Квиддич – дело семейное (гет)

До того как провести несколько увлекательных часов в компании Хиззела и невероятно интересной кучи листов от Хэда, Гарри нужно было кое-что сделать. Поттеру не понравилось произошедшее на конференции и после неё — поэтому он решил предпринять некоторые шаги во избежание ссор и обид. А они были очень вероятны, учитывая то, что буквально через неделю кто-то из Поттеров проиграет кубок Великобритании.

План реализации задумки Гарри состоял из нескольких этапов, и первым делом предстояло найти человека, который сможет воплотить её изобразительную часть — сам он рисовал как василиск хвостом. Вариантов было немного: Дин Томас или Томас Дин. К нему всегда можно зайти, двери студии, которая являлась по совместительству и квартирой вольного художника, были открыты для всех. А вот добивались внимания Дина далеко не все: тот уходил в работу с головой так, что за волосы не вытащишь! Томас после Хогвартса пошёл работать в «Придиру» карикатуристом. Несмотря на великолепное чувство юмора Томаса, его карикатуры успехом не пользовались — были слишком художественными. Зато в редакцию «Придиры» на имя Дина Томаса написала сама Мэри Грандпре — автор первого портрета Дамблдора! Дин долго умолял Ксено отпустить его и, добившись своего, ушёл без ссоры и поступил в ученики к автору одного из самых известных портретов Магической Британии. Сейчас, спустя девять лет, Томас уже давно сам писал на крупных формах холста, хотя продолжал советоваться с Грандпре.

Гарри открыл старую обшарпанную дверь. Из квартиры явно потянуло запахом лапши быстрого приготовления — магия магией, но китайская лапша и кипяток бесценны. Уф, она что, с грибами? А вот и он, поглотитель магловского чуда — сидит у окна и мелкими мазками рихтует холст: Дин, весь заляпанный какой-то подозрительно волосатой краской, мотал головой туда-сюда, пытаясь запечатлеть происходящее на улице.

Гарри про себя отметил, что легче попытаться нарисовать Чеширского кота в марте под валерьяной, чем Косой переулок в выходной день. Вокруг Томаса возвышалась гора смятых листов пергамента, раскрашенных цветами всего спектра: от почти розово-красного до звёздно-фиолетового. В воздухе, просвечивающемся лучами заходящего солнца, витала масса пылинок, кружащихся в завихрениях. Весь пол был в жире, уже не блестящем, а матовом от осевшей на нём пыли. Беглый взгляд Гарри зацепил зелёное пятно на полу. Неподалёку, в углу, лежало ведро, в котором давно засохли остатки краски. То, что Гарри сначала принял за обновку — психоделические разноцветные обои и пол в тон, на поверку оказалось просто следствием неаккуратности или никуда не годных нервов хозяина квартиры, швырявшего банки краски в стену при малейшей неудаче. Более того, мелкие капли краски попали и на потолок. И вся эта вакханалия была только верхним слоем, тем, что бросалось в глаза первым. Диван в углу выглядел таким пыльным, что казалось, несчастный предмет мебели сам забился туда, в угол, в надежде хоть как-то спрятаться от глаз потенциального наблюдателя (впрочем, Гарри не удивился бы, если бы диван оказался волшебным и действительно ушёл в угол сам). На импровизированную кухню нельзя было взглянуть без слёз, — но чтобы всплакнуть над её удручающим состоянием, нужно было сначала её заметить за бастионом коробок из-под лапши, пиццы и бургеров. Реконструкция Пизанской башни из кухонной утвари возвышалась в раковине. Только одна сковорода стояла на плите — там лежали угли. Судя по форме, раньше это были куриные крылышки. Запаха не было — видимо, горело оно давно, да и потухло, судя по всему, без помощи повара. «Недоеденного хот-дога не хватает», — подумал Гарри и, конечно же, тут же увидел «недостающее».

— Дин?

Из-под настольной люмосной лампы, стоявшей на барной стойке, выбежал рыжий кот и вопросительно уставился на чужака. «Dean» — прочёл Гарри на его медальоне. На обратной стороне значилось прекрасное: «Покормите животное. Я работаю».

Что ж. Просят? Накормим! Сухой корм нашёлся не сразу, но в ходе розыскных мероприятий Гарри удалось обойтись без наряда авроров. После того как кот сделал выбор между гостем и миской с едой (явно наблюдаемой им не особенно чаще гостей), Гарри решил все-таки докричаться до заработавшегося художника, до сих пор не заметившего, что по его квартире кто-то шастает.

— Дин? Дин! Дин!!!

Бесполезно. Тот мотал головой так усердно, что казалось, его уши просто отметают от себя звуки.

А теперь ещё раз, наложив на себя «Сонорус»:

— ДИН! ТВОЙ КОТ УМЕР!

На это Томас лишь перестал вертеть головой, сконцентрировался на одной точке и сказал будто в пустоту:

— Это у него перманентное состояние. Называется «сон», Гарри, — и, помолчав, добавил: — И незачем так орать.

— Незачем? Ты мне Гермиону в Хогвартсе напоминаешь. Откликалась только на «Герми», после чего надо было делать ноги. Дин, серьёзно, ты когда в последний раз ел?

Томас принюхался и сказал:

— Судя по запаху, где-то полчаса назад.

— Ты про эту отвратительную вонь? Серьёзно? Лапшу быстрого приготовления, повернуть твой холст в гробу?

— Незаконченную работу не обсуждают! — Дин встал и закрыл собой холст, будто Гарри уже шёл к нему с маниакальной улыбкой и ножом для масляных красок в руке. Как будто он вообще говорил о картине! Один раз упомянул холст...

— Да я и не собирался! — поднял руки Гарри. — А ты сейчас идёшь в душ, отмываешь с себя всю краску и шерсть кота, причёсываешь свои космы, и мы с тобой идём обедать. Я угощаю... Вообще-то я пришёл, можно сказать, молить о спасении, но тут ещё кто кого спасать должен.

— Гарри, я должен дописать этот фрагме…

— Никому ты не должен. Ты должен себе — помыться! Соверши этот подвиг, ради Мерлина! И пошли, нормально накормлю.

Дина пришлось уговаривать долго — около получаса. Сдался он, когда Гарри начал тащить его за уши, а его тёзка-кот — толкать мордой его ногу. Потом Поттер повёл его в «Английский завтрак» — свежего и причёсанного, чего с Дином не случалось уже давно. Там Гарри купил ему яичницу с гороховым супом, бефстроганов и сливочное пиво и практически силой заставил его есть, иначе же Дин просто неподвижно сидел и беспокойно, нервно оглядывался вокруг, как и всю дорогу до столовой.

Скорость поглощения еды увеличивалась с каждым съеденным куском мяса и глотком сливочного пива. Жизнь возвращалась в Томаса, с глаз сошла безумная пелена, движения перестали быть дёргаными. Когда он окончательно пришёл в себя, то спокойно огляделся, посмотрел на пустые тарелки, отхлебнул ещё пива и протянул:

— Да-а-а-а… Давно я нормально не ел. Спасибо, Гарри.

— Не за что, — махнул тот рукой. — А то, смотрю, отощал и чуть с ума не сошёл. Кота бы хоть сам кормил!

— Ты про медальон? Так это не я, мне Мари подарила, увидев кота в прошлый раз.

— Я бы спросил про Мари, — сказал Гарри, — но вот вопрос, что с тобой творится, меня интересует больше. Намного больше. Что стряслось?

— Эх, не поймёшь ты.

— Куда мне, мещанину, в мир духа и искусства! — натурально заржал Поттер и, хлопнув Дина по плечу, практически приказал ему «выкладывать, в чём дело».

Дин вкратце рассказал, что вот уже полгода пытается нарисовать вид из окна своей съёмной квартиры. И у него не выходит: испортил три холста, рисуя заново на каждом так, что краска отслаивалась. Вот, начал четвёртый, и всё равно не выходит! Что делать? Он просто в полном недоумении и практически впал в перманентно истеричное состояние.

На последнюю фразу Гарри заметил, что учёба у Грандпре пошла ему впрок, на что приятель только фыркнул, но после своего рассказа опять здорово сдал: осунулся и погрустнел. Гарри молча встал, заказал ещё сливочного пива. Вернувшись, он с ходу заявил:

— Я знаю, как ты сможешь побороть этот твой «творческий кризис»!

Дин чуть не подпрыгнул вместе со стулом:

— Как?

— Ты, главное, успокойся сначала и попытайся осознать, что тебе надо отдохнуть от картины. Рисуй что-нибудь другое. Можешь вообще не рисовать.

Эскизы эскизами, но друг важнее.

Но Дин его не разочаровал:

— Я же не выживу так! Хоть наброски на салфетках можно?!

— Знаешь… Вообще-то, как раз из-за эскизов я и решил тебя навестить…

— А-а-а-а… — покачал головой Дин. — Значит, просто проведать друга в голову не пришло? — спросил он и, не удержав на лице серьёзно-обиженную мину, засмеялся. — Выкладывай, что там, Поттер!

— Не-а, — закачал Гарри головой. — Только после того, как ты пообещаешь никому ничего не говорить.

— Гарри, да ты что, я ж могила!

— Ага, и орёшь так, что теперь все так и смотрят на нас.

— Ой, прости… Но я правда ничего не скажу! — уже шёпотом добавил Томас.

— Так и быть. На случай, если ко мне пристанут репортёры, запомни: я пообещал тебе устроить выставку всех твоих работ за некое секретное условие, которое ни ты, ни я разглашать не станем в силу непреложного обета.

— Обалдеть, Гарри! А какой текст обета?

— Я просто так клятвы не даю и не беру. Обойдёмся честным словом гриффиндорцев.

— Честное гриффиндорское.

— Теперь я вижу, что ты пришёл в норму. — Гарри поднялся из-за стола. — Пошли, такие разговоры не здесь ведутся.

— О’кей, только давай зайдём к Фортескью — страсть как хочу мороженого!

Как только Дин с Гарри пришли обратно в студию Томаса, тот закричал:

— Боже, ну и грязища! Как я тут жил вообще?

— На автомате… — проворчал Поттер.

— Гарри, эм… — Дин потёр затылок, — ты не мог бы помочь мне убраться? А то я боюсь, Эванеско не только мою мебель за мусор примет, но и вообще весь мой дом.

— Мог бы, чего уж там...