Три вопроса Панси Паркинсон (гет)

— Драко, мы играем в три вопроса.

— Это как?

— Я задаю, ты отвечаешь, а если почувствую ложь — перекрашу твои волосы в розовый. Поверь, я знаю сильные чары, твои домовики долго будут пытаться привести тебя в порядок.

Глаза Панси, две блестящие тёмные бусины, следят за его реакцией, а губы поджаты в ожидании ответа. Она кровожадная ведьма, хитрая и всегда добивается желаемого.

Спорить с ней — себе дороже.

— Что ты хочешь?

Она кидает в него слабым, но заметным жалящим.

— Эй!

— Когда ты стал настолько несообразительным? Я сказала, что я задаю вопросы.

С усталым вздохом Драко откидывается в кресле. У него есть догадка, куда всё идёт, как и понимание, что легко он не отделается.

— Валяй.

Панси улыбается. Не ехидно и совсем не насмешливо, она в самом деле довольна.

— Скажи мне, сколько вы с Грейнджер работаете вместе?

Ох, чёрт, ну само собой. Драко делает большой глоток, чтобы собраться с мыслями.

— Три года.

Это простой ответ, но Панси он не устраивает.

— Нет, — она мотает головой и сразу следом поправляет причёску обеими руками. — Я не имею в виду это жуткое место, которое ты зовешь офисом. Безвкусица, — она фыркает. — Я говорю про ваши маленькие совместные проекты, из-за которых вы света белого не видели в Хогвартсе. Сколько, Драко?

Он смотрит на неё уничижительно и отвечает сквозь зубы:

— Около четырёх лет.

Это самый его холодный тон, но на Панси он не производит впечатления. Она снисходительно улыбается:

— Точнее, дорогой.

— Три года, девять месяцев и примерно две недели.

На лице Панси — восторг с примесью высокомерия. Будто любимая зверушка проделала особенно удачный трюк.

Драко снова тянется к стакану, огневиски приятно жжёт горло и отчасти смывает уничижительный налёт. Но Драко всё ещё не нравится, как слова ощущаются на языке, и он прикрывает глаза.

— И сколько из этого времени ты отчаянно и безнадёжно сохнешь по ней, а?

И тут же распахивает их вновь.

Драко смотрит на неё с недоверием: даже с наглостью Панси такой вопрос вызывает лёгкое изумление.

— Розовый цвет может оказаться мне к лицу, — бормочет он.

Но она строго качает головой.

— Не думаю. Давай, отвечай.

Драко вздыхает. У него нет сил — и решимости — на спор.

— Три года, восемь месяцев и примерно три недели.

Панси мгновение молчит, прикидывая что-то в уме, а затем присвистывает.

— Три недели. Ловко она.

— Мы общались и раньше, — огрызается Драко и наконец приканчивает свой стакан. Жестом он даёт официанту понять, что ему нужна новая порция. Причём срочно.

Панси вновь молчит и лишь глядит на него внимательно и с интересом. Она склоняет голову к плечу и…

— Убери это выражение со своего лица, — не выдерживает Драко.

— Я меняю правила игры: четыре вопроса вместо трёх, — одновременно заявляет она.

— Что? Ты не можешь! Ой, Панси, какого…

— Моя игра — мои правила. И для протокола: я могу что угодно!

— Мерлин, мне никогда ещё не было так жалко Поттера, а у него, знаешь ли, длинный список…

— Ох, дорогой, поверь. Гарри точно не стоит жалеть.

Она расплывается в такой ухмылке, которую Драко мог бы описать в лучшем случае дерзкой и в худшем — похабной. Он закатывает глаза.

— Третий вопрос: у вас что-то было?

— Ладно. Мне не жалко Поттера, мне жалко себя.

— Значит, не было.

У Драко есть подозрение, что его скулы алеют. Он стискивает челюсти, сжимает их до скрипа и резко расслабляет, стараясь взять себя в руки.

— Панси, правда, хватит лезть ко мне в постель и в…

— Не говори, что ты хотел сказать «в душу». Или «в сердце»? Оба варианта просто уморительные.

В этот момент только три факта останавливают Драко от того, чтобы свернуть ей шею. Первое: Поттер убьёт его. Второе: Панси всё-таки его лучшая подруга. Третье: Грейнджер его не простит.

Он просто смешон.

— Я рад, что веселю тебя, честное слово, очень рад…

Улыбка сползает с лица Панси. Она вдруг принимает решительный, строгий вид, и между её бровей возникает маленькая морщинка.

— Что?

— Четвёртый вопрос серьёзный, Драко, так что глотни своего огневиски и не торопись отвечать, пока хорошенько не подумаешь.

Он нервно сглатывает. Его душевные силы истощены, а самообладание и так на грани. Он может взорваться или окончательно расклеиться.

Драко делает большой глоток и, едва опустив стакан, тянется к нему снова. За минуту он допивает огневиски до конца, алкоголь согревает изнутри и растекается во венам, расслабляя напряжённые мышцы.

Как Поттер ещё не спился, проводя столько времени с Панси?

От этой мысли Драко криво ухмыляется.

— Не расслабляйся, — вдруг отчитывает она его и, подавшись ближе, наконец спрашивает: — И что ты будешь с этим всем делать?

Драко скептически смотрит на неё и, приподняв руку, почёсывает висок.

— Знаешь, думаю, разлюблю её на днях. Может, через неделю. Или всё же подождать несколько месяцев для ровного числа? Четыре года — это…

— Не паясничай.

— Что ты хочешь от меня услышать?

Драко снова устало откидывается на спинку кресла, и взгляд Панси смягчается.

— Почему ты не пригласишь её куда-нибудь?

Он молчит, лишь смотрит на неё в упор, не моргая.

— Действительно, — едко протягивает она. — Забыла, с кем имею дело.

Без слов он опускает взгляд.

Панси скрещивает руки на груди и вскидывает подбородок, что значит только одно — она готова к пламенной речи.

— Послушай, Драко, ты ведь в курсе, что она ходит по этим бессмысленным и отвратительным свиданиям? На прошлой неделе она ходила в кинотеатр с маглом. Фильм… Не делай такие глаза, я встречаюсь с Поттером, конечно, я в курсе, что это такое. Так вот, в фильме была магия, и этот придурок пошутил, что инквизиция не доделала свою работу.

Драко разбирает веселье, которое затмевает даже вспышку привычной ревности.

— Надеюсь, она его прокляла?

Панси тяжело вздыхает и, поджав губы, качает головой.

— В том и дело, что нет. Она позволила ему проводить себя до станции и поцеловать.

Всё внутри Драко холодеет, и он неестественно выпрямляется. Глаза Панси блестят.

— Смотри не лопни, Драко, в щёку, всего лишь в щёку.

Он снова скрипит челюстями и злобно выплёвывает:

— И всё-таки при чём здесь я? Хочешь намекнуть, что её стандарты настолько упали, что она могла бы снизойти и до меня?

— Не будь болваном и избавь меня от самоуничижения.

— Что ты хочешь от меня?

— Почему за эти годы ты ни разу не пригласил её на свидание?

— Ты исчерпала свои вопросы, Панс.

Она совсем не элегантно всплёскивает руками.

— Ох, будь добр, подари мне ещё один. В чём проблема, Драко? Почему ты таскаешься за ней с щенячьим взглядом, знаешь, какой кофе она пьёт, даришь ей любимые книги, от которых она каждый раз в восторге, но не можешь пригласить на одно маленькое свидание? Что самое страшное может случиться?

Он молчит, замерев, и старается воздержаться от того, чтобы спрятаться в объятиях окклюменции.

Ноздри Панси раздуваются. О, прекрасно, она в ярости. Она заправляет прядь за ухо — Драко вздрагивает — и, наклонившись к нему, тыкает пальцем прямо в грудь.

— Она откажет тебе — вот что. Один отказ, возможно, ещё один или несколько, если у тебя хватит смелости на вторую попытку, хотя я ставлю всю свою магию на то, что этого не произойдёт. А после она не будет твоей. Вот итог.

— Спасибо за разъяснение, — хрипло отвечает он, чувствуя, как внезапно щиплет в глазах.

— Точно так же, как и сейчас, Драко, — прости, что открываю тебе глаза на истину, — она не твоя. То есть самое страшное, что может случиться, — ничего не изменится!

Голос Панси повышается, она восклицает возбуждённо, сердито и смотрит на него со смесью обвинения и жалости. Ужасное сочетание. Драко слегка мутит.

— Мы близкие люди, — бормочет он.

— Прошу прощения?

Он сглатывает и прочищает горло, прежде чем повторить:

— Мы с Грейнджер близкие люди. Мы… друзья. Она доверяет мне и… позволяет быть рядом.

Глаза Панси расширяются, и она на мгновение прикладывает руку ко лбу.

— Ты вообще слышишь себя? В какой момент этого стало достаточно? Кто ты и что ты сделал с Драко Малфоем, и?..

— Отвали, Панс, — он почти рычит. — В моей жизни есть что-то хорошее, что я не хочу разрушить, ясно? Не делай из меня дурака только из-за этого.

— О, ты не дурак, — она вдруг успокаивается, словно по мановению волшебной палочки, и прищуривается. Её пристальный взгляд напрягает. Холодная, расчётливая Панси возвращается и готовится к очередной атаке. Драко морщится. — Ты совсем не дурак — разве что трус и мерзавец.

— Не помню, чтобы заказывал разбор личности.

— Ещё и наглец, который думает, что остроумен, но многим девушкам такое нравится. Включая Грейнджер, прости Мерлин.

Драко вздрагивает и быстрым движением трёт грудь. Внутри свербит, но к боли примешивается нечто светлое.

Надежда?

— Это никакой не намёк, — растаптывает её Панси. — С тобой я буду говорить только прямо, иначе ты не сообразишь. Так что послушай меня внимательно, возможно, даже запиши, я расскажу тебе, как всё будет.

Он глубоко вздыхает, шумно выпускает воздух и упирается локтями в стол. Время за полночь, он морально раздавлен, его гордость на волоске, а чувства обнажены. Обычный вечер с Панси Паркинсон. Чёрт, зачем он вообще согласился на встречу?

Панси показывает ему раскрытую ладонь и загибает палец.

— Ты сделаешь бронь в ресторане — приличном, изысканном, но не помпезном. Возможно, магловском. Только в Лондоне, никаких крайностей и поездок на другой конец света в первый же раз.

— Настолько детальная инструкция?

— Я пришлю портного, чтобы он одел тебя, если будешь перебивать.

— Я молчу.

Панси загибает второй палец:

— Это будет столик, не кабинка, но не в центре зала. Возможно, у окна с видом, чтобы вам было с чего начать маленький и глупый разговор.

Драко выпрямляется с оскорблённым видом:

— Обычно нам с Грейнджер есть о чём поговорить, спасибо большое.

— Тогда поговори с ней о том, как молишься на её светлый образ и мечтаешь просыпаться с ней в одной постели.

— Паркинсон, ты…

Третий палец.

— Ты пригласишь её на ужин. Не говори «свидание» — не трать на это нервные клетки. Но и не смей делать вид, что это рабочая встреча или ваша обычная дружеская посиделка. Скажи, что хочешь провести с ней время вне работы. Вдвоём. Пусть она всё поймёт.

Драко переводит взгляд на её ладонь и гипнотизирует три пальца так, будто они способны дать ответы на все его вопросы, развеять сомнения, убедить.

— А если она откажет? — сглотнув, спрашивает он еле слышно.

— Ты скажешь, что это один вечер, один ужин и, возможно, пара бокалов вина. Никаких обязательств. Пообещаешь, что и не вспомнишь об этом, если вы оба так решите.

Вновь посмотрев на Панси, Драко заглядывает ей в глаза. Он знает — она читает его как открытую книгу. Видит его тревоги и страхи.

— А дальше?

Панси опускает руку и накрывает его ладонь, выражение её лица смягчается, и она даже допускает лёгкую поддерживающую улыбку.

— А дальше мы сыграем в новую игру и обсудим, как ты нарушишь это обещание и попробуешь ещё раз. Но… — она медлит одно мгновение, один вздох, один удар сердца. — Но думаю, она согласится.

Они молчат и смотрят друг на друга, и шестерёнки в голове Драко вращаются неспешно, замедленные стрессом и алкоголем. Он не должен поддаваться и соглашаться, но соблазн так велик. В конце концов, что если она в самом деле согласится?

Наконец он едва заметно кивает. И тут же улыбка Панси вновь становится хитрой и особенно довольной:

— Даю тебе неделю. — Она похлопывает его по руке и быстро исправляется: — Ладно, десять дней с учётом того, что три дня ты будешь отходить от похмелья и хандрить из-за того, что тебя загнали в угол. Но если после я узнаю, что ты пренебрёг нашей маленькой договорённостью, то найду и заставлю дать непреложный обет. Всё ясно?

Драко вырывает руку и закрывает лицо ладонями.

— Ты вредная обманщица, и я сбился со счёта. Который это вопрос?

— Отвечай, иначе будешь вынужден приглашать Грейнджер с новой причёской. Ты понял меня, Драко?

Он снова кивает, тяжело вздыхает и тянется к стакану.

— Мерлин, да.

Он понял.

Десять дней. Один ужин. Одна — та самая — девушка.

Драко делает глоток чая и изучающе наклоняет голову; перед ним на трёхъярусной подставке всевозможные сэндвичи, сконы со сливочным кремом и джемом, пирожные и печенье. Протянув руку, он берёт одно с крошечным мармеладным сердечком в центре.

— Выбираешь оттенок розового? — вдруг раздаётся голос Панси. Она заглядывает ему через плечо, мгновение рассматривая произведение кондитерского искусства, а затем обходит стол и опускается напротив. Перед ней тут же возникает чашка чая, над которой поднимаются привлекательные завитки пара.

Драко смотрит на неё сквозь ресницы и совсем не элегантно закидывает печенье в рот.

Панси морщится, а он улыбается.

— Вообще-то, никакой смены имиджа. Я сделал это.

Она прищуривается, пытаясь подловить его на обмане.

— Я бы сказала «моё уважение», — протягивает она, — если бы ты решился хотя бы год назад. И что она сказала?

— Ладно.

— Ладно?

Брови Панси поднимаются, она фыркает, а после закидывает голову и смеётся.

— Ну, не худший вариант, — успокоившись говорит она и, пригубив чай, пожимает плечами. — Когда Поттер впервые пригласил меня выпить, я сказала «ни за что» — и вот мы здесь.

Она поднимает руку, показывая ему тыльную сторону ладони; на пальце блестит кольцо, неброское, но очевидно жутко дорогое и в самом деле красивое.

Драко усмехается.

— Кто бы мог подумать, что у Поттера есть вкус?

Панси деланно оскорбляется:

— Конечно, есть! В конце концов, он выбрал меня.

— Думаю, мы оба знаем, что это ты выбрала его и у бедняги просто не было шанса.

Рассмеявшись, Панси не спорит и салютует Драко чашкой, прежде чем сделать глоток. А после тянется за сконом, придирчиво выбирая подходящий, и ломает его.

— Как всё прошло? И почему «ладно»? — Она указывает в сторону Драко одной из половинок скона. — Она сопротивлялась?

Вторую Панси закидывает в рот и принимает этот серьёзный, выжидающий вид, хорошо знакомый ему.

Драко пожимает плечами.

— Я бы так не сказал.

— А как бы ты сказал?

Она подаётся к нему и пристально смотрит прямо в глаза.

— Ну, я, возможно, взял её на слабо.

У Панси дёргается правая бровь; она впечатлена или удивлена, но пытается не подать виду. Драко скрывает улыбку в своём чае и допивает его, пока Панси качает головой:

— Галантно, Драко, ничего не скажешь. Очень по-джентльменски. — Она вскидывает подбородок, поторапливая его: — Подробности?

Драко выпрямляется, отставляет чашку в сторону и, сцепив руки, щёлкает костяшками. Эффектная пауза, чтобы заставить Панси хоть немного пострадать, — вся месть, на которую он способен.

— Она спросила, в самом деле ли я считаю это хорошей идеей, — наконец говорит он бесстрастным тоном.

— И ты ответил?

— Что готов поспорить, что это прекрасная идея.

«Но мы не узнаем, пока не попробуем», — вот как он сказал. И Грейнджер нахмурилась; конечно, она не любила чего-то не знать.

Драко подловил её, но это не было подло, лишь немного хитро, вполне в его духе.

— Но ты переживаешь? — Панси резко и бесцеремонно вырывает его из воспоминаний. — Или радуешься, как ребёнок? Или всё сразу? Знаешь, у тебя такое лицо, не всегда можно понять твои эмоции.

— Спасибо, я стараюсь. — Губы Драко на мгновение расползаются в кривой ухмылке, но она тут же исчезает; он хмурится и задумчиво тянется за пирожным. — Я рад, — говорит он не слишком уверенно, — но я ещё десяток раз могу все испортить, так что никаких завышенных ожиданий.

Панси вдруг бьёт Драко по ладони и забирает то самое пирожное, которое приглянулось ему. Он возмущённо смотрит, как она подносит его ко рту, но прежде, чем откусить, говорит:

— Ты мог бы описать её реакцию хоть немного подробнее, чтобы я прикинула, сколько детей у вас будет и отправится ли хоть один из них на Слизерин.

— Твои прогнозы всегда точны, — едко бормочет Драко и с завистью смотрит, как сладость исчезает между её розоватых губ.

Панси облизывается и кивает:

— Именно. Давай, выкладывай.

Мгновение Драко молчит, подбирая слова. Он мог бы напустить интригу, чтобы Панси помучалась, выуживая у него детали, но он не видит смысла тянуть — ведь и сам хочет поделиться произошедшим.

— Она… была растерянна, — наконец говорит он и постукивает кончиками пальцев по чашке; та снова наполняется горячим чаем. — Ты знаешь Грейнджер. Она импульсивна, но старается принимать взвешенные решения. Я видел на её лице отражение того, как работал мозг…

— О, это страшно.

— …Будто она мысленно составляла список рисков, оценивала плюсы и минусы, анализировала всевозможные исходы.

Панси звонко опускает чашку на блюдце и так же звонко спрашивает:

— Она сомневалась?

— Ей нужно было время, — уклончиво отвечает Драко.

Она сужает глаза.

— Но ты надавил.

Он выдерживает суровый взгляд всего в течение пары секунд и отводит глаза, приступая в преувеличенно заинтересованному выбору печенья.

— Хуже, Панс. Я был честен.

Охнув, она театрально прижимает руку к груди.

— Вот уж опасное оружие в руках слизеринца.

Он чувствует её взгляд и знает, что она ждёт продолжения, но в это мгновение Драко делает вид, что важнее всего выбрать что-то к чаю.

Но Панси такой расклад не устраивает, и она грубо вырывает печенье, когда он уже начинает подносить его ко рту.

— Что именно ты сказал, Драко?

— Перестань зариться на мои сладости — и я расскажу тебе.

Она показательно ломает печенье и протягивает ему половину.

— Та часть больше, — кивает ей Драко.

— Ты получил девушку и хочешь большую часть? Не обнаглел? К тому же они одинаковые.

Закатив глаза, Драко берёт то, что дают.

— Возможно, я пообещал, что это не шутка и не попытка использовать её. И сказал ей, что в самом деле хочу провести время вместе, — медленно говорит он, сьедает печенье и добавляет: — А она спросила почему.

— Ты так и заявил? — Панси нетерпеливо подаётся вперёд. — Драко, хватит…

Он тяжело переводит дыхание.

— Да, Панс, я так и сказал. А она не была в ужасе от моего предложения — вот что заставляет моё ссохшееся сердце биться чаще.

— Фу.

— Уж прости за пошлость.

— Избавь меня от лирики и добавь деталей.

— Она несомненно удивилась и напряглась, но на мгновение мне показалось, что ей хотелось согласиться.

Панси протягивает руку и щёлкает пальцами прямо перед его лицом, мелькают цветные ногти, и блестит кольцо.

— Давай я буду решать, что и кому хотелось. Говоришь, Грейнджер задавала вопросы — как же без этого. И что ты ответил?

Драко снова вздыхает. Что ж, он знал, что не удастся пропустить эту часть; Панси и без способностей к легилименции залезла бы к нему в голову, чтобы всё выяснить. Он устремляет взгляд в пустоту и пытается сохранить лицо, а также последние остатки гордости.

— Я сказал, что мне нравится с ней разговаривать, — заявляет он. Панси молчит, хоть раз в жизни не перебивая. Ждёт. — И дело не в выгоде и не в зарядке для ума, просто это интересно и… весело.

— Ты заявил девушке, в которую отчаянно влюблён, что с ней весело разговаривать?

Ему некуда дальше падать в глазах Панси.

— Я сказал, что она умна, хоть это не сюрприз, и у неё отличное чувство юмора, а когда она говорит о вещах, которые ей важны и интересны, то глаза загораются так, что я редко могу отвести взгляд. Я сказал, что её любопытство — обворожительная черта, которой я завидую и вдохновляюсь.

— Драко Малфой, ты…

— Я сказал, что меня восхищает её самоотверженность и забавляет неумение позаботиться о себе самой, но я был бы рад, — голос подводит, срывается лишь немного, — ну, поддержать её в этом. Она прервала меня в этот момент, но так ничего и не сказала. Хотя что тут скажешь, верно?

Драко издаёт нервный смешок и, опустив взгляд, рассматривает собственные ладони.

— Я сказал: «Думаю, я неплохо знаю тебя, Грейнджер, но хотел бы узнать ещё лучше», а она покраснела, хотя я ничего такого не имел в виду. Я хотел сказать ей, что она очень красивая, — он сглатывает. — Но почему-то решил, что лучше говорить только о личности. Наверное, я упоминал что-то ещё, но, честно говоря, всё немного смешалось, так что… Вот.

Наконец он осмеливается поднять взгляд на Панси.

Она застыла в напряжении с нечитаемым выражением лица. Возможно, он немного сломал её. Или же она замышляет убийство. С ней никогда не поймёшь.

— И после этого, — медленно произносит она, выговаривая каждый слог, каждый звук, — она сказала «ладно»?

Драко кивает.

— Ты просто признался ей в любви до того, как сходить хотя бы на одно свидание, а она…

— Технически я не признавался…

— Мерлин, Драко, — Панси всплескивает руками, задевая подставку с закусками. Палец попадает прямиком в розовый крем, но ей всё равно. Она тыкает этим пальцем в сторону Драко. — Грейнджер не так проницательна, когда дело касается отношений, но думаю, в этом случае даже она всё поняла.

— Я не сказал ничего такого, что не имел бы в виду, — он оскорбляется, но лишь слегка. Драко знает, что его стратегия вызывает вопросы.

Мерлин, даже не стоит делать вид, что у него на самом деле была стратегия.

Он действовал по наитию.

— О, я понимаю. Ты действительно был честен, — она что-то бессвязно бормочет, и Драко уверен, что это либо брань, либо проклятия, которые поразили бы его, будь у Панси в руках палочка. — Но, возможно, эту честность стоило приберечь на потом.

Он пожимает плечами, а Панси шумно вздыхает. Кажется, будто она в ярости и сейчас взорвётся; она сжимает одну руку в кулак — вторая всё ещё в креме — и прикрывает глаза. Мгновение мнимого спокойствия накрывает их, и Драко ждёт итога, как преступник в суде.

Наконец Панси подносит испачканную руку ко рту и медленно слизывает крем, а затем открывает глаза.

— Что ж, — протягивает она и снова замолкает.

Взгляд пристальный и въедливый, но, кажется, не уничижительный.

— Что ж, — кивает Драко, будто они в разгаре обыкновенной светской беседы.

— Хотелось бы верить, что я воспитала тебя лучше, Драко Малфой. — Она щурится, и он слегка поджимает губы, не выражая ни согласия, ни возражений. — Но есть шанс, что ты ничего не испортил.

— Считаешь?

— Возможно, но только возможно, это даже хороший знак.

Драко замирает и неосознанно вцепляется в край стола, обдумывая слова Панси. Он не силён в знаках, но пытается понять, что же она имеет в виду.

— Пояснишь? — всё же сдаётся он через мгновение.

И Панси неожиданно расплывается в хитрой улыбке.

— Она всё поняла, но всё равно не отказала. Грейнджер, конечно, не из пугливых, но всё же это по-настоящему большая ответственность. Понимаешь, к чему я веду? — Она подмигивает ему и выжидает, пока осознание не прорастает во взгляде Драко, а затем резко прячет улыбку и показательно хмурится: — Но как ты и сказал, Драко, никаких завышенных ожиданий, верно?

Панси передёргивает плечами и тянется за новым пирожным, а на лице вдруг проступает такое выражение, будто сладости — буквально единственное, что её волнует в этом мире.

Драко выдыхает; допрос окончен. И его итоги, пожалуй, не так плохи.

Он опускает взгляд на свой остывший чай. Две одинокие чаинки плавают на поверхности, держась у разных краёв чашки. Без задней мысли Драко склоняет голову и слабо дует так, чтобы они сблизились.

Панси тем временем забирает последнее печенье с сердечком — его любимое, — и он позволяет ей. Не так уж он и голоден, в конце концов, думает Драко, а затем обращается мыслями к тем самым ожиданиям.

И улыбается.

Возможно, планка всё же слегка выше, чем он думал.

— Скажи мне, что не сделал ничего отвратительного.

Панси складывает руки на груди и сурово смотрит на него сверху вниз, но в это самое мгновение солнце проглядывает из-за листвы, бьёт по глазам, и Драко приходится зажмуриться.

— Я Слизеринец, бывший Пожиратель и просто мерзавец, — тянет он и, вскинув руку, прикрывается от лучей. — Поясни, что в моём поведении ты сочла бы отвратительным?

Панси фыркает и, не заботясь о сохранности наряда, усаживается рядом с Драко. Она толкает его в бок и деловито интересуется:

— Мы же под защитой?

— Дезиллюминационные и заглушающие. Для маглов нас не существует.

Она кивает и, щелкнув пальцами, наполняет бокалы, а затем подвешивает их в воздухе и взмахом палочки призывает из корзины закуски, фрукты, сладости.

Пиршество располагается на всём пледе, оставляя свободным лишь небольшое пространство. Драко занимает его, откинувшись назад и упираясь локтями в землю. Пока Панси заканчивает приготовления, он хватает одно печенье и наблюдает, как игристое в бокале красиво сверкает в лучах солнца.

— Есть два запрещённых «П», — наконец говорит она.

Драко еле сдерживает ухмылку, когда Панси Паркинсон заявляет подобное, и спрашивает с львиной долей иронии:

— Я поговорил с ней и покормил. Достаточно ужасно для тебя?

Он переводит взгляд на небо: вихрастые облака делают голубизну более насыщенной, а листья, трепещущие на ветру, переливаются всеми оттенками зелёного.

Драко слегка улыбается, и в этот момент Панси появляется в его поле зрения.

— Ты знаешь, что я имею в виду. — Она нависает над ним и грозит ему пальцем. — Скажи, что не переспал с ней на первом же свидании. Или ещё хуже — не сделал предложение.

Драко закатывает глаза, но знает, что предательский румянец цепляется за скулы.

Он слабо отталкивает её, садится и хватает свой бокал. Сделав щедрый глоток, едко ворчит:

— Я думаю, удачнее всего было бы, если бы я пожал ей руку при встрече.

Панси выглядит оскорблённой до глубины души.

— Слишком много общения с гриффиндорцами.

Она цокает языком, а Драко, фыркнув, морщится.

— И чья это вина?

— Туше.

Они обмениваются взглядами и, не сговариваясь, чокаются.

Вдалеке раздаётся детский смех и крики, над головой чирикают птицы, и где-то стрекочут белки.

— Ну и как всё прошло?

Панси придирчиво выбирает кусок сыра и с помощью шпажки отправляет в рот.

Драко вздыхает.

— Очередной допрос?

— С пристрастием.

Он криво ухмыляется, но всё же уточняет:

— Что ты хочешь знать?

— Не притворяйся дурачком. Конечно, всё!

Она салютует ему бокалом, а Драко делает ещё один глубокий вздох и наконец говорит:

— Мы встретились у ресторана, я принёс цветы, а она была в красивом платье…

— Банальщина.

— Не перебивай, — журит он. — Я не знаю, что ещё ты хочешь услышать. Мы оба очевидно чувствовали себя неловко. Я ещё и переживал, что она в первые же пятнадцать минут разочаруется, поймёт, что ей это не нужно, и уйдёт. Но мы переговаривались и даже шутили, пока делали заказ.

— А затем повисла мучительная и давящая тишина? Окутала вас плотным одеялом, через которое не были способны прорваться даже твоя харизма и её занудная болтливость?

Поперхнувшись, Драко закашливается и снова тянется к бокалу. Несколько больших глотков не особо спасают ситуацию из-за пузырьков, но всё же он справляется с дыханием и грозно глядит на Панси.

— Спасибо за харизму, но Грейнджер не болтлива и не занудна.

— Только тебе так кажется, дорогой, потому что ты готов слушать её часами. — Драко открывает рот, но Панси строго качает головой. — Даже не спорь. Это очко за мной. Блейз до сих пор не может находиться с ней в одном помещении дольше двадцати минут без этого энергетического напитка, которым она его угощает.

Драко порывается одновременно усмехнуться и неодобрительно поморщиться, но сдерживается и лишь закидывает в рот сочную зелёную виноградину.

— К вопросу о занудстве. Ну и какой процент времени вы говорили о работе?

До них снова доносятся детские крики и шуршание листьев, и какая-то птица заходится особенно мелодичной песней.

— Обижаешь. — У Драко вырывается смех, но он сжимает губы и признаётся: — Мы поспорили, что ни разу не упомянем рабочие дела.

— И проигравший?..

— Должен был рассказать об одной вещи, которая не является общественным достоянием.

Панси хлопает в ладоши и широко улыбается.

— Секреты и тайны? Это уже совсем другое дело!

Он останавливает её взмахом руки.

— Никакой грязи, Панс.

Она показывает ему язык.

— Как будто я могла предположить подобное. Ну и что она тебе рассказала?

Драко вновь укладывается на пледе, закинув руки за голову. Бокал послушно зависает в воздухе неподалёку.

— В детстве она хотела стать путешественницей во времени. Она верила, что это возможно, и регулярно фантазировала, как увидит своими глазами исчезнувшие чудеса света и невиданных животных или пообщается с учёными и деятелями, про которых читала в книгах. Затем на третьем курсе ей в руки попал маховик времени — ты вообще слышала об этом? И хоть она уже знала, что такие далёкие путешествия невозможны, в тайне мечтала это изменить.

Он, сам того не замечая, расплывается в улыбке. Воспоминания о вечере встают перед глазами, захватывают его. Все волнующие моменты, которые он хотел бы навсегда уберечь.

— Маленькая Грейнджер мечтала об Александрийской библиотеке и познании всех тайн мира, — протягивает Панси со смешком, не грубым, но ехидным. — Очаровательно.

Драко прикрывает глаза. Он знает, что она смотрит на него. Но не может в этот момент встретиться с ней взглядом.

Панси почти кричит:

— Мерлин, ты в самом деле считаешь это очаровательным! Ты потерян для общества, Драко Малфой!

— А мне кажется, я наоборот наконец нашёлся.

Панси снова издаёт неразборчивый звук и ложится на плед возле него.

— И что дальше? Рассказал ей, что мечтал стать укротителем драконов?

Драко кивает и неловко поясняет:

— Грейнджер сказала, что один из Уизли работает в драконьем заповеднике в Румынии, и она могла бы меня познакомить.

— Вы двое настолько милые, что это бесит. И пугает.

Он пожимает плечами. Нет никаких причин спорить. Весь вечер действительно был милым. И Грейнджер смотрела на него ласковым взглядом, и приятно улыбалась, и он чувствовал тепло, которого давно не ощущал.

И нет смысла делать вид, что это его не зацепило.

— Ладно, давай, рассказывай ещё. Уверена, вы поведали друг другу больше, чем по одному невинному секрету.

И Драко рассказывает.

Они валяются на пледе, греясь в лучах августовского солнца, и угощаются то сэндвичами, приготовленными эльфами («Я пожалуюсь Грейнджер», «Ты не посмеешь!»), то ягодами (хвостики и косточки сами скрываются обратно в корзине), то печеньем. Тем самым.

Драко делится отдельными историями, которые они обсуждали, и это занимает немало времени — несносная Панси перебивает его через слово. Она задаёт вопросы и явно подозревает, что он не договаривает.

Но разве может он быть полностью честным?

Разве может он описать, как блестели глаза Грейнджер, когда она подтрунивала над ним совсем не так безобидно, как можно было ожидать; как прикусывала губу, сдерживая смех; как обнажалась её шея, когда она наклоняла голову, пока с вниманием слушала его.

Разве может он передать те ощущения в животе и в груди, прямо под рёбрами, которые охватывали его и постепенно нарастали, раскрываясь, словно цветы.

Разве может Драко рассказать Панси, как признался, что жалеет, что не сделал этот раньше — не открылся и не пригласил её. Потратил так много времени. А Грейнджер, конечно, услышала, но ничего не сказала, лишь улыбнулась и накрыла его пальцы своей ладонью.

И он чуть было в самом деле не предложил ей руку, сердце и всего себя от одного лишь вида этой улыбки и теплоты этого жеста.

Он может рассказать ей — но не хочет.

Панси и так вытаскивала из него все детали, но кое-что он желал сберечь для себя.

Когда он заканчивает, Панси молчит долгую минуту.

— Вы хорошо провели вечер, — наконец подводит она итог. — По крайней мере, ты точно.

— Ну, — Драко хитро улыбается. — Могу с уверенностью заявить: Грейнджер тоже.

Встрепенувшись, Панси поворачивается к нему, и тёмные глаза впиваются в его лицо; теперь она не намерена пропустить ни одного намёка.

— Я тебя слушаю.

Драко склоняет голову к плечу и, прищурившись, глядит на неё в ответ.

— После небольшой прогулки, когда я проводил её до точки аппарации, я задал Грейнджер вопрос.

— Всё-таки пр…

— Я спросил, хотела бы она в итоге забыть об этой встрече.

Панси замирает и, кажется, затаивает дыхание.

— И?

— Она сказала нет. Не раздумывая. Со своим этим решительным и, Мерлин, невероятно возбуждающим видом…

— …Вот это уже лишние подробности…

— … А после она поцеловала меня.

Рот Панси остаётся приоткрыт, и глаза расширяются. Она мгновение с изумлением смотрит на него, а затем дважды моргает и заразительно смеётся, закинув голову.

— Ну само собой в итоге она должна была взять всё в свои руки! — Панси прижимает одну ладонь к груди, а второй отмахивается от зависшего в воздухе бокала, который норовит подлететь ближе. — Удивлена, что она не сделала этого раньше.

— Я хотел пошутить так же, но у меня вроде как не было возможности.

— Но вы же не?..

Драко качает головой, честно говоря, с некоторой долей разочарования.

— Нет, Панс, всё в рамках приличия, даже моя мать бы одобрила.

— О, как мы заговорили!

На этот раз они оба смеются и снова чокаются, допивая остатки шампанского. Голову кружит от смеси алкоголя и веселья, и лёгкий ветер треплет волосы и края пледа.

Солнце, клонящееся к закату, освещает всё вокруг последними золотыми лучами. Панси поднимает голову, вглядываясь в листву, где, кажется, мелькнул беличий хвост, и говорит, словно между делом:

— Я пришлю тебе счёт.

— М?

Драко прослеживает её взгляд.

— На подарок.

— Панс, какой подарок?

Теперь он разворачивается к ней лицом и приподнимает брови. Лёгкое замешательство отражается на его лице.

Панси вдруг расплывается в улыбке, привычно хитрой и дерзкой.

— Подарок мне, конечно. За то, что всё организовала. Я жду самых сердечных благодарностей. Возможно, даже от вас обоих.