Добро пожаловать в Солнечное Логово (джен)

— Тьфу, ну и приснится же такое!

Саша проснулась от собственного крика, едва не свалившись с кресла.

Сердце колотилось в груди, перед глазами все ещё стояла эта картина — грязная лестница и карабкающееся по ней страшилище с одержимым взглядом. Кажется, рассказы Лоры об утонувшей в болоте неизвестной старухе дали свои плоды.

"Нервы ни к черту", — подумала Саша, резкими рывками выпутываясь из-под небесно-голубого пледа.

Пока она спала, погода испортилась, ветер нагнал серых грязных туч, по крыше постукивал мелкий дождик. Солнце спряталось, а вместе с ним исчезла, испарилась эйфория, и вернулись тяжёлое раздражение и усталость, от которых Саша и хотела бежать, спрятаться в тихом загородном домике.

От долгого пребывания в неудобной позе, кажется, затекли ноги, Саша с трудом сделала несколько шагов. К тому же хотелось есть. Саша поняла, что голодна до тошноты, до спазмов в желудке, до такой степени, что едва сдержалась чтобы не сунуть в рот гусеницу, выползшую на перила.

Хоть что-нибудь.

Съесть.

"В доме наверняка что-нибудь есть, — подумала она, пожалев, что не поехала с Лорой в город. — Поищу на кухне".

В доме было темно, тихо, мрачно. Вместе с солнцем исчезло очарование комнат, стены, покрытые светлыми обоями, словно налились темнотой, полые прозрачные плитки из стекла казались пожелтевшими от времени и мутными, кое-где треснувшими, радуга уже не играла в них. Саша с удивлением заметила, что там, под обоями, стены очень неровные, с многочисленными щербинками, вмятинами в штукатурке, с длинными бороздами, словно кто-то рвал их ногтями... Теперь, когда солнце ушло и комнаты наполнил полумрак, все эти шероховатости налились мглой и проступили сквозь нарядную светлую бумагу... вместе с грязными пятнами королевских лилий, вдруг начавшими просвечивать сквозь обои...

Мигнув, Саша ещё раз пристально присмотрелась к стенам — да нет же, черт! Все это лишь казалось ей, какая нелепость! Они были гладкими и чистыми, но какая-то часть сознания с маниакальным упорством изображала этот чистый уютный дом грязным и жутким... Словно накладывая старые воспоминания на чистый образ.

— Какая чушь, — бормотала Саша, неосознанно затирая ладонью привидевшееся ей во сне изображение. — Чушь!

Призрачная лилия пропала, но ладонь сохранила гадкое ощущение. Это было словно понимание, что под красивой оберткой таилось что-то мерзкое и гнилое.

— Подсунула мне старую развалину, — бормотала Саша, лихорадочно обшаривая стену ладонями.

Зачем она это делала? Она и сама не могла понять. Повторяя пальцами длинные призрачные борозды, скрытые светлой бумагой, нащупывая рытвинки, сколы на штукатурке под обоями, она словно искала тайник и даже пару раз постучала костяшками пальцев, надеясь услышать пустоту.

— Что я делаю? — прошептала Саша. По ее лбу катился болезненный холодный пот, от голода подгибались ноги, она едва стояла. Но вместо того, чтобы пойти на кухню и поискать что-нибудь съестное, Саша почему-то продолжила лихорадочно обшаривать, обыскивать все кругом, а кто-то чужой ее губами лихорадочно твердил: — Нужно бежать. Прочь отсюда.

Почему бежать — Саша тоже не могла сказать. Бежать — и все. Кто-то другой думал за Сашу, кто-то чужой руководил ее действиями, заставляя ослабевшие руки лихорадочно перебирать вещицы на полках, выдвигать ящики мебели, забитые каким-то странным старым ржавым барахлом, гремящим и лязгающим. Это были погнутые половники, сломанные медные ручки, замочки, вырванные из выкинутых на свалку сумок, связки ржавых ключей, мотки проволоки, разномастные ложки и вилки, тупые столовые ножи, ненужный и грязный хлам, кое-как припрятанный от чужих глаз. Ему давно уже не было применения, и все это хранилось, припрятанное по тайным местечкам, лишь потому, что было частью дома... тайной частью, такой же мерзкой, как исцарапанные в му́ке стены дома, и такой же неотъемлемой, как прокуренные легкие или потроха живого организма.

От вида этих старых, никому не нужных вещей, заполняющих ящички светлых нарядных комодов, иррациональный тошнотворный ужас накатился на Сашу. Ее руки задрожали, она едва не упала, но сумела устоять, вцепившись пальцами в лакированное нарядное дерево. Кто здесь жил, маньяки?! Зачем они хранят перепачканные в чем-то давно засохшем и почерневшем столовые приборы?!

— Они убили меня, — внезапно произнесла Саша не своим, каркающим и скрипучим голосом. — Они убили меня! Нужно найти ключ. Нужно уйти...

Этот голос, эти слова, принадлежащие не ей, еще больше напугали Сашу, она с криком отпрянула от комода, оттолкнув его от себя.

— Ключ, — настойчиво повторила Саша, и ее слабое тело, вихляясь и ковыляя, против ее воли побрело к лестнице на второй этаж.

— Нет-нет, стой, подожди! — заверещала Саша, чувствуя, как ноги против ее воли переступают, шаг за шагом приближая ее к лестнице. — Не надо, нет!

Но тело не слушалось ее. Шатаясь, оно наперекор Саше доковыляло до лестницы, и та едва нашла в себе силы, чтобы поднять одну руку, вцепиться ею в перила и попытаться остановиться.

Но вторая ее рука, безжалостно и хладнокровно, явно со знанием дела, словно делала это не раз и не два, по одному отцепила хватающиеся за дерево пальцы, ломая их, несмотря на боль и крики сопротивляющейся Саши.

— Дура, — шипела Саша не своим голосом, одной рукой яростно выкручивая собственный палец другой руки, все еще отчаянно цепляющейся за перила. — Ты только мешаешь! Отпусти! Отпусти!

Ухватив слабо сопротивляющуюся руку, Саша, повинуясь злой воле существа, захватившего ее тело, несколько раз ударила собственную кисть о перила, нисколько не заботясь о том, что может переломать пальцы, и не обращая внимания на собственные крики и разбитую в кровь ладонь.

Где-то недалеко послышался звук мотора, он приближался, разрастался, и Саша закричала изо всех сил, так, чтобы во дворе наверняка ее услышали:

— Помогите, помогите!

"Вероятно, это Лора возвращалась из города", — мелькнуло в голове у Саши, и она отчаянно ухватилась за перила снова, той самой рукой, которая не слушалась ее, и заставила ватные, трясущиеся от голода ноги сделать несколько шагов вниз по лестнице.

— Помогите!

Лора спасет ее, стоит только выползти на веранду.

Преодолевая сопротивление монстра, завладевшего ее телом, Саша, ковыляя и вихляясь, медленно переступая, настойчиво двигалась по направлению к выходу. От напряжения в глазах было темно — казалось, что ей за спину привязали груз или десяток рук удерживает ее, вцепившись в одежду. Собственные руки, словно взбесившиеся, хлестали ее по щекам, от одного из метких ударов лопнула губа, и Саша громко взвизгнула, но руки вместо того, чтоб прижать, пожалеть раненое место, яростно вцепились в горло, тряся девушку.

— Не смей орать, не смей орать, — злобно пыхтело чудовище Сашинами губами. — Не то я тебе рот зашью, поняла?!

Три, четыре,

Четыре, пять,

Не мешай родителям спать.

Кто в постели кричит и ревёт,

Тому мама заштопает рот...

— Помоги-ите, — пробулькала Саша, багровея от удушья. Монстра это разозлило. Невидимое сопротивление вдруг исчезло, словно удерживающая рука разжала пальцы, и Саша, в очередной раз дернувшись изо всех сил, от собственного толчка рванулась вперёд и, запнувшись, рухнула во весь рост, ударившись лбом об угол нарядного комодика.

— Молчи, гадина, молчи! — шипел монстр.

Одна из рук Саши помимо ее воли дёргала, выдвигала ящики с гремящим барахлом и ощупывала все внутри, раня пальцы о гвозди, зубья вилок.

В подушечку пальца что-то остро кольнуло, больно и коварно, глубоко, чуть не до кости, выдавив капельку крови, что-то мелкое, но опасное и хищное. Оно цеплялось за кожу зазубринами, и монстр, зажав это неведомое в кулаке, подтянув воющую Сашу ближе к комоду, рывком заставил ее сесть, прислонившись спиной.

— Закрой свой рот!

Собственные разбитые, распухшие, плохо гнущиеся пальцы безжалостно впились в лицо, стиснули до боли губы, прижимая их крепко, а в другой руке — нет, невозможно! — Саша, воя от ужаса и суча ногами, увидела маленький рыболовный крючок, грязный, с крупицами песка и засохшим черным кусочком приманки — вероятнее всего, частичкой червяка.

Острие крючка, быстро и без колебаний проткнув губу, выскользнуло наружу, и Саша, вывернувшись из собственных рук, издала дикий вопль. Прокол наливался тяжёлой болью, пульсировал, Саша мотала годовой, но разве можно сбежать из собственных рук?

Второй прокол пришелся на самое нежное место в нижней губе, в глянцевую внутреннюю поверхность, Саша завизжала, чувствуя, как металл рвет ее губы, скреплённые неудобно, криво, и как при малейшей попытке открыть рот крючок впивается хищной зазубриной и рвет до крови кожу. Во рту стало мокро и солоно, рот наполнился кровью, и Саша с содроганием поняла, что голодный монстр торопливо пьет эту кровь, жадно сглатывает, стараясь заглушить мучительную голодную боль в желудке.

Второй крючок монстр загнал одним движением, не особенно заботясь об удобстве Саши. Рот был стянут, Саша могла лишь поскуливать и мычать, и чудовище удовлетворённо вздохнуло, руки, терзающие девушку, упали, расслабились. На мгновение Саше показалось, что монстр сам испытывает боль, проделывая все это с ней, но это почему-то не останавливает его.

Меж тем монстр снова приступил к своим поискам. Подскочив на ноги, чудовище снова принялось копаться в ящиках, раня руки, загоняя под ногти острые колючки, мыча от злости и роняя слезы бессилия.

Вот зачем был нужен весь этот хлам. Это были как охранные амулеты. Тот ключ, что искал монстр, тоже был частью дома, крохотной металлической вещицей, и старое, никому не нужное барахло охраняло его, не позволяя чудовищу найти его и освободиться...

Поиски ни к чему не привели, лишь Сашины руки были изрезаны и исколоты в кровь. Ключа не было. Монстр мучительно соображал, куда же можно было спрятать этот проклятый ключ, Саша слышала его мысли как свои собственные, но и он тоже слышал ее мысли. И потому клочок ее сна — яркий, вспыхнувший в мозгу зарницей, — монстр увидел так же ясно, как и сама Саша.

Часы. Старые сломанные часы из ее сна, к которым неведомая сила не пустила старуху.

Саша глянула наверх — покачивая маятником, часы громко тикали, отсчитывая мгновения, словно наблюдая сверху за мечущейся в потемках девушкой. А на самих часах, тускло поблескивая, что-то стояло, какая-то старая плоская вазочка, больше похожая на глубокую медную миску с отлитой на ее боку оскаленной львиной мордой.

Тайная часть дома.

Такая же старая, как хлам в ящиках.

Выставленная напоказ, но незаметная.

С минуту монстр просто смотрел на эту вазочку, не шевелясь, не пытаясь сделать к ней и шага, даже не дыша, и Саша в наступившей тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов, отчётливо услышала, как около калитки притормозила машина.

Теперь это точно Лора.

Ещё пять минут, и она появится в доме. Она поможет! Саша замычала, попробовала затопать ногами, чтобы привлечь внимание Лоры, которая наверняка неторопливо собирала покупки. Краешком сознания Саша поняла, что монстр не хочет, чтобы Лора нашла Сашу. Он готов был утащить ее в подвал, готов был заставить ее нырнуть в выгребную яму и притаиться там, лишь бы не попасться на глаза Лоре.

"Он не справится с нами двоими!" — поняла Саша и отчаянно затрепыхалась, но тщетно.

Собственная рука влепила Саше хлесткую пощечину, тело само отшатнулось к стене, словно его кто толкнул, рука крепко вцепилась в волосы и пару раз с силой ударила Сашу головой о стену. Сознание Саши помутилось, и она наверняка упала бы, если б не страшный подселенец. После этой экзекуции он завладел телом почти потерявшей сознание Саши полнее, стал двигаться ловче, увереннее и взобрался на лестничную площадку к часам очень быстро.

Часы висели слишком высоко, и монстр прыгал около них, повизгивая как собака, стараясь дотянутся перепачканной в крови и ржавчине рукой до вазы. Кое-как ему это удалось, Саша почувствовала пальцами холодное прикосновение металла, и ее рука подпихнула вазу к краю. Опасаясь уронить ее и создать ненужный шум, а также до дрожи боясь потерять ключ, который мог отлететь куда угодно и затеряться окончательно, монстр потянулся на цыпочках изо всех сил, так, что спину свело судорогой, и жадной рукой залез в вазу. Пальцы тотчас нащупали что-то твердое, сухое, какой-то металлический ободок, и монстр с победным мычанием ухватил этот предмет, стиснул, трясясь от предвкушения.

Но оставив часы, крепко став на ноги и разжав пальцы, на своей ладони Саша с омерзением увидела совсем не ключ.

Это был коричневый полуистлевший скрюченный палец с надетым на него колечком с синим камешком. Кольцо присохло — вероятно, когда-то оно было испачкано кровью, — ноготь был черный и искривлённый, и Саша с накатывающим на нее ужасом поняла, осознала — да это же палец Лоры...

Лора притащила ее в свой дом!

Вот почему монстр не хочет встречи...

Словно наяву Саша услышала издевательский смешок Лоры, сыгравшей злую шутку с призраком, когда-то бывшим ее матерью, и сознание снова затуманилось, перед глазами все поплыло.

Монстр, рыдая и воя, уже почти не таясь, отшвырнул палец и кинулся, как безумный, на стену.

Сквозь дурноту и полуобморочное состояние Саша слышала, как чудовище лихорадочно что-то ищет, простукивая стену, царапая обои, яростно вцепляясь ногтями и вырывая целые длинные бумажные ленты с яркой светлой поверхности. Какая-то дикая то ли надежда, то ли догадка двигала ослабевшими руками, придавала чудовищу сил. Под оборванными обоями было дерево — старое, источенное червями, покрытое чешуйками облупившейся бурой краски, — и Саша заметила на потемневшей поверхности следы от ручки, разбитые старые гнезда, откуда едва ли не с мясом вырвали шурупы.

Дверь. Кто-то оторвал ручку и постарался скрыть эту дверь от посторонних глаз. Чтобы никто ее не открыл. Никогда.

Тут, рядом с часами, была дверь, и за ней что-то было упрятано, что-то жуткое, мерзкое, такое отвратительное, отчего даже беспощадный одержимый подселенец начинал дрожать и поскуливать. Ему тоже было страшно, но желание выбраться, уйти пересиливало страх, и чудовище продолжало рвать обои, освобождая дверь.

— Ключ, — мычало чудовище сквозь сколотые губы, захлебываясь безумным отчаянием и болью. — Нужно найти ключ...

Меж тем, как показалось Саше, внизу, на веранде, послышались шаги Лоры. Монстр отвлекся от своей разрушительной деятельности и молниеносно обернулся, уставился Сашиными глазами вниз, на лестницу, прислушиваясь к звукам внизу. Саша почувствовала дикий ужас, охвативший чудовище, отчаяние и почти безумную надежду на то, что оно успеть завладеть спасительным ключом до того, как откроется входная дверь и на пороге появится Лора.

Обламывая ногти чуть не до крови, засаживая занозы, подселенец кое-как подцепил плотно прилегающую к косяку дверь и распахнул ее. Воющая от ужаса Саша влетела в каморку под часами так, словно ей наподдали хорошего пинка.

Внутри было пусто, совсем пусто, если не считать полок, кое-как приляпанных на голые стены, и еще чего-то, валяющегося на полу бесформенной кучей.

Повинуясь воле чудовища, захлебываясь слезами, Саша почти уткнулась лицом в эту пыльную серую кучу и в полутьме с ужасом разглядела оскаленные в смерти зубы, обтянутый коричневой иссохшей кожей череп.

"Да это же мать Лоры!"

Разглядывая высохший труп, стиснувший на груди черные мумифицированные руки, Саша заметила тонкую тусклую цепь, тянущуюся от стены к лежащей куче костей. Цепь, серая и неприметная, скрывалась под истлевшим подолом и крепилась к кандалам, обхватывающим тощую лодыжку.

Лора что-то говорила про то, что ее мать умерла в одиночестве, не смогла выбраться из кладовки, но с цепью на ноге это не так-то просто сделать, не правда ли?

— Они убили меня, — промычала с ненавистью старуха.

— Кто? — прошептала Саша. — Кто?!

— Я и Дом, — ответила Лора, появляясь в дверном проёме. — Вижу, вы уже познакомились?