Отмороженные отношения (гет)

Ненавижу её.

Мне часто кажется, что истинная суперспособность Эммы Фрост — вовсе не телепатия. Не только её присутствие, но даже и просто упоминание о ней каким-то мистическим образом превращает меня в тринадцатилетнюю девочку. Раз — и мои волосы блекнут, ступни увеличиваются, а грудь втягивается и становится почти незаметной. По крайней мере, так мне кажется.

А Скотт — предатель. Он не вешает трубку, когда она ему звонит; не удаляет не читая её имэйлы, он до сих пор отказывается просто сказать ей в лицо, что она шлюха, и что его от неё тошнит. Когда я его об этом прошу, на лице у него появляется коронное выражение «о, у меня мигрень начинается», и он бубнит унылые оправдания типа: «Мы с детства друг друга знаем» или «Она очень полезна для команды». Спрашиваю его, правда ли он любит меня, а не её, а он только и может, что напоминать, что никогда не предлагал Эмме жить вместе, и уж точно никогда не звал её замуж.

В общем-то, всё верно. Но гораздо более значимым доказательством было бы, если бы он просто сказал ей, что она омерзительная потаскуха. Или если бы он смог так её назвать перед кучей народа тут, в особняке Ксавье — думаю, это бы тоже помогло. Но нет же.

Как я уже говорила, она превращает меня в тринадцатилетнюю девчонку. Раздражительную, обиженную на весь мир тринадцатилетнюю девчонку.

Вот, например, в свой прошлый визит Эмма самозабвенно выделывалась в Церебро («Ой, Чарльз, ну это же такая простая машина, с которой и ребёнок управится. Неужели хоть у одного умного человека могут возникнуть трудности с её контролем? Поверить не могу»), вспоминала былые деньки с Хэнком и Уорреном («А помните, как Джин Грей бросил тот парень с псориазом? Он её ещё фригидной назвал. А она потом пришла домой вся в слезах и врезалась в нас со Скоттом в гостиной? Смотрите, на стене до сих пор отметина!») и тыкала своими сиськами Скотту в лицо при каждой удобной возможности («Дорогой, скажи, у меня что, сыпь? Очень бледная, плохо видно — посмотри поближе»).

А Скотт, дубина, только мямлит, заикается и сбегает от неё возиться с Блэкбёрд или своими мотоциклами, в то время как Эмма медовым голоском напоминает мне, что он, наверное, так любит технику только потому, «что мужчине нужно чувствовать под собой что-то, что отзывается на его усилия».

Итак, что же делает умная, образованная и успешная женщина слегка за тридцать, столкнувшись с чем-то, столь сильно задевающим её эго? Она предпринимает тактическое отступление на лоджию, чтобы разделить полкило клубничного мороженого с единственным в доме существом мужского пола, не впечатлённым эмминым декольте. И изо всех сил старается выкинуть из головы тот факт, что он, вообще-то кастрированный.

— Ну, хоть ты не поддаёшься на её игру, правда, мой сладкий? — говорю я биглю, который лежит рядом на диване, положив голову мне на колени и смотрит на меня и мороженое с одинаковой степенью чистого обожания. — Ты такой хороший мальчик, Дарвин. Ты эту ведьму насквозь видишь.

Выковыряв из банки ещё кусок мороженого, скармливаю его собаке:

— Ты ведь знаешь, какая она на самом деле, да? Знаешь, что если со мной что-то вдруг случится, она захапает Скотта, как боа констриктор маленького крольчонка. Сучка. Ждёт не дождётся, чтоб завлечь его в свои сети. И знаешь, что это будет значить для тебя? В двух словах: злая мачеха. Думаешь, она будет покупать тебе сырные чипсы? Да она скорее сама их съест у тебя перед носом и ни одним не поделится. А перед этим она отберёт у тебя все твои игрушки — чисто из вредности. Представь себе Круэллу де Виль из «101 Далматинца». Только с биглями.

— Дженни, что с тобой? Ты чего бедному кабысдоху такую херню вкручиваешь? — возмущается Логан, пробираясь в комнату. — Хочешь, чтоб у него кошмары были? Ничё с тобой не случится. И с ним тоже ничё не сделается.

— Я пытаюсь научить его не доверять кое-каким конкретным телепатам, — отвечаю я Логану. Тот усаживается в кресло напротив. — Объясняю, что существуют злобные люди, которые только и ждут, чтобы умыкнуть что-то, что им не принадлежит.

Он одаривает меня понимающим взглядом:

— Угум. Всё бесишься из-за сучки Фрост, да?

— Она и Скотт раньше были вместе, — угрюмо отвечаю я. — И она бы очень хотела заполучить его обратно.

Логан закатывает глаза:

— Хули они вообще делали вместе-то? Раскладывали кухонные принадлежности в алфавитном порядке? Расчёсывали травинки на газоне, чтоб в одну сторону смотрели?

— Нет, — сухо отвечаю я. — Они были постоянно заняты совсем другим. Занимались сексом по всему дому. Очень громко. Ты понятия не имеешь, что это за ужасное чувство — слушать, как кто-то, кто тебе нравится, занимается этим с кем-то, кого ты на дух не переносишь. Ночь за ночью.

— Могу представить, — горько говорит Логан, потирая ухо. — Уж поверь.

— Но больше всего меня убивает то, что она даже не ценит Скотта, не принимает его таким, какой он есть, — продолжаю я. — Она не понимает, насколько он милый, и чувствительный, и…

— А давай мы не будем, пожалуйста, обсуждать все чудесные качества Капитана Молокососа? — перебивает меня Логан. — То, что у меня есть регенерация, совсем не означает, что я не могу блевануть.

— Извини, — хмуро отвечаю я.

— Это совсем на тебя не похоже, Рыжая, — говорит Логан.

— Ещё как похоже. Ты просто не видел завистливую и опасную сторону моего характера. Эмма вытаскивает её наружу. И что именно мужики находят в большой груди такого интересного?

— Ты из мухи слона раздуваешь, Рыжая, — говорит Логан. — Во-первых. Если бы пацан тащился по сиськам, он бы с тобой не жил. Во-вторых… Оу! — затыкается он, когда проплывшая через всю комнату книга с размаху шваркает его по голове.

— Не. Успокоил, — отвечаю сквозь зубы, возвращаясь к выковыриванию мороженого.

— Дженни, да этот пацан у тебя по струнке ходит, — бормочет Логан, потирая затылок. — Он ни в жизнь тебя не бросит. Но, дорогая! Он же по жизни — злобный хер, а ты заслуживаешь парня куда как получше. Просто сбрось его обратно в бассейн-лягушатник, к грудничкам и найди себе настоящего мужика, — он изо всех сил старается придать себе обаятельный вид.

— Увы, Логан, — закатываю я глаза. — Курт нынче в отъезде…

Дверь лоджии с грохотом распахивается, не давая мне договорить.

— Это, — шипит Эмма, врываясь в комнату, сопровождаемая Скоттом, — уже слишком.

Ну вот, вспомни о боа констрикторе.

— У нас тут небольшая проблема возникла, — обращается ко мне Скотт. — Дарвин случайно не сбегал от тебя сегодня утром? Он мог бродить где-то на втором этаже?

Пожимаю плечами:

— Может быть. Они с Чарльзом играли, а потом он спустился ко мне в лабораторию. А между одним и другим что он делал, я не знаю.

Эмма смотрит на собаку и в её взгляде столько яда, что Дарвин, при виде Скотта тут же включивший турбо-режим виляния хвостом, резко этот хвост поджимает и прячет нос у меня под локтём.

— Очевидно, — холодно говорит Эмма, — он забрался, куда не следовало. И уничтожил кое-что, принадлежащее мне.

Она машет в мою сторону каким-то влажным куском красного не-пойми-чего.

— Дарвин съел что-то твоё? — догадываюсь я, пытаясь изобразить сожаление.

— Мой бюстье! — рявкает Эмма. — Тот самый, который тебе так нравится, милый, — добавляет она, обернувшись к Скотту.

Тот взволнованно мнётся. Логан хихикает.

Ах да, разумеется, бюстье. Красный кожаный бюстье, который Эмма, обычно носящая белое, с важным видом таскала на себе вчера целый день. У неё тогда ещё обнаружились серьёзные проблемы с внутренним ухом — раз за разом теряла равновесие и падала Скотту на руки (грудью вперёд). А тот, как всегда джентльмен, раз за разом её ловил, вместо того, чтобы увернуться и позволить ей шмякнуться на пол. Ну как же я могла такое забыть?

— Да сколько ущерба может нанести один маленький бигль? — спрашиваю я. — Ничего серьёзного.

— Да ты только посмотри! — кричит Эмма, пихая Скотту в руки обслюнявленный кусок изжёванной кожи. Тот отшатывается и пытается смотреть в сторону. — Он его на куски порвал! Теперь не надеть!

— Ну, возможно и раньше надевать не стоило, — говорю я. — Хотя бы из-за того, что он тебе маловат размера на четыре.

— Наверное, твой размерчик по ошибке купила, — рявкает Эмма.

Скотт награждает меня умоляющим взором, с которым только дарвиновский может посоперничать:

— Если ты купишь новый и вышлешь нам чек, мы с радостью его оплатим, Эмма, — успокаивающе бормочет он. — Нам так жаль, что Дарвин полез к твоим вещам.

— Она, наверное, опять свою дверь не закрыла. И одежду разбросала где попало — она постоянно ноет, что к ней тут не приставлена персональная горничная, — мило улыбаюсь Эмме. — Помнится, Скотт жаловался, что ты жуткая неряха. Он этого терпеть не мог.

— Правда, милочка? — холодно отвечает она. — Забавно, а когда он со мной говорит, то тебя никогда не упоминает. Как будто тебя и вовсе не существует.

— Эмма, — нервно перебивает её Скотт. — Эмма, у Дарвина была дурная привычка жевать кожаные вещи, когда он был щенком. Он съел у Логана ремень, погрыз несколько Джининых туфель и один из моих костюмов. Мы думали, он это перерос, но, очевидно, не до конца. Мы будем внимательней за ним присматривать, но тебе и правда нужно закрывать дверь.

— Что ж, могу понять, почему Джин было так сложно угнаться за щенком, — уступает Эмма. — Божечки мои, в её возрасте подвижность уже не та, что прежде. Только глянь, как она пожирает мороженое — для профилактики остеопороза. Женщина помоложе так бы не смогла — сразу бы всё в бёдра ушло.

Я слышала про какой-то фильм про заключенных в тюрьме, где кто-то убил человека ложкой. Интересно, её там в глаз втыкали, или в сонную артерию?

У Скотта опять этот взгляд «о, у меня мигрень начинается», так что я с трудом сглатываю и пытаюсь вести себя, как взрослый человек:

— Думаю, ты легко найдёшь себе новый такой же, — ободряюще говорю я Эмме. — Мы можем отвезти тебя в город, найти там проститутку и спросить, где она закупается. Или можешь просто уточнить у людей, которые продали тебе твою грудь.

— Джин… — начинает Скотт.

— Хочешь, познакомлю тебя со своим доктором, Джин? — сладеньким голоском спрашивает Эмма. — Возможно, он сможет тебе помочь. — Она награждает мою грудь презрительным взглядом. — Возможно, даже скидку сделает. Из жалости.

— Эмма…

— С удовольствием побеседую с твоим доктором, — отвечаю я сквозь сжатые зубы. — Можешь даже послушать, специально для тебя мы будем говорить короткими и простыми словами, чтобы кое-кто, едва сдавший биологию, смог сообразить, о чём речь.

Эмма злобно смотрит на меня. Видно, что она разрывается между переходом (дальнейшим) в стерворежим и попыткой сыграть девицу в беде, благо, рядом есть кое-кто достаточно глупый, кто на это купится (Скотт). В конце концов она склоняется ко второму варианту.

— Скотт, я просто волнуюсь, что, раз этот пёс грызёт чужие вещи, однажды он может и человека укусить, — сообщает она, профессионально изображая обеспокоенность. — Только подумай, милый, он ведь может цапнуть кого-то из школьников.

В ярости я только успеваю открыть рот, чтобы защитить моего милашу-бигля, но Скотт успевает первым:

— Дарвин никогда никого не укусит, — твёрдо заявляет он. — Бывает, что он наводит беспорядок, но никогда не проявляет агрессии. Он никогда ни на кого не нападёт.

— Эм, вообще-то её он может цапнуть, — впервые вступает в разговор Логан. — Если решит, что это одна из его игрушек. Она, типа, пахнет, как пластик.

Скотт прикусывает губу. Эмма, резко развернувшись, награждает Логана уничижающим взглядом:

— Джин, держи, пожалуйста, свою дворнягу на коротком поводке, — холодно цедит она. — И своего бигля тоже.

Развернувшись на тонких как стилеты, каблуках, она выметается из комнаты.

Скотт награждает Логана тяжёлым взглядом:

— Спасибо за помощь.

— Я всё ждал, когда они сцепятся и начнут кататься по полу, царапая друг друга, — задумчиво отвечает тот. — Может, даже срывая друг с друга одежду ненароком.

— Ты — кобель, — взрывается Скотт.

— А ты — хуй, — отвечает Логан. — Поверить не могу, что они воюют за твою жопу. Я думал, совесть не позволяет Чаку внушать что-то другим людям.

— А не пойти бы тебе, Логан? — цедит Скотт сквозь сжатые зубы. — Если не ошибаюсь, как раз подошёл срок твоего ежемесячного купания. С антиблошиным шампунем.

— Кажется, Дарвину пора про-гу-лять-ся, — вмешиваюсь я.

— «Про-гу-лять-ся»? — переспрашивает Логан.

— Так пишется слово «прогуляться», — подсказывает ему Скотт.

— Да знаю я, как, блядь, оно пишется, — рявкает Логан. — Не пойму только, с чего ты его по слогам говоришь. И кабысдох не понимает, вон.

— А вот Джин нравится притворяться, что он всё понимает, — говорит Скотт. Точно так же она старается не подавать виду, что в твоём присутствии не может дышать через нос, благодаря твоей вечной нелюбви к мылу.

— Не моя вина, что рядом со мной твоя девчонка тяжело дышит, — возражает Логан. — Раз уж от тебя никакого проку.

— Милый, пожалуйста, просто возьми собаку и погуляй с ней, ладно? — прошу я Скотта. — И если его стошнит кусками Эмминого путанистого белья (ну, или если они как-то иначе выйдут наружу), пожалуйста, верни их ей с моими наилучшими пожеланиями.

Скотт вздыхает, вновь натягивает на лицо замученное выражение и покидает комнату, сопровождаемый нашим подпрыгивающим и радостно лающим фростоотвратителем.

— Милая, — говорит Логан. — Я говорил это раньше. Я скажу это вновь. Ты. Он. Почему?

— Не начинай, — морщусь я, вновь зарываясь ложкой в мороженое.

— А странно, что кабысдох снова начинает грызть кожаные вещи, как думаешь? — говорит Логан несколько минут спустя.

— Не очень-то, — отвечаю я. — Ты ведь знаешь, какой у него характер — так и тянет всё попробовать.

— А странно, что он залез именно в комнату к Барби, как думаешь?

— Дарвин, — я оборачиваюсь к Логану и награждаю его горделивым взглядом, — исключительно мудрый и чуткий пёс.

Логан смотрит в окно, где Скотт как раз пытается оттащить Дарвина от каменной статуи черепахи в саду у Ро, в то время как бигль самозабвенно её облаивает. Бедный мой малыш, черепахи его очень расстраивают.

— Угу, — хмыкает Логан. — Мудрый. Чуткий.

— Да. Именно такой, — настаиваю я. — Собаки очень тонко чувствуют людей. Ясно, как божий день — он видит, что Эмма — злобная и отвратительная. И, разумеется, он хочет выгнать её из своего дома.

— Угу.

— На самом деле то, что он погрыз её бюстье — совсем неслучайно, — говорю я. — Так он по-своему говорит: «Я желаю, чтобы ты убралась куда подальше от меня и того, что мне принадлежит, ты, шлюха».

— Н-да? — Логан скептически усмехается и постукивает себя пальцем по носу. — Нюхнув разок эту штуку, я могу поклясться, что он говорил: «Кто-то открыл фростину дверь и облил мясным соусом её кожаное что-то-там».

— Ну, это если между строк читать, — застенчиво отвечаю я. — Будешь мороженое?

Определённо, в том, чтобы быть тринадцатилетней девочкой, есть и свои плюсы.