Амнезия или яркий духом и разумом (гет)

Конечно Рона искали. Ждали, верили, что он жив, и снова искали. Гермиона старалась не поддаваться отчаянию, брала себя в руки, но существовала, словно на качелях. Периоды железной воли сменялись полной безнадёгой. Тогда она плакала по ночам, приказывала себе собраться, но ничего не могла поделать. Малыш внутри доставлял много беспокойств – ему тоже было не сладко, ведь все волнения матери он разделял вместе с ней. Наверное, именно мысли о ребёнке и не давали ей окончательно сломаться. Человек просто пропал. Исчез. Она знала, что и Гарри, и мистер Уизли перепробовали уже все средства. Но поиск не дал результатов. Джинни сказала, что в министерстве подумывают даже о мести Пожирателей, но Гермиона не хотела верить в такой исход. Во-первых, столько лет прошло с тех памятных времён, а, во-вторых, если бы это была показная месть, уж враги бы проявились, чтобы добить несчастных близких. Да и какие враги были у Рона? Гарри ходил сам не свой, Гермиона видела, что ему тоже очень тяжело. Отец всерьёз предлагал обратиться в полицию, несмотря на все статусы о секретности магического общества. Гермиона уже сама не знала, что и думать. До родов оставалось совсем чуть-чуть. Она отказалась лечь в больницу заранее, твёрдо решив до последнего ждать Рона. Ей казался ужасно мучительным сам факт того, что ребёнок должен родиться без отца. Она уговаривала малыша подождать ещё немного, хотя понимала всю абсурдность таких уговоров. Роза часто спрашивала про Рона, и Гермиона, пряча глаза, отвечала, что папа на сборах. Роза проглатывала отговорки, но всё равно скучала и спрашивала, когда папа приедет?

Гермиона уже не могла перемещаться со своим пузом через камин, тем более трансгрессировать, поэтому все новости узнавала дома. Каждый день кто-нибудь приходил. Гермиона уже устала от этого молчаливого ритуала. Вошедший смотрел с надеждой в её глаза, а она в глаза того, кто пришёл. Немой вопрос: «Не нашёлся?» терялся в разочаровательном ответном вздохе. Все делали вид, что ничего страшного, значит, завтра найдётся, ну, или послезавтра, но надежда начинала перемешиваться с отчаянием.

Несколько раз приходила Молли. И с Артуром, и одна. Она убедила отправить Розу в Нору перед самыми родами, ведь родители Гермионы работали – они не могли присматривать за девочкой всё время, пока Гермиона будет в больнице. Гермиона с тяжёлым сердцем согласилась, но всё оттягивала этот момент. Она боялась остаться дома совершенно одна. Роза её отвлекала и не давала погрязнуть в мрачных мыслях. Молли уверяла, что Рон обязательно найдётся.

Май беспечно превращался в лето. Месяц, прошедший со дня исчезновения Рона, пролетел стремительно. Вернее будет сказать – Гермиона просто не замечала смены дней. Время остановилось, превратившись в мучительное ожидание.

В один из последних дней мая Молли приехала за Розой. Гермиона уже собрала сумку с вещами, хотя была слишком рассеяна, чтобы сосредоточиться. Она знала, что в Норе дочке будет хорошо, и Молли, в крайнем случае, найдёт всё необходимое, если понадобится ещё что-то.

– Ты точно не хочешь, чтобы Энтони отвёз тебя сегодня в больницу? – Молли сидела с Розой на коленях и кормила её фруктовым пюре.

– Нет, мама, я останусь пока здесь. Если что, всегда можно вызвать такси.

– А если роды начнутся ночью, или что-нибудь случится? Это опасно! Никого не будет рядом.

– Ну, думаю, пару дней я ещё продержусь. Обещаю, если к концу недели ничего не случится, я честно пойду и лягу в клинику.

– Гермиона, тебе нужно беречь себя. Сама знаешь, всё может случиться так неожиданно.

Именно Молли принимала два года назад в Норе Розу, когда Гермионе чуть раньше срока приспичило рожать. В тот день Гермиона впервые назвала её мамой, что для Молли было большим подарком. Сама она любила Гермиону, как свою дочь, уже много лет, с болью переживая все их стычки с Роном. Ну, и конечно, Молли просто обожала всех своих внуков. И за Розу Гермиона была спокойна. Роза кормила теперь бабушку, отобрав у неё ложку и щедро намазывая лицо Молли пюре. Гермиона улыбнулась.

– Джинни тоже бегает, как шальная. Гарри на неё ругается. Думаю, неделю ещё пробегает. И в кого она только такая? – Молли удивлённо пожала плечами.

Когда уже собрались, Молли никак не могла уйти. Она всё порывалась сказать Гермионе, чтобы она берегла себя, что всё будет хорошо, и что Рон обязательно найдётся.

– Мы должны верить. Ты же знаешь способность моего сына вечно встревать в истории, – Молли немного помолчала на пороге и добавила: – Я всё же жалею, что Артур снова переделал часы. Он сказал, нечего ждать неприятностей, хватит с нас со всех. Господи, знать бы, что он живой! – вырвалось у неё.

Гермиона прекрасно знала историю знаменитых часов Молли. Это были необычные часы, как, впрочем, всё в доме волшебников, причудливым образом совмещая в себе предметы обихода с магическими свойствами. Эти часы Молли нашла на чердаке, когда они с Артуром ещё только вселились в Нору. Обычные с виду ходики, затянутые паутиной, притягивали к себе и хранили загадку. Артур пришёл в совершеннейший восторг, когда Молли показала ему свою находку. Куча ненужного хлама с чердака тогда перекочевала в мастерскую – сарай Артура, где, как он выразился, тут есть, над чем поработать! Как Молли не ворчала и не качала головой, она снисходительно относилась к чудачествам молодого мужа и лишь настояла на том, чтобы в доме она этого хлама не видела. Разобрав часы и разглядев их устройство, Артур сообщил Молли, что это творение самого Павла Карловича Буре, вернее, его дочернего предприятия в Швейцарии, принадлежавшего Жану-Жоржу Пфунду. Механизм часов был в отличном состоянии, и поскольку Артур помимо тяги к магловским изобретениям был ещё и неплохим волшебником, он сумел вернуть часы к жизни, но преобразил их. Молли, когда увидела результат его творения, просто изумилась. Вместо скучных цифр по кругу циферблата стояли надписи – заметки хозяйственных дел: «Время чая», «Время кормить кур», «Опоздание» и так далее, и единственная стрелка магическим образом всегда прыгала на нужную шкалу, ни разу не ошибившись. Со временем Молли так привыкла к часам, что без них уже не мыслила управления своим немаленьким хозяйством.

Так бы эти часы и остались лишь помощником в бытовых домашних делах, но наступила Вторая война с Тёмным Лордом. Слишком свежи в памяти были ещё злодеяния Первой войны – страх и неизвестность за близких железной лапой скручивали внутренности. Однажды, накануне переселения четы Уизли на площадь Гриммо в штаб Ордена Феникса, Артур снял часы со стены и забрал их в мастерскую. Он прекрасно знал, как изводится Молли всякий раз, поджидая в Норе возвращения членов семьи. И вот, вместо указателей с бытовыми заботами, на часах появились другие надписи. Стрелочек стало девять, ровно по количеству членов семьи Уизли, а по кругу циферблата шли указатели: «Дома», «В пути», «Хогвартс», «Работа», «Смертельная опасность» и другие. Теперь Молли всегда могла знать местоположение Артура и детей. В самые тёмные времена все стрелки дружно указывали на один показатель – Смертельная опасность, и Молли просто сходила с ума. Она таскала часы с собой по всему дому, не выпуская из поля зрения. Во время Великой битвы в Хогвартсе часов у Молли не было, и она не могла видеть, как в тот момент, когда на устах Фреда отыграла последняя улыбка его последней шутки, стрелочка с именем сына завибрировала, засветилась голубоватым свечением и под печальную музыку, похожую на плач феникса, медленно растворилась, перестав указывать на смертельную опасность. Молли не сразу заметила, что на часах не хватает одной стрелки. Последующая потом многонедельная и многомесячная боль не давала сознанию зацепиться за окружающие детали. И уже только осенью она увидела, что стрелки с именами домочадцев разбрелись по всему циферблату, указывая на работу, Хогвартс, а вот стрелки Фреда нет. Ещё через пару лет, когда у Билла, Перси, Рона, Джинни и Джорджа уже были свои семьи, Артур вернул часы к их первоначальному состоянию, добавив к перечню хозяйственных забот надпись "Внуки". Когда стрелочка замирала на этом делении, надпись светилась золотистым сиянием, и сердце Молли каждый раз радостно замирало. Это значило, что в Норе скоро появятся гости, и окрестности огласятся детскими криками. Вот потому-то сейчас Молли не могла с помощью волшебных часов сказать, где находится Рон.

Гермиона тепло попрощалась с Молли, расцеловала Розу, обещала держать в курсе своего самочувствия и заверила, что через пару дней честно ляжет в больницу.

До вечера слонялась без дела, совершенно не зная, куда приткнуться. Словно на вокзале ожидания – ждёшь своего поезда, а он задерживается. Она ждала Рона. Поэтому, когда в дверь позвонили, Гермиона отчаянно надеялась, что это он. На пороге стояла Лаванда Браун. Разочарование на лице было таким очевидным, что Лаванде пришлось самой себе разрешить войти – не стоять же на пороге.

– Привет.

– Здравствуй, Лаванда.

– Я войду?

– Так ты уже вроде как зашла.

Лаванда пропустила колкость мимо ушей.

– Гермиона, я знаю, что не вхожу в список тех, кого бы ты желала видеть, тем более сейчас, но я на самом деле зашла поддержать тебя. Я хочу сказать, что Рон жив, я точно это знаю. Можешь мне не верить, ты всегда скептически относилась к моей профессии, но с ним точно всё хорошо. И он найдётся.

Гермиона не хотела спорить с Лавандой.

– Пойдём на кухню, что стоять у порога.

Лаванда чувствовала себя неловко и явно не знала, куда деть руки. Гермиона заварила чаю, достала печенья с конфетами, и пока Лаванда, обжигаясь, прихлёбывала из чашки, задумчиво смотрела в окно.

– Знаешь, Лаванда, как-то мы спорили с Ксенофилиусом Лавгудом по поводу того, что всё возможно, если никто не доказал, что этого не существует. Верю или нет я во все эти предсказания и гадания, но не так давно ты уже доказала, что это возможно. Так что я верю тебе.

– Правда? – Лаванда так удивилась, что чуть не пролила чай.

И тут же воодушевилась:

– Гермиона, я смотрела в магический шар. Конечно, чтобы лучше увидеть, нужна другая обстановка, но я и так тебе скажу, что он жив.

– Что значит – другая обстановка? – этот разговор отвлекал Гермиону, к тому же, когда все средства перепробованы, заключишь сделку и с чёртом, не то что с Лавандой Браун.

– Ну, когда я работаю с такими вещами, я стараюсь быть поближе к объекту. Это может быть предмет, связанный с человеком, или его фото. Многие считают всё это чепухой, но я на самом деле устанавливала связь с людьми. Волшебники, которые ко мне приходят за помощью, верят мне – а это значительный фактор. Нужно верить. Тогда вибрация пространства открывается.

Гермиона поняла, что в тонкости ей вдаваться не хочется – голова заболит, но суть она уловила.

– Слушай, Лаванда, а ты можешь сейчас посмотреть? Здесь, в нашей квартире?

– Сейчас?

– Ну да. Если тебе некогда, я пойму.

– Нет, нет, что ты! Просто я не ожидала, что ты всерьёз всё воспримешь, если честно. Не знаю даже, зачем я зашла. Я правда, Гермиона, искренне хочу, чтобы он нашёлся. И чтобы всё у вас было хорошо.

– Ты всё ещё любишь его, верно?

Лаванда покраснела.

– Гермиона, пожалуйста, давай не будем про меня. Так что, попробуем? Магический шар у меня с собой и остальные атрибуты. От тебя требуется личная вещь Рона. Очень личная.

– Ну, вряд ли я принесу тебе его трусы. Прости. Я не хотела обидеть. Нервы совсем ни к чёрту. Ох, и живот что-то побаливает.

– Когда у тебя срок?

– Да завтра-послезавтра,– Гермиона посмотрела в глаза Лаванде. – Я не хочу в больницу, пока, пока Рон не нашёлся, понимаешь?

– Я понимаю.

– Так, ладно, сейчас что-нибудь принесу.

Гермиона направилась в спальню.

Она стала выдвигать ящики прикроватной тумбочки, где каждая мелочь, каждая вещь говорила о своём хозяине, о его привычках и характере. Боже, как же она соскучилась! Сил нет больше терпеть. Где же ты, Рон?

Карточки от шоколадных лягушек, втихаря засунутый огрызок от яблока, вратарские перчатки, совиные вафли. Гермиона улыбалась, а по щёкам катились слёзы. Как будто Рон был рядом. Разговаривал, объяснял, почему в его тумбочке должен быть именно такой кавардак, удивлялся обёрткам от шоколадок (Это не я, это, наверное, Роза положила!), клялся, что наведёт порядок, а потом пытался повалить Гермиону на кровать, чтобы она перестала сердиться. Гермиона буквально ощутила его присутствие рядом, словно он на самом деле сейчас стоял за спиной. Она оглянулась. Никого не было. Вздохнула, выдвинула последний ящик, в котором обычно лежали старые шахматы и деллюминатор Дамблдора. Сейчас здесь ещё лежала палочка Рона – Гермиона сама её сюда положила месяц назад.

– Лаванда, палочка подойдёт?

Лаванда внимательно посмотрела на красные глаза Гермионы, затем взяла протянутую палочку.

– Четырнадцать дюймов, ива, волос единорога, – прошептала она.

– Да, так и есть.

– Ну, ты готова?

– Да. Мне бы только знать, что с ним всё в порядке.