Кот Бегемот и неделя забот (джен)

— Так вот, — сказал Остап так, как будто он не проспал восемь часов, в течение которых Бегемот изнервничался так, что съел два кулька сушек, и продолжает разговор, — квартиры с третьей по десятую, а также двенадцатая квартира — абсолютно пустые. Их Наркомпрос готовит для заселения своих руководящих сотрудников. Вещи вывезены, сделаны перепланировка и полный ремонт. Думаю, если бы кто-то нашёл во время ремонта золотые ножнички, они бы точно в этом доме не остались.

— А в одиннадцатой квартире они не могут быть? — спросил Бегемот с намёком.

— Нет, я всё проверил. Там, конечно, бардак тот ещё, но и в нём золотые ножнички бы не потерялись. Клава живёт там с раннего детства, она бы их нашла. А она ничего такого не находила, я уверен. Спрашивал… несколько раз.

— Таким образом, ножнички находятся в четырнадцатой, пятнадцатой или шестнадцатой квартирах, — заключил Бегемот. — При этом, как мне кажется, они не в четырнадцатой квартире, потому что она рядом с нами, и я бы чувствовал наличие Его вещи куда сильнее. А я его не чувствую.

— Уж две квартиры за три дня мы как-нибудь проверим, — пообещал Остап. — Где-то у нас были сушки, так?

— Где-то были, — Бегемот облизнулся. — И они были невкусные. Совсем. Вообще. Невкусные.

— То есть на завтрак у нас ничего нет?

— Ничего нет. Но есть деньги. Я их в подъезде… нашёл.

— Так уж и нашёл!

— Представь себе. Люди деньги в принципе часто теряют. Уж не тебе об этом не знать, — хмыкнул Бегемот. — И на них не написано, чьи они, поэтому вернуть их владельцу мы не сможем. Согласись, если ходить по квартирам и спрашивать, не терял ли кто деньги, сразу найдётся десяток желающих их присвоить безо всяких на то оснований.

— Соглашусь, — улыбнулся Остап. — Что ж. Давай сюда свою находку, пойду за хлебом.

Кот отдал Остапу несколько скомканных купюр. Остап оделся и вышел на улицу.

На улице было холодно, светило яркое солнце, подсвечивало ещё белый и пушистый снег, отчего он искрился. Дворник в тяжёлом синем тулупе и белом фартуке, щурясь от яркого солнца, подметал этот пушистый снег с тротуара, собирая его в не очень-то красивые кучки. Проехал, дребезжа, фургон с надписью «Молоко» на борту, шумно пробежала толпа мальчишек лет семи-восьми по каким-то своим мальчишечьим делам, деловито пронёсся почтальон в форме и с портфелем.

«И я мог бы жить этой мирной жизнью, — печально подумал Остап, — но помогаю дьявольским котам». Он впервые за эти дни знакомства с Бегемотом употребил такое слово по отношению к нему, и Остапу вдруг стало страшно. В Бога и его, так сказать, оппонента он всегда верил, хотя и не демонстрировал никому эту веру, но и подумать не мог, что столкнётся с этим миром лично и в живом состоянии. Ему очень захотелось поговорить об этом, спросить совет или получить сочувствие, но никакого подходящего собеседника ни рядом, ни где-либо ещё у него не было. У Остапа снова разболелось горло, и он подумал, что можно взять эти найденные чёртовым котом деньги, пойти на вокзал, купить на них билет да вот хотя бы в Коломну и сбежать. Сбежать и начать тихую спокойную жизнь скучного управдома (почему-то Остап видел себя именно управдомом, хотя никогда ничем не управлял и в обычных домах с квартирами почти не жил).

В таких размышлениях он и дошёл до продовольственного магазина с той самой продавщицей, которая пыталась выгнать Бегемота «вонючим веником».

— Кило сосисок, — пробормотал он, продолжая думать о том, что, возможно, всё же лучше вместо покупки сосисок уехать в Коломну.

— А денег-то у тебя хватит? — спросила его продавщица. Остап, поразившись уровню настигшего его хамства, отличающегося от фонового, поднял голову и столкнулся взглядом с… мадам Грицацуевой.

Он не смог вспомнить, как её зовут, и от этого испытал острый укол стыда.

— Здравствуй, Курочка! — неловко улыбнулся он ей.

— Ну, здравствуй… Петушок, — злобно буркнула она. — Уже и не надеялась, что когда-нибудь свидимся. А вот поди ж ты!

— Москва — это большая деревня, — сказал Остап.

— Да уж, — мадам Грицацуева швырнула на весы сосиски. — Кило.

— Врёшь же, — хмыкнул Остап. — В лучшем случае там семьсот пятьдесят.

— Вру, — согласилась она. — А ты милицию позови! Заодно объяснишь им, откуда у тебя пальто Александра Петровича, который сейчас в больнице.

— А я его племянник. Двоюродный.

— Двоюродный племянник — это как?

— Это как родной. Только двоюродный. И ещё хлеба дай. Вон того, ржаного.

Мадам Грицацуева тяжко вздохнула, словно жалея, что при продаже хлеба обвес покупателя пока невозможен.

— Что-то ещё, — голосом самой уставшей советской продавщицы поинтересовалась она без всякой вопросительной интонации.

Остап подумал, что можно чем-то порадовать кота, но, столкнувшись с испепеляющим взглядом мадам Грицацуевой, он отмёл эту мысль. Этот кот умел сам себя радовать. И слава… в общем, кому-нибудь за это слава.

— Нет, спасибо, Курочка моя.

— Всегда пожалуйста, Петушок ты мой, недоделанный.

Остап не стал продолжать перепалку и покинул негостеприимный магазин, чтобы вернуться к дьявольскому коту.

— Шестьсот тридцать восемь граммов сосисок и ржаной хлеб? — разочарованно протянул Бегемот. — И это всё, на что хватило найденных мною денег? Я бы на эту сумму так развернулся! Так развернулся! Если бы не лапки, конечно, — добавил он, — и я…

— Хватит болтать попусту! — перебил Бегемота Остап. — Сегодня по-быстрому обыскиваем две квартиры, и наши пути разойдутся.

— Конечно-конечно, Остапушка! Разойдутся, ещё как разойдутся! — быстро заверил Остапа Бегемот.

* * *

Остап и Бегемот стояли напротив квартиры номер пятнадцать. Остап поднял руку, чтобы постучать в дверь, но почувствовал, что кот жмётся к его ногам и даже как будто дрожит. Остап взглянул на него и увидел, что его уши плотно прижаты к голове, а хвост зажат между задних лап.

— Что происходит? — строго спросил Остап.

— Остапушка, солнышко, давай ты один туда пойдёшь, а? Мне что-то нехорошо. Сильно нехорошо… — кот сделал пару шагов от квартиры, его лапы подогнулись, и он рухнул на бок.

Остап взял кота на руки, удивившись тому, насколько тот тяжёлый, отнёс его в квартиру номер тринадцать и налил ему воды в блюдце. Кот жадно вылакал воду.

— Рассказывай, — приказал Остап.

— Да что рассказывать-то? — слабым голосом отозвался кот. — Там живёт кто-то, имеющий отношение к… той стороне.

— Как это?

— Что непонятного?! — возмутился Бегемот. — Я представляю одну сторону, а тот, из пятнадцатой квартиры, — другую!

— Ангел что ли? — еле слышно спросил Остап.

— Сам ты ангел! — фыркнул кот. — Нет, не ангел, — уже спокойнее добавил он, — но кто-то, занимающий довольно высокое место в тамошней иерархии. Намного выше меня в моей иерархии. И он сейчас дома, поэтому мне так и сплохело. И ещё именно поэтому я не могу точно определить, где находятся ножнички. Он меня сбивает.

— И я могу с ним поговорить?

— Зачем тебе с ним говорить?

— Спросить про ножнички.

— Остапушка, ты идиот.

— Почему это?

— У него дома не может быть наших ножничек! Не может болельщик «Динамо» болеть за «Локомотив»! Ну никак, понимаешь?!

— Понимаю, что тут непонятного. Кстати, мне Клава сказала, что хозяин квартиры номер пятнадцать работает в конструкторском бюро. Самолёты мастерит или вроде того…

— Наверное, хочет, чтобы все желающие могли к ним попасть. Живьём и физически! — съязвил Бегемот.

— Ты сейчас серьёзно?! — поразился Остап.

— Всё-таки, Остапушка, ты идиот. И тебе ещё предстоит научиться твёрдо отличать физику от метафизики.

— Ещё пять дней назад я думал, что уж ты-то точно относишься к метафизике, — сказал Остап, — но ты физически сожрал все сушки в доме!

— Со мной такое регулярно случается, — Бегемот встал и помотал головой. — Фу, ну вроде оклемался.

— Может, мне к нему пойти и спросить, где находятся ножнички? Он наверняка тоже их чувствует!

— О, ещё как чувствует! Но помогать он нам не станет. У нас — у всех — есть договор. Смертных просить о помощи можно, а вот друг другу помогать — нет. Иначе произойдёт нарушение вселенского баланса, понимаешь?

— Не очень, — признался Остап, — но я тебе верю. У тебя явно опыта больше во всех этих потусторонних делах.

— Опыта больше, это да, и он, заметь, не весь положительный, — пробормотал Бегемот и с наигранной весёлостью добавил: — Дождёмся, когда этот конструктор вместе со своими помехами куда-нибудь уйдёт, и пойдём в шестнадцатую квартиру за ножничками! Других вариантов у нас, как я вижу, не осталось.

Ждать ухода конструктора пришлось до следующего утра. За это время Остап навёл порядок в квартире товарища Зорькина, собрал лишнюю еду, повесил одежду, которой он пользовался, на её прежние места, сходил попрощаться к Клавдии Николаевне (прощание затянулось на четыре часа).

Операция была почти закончена, и Остап почти об этом жалел.