастью, Драко слышать его не мог, и это было хорошо. Понимать, что ее сердце выскакивает из груди, в то время как он совершенно спокоен, было невыносимо. Гермиона глубоко вздохнула и покосилась на слизеринца, впрочем, когда их взгляды встретились, тут же об этом пожалела. Несмотря ни на что, в ее душе до сих пор трепыхалась глупая надежда, что стоит на него посмотреть, и перед ней снова окажется Драко. Тот Драко, которого она знала несколько недель назад.

Когда же она уже перестанет надеяться?! Во взгляде серых глаз не было абсолютно ничего. Это был даже не тот Малфой, которого она знала все шесть лет своей учебы. Тот кривил губы, говорил гадости... Тот хоть как-то реагировал. Этот же просто молча слушал ее рассказ, изредка что-то уточняя скучающим тоном. И с каждым словом Гермионе все сильнее хотелось встать и выйти из этого чертова кабинета прорицаний, с которым было связано столько воспоминаний. Просто выйти, аккуратно прикрыв дверь, чтобы никогда больше не возвращаться в этот кошмар. Не видеть пустоты и равнодушия в глазах напротив. Она с таким же успехом могла рассказывать ему о погоде на ближайшие две недели. И то, вероятно, нашла бы в нем большую заинтересованность. От погоды по крайней мере зависят квиддичные матчи. А от ее рассказа, видимо, не зависит ничего.

Гермиона почувствовала, что смертельно устала. Она уже даже не чувствовала себя униженной и оскорбленной. Она чувствовала себя пустой. И вот когда она уже собиралась встать и молча уйти, произошло странное: Драко Малфой, до этого неподвижно сидевший на пуфике, прислонившись спиной к широкому стволу дуба, вдруг резко вскочил и с силой ударил ладонями по столу. Гермиона вздрогнула от неожиданности, но он не обратил на нее никакого внимания.

— Проклятье! — сквозь зубы процедил слизеринец и вновь ударил ладонями по столу, а потом оперся о него и застыл, опустив голову.

— Что случилось? — озадаченно спросила Гермиона.

За все время ее рассказа он даже ни на миг не изменился в лице. Будто она разговаривала со стеной. Сейчас же он стоял, крепко зажмурившись и тяжело дыша.

— Ничего! Ничего не помню. Ни одной зацепки! — он снова ударил ладонями столу.

Гермиона невольно поморщилась, представив, как это должно быть больно. Впервые за долгое время у нее появилась возможность беспрепятственно на него смотреть — он сам дал повод этой вспышкой. В его позе сквозило такое напряжение, что Гермиона вдруг поняла, что показное спокойствие и равнодушие давались ему очень нелегко, и впервые подумала о том, каково же ему? Жалость в ней вступила в борьбу с безысходностью, и было пока не ясно, какое из чувств возьмет верх. Чтобы не давать шанса ни одному из них, она тихо спросила:

— Почему тебя это злит? — а про себя подумала: «Ну же, съязви, скажи что-то, что поставит точку в этих проклятых надеждах».

Он ничего не ответил. Даже не шелохнулся. Точно она была здесь в роли пуфика или стола, или этого проклятого дуба, под которым они…

— Я ничего не помню, — прошептал он, когда она уже отчаялась дождаться ответа. — Вообще. А это значит, что все… правда.

Сердце Гермионы сделало немыслимый рывок, едва не проломив грудную клетку.

— Странная логика, — непослушными губами произнесла она, стараясь говорить спокойно. Ему незачем было знать, что творилось в ее душе в эту минуту.

— Слишком сильный блок, — он по-прежнему не открывал глаз, так что она все еще могла беспрепятственно на него смотреть. — Я не верю. Я не хочу тебя слушать. Мне хочется на тебя накричать и заставить тебя признаться, что ты все это выдумала, — отрывисто и четко произнес он, а потом, распахнув глаза, уставился на поверхность стола. — Будь я в нормальном состоянии, этот разговор не вызвал бы у меня таких эмоций. Мне не хотелось бы любой ценой заставить тебя замолчать. Что-то будто навязывает мне другую модель поведения. Другие реакции.

Гермиона закусила губу, стараясь сдержать неожиданно подступившие слезы. Драко Малфой, напоминавший робота в последние дни, вдруг опять стал человеком: злым, задумчивым, растерянным. Господи, неужели еще не все потеряно?

— Когда Дамблдор стер память Гарри, у того болела голова при попытках что-то вспомнить, — произнесла Гермиона и вновь закусила губу, потому что ее голос предательски дрогнул.

— Это говорит лишь о том, что над моей памятью действительно работал не Дамблдор, — невесело усмехнулся Малфой и, подняв голову, повернулся к ней. В его глазах было столько всего, что Гермиона невольно вжалась спиной в ствол дерева. — Боль, хоть и универсальный блокиратор, остановит далеко не всех. С болью можно жить. Пусть и паршиво.

— Когда у тебя начались головные боли?

— После рождественских каникул.

— А сейчас голова болит?

Малфой несколько секунд молча на нее смотрел, а потом выпрямился во весь рост. Он возвышался над по-прежнему сидевшей на своем пуфике Гермионой, и ей было очень неуютно. Хотелось подняться на ноги, но она решила, что это будет глупо.

Наконец он криво улыбнулся и произнес:

— Сейчас мне хочется сказать, что это не твое дело, и уйти.

— Но? — с замершим сердцем произнесла Гермиона.

— Почему ты считаешь, что будет «но»?

— Я знаю тебя, — просто ответила она, хотя это было неправдой. Этого Малфоя она не знала.

Он усмехнулся:

— Но я отвечу. Да, сейчас болит.

— Сильно?

— Баллов на двадцать по шкале от одного до десяти.

Гермиона сочувственно поморщилась и неуверенно предложила:

— У меня есть более сильное зелье. Его давал мне Снейп, когда у меня были боли после… В общем, оно в моей комнате. Я могу тебе прислать.

Он помотал головой и отступил на шаг, потом еще на один, но вдруг, остановившись, зажмурился и сжал двумя пальцами переносицу.

— Я согласен, — произнес он наконец, и Гермиона, пользуясь тем, что он не может ее сейчас видеть, улыбнулась.

Да, в этот раз путь к нему оказался гораздо тернистее, но один раз она уже шла по этому пути и как никто другой знала, что ее ждет в конце. Знала, что это точно того стоит.

* * *

Они вышли из кабинета прорицаний вместе. Молчание, повисшее между ними, было тяжелым и неуютным. Драко до сих пор не мог поверить, что перешагнул черту: отмел все сомнения в том, что его память стерта, и… согласился принять помощь Грейнджер. Согласился верить ей. Внутренний голос, кажется, ужаснувшись этому решению, наконец замолчал. Драко хотелось думать, что он не собирается с силами для новой атаки, потому что не был уверен, что сможет выстоять и не сойти с ума.

У лестницы Грейнджер остановилась. Здесь их пути должны были разойтись, и гриффиндорка, обхватив себя за плечи, неловко произнесла:

— Спокойной ночи.

Драко окинул ее взглядом, и его ответное «спокойной ночи» прозвучало не так, как должно было бы по отношению к Грейнджер. Гораздо мягче и… теплее.

Гриффиндорка улыбнулась и вдруг коснулась его руки:

— Мы справимся. Просто поверь.

— Поверить? — усмехнулся Драко, высвобождая руку, потому что прикосновение отозвалось покалыванием, будто из пальцев Грейнджер лилась магия. — Я не должен тебе верить, понимаешь?

— Я понимаю, что кто-то решил это за тебя, — негромко произнесла она. — Но мы обязательно с этим разберемся.

Драко вдохнул полной грудью и выдохнул, с удивлением отмечая, что головная боль притупилась, хотя, возможно. у него просто сгорела пара сотен нейронов, и теперь он не будет чувствовать ничего. Было бы забавно.

— Если это заклинание, я должен буду сойти с ума? — зачем-то спросил он, и Грейнджер испуганно распахнула глаза.

— Нет, ты что? Мы все выясним, и до этого не дойдет.

— Откуда у тебя такая уверенность? — с раздражением спросил Драко, понимая, что ее слова — лучший повод для недоверия. Как она может что-либо знать, если не имеет к этому отношения?

— Я верю, — наивно произнесла Грейнджер, и Драко, невзирая на превосходное воспитание, открыл рот от удивления. — Мы выбирались из куда более сложных ситуаций. Гарри столько раз был на волосок от смерти. Но, пока мы вместе, мы все можем.

Драко захлопнул рот, рассмеялся и перевел взгляд на натюрморт, висевший на стене и едва видимый в плохо освещенном коридоре. Все-таки в Гриффиндор берут исключительно психов, ну или очень наивных, не приспособленных к жизни людей. Впрочем, надо отдать им должное, до выпускного они как правило доживают. Даже Поттер, которого Лорд столько раз пытался убить.

Тут Драко понял, что так и не уяснил, зачем Лорду нужен был Поттер. Грейнджер об этом говорила, но ее рассказ он воспринимал урывками.

— Слушай, я сегодня немного не в форме, поэтому пропустил половину из твоего рассказа. Голова… — он поморщился, и она скорчила сочувствующую мину. — Давай мы завтра встретимся еще раз?

Он выпалил последнюю фразу на одном дыхании, не позволяя себе задуматься о том, насколько это глупо. В голове вертелась мысль о том, что Блез это не понравится. Хотя это ведь по-прежнему не свидание. Это попытка найти ответы, это…

— Давай, — улыбнулась Грейнджер и заправила за ухо прядь волос.

— Ты распускала волосы, когда мы были вместе? — неожиданно для самого себя спросил он, потому что игнорировать то, что он постоянно обращает внимание на ее волосы, было глупо.

— Ты мне их распускал, — едва слышно пробормотала Грейнджер, и ее щеки потемнели.

Драко неловко переступил с ноги на ногу и прокашлялся.

— А в Рождество… — он запнулся, не зная, как продолжить.

Грейнджер не спешила ему помогать. Наоборот, она подняла на него такой взгляд, что Драко вновь прокашлялся, но решил все же довести мысль до конца.

— В Рождество это было у тебя в первый раз или…

Грейнджер качнула головой и, пробормотав «спокойной ночи», бросилась вверх по лестнице, ведущей к башне Гриффиндора. Драко в смятении проводил ее взглядом. Это как понимать? Не в первый?

И только когда ее шаги стихли, он понял, что они так и не договорились о времени и месте. Вздохнув, Драко поплелся обратно по коридору, сообразив, что ему нужно в другую сторону и что он, оказывается, проводил Грейнджер до лестницы. Вот оно — воспитание.

Отчего-то мысль о том, что, вернувшись в комнату, ему придется писать Грейнджер записку с просьбой о встрече, не вызвала раздражения. Только что-то похожее на тоску, а еще где-то там, под головной болью, страхом и усталостью, шевельнулась обида. Что она имела в виду, когда покачала головой в ответ на его вопрос? С кем она могла встречаться до него? Впрочем, круг претендентов был невелик.

«Я знаю, что ты выберешь, Малфой», — голос ненавистного Поттера ворвался в сознание.

— Ничего ты обо мне не знаешь, Поттер, — зло выдохнул Драко и прибавил шагу.