aftermath / последствия (джен)

Драко Малфой, Пожиратель Смерти, сын Люциуса Малфоя и племянник печально-известной Беллатрисы Лейстрендж, возвращается в Хогвартс в восьмой раз.

Драко Малфой скрывается от пристальных взглядов и убегает от тихих перешептываний и громких обсуждений. «Ты имел какое-то отношение ко всему происходившему? Как много людей погибло от твоей руки? Ты когда-нибудь убивал, Малфой, или только подобострастно смотрел на Темного Лорда и кланялся этому змеемордому чудовищу в ноги? А может, ты не мог сделать даже этого? От страха». Он хотел спрятаться. Но где? В замке он каждую секунду чувствовал на себе чей-то взгляд, выражавший презрение и ненависть. Выручай-комната? Снова нет. Ведь Малфой скрывался от воспоминаний, что были похоронены именно там. В пепле.

Драко Малфой прячется в туалете Плаксы Миртл от звона в ушах и картинок, всплывающих в голове. Она, по крайней мере, всегда была его источником утешения, когда он нуждался в этом. Только она не доставала его, в отличие от всех остальных. И — смешно подумать — в этом заброшенном туалете он нашел для себя оплот тишины и спокойствия.

Гермиона Грейнджер, самая умная ведьма своего времени, страдает от посттравматического расстройства. Гермиона Грейнджер изнывает от боли и забивается в кабинку туалета для девочек на втором этаже.

Гермиона Грейнджер — староста. Она приходит на завтрак и видит младшекурсников, весело болтающих о всякой чепухе. Конечно, они ведь не знают, что здесь происходило. Маленький плевок кетчупа на тарелку, растекающийся по поверхности, словно кровь — и перед глазами уже не Главный зал, а тела, лежащие на полу аккуратной линией, слепыми, пронизывающими глазами смотрящие на нее — и она должна быть как можно дальше отсюда, должна бежать.

Драко Малфой скрывается от себя и от мира в женской туалетной комнате на втором этаже, когда входная дверь резко ударяется о стену. Он слышит безумное, сбивающееся дыхание вперемешку со слезами, глухой звук и щелчок замка рядом.

Драко Малфой сдерживает собственные рыдания, чтобы его никто не обнаружил. Драко Малфой помнит, как его застигли в этой же комнате, кричащего в пустоту. Драко Малфой всё ещё надеется, что появится Снейп и исправит всё, как в прошлый раз.

Плакса Миртл, которой никогда не нравилась Гермиона Грейнджер (в отличие от Драко Малфоя), увлечена тем, чтобы избавиться от нее. Плакса Миртл спрашивает, что она делает в ее ванной и почему приходит именно сюда. Плакса Миртл — единственная, кто понимает её. Призрак, которого не приняли нигде…

* * *

— Почему ты всегда приходишь именно в мой туалет? Тебя не волнует, что я умерла, — стенала Миртл.

— Мне жаль, — задушенный голос, который Драко узнал сразу — он слышал его раньше и гнал от себя эти воспоминания. Он не заходил в ту гостиную с тех пор, как пал Тёмный Лорд. И не собирался появляться там вновь.

—Да, конечно, — зло пропищала Миртл. — Я помню, как ты пришла сюда не так давно с тем невоспитанным мальчишкой, и вы даже не соизволили поздороваться.

Эхо рыданий Грейнджер отражалось от стен. Но через несколько секунд они затихли.

— Он помог мне. И мы смогли у-уничтожить того, кто сделал это с тобой.

Драко дернулся. Было слишком неприятно осознавать, что здесь, в его единственном убежище, был кто-то, кто оживлял его демонов. Особенно бесило то, что этим кем-то была Грейнджер. Но в тоже время она приводила его в замешательство, явно будучи в истерике, пытаясь успокоить приведение, которое всегда ее не любило.

Миртл поколебалась мгновение:

— Но это не делает меня менее мертвой.

— Они все… Их нет, — выдавила Грейнджер и заплакала снова.

Её рыдания отбрасывали Драко назад: в то место, в ту ночь. В ужасающее чувство того, что её жизнь в его руках. Осознание того, что она определённо должна была быть убита на его глазах. В ту пытку, которую он испытал от рук Тёмного Лорда, когда этого не случилось.

Драко никогда особо не волновался о Грейнджер. Но он бы хотел, чтобы одной смертью от его рук стало меньше. Меньше на одного неспасённого человека, меньше на одну ошибку. Этого было бы достаточно.

Он скользнул к выходу так тихо, как только мог, надеясь, что эхо рыданий девушки заглушит другие звуки, но она задержала дыхание, и он ругнулся. «Почему я не использовал Силенцио…?»

— Кт-кто здесь?

И вместо того, чтобы дождаться ответа, Гермиона выглянула из-за одной из дверей, демонстрируя красные глаза и лицо в пятнах.

— …Малфой?

Дерзкий взгляд. И решение, что лучше будет убраться отсюда. Драко был не в настроении находиться в этом месте, да и вообще находиться с ней рядом.

Он повернулся и направился к двери, но её голос буквально пригвоздил его к полу:

— Ты следил за мной?

Он крутанулся обратно.

— Следить за тобой? Ты больная?

— Хорошо. Тогда почему ты ещё здесь?

— Я был здесь первым.

Взгляд блуждал по его лицу: по глазам, вероятно, таким же красным, вероятно, с такими же тёмными мешками, вероятно, такому же бледному лицу. Прошло несколько мгновений, прежде чем она смогла произнести хоть что-то.

— Оу.

— Оу, — передразнил Малфой, хотя на самом деле в нём не было ни капли сарказма.

И когда Драко шёл к двери, её глаза сверлили его затылок, пока он не скрылся в темноте коридора.

* * *

Недели шли, но все уже было не так. Когда мир рушится, то же самое происходит и со временем — различия между часом и месяцем так незначительны, когда их отсчет ведут твои демоны.

Хотя Гермиона никогда не призналась бы себе в этом, но она искала оправдания тому, что раз за разом проходила мимо туалета на втором этаже. Каждый раз поднимаясь или спускаясь из гостиной Гриффиндора. И иногда, когда ей нужно было воспользоваться ванной комнатой, она специально шла туда. Но Малфоя больше там не видела. И подозревала, что не увидит.

Маневрируя по знакомым коридорам и, стрельнув глазами в сторону Большого зала, проходя мимо, Грейнджер шла по направлению к своей цели. Впереди показался портрет с грушами, и, пощекотав их, Гермиона схватилась за появившуюся ручку, а затем толкнула возникшую перед ней дверь.

В последнее время она ничего не ела, но все же не могла заставить себя зайти в Большой зал. Она почти ничего не притрагивалась к еде в… с… ну, она сильно похудела со времен войны.

Пробравшись внутрь, Грейнджер застыла у закрытой двери, прижавший к ней спиной. Она было не одна.

Малфой сидел в стороне от входа, у стены, ковыряясь в тарелке. Они смотрели друг на друга, пока его лоб не пересекли морщины, а ноги девушки не понесли её по направлению к нему. Пока Гермиона садилась за стол напротив Драко, она взвешивала в голове все возможные варианты: остаться или уйти, так и не поев. Все в ней твердило о том, что нужно поступить правильно. Но она не ела уже… несколько дней?

Поэтому она села напротив него не потому, что хотела, а потому, что была должна и не могла уйти… отсюда.

— Меня зовут Мипси. Мисс желает что-нибудь поесть? — прямо возле Грейнджер возник домовой эльф, теребя белый передничек в длинных пальцах.

— Спасибо, Мипси, — отстранённо произнесла Гермиона и кивнула в подтверждение своих слов. Её абсолютно не волновало то, что эльфиичка может ей предложить.

Мипси вернулась с кашей, тостом с мармеладом и чашкой горячего чая.

— Спасибо.

— Пожалуйста, мисс, — ответила Мипси. — А… а мисс была другом Добби?

Гермиона поперхнулась, а её глаза широко раскрылись, стоило ей только мысленно вернуться назад, в тот день — тот день.

— Мипси сожалеет, мисс, Мипси сожалеет! Мипси — плохой эльф...

— Всё… всё хорошо, Мипси. Все — я была другом Добби. Он был очень хорошим эльфом.

Эльфийка смотрела на нее своими огромными, круглыми, влажными от набежавших слёз глазами.

— Мипси быть… быть друзьями с Добби тоже, мисс.

Гермиона кивнула перед тем, как взять огромную кружку чая обеими руками.

— Может… может Мипси задать мисс вопрос о Добби?

Она кивнула ещё раз, словно китайский болванчик.

— Как умер Добби?

Мгновение... газета перед её лицом... руки, руки... руки... нож. Грязнокровка. Нож. Грязнокровка. Нож. Круцио...

— Грейнджер.

Дыхание Гермионы остановилось, когда она пересеклась взглядом с серыми глазами, вытягивающими её из этого оцепенения.

Сердце колотилось, разгоняя кровь по венам. Она струилась в ней. Грейнджер чувствовала её на своей руке, хотя и знала, что этого не может быть. Чувствовала, как она стекает вниз на запястье…

— Мипси сожалеет о своем вопросе. Мипси очень жаль...

— Нет, — выдавила Гермиона, поражаясь, насколько задушено звучал её голос. — Нет, — более твёрдо сказала она. — Всё хорошо, Мипси. Добби умер… Добби...

— Добби умер, спасая мисс Гермиону, Гарри Поттера и их друзей.

Гермиона кинула взгляд через стол, но Малфой старался не встречаться с ней глазами, внезапно проявив огромное внимание к своему завтраку, выглядевшему так же пресно и безвкусно, как и её.

— Мипси… очень гордится Добби, — произнесла эльфийка сквозь слёзы. — Спасибо вам, мисс и сэр. Пожалуйста позовите Мипси, если вам что-нибудь понадобится, — и она вернулась к своей работе.

Минуты шли — а может быть, и часы — а может быть, и месяцы — пока Грейнджер изучала Драко. Он вел себя как-то не так, держался по-другому. И она поняла, что должна, но не может винить его в чем-либо.

Должно быть, он почувствовал тяжесть её взгляда на себе, потому что стрельнул глазами вверх, а она вздрогнула, будучи пойманной.

— Что-то интересное, Грейнджер?

Гермиона колебалась.

— Почему ты?..

Он молчал. Молчал так долго, что она решила, что он так и не заговорит. Но он заговорил.

— Ты не единственная, кто не может забыть тот день, Грейнджер.

Они ели в тишине, и Гермиона удивлялась, как много война изменила в нем. И она знала, что это изменило и её.

* * *

— Грейнджер, ты должна сделать это наконец.

— Нет, не буду, — упорствовала она. — Я делаю это магией, ты же знаешь.

— Да, но ты серьезно собираешься доставать свою палочку каждый раз, когда захочешь сделать себе тост?

Они сидели на обеде — на кухне, конечно, — и грызлись, что уже вошло в привычку. Они неловко «натыкались» друг на друга в течении нескольких недель. И так как ни один не был готов вернуться к обедам в Большом зале — не после того, что они увидели там в конце прошлого года, — они заключили негласное соглашение о том, что будут просто обедать на кухне вместе.

Но это стало чем-то большим.

Драко не хотел изливать свою душу и говорить о том, что он переживал — о том, через что он прошел, — кому-либо; но с Грейнджер он и не должен был. Она уже знала.

И несмотря на то, что кто-то видел его в самом худшем виде, что далеко не льстило… ему было комфортно. Не то, чтобы с Грейнджер было… удобно. Но это было терпимо, и он «терпел» ее трижды в день. Большинство дней.

Иногда больше…

Драко вынырнул из своих мыслей, когда Грейнджер подняла свою палочку с призрачной ухмылкой, будто пытаясь доказать свою точку зрения.

— Просто смотри.

Она подняла свою палочку и разрезала булочку пополам, намазала её маслом. Он вздохнул.

— Грейнджер… это просто отвратительно.

— Я знаю… Это просто... это сложно. Это действительно очень тяжело, Драко. Я просто… каждый раз, это возвращает меня обратно...

— В ту ночь, — закончил он за неё.

Гермиона кивнула. Он задумался.

— Тебя пугает, когда я держу нож? — спросил он, беря хлеб в одну руку, а нож в другую.

— …Нет.

— Тогда почему ты так боишься взять его сама?

— Я…

— Ты накручиваешь себя, — он говорил прямо, не собираясь ничего приукрашивать, оставляя ее наедине с правдой. — Ты поддалась, Грейнджер. Но ты не слабая. Возьми нож.

Она колебалась. Глаза раскрывались шире…

— Встреться лицом со своими демонами, Грейнджер. Возьми нож.

Прошла минута — или несколько сотен, или ни одной — прежде чем она протянула руку и, не касаясь ручки, обхватила пальцами его пальцы.

А потом усмехнулась самой широкой улыбкой, какую он видел у неё с тех пор как… хорошо… за очень долго время. Она торжествовала, а после выхватила нож и хлеб, чтобы намазать его маслом.

Потом она вернула ему булочку, а нож оставила себе.

А Драко смотрел на хлеб в её руке, не зная, что сказать или как выразить свои мысли.

— Ты дерьмово делаешь тосты, Грейнджер.

* * *

Коридор был пуст. И это было единственным, что радовало Гермиону в данный момент.

— Я не пойду туда, Грейнджер, — сдавленно, почти прошептал Драко, когда понял куда она его привела, и попятился в сторону лестницы, потянув ее за собой.

— А как же «Встреться лицом со своими демонами», — передразнила Гермиона. Прошла неделя с тех пор, как он заставил ее смотреть на нож без паники, и она чувствовала, что должна отплатить ему тем же. Может быть, просто понимание того, что он находится в коридоре седьмого этажа, в конечном счете поможет ему ожить.

— Это, — произнес он, отчаянно стремясь обратно к лестнице на шестой этаж, — это не помогает.

— Драко...

— Пошла ты, — он оттолкнул её руки прочь.

— Драко…

И она поняла, насколько это была плохая идея. Но она только хотела помочь ему, как он помог ей…

— Все хорошо. Мне жаль. Я… мы совершенно не обязаны идти туда.

Драко глубоко дышал, судорожно вдыхая воздух и смотря куда угодно, но не на неё, сжимая и разжимая кулаки. Понимая, что с ним происходит, Грейнджер сделала шаг вперед и осторожно обняла.

Малфой оцепенел от её прикосновений, не желая отвечать на это объятие, а она продолжала хвататься за него. Она обнимала его, и обнимала, и обнимала.

— Отойди от меня, Грейнджер, — задушенно произнёс он наконец, по-прежнему не смотря на неё.

А она обнимала его.

— Я сказал: «Отойди от меня», Гермиона!

— Драко… это не твоя вина.

Малфой, если это вообще было возможно, оцепенел еще сильнее, прежде чем сломаться, сломаться в её объятиях, поняв, что просто должен быть здесь.

— Ш-ш… это не твоя вина...

— Это моя. Гребанная. Вина, — с трудом выдавил он. — Крэб умер! Это моя вина, что он был там!

А она просто обнимала его.

* * *

Шли месяцы.

И они знали это. Месяцы проходили, и они чувствовали, что время снова шло. Драко был не уверен только в том, что сможет сделать это.

— Ты уверена? — он повернулся к ней. Она стояла прямо за ним, смотря на двери впереди.

— Нет, — кинула Гермиона перед тем, как приоткрыть дверь и проскользнуть внутрь.

Большой зал был таким и не таким, каким он его запомнил. Здесь не было крови, что было несомненным плюсом. И все окна были отремонтированы. Тоже плюс.

Малфой бросил взгляд на девушку рядом с ним. Она смотрела прямо перед собой, и Драко знал, что она вспоминает о том, как Дамблдор сидел на высоком кресле в середине главного стола и напевал о чешущихся коленях и учебе. Он вздохнул.

— Ты как?

— Не уверена. А ты? — наконец она встретилась с ним взглядом.

— Тоже, — он мог видеть её глаза. И её «всё хорошо» отражалось в их глубине.

Они сели с рядом с Полумной Лавгуд — и это было само по себе подвигом, ведь он до сих пор не мог спокойно смотреть на неё, не вспоминая о том, как долго она находилась в подвале его дома в заложниках его семьи, — за столом Когтеврана. Он не понимал, как она вообще смотреть на него может. Лавгуд была одной из наименее осуждающих людей, которых знала Гермиона, и для Драко этого было достаточно.

Лунатичка — Луна, поправил он себя, вспоминая её глаза, когда последний раз видел её в подвале собственного дома, — смотрела на них, склонив голову набок.

— Вы выглядите по-другому.

— Правда? — с полуулыбкой спросила Грейнджер.

— Да. По-другому хорошо.

А Драко смотрел, как Гермиона протягивает руку за ножом и намазывает маслом тост…