Как попасть в Зачарованное место (джен)

Ну вот, перед вами мистер Сандерс.

У него светлая шубка, подвижные лапы и блестящие чёрные глаза.

Он и сам не знает, как оказался в Стоакровом лесу, но, возможно, всё случилось как раз в тот момент, когда Генри и Агнес Фарнелл взяли контроль над семейной компанией в свои руки. ⁽¹⁾

Медвежонка при этом вовсе не звали Тедди или Эдвард: по крайней мере, на дощечке над дверью домика, где он проживал, было золотыми буквами написано «Мистер Сандерс».

Наверное, в магазинах и лавках было слишком тесно, тогда как в Лесу было гораздо больше воздуха, а может, маленькие симпатичные медвежата вызвали искренний восторг у мальчиков и девочек, и что-то случилось с привычным положением вещей, но мистер Сандерс вдруг оказался здесь и понял, что это место очень ему подходит. А он очень подходит этим вересковым пустошам с болотной горечавкой, колокольчиковым вереском, папоротником обыкновенным и стелющейся ивой, в листве которых гнездились тростниковые овсянки, горлицы, чижи и малые краснопёрки.

А какие здесь водились стрекозы! Чёрный дротик, блестящий изумруд и маленькая красная стрекоза трепетали рядом с королевской особой с золотыми кольцами. А вот бабочек, особенно пурпурную императорскую, иногда разглядеть было сложно, зато какой восторг охватывал вас, если из-под самых ног или лап — тут уж смотря кто чем пользовался — вспархивал разноцветный пёстрый ковёр.

В низинах носились взад и вперёд маленькие ручейки и речки, которым было всё интересно и которым хотелось непременно везде успеть. Они скакали и вертелись, будто не знали, куда им надо бежать в следующую секунду.

Впрочем, время в Стоакровом лесу не измерялось секундами и минутами, оно просто было «здесь и сейчас». Дни недели существовали лишь для того, чтобы можно было проснуться и сказать себе: «Сегодня будет Счастливый Четверг», а отправляясь в гости, пожелать друзьям Удачной Пятницы. Если кто-то очень не хотел, чтобы наступала Среда, он ничего не мог с этим поделать — Среда всё равно неизбежно приходила, даже когда Вторник старательно потягивался и тянулся от Шести сосен до самых удалённых уголков Леса. Хотя где пределы Леса и что за ними находится, никто не мог сказать наверняка.

Больше всего по душе мистеру Сандерсу были тенистые участки с буком и сладким каштаном, поляна с Задумчивым местом и холм с большой каменной плитой, вокруг которой росли черешчатые⁽²⁾ дубы.

Вот как раз к дубам на вершине холма и договорились сходить мистер Сандерс со своим лучшим другом Вильямом, маленьким поросёнком, который отличался забывчивостью в силу возраста. Ему было ужасно много лет — десять, а может, даже двенадцать, — и преклонным у Вильяма был не только возраст, но и спина. Вильям жаловался на ревматизм и говорил, что больше «никогда» и «ни за что», но тут же забывал о своих обещаниях, когда речь заходила об осенней охоте на жёлуди.

Вильям жил в большом-пребольшом доме, в большом-пребольшом дереве в самой середине Леса. Возле его дома стоял столбик, к которому была прибита новенькая доска с надписью, и тот, кто умел читать, мог прочесть: «Посторонним В.» Вильям втайне очень гордился этой табличкой, ведь когда у тебя двойное имя — Вильям Посторонним — всегда есть вероятность, что ты нечаянно забудешь какое-нибудь их них. Тогда можно будет подсмотреть в табличку и сделать вид, что ты просто занят рядом важным делом.

— Доброе утро! — сказал мистер Сандерс, застав друга как раз за смахиванием паутины со столбика.

— Доброе утро! — повернулся Вильям к медвежонку и посмотрел на него очень внимательно, словно пытаясь ухватить мысль за самый кончик.

— Мы хотели сходить с тобой на вершину холма, — подсказал мистер Сандерс. — Ты сказал, что там происходит что-то важное, что я обязательно должен знать.

— Я помню, — кивнул Вильям. — Просто немного забыл. Но сначала надо как следует поохотиться.

Вильям принюхался, потом опустил пятачок в траву и медленно двинулся вокруг своего дома. Его уши при этом иногда не успевали, цеплялись за корни, а потом догоняли сосредоточенного поросёнка. Мистер Сандерс хотел бы помочь, но знал, что он так охотиться на жёлуди не сумеет.

Когда Вильям обогнул Дом три раза, перед мистером Сандерсом собралась небольшая горка отборных желудей.

— Всё, — на четвёртом круге выдохнул Вильям и присел отдышаться.

— Вильям, я вот подумал, — задумчиво сказал мистер Сандерс, рассматривая особенно крупный жёлудь. — Почему ты называешь поиск желудей охотой?

— Потому что мне охота их искать, — пожал плечами Вильям. — Как же иначе?

— А, понятно, — сказал мистер Сандерс, собирая жёлуди в специальный мешочек. — Ну что, пошли?

— Думаю, нам понадобится Роберт, — вздохнул Вильям.

— Роберт? Ты уверен? — с сомнением спросил мистер Сандерс. — Тогда нам придётся дойти сначала до Дремучего леса. Надеюсь, он уже перестал на меня сердиться.

В Дремучем лесу в великолепном замке «Каштаны» проживал мудрый филин Роберт, умеющий считать до ста одного и писать письменными буквами. Роберт как раз и сделал надпись на дощечке над порогом мистера Сандерса и табличке возле дома Вильяма и слегка обиделся, когда мистер Сандерс похвалил его за катастрофический почерк. Впрочем, вскоре Роберт перестал дуться, потому что такие слова как «каллиграфический» были знакомы только истинным мудрецам.

Мистер Сандерс и Вильям шли, беззаботно болтая о Том и о Сём, и постепенно добрались до Дремучего леса, где им пришлось немного покричать, прежде чем Роберт выглянул из своего замка.

— И незачем так кричать! — сказал Роберт и поднял вверх правое крыло с оттопыренным пером. — Я помню про своё обещание, Вильям. Просто у меня есть и другие важные дела — я умею планировать свой день.

— Я тоже умею планировать, — примирительно сказал мистер Сандерс. — Правда, не всегда удачно. Вот в прошлую Пятницу я спланировал с медового дерева.

И он незаметно почесал тыльную часть спины.

Роберт фыркнул, взмахнул теперь обоими крыльями и молча полетел вперёд к просвету из Дремучего леса, откуда тянулась тропинка до вершины холма.

Здесь они немного постояли на каменном плато, глядя вниз на Стоакровый лес и на всё-всё-всё на свете — во всяком случае, до того самого места, где синее небо в лёгких облачках сходилось с кронами зелёных, в жёлтой осенней дымке, деревьев.

Потом они принялись за дело.

Земля здесь была не такая, как в остальном Лесу, где росли всякие колючки и папоротник, а была покрыта ровной зелёной-зелёной, гладкой травой.

Мистер Сандерс копал аккуратные небольшие ямки, Вильям укладывал в каждую жёлудь на бочок, а Роберт засыпал ямку обратно, укрывая тёплым одеялом будущие дубочки.

— Ну что, сколько теперь? — спросил Вильям, окидывая взглядом ряды могучих дубов, дубов поменьше, совсем маленьких дубочков и нежных первогодков, которые пустили корни прошлой весной.

— Если примут все, будет шестьдесят пять, — уверенно сказал Роберт.

— Ты хотел сказать — примутся? — уточнил Вильям.

— Нет, я хотел сказать то, что я хотел сказать! — недовольно буркнул Роберт. — Тебе же известен секрет Стоакрового леса.

— Я всегда надеюсь, что всё совсем наоборот, — вздохнул Вильям. — Что дубочки принимаются и их становится больше, а не их принимают, и поэтому они остаются.

— С появлением мистера Сандерса и ему подобных наши дела улучшились, — успокоил Роберт Вильяма. — Вспомни, до его появления деревьев едва ли насчитывалось два десятка.

— Это меньше, чем шесть по десять пят? — спросил мистер Сандерс, которому очень хотелось узнать секрет Стоакрового леса.

— Узнаем следующей весной, — туманно ответил Роберт. — Знаешь, Вильям, я бы посоветовал тебе записать для потомков послание на всякий случай. Кажется, ты говорил, у тебя есть внучок? Думаю, моя племянница Сова достаточно мудрый птенец, чтобы во всём разобраться самостоятельно, но лучше подстраховаться.

— Под страх соваться придётся совсем скоро, — сказал мистер Сандерс, с тревогой глядя на чёрную тучу, стремительно пожирающую белые облачка с той стороны, где — возможно — лежали пределы Стоакрового леса.

— Спаслание я оставил, — протянул Вильям, потирая спину. — На одной половинке моей таблички перед домом. Ох, опять прострелило. Чую, надвигается буря.

— Бурный день? — нахмурился Роберт. — Ничего хорошего от них ждать не приходится. Не нравится мне всё это.

— Главное, что мы успели провести ещё одну осеннюю охоту, — вздохнул Вильям и добавил: — Да поможет нам магия Стоакрового леса.

1) Семейная компания J.K. Farnell была основана в 1840 году Джоном Кирби Фарнеллом. После смерти Фарнелла старшего в 1897 году его сын Генри и дочь Агнес взяли контроль над компанией и в 1908 году начали производство первых медведей Тедди. Самый известный медведь «Фарнелл» был приобретён Аланом Александром Милном в подарок для своего сына Кристофера Робина.

Вернуться к тексту

2) Керкус робур, дуб черешчатый, является видом цветковых растений семейства буковых и дубовых, Fagaceae. Это большое дерево, произрастающее на большей части Европы и западной Азии. Широко культивируется в других регионах с умеренным климатом. Он растёт на почвах с почти нейтральной кислотностью в низинах и отличается своей ценностью для природных экосистем, поддерживая очень широкое разнообразие травоядных насекомых и других вредителей, хищников и патогенов.

Вернуться к тексту

Ну вот, перед вами Винни-Пух.

Он остался один, пока Кристофер Робин читал стихотворение, написанное Иа-Иа. Винни-Пух, как только услышал его в исполнении автора, с восторгом сказал, что эти стихи гораздо лучше его собственных. Он был в этом уверен. И совсем не удивился, что в глазах Кристофера Робина подозрительно блеснула слезинка.

Пух не мог сказать, как это называется, когда в горло будто попадает меховинка. И уйти он тоже не мог, потому что Кристофер Робин уходил, а Винни-Пух не успел ему многого сказать.

Да, он думал медленно и частенько придумывал то, что хотел сказать тогда, когда надо было уже думать над чем-то другим.

Но Кристофер Робин уходил, хотя он этого и не сказал. Все об этом знали. Даже Сашка Букашка, и Рано или Поздно, и другие Родственники и Знакомые Кролика. Винни-Пух слышал, как Рано сказал: «Ну, Поздно?», а Поздно ответил: «Ну, Рано!», и они ушли вслед за С.Б. и другими.

— Это очень трогательно, — сказал Кристофер Робин и моргнул, делая вид, что слезинка у него не от слёз, а от залетевшей соринки. — Пойдём, Пух.

И он быстро зашагал по дороге.

Конечно, они пошли на их любимое место. На каменное плато на самой вершине холма, которое называлось Капитанский мостик. Это было единственное место в Стоакровом лесу, где можно было сидеть и разговаривать молча, не произнося ни одного слова. Наверное, потому, что здесь вы видели всё-всё-всё — во всяком случае, до того места, где синее небо в пушистых облачках сливалось с зелёной лесной дымкой.

Кристофер Робин вытянул руку вперёд, сложил ладошку корабликом и сказал:

— Весь мир на ладони…

Винни-Пух немедленно выставил вперёд переднюю лапку и прищурился.

— Я тоже взял мир на лапу.

— Глупенький мишка, — рассмеялся Кристофер Робин. — Знаешь, почему это место называется Капитанский мостик?

— Нет, — признался Пух. — Мост ведь должен быть через Реку, верно? Когда мы играем в Пустяки, мы ходим с одной стороны моста на другую и смотрим, чья палка выплыла первой. А здесь только большой камень.

Кристофер Робин немного помолчал, а потом сказал, глядя вдаль, куда-то в то место, где — возможно — были пределы Стоакрового леса:

— На корабле капитан стоит на самой верхней палубе и смотрит вдаль. Он видит всё, что происходит на его судне, и всё, что есть вокруг.

— А что там есть? Вокруг? — тихо спросил Винни-Пух.

И Кристофер Робин начал рассказывать Винни-Пуху про Королей и Купцов, дальние страны и Рыцарей, а Пух слушал и даже немного задремал, потому что когда он начинал старательно слушать, его всегда клонило в сон.

— Пух, я сказал тебе, что больше всего на свете я люблю делать ничего… — выдернул из дремоты Пуха Кристофер Робин.

Пуху как раз снилось, что сэр Насос и сэр Купец кормят лошадок морковкой.

— Да, — кивнул Винни-Пух. — Это здорово! У тебя спросят: «Что ты делаешь?» А ты ответишь: «Ничего» и спокойно будешь заниматься ничегонеделанием.

— На самом деле я больше люблю ещё одну вещь, — сказал Кристофер Робин, по-прежнему глядя вдаль.

— Какую вещь?

— Я люблю играть с тобой, мой медвежонок, — сказал Кристофер Робин и посмотрел прямо на Винни-Пуха.

— Я тоже люблю, когда ты играешь со мной, Кристофер Робин.

Кристофер Робин подскочил и засмеялся.

— А давай всё же попробуем подсчитать, сколько здесь растёт деревьев?

— В прошлый раз было… шесть утри, — вспомнил Винни-Пух.

— Шестьдесят три! — повторил Кристофер Робин. — А до этого — шестьдесят четыре! А однажды — шестьдесят два. И всё время получается по-разному, вот ведь какая штука.

— Может, мы пропустили какое? — предположил Винни-Пух. — Или одно посчитанное притворилось непосчитанным и посчиталось снова?

— В прошлый раз я привязывал к каждому бечёвку, — покачал головой Кристофер Робин. — В этот раз я принёс красные ленточки, ведь их лучше видно.

И Кристофер Робин двинулся к ближайшему дубу, такому широкому, что на него не хватило бы никакой ленточки, если бы пришлось обвязывать вокруг узловатого ствола, и достал из своей сумки пучок ленточек, перевязанных бечёвкой.

— Видишь, я специально завязал их по десять и пронумеровал. Теперь мы точно не собьёмся. В каждом пучке по десять ленточек.

Пух помнил про удачные попытки научить Кристофера Робина его счёту и неудачные свои пытки запомнить все эти «юшесть» и «ждыдва», поэтому решил просто поверить Кристоферу Робину на слово.

Кристофер Робин вытягивал ленточку из пучка, давал её Пуху, а Пух привязывал к нижней ветке дуба.

Сначала у них закончился первый пучок, потом второй, третий... Наконец, когда Кристофер громко сказал: «Шестьдесят!», дубов без ленточек почти не осталось. Теперь Кристофер Робин не спешил. Он обошёл внимательно всё Зачарованное место, каждый уголок, убедился, что они с Пухом не пропустили ни одного даже самого маленького деревца.

— Шестьдесят один, — сказал Кристофер Робин и привязал ленту к молоденькому дубку почти возле самого каменного плато.

— Шестьдесят два…

— Шестьдесят четыре… Пух, их опять шестьдесят четыре, вот же странность!

— Это то место, куда ты отправляешься? — грустно спросил Пух.

— Какое?

— Странность. Ты говорил, в каждой странности есть свой Король.

— Глупенький мишка, Короли бывают в стране, а странность, ну, это когда случается что-то непонятное, не совсем такое, к чему ты привык.

— Со мной случаются странности постоянно. Иногда мне кажется, что у меня четырнадцать горшочков мёда, или даже пятнадцать, а потом оказывается, что их всего два, да и те кто-то уже вылизал.

Кристофер Робин рассмеялся, а потом вдруг сделался совершенно серьёзным и сказал:

— Пух, если я… если я буду не совсем такой…

— Ты будешь странным?

— Я перестану быть странным. Я стану обычным… Пух, что бы ни случилось, ты ведь всегда поймёшь, правда?

— Что пойму?

— Ничего… Пошли.

— Куда?

— Куда-нибудь…

Ну вот, перед вами…

Да, кстати, как же зовут медвежонка из Стоакрового леса?

Если он играет с мальчиком Якобом из Польши, то его зовут Кубусь Пухатек. Кристиан из Дании обожает своего плюшевого друга Петера-Пуха, Гундес из Норвегии — Оле-Пуха, Ласло из Венгрии называет своего любимца Мицимацко, а Алберт из Голландии — Винни де Пухом. Еврей Шолом проказничает с Вини-дэр-Пу, а немец Бернхард с Пу дер Беером… Боян позовёт своего друга по-сербски Винние тхе Поох, а Мирко по-болгарски Мечо Пух.

Маленький мальчик снова и снова будет играть со своим медвежонком, возвращаясь в Стоакровый лес, который сильно изменился, но в главном остался прежним.

Ручейки и речки перестали бегать без устали взад и вперёд и в конце концов добрались до края Леса, где стали настоящей взрослой Рекой. Теперь Река течёт медленно и неспешно, ведь она знает, куда идёт, и говорит себе, что спешить незачем.

Кролик, его многочисленные Родные и Знакомые по-прежнему занимаются хозяйственными и не очень делами, а в Унылом месте живёт ослик Иа-Иа. Он слишком много повидал на своём веку, чтобы предаваться унынию, но не прочь поразмышлять о материях неспешных и очевидных.

— Понятно, — обычно говорит Иа-Иа. — Ах, вот что… Очевидно, понятное дело. Очень любезно с вашей стороны, что вы проходили мимо и не остановились.

В Стоакровом лесу иногда кто-то появляется, как когда-то появились Кенга и крошка Ру. Никто не знал, откуда они пришли, они просто оказались здесь. Как и Тигра, и заяц Нюша девочки Тани, а может, бычок Веня мальчика Сени…

Над домом Винни-Пуха по-прежнему висит доска с надписью золотыми буквами «Мистер Сандерс». Дядя Винни-Пуха ушёл однажды в Бурный день, когда они с другом Вильямом — маленьким поросёнком — последний раз сажали жёлуди на вершине холма, который потом получил название «Капитанский мостик», ведь отсюда видно всё-всё-всё, по крайней мере, до того самого места, где синее небо в пушистых облачках сливается с зелёными просторами.

Пятачок, внук того самого Вильяма, с большим азартом рассказывает занятные истории про своего дедушку и бережно стирает пыль со старой сломанной таблички, на которой филин Роберт когда-то написал двойное имя хозяина дома «Посторонним В.» Кстати, портрет филина Роберта так и висит в новом савешнике Совы, и она часто любит рассказывать про подвиги своего дяди.

В тот Бурный день, когда Роберт помогал считать деревья на вершине холма, табличка «Посторонним В.» раскололась на две части. Первая — на ней осталась почти вся надпись — осталась на месте, а вторая сорвалась со столбика и улетела в неизвестном направлении вместе со Спасланием, которое записал на ней Вильям.

В Спаслании раскрывался секрет Стоакрового леса и говорилось, как можно его спасти, если вдруг деревьев на вершине холма не останется.

Думаете, вы так и не узнаете этот секрет?..

Что ж…

Как-то Винни-Пух направился в гости к своему другу Пятачку и застал его вновь за копанием ямки возле самой двери Дома.

— Доброе утро, Пятачок, — поздоровался Винни-Пух.

— Ой, здравствуй, Пух! — подпрыгнул от неожиданности Пятачок.

— Ты опять сажаешь жёлуди? — спросил Винни-Пух и, внимательно посмотрев вокруг, добавил: — Что-то не похоже, что они хотят превращаться в дубы.

— Не знаю, — сказал Пятачок и хорошенько попрыгал на свежезакопанной ямке. — Я всё делаю правильно, но, наверное, это неправильные жёлуди.

— Или неправильное место, — кивнул Винни-Пух. — А Кристофер Робин... Кристофер Робин говорил, что они непременно вырастут?

Пух вздохнул. Он очень скучал по Кристоферу Робину и ждал, что однажды он обязательно вернётся, но осень сменялась весной, а Кристофер Робин всё не возвращался.

— Да, он научил меня, как правильно укладывать жёлудь в ямку, — сказал Пятачок.

— А это важно? — спросил Пух.

— Конечно! — уверил Пятачок.

— Знаешь, — сказал Винни-Пух, — я вот подумал, а что, если попробовать посадить жёлуди на вершине холма?

— В Зачарованном месте? — подпрыгнул Пятачок. — Но это далеко!

— Зато там много деревьев. Значит, им там хорошо, — сказал Пух. — И время от времени они то появляются, то исчезают. Может, со временем и Кристофер Робин вернётся...

Время, как вы помните, в Стоакровом лесу величина относительная, к часам и секундам тут относятся как не к самому значительному. Четверг ли с утра или Пятница — совершенно не важно. Важно другое — какое настроение в Лесу и какой вид открывается с Капитанского мостика. Да, часы в доме Пуха так и показывают без пяти одиннадцать, но Пуху так удобнее следить за временем приближающего обеда. Так что минуты, часы, а тем более годы просто текут — как те маленькие ручейки, которые всё же добираются всегда до Большой реки.

Сколько лет маленькому мальчику, который сидит со своим медвежонком на каменном плато и смотрит вдаль?

Шесть, десять?..

А может, ему уже стукнуло сто или в прошлую Среду исполнилось пятьдесят два?

Зачарованное место манит.

Шестьдесят с чем-то деревьев ждут своих маленьких мальчиков и девочек. Никто не знает, сколько именно мальчиков приходится на одно дерево, просто именно шестьдесят с чем-то сказочных проходов успели принять где-то там, где находятся пределы Стоакрового леса.

Помните, Кристофер Робин пытался посчитать деревья? Их было то шестьдесят три, то шестьдесят четыре, а иногда и вовсе только шестьдесят два.

А ведь и Вильям, и мистер Сандерс были уверены, что после последней охоты на жёлуди чудесных деревьев станет шестьдесят пять.

Сколько бы тебе ни было лет, мальчик ты или девочка, вспомни свою любимую игрушку из детства…

Это был медвежонок, без которого невозможно было уснуть, пока не нашепчешь ему на ухо сказку. Кажется, у него постоянно вываливались глаза, а потом мама пришила ему новые пуговицы. И был он коричневый. Хотя нет, изначально — фиолетовый, просто слишком много любил купаться. Он был большой! Или не очень. Или совсем маленький и, когда падал под кровать, прятался так ловко, что находился только после искпедиции.

Вспомнил?

Маленький мальчик сидит на Капитанском мостике вместе со своим другом и смотрит вдаль. В синем небе проплывают облака, белые и пушистые.

— Вон то похоже на горшок с мёдом, — говорит медвежонок.

— А вот это на жеребёнка! — невольно подхватывает мальчик.

— На же ребёнка не очень, — не соглашается медвежонок, — а вот на лошадку похоже!

— Смотри, а вот это прямо как торт со свечками! И сливки взбитые сверху, — радуется мальчик.

— Я люблю торт, — говорит медвежонок. — Вот свечки не очень. Они совсем-совсем не сладкие.

— Глупенький мой мишка, — смеётся мальчик, вскакивает и бежит к деревьям, чтобы набрать полные карманы желудей, а потом дома складывать из них буквы и картинки.

Медвежонок помогает мальчику и говорит, что толстенькие жёлуди можно посадить осенью в специальную ямку, чтобы весной проклюнулся новый дубок.

— Главное, несильно прыгать сверху, когда засыпаешь ямку, — говорит медвежонок, а мальчик обещает обязательно попробовать, ведь здесь зелёная-зелёная трава, гладкая, как настоящий газон, без всяких колючек и папоротников, как в остальном Лесу.

Эта вершина холма называется Зачарованное место, потому что только здесь можно вернуться в детство и беззаботно радоваться сегодняшнему дню, открывать для себя новое и смотреть за горизонт, откуда видно всё-всё-все.

Дело не в деревьях.

Мальчик знает, что их именно шестьдесят пять, когда он приходит сюда.

И что бы ни происходило, куда бы ни убегали порой дни, какие бы Ужастли не встречались по дороге, маленький мальчик всегда-всегда будет играть здесь со своим медвежонком.