Шифр (редакция 2019 г) (джен)

Что такое работа дознавателем? Как учит нас Уголовно-Процессуальный кодекс Российской Федерации, дознаватель — это должностное лицо органа дознания. Дознаватель уполномочен законом на проведение всех следственных действий при проведении расследования по уголовным делам, для которых не требуется первичное следствие.

Это если серьезно. А на деле дознаватель — это тот человек в полиции, на которого спихивают всю безнадежную и не очень мелочевку. Также дознаватель, как и, наверное, практически каждый в полиции — командный игрок. Участковые и опера — наши глаза и уши, а прокурор и начальник — наши царь и бог. Правда, в последнем не очень-то понятно, кто из них кто… Да и неважно, ибо холоп, то есть дознаватель, не может ослушаться приказа ни начальника, ни прокурора.

Если вы думаете, что все не так, и я брешу, как сивый мерин, вы пересмотрели сериалов. Серьезно. Дознаватель — это раб своей должности, и он, по сути, ничего не может без отмашки своих господинов — прокурора или начальника органа дознания. Поэтому никогда, слышите, никогда, если вы вдруг захотите стать полицейским, не соглашайтесь на работу дознавателем. Ничего хорошего.

Хотя… Во всей полиции так. Дело неблагодарное, злое. Слушая рассказы отца, я представлял лихие погони, звуки выстрелов и так далее и тому подобное… А оказался здесь. За столом, полным бумаг. И если вы считаете, что это только у дознавателей и следователей так, то вы жестоко ошибаетесь. Без бумажки ты букашка, верно говорят. Вся работа любого полицейского сводится к заполнению отчетов, протоколов, актов и прочей бюрократии. Наверное, если собрать все бумаги из всей полиции нашей необъятной, то можно было просто завалить этой грудой макулатуры всех преступников разом. И это я не смеюсь. Я совершенно серьезно.

Одно хорошо в нашей полиции. Тут бывают подковерные игры, тут порой гадюшник похлеще, чем в серпентарии, но в нашем РУВД все-таки команда. Дружная и веселая. Даже Щукин из этого ряда не выбивается, даром, что козел.

Однако, как и в любой бочке меда, есть и у нас ложка дегтя… Не знаю, как и где, но особисты нашего РУВД — это особая песня. Они даже не квартируются в нашем здании, а сидят напротив, в здании рядом с пабом «Тихая Гавань». Удачно вообще. Мы даже пиво пьем там порой с оглядкой. А вдруг чей-то не в меру зоркий глаз нас поймает на столь вопиющем вымазывании в нечистотах чести полицейского мундира? Бр-р… Жуть. И ведь были такие у нас товарищи. Попадались на таком грехе. Хорошо хоть не с проститутками, которых легко, по слухам, мог предоставить бармен той же «Тихой гавани» Вадим.

У меня с особистами дел, слава всем богам, еще не было. Пока. Потому что мне кажется, что я знаю, зачем меня вызвал Федотыч. Учуяв кровь, приползли гады. По-другому и не скажешь. И тут дело не в том, что я их не люблю, кто же их привечает-то без нужды, а в том, что излишне споро они среагировали. И несколько часов еще не прошло с убийства, как они тут как тут. И конечно, Федотыч в ярости. Ведь товарищей особистов хлебом не корми, а дай поучить уму-разуму… Даже такого аксакала, как Федотыч.

На этот раз, погруженный в размышления, я дошел до кабинета Федотыча без приключений, о чем искренне пожалел, увидев знакомую табличку на двери. Особист — это хрень такая, хуже клеща. Так мне отец рассказывал. Вцепится — хрен оторвешь. Но отдавать им на заклание старого ишака Федотыча вместо ангца Паши Томина я был не вправе. Поэтому, тяжко вздохнув, я постучался и вошел, не дождавшись приглашения.

В кабинете Федотыча царила тишина. Мрачная, жуткая, слава богу, что не мертвая. Я бы не удивился, что Федотыч заколол особиста ножкой стула. Так он их ненавидел. Крови они у него за долгие годы службы выпили немало. Поэтому липкое, на ощупь отвратное, словно блевотина, безмолвие меня не удивило. Но и не порадовало. Значит, уже все было сказано. И мой начальник, которого я искренне уважал и даже любил, вынужден был отступить перед особистами, отдав меня на растерзание.

Особист был серый. Серый коротышка с незапоминающимся лицом, впечатляющей лысиной и огромными ушами, которые, казалось, ловили малейшие дуновения ветра вокруг и шевелились, шевелились…

На вид ему было лет сорок. Что крайне меня озадачило, учитывая его звание. Лейтенант. А я и не знал, что бывают такие бессребреники. Или бесхребетники. Тут уж как посмотреть.

— Томин, проходи, садись, — разорвал паутину тишины Федотыч. — Это товарищ Сизенько, из отдела собственной безопасности.

— Ага, — кивнул я, и тут меня понесло: — Товарищ Сизенько, а почему вы без кожанки?

Тот пару мгновений задумчиво похлопал ушами и переспросил:

— Кожанки? Я что-то вас не понимаю, товарищ младший лейтенант.

— Ну как же! Ведь все НКВДшники их носят. Товарищ лейтенант, — изумленно воскликнул я.

— Томин. Прекращай балаган, — на Федотыча было страшно смотреть. Прямо скажу, серо-буро-малиновый — не его цвет. А ведь шутку про кожанку НКВДшника именно он мне и рассказал. Я ее как-нибудь позже расскажу. Если выживу.

Дождавшись, когда я сяду, особист произнес:

— Я хотел бы, товарищ младший лейтенант, чтобы вы меня выслушали стоя.

Охуенно. Ярый извращенец. Если он попросит меня снять штаны и нагнуться за мылом, я не удивлюсь. Но набью ему морду.

Я искоса глянул на Федотыча. Тот зевнул. Я нахмурился. Федотыч показал мне кулак.

— Товарищ Сизенько, а вы не могли это сказать мне до того, как я сяду? — наш молчаливый диалог с Федотычем дал мне понять, что с этим особистом можно себя вести нагло, но не нарываться.

— Да, моя ошибка, — вздохнул особист. Я удивленно посмотрел на Сизенько. Мутный тип. А может, особисты все такие?

— Павел Федотович, вы не могли покинуть свой кабинет? Нам с Томиным требуется поговорить наедине.

Мама… Он не извращенец, он самоубийца. Выгонять Федотыча из его потом и кровью заслуженного кабинета. Можно мне сбежать? Я не хочу второй раз за день быть свидетелем убийства.

— Что вы сказали? — удивленно переспросил Федотыч. Я, недолго думая, нырнул под стол. Сизенько проводил меня изумленным взглядом, а набравший воздуха для безусловно возмущенной тирады Федотыч поперхнулся.

— Томин, ты охренел? — прокашлявшись, рявкнул Федотыч.

— Я, это, жить хочу! — сообщил я из-под стола.

— Вылазь, балбес! Ты совсем ебанутый? Я тебя не убью, — засмеялся Федотыч. Я говорил, что наше РУВД — веселое? Вот вам подтверждение моих слов. Даже начальник хохмит покруче лучших сатириков с телеэкрана. Надеюсь, шутку особист не поймет. И поймет, чем ему грозит такое отношение к нашему начальнику.

— Ну так что, Павел Федотович? Уступите нам свой кабинет, — дождавшись, пока я вновь усядусь на стул за столом, продолжил гнуть свою линию особист. Идиот. Вот честное слово, он совсем не понимает, кому сейчас подписывает приговор. Я-то выживу, Федотыч свое слово держать умеет, а вот про Сизенько не уверен. Даже если Федотыч выпустит особиста из своего кабинета живым, то я первым организую для этого коротышки «темную».

— Такое чувство, что вам, товарищ лейтенант, не требуется мое согласие? Или я ослышался? — спросил Федотыч.

— Ну что вы, Павел Федотович, — протянул особист. — Никто вас из собственного кабинета не выгоняет. Это только просьба, не более.

— Да, безусловно, — кивнул Федотыч. — Но только в силу моего почтенного возраста и звания, но из-за того, что я все же являюсь начальником Томина, здесь я решаю, кто может оставаться в моем кабинете! — поначалу он говорил с едва заметной усмешкой, но с каждым словом его голос крепчал, и под конец он уже чуть ли не кричал.

— Успокойтесь, Павел Федотович, — спокойно ответил Сизенько. — У меня в мыслях не было вас оскорбить. Конечно, вы можете остаться.

— Надо полагать, разговор будет касаться убийства Нежданова, свидетелем которого стал по воле случая младший лейтенант Томин?

— Нет, это дело ведет майор Архипов. Меня же сюда направили допросить младшего лейтенанта Томина в связи с заявлением, которое сегодня поступило в наш отдел.

— Допросить? — приподнялся со своего кресла Федотыч.

— Провести беседу. Пока только это. Итак, мы приступим?

— Пожалуйста. Если без записи, — подмигнул мне Федотыч.

— Вести протокол я не вижу смысла. Если честно, дело мне кажется абсурдным.

— Мы слушаем, — произнес Федотыч.

Я молча кивнул. Мне все это не нравилось. Если не по Нежданова, то какого хрена этот Сизенько приперся по мою душу? Ответ я получил довольно быстро.

— Сегодня утром в производство нашего отдела поступило заявление о противоправных действиях сотрудника Энского РУВД младшего лейтенанта дознавателя Томина. Поэтому я здесь.

— И в чем же заключаются противоправные действия моего сотрудника согласно этому заявлению? — спросил Федотыч. Пока моя тактика «молчать, как рыба» работала. Хотя пока меня напрямую Сизенько ни о чем не спрашивал.

— Заявление поступило от гражданки Пироговой о том, что дознаватель Томин передал ей под протокол не ее ведро, хоть и утверждал, что оно ее. Под давлением вышеуказанного сотрудника гражданка Пирогова вынуждена была признать, что это ее ведро…

— Блять! Да сколько уже можно-то! — я взвыл.

— Что-то не так, младший лейтенант? — спросил Сизенько.

— Да все не так, товарищ лейтенант. Ее это было ведро, ее. Мы его три месяца искали!

— Вы можете предоставить мне материалы по делу? — повернулся особист к Федотычу.

— Нет. Я еще не закрыл дело. Не все документы написал. Каюсь, — покачал головой я.

— Значит, вы утверждаете, что гражданка Пирогова лжесвидетельствует против вас? Так, товарищ младший лейтенант?

— Несомненно, — на моем лице не дрогнул ни один мускул. Что бы себе ни думала гражданка Пирогова, но доказать, что ведро не ее, она бы не смогла никаким макаром. Даже с помощью особистов.

— Позвольте поинтересоваться, Савелий Юрьевич, а почему отдел собственной безопасности не перенаправил это заявление мне, а решил заняться им лично?

— Решение принимал начальник отдела, майор Архипов. И принято оно в связи, как мне кажется, с убийством гражданина Нежданова, свидетелем или подозреваемым которого является дознаватель Томин.

— Неожиданный поворот. То есть это только начало? — проворчал я.

— Возможно, — пожал плечами Сизенько. — Товарищ младший лейтенант, у меня нет к вам больше вопросов, вы можете идти. Думаю, мы сможем побеседовать с вами позже об этом деле более подробно.

Я взглянул на Федотыча. Тот кивнул, и я со вздохом встал со стула:

— Разрешите идти, Павел Федотович?

— Иди, Томин. Извини, но твой отгул на сегодня я отменяю. Погуляешь когда-нибудь завтра. И Паниной это передай.

Я улыбнулся и с превеликой радостью покинул кабинет Федотыча. Мне все больше и больше не нравилась эта история, в которую я ухнул покруче, чем Алиса в свою кроличью нору.