Earthen (гет)

Аид знал, что совершает ошибку. Он знал, что совершает огромную, колоссальную, грандиозную, безумную и глупую ошибку. Но разве понимание этого останавливало его? Нет. Годы терпения и идеально выработанного самоконтроля были разрушены в считанные минуты богиней с цветами в волосах — так он полюбил эти цветы.

Аид пытался придумать уважительную причину, по которой он мог бы попасть в царство смертных, но быстро понял, что ее нет, и решил просто продолжить осуществлять свой бессмысленный план, лишенный всякого объяснения. Ну разве он не был ослом?.

Состояние Подземного мира не улучшалось; из-за Ареса погибло еще десять тысяч смертных, а те чертовы создания теней плодились как грызуны, но разве это мешало ему преследовать какую-то богиню с цветами? Нет. Не мешало. О, Аид был жалким влюбленным дураком.

Такую сильную богиню, как она, было трудно найти. Особенно если лишь примерно знаешь, где искать. Аид не собирался задерживаться в мире смертных надолго. Просто... ему не нравилось, как закончился их последний разговор с Персефоной. На самом деле, ему не нравилось, как заканчивался каждый их разговор. Это всегда происходило по кое-чему повелению и, как правило, в самый неподходящий момент. Аид не знал, почему именно этот разговор так обеспокоил его. Возможно, потому, что Персефона выглядела смущенной и встревоженной, когда разговаривала с ним в последний раз, и по какой-то причине она спросила его об одной личной вещи. Возможно, она догадалась, кто он такой, и у нее назрел важный вопрос, ответ на который она и надеялась получить от своего собеседника. В который раз Персефона просила его ответить на вопросы?

Аид очутился в пышных полях. Вот они — владения Деметры. Высокая трава раскачивалась у его ног, а прохладный ветерок теребил распущенные волосы. Аиду пришлось поднапрячься, чтобы укрыться от Деметры и ее племени нимф, которые как волчья стая кружились повсюду.

Главное, что он наконец смог отыскать Персефону. Она не обязательно будет одна, но с этим ведь вполне можно было смириться. Аид быстро достал Шлем тьмы⁽¹⁾, который прихватил с собой из царства мертвых, надел его на голову. Благодаря головному убору, теперь его не могли заметить даже самые зоркие боги.

Аид насвистывал про себя, идя через поле к тому месту, где заметил Персефону, переворачивающую листья и осматривающую другие растения. Он присел позади нее, стараясь, чтобы его скрывала высокая трава, и прошептал:

— Персефона.

— Очень смешно, Гермес, но больше ты меня так не напугаешь, — не отвлекаясь от своих дел, ответила та.

— С чего ты взяла, что моё имя — Гермес?

Персефона остановилась, по ее спине пробежала дрожь, и она повернулась к нему. Ее глаза обшаривали все вокруг, но она не могла его увидеть, даже если бы знала, как искать.

— Оморфос? — спросила она с дразнящей улыбкой, и Аид едва смог подавить стон, который грозил вырваться из него при звуке ее голоса. Что с ним было не так?

— Сейчас ты меня не видишь. Я собираюсь раскрыться перед тобой, хорошо? Не пугайся только.

Персефона от волнения прикусила губу и изумилась, когда медленное, стремительное мерцание сделало видимой фигуру бога, склонившегося над ней. Она невольно взволнованно ахнула, а затем ее глаза расширились, когда она увидела его. Это все еще был он... Но…

— Персефона? — он приподнял бровь, затем оглядел себя. Его глаза расширились от шока, и он поморщился. — О... черт возьми, нет.

Он крепко зажмурился, и Персефона с изумлением наблюдала, как темная, неземная окраска его кожи начала переходить в знакомый ей бледный цвет. Его волосы, развевающиеся, как будто их застигла буря, безжизненно упали за уши.

— Нет, — сказала Персефона, обретя дар речи, и потянулась к нему. — Нет, подожди!

В тот момент, когда ее кончики пальцев коснулись его кожи, она почувствовала, как жар, которого она никогда не знала, опалил ее тело. Это было поистине ошеломляющее ощущение, и Персефона знала, что если бы она уже не стояла на коленях, то рухнула бы на землю. Масштабы этого явления потрясли ее, и, если судить по выражению его лица, он тоже это почувствовал.

Преображение перед ее глазами внезапно прекратилось; его кожа снова потемнела, а глаза стали черными со светящимися серебряными радужками — как луч луны, проглядывающий сквозь космос.

— Подожди... — повторила она и окинула его взглядом. — Ух ты...

Он поморщился, словно смутившись.

— Я… Прости, я... так происходит, когда я надеваю Шлем, — он поднял руку, которая, казалось, за что-то держалась, но Персефона не могла видеть, что это было. — Я не могу... быстро придать себе более красивый вид, и я напрочь забыл...

— О чем ты говоришь? — спросила Персефона, оглядывая его с ног до головы. Он был одет в простую черную тунику, на ногах темные сандалии, а на плече у него была единственная серебряная застежка в виде знака, который она не опознала. Его волосы словно развевал ветер, и, казалось, что-то будто... двигалось по текстуре его кожи. Словно чарующие завитки дыма, клубящегося в воздухе.

Персефона хихикнула, слегка вздохнув.

— Ты прекрасен.

Она никогда не представляла себе, какого цвета мог бы оказаться румянец у того, чья кожа была темно-серой, но цвет, который она наблюдала, превзошел все ожидания. Она улыбнулась, прикрыв рот рукой, когда он отвернулся.

— Я… Мне не понравилось, как закончился наш последний разговор , — ответил он. — Я знаю, что это против правил: вваливаться во владения твоей матери в таком виде.

— Все в порядке, — сказала Персефона. Она была так рада, что он это сделал! — Мама разрешает принимать гостей.

— Но мне, кажется, она не очень-то будет рада мне.

— И почему это? — спросила она, приподнимая бровь. — Только не говори мне, что ты какой-то распутный шарлатан, который преследует подающих надежды молодых женщин.

Он рассмеялся и покачал головой.

— Нет-нет, вряд ли. Я не думаю, что у меня очень впечатляющий список побед над женщинами.

Он невольно съежился, а Персефона хихикнула, но она не собиралась позволять ему так легко уйти.

— Да ну? И все же Зевс, казалось, думал, что они тебя очень даже интересуют.

Он закатил глаза.

— Давай не будем сейчас об этом говорить; это был не самый счастливый момент в моей жизни. Я не могу долго оставаться здесь, но я пришел, чтобы подарить тебе кое-что.

— Что же? — спросила Персефона, и ее глаза заблестели от восторга.

Он улыбнулся, и она не могла не подумать, что улыбка гораздо правильнее смотрится на его лице, таком темном и мрачном, но бесконечно очаровательном.

— Агесандр⁽²⁾, — сказал он.

— Агесандр, — повторила она, а затем ее глаза расширились. — Твое имя!

— Отныне оно принадлежит тебе, — сказал он, кивнув; затем он откинулся назад, собираясь встать. — Сбереги его, если сможешь.

Персефона почувствовала, как что-то очень теплое и яркое вырвалось у нее из груди, трепеща, как птица феникс.

— Обязательно.

— Тогда до следующего раза, — сказал он, а затем сделал движение, чтобы надеть Шлем, и внезапно исчез. Хотя Персефоне показалось, что он ушел не так далеко, как можно было ожидать.

— До скорого, Агесандр, — сказала она, едва сдерживая ликование.

1) В древнегреческой мифологии Шлем Аида также назывался Шлемом Тьмы. Он использовался в мифах богиней мудрости и стратегии Афиной, богом-посланником Гермесом, героем Персеем и, конечно, самим Аидом во время Великой Войны с титанами. Считалось, что Шлем Тьмы позволял контролировать страхи противников, его владелец мог обращать врагов в бегство лишь силой мысли. Помимо этого, Шлем делал своего владельца невидимым.

Вернуться к тексту

2) Агесандр — одно из имён бога Аида.

Вернуться к тексту