Остров Капитана Большелапа (джен)

Где-то в сердце кажущегося бескрайним моря дрейфовал одинокий зверь. Его шерсть слиплась от воды и высохла неряшливыми клоками. Зверь лежал поперек обломка, некогда бывшего частью мачты, и потихоньку сползал вперед — тогда мордочку омывало волнами. Чувствительный нос то и дело погружался в воду, и из ноздрей шли забавные пузырьки. Так продолжалось некоторое время, но вот зверь не вовремя сделал вдох, и мерное посапывание в такт тихим ласковым волнам сменилось паникой утопающего.

Пробуждение Мартина нельзя было назвать приятным. Даже не так, это было одно из самых неприятных пробуждений за неполные двадцать два сезона его жизни. Он тонул! Вода была везде — в носу, в глотке, даже в ушах. Он попытался откашляться и схватить немного воздуха — одновременно, но ничего не получилось, и горло сжало в жестоком спазме. На грудь как будто что-то давило, а под лапами была… пустота?! Мартин захрипел, задергался, распахнул глаза и… не увидел перед собой ничего, кроме темной воды и своих распухших лап, впившихся короткими коготками в деревяшку. В первые мгновения ему показалось, что в мире больше ничего не осталось, но скоро паника немного отступила, мыш огляделся и понял, как сильно ошибался. Легкие волны приподнимались в мерном ритме, верхушки их серебристыми бликами раскрашивала круглоликая луна. И звезды. Как же он сразу не заметил? Целая россыпь манящих точек на бархатном своде — лишь подними голову…

Вот «Северная корзинка», а вот «Барсук с чашей» — значит, север там, куда указывает «хвост» барсука. Только вот в какую сторону грести? Куда его могло забросить штормом? Все еще не до конца веря, что смог пережить буйство стихии (хотя, к добру ли это — кто знает?), Мартин прикинул направление ветра, их прежний курс и попытался припомнить карту с течениями. Выводы были неутешительны — если расчеты верны, его отнесло от известной земли так далеко, что на бревне и за месяц не доплывешь.

Делать нечего. Мартин покрепче ухватил свой «спасательный обломок» и заработал лапами, делая разворот. Если верить карте Крутихвоста, сейчас мыш должен был пересечь ее край и отправиться навстречу непознанному. Разве не этого он когда-то хотел? Странным же образом исполняются иной раз желания…

Луна светила мышу в спину, и Мартин размеренно, но упорно, стараясь экономить силы и не сбивать дыхание, работал лапами, следуя серебристой дорожкой, любезно обозначенной на волнах. Голова немного кружилась, и в правой нижней лапе чувствовалась неприятная пульсация. "В целом, — отметил про себя мыш, — все могло быть куда хуже". И опять посмотрел на звезды.

Отец всегда считал его безнадежным мечтателем и надеялся, что сын проведет жизнь у телескопа в окружении свитков и книг. Отец ничего не понимал в науках и сам был едва обучен грамоте, но он любил сына и хотел лучшего для него. Почему-то именно сейчас к Мартину как будто наяву пришли воспоминания о семье.

Вот фигура отца — серый коренастый мыш стоит спиной, в его руках ярко сверкает лезвие небольшого топорика. Взрослый мыш умело орудует им, споро заготавливает дрова на зимний сезон, а двое диббунов смотрят во все глаза. На мордочке сестренки, совсем еще крошечной мышки, кулька одеял в руках брата — удивление сменяется восхищением. Первый раз она видит их отца за работой и теперь издает малопонятное пищание от переполняющих ее эмоций. Мартин помнил, с какой гордостью держал тогда сестру, и как отец обернулся к ним, отер лапой пот со лба и улыбнулся так, как только он и умел — будто солнце выглянуло из-за туч.

Они жили в маленьком домике в кроне старого вяза на юго-восточной границе Леса Цветущих Мхов. На юге в паре часов пути текла река Широкая. Иногда по ней проплывали плоты землероек или одинокие лодочки речных выдр, а выше по течению стояли две хатки бобров-плотников. Можно сказать, река была единственной ниточкой, связывающей мышиное семейство с остальным миром (и ниточкой весьма тонкой). Старый сорный лес, тронутый буреломом, бедный на ягоды, грибы и иную пищу, лишь далеко на западе светлел и становился проходимым. На востоке он граничил с крутым оврагом, а если посмотреть на север — увидишь топкое болото. Не самое удобное место для жизни, как ни посмотри, но тихое. Здесь все текло своим размеренным чередом, ни разбойные звери, ни случайные путники, ни даже птицы — никто не тревожил редких обитателей этакой глухомани.

Мартин улыбнулся. Они с Малинкой часто забирались на верхние ветви вяза и смотрели на небо. Он мечтал о летающих кораблях и показывал сестренке неказистые рисунки и чертежи, сделанные им на берестяной коре черничным соком. Малинка немного жалела, что нельзя рисовать чем-то менее вкусным, вдыхала запах ягод, но всякий раз внимательно рассматривала схематичных мышей, крутящих странные штуки — шестеренки с веревками, непонятным образом приводящие в движение большие маховые крылья.

— А из чего они? — спрашивала она брата, и тот охотно пускался в разъяснения:

— Осенью и летом хорошо бы кленовыми листьями обшить — они красивые и гнутся хорошо. А вот зимой… зимой только дубовый лист подойдет — он самый прочный, тут уж не до красоты.

— Но можно привязать одуванчик! — подумав, выдала Малинка. — Тогда красиво станет.

— Где же ты его под снегом найдешь?

— А я нарисую! — смеялась она. — Пыльцовыми красками.

Брат обнимал сестру, и они долго сидели так.

Мартин представлял, как они с Малинкой пролетают через вон то облако и собирают пушистую облачную шерсть, чтобы отдать далеким заморским друзьям, умеющим ткать особенную облачную пряжу, и тогда… тогда, может быть, не нужны будут воздушным кораблям крылья из листьев? Наверное, хорошо летать с крыльями из облаков… На таких крыльях можно очень высоко подняться — туда, где много солнечного света и поэтому очень жарко. Он найдет самых выносливых зверей, которые ничего не боятся, и станет их капитаном. А Малинку сделает штурманом. Они сплетут прочную сеть из ивовых веток и полетят ввысь — рыбачить на звезды. Ведь звезды так полезны в любом деле — они светятся сами по себе и ярче светлячков. Ими можно украшать дома, а если положить звезду в металлическое ведерко с куском зеркала на дне и прикрепить на нос корабля — звезда осветит им путь даже ночью! Вот это будет совсем здорово!

А Малинка мечтала, как к вязу пришвартуется корабль с нарисованными одуванчиками, и она улетит на нем в путешествие к неведомым землям. Наверное, там будут жить диковинные звери, говорящие загадками и носящие на головах колпаки из разноцветных лепестков. Мартин нарисует каждого встреченного ими зверя, и получится целая книга. А когда они вернутся к отцу, то ему так понравятся рассказы и рисунки Мартина, что папа тоже захочет жить на корабле, и они улетят все вместе — искать новые интересные вещи и истории. И Мартин напишет целую уйму книг и подарит какой-нибудь… биб-ли-о-те-ке, вот!

— Мартин, а ты, когда построишь такой корабль… возьмешь меня полетать?

* * *

«Так странно устроена жизнь, — думал Мартин. — Отец был когда-то настоящим воином, пока не женился на маме и не убрал в сундук боевые топоры. И меня тоже назвали в честь великого воина — наверное, в то время родители думали, что я вырасту похожим на него, ну, или скорее, на отца. А сестру назвали Малинкой — как любимую ягоду мамы. Должно быть, он горевал, когда она умерла родами. Нас обоих он очень любил, но мы с сестрой росли… В какой момент отец понял, что мне мало знать написание букв и уметь вести счет запасам? Что у нас всего одна книга с историей Саламандастрона и я наизусть ее знаю, а топоры даже держать правильно не научился?»

* * *

«Небольшой, крепко связанный плот, покачиваясь, медленно отходил от берега. Четверо юрких землероек в разноцветных повязках ловко управлялись с шестами и отталкивали свое плавсредство от илистого дна. Течение в этом месте было совсем медленным, и неуверенно переминающийся посередине плота мышонок еще долго смотрел на удаляющиеся фигуры мышей — одну большую и одну маленькую.

Вот большой серый мыш положил руку на плечо все еще машущей вслед удаляющемуся плоту Малинке.

— Мартин! — закричала она, вспомнив кое-что важное. — Мартин, ты обещал взять меня штурвалом… нет, штрумвалом на крылатый корабль! Я буду ждать, когда ты все выучишь и прилетишь за мной! На нашем месте, обещай мне!

У Мышонка совсем по-диббунски защипало в носу, и он поспешил ответить, складывая рупором лапы, пока совсем не раскис:

— Обещаю, Малинка! Честное мышинское.

Отец и сестра остались на берегу, а Мартин принялся вертеть головой — со стороны реки привычные места выглядели немного иначе.

— Корабли не летают, — втащив на плот шест, проскрипела землеройка в желтой повязке, — тебе следует об этом знать, чтобы не развеселить весь Рэдволл.

— Да, я знаю, ­- угрюмо подтвердил Мартин. И добавил тихо, когда землеройка отошла: ­- Они пока еще не летают, потому что я не до конца все придумал.

* * *

Конечно, ни на каком летающем корабле он тогда не вернулся. Все оказалось куда сложнее, чем в детских мечтах. Мартин провел в Рэдволле почти восемь сезонов, с трепетом стирая пыль с выцветших корешков, постигая науки и по мере сил помогая послушникам и аббатам. Честно сказать, ему нравилась новая жизнь и он все реже отправлял послания в родной дом.

Дважды отец навещал его в новом доме и они очень радушно общались, но… Мартин видел, что отец каждый раз втайне надеялся, что сын попросится домой, а он не мог… просто не мог бросить то, что сделалось его жизнью, и вернуться к старому вязу. Там остались диббунские мечты и тепло родного очага, но Мартин просто не видел там для себя никакой взрослой жизни. Это было так грустно, стыдно, и так смущало, что он не мог смотреть в глаза отцу и втайне радовался, когда тот уходил. Чтобы потом полночи реветь в подушку, ненавидя себя за эту радость.

Теперь он знал куда больше о звездах, изучая их через огромный медный телескоп с круглой выпуклой линзой (вообще-то она была не одна, внутри трубки располагалось еще несколько линз разного диаметра), и конечно, понимал, что звезды не собрать ивовой сеткой. В келье, что он делил еще с двумя послушниками, тут и там стояло множество разных моделей летающих кораблей. Увы, ни одна из них не летала по-настоящему.

Молодой мыш тихо затворил за собой тяжелую дверь. Он не стал брать с собой ничего из чертежей, набросков и образцов… Какой в этом смысл, если это все не работало? В его походном мешке лежала лишь туника и легкое одеяло, а также запас нехитрой пищи для многодневного перехода. Шутка ли — в одиночку пересечь почти весь лес? Но трудности походной жизни не были тем, чего мыш боялся.

Мартин перебросил через стену загодя припрятанную веревку, последний раз окинул аббатский двор, мысленно прощаясь со всем, что стало так дорого его сердцу, и решительно перелез через зубцы.

Его путь лежал в далекие страны, но перед тем он заглянет к старому вязу и повидается со своей семьей.

На столе кельи, придавленная железной чернильницей, лежала записка, и краешек ее трепетал на осеннем ветру.

* * *

Тогда он действительно вернулся домой и увидел, как серый коренастый мыш заготавливает дрова к зимнему сезону. В шерсти отца прибавилось седины, но лапы его все так же легко и непринужденно орудовали топором, с филигранной точностью вгоняя лезвие именно так, как планировал мыш.

Мартин всю дорогу придумывал, как сказать отцу, что он не останется надолго, но в этот раз ничего говорить не пришлось, отец в тот же вечер раскрыл перед сыном сундук с двумя боевыми топорами и помог подогнать под тощего и непривычного к броне Мартина свою старую экипировку.

— А что, хорош! — заключил он, придирчиво осматривая дело своих лап. — Ну-ка попрыгай, не звенит? Хорошо, хорошо! А завтра разбужу тебя на рассвете, пойдем до старых сосен — тренироваться.

Мартин чувствовал себя немного странно, но то, как лучились глаза отца, он запомнил на всю жизнь. Наверное, никогда, ни до, ни после, ему не приходилось видеть отца таким счастливым. Да и никто другой не мог похвастаться этим, разве что, возможно, их мама тоже знала мужа таким.

Мартин ушел через полсезона, на этот раз попрощавшись, как полагается, с отцом, Малинкой и ее свеженазванным мужем. Как так получилось, что его бойкая маленькая сестренка вдруг превратилась в молодую мышку и, едва ей минуло шестнадцать сезонов, выскочила замуж за фермерского паренька — не понял никто.

* * *

«Отец всегда считал, что я стану книгочеем-отшельником, а сестра сбежит с каким-нибудь искателем приключений на край света. И вот ирония, Малинка вышла замуж за хорошего парня и живут они вместе в отцовском доме, а я, непутевый мечтатель-сын, затерялся в морях».

Светало. Мартин почти выбился из сил, несмотря на то, что старался их экономить. Он решил позволить себе короткий перерыв и устало прикрыл глаза. Но что-то странное привлекло его внимание. Вот уже не такая яркая в предшествующих рассвету красках звезда мигнула и погасла. Теперь вторая рядом с первой тоже как будто скрылась в темноте.

Мартин протер глаза и пригляделся. Точно! Там что-то есть! Корабль или земля? Звезды не гаснут сами по себе. И действительно, прошла всего пара минут, и в первых утренних лучах восходящего солнца стало возможно различить очертания крутых темных скал, торчащих из воды, словно кости древнего чудища. А дальше… дальше, левее скал легкой дымкой у самого горизонта проступала земля. «Остров! Там должен быть остров, или я откушу себе хвост!»

Мартин изо всех лап погреб в сторону спасительной твердой земли.