Изгои (джен)

Давно Ойген не испытывал подобного искушения по отношению к чему-то материальному. Им нужны, нужны были эти компьютеры! Хотя… не так. Он хотел эти компьютеры — так сильно, как давно уже ничего не желал. Но деньги! Таких денег у них просто не было.

Или всё-таки были? Ну, хоть сколько-то же должно было быть? Хоть на один?

Сколько у них вообще сейчас на счету?

Ойгену ужасно хотелось посидеть где-то в тишине и разобраться как следует с собственной бухгалтерией, поэтому в офис он не поехал, а вернулся домой, не удержавшись и купив на улице по дороге корнуэльских пирогов — потому что пахли они фантастически, а Ойген был голоден, но возиться с готовкой настроения не было никакого.

Рабастана дома не оказалось, и Ойген улёгся на диван, завернулся в плед и, открывая ноутбук, снова почувствовал укол совести. Нужно, нужно же его вернуть! А он всё тянет… Нужно только всё перенести в их домашний компьютер. Но это позже.

Не то чтобы Ойген надеялся найти где-то пару неучтённых тысяч. И всё же результат его расстроил. Да, конечно, было лишь начало месяца, и зарплату они себе уже выдали, а вот от клиентов очередные платежи пока ещё не пришли. Ойген внимательно проанализировал все траты за последние пару месяцев: сколько разошлось на мелочи, сколько они потратили на ремонт и еще обстановку, и теперь сидел и смотрел на честный итог в «Отложенном». Семьдесят девять фунтов и семьдесят пять пенни. Смешная, по сути, сумма… Откуда, интересно, эти семьдесят пять пенни взялись вообще? Почему-то этот вопрос Ойгена всерьёз озадачил, и он не успокоился, пока не вспомнил, что они брали в этом месяце на распродаже туалетную бумагу. Со скидкой.

Вообще, расходов на разные мелочи набегало прилично. Они покупали разные канцелярские мелочи, а еще пили чай, и покупали в офис воду, да и не только воду… разве что вот кофе доставался им бесплатно в кафе — и теперь Ойген удивлялся щедрости… или терпению Уолша. С другой стороны, почти все они уже были его сотрудниками…

Ойген тяжело вздохнул и откинулся на принесённую с собой подушку. Всё это выглядело печально, и наводило не вдохновение, а тоску. И совершенно, ну совсем не обнадёживало. Нет, конечно уже одно то, что они могли себе всё это вообще позволить, было конечно неплохо, и доходы постепенно росли, но…

Но компьютеры-то им были нужны сейчас — потому что так, как они, работать было невозможно. Просто нельзя — если они действительно желают развиваться. Подумав о том, как это здорово верстать на мониторе, куда убирается всё, Ойген вздохнул. Ведь именно на таких мониторах будут смотреть свои сайты заказчики посолидней.

Откуда же денег взять? Ну, допустим, нецемент они почти что закончили, и со всеми бумажками к середине ноября скорее всего сдадут. Но того, что они получат, всё равно же не хватит! А ведь ещё аренда — причём подросшая, и да, отдельной графой платежи за уборку Амине…

Так где же, где им взять эту сумму хотя бы в ближайшие две недели?

Единственное решение, что приходило в голову Ойгену — отказаться от зарплаты в ноябре. Им всем. Тысяча семьсот фунтов на четверых — это по четыреста двадцать пять фунтов на человека… не так уж много, но эти деньги всем им были просто необходимы: Саймон только что снял квартиру на пару с Деб, Энн — тоже, и она к тому же была беременна… Джозефу, вроде, было немного проще, но у него в прошлом месяце, Ойген помнил, ушло немало денег на какие-то семейные дела — в детали он не вдавался, но деньги ему были тоже очень нужны. И даже Ойгену завтра предстояли не вполне ясные пока траты на услуги ветеринара — и ведь это только первый раз. Вот уж действительно, хочешь разориться — заведи гиппогифа.

А ещё, если совсем уж честно, Лимбус всё ещё был должен что-то и Марку, который в свободное время работал за просто так. И делал не так уж мало…

Ойген тихо застонал. Он не хотел один всё это решать! Не хотел и не желал!

Он решительно выключил ноутбук, поставил его на стол, а затем, заварив себе чай, забрал из кухни упаковку орехово-шоколадных вафель — и вернулся на нагретый диван, где завернулся в плед и улёгся смотреть телевизор.

Он бездумно переключал каналы, остановившись на новостях, но и там не было ничего хорошего! Одни события веселей других: на Лондонской бирже цены на нефть упали до самого низкого за последние четыре месяца уровня, проститутки провели акцию протеста перед зданием французского сената в Париже, греческая полиция задержала восемьдесят одного незаконного эмигранта из Турции, а в Ливерпульских доках случился сильный пожар.

— По предварительным данным, — вещал симпатичный и уверенный в себе корреспондент, за спиной которого, похоже, дымилось то, что осталось от этой части доков, — пожар случился в ходе неосторожного обращения с открытым огнём в подпольной нарколаборатории. Пожар начался рано утром, и потушили его только к двум часам дня. Согласно заявлению полиции и пожарных служб, обошлось без случайных жертв, но криминалисты работают, а завалы всё еще разбираются. Владельцы склада были задержаны и доставлены в полицейское управление. По неофициальным данным, ущерб наркобизнесу может составлять почти восемьсот тысяч фунтов.

Ойген почувствовал, как его брови поползли вверх. Восемьсот тысяч! Он почти автоматически пересчитал их в системных блоках и мониторах, получив больше тысячи штук, глотнул чая — и задумался о том, что можно с такой, фактически вылетевшей в трубу, суммой сделать. Будь бы у них восемьсот тысяч, они могли бы… ох — они бы сняли приличный офис, даже здание, у них бы был свой сервер, и они могли бы нанять работников, и… А если бы все эти восемьсот тысяч были лично у Ойгена — они с Рабастаном могли бы купить собственную квартиру. И даже дом. Да — дом… возможно, с садом. И, может быть, ещё осталось бы…

Он сам не заметил, как заснул — и уже сквозь дрёму почувствовал, как на ноги вдруг навалилась тяжесть, но сил открыть глаза и посмотреть, в чём дело, у него уже не было.

Проснулся Ойген вечером — от запаха еды. В комнате было уже темно, и телевизор был выключен — вероятно, это сделал Рабастан, вернувшись с прогулки. Плечо затекло, что настроения Ойгену не улучшило — но пахло с кухни весьма завлекающе, так что он всё же встал и, кутаясь в плед больше для уюта, чем для тепла, отправился на разведку.

— Сядь, — вдруг приказал Рабастан, едва его увидев его на пороге. Ойген забрался на стул с ногами и устроился, кутаясь в плед, как нахохлившийся воробей. Рабастан, оставив сковороду, в которой что-то вкусно булькало, на плите, ушёл — и вернулся с блокнотом. Выключил плиту, отодвинул второй стул от стола подальше, сел — и, насколько чувствовал Ойген, словно растворился в таинстве рисования. Ойген же просто сидел и смотрел перед собой, ощущая, как лениво и непривычно медленно ворочаются мысли у него в голове. Восемьсот тысяч! Да одна сотая этой суммы бы решила все их проблемы! Причём с запасом. Даже одна двухсотая… он никогда в жизни даже не задумывался о том, насколько прибыльны были наркотики.

— Сегодня в Ливерпуле сгорела лаборатория, — сказал он. — С наркотиками. Говорят, ущерб составляет около восьмисот тысяч. Представляешь?

— Это незаконно, — Рабастан нетерпеливо нахмурился, и Ойген замолчал, не желая отвлекать его. Но поговорить ему хотелось — и, наверное, это отразилось на его лице, потому что через минуту Рабастан вздохнул, поморщился и отложил блокнот. — Есть хочешь? — спросил он, вставая.

— Хочу. Но ты представляешь?

— Это всё незаконно, — повторил Рабастан, принюхиваясь к содержимому сковороды. — А ещё я не брал углублённый курс зелий — закончил СОВами. Ты ведь тоже?

— Я не предлагаю тебе заняться их производством! — воскликнул Ойген. — Просто… нам сейчас так нужны деньги. Хотя бы тысяча семьсот. Мы бы…

Пока он рассказывал Рабастану о том, как у Лукаса были дела, и про те восхитительные компьютеры и мониторы, что занимали теперь всего его мысли, тот разложил по тарелкам куриное рагу — в котором курицы было куда больше, чем овощей — и поставил их на стол. Затем разложил рядом приборы, поставил стаканы, налил в них воды — Ойген взял вилку, положил в рот первый кусок, разжевал… и залпом свой осушил.

— Ты что?! — воскликнул он, сразу вспомнив свой первый ужин с Ролин. — Ты что туда положил?

— Мне казалось, тебе надо встряхнуться, — невозмутимо сказал Рабастан. — Просто чили — ничего особенного. Джейми Оливер говорил, что острая еда содержит вещества, улучшающие настроение.

— В шоколаде их куда больше! — возмутился Ойген.

— Сварить тебе вместо рагу картошки? — любезно предложил Рабастан. — Ну, или можно попробовать его, например, помыть.

— Как это? — Ойген замер с вилкой в руке.

— Под краном, — пожал плечами Рабастан. — Я не уверен, но мне кажется, это должно помочь сбавить несколько остроту. А потом залить сливками и потушить.

— Ты… ну тебя, — отмахнулся Ойген и положил в рот второй кусок. — Бастет, — пробормотал он, запив его водой — и улыбнулся смеющемуся взгляду Рабастана. — Ты садист, — добавил Ойген — и подумал, что, возможно, эти самые вещества в чили правда есть. И что он бы определённо предпочёл шоколад. Хотя… — Давай посмотрим какое-нибудь кино, — предложил он. — Мы сто лет с тобой ничего не смотрели.

— Давай, — согласился Рабастан.

И это был один из самых тихих и тёплых вечеров за… Ойген даже не сказал бы, за сколько последних месяцев. Едва ли не с того момента, как они съехали от Мэри. Они устроились на диване и смотрели очередную серию «Мисс Марпл», и ближе к концу фильма Ойген обнаружил сидящего на столе и наблюдающего за ними кота.

И вспомнил, что завтра утром они ждали ветеринара, и что того сейчас нельзя было кормить.

— Ты не кормил кота? — шепнул Ойген, старательно не глядя на настороженно замершего зверя.

— Завтра утром придёт ветеринар, — ответил Рабастан. — Я покормил, когда пришёл — и убрал миски. Оставил только воду. Я думаю, к утру он осмелеет, — Рабастан чуть усмехнулся.

— Может быть, он просто будет спать всю ночь, — возразил Ойген. — И не поймёт, что голоден.

— Не будет, — покачал головой Рабастан. — Потому что ты не будешь. И он станет тебя бояться — а, может быть, придёт и начнёт просить.

— Он просит? — изумился Ойген.

— Очень тихо, — Рабастан чуть скосил взгляд в сторону стола с котом. — У него довольно приятный голос.

Ойген тоже полагал, что спать не будет — но, к своему удивлению, ошибся. Работать ему всё ещё категорически не хотелось, так что он попросил у Рабастана какую-нибудь книгу, с грустью осознав, что в последний раз читал полученного… нет — найденного в рюкзаке у Саймона «Властелина колец», и, устроившись поудобней в кровати, погрузился в чтение. Книга оказалась вроде бы и увлекательной биографией королевы-девственницы — той самой рыжей Елизаветы, к которой, по слухам, сватался кто-то из прежних Малфев — но ближе к часу ночи Ойгена начал клевать носом, и, стоило ему погасить свет и закрыть глаза, как он буквально выключился, и проспал до самого утра без снов. Зато проснулся в замечательном настроении, и никакой ноябрьский дождь его не испортил.

Рабастана дома не было, но, судя по тому, что часы показывали десять минут девятого, он скоро должен был вернуться — и они ещё успеют позавтракать до прихода ветеринара, решил Ойген. Однако стоило ему начать жарить бекон, как он услышал тихий, едва различимый звук, в котором не сразу опознал мяуканье. Действительно мелодичное.

Выглянув в коридор, Ойген увидел сидящего там кота, который на сей раз не убежал, а открыл яркую розовую пасть и снова мяукнул — тихо и жалобно.

— Извини, — вздохнул Ойген. — До визита доктора просили тебя не кормить. Но знаешь — я видел в холодильнике клубнику. Как только он уйдёт, я дам тебе самую большую ягоду. И даже две! — пообещал он — но коту, похоже, такая перспектива не показалась вдохновляющей, и он жалобно мяукнул снова. — Ну я правда не могу, — виновато сказал Ойген — и решительно выключил огонь под сковородой. — Но давай я тоже есть не буду, а? — предложил он — и ушёл с кухни.

Кот с его пути исчез, конечно — но, стоило Ойгену усесться на диване с ноутбуком, появился и, сев в дверях, опять мяукнул. У него был тихий мелодичный голос, и сердце Ойгена, конечно, дрогнуло — и ему пришлось сказать себе, что ждать осталось совсем недолго. Но ведь в клинике им велели …

Вернувшийся Рабастан застал Ойгена за чтением вслух найденных на сайте любителей домашних животных разъяснений, почему анализы сдаются предпочтительно натощак. И заметил:

— Я смотрю, вы нашли общий язык.

— Его же жалко невероятно, — Ойген вздохнул. — Он голодный! Асти, он так смотрел — я даже завтракать сам не стал!

— Мерлин, — пробормотал Рабастан — и ушёл переодевать в сухое и вешать на батарею вымокшие до колена джинсы.