nordwind

#книги #история #магия #длиннопост
С.Зотов, Д.Харман. Средневековая магия. М.: АСТ, 2022.

ХРИСТИАНСТВО ПРОТИВ МАГИИ
У древних египтян и жителей Месопотамии не существовало отдельного слова для религии, а отдельного для магии (как и для науки). Первыми, кто заговорил о магии как о чем-то отдельном от религии, были древние греки.
Римляне, как и греки, считали магию чужеземным, злым и лживым искусством. Уже в «Законах двенадцати таблиц» (V в. до н.э.) за колдовство полагалась смертная казнь; позже появились законы, запрещавшие любовные напитки, ритуалы, наводящие порчу, книги с рецептами зелий...
Христианская церковь, естественно, была настроена категорично по отношению к демонам.
Святой Франциск на фреске Джотто «Изгнание демонов из Ареццо»:

#книги #культура #философия #психология #цитаты #длиннопост

Михаил Эпштейн. Первопонятия. Ключи к культурному коду. Азбука-Аттикус, 2022.
В целом особых откровений нет, но красиво сформулировано.
В книгу входят следующие статьи: Безумие, Бессмертие, Будущее, Вера, Вечность, Вещь, Вина, Власть, Возможное, Возраст, Гений. Глубина, Грусть, Дом, Душа, Желание, Жизнь, Жуткое, Игра, Интеллигенция, Интересное, Книга, Легкость, Любовь, Малое, Молчание, Мудрость, Мышление, Народ, Настроение, Ничто, Новое, Обаяние, Обида, Оболочка, Образ, Письмо, Пошлость, Поэтическое, Пустота, Реальность, Ревность, Родина, Слово, Смерть, Событие, Совесть, Сознание, Судьба, Творчество, Тело, Тоска, Удивление, Ум, Умиление, Человек, Чистота, Чтение, Чувство, Чудо.

Ниже приводятся несколько статей, в сокращении: Безумие, Интересное, Обаяние, Пошлость, Совесть, Ум, Мудрость.

БЕЗУМИЕ
Если в безумии можно искать следы утраченного ума, то в уме чересчур властном и упорном («упертом») — потенциальные признаки безумия. С этой точки зрения у каждого философского ума есть своя возможность безумия. Платон сошел бы с ума иначе, чем Аристотель, Гегель — иначе, чем Кант…
Один из методов прочтения великих текстов — угадывание тех зачатков безумия, которые могли бы развиться за пределом этих текстов в собственную систему. Один из самых острых критиков начала ХХ века — Корней Чуковский — толковал творчество писателей-современников (Мережковского, Горького, Андреева, Сологуба и др.) именно как таких носителей идефикс. Мережковский «сдвинут» на антитезах, персонажи Андреева — мономаны, и т. д.
Безумие методичнее здравомыслия, постоянно готового на логические послабления и увертки. Сумасшедший знает наверняка и действует напролом. Та ошибка, которую мы часто допускаем, когда пишем «сумашествие», пропуская букву «с», по-своему закономерна: сумасшедший шествует со всей торжественной прямолинейностью, какая подобает этому виду движения, тогда как здравый ум петляет, топчется, ищет обходных путей.
Множество примеров можно найти в книге «Безумные грани таланта. Энциклопедия патографий».

ИНТЕРЕСНОЕ
Наименее интересны теории:
1) либо доказывающие самоочевидный тезис;
2) либо приводящие шаткие доказательства неочевидного тезиса;
3) либо, что хуже всего, неосновательные в доказательстве очевидных вещей.
Интересность — это соотношение, образуемое дробью, в числителе которой — достоверность доказательства, а в знаменателе — вероятность доказуемого. Чем менее вероятен тезис и чем более достоверен аргумент, тем интереснее идея.
Этот же критерий интересности можно распространить и на литературное произведение. Интересен такой ход событий, который воспринимается с одной стороны как неизбежный, с другой — как непредсказуемый. Логика и последовательность сочетаются с неожиданностью и парадоксальностью.
Вот почему известное изречение Вольтера — «все жанры хороши, кроме скучного» — применимо и к научным жанрам и методам. Скучность метода — это не только его неспособность увлечь исследователя и читателя, но и признак его научной слабости, малосодержательности, когда выводы исследования повторяют его посылки и не несут в себе ничего неожиданного.
«Интерес» происходит от лат. «inter esse», буквально — ’быть между, в промежутке‘. И в самом деле, интересно то, что находится в промежутке двух крайностей: порядком и свободой, достоверностью и невероятностью, логикой и чудом, системой и случаем.
Интересность — это свойство, которое скрепляет «очевидное» и «невероятное», не позволяя им оторваться друг от друга. Как только один момент начинает резко преобладать над другими (например, старательно доказывается очевидное или провозглашается и не доказывается невероятное), интерес утрачивается, переходя в скуку согласия или досаду недоверия.
Романтическое интересно, поскольку оно обнаруживает свою рациональную сторону, и наоборот. Эдгар По или Борхес — интереснeйшие писатели именно потому, что у них тайна поддается рационалистической расшифровке, но и сама расшифровка не упраздняет, а усиливает чувство какой-то еще более объемлющей тайны. Нас интересует не просто странность или безумие, но такое безумие, в котором есть своя система, и такая идея, в которой, при рациональном зерне, есть что-то безумное, выходящее за границы здравого смысла.

ОБАЯНИЕ
Обаяние — личная притягательность, способность вызывать симпатию и эмпатию.
Если для красоты можно установить объективные критерии — например, золотое сечение в математике и архитектуре или стандарты, которыми руководствуются на конкурсах красоты, — то для обаяния нет никаких стандартов.
«Обаяние» происходит от «обаивать» — ‘околдовывать словами’ (от «баяти» — ‘говорить’). Происхождение слов «очаровательный» и «обворожительный» тоже указывает на магическую силу воздействия. Разница между колдовством и обаянием только в том, как именно «заговаривают»: намеренно или непроизвольно.
Обаяние — это колдовство, в котором нет ничего насильственного и сверхъестественного, нет даже никакого умысла — ни злого, ни доброго. Это неосознанный гипноз, когда человек чарует окружающих без намерения — просто потому, что полон жизни, которая своей энергетикой невольно заражает других. Это беззащитность, которая обезоруживает, совокупность милых проявлений открытости, наивности, вызывающих желание помочь, поделиться своим теплом. Это слабость, преисполненная достоинства, внутренней силы, или внутренняя сила, которая не боится проявить свою слабость.
В отличие от красоты, обаяние присуще только одушевленным существам. Оно заметно уже в животных. Какая-нибудь шустрая дворняжка может превосходить обаянием красавца добермана-пинчера.
Красота в людях, если она не сопряжена с обаянием, может производить впечатление чего-то застылого. Правильность и совершенство привлекают в кристаллах и цветах, но могут отчуждать в человеческих лицах. Красота напряжена необходимостью «соответствовать», удостаиваться признания и похвал. Обаяние раскрепощает: ему никто ничего не должен, оно расточает себя, ничего не ожидая взамен.
Впрочем, некоторые «обаятели» сознательно пользуются своими чарами для овладения сердцами людей или их кошельком (тип Остапа Бендера).
Нужно отличать обаяние от харизмы — дара подчинять себе волю людей и вести их за собой; как правило, харизма служит инструментом подавления личности и овладения душой коллектива. Обаяние непосредственно и непроизвольно, а харизма — это волевое самоутверждение, свойственное лидерам тоталитарного типа. Если обаяние — это сила слабости, то харизма — это сила силы. И все-таки даже харизме трудно обойтись без обаяния.
Обаяние — и в этом его общность с красотой — по ту сторону добра и зла. Наташа Ростова совсем не добродетельна — в отличие, например, от Сони, которая послушна голосу морали, но не обаятельна («пустоцвет»). Обаяние лишено моральной окраски.
Печорин — малоприятная личность, но его душевная маета, воля к жизни, которая не угадывает своей цели, увлекается чем-то ненужным, сознает свою тщетность и тем не менее заново устремляется на поиск приключений, — именно она делает Печорина обаятельным.
Таким образом, у обаяния есть и своя темная сторона, отрицательный магнетизм.
В обаятельных людях часто поражает их никчемность, «лишность». Таковы герои фильмов «Жил певчий дрозд», «Полеты во сне и наяву», «Географ глобус пропил»... Такие деятельные бездельники бывают особенно обаятельны, хотя в конце концов их, как правило, съедает пустота и бесцельность.
От вражды, гнева, обиды, насилия нас часто удерживает простое, необъяснимое, внеморальное и внерелигиозное нечто, чему мы легче всего сдаемся в людях, при этом не чувствуя себя побежденными: их обаяние.
<Мне сразу вспомнился один персонаж Алтеи…>

ПОШЛОСТЬ
Пошлость — это прокламация некоей сверхистины, это глубокомыслие, глубокочувствие, глубокодушие на мелких местах. По словам В. Набокова — «не только явная, неприкрытая бездарность, но главным образом ложная, поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность».
Пошлость — это претензия на «сверх». Это эстетство, морализм, сентиментальность, мессианство. Это «лебедь горделиво изгибает свою изящную шею» или «клянемся свергнуть гнет кровавого деспотизма».
Самый характерный типографский знак пошлости — восклицательный. Кстати, нигде в мире не употрeбляют столько восклицательных знаков, как в России. В английском языке он почти полностью вышел из употрeбления (да и появился впервые на пишущих машинках лишь в 1970-е годы). В британском английском «!» используется в основном как знак иронии и сарказма, чтобы избытком пафоса подчеркнуть прямо противоположный смысл.
Есть два схожих типа деградации личности: пошлость и занудство.
В обоих есть инерция повтора, стертости, безвкусия и безмыслия. Но пошляк повторяет чужое (общее, известное), а зануда — свое (зацикливается на любимой мысли). Пошляк утверждает с пафосом прозрения, что Волга впадает в Каспийское море, а зануда объясняет, что Каспийское море вовсе не море, а озеро, поскольку окружено со всех сторон сушей. Зануда высшего ранга поправляет обоих: в Каспийское озеро впадает не Волга, а Кама, притоком которой является Волга (и гидрографически он совершенно прав: в месте слияния Камы и Волги первая мощнее второй).
Пошляк с энтузиазмом повторяет за другими, как если бы это было свое, а зануда скучно твердит свое, как если бы это было интересно другим. Пошляк стремится к красоте, а зануда — к истине. На вопрос: «как дела?» пошляк отвечает бравым: «лучше всех!» или рифмованным: «как сажа бела», а зануда начинает подробно рассказывать о своих делах. Пошляку важен эффект, а зануде — деталь. Пошляк претенциозен и самодоволен, зануда тщателен и назидателен.
Романтизм вырождается в пошлость, а реализм — в занудство. Гоголь, подводя итог романтизму, открыл «пошлость пошлого человека», а Чехов, подводя итог реализму, — занудство занудного. Его самые характерные герои, вроде Ионыча или Беликова из «Человека в футляре», не столько пошляки, сколько зануды. Пошлость вызывает ухмылку, иронию, сарказм; занудство — скуку, тоску и меланхолию. Пошлость склоняется к преувеличению, гиперболе, а занудство — к детализации, литоте, перечислению. Пошлость — восклицательный знак, тире или многоточие; занудство — запятая, двоеточие, точка с запятой.
<И тут я с опаской приглядываюсь к своему пунктуационному репертуару…>

СОВЕСТЬ
Аристотель считал добродетель серединой между двумя порочными крайностями. «…Избыток и недостаток присущи порочности, а обладание серединой — добродетели».
Казалось бы, верная путеводная нить: не будь трусом — и не будь безрассудным смельчаком; а то, что посредине между этими крайностями, — как раз и есть зрелое, рассудительное мужество.
Однако тот же Аристотель отмечал, что между двумя крайностями может быть несколько середин. Одна середина больше отстоит от одного края, а другая — от другого. Если излишек боязни — это трусость, а недостаток боязни — безрассудство, то между ними размещаются и две середины, две добродетели: мужество, которое дальше отстоит от трусости, и благоразумие, которое дальше от безрассудства.
Так что диапазон «правильного поступка» не фокусируется в одной центральной точке, а описывается большим ценностным промежутком между мужеством и благоразумием. Точно так же между двумя пороками — скупостью и расточительством — размещаются две добродетели: щедрость, которая дальше от скупости, и бережливость, которая дальше от расточительности.
Обобщая, можно указать на два полюса любых добродетелей: самоотдачу и самосохранение. Мужество, щедрость, жертвенность — действовать во имя других, отказываясь от себя. Благоразумие, осторожность, бережливость — сохранять, выращивать и приумножать себя. Иначе и нечем жертвовать, нечего отдавать другим. Какая стратегия окажется морально выигрышной, невозможно заранее предсказать: это зона полнейшего риска. Можно отдать себя, не успев себя еще взрастить, — отдать почти задаром. И можно всю жизнь взращивать, укреплять, лелеять себя — и так и не дожить до акта отдачи.
Наконец, есть две «сверхдобродетели», которые регулируют отношение между прочими: мудрость и совесть.
Мудрость взвешивает и соотносит ценности самоотдачи и самосохранения в каждый момент времени, подсказывая способ наибольшей ценностной самореализации. Она подталкивает к мужеству в моменты малодушия и нашептывает советы благоразумия в моменты героического безрассудства.
Совесть также регулирует отношения между добродетелями. Но в отличие от мудрости, которая радуется на путях к целому, совесть болит и мучится оттого, что не в силах достичь идеального равновесия.
Совесть — это орган страдания, который здоров, когда болит. Место совести в системе нравственных ценностей можно сравнить с местом сомнения в системе познавательных ценностей.
Есть два противоположных и хорошо понятных человеческих типа: бессовестный циник и совестливый идеалист.
Но эти понятия: идеализм и совесть, цинизм и бессовестность — далеко не синонимы. Есть гораздо более интересные, промежуточные типы: совестливый циник и бессовестный идеалист.
Совестливый циник знает жизнь без прикрас — как смесь похоти, жадности, жестокости — и принимает правила игры. Но при этом надеется когда-нибудь подняться до раскаяния или просветления:
Совестливый циник знает цену не только всему, но и своему знанию этой цены. И у него есть пределы, которых он не переступит, будь то мать или «святое ремесло». Чем глубже он погружается на дно, тем сильнее что-то его оттуда выталкивает.
Бессовестные идеалисты — те, кто свято верует в высшие принципы и под них все безжалостно подминает: и себя, и других. Отвлеченный и надменный в своей чистоте Идеал отчасти или даже вполне заменяет им совесть.
Собственно, две эти фигуры — совестливый циник и бессовестный идеалист — и составляют главный контраст и коллизию в Евангелии. Конечно, там есть и просто бессовестные циники, вроде Иуды, и совестливые идеалисты — прежде всего тот, кого Иуда предал.
Но тонкая морально-психологическая интрига евангельского сюжета разворачивается между мытарями и фарисеями: закоренелыми грешниками, которые порой вздыхают и бьют себя в грудь, и закоренелыми праведниками, которые знают, как надо, и делают то, что надо, не мучаясь угрызениями совести, потому что совесть им заменяют вера, закон, догмат, «человек для субботы».
Великая вера может сдвигать горы, но не должна этим заниматься — иначе ее успешно заменил бы бульдозер. Поэтому смысл притчи о горé — не в том, чтобы двигать гору, а в том, чтобы пробуждать совесть, осознавать постоянную нехватку своей веры.

УМ
Ум — способность мыслить, обобщать, выводить закономерности из множества фактов, хорошо понимать людей и извлекать пользу и смысл из взаимодействия с ними, разграничивать главное и второстепенное, находить оптимальные стратегии жизненного поведения, правильно соотносить близкие и дальние цели и наличные средства их воплощения.
Ум — это обаяние смысла в человеческой речи и поведении. Он может восприниматься на взгляд, чисто физиогномически. Особенно показательно совместное выражение глаз и губ, когда человек начинает говорить. Ум — правильный и вместе с тем подвижный баланс вхождения / исхождения. Глупое лицо похоже либо на фонтан, непрерывно что-то из себя извергающий, либо на вату, которая пропитывается чужой влагой и быстро разбухает. Умное же лицо — это «подвижная губка», которая вбирает и изливает, все время что-то перерабатывает в себе.
Ум есть умение соразмерять: 1) силу убеждений и утверждений; 2) значимость и уместность предмета; 3) кругозор и вовлеченность собеседника. Человек, который вкладывает гулливеров труд в общение с лилипутами или обсуждение лилипутьих тем, вряд ли так уж умен.
Умный человек знает, где проходит граница ума вообще и своего в частности, и старается ее не переступать — даже под угрозой быть недооцененным. Умнее отделаться пустыми словами, чем пускаться в препирательства о том, что не достойно обсуждения. Мандельштам на просьбу начинающих авторов отозваться об их скромных дарованиях обычно отвечал: «Это вам присуще». И был в большинстве случаев прав, поскольку ничего, кроме «себе-присущности», большинству пишущих не присуще: в этом оправдание как их писательских проб, так и сжатости их оценки у мастеров.
Признак дурака вовсе не в том, что он неискусно пляшет или неискренне плачет, а в том, что он плачет на свадьбе и пляшет на похоронах, и чем больше блеска и сноровки он вкладывает в свои действия, тем менее ума они обнаруживают. Умствование потому само по себе не умно, что обнаруживает избыток ума на предмете, вовсе его не достойном — или достойном иного отношения: эмоционального, эстетического, морального, религиозного, а не интеллектуального. Кстати, так уж судил русский язык, что «умниками» называет только представителей сильного пола, склонного к умствованиям, а даром настоящего ума наделяет «умниц» — хотя слово это и общего рода, но по окончанию больше идет к женскому. Женщины потому часто оказываются умнее, что придают уму меньше значения.
У одного и того же предмета может быть несколько уровней, или граней, значимости и, соответственно, разных способов умного обращения с ним. Глупость возникает тогда, когда эти уровни смешиваются: например, когда робкий опыт начинающего автора бранно или хвалебно оценивается по меркам классики, в контексте мировой литературы. Столь же неумными бывают моралистические подходы к вещам эстетическим или, напротив, эстетские — к вещам моральным. Вот почему Пушкин, страдая от благонравных и морально взыскательных глупцов, настаивал, что «поэзия выше нравственности — или совсем другое дело». И вместе с тем заклинал свою Музу «не оспоривать глупца». При этом он же утверждал, что «поэзия, прости господи, должна быть глуповата». Это была вполне умная защита «глуповатой» поэзии от натиска умников, которые желали бы превратить ее в рупор прогрессивных идей или склад книжной премудрости.
Эрудиты не всегда бывают умными людьми, поскольку они знают почти все, а значит, им трудно отличить важное от неважного. Понимание этих различий резко уменьшило бы степень их эрудиции и освободило бы ум от множества второстепенных фактов для самостоятельной работы над понятиями и идеями. Не стоит обольщаться надеждой, что у полиглота, умеющего говорить о погоде на сотне языков, или у футбольного фаната, держащего в уме результаты всех игр на мировых и национальных первенствах, — ума палаты. Ум — это соразмерность знания предмета и его значения: глупо знать много о незначительных вещах и стыдно знать мало о значительных. Кроме того, многознайка редко размышляет, потому что считает себя всезнающим, а мысль обычно рождается из удивления и нехватки знания, как способ его творческого возмещения.
Но и многодумный человек не всегда умен, поскольку склонен придавать чрезмерное значение целенаправленной и сознательной мысли, а лучшие мысли часто «случаются» врасплох, почти бессознательно.
Бывает, что человек умен только в одном или немногом. Есть люди с умными руками (мастера), или с умными ушами (музыканты), или с умными глазами (художники) — и такие люди во многом другом не обнаруживают особого ума.
Эта неравномерность легла в основу теории множественного интеллекта, предложенной Г. Гарднером в 1983 году. Он выделил 9 типов интеллекта: вербальный, логико-математический, телесно-кинестетический, визуально-пространственный, музыкальный, межличностный (понимание других), внутриличностный (понимание себя), натуралистический (понимание природы), экзистенциальный (понимание общих целей и смыслов жизни).
Однако у Гарднера речь идет не столько об уме как таковом, сколько об интеллектуальных наклонностях и способностях, которые применимы в разных профессиональных областях. Понятие ума не сводится к проявлениям интеллекта в разных специальностях. Блестяще одаренный музыкант или математик в целом может быть глуп, а человек, лишенный каких бы то ни было специальных способностей, чрезвычайно умен.
Ум — не какое-то фиксированное свойство, как отметка роста на дверном косяке. Это скорее интервал, амплитуда колeбаний, у которой есть верхний и нижний пределы. У каждого человека есть верхняя и нижняя границы ума (которые в свою очередь подвижны). Скажем, в Ташкенте зимой может быть холоднее, чем в Якутске летом, но никак не скажешь, что Якутск более теплый город, чем Ташкент. Так и умный человек может повести себя глупее, чем глупый ведет себя в благоприятной для своего ума ситуации. Важно учитывать всю амплитуду колeбаний «от» и «до». И при этом особое внимание обращать на нижний предел. То есть мера ума определяется не тем, сколь умную вещь человек способен сказать, а тем, до какой глупости он не способен докатиться.
Умными или глупыми могут быть не только личности, но и стратегии, тактики, методы. Например, судить о произведении по тому, что в нем не сказано (не выражено, не изображено), — признак методологической глупости, поскольку выдает неспособность критика вступить в диалог с самим произведением и его автором. Пушкин по поводу «Горя от ума» замечает, что «драматического писателя должно судить по законам, им над собой признанным», то есть не прилагать к нему неких общих законов, а извлекать «метод» из единичности самого произведения и индивидуальности писателя.
Пример такой методологической глухоты у далеко не глупого критика: Белинский обвинял повесть Гоголя «Портрет» в недостатке современного взгляда на действительность и провозглашал, что для исправления этого недостатка лучше было бы писателю обойтись вообще без портрета.
Умный подход избегает жесткого методологизма, а живо реагирует именно на то, что отличает одного автора или произведение от других. Основатели методологий, вроде Гегеля и Маркса, Ницше и Фрейда, Фуко и Деррида, бывают весьма умны и дразнят своих последователей зигзагами своей вполне живой мысли. Но по закону возрастающей последовательности и стандартизации любая методология постепенно превращается в рассадник эпохальной глупости. Тогда Пушкин как «выразитель» чего-то классового оказывается неотличим от Лермонтова, а Шекспир как «носитель» мужского шовинизма — от Гёте…
Обаяние умного человека заключается в способности устанавливать связи далеких вещей и проводить различия между близкими, чтобы каждая вещь получала меру своей единственности — и своего единства с другими. Как писала мадам де Сталь —
Поэтому ум помертвевший, нашедший «рецепт» или «метод», тут же превращается в глупость, пусть даже благоглупость, которая, весело отплясав на свадьбе, не может удержать пляшущих ног и с размаху врезается в похоронную процессию с добрым пожеланием: «Носить вам — не переносить!»
Живой ум не прекращает процесса мышления и не подменяет его актом обретения полной истины или великого прозрения, якобы посланного свыше. Живоумие важнее для судеб разума, чем глубокомыслие, среди плодов которого и доморощенная эсхатология, углядывающая конец света за каждым углом, и конспирология, подозревающая повсюду всемирный заговор.

МУДРОСТЬ
У мудрости и ума имеется общая противоположность: глупость. Это непонимание меры, несоблюдение границ между вещами, подмена одного другим.
Но мудрость следует отличать от ума. Это особый склад ума, понимающего свои собственные границы и место ума в мире, его ограниченность. То, что выглядит безумием для ума, может быть оправдано мудростью.
Ум может быть математическим или политическим, ограничиваясь одной сферой или специальностью (шахматы, театр, новые технологии и т. д.), тогда как мудрость относится сразу ко всему объему человеческого: это высший ум как основа главного умения — умения жить. Мудрость — это ум ума, способность умно им распоряжаться.
Мудрость позволяет человеку возвышаться над дробностью и отдавать приоритет живому существованию над абстракциями и химерами ума.
Суетность — основной противник мудрости, как глупость — противник ума. Если глупость есть неразличение вещей, непонимание их меры, то суетность есть зависимость воли от тех вещей, которые ум признает несущественными. Суетность — это когда минуте уделяется забота дня, дню — забота года, жизни — забота вечности. Умный человек может быть суетным, и подчас именно ум вовлекает его в наибольшую суету, поскольку он критикует ничтожные вещи, недостойные даже критики, и поправляет дела, от которых лучше вообще отказаться.

#книги #длиннопост #история
Майкл Эдвардс. Повседневная жизнь Древней Индии. М., 2021.
Сохранилось мало достоверных источников по Древней Индии. Отсутствие исторических хроник объясняется не безразличием к предмету или низким уровнем культуры, а укоренившимся ощущением единства прошлого и настоящего. В сохранившихся работах придворных поэтов и летописцев реальные события мифологизированы.

#книги #цитаты #длиннопост
К.В.Душенко. История знаменитых цитат. Азбука, 2018.
О том, какие удивительные метаморфозы со временем происходят в массовом сознании с представлением об авторстве тех или иных крылатых выражений. Всего в книге приводятся 233 истории; 10 из них пересказаны ниже, в сокращении.

АНГЕЛЫ НА КОНЧИКЕ ИГЛЫ
Порою даже в ученых трудах пишут о том, что это была одна из тем схоластических дискуссий: сколько ангелов может одновременно уместиться (или: танцевать) на кончике иглы?
Что же было на самом деле?
Пародийный роман XVIII века «Записки Мартинуса Скриблеруса» высмеивал среди прочего псевдоученые диспуты схоластов. Здесь имелся список вопросов, взятых из «Суммы теологии» Фомы Аквинского. И в 1823 г. И.Дизраэли, автор книги «Литературные курьезы», упоминая этот роман, помянул и «танцующих ангелов».
Но этих странных ангелов не было ни в «Записках…», ни в «Сумме теологии».
Фома Аквинский ставил вопрос иначе: «Могут ли несколько ангелов находиться в одном и том же месте одновременно?» И отвечал: «Нет. В одном месте может находиться только один ангел».
(Очень любопытен его ответ на вопрос о том, могут ли ангелы перемещаться из одной точки в другую, не проходя через среднюю точку между ними. Пространственное движение ангелов, по мнению Фомы, может быть как непрерывным, так и дискретным. Эта мысль нашла понимание у физиков XX века как предвосхищение парадоксов теории элементарных частиц.)
А вот «ангелы на кончике иглы» родились самостоятельно — из игры слов английского языка. Обличая католическое богословие, протестанты воспользовались каламбурным сближением выражений «needles point» («кончик иглы») и «needless point» («бесполезный вопрос»).
В 1619 году в Лондоне вышло «Комментированное изложение Первого послания к Фессалоникийцам» англиканского священника У.Слейтера. Здесь высмеивались темы схоластических дискуссий:
В 1651 году Э.Уиллан в проповеди «О христианском милосердии» подхватил:
В оригинале сплошная игра слов: «…How many Angels might stand upon a needles point at once? It was but a needlesse point to stand upon. Let not us stand upon such needlesse points…»
В полемическом трактате У.Чиллингуорта «Религия протестантов — верный путь к спасению» (1638) уже прямо утверждалось, будто католические богословы спорили о том, «может ли миллион ангелов поместиться на кончике иглы».
Танцующие ангелы упоминаются чуть позже — в трудах философов-неоплатоников Кембриджской школы. Неоплатоники, в отличие от Фомы Аквинского и от своего современника Декарта, полагали, что духовная субстанция имеет пространственную протяженность. Они не считали вопрос об ангелах на кончике иглы бессмысленным — они утверждали лишь, что он неверно поставлен.
А в XIX веке фраза об ангелах на кончике иглы уже стала ходячим речением, и в достоверность диспутов на эту тему уверовал каждый мыслящий человек.
Вот так, слово за слово…

БУДЬ ГОТОВ!
В книжке-малышке под названием «Будь готов!» (1924) Н.К.Крупская так объясняла детям происхождение лозунга:
Надежда Константиновна лукавила. В 1922 году она написала брошюру «РКСМ и бойскаутизм» и отлично знала, что пионерский девиз, вместе с отзывом, заимствован у русских скаутов («юных разведчиков»).
Отсюда же создатели пионерского движения взяли почти все атрибуты и организационные принципы, приспособив их к своим целям. Например, зеленый скаутский галстук стал красным, а три лепестка лилии скаутского значка — тремя языками костра.
Девиз «Будь готов!», как и скаутское движение, носит интернациональный характер. Он был выбран британским офицером Р.Баден-Пауэллом:
Долг скаута — помогать другим, например: «Будь готов к несчастным случаям», т. е. к оказанию помощи пострадавшим.
А этот девиз, в свою очередь, восходит к английскому переводу Евангелия от Матфея (24:44), где сказано «be ye <…> ready» — «вы будьте готовы». В синодальном переводе: «Потому и вы будьте готовы, ибо в который час не думаете, приидет Сын Человеческий».
Не позднее XVII века в Англии появился латинский девиз «Semper paratus» — «Всегда готов». Он восходит к тому же месту Евангелия от Матфея в латинском переводе: «vos estote parati» — «вы будьте готовы».

ВСЕ МЫ ВЫШЛИ ИЗ ГОГОЛЕВСКОЙ ШИНЕЛИ
Это замечание, которое периодически цитируется в литературной критике, приводят чаще всего со ссылкой на Достоевского.
Однако в достоверных высказываниях Достоевского нет ничего похожего. А в своей Пушкинской речи (1880) он, по сути, выводит современную ему русскую литературу из Пушкина.
Впервые фраза про гоголевскую шинель появилась в серии статей французского критика Эжена Вогюэ «Современные русские писатели», позднее вошедших в его книгу «Русский роман» (1886). В первом русском переводе книги Вогюэ (1887) она передана путем косвенной речи:
Но уже в 1891 году в биографии Достоевского, написанной Е.А.Соловьевым, появляется канонический текст: «Все мы вышли из гоголевской “Шинели”», — причем здесь фраза безоговорочно приписана Достоевскому.
Писавшие об авторстве изречения не задумывались о его форме. Между тем до перевода книги Вогюэ оборот «Мы вышли из…» не встречался по-русски в значении: «Мы вышли из школы (или: принадлежим к школе, направлению) такого-то».
Зато именно этот оборот мы находим в классическом произведении французской литературы — причем в форме, весьма близкой к формуле Вогюэ. В романе Флобера «Госпожа Бовари» (1856) читаем:
Имелся в виду хирургический фартук знаменитого анатома и хирурга М.-Ф.Биша. Переводчикам «Госпожи Бовари» оборот «sortie du tablier de Bichat» представлялся настолько необычным, что «фартук» они просто выбрасывали (в классическом советском переводе — «Ларивьер принадлежал к хирургической школе великого Биша»).
С высокой степенью вероятности формула «выйти из (некоего предмета одежды)» в значении «принадлежать к школе такого-то» была создана Флобером и 20 лет спустя использована Вогюэ применительно к Гоголю. Вполне возможно, что кто-то из русских писателей говорил ему нечто подобное, однако словесное оформление этой мысли в любом случае родилось на французском языке.
В 1970-е годы в эмиграционной публицистике появился оборот «выйти из сталинской шинели». А с конца 1980-х он стал осваиваться российской печатью.
Впрочем, «шинель», «пальто» и т. д. в этой формуле давно уже не обязательны — теперь «выйти» можно из чего угодно. Например, в интервью художника Г.Хабарова: «Все мы вышли из квадрата Малевича».

В РОССИИ ДВЕ БЕДЫ: ДУРАКИ И ДОРОГИ
Эта вездесущая фраза сопровождает нас, кажется, уже очень давно.
Между тем самое раннее цитирование ее относится к 15 декабря 1989 года, когда на II съезде народных депутатов СССР депутат В.П.Филиппов заметил:
Версия об авторстве Гоголя наиболее популярна, хотя изречение приписывалось и другим: Салтыкову-Щедрину, Карамзину, Петру Вяземскому. А в журнале «Россия XXI» (2010, № 2) утверждалось:
Фразу «Расстояния — бич России» Николай I действительно произнес в беседе с французом де Кюстином в июле 1839 года, но о дураках и дорогах государь дипломатично умолчал.
Жалобы на дороги обычны у наших классиков — достаточно вспомнить «Евгения Онегина»:
Сетования по поводу дураков тоже не были редкостью. Самая известная цитата, где в одной строке встречаются «Россия» и «дураки», принадлежит Некрасову:
Как видим, мухи и котлеты дороги в русской литературе были отдельно, а дураки — отдельно.
Ближе всего к искомой формуле подошли Ильф и Петров: «Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!» — но они в качестве предполагаемых авторов не называются из-за всеобщего убеждения в древности этой сентенции.
Однако автор у этой фразы есть. И мы хорошо его знаем.
Это… Михаил Задорнов. В конце 1980-х годов, в разгар перестройки, он с успехом читал с эстрады сатирический монолог «Страна героев» (в печати он появился в 1989 году). Согласно Задорнову,
Ничего подобного Гоголь, разумеется, не писал: ссылка на классика должна была послужить охранной грамотой подцензурному советскому сатирику и придать его мысли бо́льшую авторитетность. Эта цель была блестяще достигнута: версия об авторстве Гоголя стала основной.
Из задорновской цитаты вскоре исчезло необязательное слово «есть», а «дороги и дураки» были вытеснены ритмически более точным «дураки и дороги». Повальное распространение этой формулы стало возможным как раз благодаря ее замечательному фонетическому оформлению: она врезается в память мгновенно.
Фраза Задорнова породила множество других. Вот некоторые из них:
В 2006 году журнал «Профиль» процитировал замечание воронежского градоначальника Александра Ковалева <как по мне, то довольно хамское>:
В День дурака 1 апреля 2012 года в городах России прошли акции «Дороги без дураков», имевшие целью ударить по разгильдяйству дорожных служб.
А годом раньше группа «Ундервуд» сочинила песню «Дураки и дороги», из которой видно, что ундервудовцы тоже считали авторство Гоголя несомненным.

ЖЕЛЕЗНАЯ ЛЕДИ
5 февраля 1975 года в лондонской «Дейли миррор» появилась статья о М.Тэтчер, которая тогда возглавляла консервативную оппозицию. Статья называлась «Железная дева», что звучало не слишком-то лестно: так именовали старинное орудие пыток. (Отсюда взято также название «металлической» группы «The Iron Maiden».) Однако широкого распространения это прозвище не получило.
Год спустя, 19 января 1976 года, Тэтчер выступила на одном из собраний консерваторов с речью «Пробудись, Англия!», где призывала к неустанному укреплению НАТО.
24 января «Красная звезда» ответила на это статьей капитана Юрия Гаврилова «Железная дама стращает…». «Железной дамой», утверждал капитан, именуют Тэтчер в ее собственной стране.
На другой день в лондонской «Санди таймс» «Железную даму» перевели как «The Iron Lady», и это прозвище утвердилось немедленно.
Тэтчер оно не понравилось. Но потом она подумала, подумала… и для своей избирательной кампании 1979 года выбрала слоган: «Британии нужна Железная леди». И преуспела.
Капитан Гаврилов вышел в отставку в звании подполковника. В 2006 году к нему приезжали британские журналисты, изучавшие историю оборота «Железная леди». Беседа прошла в теплой, дружественной обстановке.

ЖИВЫЕ ПОЗАВИДУЮТ МЕРТВЫМ
Кто это сказал? В ходу три основные версии:
1. Одноногий Джон Сильвер в «Острове сокровищ».
2. Апостол Иоанн в Апокалипсисе.
3. Никита Хрущев во время Кубинского кризиса.
<Живописная компания подобралась.>
Все три версии верны — и все три неверны.
Открыв «Остров сокровищ» (1883) в переводе Н.Чуковского, читаем слова Джона Сильвера:
Последняя фраза запомнилась по советским экранизациям романа, а было их целых четыре.
Однако у Стивенсона нет ни слова «живые», ни слова «позавидуют». В оригинале сказано: «Them that die’ll be the lucky ones» («Тем, кто умрет, еще повезет»). Эта фраза включается в англоязычные словари цитат.
Зато у русских писателей…
Еще в 1803 году в повести Карамзина «Марфа-Посадница» Марфа предупреждает новгородцев перед битвой с московским войском: «Если возвратитесь побежденные, тогда живые позавидуют мертвым!»
Позже, в «Истории государства Российского» (IV, 1), Карамзин напишет о нашествии Батыя: «Живые завидовали тогда спокойствию мертвых».
В Библии этих слов нет, хотя есть нечто очень близкое:
Однако ближайшим источником этого выражения в России был, по-видимому, перевод одной из позднейших версий греческого «Слова о скончании мира и о Антихристе» (гл. 27):
Наконец, «Иудейская война» Иосифа Флавия — излюбленное чтение в Древней Руси. При описании жесткостей, которые творила в осажденном городе фанатичная группировка зелотов, говорилось: «живыи блажаху умроших» — «живые восхваляли [участь] мертвых» (кн. IV, гл. 6). А в раннем английском переводе (1767) — «это заставляло живых завидовать мертвым».
На Западе же это изречение стало по-настоящему популярным с появлением водородной бомбы. В 1960 году вышел в свет трактат американского футуролога Г.Кана «О термоядерной войне». Его 2-я глава называлась: «Будут ли выжившие завидовать мертвым?» Вопрос этот рассматривался обстоятельно, с таблицами и диаграммами, а ответ давался, в общем-то, отрицательный: окончательной катастрофы не произойдет, процент погибших от прямых и отдаленных последствий войны будет гораздо меньше, чем думают. Кан, вероятно, хотел дать отпор «пораженческим» настроениям в западных обществах («Лучше быть красным, чем мертвым»).
Гораздо дальше шел председатель Мао. На съезде китайской компартии в мае 1958 года он выразил готовность пожертвовать двумя третями человечества, чтобы оставшиеся жили при коммунизме.
Кубинский кризис, поставивший мир на грань ядерной войны, случился осенью 1962 года. А 19 июля 1963 года Хрущев, уже окончательно рассорившийся с Мао, заявил:
Хрущев не запугивал американцев, а возражал китайцам. Это заявление было встречено на Западе с пониманием. После убийства Джона Кеннеди его вдова Жаклин писала Хрущеву: «Он не раз цитировал в своих речах Ваши слова: “В будущей войне оставшиеся в живых будут завидовать мертвым”».
На Западе этот оборот еще и теперь нередко считают цитатой из Никиты Сергеевича.
У нас же решительно преобладает мнение об авторстве одноногого Сильвера.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОСТИТУТКА
В 2004 году ведущий программы «Намедни» Л.Парфенов заметил: «Известно, что В.И.Ленин называл Троцкого политической проституткой».
Позднее это попало даже в викторины: «кто и кого назвал…» и т. д.
О «проститутках» Ильич действительно говорил часто и с удовольствием: «проститутки освобожденства», «проститутки капитализма», «проститутки буржуазного либерализма»… Однако «политической проститутки» мы у него не найдем.
Зато в выпуске «Правды» от 2 января 1918 года, после покушения на Ленина в Петрограде, заявлялось:
О Троцком, разумеется, речь пока не шла. «Политической проституткой» он был назван гораздо позже: в журнале «Под знаменем марксизма», 1934, № 3:
В народ (анекдоты о Ленине) это выражение пошло еще позже, после выхода на экран фильма «Ленин в Октябре» (1937). Здесь Ленин, прочитав «предательскую» статью Каменева и Зиновьева накануне октябрьского выступления большевиков, тычет пальцем в газету:
А свое происхождение «политическая проститутка» ведет… с Запада. У немецких социал-демократов был в ходу смягченный вариант — «Mädchen für alle», первоначально — «прислуга за всё» (исполняющая все работы по дому); потом стало обыгрываться буквальное значение этого оборота: «девушка на все услуги».
Англичане были менее стеснительны: у них выражение «политические проститутки» («political prostitutes») стало обычным на рубеже XVIII–XIX вв. Несколько десятилетий спустя оно проникло в стены британского парламента, а один из памфлетистов назвал «политической проституткой» лорда Пальмерстона — великого, что ни говори, государственного мужа.
Так что Троцкий оказался не в такой уж плохой компании.

РАЗВЕСИСТАЯ КЛЮКВА
В «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д.Н.Ушакова (1934) сообщается, что она пошла от описания России, в котором «поверхностный автор-француз пишет, что сидел под тенью величественной клюквы».
В справочнике Н.С. и М.Г.Ашукиных «Крылатые слова» (1955) выражение «à l’ombre d’une klukva» — «смесь французского с нижегородским» — отсылает к статье М.Каткова, влиятельного публициста эпохи Александра II и Александра III. В передовице редактируемых им «Московских ведомостей» от 16 ноября 1871 года цитировалась статья о Москве, опубликованная в парижском еженедельнике «L’Illustration». Там «самым древним из религиозных памятников, построенных в ограде Кремля» был назван незавершенный к тому времени долгострой — храм Христа Спасителя, никакого отношения к Кремлю не имеющий. Ярый русский патриот Катков не упустил случая подколоть французов:
Место безымянного туриста вскоре занял Дюма-отец. побывавший в России в 1858–1859 гг. У Салтыкова-Щедрина в «Помпадурах и помпадуршах» (1873) упоминается приехавший из Франции «le prince de la Klioukwa» («князь де ля Клюква́) — пародия на путевые заметки А.Дюма «Из Парижа в Астрахань» (1858).
А в 1879 году А.П.Лопухин, будущий профессор Петербургской духовной академии, жестоко раскритиковал книгу британского журналиста Г.Марри «Россия сегодня», сравнив ее с «Впечатлениями о путешествии в Россию» того же Дюма (1860), где будто бы утверждалось, что «русские поселяне в жаркие летние дни любят прохлаждаться в тени вековых деревьев клюквы» (in the shade of a secular klukva tree).
Но не только развесистую клюкву приписали Дюма-отцу. В книге барона Б.А.Фитингоф-Шеля «Мировые знаменитости. Из воспоминаний» (1899) читаем:
Этой легенде была суждена долгая жизнь. В № 1 почтенного журнала «Наука и жизнь» за 1971 год утверждалось:
В истинности этого фантастического утверждения еще и сегодня убеждены многие наши соотечественники.

РОСКОШЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕНИЯ
К концу 1960-х годов выражение вошло в пословицу. Но откуда оно взялось, оставалось загадкой для подавляющего большинства цитирующих.
Книга Сент-Экзюпери «Terre des hommes» (1939) впервые вышла по-русски в 1957 году, под заглавием «Земля людей», в переводе Г.Велле. В главе «Товарищи»:
В 1964 году появился перевод Норы Галь — «Планета людей»:
Здесь слышится отзвук «Тараса Бульбы»: «Нет уз святее товарищества!»
Во французском оригинале: «…il n’y a qu’un luxe véritable et c’est celui des relations humaines» — «есть лишь одна настоящая роскошь, и это роскошь отношений между людьми».
Годом раньше, в 1963 году, в серии ЖЗЛ вышла книга М.Мижо «Сент-Экзюпери» в переводе Г.Велле. Книга открывалась эпиграфом:
Первый перевод Велле и перевод Норы Галь, пожалуй, точнее передают мысль автора: «связи» («узы») и «общение» — не одно и то же. Однако в русской речи прижился второй перевод Велле, где использован оборот «настоящая роскошь».
Между тем во Франции эта цитата не слишком известна, не включается в словари и приводится обычно лишь в связи с жизнью и творчеством автора «Земли людей».

ЧЕЛОВЕК РОЖДЕН ДЛЯ СЧАСТЬЯ, КАК ПТИЦА ДЛЯ ПОЛЕТА
Мнение об авторстве Горького было широко распространено в советское время — вероятно, по ассоциации с «Человек — это звучит гордо».
На самом деле эта сентенция взята из рассказа В.Г.Короленко «Парадокс» (1894), причем приведена не полностью — и является перефразировкой более раннего источника.
Главный персонаж «Парадокса» — «феномен», безрукий от рождения калека, который зарабатывает на жизнь, демонстрируя свои поразительные способности перед случайной публикой. В частности, он научился писать ногой — и именно так выводит на листке бумаги этот афоризм.
Отец рассказчика со смехом замечает:
И под конец с горечью прибавляет, обращаясь к мальчику (рассказчику):
«Парадокс» — едва ли не самое сумрачное произведение Короленко. Незадолго до написания рассказа умерла в младенчестве его дочь Леля.
В латинском тексте Библии сказано: «Homo ad laborem nascitur et avis ad volatum». Это можно перевести двояко: «Человек рождается для страдания, а птица для полета» — или же: «Человек рождается для (тяжкого) труда, а птица для полета». Однако в Книге Иова речь идет как раз о страдании — не случайно этому стиху предшествует: «Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда».
В синодальном переводе нет ни «птицы», ни «полета». Там сказано: «…Человек рождается на страдание, как искры — чтобы устремляться вверх». Гораздо ближе к латинскому тексту церковнославянский перевод: «…Человек рождается на труд, птенцы же суповы [т. е. коршуна] высоко парят». «Искры» и «птицы» — различные толкования многозначного древнееврейского оригинала.

#книги #кино #Рикман #длиннопост
Лилия Шитенбург. Алан Рикман. Творческая биография. М.: Эксмо, 2024.
Он родился в 1946 году в Лондоне, в районе Хаммерсмит, в семье фабричного рабочего. Когда Алану было 8 лет, отец умер — и матери пришлось в одиночку поднимать четверых малышей.
Тут можно было бы представить себе тяжелое нищее детство будущей звезды, но это не голливудский сюжет, а вполне английский: мальчик пошел в обычную школу, где учили, однако, по системе, развивающей творческие навыки, — и в 11 лет выиграл стипендию в престижной школе Латимер. Там, помимо прочего, его серьезно обучали рисованию и всячески приветствовали очевидные способности по классу театра и драмы.

#книги #язык #перлы
Дмитрий Шерих. «А» упало, «Б» пропало… Занимательная история опечаток. — Центрполиграф, 2004.

Опечатки неистребимы.
Вскоре после изобретения печати в обычай вошло помещать в конце книги т. наз. «errata» — список замеченных опечаток. Рекорд по их числу принадлежит, кажется, Фоме Аквинскому (XIII век). Самый знаменитый из его трудов — «Сумма теологии», где приводятся легендарные пять доказательств бытия Бога. В 1578 году, при очередном переиздании, оно сопровождалось 108 страницами замеченных опечаток.
А в 1631 году увидело свет издание Библии, где в седьмой заповеди случилась опечатка банальная, но от того не менее печальная: из набора выпала частица «не». И осталось просто: «Прелюбодействуй!»

#книги #язык #этимология #русский_язык #длиннопост
Мария Елифёрова. # панталоныфракжилет. М.: Изд-во АНФ, 2020.
Про судьбы языковых заимствований.

Адмирал Шишков всем известен тем, что он изобрел слова… которых на самом деле не изобретал!
По возможности очистить родной язык от варваризмов он действительно призывал, и весьма активно. Но вот ни «мокроступов», не «шароката», ни «хорошилища» и т. п. он не придумывал: все эти слова взяты из сочинений авторов, полемизировавших с Шишковым методом пародирования его идей. «Мокроступы», например, принадлежат Белинскому: он изобрел это слово в статье «Сто русских литераторов», где применил против Шишкова известный прием — «доведение до абсурда».
Впоследствии пародии на Шишкова выросли в миф о самом Шишкове. Впрочем, и сам адмирал в споре с оппонентами использовал нечестные приемчики: в своей статье против карамзинистов — «Рассуждение о старом и новом слоге» — Шишков цитирует не Карамзина и его последователей, а забытого ныне графомана, имевшего к ним мало отношения. <Но статья эта давным-давно канула в Лету, а вот «мокроступами» и «топталищем» Шишкова и сегодня только ленивый не попрекнул.>

Есть страна, которая по части языкового пуризма перещеголяла Шишкова.
Это Исландия. Вот у них-то «мокроступов» — пруд пруди.
Процент заимствованной лексики там всегда был низок, а после обретения страной независимости ее целенаправленно принялись изгонять, изобретая им искусственные замены на местной основе.
Например, geimfari “космонавт” слепили из geimur “небесное пространство” и fari “ездок”, а “микроскоп” — из smár “маленький” и sjá “смотреть”. <Даже покруче, чем «мелкоскоп» в лесковском «Левше»!>
Но всего чаще исландское новообразование состоит из компонентов, которые описывают обозначаемое ими понятие по-своему, а не калькируют соответствующее иностранное слово. Вот примеры таких слов:
С другой стороны, английский язык никто не пытался лечить от иностранных заимствований. Их количество там огромно: из 1000 самых частотных слов английского языка половина — заимствованные на том или ином этапе истории. Что не мешает ему быть самым популярным и влиятельным.
Плюс исландского пуризма — сохранение исконного лексического запаса языка. Например, электричество (от греческого ḗlektron “янтарь”) — это “сила янтаря” (rafmagn, от raf “янтарь”, magn “сила”).
Но можно усомниться, что для самих исландцев конструкции вроде «сила янтаря» более прозрачны по смыслу, чем для нас «электричество»: ведь знание о том, что электричество впервые получили путем трения янтаря, для современного человека совершенно неактуально.
Да и всегда ли нужна этимологическая прозрачность заимствований ? Например, наше слово «гимназия» происходит от греческого gymnós — «голый»: древние греки, как известно, занимались физическими упражнениями в обнаженном виде, а помещения для тренировок назывались, соответственно, гимнасиями. Но то, что мы называем гимназией, не имеет ни малейшего отношения к этим практикам.
Английскому, самому успешному языку международного общения, эти проблемы незнакомы, однако с ним свои сложности — утрата языковой преемственности со старой литературой. Литература до эпохи Шекспира практически непонятна англичанину наших дней без перевода на современный язык.
Так что языки могут идти разными путями в том, что касается отношения к заимствованиям. Как исландский с его доведенным до крайности пуризмом, так и свободно вбирающий в себя заимствования английский вполне жизнеспособны и продуктивны в культурном отношении. А между этими двумя полюсами существует бесчисленное множество оттенков.

Глагол «ксерить», если проследить до истоков, восходит к «ксерографии» (от греч. «сухая печать»). Общедоступный прибор, появившийся в 1960 г., вышел под маркой «Xerox», но сам прибор назывался и называется «photocopier». Однако русский язык выбрал для его названия торговую марку.
Это не первый такой случай: наше слово «унитаз» тоже происходит от названия торговой марки: Unitas — «единство» (a вовсе не «универсальный таз»).

Иногда заимствованное слово неожиданно совпадает с исконным. Классический пример — компьютерный термин «кликнуть» (от to click — «щелкнуть»),

Как признак заимствованного слова часто называют букву Ф.
Действительно, слова, содержащие Ф, как правило, оказываются иностранными: фанера, афера, буфет, фрак, фурнитура, фига, конфитюр, фрезеровщик, фосфор и т. д. Однако, наряду с междометием фу, которое явно не заимствовано, существительные филин и фуфайка несколько портят картину: их этимология неизвестна, и найти иностранные “прототипы” на данный момент никто не смог.
Зато буква Э существует почти исключительно для обозначения некоторых особенностей произношения иностранных заимствований. Единственные исконно русские слова с ее использованием — междометия вроде «эх!» и местоимения «этот», «этак»; но еще и в XIX веке допускалось написание «етотъ».
С точки зрения лингвистики достаточно надежным признаком заимствования является А в начале слова. Если открыть словарь на букву А, мы увидим целую череду явно иностранных слов: абажур, аббат, аббревиатура и т. д.
В то же время рядовой носитель языка вряд ли сочтет звук и букву А «нерусскими». Есть некоторые слова с начальным А, которые воспринимаются как старинные русские: ад, агнец, алчный. Но первое из этих слов заимствовано из греческого (Аид), а второе и третье — из старославянского. <Если что, старославянский — это южнославянская ветвь, и его не следует путать с древнерусским.> В болгарском ресторанном меню до сих пор блюда из баранины — «агнешки». В русском языке вместо «агнца» — «ягненок», с Я в начале слова (др.-рус. “ягня”).
А что же со словом «алчный»? Сейчас его исконно русский вариант утрачен, но в древних рукописях он встречается: «лачьнъ». Отсюда же слово «лакомство». Старославянский глагол «алкать» к «алкоголю» — слову арабского происхождения — отношения не имеет. Зато он родствен нашему слову «лакать», которое тоже применяют к пьянству. Так что народная этимология странным путем пришла почти что к научным данным о происхождении слова. Но все-таки исторически восточные славяне не «алкали», а «лакали». Такая перестановка звуков называется метатезой.
Выходит, даже там, где в других славянских языках есть начальное А, русский язык его по какой-то причине избегает: либо подставляет j (что отражается на письме в виде буквы Я), либо переставляет А на второе место в слове.
Самый замечательный пример — местоимение Я, которое в русском языке оказалось не первой буквой алфавита, как в старославянском, а последней.
В итоге единственными исконно русскими словами на А оказываются союз «а» и междометия «ах» и «ай»!

Язык может обойтись с заимствованием и вовсе бесцеремонно, совершенно изгладив его иностранные черты.
Например, слово «противень». Против чего он предназначен? Или — напротив чего его ставят? Вроде бы русские предлоги «против» или «напротив» не имеют никакого отношения к выпечке пирогов. И никогда не имели: слово «противень» — это искаженное немецкое Bratpfanne, “жарочная сковорода”.
Словосочетание «малиновый звон» ассоциируется с чем-то старинным, традиционным и глубоко русским. Но малина тут ни при чем. Слово происходит от названия бельгийского города Малин (по-немецки Мехелен). Этот город издавна был знаменит колокольным литьем и школой колокольной музыки, и оттуда Петр I импортировал стандарт звона, который вместо малинского стал малиновым. Сыграло важную роль и то, что слово «малина» в просторечии к XIX в. стало означать высшую степень блаженства.
Слово «верблюд». Самое раннее написание — «вельбудъ». Вследствие народной этимологии появилось второе Л — слово было переосмыслено как состоящее из двух корней: «вель» («большой, великий») и «блуд». Так что получился «вельблудъ», а Р возникло позднее для удобства произношения.
А вот одна распространенная сегодня конструкция:
Кажется, что предлог «от» здесь чисто русский и никакого отношения к заимствованиям не имеет. Но зачем вставлять его в эти словосочетания, если можно просто сказать «рубашка “Ямамото” и джинсы “Диор”»? И почему, собственно, «джинсы от Диора», но никто не говорит: «джинсы от Левиса» — а только «джинсы Левис»?
Обратим внимание, что предлог «от» фигурирует только в сочетании с именами престижных производителей, но не масс-маркета: он оказывается знаком статусности.
Дело в том, что словосочетания типа «от Диора» были образованы по модели галлицизма «от кутюр». Где «от» вовсе не предлог, а прилагательное: haute couture («высокая мода»). Но русское ухо в словосочетании «от кутюр» расслышало предлог.
Английский язык тоже не отстает по части народной этимологии. Почему таракан по-английски «cockroach»? Cock означает “петух”, roach — “плотва”, на гибрид птицы и рыбы таракан уж никак не похож… Любителям музыки ответ подскажет название старого танца — «Кукарача». Cucaracha и значит по-испански «таракан». Англичанам это слово было непонятно, и жажда слышать что-то понятное оказалась сильнее логики и смысла.

Известен миф о происхождении слова «бистро». Все слышали, что появилось оно после взятия Парижа союзными войсками в 1814 г., когда солдаты Александра I требовали накормить их «быстро»; в результате bistro стало первым специальным обозначением закусочной быстрого обслуживания.
Однако французский этимологический словарь Robert квалифицирует эту версию как чистую фантазию, связывая слово «бистро» с диалектным bistouille (пойло, плохой алкоголь).
Зато слово «пистолет» исконно славянское. Пистолет изобрели в Чехии во время гуситских войн. Чехи называли его píšťala — «дудка», потому что его дуло похоже на дудочку, а стрельцы XVII века — «пищаль». Отсюда слово попало в английский: pistol. И через посредство французского, с уменьшительным суффиксом –et, вернулось в русский язык.

Общее происхождение имеют слова «роза», «русалка» и «рожа» (заболевание).
По-немецки болезнь, как и цветок, называется Rose: такие ассоциации вызвало покраснение кожи при воспалении. От немцев это название перешло к чехам и полякам, которые произносят в этом слове вместо З — Ж (среди восточных славян так говорят белорусы: «ружа»). На русской почве это название было переосмыслено по созвучию с «рожа» (неприятное лицо).
История русалок еще длиннее. Они известны в поверьях всех славян, но только в России называются русалками: их исконное название — вилы.
«Русалки» — обратное образование от названия праздника Русальной недели (первая неделя после Троицы). Духи Русальной недели получили название русалок. Сама же неделя первоначально называлась Русалии (от лат. rosaliae — «праздник роз»: в более теплых краях именно розы использовались для празднования Троицкой недели).
А слово «мандарин» вначале означало только китайского чиновника: название фрукта возникло из усеченного словосочетания «мандаринский апельсин».

Английское слово bus вообще образовано не от корня, а от латинского окончания -ibus.
Первый общественный транспорт, появившийся в начале XIX в., по-русски в просторечии назывался «конка»: это был вагон, передвигавшийся по рельсам, который тянули кони. Официальное же его название было «омнибус» (лат. omnibus — «для всех»). Со временем омнибусы принялись делать паровыми, электрическими, а потом и бензиновыми. Автомобильный омнибус тут же сократили до «автобуса».
А после появления троллейбуса (от trolley — «тележка») было уже делом техники выделить в этих названиях одинаковый элемент «bus».

Когда-то христианские миссионеры на Руси поленились создавать собственный перевод Библии и воспользовались готовым кирилло-мефодиевским <так называемый церковнославянский язык — один из изводов старославянского, который, в свою очередь, восходит к солунскому диалекту староболгарского языка>.
Отличия языка Библии от русского разговорного стали восприниматься как признак его особой сакральности, а неполногласные слова, войдя в русский литературный язык, образовали особый стилистический пласт возвышенной лексики, не имеющий аналогов в большинстве европейских языков: брег, злато, врата, страж, млечный и т. д.
Реже встречаются примеры, когда возвышенным стал, наоборот, исконно русский полногласный вариант: «ворог» (нейтральное — «враг») и «полон» (нейтральное — «плен»). Однако у этих слов специфическая окраска, связанная с фольклором или стилизацией под фольклор.
Более интересная судьба у слова «очи», общего для всех славянских языков. Для украинцев и болгар это до сих пор обычное разговорное слово. А в русском языке оно оказалось вытеснено в сферу возвышенной лексики. Место нейтрального названия заняло слово «глаза». Оно — вот уж неожиданность! — является германским заимствованием, родственным английскому glass — «стекло».
Зафиксировано это слово (в форме «глазки́») впервые в «Повести временных лет», причем для древнего летописца оно имело значение “стеклянные бусы”:
Вероятно, среди этих бус были и такие, на которых действительно изображены глазки — археологи называют их глазчатыми, и они часто попадаются на территории России, особенно в Ладоге. Такие украшения относятся к эпохе викингов и во времена летописца (начало XII в.) были уже археологической древностью. Происхождение их было неизвестно, и неудивительно, что все думали, будто бусы падают из тучи. Несомненно, слово «глазки» было перенесено впоследствии на глаза живых существ по аналогии с бусами. Мы и сейчас часто сравниваем глаза детей и животных с бусинами.

Энтони Берджесс в своем романе «Заводной апельсин» вывернул русскую жаргонную систему наизнанку и заставил своих героев в футуристической Англии вставлять в речь русские слова, написанные латиницей: moloko, droog, devotchka, nozh, molodoy, koshka, brosay (т. е. «бросай») и т. д. Сам этот язык в романе называется Nadsat (“Надцать”) — «teen».
За год до написания романа Бёрджесс побывал в Ленинграде, где слыхал и кое-что из нарождающегося сленга. Должно быть, носителю английского языка было очень забавно слышать, как привычные ему слова используются в чужом языке в качестве жаргона. Решение проделать то же с русским языком пришло само собой!

Известный нам морской жаргон состоит по преимуществу из английских и нидерландских заимствований, иногда претерпевавших любопытные переосмысления. Так, английское «Ring the bell» превратилось в «Рынду бей», а слово «рында» оказалось переосмыслено как название колокола.
Однако у англичан, обитателей морской державы, морской жаргон отсутствует! Язык, на котором общаются моряки, к примеру, в «Острове сокровищ», совершенно прозрачен.
В английском языке нет «кока», а есть cook (просто повар). Нет «бимса», а есть beam (балка). Нет «топселя», а есть topsail (верхний парус). А словом line, от которого происходит наше «линь», называют веревку для сушки белья. На английском корабле очень мало слов, которые не были бы интуитивно понятны домохозяйке.
А вот русскому языку зачем-то понадобился целый словарь особого жаргона, составленного из иностранных слов. Несложно догадаться, что появился он при Петре I, вместе с созданием российского флота.
В петровское время русский язык был переполнен и другими заимствованиями, которые не задержались в нем, — мы не говорим, например, «виктория», предпочитая слово «победа». Но, очевидно, мореплавание у нас воспринимается как занятие для посвященных, требующее особого магического языка. Англичанам же, которые плавают уже полторы тысячи лет, не нужно доказывать свою причастность к эзотерическому таинству.

Многие современные шведы носят имя Магнус, и оно воспринимается как типично шведское. Но по происхождению оно латинское, от прилагательного magnus (великий), и у него есть точная дата рождения — 1024 год.
В этом году Альфхильда, англосаксонская наложница норвежского короля Олафа, тогда еще не Святого, родила от него ребенка. Будь младенец рожден в законном браке, он получил бы одно из династических имен предков, но внебрачным детям могли давать необычные имена. А малыш к тому же родился слабеньким. Это означало, что надо срочно крестить.
Король в это время спал. Опасаясь королевского гнева, скальд Сигват не стал его будить, решил провести крещение сам — и, выбирая имя, решил щегольнуть ученостью: вспомнил об императоре Карле Великом (Carolus Magnus). Вот только знание латыни у королевского скальда хромало, и он принял слово Magnus за второе имя.
Так ребенок и стал Магнусом. Король Олаф поначалу был несколько шокирован таким самоуправством, но Сигвату удалось убедить его в правильности своего поступка.
Много лет спустя внебрачный королевский сын, обязанный своим именем переводческому ляпу, в силу исторических превратностей взошел на престол и стал королем Магнусом Добрым.
С этого времени имя Магнус стало чрезвычайно популярным в скандинавских династиях, а впоследствии вошло в обиход и у рядового населения.
А вот еще одна замечательная история подобного заимствования имени, тоже в Скандинавии, только в более позднее время.
Все ли помнят, как на самом деле зовут Малыша в книге Астрид Линдгрен? Его полное имя упоминается всего один раз: Сванте Свантесон.
Как ни удивительно, это имя, которое кажется типично шведским, на самом деле славянского происхождения. Малыш — тезка нашего Святополка. Только Святополк, давший это имя множеству шведских мальчиков, происходил не из Древней Руси, то есть не из восточных славян, а из Поморья, балтийского региона, где в Средневековье жили западные славяне. В западнославянских языках и в наше время сохраняются носовые звуки. Поэтому имя Святополк латиницей записывалось как Svantepolk. Сокращенно — Svante.
Отцом этого Святополка был Кнут, герцог Ревельский, внебрачный сын датского короля Вальдемара II. Общая закономерность: туда, где в родословную затесались незаконнорожденные, заимствованные имена проникают гораздо легче. О матери неизвестно почти ничего, кроме того, что она была славянкой.
Подпорченная родословная не помешала Святополку-Свантеполку жениться на родственнице шведских королей. Он умер в 1310 г., а имя осталось в шведской традиции и дожило до наших дней. Судя по тому, что и фамилия Малыша — Свантесон, его предки тоже носили это имя.

#книги #история #длиннопост #картинки_в_блогах
Д.С.Лихачев. Поэзия садов. Л., 1982 (переизд. 1991 и 1998).
Сад во всех культурах — образ утраченного Эдема, микромир в его идеальном выражении. Какова культура, таков и сад.
Микромиром являются и многие книги. Поэтому сад часто, особенно в средние века, уподобляется книге, а книги называются «Вертоградами» (от готск. aurtigards — «сад, огород») или «Лимонарями» (от λειμών — «цветник»). Ср. также «Гюлистан» и «Бустан» Саади, «Цветочки святого Франциска Ассизского» и т. п. Книга, как и сад, открыта для всех, и каждый находит там то, что ищет.
В начале XII века св. Ансельм утверждал, что пагубность вещей пропорциональна числу чувств, на которые они воздействуют, и потому считал опасным сидеть в саду с розами, услаждающими зрение и обоняние, или внимать песням и рассказам, услаждающим слух. Но позднее церковь признала сад предвкушением рая. Персидское слово «парадиз» означает «огороженное стенами место».

#книги #экология #цитаты
Паронджанов В.Д. Почему мудрец похож на обезьяну, или Парадоксальная энциклопедия современной мудрости. М., 2007.

Один из парадоксов взаимоотношений экономики и экологии заключается в том, что истощение природных ресурсов не отражается на измеряемой части национального дохода. Точнее, отражается «не в ту сторону». Идеи Дж. М. Кейнса, на которых во многом основана современная макроэкономика, разрабатывались под влиянием озабоченности Великой депрессией 1929-33 гг. Главные составляющие кейнсианского анализа — потребление, сбережение и инвестиции. Цены на сырье всегда были низкими, а проблемы экосферы заботили Кейнса меньше всего на свете.

#книги #длиннопост #история #культура винопития (и пивопития тоже)
ЧРЕЗМЕРНОЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ АЛКОГОЛЯ ВРЕДИТ ВАШЕМУ ЗДОРОВЬЮ
Е.А.Мишаненкова. Пьяное Средневековье. Средневековый алкоголь: факты, мифы и заблуждения. Изд-во АСТ, 2022.
https://kniga-online.com/books/prikljuchenija/istoricheskie-prikljuchenija/301070-pyanoe-srednevekove-srednevekovyi-alkogol-fakty.html

Уже в свитках папируса с бухгалтерией со строительства пирамид в Гизе есть информация, что строители получали 1 ½ галлона пива в день (ок. 5,68 л). Делали его в основном из ячменя. Пиво было не только средством восполнения жидкости, но и важнейшим источником калорий.

#книги #наука умеет много гитик #длиннопост
Яна Хлюстова. Шнобелевская премия: самые нелепые изобретения, и не только. М.: АСТ, 2021.

Шнобелевская / Игнобелевская премия (Ig Nobel Prize) — своего рода пародия на Нобелевскую — учреждена в 1991 году Марком Абрахамсом, редактором шуточного научного издания «Журнал невоспроизводимых результатов» (позднее преобразившегося в «Анналы невероятных исследований»). Название журнала объясняется просто. Рост научного знания происходит по экспоненте, и наивно надеяться, что бдительные рецензенты и редакторы гарантируют достоверность всей информации. Значительная часть результатов опубликованных наблюдений невоспроизводима: то есть если другая группа ученых поставит такой же эксперимент, то итог получается иной.

#книги #история #длиннопост
Зои Лионидас. Кухня Средневековья: что ели и пили во Франции. Изд-во АСТ, 2023.
https://biblioteka-online.info/book/kukhnya-srednevekovya-chto-eli-i-pili-vo-frantsii/
Сначала о запретах.
ПОСТ (церковный)
В Библии не существует заповеди, осуждающей чревоугодие. Ни Моисей, ни Христос не касались этой темы, так что церковникам для подтверждения принципа поста приходилось изыскивать косвенные указания.
В частности, если Исав продал право первородства за чечевичную похлебку: не значит ли это осуждения чревоугодия? А Ной, опьянев, предстал перед сыновьями в непристойном виде: не значит ли это осуждения пьянства? Да и вкушение от запретного плода не было ли скорее грехом чревоугодия, чем гордыни?

#книги #музыка
Владимир Зисман. Занимательная музыкология для взрослых. Изд-во АСТ, 2022.

Просто веселая книжка, написанная музыкантом с богатым профессиональным опытом. И попутно кой-какое «просвещение».
Вот, например, такие пояснения:

#книги #история #культура #длиннопост
Айвен Моррис. Мир «Блистательного принца»: придворная жизнь древней Японии. М., 2019.
Западный человек с представлением о древней Японии связывает такие понятия, как дзэнская философия и «сатори», стихотворения хайку, гравюры укиё-э, театр Но и Кабуки, игра на сямисэне, икeбана и бонсай, самурай с двумя мечами, гейша со сложной прической, чайные церемонии — и так далее, вплоть до соевого соуса и сырой рыбы.
Но в эпоху Мурасаки Сикибу (X–XI вв.) ничего из этого еще не существовало — даже чая и суши. Рыбу варили, запекали и мариновали, но сырой не ели, а чаем пользовались в медицинских целях: популярность он обрел двести с лишним лет спустя.

Мир для современников «блистательного принца» Гэндзи вообще состоял из крохотной части Японии, Кореи и Китая. Их невежество в отношении того, что находилось западнее, не знает границ. В «Повести о дупле» герой, плывущий из Японии в Китай, терпит крушение у берегов… Индии.

#книги #русский_язык
Левонтина И.Б. Честное слово. М., 2021.
О разных явлениях в современной речи. Автор — с.н.с. Института русского языка РАН.

Употрeбление местоимения «такой»
В последнее время очень распространилось в необычной функции — для введения прямой речи, вместо речевого глагола или вместе с ним:
— Она такая: «А сколько вам лет?»
Или:
— А я такая говорю: «Я здесь останусь».
Но это не обязательно:
— Я такая сижу, книжку читаю.
В этом слове есть изобразительность, приглашение представить себе, как именно это выглядело, даже какое-то любование. Не знаю, может, кто-то и может сказать: «А она такая побледнела и мгновенно умерла» или «Я такой приставил ему нож к горлу», но обычно все же это слово попадается в легкомысленном девичьем щебетанье. Примеры показывают, что его можно встретить и в мужской речи, но больше оно все-таки женское.
Я бы сказала, что в сочетании «я такая» есть легкое жеманство и трогательный нарциссизм.

Слова-паразиты
Наша обычная речь — спонтанная. Мы одновременно говорим и думаем. Человек не всегда успевает сформулировать свою мысль, ему приходится останавливаться, чтобы подумать или подыскать подходящее слово. Конечно, вы можете замолчать и держать паузу до тех пор, пока не придумаете абсолютно гладкую фразу. Но тогда собеседник будет сомневаться: то ли вы все еще формулируете, то ли уже заснули или отвлеклись. Вот тут и приходят на помощь всевозможные э-э-э, мэ-э-э, ну, это и так далее. Это своего рода сигналы: я здесь, я на связи, сейчас уже скажу, ждите ответа. Кроме того, в режиме цейтнота не всегда удается найти точное слово и приходится удовлетворяться более или менее подходящим. Многие слова-паразиты: вроде, типа, как бы и так далее — имеют именно такую функцию: мол, слово, может, и не совсем то, но другое что-то пока в голову не приходит.
Соответственно, наличие в речи слов-паразитов — это своего рода знак естественности, неподготовленности речи. У Грибоедова о Чацком: «И говорит как пишет!» — но хорошо ли принимаются его пламенные монологи?
Часто собеседник гораздо лучше воспринимает вас, если вы прямо на его глазах и вместе с ним формулируете мысль, ищете слово. Этот эффект знаком любому преподавателю. Бывает, объясняешь что-то, что объяснял уже тысячу раз, и точно знаешь, что надо сказать и какими словами. Но если просто отбарабанить готовый текст, никто ничего не усвоит. Гораздо лучше, если слегка имитировать спонтанность: остановиться, призадуматься, как бы поискать слово: ученик тогда будет думать вместе с вами, тоже искать это слово — и поймет и запомнит вашу мысль гораздо лучше.
Выбор слова-затычки тоже не совсем случаен. Например, тот, кто через слово говорит «это», — человек, которому вообще каждое слово дается с трудом, тугодум, или, как теперь говорят, «тормоз».
Напротив, «так сказать» — точнее обычно «тскать» — часто говорят люди, которые за словом в карман не лезут, говорят очень быстро и с помощью этого «тскать» пытаются расчленить свою речь на отрезки, чтобы облегчить слушателю понимание.
Особая история со словом «как бы». Оно приобрело популярность в позднесоветский период как интеллигентское словцо. Первоначально в нем была даже некоторая фронда, поскольку постоянное «как бы» означало демонстративный отказ от категоричности суждений, присущей официальным текстам. Не исключено, что мода на «как бы» тогда была связана с интересом интеллигенции к Достоевскому: известно, что «как бы» — одно из особенно любимых им слов. Потом, как это происходит со многими культурными явлениями, «как бы» опустилось в более низкие социальные слои, растеряв при этом большую часть своего содержания. Теперь вечное «как бы» стало проявлением простого жеманства. Характерно оно в основном для женской речи.
Другая, даже отчасти противоположная судьба у слова-паразита «типа». Мода на него пришла из речи братвы. Потом, однако, оно замелькало и в речи интеллигенции, потеснив утратившее свое обаяние «как бы». В последнее время у «типа» наметилась и новая функция — показателя пересказа чужой речи (подобного «мол»):
— Он говорит, что не приедет, типа теща заболела.

«Войти в интернет» или «выйти в интернет»?
Действительно, когда мы говорим «выйти», а когда «войти»?
«Выйти» значит переместиться из замкнутого пространства в более открытое. Можно «выйти» из комнаты в коридор или со двора на улицу, но нельзя «выйти» из коридора в комнату или с улицы во двор. При этом различия между более замкнутыми и менее замкнутыми (более открытыми) пространствами, по-видимому, объективны: в более замкнутых пространствах меньше возможностей входа и выхода и больше препятствий для перемещения («вышел» из леса на поляну, но не «вышел» с поляны в лес).
Ну а «войти» — естественно, наоборот. В кладовку, в ванную, в спальню всегда «входят», тогда как на сцену, на крышу, на балкон — всегда «выходят».
Интересно при этом, что есть помещения, в которые можно и «выйти» и «войти». Например, можно «выйти в гостиную» или «войти в гостиную». «Войти в гостиную» значит просто переместиться в помещение. «Выйти в гостиную» значит сделать себя доступным для общения с гостями. Нельзя «выйти» в пустую гостиную, в которой нет людей, — в пустую гостиную «входят». Официант с подносом не может «выйти» в гостиную — он «входит» в гостиную.
Примерно так же обстоит дело и с интернетом. Очевидно, сочетаниям выйти в интернет и войти в интернет соответствуют несколько разные картинки. Когда говорят «выйти в интернет», имеют в виду, что Всемирная сеть — это огромный мир, на просторы которого человек и выходит из своего узкого мирка. Возможно, даже не имея определенной цели. Когда же говорят «войти в интернет», скорее имеют в виду, что интернет — нечто вроде большой виртуальной библиотеки, в которую человек входит, чтобы найти там нужную информацию.

Цитаты с неожиданным воздействием
Иногда любовь к цитатам приводит к разнообразным казусам.
Вот недоброй памяти АО МММ. Его рекламный слоган звучал красиво: «Из тени в свет перелетая…»
А когда пирамида АО рухнула, некоторые разоренные вкладчики догадались почитать стихотворение Арсения Тарковского «Бабочка в госпитальном саду», из которого эта строка. Там, в частности, написано:
Вот вам и «АО»…
Другая неувязочка с цитатой произошла, когда появилось черномырдинское движение «Наш дом — Россия». Поначалу оно вышло на выборы под лозунгом «Если дорог тебе твой дом» (и портрет задумчивого Черномырдина, сложившего руки масонским домиком). Авторы рекламной кампании явно слышали где-то эту цитату, но не удосужились узнать, откуда она. Скандал не замедлил разразиться: это начало хрестоматийного военного стихотворения К. Симонова с красноречивым названием «Убей его».
<Вот что бывает, когда имиджмейкеры, спичрайтеры и прочие люди с английскими названиями профессий не обладают хотя бы общими сведениями из отечественной словесности. Или хотя бы достаточным количеством мозгов, чтобы проверить источник цитаты…>

Русское «нет»
Самая, пожалуй, забавная особенность, которая больше всего бросается в глаза (вернее, в уши) иностранцам, — наше обыкновение говорить «нет» в подтверждающем смысле.
— Почему ты не сдал работу вовремя? Нет, это просто дурь какая-то!
— Смотри! Наш сын убрал свою комнату. Нет, какой хороший мальчик!
— Мне нужно обязательно поесть. Я ведь только вечером окажусь дома. — Нет, правда. В поезде нормально не поешь.
Итак, парадоксальным образом русское отрицание «нет» часто используется для выражения энергичного согласия с собеседником. Этим «нет» человек как бы отрицает допустимость самого предположения, что он думает иначе. Кроме того, это «нет» можно связать с тем, что человек настолько согласен с собеседником, что торопится перeбить его, перехватить инициативу и высказаться.
А может быть, и наоборот. Вот человек возмущается:
— Какой дурак! Нет, ну какой дурак!
Без «нет» вторая фраза звучала бы не очень ловко. А с «нет» — хорошо. Просто человек уже сказал один раз: «Какой дурак!» — и вроде он уже высказался. Говорить второй раз то же самое как-то странно. А этим «нет» он первое высказывание как бы отменяет и получает санкцию выплеснуть свои эмоции еще раз. А вместе с тем сигнализирует собеседнику, что не готов передать ему слово, что еще не до конца самовыразился…

Похожие слова
По ТВ обсуждали искусство. Речь шла о 1970-х годах и одном левом (в эстетическом смысле) художнике. И вот Леонид Бажанов, руководитель Центра современного искусства, сказал:
— Ну разумеется, он был в конфликте с правозащитными организациями…
и тут же поправился:
— …то есть с правоохранительными органами.
Два таких похожих выражения: тут право- — и там право-, тут -защитный, там -охранительный — почти одно и то же, и один и тот же греческий корень в словах «орган» и «организация». А в сумме — вещи почти противоположные. И как досталось в свое время «правозащитным организациям» от «правоохранительных органов»!
Надо, впрочем, сказать, что фрагмент право- в словах «правоохранительный» и «правозащитный» имеет разный смысл. В слове «правоохранительный» имеется в виду право — право вообще, то есть закон, правопорядок. А в слове «правозащитный» — права отдельного человека.

Ведущий ТВ-Новостей в Прощеное воскресенье говорит:
— Если кто-то еще не успел извиниться перед своими близкими…
«Извинить» и «простить» — это разные вещи. «Извинить» — более умственное, а зачастую и формальное, ритуальное действие. И обычно по достаточно конкретному поводу. «Простить» — это душевное движение. Не зря же говорят «простить всей душой / всем сердцем», «искренне простить». «Извинить» всей душой или всем сердцем невозможно, да и «искренне извинить» тоже. Извиняют иначе: взвесив все обстоятельства, сопоставив вину, принесенные извинения, понесенное наказание, приняв решение, что инцидент исчерпан.
Прощения можно просить и не будучи виноватым, можно просить прощения огульно — за все, в чем был и не был виноват. Прощение может быть длительным процессом, требующим душевной работы. Поэтому можно сказать «Я тебя давно простила», но едва ли — «Я тебя давно извинила». И наоборот, «Я тебя никогда не прощу» — это почти проклятие, а «Я тебя никогда не извиню» — довольно слабенькая угроза. Я уж не говорю о том, что от христианина трeбуется прощать. Извинять он, конечно, тоже может, но это вещь сугубо светская. У Блока:
Теперь представим себе, что Блок написал бы так:
Вот, скажем, случилась неприятность в отношениях между двумя странами — например, несознательные граждане побили окна в резиденции посла. Тогда властям следует принести официальные извинения. Но уж конечно, не «попросить прощения».
А вот другая ситуация. 25 августа 1991 года в Москве хоронили трех молодых людей, погибших при защите Белого дома. И Ельцин сказал тогда, обращаясь к родителям погибших: «Простите меня, вашего президента». Он просил прощения за то, что он не уберег их детей. Странно в этой ситуации было бы, если бы он сказал: извините, мол.

И как поразительно непохожи совершенно уже аналогичные по устройству русские слова горожанин, гражданин и мещанин!
Горожанин — просто житель города, и не более того.
Гражданин (образовано от неполногласной формы «город / град»)— слово с весьма бурной историей. Еще во времена Павла I высочайше предписывалось этого слова не употрeблять: за ним виделись отчетливые политические и даже революционные коннотации.
Мещанин (ср. польск.: miasto — «город») — у этого слова есть старое значение: человек, принадлежащий к городскому ремесленно-торговому слою населения (ниже купеческого). Оно нейтрально. Во втором же значении заключено романтическое презрение к пошлякам-обывателям.
Так что эти три слова разошлись весьма радикально, причем последние два стали едва ли не антонимами. У К.Ф.Рылеева:

Запятая, изменившая лозунг
Как-то в Госдуме шла дискуссия по вопросу о продаже земли в частную собственность. Коммунисты, позиция которых по этому вопросу очевидна, с утра прямо в зале заседаний развернули огромный, заранее заготовленный плакат. Текст был такой:
ПРОДАВАТЬ ЗЕМЛЮ, ЗНАЧИТ, ПРОДАВАТЬ РОДИНУ.
Вот только не нашлось там грамотея, который бы подсказал, что знаки препинания расставлены у них слегка неправильно. Авторы имели в виду, что продажа земли тождественна продаже родины. Подлежащее и сказуемое здесь выражены неопределенной формой глагола, и между ними стоит слово «значит». В этом случае необходимо поставить перед ним тире. Авторы же вместо этого выделили его запятыми, как вводное слово, по типу фраз: «Значит, так…», «А ты, значит, здесь работаешь». Но тогда прочесть плакат нужно совсем не с той интонацией, как это было задумано, а так, как бы размышляя:
«Продавать землю, значит. Продавать Родину».
Вроде как «Быть или не быть — вот в чем вопрос».

Социально-речевые маркеры
Как-то прозвучала в телевизоре забавная фразочка: «Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что, на мой взгляд…»
Оратор так увлекся фигурами скромности, что у него получилось, будто у человечества существует некое общее мнение о том, каков его, говорящего, взгляд на вещи. Не очень-то скромное предположение.
Тут столкнулись две противоположные идеи: ссылка на общее мнение и ссылка на свое мнение. Обе призваны как-то обезопасить говорящего, облегчить ему презентацию собственных соображений и оценок, но вместе дают комический эффект. Причем интересно, что обе эти идеи по-своему амбивалентны.
Ссылаясь на общее мнение, человек, с одной стороны, вроде как присваивает себе право говорить за многих, выдавая собственное мнение за уже утвержденное и одобренное другими. Но, с другой стороны, он при этом прячется за спины других людей, делая вид, что всего лишь транслирует чужое мнение, а значит, не особо за него и отвечает.
Однако и ссылка на свое мнение, с одной стороны, как-то снижает категоричность высказывания: имхо, мол, ручаться, конечно, не могу. С другой же — нескромно привлекает внимание к самому говорящему.
Разумеется, обе фигуры существуют в языке в разные эпохи. И всегда возможно их неловкое столкновение в одной фразе. Но для нашего времени такое нагромождение просто очень характерно. Дело в том, что совсем недавно основной полемической стратегией была ссылка на мнение коллектива. Аргумент: «Это не только мое мнение» — работал почти безотказно.
С Перестройкой же первое, что было ухвачено, — понятие плюрализма. И теперь уже таким же универсальным ответом на любые возражения в споре стала фраза: «Это мое мнение».
Замечательно, что многие воспринимают право иметь собственное мнение как право делать безответственные заявления или, попросту говоря, нести что попало. Естественно. Из любой либеральной идеи человек улавливает в первую очередь те возможности, которые она сулит. А ту ответственность, которая к ним прилагается, — в лучшем случае потом.

Эвфемизмы
Любознательный юноша интересуется у братьев по сайту:
— Кто-нибудь *** с возрастными женщинами? Просто я хотел понять, в чем прелесть возрастной женщины?
Трогательно, что его не смущает глагол, но слово «пожилая» кажется слишком грубым.
А про «возрастную кожу» — это вообще здорово. Тут не только страх перед старением, тут еще и недавно к нам занесенный оптимистически-конструктивный взгляд на жизнь.
Плоxyю кожу теперь называют «проблемной», увядающую — «возрастной» или «зрелой».
Действительно: плохая кожа — значит, сиди в уголочке и плачь. А если «проблемная кожа» — иди в косметический салон, в аптеку или хоть купи новый тональный крем. Решай проблему!
Увядающая кожа — звучит мрачно-романтически. Мол, цветку скажи: прости, жалею — и на лилею нам укажи. А вот «возрастная кожа» — это уже почти формулировка задачи. Собственно, в рекламе так и пишут: «Возраст не препятствие для красивой кожи!» Решение же предлагается на каждом шагу: крем для возрастной кожи, уникальные методы коррекции возрастной кожи, омолаживающие процедуры для возрастной кожи.
А еще лучше определение «зрелая кожа»:
«Крем питательный ночной для зрелой кожи в области глаз “Пшеница и василек”».
Надо же, а мы-то все думали, что же такое с годами происходит с кожей вокруг глаз. А она, оказывается, созревает. Ну, тогда ладно.

И о грамматических подтекстах
У слова «согласовать» такая модель управления: кто согласует что с кем. Или другой вариант: кто и кто согласуют что.
Так вот с этим словом в последнее время происходят интересные события.
Все дело в дорогой нашему сердцу Статье 31 Конституции РФ:
«Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование».
Власть всячески пытается ограничить это право и постепенно подменить уведомительную процедуру разрешительной (а вернее — запретительной). Но поскольку выражения «санкционировать митинг» или «разрешить митинг» вызывающе антиконституционны, вместо этих глаголов стал стыдливо использоваться глагол «согласовать». Ну, типа техническая процедура: где лучше перекрыть, где туалеты поставить, как обеспечить безопасность и т. п. Такой эвфемизм.
Только язык-то не обманешь. Очень быстро модель управления этого самого фальшивого «согласовать» перестроилась по образцу «разрешать», у которого модель управления такая: кто разрешает кому что. И вот теперь регулярно говорят: «Мэрия (не) согласовала нам митинг» или даже «Митинг (не) согласован мэрией». Не «с мэрией», как должно быть, а по образцу «разрешен мэрией».
Буквально на наших глазах распространился новый вариант модели управления. Этот случай очень наглядно показывает, как функционирует язык. Ведь никто не приказал, что вот теперь у глагола должна быть другая модель управления. Это произошло само собой, просто люди стали так говорить — причем неосознанно. Возможно, не задумываясь даже о том, что «согласовать» маскирует здесь «разрешить». Как-то невольно пропуская предлог: «согласован с мэрией» — «согласован мэрией»…

#книги #история #культура
Режи Буайе. Средневековая Исландия. М., 2009.

Исторически оригинальной чертой исландского общества является отсутствие классов, прежде всего — королей и князей. В средневековой Исландии так и не сформировалось никакого аппарата принуждения в виде короля, армии, полиции и светской власти. Основой этого общества с самого момента его зарождения были бонды — свободные хозяева. Страной управляли те, кто владел недвижимостью.
Стать королем, конунгом (konungr — термин, связанный с kyn — семьей, родством) мог только человек, выбранный знатными людьми и принадлежащий к определенному роду, — хотя мы не знаем, почему именно некоторые роды обладали соответствующими правами.
Конунг избирался в первую очередь не для того, чтобы быть военачальником или высшей юридической инстанцией, но чтобы исполнять функции верховного жреца и обеспечивать «многие годы хороших урожаев и мира». Если он сумел этого добиться, то потомство воспоет его в сагах. Но если ему не удавалось снискать расположения богов, такого конунга попросту вешали.
***
Оригинальное для того времени учреждение — hreppar — разновидность страховой кассы на случай любых бедствий, управляемой несколькими избираемыми и достаточно видными лицами (образовать hreppar могли 20 бондов). В их обязанности входило оказывать помощь пострадавшим в случае пожаров, наводнений и ущерба любого рода, а также малоимущим, не способным прокормиться самостоятельно по причине старости или недуга.
Исландское общество считало нормой только жизнь в коллективе. В Речах Высокого из «Старшей Эдды» упоминается «человек, которого не любит никто» и который поэтому «не может жить долго».
Посему первым из видов наказания, которые не ограничивались вирой, было изгнание (из страны в целом или за пределы определенных границ); его срок был ограничен обыкновенно тремя годами. Другим типом наказания являлся skóggangr (букв. «удаляться в леса» — термин, явно заимствованный из норвежского языка, поскольку в Исландии не было лесов). Это было полное лишение прав: никто не мог оказывать помощь такому осужденному, он был абсолютно отрезан от сообщества людей, и его можно было убить, как животное.
Смертная казнь предусматривалась в строго определенных случаях: кража, изнасилование и гомосексуализм; после христианизации — также колдовство и магия.
<Вот мир, где определенно не мог бы появиться ни «Гарри Поттер», ни тем более фанфики…>
***
Если исландцу предстояло драться, то он предпочитал использовать топор. Мечи у исландцев существовали, конечно, и были даже очень красивы, однако при всех украшениях рукояти клинок чаще всего не получал достаточно хорошей закалки, так что во время сражения бойцам приходилось останавливаться и выпрямлять согнувшееся лезвие при помощи сапога. В отличие от топоров, они скорее представляли собой декоративные предметы.
Самым распространенным заблуждением в отношении оборонительного оружия является представление, будто на шлемах викингов были рога (крылья, пики, острия и т. д.). Возможно, эта ошибка обрела столь постоянный характер потому, что в континентальной Скандинавии были обнаружены шлемы с длинными кривыми выпуклостями, которые можно при желании принять за рога; однако оказалось, что подобные «шлемы» представляют собой обрядовые головные уборы, которые жрец надевал при определенных обстоятельствах, и восходят они к началу нашей эры, т. е. почти на тысячелетие отстоят от эры викингов.
Как ни странно, но при этом идеалом среднего исландца был мир — friðr. Стремление к нему являлось непременным условием торговой деятельности, которая была основополагающей для этого общества. А «война» обозначалась термином úfriðr — «не-мир»: термина, сформулированного не от противного, в исландском языке просто не существует.
***
Исландцы вывозили «на экспорт» в основном сушеную рыбу и вадмель — толстую и грубую шерстяную ткань, которую изготовляли как мужчины, так и женщины на вертикальном ткацком станке долгими зимними вечерами: вадмель была легкой, теплой и непромокаемой.
Исландцы знали «восточную дорогу», уводившую из глубины Финского залива (где ныне находится Санкт-Петербург) в Византию, через сеть русских рек и озер. По этой дороге и двигались викинги: местное население именовало их варягами, а византийские греки, славяне и арабы — руссами.
***
Своеобразный персонаж исландских поверий — драуг. Это мертвец, «умерший плохо» по какой-либо из множества причин: из-за собственного дурного характера, или смерти во время судебного процесса по его делу, или недовольный тем, как наследники управляют имуществом, и т. д. То есть это мертвец, не принявший обстоятельств своей смерти и вернувшийся.
Одним из предупредительных ритуалов, препятствующих возникновению драуга, был погрeбaльный обычай: главный наследник закрывает воском все отверстия в теле покойного, чтобы помешать духу выйти из тела и остаться на земле. После этого в стене за трупом проламывалось отверстие, через которое тело выносили из дома и заделывали проем.
Драуг — не дух или призрак: он ест, пьет, спит, сражается, как живой, и вредит людям всеми возможными средствами. Его следует заставить умереть, в самом истинном смысле этого слова. Церковь располагала на сей счет рядом молитв и экзорцистских ритуалов, однако явление это носило языческий характер с «юридическим» оттенком. Чтобы заставить драуга принять состояние законно умершего, собирался «суд в дверях смерти» — по всей форме, с адвокатами обвинения и защиты; заслушивались доказательства и свидетели, которых драуг мог призвать.
***
Исландцы знали пять разновидностей «души»:
1. sál (сопоставимая с англ. soul) — видимо, заимствовано из христианского вероучения;
2. önd — дыхание — имеет соответствия во всем индоевропейском мире;
3. фюльгья (fylgja) является нематериальной частью каждого из нас и примерно эквивалентна ангелу-хранителю, в то же время представляя собой образ судьбы: всякий, кто увидел свою фюльгью, знает, что вскоре умрет;
4. хама (hamr) — «внутренняя форма» личности: она способна покидать свою телесную оболочку и (в облике хозяина или символического животного) молниеносно перемещаться на значительное расстояние или в обе стороны во времени, чтобы удовлетворить желание хозяина; это разновидность шаманского магического полета, трeбyющая выполнения соответствующего обряда;
5. хуг (hugr) — северная форма anima mundi («души мира»), известной во множестве других культур: она пронизывает весь мир, но достижима для каждого либо посредством осознанной просьбы, либо вследствие рефлекторных действий (чихание, зевота, частый зуд и т. д). В последнем случае говорят об одержимости хугом, в результате которой можно узнать что-нибудь интересное, получить предостережение, помощь и т. д.
***
В дошедших до нас «языческих» текстах, строго говоря, нет ни одной молитвы, не считая одной только короткой строфы из Старшей Эдды:
***
Одно из самых популярных развлечений исландцев носило «литературный» характер: это mannjafnaðr (букв. «сравнение персонажей»). Собравшиеся разделялись на две команды, и каждая команда выбирала своего «лидера» — героя саги, бога и т. д. Затем они по очереди защищали любимого героя, раскрывая его выдающиеся достоинства. Учитывая несдержанный нрав исландцев, эти словесные поединки нередко заканчивались уже не на словесном уровне.
***
Саги — удивительно целомудренные тексты. Во всей обширной компиляции Саги о Стурлунгах можно найти только две цитаты, имеющие более или менее эротическую окраску. Исландцы отлично знали, что влюбленность и здоровый эротизм — неотъемлемая часть жизни, но вопросы чувств, страсти и секса не были предметом права или закона, которые имели высшую ценность в их глазах.
Дух континентальной Европы того времени должен был казаться абсурдным нормальному исландцу: так и видишь те усилия, которые пришлось приложить в 1226 году переводчику романа о Тристане и Изольде, истинному норвежцу, чтобы заставить читателя поверить, что люди действительно могли умереть от любви!
***
Около 1150 года правивший на Оркнейских островах ярл Рогнвальд, который был вдобавок известным скальдом, составил ставшую знаменитой вису, из которой видно, какие таланты ценились древними исландцами.
***
Олаф Фрордарсон Белый Скальд (конец XIII века) — автор грамматического трактата, где можно увидеть ряд положений теории структурализма, получившей широкое распространение в наши дни.
<Вот что значит — поспешил человек родиться…>

#язык #книги #цитаты
М.Кронгауз, А.Пиперски, А.Сомин и др. «Сто языков: вселенная слов и смыслов». М., 2018. Краткие описания ста языков мира с характеристикой некоторых уникальных особенностей.

Для амхарского и других языков Эфиопии характерны составные глаголы с компонентом ala (‘говорить, сказать’). Перед ним ставятся словечки, которые имеют непонятное происхождение, причем значение целого выражения может быть и не связано с говорением: quč̣č̣ ala ‘садиться’ — это буквально ‘говорить кучч’, badragg ala ‘вставать’ — ‘говорить бэдрэгг’, bəqq ala ‘появляться’ — ‘говорить быкк’.

В семитских и берберских языках большинство слов имеет корень, состоящий из трех согласных. Он задает общее значение. Между этими согласными по определенным правилам вставляются приставки, суффиксы и пр., образующие разные слова с этим корневым значением.
Например, на иврите из корня KTV, связанного с письмом, получаются: коте´в (‘пишущий, пишу, пишешь, пишет’), ката´в (‘писал’ и ‘корреспондент’), катава´ (‘статья’), кто´вет (‘адрес’), киту´в (‘запись’) и т. д.

Знаки пунктуации в армянском языке отличаются от аналогичных в других системах письма: «։» — конец любого предложения, «՞» — вопросительный знак, «՜» — восклицательный знак в эмоциональном высказывании, «՛» — то же, но в побудительном предложении… и т. п. При этом три последних ставятся не в конце предложения, а над ударной гласной слова, к которому ставится вопрос или которое передает восклицание либо побуждение.

Валлийские местоимения «его» и «её» выглядят одинаково — ei — и различаются только последующей мутацией слова, к которому относятся: cath — ‘кот’, ei gath — ‘его кот’, ei chath — ‘ее кот’. Эту особенность позаимствовал Толкин, изобретая свой синдарин.
Аналогично в ирландском языке: a chat — ‘его кот’, a cat — ‘ее кот’, a gcat — ‘их кот’.

Немецкий язык любит словосложение: 40-буквенное слово Treibhausgasemissionsberechtigungshandel — ‘торговля квотами на право выброса парниковых газов’ — собрано из шести основ.
(А следующие слова придется по техническим причинам разделять надвое и даже натрое, но на самом деле это одно слово!)
Самым длинным финским словом признано lentokonesuihkuturbiinimoottori/apumekaanikkoaliupseerioppilas — ‘ученик помощника младшего офицера-механика по турбинам реактивных самолетов в Вооруженных силах Финляндии’.
Название валлийской деревни Llanfairpwllgwyngyll/gogerychwyrndrobwllllantysiliogogogoch — самое длинное в Европе — значит: ‘церковь святой Марии в ложбине белого орешника возле бурного водоворота и церкви святого Тисилио возле красной пещеры’.
А на санскрите слово kuliśaśikharakharanakharapracayapracaṇḍa/capetāpātitamattamātaṅgakumbhasthalagalanma/dacchatācchutitacārukesarabhārabhāsuramuhe (из романа-поэмы «Васавадатта») означает: «со множеством львов, сияющих ношей прекрасной гривы, облитой мадой, что течет со лба опьяненного слона, раненного яростным ударом когтей, подобных кончикам лезвий ваджры».

В целом ряде языков существует система тонов, определяющих значение слова. Во вьетнамском языке, например, их аж 6. Одно и то же слово ВА может означать:
• ba — ‘три’ (ровный тон),
• bà — ‘женщина, она’ (нисходящий плавный),
• bá — ‘губернатор’ (восходящий),
• bạ — ‘любой’ (резко нисходящий),
• bả — ‘яд’ (восходяще-нисходящий),
• bã — ‘остаточный’ (нисходяще-восходящий с гортанной смычкой).

В гренландском языке в основу системы счета положен счет на пальцах: 7 — это ‘второй палец другой руки’ (arfi neq marluk), а 13 — ‘третий палец первой ноги’ (aqqaneq pingasut). Именно поэтому числительных всего 20, а само это число называется inuk naallugu — ‘полный человек’.
А у местоимений есть 4-е лицо, которое, в отличие от 3-го, указывает на совпадение с уже упомянутым (в виде подлежащего главного предложения) участником ситуации. Так, в переводе фразы «Человек сказал, что ты видел его» на гренландский местоимение «его» будет относиться к 4-му лицу, если имеется в виду сказавший это, и к 3-му, если речь о ком-то другом.
4-е лицо в той же функции есть также в языке индейцев навахо.

В гренландском языке всего 3 гласных и нет звонких согласных. Зато есть глухой [л] (например, в слове illu — ‘дом’) и два разных [к].
В исландской фонетике тоже нет звонких согласных: буквы b, d, g обозначают глухие звуки [п], [т], [к], тогда как буквами p, t, k обозначаются глухие придыхательные [пх], [тх], [кх]. Зато есть глухие сонорные [р], [л], [м], [н]. Советский скандинавист М.Стeблин-Каменский писал, что «исландское произношение кажется таким монотонным, стремительным и глухим, как будто это произношение теней, а не людей».

В берберской фонетике некоторые согласные могут становиться ударными. Есть даже слова, которые состоят только из согласных.
Наоборот, для гавайского и некоторых других языков Океании характерно рекордно малое число согласных — всего 8; причем согласные t и k, которые различаются в большинстве языков мира, в гавайском употрeбляются как варианты одного и того же согласного.

В языке дьяру (северо-запад Австралии) крайне сложная система терминов родства. Одно из ее следствий — «тещин язык», к которому прибегают, если зятю приходится говорить в присутствии тещи или даже просто упоминать ее в разговоре с кем-то (аналогично и для невестки), а также при разговорах с братом тещи для зятя и со свекровью для невестки). Любой глагол заменяется на глагол luwaɳ, который в обычном языке значит ‘стрелять’, ‘бросать (бумеранг)’. Кроме того, любое местоимение и глагол ставятся в форму множественного числа.
Например, фраза «Теща кидает шапку» дословно звучит как ‘Теща стреляют шапку’, «Теща бежит» — как ‘Теща стреляют бег’, а «Она слушает мою тещу» — ‘Они стреляют, слушая мою тещу’.
<Картинка из последней фразы прямо ковбойская: так перед глазами и стоит…>

В киргизском языке ударение, в норме падающее на последний слог, смещается на один слог влево в одушевленных существительных, используемых в функции обращения: Алмабе´к иштеп турат — ‘Алмабек работает’; но Алма´бек, киного барасыңбы? — ‘Алмабек, ты идешь в кино?’

В современном мире есть несколько десятков людей, которые бегло говорят по-клингонски (искусственный язык, изобретенный лингвистом М.Окрандом для вселенной сериала «Star Trek»).

Корейское фонетическое письмо хангыль визуально напоминает иероглифическую систему, но таковой не является. Сходство основано на том, что знаки, составляющие слог, вписываются в воображаемый квадрат.

На языке мичиф (от слова «метис») говорит коренное население в провинциях Саскачеван и Манитоба в Канаде, а также в штате Северная Дакота в США. Это смешанный язык, который возник в начале XIX в., когда франкоязычные торговцы мехом стали активно взаимодействовать с местным индейским населением.
От прочих «пиджин»-языков мичиф отличается тем, что в нем нет следов плохого знания одного из двух языков; напротив, это смесь хорошего французского с хорошим языком индейцев кри, причем строго разграниченных между собой. Из языка кри взяты глаголы, вопросительные слова, местоимения и послелоги; из французского — существительные, прилагательные, артикли, числительные, союзы и предлоги.
Фраза на мичиф: kî-wanist-âw le cheval son licou — ‘Конь потерял свой недоуздок’; где le cheval и son licou (‘конь’ и ‘свой недоуздок’) взяты из французского, а kîwanist-âw (‘он его потерял’) — из языка кри.
Французская именная система и глагольная система языка кри довольно сложны (причем существительные в кри устроены проще, чем во французском), но почему-то мичиф взял из обоих языков именно сложные части грамматики.

В языке индейцев навахо важную роль играет одушевленность, имеющая разные степени и влияющая на порядок слов. Так, одушевленность взрослого человека или молнии больше, чем ребенка (= большое животное), а у того больше, чем у маленького животного.

Норвегия с XIV в. и до 1814 г. находилась под властью Дании — из-за этого статус норвежского языка был крайне низок; «литературный норвежский» начали создавать только в XIX веке. Были предложены два варианта:
1) на основе датско-норвежского языка, который в те годы использовали образованные норвежцы;
2) собранный из черт разных деревенских диалектов — он заметно отличался от датского, но ни с одним диалектом не совпадал.
Первый получил название «риксмол» (национальный язык), а второй — «лансмол» (деревенский язык).
Но ни одна концепция так и не смогла победить. До сих пор эти два языка сосуществуют в официальном употрeблении, только переименованные в «букмол» (книжный язык) и «нюнорск» (новонорвежский).
Букмол сочетает в себе датскую лексику и шведскую фонетику, поэтому хорошо понятен остальным скандинавам.

Язык индейцев пирахан, проживающих в Амазонии, не имеет конкретных числительных, названий цвета и терминов родства. Разговаривать на нем можно только о том, что происходит здесь и сейчас, либо о том, что собеседники видели лично.
По этой причине провалилась предпринятая уже в XXI веке попытка христианизировать пирахан, поскольку говорить об Иисусе индейцы отказывались.

Один из языков Новой Гвинеи — «ток-писин» — имеет 6 слов для местоимения «мы»:
• мы вдвоем с тобой;
• мы втроем с тобой / с вами;
• мы с вами в количестве больше трех;
• мы вдвоем (без вас);
• мы втроем (без вас);
• мы в количестве больше трех (без вас).

Чтобы овладеть счетом по-русски от 1 до 100, нужно запомнить всего двадцать первых числительных, названия десятков и простые правила комбинирования.
А в хинди придется выучить все сто числительных, представленных отдельными словами.

Не только в японском, но и в ряде других языков существуют различия в речи мужчин и женщин. В чукотском они касаются произношения, что встречается особенно редко. Так, «мужскому» [р] или [рк] часто соответствует «женское» [ц]. ‘Комар’ в мужской речи звучит мрэн, а в женской мцэн, а ‘морж’, соответственно, — рыркы и цыцы.

Не все языки пошли по пути заимствования иноязычной лексики.
Например, гренландцы называют компьютер «искусственным мозгом», валлийцы и ирландцы — словом, которое можно перевести как «считальник» (ноутбук — «коленосчитальник»), финны — «машиной знания».
Но всех переплюнули исландцы. Слово ‘компьютер’ по-исландски выглядит как tölva и образовано соединением старинного слова völva (‘прорицательница’) с глаголом telja (‘считать’). Таким образом, компьютер — это «прорицающие счеты».

#книги #история #длиннопост
Рут Гудман. Как жить в викторианскую эпоху. Повседневная реальность в Англии XIX века. М., 2021.
Описание быта: распорядок дня, одежда, гигиена, кухня, медицина, семья и дети, образование, транспорт, работа, досуг и т.п.
Кое-что выписала.

Костюм:
Для богатого мужчины модная уличная одежда в самом начале викторианского периода состояла из брюк (которые как раз пришли на смену бриджам), жилета и сюртука.
Простор для самовыражения давали жилеты. На них уходило совсем немного материи, поскольку даже в самых роскошных моделях спинка была из хлопка <перевязь Портоса вспомнилась!>. Так что небольшие затраты позволяли произвести впечатление.
В моде были и цветочные узоры, и розовый цвет. Жилет просто не мог быть слишком ярким и броским или слишком женственным. Молодой Бенджамин Дизраэли, прежде чем начать политическую карьеру, прославился как исключительно элегантный молодой человек. Он предпочитал очень яркие цвета, щеголяя в ярко-оранжевом жилете и красных брюках.
У мужчин тоже была в моде тонкая талия, и многие молодые люди носили корсеты, чтобы добиться нужного результата.

Широко распространенное убеждение гласило, что внутренние органы женщины нуждаются в поддержке. Мужчины, согласно общему мнению, были в этом отношении гораздо крепче, но даже в отношении мужчин этот вопрос вызывал обеспокоенность, так что среди них большой популярностью пользовались фланелевые нательные пояса.
Женщине — сосуду немощнейшему — требовалась еще более надежная защита. Согласно викторианским представлениям, репродуктивные органы делали среднюю часть женского организма особенно деликатной и уязвимой.
Как ни парадоксально, это убеждение и впрямь было недалеко от истины, поскольку женщина, с детства привыкшая носить корсет, постепенно теряла мышечный тонус. Корсет служил опорой для мышц спины и живота: эти мышцы становились слабыми и едва ли не атрофировались.
Корсет делал туловище визуально гладким и компактным. Когда он затянут, давление направляет нижние ребра вниз и внутрь. В то же время туловище обретает новые очертания, превращаясь из условного овала в круг. Именно это изменение формы по большей части создает то визуальное впечатление, которое достигается затягиванием талии на первые 5 см. Это оптическая иллюзия, поскольку тот же объем, представленный в виде цилиндра, кажется меньшим.
Из мемуаров викторианской леди:

Резкое уменьшение талии достигалось за счет того, что девушка в течение долгого времени носила корсет, размер которого постепенно уменьшали, и не снимала его ни днем, ни ночью. Кроме того, она придерживалась строгой диеты, заменяя три основных приема пищи несколькими небольшими перекусами в течение дня. Корсет снимали только на один час в неделю, чтобы помыться.
В 1862 году на производство кринолинов еженедельно уходило от 130 до 150 тонн стали. Это был процветающий бизнес, поглощавший одну седьмую часть всей производимой в Шеффилде стали.
Садиться в юбках с турнюром было настоящим искусством. Подходить к стулу следовало по диагонали. На иллюстрациях, представляющих модные наряды 1870-х, дамы сидят на самом краешке стула под углом примерно 45°, слегка наклонившись вперед.

Питание:
Содержание детей впроголодь проходило красной нитью через всю викторианскую воспитательную практику. Считалось, что голод тренирует силу воли, учит самоотверженности и помогает взрастить более нравственную личность. От девочек в особенности ожидали умения подавлять аппетит усилием мысли.
В биографии Шарлотты Бронте отмечается, что в детстве сестер Бронте держали в состоянии непреходящего голода. В ответ на просьбы дать еще еды дети получали высокопарные нотации о плотских желаниях, изнеженности и жадности.
Алан Милн, который учился в Вестминстерском колледже в 1890-х годах, вспоминал, что «испытывал неумеренную тягу к еде»: «Я лежал без сна каждую ночь, думая о еде. Я засыпал, и мне снилась еда. За все мои годы в Вестминстере я ни разу не чувствовал себя сытым».

Обычный рацион семьи из рабочего класса в 1830-е годы — котелок вареного картофеля, приправленного щепоткой соли. Иногда семья позволяла себе кусок бекона — его обжаривали, нарезали и добавляли в картофель. Ужин запивали пивом, принесенным домой в кувшине из местного паба. Ради разнообразия иногда могли съесть миску каши из овсяных хлопьев на воде, также приправив ее солью.
В благополучные времена женщина могла подать к ужину домашний пудинг. Он состоял из муки, воды и небольшого количества жира — тесто скатывали в шарики и опускали в кипящую воду, добавив горсть пряных трав. Готовый пудинг подавали с кружкой пива.
Лет через 30-40 рацион несколько расширился: молоко, каша, картофель и бутерброды из хлеба с патокой, по выходным немного мяса. Раньше такая еда была доступна только обеспеченным семьям квалифицированных рабочих. Однако молоко покупали далеко не во всех семьях.
В 1900 году завтрак семьи йоркширского рабочего с пятью детьми в течение недели состоял из хлеба, бекона (но его хватало только для главы семьи, который получал по ломтику каждый день) и кофе. Сливочное масло было доступно как лакомство один раз в неделю, а вытопленный из мяса жир выдавали порциями в течение трех дней. Время от времени на столе появлялось какао, иногда с молоком.
Те, у кого было побольше денег (например, железнодорожные служащие, чья заработная плата в два с лишним раза превышала зарплату простого рабочего), могли рассчитывать на яйца, сосиски, пирог и более существенную порцию сливочного масла — однако женщины и дети в семье опять же питались менее разнообразно, чем мужчина, зарабатывающий деньги.
Иначе выглядела вечерняя трапеза семьи лондонского клерка: они ужинали тушеным рубцом с луком и большим куском хлеба, вслед за которым подавали пудинг роли-поли (тесто с нутряным салом и джемом).
В городском особняке успешного адвоката кухонная прислуга могла приготовить, например, суп малигатони, жареную говяжью корейку на кости, йоркширский пудинг, тыкву и картофель, а на десерт пудинг с терносливом.

В муке и хлебе почти повсеместно присутствовали мел и минеральные квасцы. Мел также добавляли в качестве отбеливателя в слишком сильно разведенное водой молоко. Некачественная смесь молока и воды обычно приобретала голубоватый оттенок, который продавцы стремились нейтрализовать, добавляя в молоко различные красители, от мела до тех же квасцов.
Сидр и вино подслащивали свинцом, толченый кирпич использовали для сгущения какао, чайная заварка нередко содержала чисто номинальный или даже нулевой процент настоящих чайных листьев и состояла скорее из высушенных листьев растений с живых изгородей, подкрашенных свинцовым суриком.
А пивовары и владельцы пабов славились тем, что добавляли в напитки огромное количество посторонних веществ, от простой воды до наперстянки, белены, рвотного ореха (все эти растения ядовиты даже в малых дозах — с их помощью усиливали одурманивающее действие разбавленного пива) и гарцинии индийской, имеющей похожие на почки ягоды (самая распространенная примесь, которую использовали вместе с патокой и водой).

В рецепте «Полезного супа миссис Битон для благотворительных целей» рекомендовалось взять 1,8 кг говяжьих обрезков, 1,8 кг перловой крупы, около 3,6 кг лука и немного пряных трав, чтобы приготовить 45 л супа. Проведенный в XXI веке анализ рациона работных домов показал, что он давал на 20 % меньше того количества калорий, которое сегодня считается абсолютным минимумом.

Детское питание состояло из пшеничной муки, воды и сахара — из этих ингредиентов готовили хрустящее твердое печенье, которое затем измельчали в порошок. Мать должна была смешать этот порошок с водой, кипятить около 10 минут и дать ему остыть, а затем процедить, смешать с коровьим молоком и добавить еще немного сахара.
Крахмалистая диета позволяла детям набирать вес, но без жирных кислот, белков, витаминов и минералов, присутствующих в грудном молоке (и в лучших современных смесях для искусственного питания), формирование костей и развитие мозга не происходило должным образом.
Главной проблемой для этих детей были рахит и цинга. Овощи и особенно фрукты детям давать опасались, чтобы они не вызвали у малышей диарею. Традиции, финансовые затруднения и рекомендации врачей способствовали тому, что маленьких детей из всех слоев общества кормили почти исключительно углеводами.
<В романе Диккенса «Домби и Сын» кормилице маленького Поля гарантируют богатое и разнообразное питание, но с условием воздерживаться от употребления овощей. Зато обещают портер — в любых количествах!>

Гигиена и воспитание:
Обучение детей было организовано в виде ступеней, с первой по седьмую. Ребенок с аттестатом об окончании школы обладал суммой знаний, которые в настоящее время в современной британской системе образования считаются достаточными для восьмилетнего ребенка.
Обучение девочки вместе с братьями не считалось опасным для ее здоровья, но примерно с 12 лет для девочек учеба прекращалась, и следующие несколько лет жизни их приучали к тихим, не требующим усилий занятиям, которые позволили бы им вступить в пору зрелости здоровыми и уравновешенными, готовыми к роли матери. Один корреспондент The Times в 1872 году утверждал: «Ни одна женщина не может пройти курс высшего образования, не рискуя стать бесплодной».

Вопреки данным анатомических исследований, викторианская медицина утверждала, что между репродуктивными функциями женщины и ее психическим равновесием существует прямая связь (остатки этого убеждения в наши дни прослеживаются в примитивных популярных представлениях о «гормональном поведении» женщин). Было принято считать, что истерией страдают только женщины. И сам термин, и понимание сущности болезни восходили к древнегреческой медицине. Тогда полагали, что матка женщины может свободно перемещаться в пределах туловища и это мешает правильной работе всего тела и особенно «разума».

В начале XIX века мытье головы было задачей не для слабых духом, к тому же оно противоречило широко распространенному оздоровительному совету, согласно которому волосы следовало расчесывать щеткой или расческой дважды в день, чтобы удалить грязь.
Еще и в середине века считалось, будто мытье головы вызывает насморк или головную боль и вредит волосам, а имевшиеся сорта мыла были довольно грубыми, с большим содержанием щелочи, и могли не только сделать волосы сухими и ломкими, но и вызвать раздражение кожи. Кроме того, мыло обесцвечивало волосы и придавало им зеленоватый оттенок.
Вымыв волосы, на них наносили свежее масло, чтобы создать глянцевый, насыщенный блеск и предотвратить ломкость.

Систематические упражнения в шведском стиле, которыми увлекались мужчины, — раскачивание на перекладинах, прыжки через гимнастического коня и т. п. — считались совершенно неподходящими для девушек. В качестве равноценной замены обычной гимнастике им предлагали «калистенику». Калистеника была сосредоточена, в частности, на движениях рук и плеч, при этом туловище оставалось почти неподвижным.

В середине XIX столетия на пляжах вдоль побережья появились купальные кабинки. Это были маленькие деревянные домики на колесах со ступенями спереди.
В первые 30 лет правления королевы Виктории полностью одетый купальщик заходил в кабинку в верхней части пляжа. Затем кабинка, обычно запряженная парой ослов, направлялась в море и останавливалась там, где вода доходила человеку примерно до пояса. За это время купальщик успевал переодеться. Облачившись в соответствующий наряд, он или она выходили на ступеньки и спускались в воду. Помощница — хозяйка купальной кабинки — стояла в море полностью одетая и помогала им на несколько минут погрузиться в воду, после чего они возвращались в кабинку, чтобы переодеться в сухую одежду. Затем кабинку оттаскивали обратно на пляж, где купальщик выходил из нее, сухой и полностью одетый.

Лекарства:
Одно из основных представлений о здоровье заключалось в том, что организм может исцелить себя, только если оперативно освободить его от ядов, отходов и болезнетворных субстанций.
Поэтому любое легкое недомогание — даже понос! — прежде всего начинали лечить слабительным. Патентованные слабительные чаще всего делали на основе каломели — ртутного препарата, агрессивность которого и была причиной его популярности: вы сразу видели, что лекарство работает! Было принято считать, что чем неприятнее лекарство, тем больше пользы оно приносит. В этом случае науке XXI века остается только в ужасе закрыть глаза: каломель могла нанести непоправимый ущерб желудку и слизистой оболочке кишечника.

Рекомендованная домашняя аптечка состояла из 26 наименований. Все они отличались невысокой ценой и были широко доступны, любое можно было купить в аптеке без рецепта.
В список вошли «синие пилюли», одно из чудесных средств от всех болезней того времени. Это лекарство, согласно заверениям, излечивало от самых разных заболеваний: от холеры до болезней печени, гриппа, ревматизма и сифилиса. Произведенный позднее анализ «синих пилюль» показал, что они содержат ряд сильных слабительных компонентов и дозу ртути. Безусловно, эти вещества оказывали на организм весьма заметное действие, но при этом вряд ли улучшали самочувствие.
В список входили также порошок опия и лауданум (спиртовой раствор опия). Их рекомендовали принимать как обезболивающее и жаропонижающее при любых недомоганиях, а также при расстроенных нервах.
<Маркс, писавший в 1843 году, что религия есть «опиум для народа», таким образом, имел в виду не столько отраву, сколько успокоительное средство, — тем более что дальше он прибавлял: «и сердце бессердечного мира». В более позднее время цитата приобрела усеченный вид и сильно изменила смысл.>
Наркотические лекарственные средства нередко давали младенцам. Часто дневное кормление предполагало дозу лекарства, и если дети в сельской местности, где было не так много аптек, имели мало шансов превратиться в наркоманов, то в городах новорожденных и детей ясельного возраста родители щедро кормили собственноручно купленными препаратами. Так, «Детская микстура Аткинсона» состояла из мела и того же лауданума. Опиаты, предназначенные для «успокоения» ребенка, имели свойство оседать на дне бутылки, что делало последние несколько доз намного более сильными — иногда смертельно опасными.
Другие рекомендованные лекарства — например, листья сенны (еще одно слабительное) и эпсомские соли (от расстройства желудка) — были менее опасны.
Реклама «Пилюль Бичема» утверждала, что в их состав входят только лекарственные травы. На этикетке были перечислены 29 заболеваний, при которых помогали эти пилюли: от больных ног до печени и даже головы. Однако химический анализ показал, что они не содержат в себе ничего, кроме алоэ, имбиря и мыла.
Еще одним широко известным сомнительным лекарством был «Туберкулозин» — американский препарат, который, как утверждали, мог справиться с туберкулезом. Лекарство продавали в виде двух отдельных бутылочек с жидкостями, которые нужно было принимать одну за другой. Анализ показал, что первая жидкость состояла из бромида калия, ряда красителей и ароматизаторов, каустической соды и воды. В состав второй жидкости входили глицерин, миндальный ароматизатор, вода и карамельный краситель.
Препарат «Хлородин» действительно позволял людям почувствовать себя лучше. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: он состоял из чрезвычайно мощной смеси морфия и хлороформа. В одной бутылке содержалось 36 доз хлороформа и 12 доз морфия.
В конце столетия морфин, опиум, кокаин, лауданум, героин, хлороформ, эфир, аспирин и каннабис можно было купить без каких-либо ограничений и за очень небольшие деньги в любой аптеке. <Аспирин в этом списке меня слегка удивил.> Многие люди, возможно, даже не знали, что покупают именно их, поскольку эти ингредиенты просто входили в состав огромного количества патентованных лекарств и «тоников».
В результате наркотическая зависимость стала одной из главных примет жизни в викторианскую эпоху. В свидетельстве о смерти никогда прямо не указывали в качестве причины наркотическую зависимость или передозировку: они скрывались за такими формулировками, как «угасание», «пневмония» или «скончался во сне».

Транспорт и городское благоустройство:
Пассажиров железной дороги сбивало с толку новейшее изобретение — расписание поездов. В 1830 – 1850-х годах для большинства людей это было неслыханной вещью. Инструкции и советы для путешественников нередко начинались с напоминания об этом основополагающем факте. «Первое, что следует сделать человеку, собирающемуся совершить путешествие по железной дороге, — точно определить по расписанию время отправления поезда», — писали в одном из таких руководств в 1854 году.
В обустройстве железнодорожных станций поначалу не было даже самых простых удобств — навесов от дождя, фонарей или знаков, сообщающих о направлении, в котором движутся поезда. Носильщики должны были выкрикивать название станции, к которой подходил поезд. Долгие годы никому не приходило в голову, что можно завести на платформе такую простую вещь, как указатель с названием станции.

Много проблем создавали лондонские густые туманы, получившие название «гороховый суп». С годами угольных жаровен в городе становилось все больше, и положение постепенно ухудшалось. Лондон расположен на естественной низменности, и при определенных погодных условиях над ним возникает нечто вроде атмосферной крышки, под которой накапливается городской воздух и дым. В худшие дни можно было протянуть перед собой руку и не увидеть собственных пальцев. О том, что навстречу кто-то идет, вы догадывались по звуку: прохожие кашляли на ходу. На улицах ориентировались, подсчитывая перекрестки или фонарные столбы.
Весь город тащился, едва переставляя ноги. Выходя на улицу, люди закрывали рот и нос шарфом — кроме этого незамысловатого фильтра они мало чем могли себе помочь. Уличные воры и грабители могли действовать почти безнаказанно: они бесследно исчезали буквально в паре шагов от места преступления. Респираторные заболевания были неотлучными спутниками викторианской жизни: воздух усугублял такие болезни, как туберкулез, пневмония, бронхит и астма.
Из-за сильнейшего загрязнения воздуха огромное количество растений в Лондоне просто не выживало. Всякий раз, когда устанавливалась сырая погода или шел дождь, вода смешивалась с витающими в воздухе загрязнениями, создавая вредные соединения, в том числе серную кислоту. Выдержать этот токсичный коктейль могла лишь горстка самых выносливых видов. До сих пор в лондонской флоре доминируют платановые деревья и рододендроны. Чуть дальше в пригородах прекрасно чувствовали себя розы, поскольку кислотный дождь убивал грибковые заболевания, поражавшие их в других местах.

<Из другого источника, но пусть будет здесь, уж заодно:>
30 января 1836 года «Таймс» опубликовала инструкцию для пассажиров омнибуса (интересно сравнить с современными правилами):

#книги #история #еда_блоги #цитаты
Жан-Франсуа Ревель. Кухня и культура: Екб., 2004.

Любовь древних греков и римлян к рубленым продуктам отчасти объяснялась привычкой возлежать во время приема пищи: нужно было управляться с кушаньями одной рукой.
Обед не считался хорошим без зайчатины, а птицей №1 в кулинарии был дрозд.

В античной Греции вино в чистом виде употрeблялось только за завтраком, который и состоял из раскрошенного хлеба, смоченного вином.
В норме вино разбавлялось водой в соотношении 1:4 (смесь не более 5-6° крепости), что и объясняет стойкость участников «симпосионов». В вино во время брожения могли добавлять мед, смолу и т.п.; и в наши дни можно встретить смесь черносмородинового ликера с белым («кир») или даже красным («кардинал») вином.
Нередко вино разбавлялось морской водой.
Только в Италии по мере выделения из общего ряда вин некоторых великих марок (типа фалернского) постепенно начали отказываться от этого обычая. Впрочем, еще и во времена Монтеня (XVI век) привычка пить неразбавленное вино считалась немецкой.

В античных рецептах больше всего бросается в глаза обилие трав и смесь соленого со сладким. Всякая обработка пищи включала в себя гарум (основой этого соуса была ферментированная кровь и внутренности рыбы), а также:
Лук, тмин, кориандр, перец, руту, шалфей, мяту болотную, лук-скороду, корицу, дикий сельдерей, мяту перечную, душицу, тимьян, лук-шалот, камышовый корень, укроп, майоран, ольху, кардамон, нард, фенхель, можжевеловые ягоды, сильфиум, любисток, хрен, маковое семя, чабрец, жабрицу, амми (последние два — растения семейства зонтичных) и т. д.
Эти продукты размельчали в ступке и перемешивали с оливковым маслом, медом, вином, разводили опять же гарумом и поливали блюдо перед подачей на стол, либо пропитывали им фарш, либо доводили в нем кушанье до кипения.
Греческий хлеб мог включать в себя такие добавки, как тмин, маковое семя, фенхель, анис, кориандр, изюм, пажитник, чернушка, майоран, розмарин, каперсы, шалфей, капустные листья, чеснок, лук… Был также хлеб, который пекли из злака зеа (что-то вроде овса) в смеси с особой разновидностью глины.

В средние века (и примерно до XIII века) печи были практически неизвестны: пища готовилась на огне камина. Это исключало рагу, тушеное мясо и все блюда, для которых требовалось умеренное тепло. Все виды мяса отваривали, прежде чем насадить на вертел.
С античностью средние века объединяла всепоглощающая любовь к пряностям и специям, маскировавшим естественный вкус.
Идеал средневекового мира — груды дымящегося мяса, жаркое в виде подаваемых целиком телят, косуль, оленей, кабанов в сопровождении гусей, куропаток и тетеревов, — и все это в облаках ароматического масла, от которого присутствующим нередко становилось худо. Эта привычка сохранилась до начала XVIII века. Любовь к ароматизированным винам также была унаследована от античности.
На праздниках изощрялись не столько в способах приготовления блюд, сколько в форме их подачи, как можно более диковинной: на одном из праздников было зафиксировано 47 разных способов подачи мяса.
С этим был связан и обычай воскурять благовония: с помощью ароматных масел забивали запах, идущий от жареных животных и птиц, одетых красоты ради в собственные шкуры и перья. Проведя на кухне необходимое для всех этих переодеваний количество времени, они уже потихоньку начинали разлагаться.

Если стол правящих классов был преимущественно мясным и рыбным, то крестьяне жили в основном «кореньями» — под этим подразумевалось все, что растет под землей: морковь, репа, сельдерей и т. п.
Народным праздничным блюдом в средние века было галимафре — что-то среднее между супом и рагу, в состав которого входили рубленое мясо, курица, свиное сало, вино, пряности, а также вержю (кислая приправа на основе щавеля, лимона или зеленого винограда) и камлин (соус на основе корицы, имбиря, гвоздики, перца, кислого вина и того же вержю). Современная индийская кухня по сравнению с европейской средневековой выглядит ужасающе пресной.

Во времена Боккаччо сахар был редок и дорог, употрeблялся же преимущественно как приправа в соусах. Когда автор изображает героев «Декамерона» за поеданием сластей и варенья, это примерно соответствует тому, как если бы в наши дни персонажи ложками ели черную икру.
Если средние века были эпохой пряных рагу, Ренессанс стал эрой сладостей. Аромат пира — это аромат кипящего сахарного сиропа на грушевом или черносмородиновом соке.
Во Франции эпохи Возрождения свинина была обычным блюдом бедняков. В скоромные дни народ желал чего-нибудь повкуснее: баранину, косулю, куропатку; в постные дни — лосося, треску и соленую селедку, которую привозили из Голландии.

Революция в кухне произошла с открытием Нового Света, из которого пришли индейки, шоколад, фасоль, кукуруза, картофель и томаты, составившие впоследствии основу современной итальянской и провансальской кухни. Чай, кофе и шоколад в XVII веке считались средством от «галантных болезней» (вывезенных из той же Америки).
Баклажаны, выходцы из Индии, встретили тогда довольно прохладный прием.
Главным же изыском был… зеленый горошек, ставший предметом культа. Мадам де Севинье писала:
«Горошек все еще остается главной темой: желание откушать его, удовольствие, доставляемое им, и радостное предвкушение скорой с ним встречи — три предмета, составляющие все разговоры наших принцев вот уже четвертый день».
Даже спарже не удалось затмить горошек!

В конце XVII века Периньон заметил, что вино Шампани иногда проходит повторную ферментацию, заставляющую его пениться, что считалось пороком. Дом Периньон решил пойти навстречу этой ферментации и запечатать «испорченные» бутылки пробками из пробковой коры. Кроме того, он стал смешивать различные сорта шампанского, что делается и по сей день.
Слово «ресторан» до 1760 года означало всего лишь «укрепляющий силы, восстанавливающий». Этот термин применялся к некоторым бульонам или к гоголь-моголю, предназначавшимся для выздоравливающих.
Вермишель кулинарные книги XVIII века рекомендовали отваривать в течение часа.

#книги #история #длиннопост
В.А.Мильчина. Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь (2014).
Париж эпохи Реставрации, отраженный в романах Бальзака и Гюго, представлен в основном глазами современников (дневники, воспоминания, путевые заметки и пр.).

Немного фактов и любопытных деталей.
Социальный состав населения Парижа в 1830 г.
• 56 % жителей — простолюдины (рабочие, приказчики, слуги);
• из остальных 44 %:
 11 % — владельцы мастерских и независимые ремесленники (в дальнейшем их число увеличится до 30%);
 10 % — военные;
 8 % — домовладельцы и рантье;
 8 % — владельцы магазинов и мелкие торговцы;
 7 % — люди свободных профессий и служащие госучреждений.
Среди представителей последней группы в 1830 г. в Париже трудились 800–900 адвокатов, 280 стряпчих, 200 судебных исполнителей, 114 нотариусов, около 1000 врачей, 300 акушерок и 230 аптекарей. Дипломированным медикам составляли серьезную конкуренцию примерно 4 тысячи шарлатанов.
В Париже обитала целая армия «работников искусства»: 222 актера, 171 актриса, 113 певцов, 93 певицы, 97 танцовщиков, 108 танцовщиц. В оркестре Оперы было занято больше 70 музыкантов, а в каждом из оркестров драматических театров — около 30. Вдобавок каждому театру требовался еще целый штат рабочих сцены, гримеров, капельдинеров и проч. — в среднем 50–60 человек.
К концу эпохи Реставрации здесь трудилось около 400 архитекторов, около 600 живописцев (преимущественно пейзажистов), и свыше 200 граверов. Литераторов и журналистов было больше тысячи, а людей, занятых преподаванием, — около 6 тысяч.
В 1831 году в Париже было 39 тысяч иностранцев (из них русских — 310). Это составляло около 5 % всех парижан). В 1846 году эта цифра выросла до 159 тысяч (около 15 %); таким образом, за время правления Луи-Филиппа оно увеличилось в 4 раза.
Больше всего было немцев, за ними шли англичане, бельгийцы, итальянцы и швейцарцы. Но если англичане в большинстве своем приезжали в Париж, чтобы развлечься, то остальные прежде всего искали заработка. Немецкая колония состояла в основном из высококвалифицированных ремесленников — краснодеревщиков, портных, седельщиков, сапожников, печатников. Среди швейцарцев большинство составляли также краснодеревщики, часовщики и печники. Бельгийцы чаще всего становились кучерами, слугами, чернорабочими, а итальянцы пополняли ряды людей, связанных с артистической средой. В самом низу социальной лестницы находились бедные выходцы из Савойи, которые работали чистильщиками, поденщиками, трубочистами.
В начале 1830-х гг. в Париже появилось также множество политических эмигрантов разных национальностей. Среди них были испанцы либеральных убеждений, немцы-республиканцы, итальянцы, спасающиеся от гнета австрийцев, поляки, бежавшие из России после подавления восстания 1830–1831 гг.

Социальная «география» города.
Слова «Сен-Жерменское предместье» обозначали не только определенное место на карте Парижа, но и особый стиль жизни, старинное изящество языка и манер. Под Сен-Жерменским предместьем подразумевали те 200-300 парижских семейств, которые могли похвастать древностью рода и дворянских титулов, а также близостью к королевскому двору.
Настоящие герцоги и графы из Сен-Жерменского предместья не считали ровней себе не только нуворишей-буржуа, но и представителей имперской знати, т. е. тех, кто выдвинулся при Наполеоне (они тоже владели особняками в этом районе).
При Июльской монархии символический смысл выражения «Сен-Жерменское предместье» сделался еще более очевидным. Теперь людьми Сен-Жерменского предместья стали считаться все легитимисты, т. е. аристократы, которые сохранили верность старшей ветви Бурбонов и последовательно бойкотировали власть «узурпатора» Луи-Филиппа. Они признавали своими государями только изгнанного Карла X и его внука герцога Бордоского. Поэтому легитимисты порвали с королевским двором: они никогда не присутствовали на балах в Тюильри и не занимали придворных должностей. Дельфина де Жирарден придумала для их жизненной позиции определение, которому было суждено большое будущее в ХХ веке: «внутренняя эмиграция».
Напротив, в предместье Сент-Оноре жили представители той либеральной аристократии, которая охотно сотрудничала с «июльским» режимом. Кроме того, здесь проживали дипломаты и богатые иностранцы, такие как княгиня Багратион. Здесь же обитали прославленные французские политики — дипломат Талейран и генерал де Лафайет.
Квартал Маре, окружавший Королевскую площадь, в XVII веке слыл новым и модным. Однако в начале XIX века он превратился в глуxyю провинцию внутри Парижа, и столичные щеголи притворялись, что вообще не знают о его существовании. Модные новинки доходили туда в последнюю очередь и зачастую не приживались. «Жителями Маре» именовали узколобых ханжей и скряг. (В «Отверженных» там проживал дед Мариуса, Жильнорман, буржуа старой закалки; еще более глухим и тихим местом был квартал Ботанического сада, где жил, скрываясь от полиции, Жан Вальжан.)
Квартал Шоссе д’Антен привлекал близостью Бульваров, которые к этому времени превратились в коммерческий и развлекательный центр Парижа. Новый квартал населяли промышленники и богатые банкиры (Лаффит, братья Ротшильд), а также люди искусства: художники Делакруа, Жерико, Орас Верне, актеры Тальма и мадемуазель Марс, певица Виардо и танцовщица Тальони, писательница Жорж Санд и композитор Шопен. Этот квартал был богатым и модным; переезжая сюда, человек демонстрировал свой статус и умение идти в ногу с веком.
Однако для некоторых жителей квартала Шоссе д’Антен он вовсе не был пределом мечтаний. Одна из героинь романа Бальзака «Отец Горио», дочь фабриканта вермишели, вышедшая замуж за банкира, «готова вылизать всю грязь из луж от улицы Сен-Лазар до Гренельской улицы», лишь бы ее приняла живущая на этой улице (в Сен-Жерменском предместье) виконтесса де Босеан.
Традиционным «приютом искусств», где не менее охотно поселялись «новые богачи», был Монмартр. Там же, впрочем, развернули свою деятельность дамы легкого поведения; еще одним обычным местом их промысла были кварталы Сен-Дени и Сент-Оноре.
Остров Ситэ, сегодняшний туристический центр, 200 лет назад был лабиринтом узких, грязных, кривых улочек.
И Елисейские Поля в 1830-е гг. тоже еще не приобрели своего блеска. Это был большой парк. Несколько кофеен с подслеповатыми витринами. Немногие дома сгрудились у проезжей дороги. Но в целом — мрачно и пустовато, а ночью — просто жутко (недаром Дюма поместил там особняк графа Монте-Кристо, где происходит зловещий ночной эпизод с убийством Кадрусса!). По определенным дням Елисейские Поля были местом проведения народных празднеств.
В начале XIX века многие русские не понимали, как могут существовать в реальном Париже Елисейские Поля, известные им только по греческой мифологии:
Квартал Пале-Руаяль и Бульвары были почти полностью отданы индустрии развлечений. Пале-Руаяль, т. е. Королевский дворец, вначале назывался Кардинальским: он был построен для кардинала Ришелье, но по завещанию владельца перешел во владение короля Людовика XIII и его прямых наследников. В начале 1780-х гг. там выстроили галереи с аркадами. Чтобы расплатиться с долгами, тогдашний владелец-герцог продал 60 помещений в этих галереях, и с тех пор Пале-Руаяль сделался своего рода торговым центром.
Специфически парижской формой градостроительства были пассажи — крытые проходы для пешеходов, соединяющие две параллельные улицы: они имеют крышу, полностью или частично стеклянную, но искусственное освещение; по обеим сторонам пассажа располагались лавки и кофейни.
Бульвары возникли во второй половине XVII века, когда на месте разрушенной крепостной стены были устроены широкие (около 36 метров) аллеи. Сто лет Бульвары были почти деревенской окраиной Парижа. Постепенно они стали обрастать театрами, кофейнями и кабачками, тут же появлялись модные лавки, и мало-помалу Бульвары вошли в моду. Бульвар Итальянцев был самым роскошным, Пуассоньер и Бон Нувель предназначались для более скромной публики. На бульварах Сен-Дени и Сен-Мартен царили мелкие буржуа; наконец, Тампль был отдан простонародью.
Отзыв современника о парижских кафе:

Впрочем, во многих кафе цена завтрака доходила до 1 франка, особенно если кофе был с молоком. Завтрак состоял из чашки кофе и хлебца с маслом и сахаром; масло лежало рядом на тарелке, а куски сахара — на маленьком подносе; согласно неписаному правилу, клиент имел право, уходя, унести их все с собой. Правда, клиент, ограничивающийся чашкой кофе с молоком, мог рассчитывать на уважительное отношение официантов лишь в начале века.
Кафе Пале-Руаяля отличались политизированностью завсегдатаев, кафе на Бульварах — роскошью убранства и щегольством посетителей, кафе Латинского квартала — подчеркнутой скромностью и простотой. Кофейни бульвара Тампль, где было особенно много развлекательных заведений, выделялись пестротой оформления.
Наконец, Сент-Антуанское предместье населяли рабочие и ремесленники. Здесь, а также в Латинском квартале, где обитали студенты, чаще всего зарождались волнения и бунты (описание которых мы тоже помним по «Отверженным»).

Транспорт и связь.
Мостовые в Париже были скошены к середине, по которой проходил сточный желоб, поэтому кони, запряженные в кабриолеты, то жались к краю улицы, то шарахались вбок. В городе без тротуаров это подвергало огромной опасности пешеходов, так что под колесами экипажей в год гибло в среднем 400 прохожих (даром что автомобилей еще не было!).
Фиакры и кабриолеты были прообразами современных такси. Фиакр, закрытый экипаж, иногда использовался для любовных свиданий (вспомним «Мадам Бовари»). В Париже существовал и каретный двор, где можно было нанять карету или кабриолет на день или на месяц.
Омнибусы появились в 1823 г. в Нанте, а в начале 1828 г. их изобретатель С.Бодри открыл омнибусное сообщение в столице. Ездили они по определенным маршрутам и останавливались «по требованию». Каждый из пассажиров в любой момент мог остановить экипаж, потянув за шнурок, привязанный к руке кучера. Уже к 1830 году курсировало 12 маршрутов с интервалами около 15 минут; они ходили с 7.00 до 19.00, а на самом популярном маршруте (по Бульварам) — с 8.00 до полуночи.
В ближние пригороды ездили в экипажах, именуемых «кукушками». Жестокую конкуренцию им составляла железная дорога, одна из первых линий которой в 1839 г. соединила Париж с Версалем. Для дальних расстояний использовали почтовые кареты и дилижансы.
Однако частные лица были обязаны получать в префектуре полиции паспорта для поездок не только за границу, но и в пределах Франции и даже в ближайшие пригороды Парижа. В среднем парижская полиция ежегодно выдавала около 38 тысяч таких паспортов.
В 1793 г. был впервые официально опробован оптический телеграф. На крыше башен и высоких зданий устанавливались столбы-семафоры с подвижными разноцветными планками и фонарями, с помощью которых передавались условные сигналы; чтобы их увидеть и расшифровать, наблюдатели использовали зрительные трубы.
К 1840 году в Париже действовали 5 таких семафоров. Передача сигнала из Парижа в Лилль (с помощью 22 промежуточных семафоров) занимала 2 минуты, в Кале — 3 минуты (27 семафоров), в Страсбург — 7 минут (46 семафоров), в Лион — 8 минут (50 семафоров) и столько же времени — в Брест (80 семафоров).
Телеграф существенно ускорял передачу информации, однако использовать его можно было только днем, и для частных лиц он не предназначался: передаваемые сведения носили военный и политический характер. Если англичане в те же годы передавали с помощью телеграфа также и коммерческую информацию (биржевой курс, время прибытия и отхода кораблей и пр.), то во Франции для широкой публики были предназначены только сведения о результатах тиража национальной лотереи. (Так что если телеграф как средство быстрой связи был очень отдаленным прообразом Сети, тогда тот же граф Монте-Кристо, использовавший телеграф для дезинформации своих врагов, был одним из первых хакеров!)

Всякая всячина из разных разделов.
Высшее образование французская молодежь могла получить прежде всего в Сорбонне. Знаменитый университет имел 5 факультетов: католической теологии, медицинский, правоведческий, научный, словесный. В 1840 году фармацевтов, раньше причислявшихся к медицинскому факультету, выделили отдельно, и факультетов стало 6.
На научном факультете обучали математиков, физиков, химиков и естествоиспытателей, а под словесностью понимали все гуманитарные науки: философию, историю, изучение живых и мертвых языков.
* * *
Триумфальную арку у заставы Звезды начали строить еще при Наполеоне в честь его побед, но завершить строительство не успели. При Бурбонах каменный остов арки сносить не стали, и в октябре 1823 г. Людовик XVIII приказал продолжить работы, чтобы превратить это сооружение в памятник победам в Испании. Впрочем, полностью арка была закончена уже к 1836 году, когда замысел памятника вновь изменился. Оформление ее завершили барельефами, изображающими воинские подвиги времен Революции и Империи.
Можно вспомнить многое другое, в том числе историю деревянного слона, описанную в «Отверженных»: модель памятника военным победам Наполеона, заложенного на месте разрушенной Бастилии. После падения императора строительство, естественно, было остановлено, и деревянный слон потихоньку разваливался до 1846 г., когда его наконец демонтировали. На основании монумента сейчас стоит Июльская колонна — в память о революции 1830 г.
(В общем, проблема с памятниками — вечная и интернациональная проблема!)
* * *
Во время заседаний Палаты депутатов кухарка варила для заседающих мясной бульон в огромном горшке. Кухарка, если верить современнику-журналисту, была «политически подкованная». Она соотносила количество бульона с повесткой дня: когда в палате обсуждалось что-нибудь интересное для всех депутатов (например, ответ на речь короля или бюджет секретных фондов правительства), кухарка наполняла горшок до краев; в другие дни она ограничивалась половиной горшка, так как знала по опыту, что спрос будет невелик.
Кроме бульона к услугам депутатов всегда были булочки, молоко и вино, а также смородиновый сироп или оршад (миндальное молоко с водой и сахаром).
* * *
Санитарное состояние города было крайне неважным. В частности, поэт и мемуарист П.А.Вяземский, человек очень язвительный, писал о Париже:

Публичные туалеты появились в Париже еще в конце XVIII века (впервые — в Пале-Руаяле); имелись они в Люксембургском саду, в саду Тюильри и в пассажах, но их было недостаточно, а за их посещение нужно было платить. Первые бесплатные общественные туалеты открылись лишь в конце 1820-х гг., и они были рассчитаны только на мужчин. Только через 30 лет вспомнили и о женщинах.
* * *
Король Луи-Филипп не гнушался демонстрировать «связь с народом», но общение с монархом скоро выродилось в фарс.
Г.Гейне передавал рассказ своего приятеля, что короля можно видеть во всякое время — и на этом зарабатывает целая компания продавцов контрамарок и клакеров: они каждому иностранцу предлагали за 5 франков показать Луи-Филиппа.
За эту цену они подымали восторженный крик под окнами короля, и его величество появлялся на террасе, кланялся и уходил. За 10 франков эти молодцы начинали кричать еще громче и бесновались, когда появлялся король, которому в знак безмолвного умиления оставалось лишь поднять глаза к небу и приложить руку к сердцу. Англичане порою платили и 20 франков, и уж тогда энтузиазм достигал высшего предела: как только показывался король, начинали петь «Марсельезу» и так отчаянно орать, что Луи-Филипп, может быть только для того, чтобы это кончилось, вдобавок подпевал.
* * *
Когда Карл X короновался в сентябре 1824 года, вице-король Египта послал ему в дар маленькую жирафу.
Путешествие жирафы на север длилось в общей сложности два с половиной года. Скоро она стала любимицей всего Парижа. Только за первые полгода повидать ее пришли около 600 тысяч человек.
Жирафа стала героиней карикатур и песен, поэм и памфлетов; во Франции появились трактиры «У Жирафы» и ожерелья à la girafe. Модные цвета лета 1827 года получили названия: «цвет жирафьего брюха», «цвет влюбленной жирафы» и «цвет жирафы в изгнании»; появился способ завязывать мужские галстуки «на манер жирафы». Изображения жирафы украсили обои, посуду, мебель.
Даже грипп, эпидемия которого обрушилась на Париж следующей зимой, получил название «жирафий грипп».
Но мода прошла, и анонимный литератор иронизировал:
Впрочем, жирафа ничуть не огорчалась и спокойно дожила до 1845 года.