Шаг назад (джен)

Жарко. Господи, как же жарко. Сейчас хотя бы маленький стаканчик воды. Боже, да что там стаканчик, он готов лакать из лужи, как бездомный пес, лишь бы вновь ощутить во рту ее прохладное присутствие. Тони зажмуривается, пытаясь заставить себя поверить, что вязкая, встающая комком в горле, так сильно отдающая песком и кровью слюна — это глоток той самой живительной влаги, о которой он не перестает мечтать вот уже больше суток.

Не выходит. Старк морщится от мерзкого ощущения царапающей глотку пыли и поводит плечами. Впрочем, он сразу об этом жалеет. На плечах, как и на всей спине, нет живого места. Падение со ста футов, пусть даже он и был в костюме, не прошло бесследно. Железная оболочка смогла защитить его от переломов и других серьезных травм, но не от самой себя. Везде, где при ударе об землю покореженный костюм впился своими острыми краями, теперь красовались рваные раны. Кровь под пылающим солнцем остановилась и быстро запеклась, но стоило Тони неловко пошевелиться, как она вновь начинала идти.

Чувствуя, как сукровица на одном из порезов в очередной раз лопнула, Старк закусывает губу и делает глубокий вдох через нос. Главное, не обращать внимания. Не думать. Просто продолжать двигаться. Ведь он жив. Его наверняка ищут. Он не может сдаться. Только не после того, как сумел сбежать из плена. Только не сейчас, когда у него появился шанс на спасение. Он не может умереть здесь. В этой гребанной пустыне, в тысячах миль от родного дома.

Тони сжимает правую руку в кулак и упорно шагает вперед. Прочь от чертовых гор, принесших столько боли и страданий. Прочь от ублюдков, кравших его оружие, его детище, на которое он потратил столько времени и сил. Прочь от мыслей о несчастном докторе, спасшем ему жизнь и оставшемся где-то там, в одной из мрачных сырых пещер. Прочь, прочь, прочь…

Старк старается не оглядываться, но как бы ему не хотелось обмануть самого себя, он понимает, что проделанный путь слишком мал для того, чтобы Роуди его обнаружил. Он все еще далек от базы ВВС, и найти его здесь практически нереально. Он понимает, но продолжает идти. Потому что иначе ему из этого дерьма не выбраться. А он еще должен разобраться со всеми, кто причастен к произошедшему. Потому что не могли новейшие разработки «Старк Индастриз» появиться из воздуха. Только не здесь.

Пустыня безмолвствует. Тони давно уже не слышал подобной тишины. Кажется, жизнь здесь замерла. Словно Вселенная, ее энергия, ее нескончаемое движение вдруг перестали существовать. И это пугает. У Старка дрожат пальцы и бешено бьется сердце. Так громко, что его стук разносится на сотни миль вокруг. А может, он слышен лишь самому Тони. Он не знает.

Все, о чем он может думать, чего может желать, — это глоток воды. Нежной, сладкой, живящей, дарующей силы и бодрость. Но вокруг него сплошной песок. Мерзкий, серо-желтый, отвратительно горячий, стремящийся лишить его воли и погрести под собой.

От безысходности хочется выть.

Старк стискивает зубы, поправляет накрученную на голову рубашку, бездумно вытирает пот с лица. Ему хочется верить, что еще чуть-чуть, всего пара десятков футов и он, наконец, увидит базу. Или вертолет. Да что угодно, лишь бы не эту бесконечную равнину песка. Но ни через десять, ни через двадцать футов ничего не меняется.

Ноги начинает сводить от усталости и опаляющего их жара, которым буквально дышат здешние земли. Тони с тоской вспоминает о своей превосходной коллекции автомобилей, о только что усовершенствованном байке, даже о чертовых роликах. Сейчас он бы отдал пол своего состояния за возможность не идти пешком, а оставшуюся часть — за воду.

Старку хочется просто прилечь на несколько минут, и только осознание того, что тогда он останется здесь навсегда, помогает ему переставлять ноги. А спустя пару часов даже безграничное упрямство Тони не в силах заставить того сделать еще хотя бы шаг вперед. Он падает на колени, тут же ощущая, как плавящийся на солнце песок забивается во все дыры его порванных на лоскуты штанов. Но боль от ожогов не способна перебороть его усталость. Ему кажется, что даже если бы сейчас на горизонте вдруг возник отряд спасения, он не смог бы пошевелиться. И осознание этого заставляет его почувствовать себя жалким. Убогим. Ни на что не способным.

Ничтожным.

Господи, какой же он ничтожный.

Обессилено закрыв глаза, Тони позволяет своему телу, наконец, расслабиться и падает, едва успев выставить перед собой руки. Кожа на ладонях мгновенно краснеет, словно он засунул их под кипящую воду. Но Старк старается не думать об этом, кладя голову поверх рук и устало вздыхая. Он почти полностью отключается, когда до него доносится звук, который он меньше всего ожидает здесь услышать.

Шаги.

Кто-то уверенно двигается по направлению к лежащему на земле Старку, легко и непринужденно, будто шагает по одной из многочисленных парковых дорожек. Шансы на то, что его нашли спасатели, почти нулевые. А значит, меньше чем через минуту его расстреляют. Из его же оружия. Тони приоткрывает глаза и криво усмехается. Треснувшая нижняя губа начинает кровоточить, орошая маленькими красными каплями руки Старка. Тонкие струнки медленно текут по ним, к самому краю, откуда стремительно срываются вниз, к земле.

Раз.

Два.

Три.

Тони считает количество упавших капель, одновременно с этим отсчитывая и последние секунды своей жизни. Сил на то, чтобы поднять или хотя бы повернуть голову в сторону идущего, у него нет. Захотят увидеть его лицо — перевернут.

Шаги стихают. Подошедший замирает рядом с валяющимся на песке Старком, но не предпринимает ни единой попытки что-либо сделать. Просто стоит и смотрит. Тони неуютно. Мысленно он уже приготовился к мгновенной смерти, а вот промедление означает только одно — пытки. К которым он не готов. Только не снова. Только не после всего произошедшего. И Старк решает оказать сопротивление. Решает пойти на все, лишь бы его убили сейчас, здесь, под открытым небом, здесь, где он еще способен ощутить палящие солнечные лучи. Потому что он не готов умирать. Он не хочет умирать. Но медленно гнить в темной, холодной пещере он тоже не намерен. Лучше сдохнуть посреди безликой пустыни.

Со стоном перевернувшись, он еще успевает вспомнить о том, что развороченной спине лучше не соприкасаться с раскаленным песком, а потом происходят сразу две вещи: Тони выгибается от боли, которая мгновенно охватывает все его тело, и краем глаза замечает высокую фигуру рядом стоящего мужчины, знакомого мужчины, чье присутствие в этом богом забытом месте невозможно.

Совершенно невозможно.

Глаза слезятся, и Тони часто моргает, стараясь избавиться от мешающей влаги. С трудом разлепив веки, он судорожно всматривается в стоящего над ним человека, одновременно пытаясь убедить себя, что он бредит. Потому что этого не может быть. Его здесь не может быть. Секунды текут, но ничего не меняется. А затем мужчина открывает рот и четким, явно привыкшим отдавать команды голосом спрашивает:

— Энтони Эдвард Старк, ты так и собираешься лежать?

Тони вздрагивает и на мгновение зажмуривается. В ушах набатом раздается голос, а когда он все же открывает глаза, картина остается прежней. Над ним все так же возвышается фигура его отца. Его мертвого отца.

Говард Старк спокойно стоит над ним, словно так и должно быть, словно это не его Тони успел похоронить, оплакать, возненавидеть и вновь полюбить, словно он не умирал, словно все как раньше.

Видимо, Старку-старшему надоедает повисшее молчание, потому что он тихо вздыхает и снова, вопреки всем законам логики и здравому смыслу в целом, произносит:

— Тони, ты оглох?

Но тот продолжает молчать. Потому что знает, что стоит поддаться возникшей иллюзии, и он окончательно потеряет связь с действительностью. Зачем ему эта связь, если две минуты назад он собирался умереть, Тони старается не думать.

Однако Говард придерживается иной точки зрения. Прищуриваясь, он мгновение прицеливается, а затем довольно ощутимо бьет лежащего на земле сына в живот.

Тони скручивает от боли. Поджав под себя ноги, он зажмуривается до черных кругов перед глазами, судорожно хватая ртом воздух. Он успевает заметить поднятую для нового удара ногу и в последний момент откатывается в бок.

— Блядь, ты что..? — Тони сжимает зубы, пытаясь сдержать стон.

— О, так ты еще помнишь, как разговаривать, — усмехается Говард и, видя, что сын почти пришел в себя, спокойно добавляет, — теперь ты веришь в реальность происходящего или собираешься и дальше меня игнорировать?

— Что тебе надо? — шипит Тони сквозь зубы, чувствуя, как пульсирует от боли место удара.

— Чтоб ты не сдох, — Старк-старший смотрит на сына, и в его глазах мелькает нечто, похожее на сожаление. — Ну и по мелочам: не развалил мою компанию, нашел урода, тебя подставившего, женился, внуков наделал…

Тони кажется, что он сходит с ума. Потому что разумный человек не будет стоять посреди пустыни и смеяться над словами своего мертвого отца. Мысль о том, что он больше не валяется полутрупом, на секунду удивляет его, но тут же исчезает в потоке новой информации, обрушенной на него Говардом.

— Слушай внимательно и запоминай: все это время ты шел на юг, теперь же ты должен двигаться восточнее. Пройдешь около полутора миль, там увидишь большой холм. Твоя задача — взобраться как можно выше, чтобы тебя могли заметить с вертолета. Все ясно?

Говард требовательно смотрит на сына, а тот вдруг вспоминает, как в детстве этот же голос рассказывал ему о двигателях и платах. И Тони до рези в глазах хочется просто подойти и обнять отца. Но нельзя. И в этом нельзя гораздо больше говардского «Тони, не сейчас», чем осознания того, что на самом деле он здесь один.

Возможно, Старк-старший замечает горечь в ответном взгляде, потому как вдруг слабо улыбается и тихо произносит:

— Ты справишься, Энтони.

А затем вновь надевает на лицо маску занятого человека и требовательно добавляет:

— Ты так и будешь стоять или все же займешься делом?

И Тони понимает, что его время истекло. Он молча разворачивается и начинает уверенно ковылять в указанную сторону. Даже если он все же получил солнечный удар и теперь бредит, попытаться стоит. Терять ему уже нечего.

Он успевает пройти около четырех футов, когда снова слышит голос отца:

— Тони.

Вздрогнув от этого «Тони», он оборачивается и замирает в ожидании продолжения.

— Иногда необходимо сделать шаг назад, дабы узреть всю картину целиком.

Последние слова еще звучат в ушах Тони, когда фигура отца вдруг исчезает. Растерянный, он несколько секунд смотрит на место, где только что стоял Говард, а после решительно разворачивается и начинает двигаться.

Больше он не оглядывается.

* * *

Ему требуется не менее трех часов, чтобы достичь подножия указанного отцом холма. И еще полчаса на то, чтобы на него взобраться. Но когда спустя всего несколько секунд за спиной вдруг раздается шум от вертолетного винта, он не может сдержать ликующего вопля.

Он справился.

Он выжил.

Даже гребанная шрапнель у сердца не кажется ему такой уж большой проблемой. Он обязательно что-нибудь придумает. Главное, добраться до своей мастерской.

Главное, он может вернуться домой.

* * *

По возвращении Тони оказывается в бушующем водовороте событий и на какое-то время забывает о том, что видел в пустыне. На все расспросы Роуди и Пеппер он отшучивается и напоминает им, что удача — его второе имя. И они перестают спрашивать. А Тони старается не думать о произошедшем. Не сейчас. Он не готов вспоминать об отце. Пока не готов.

Но у судьбы оказываются свои планы на жизнь Тони Старка. Обадайя, старый добрый Обадайя, лучший друг его отца, решает взять все в свои руки. И тогда, безмолвно вопя от боли, сидя на диване в собственной гостиной, Тони неожиданно вспоминает отца и его последние слова. Шаг назад. Как иронично. Он так старался совершить прорыв, открыть нечто неизведанное, подарить миру свой собственный огонь, что забыл о том, что не все люди готовы делиться полученным. И смотря вслед уходящему с его реактором Обадайе, он дает себе слово, что выберется из этой передряги. А после надерет Стейну задницу. Потому что увиденная картина ему не нравится. А значит пора ее изменить.

Даже если для этого ему придется еще раз смотаться в ту чертову пустыню.

В конце концов, чем дальше он отойдет, тем больше увидит.

А с последствиями он разберется позже.