Oblivion: Данмер. Чужак в чужой земле (джен)

Я лежал на прохладной траве, бездумно пялясь в незнакомое небо. На душе было пусто и легко. В ушах затихал вопль Умарила, Короля-Чародея древних айлейдов, уходя в прошлое вместе с многолетней усталостью и болью от полученных в последней битве ран. Мне было хорошо.

— Знаешь, а ты… изменился.

Я лениво повернул голову на голос. Я не слышал его девятнадцать лет, но все равно узнал.

— Ваше Высочество, — уважительное обращение, которое он, как я помнил, терпеть не мог, сорвалось с губ само собой, когда я сел, встречая пришедшего.

Мартин, такой, каким я его помнил — в своей неизменной синей рясе, которую, помнится, содрали с него после долгих уговоров — сел на траву рядом, с явным удовольствием вытянув ноги.

— Нет. Уже давно нет.

— Тебе лучше знать, — первый миг какой-то шальной радости от встречи с давно потерянным другом прошёл и теперь я настороженно ждал, что будет дальше.

Мартин молчал.

Я тоже.

Какая-то часть меня тихонько сожалела, что я больше не могу, как когда-то уже было по дороге из Кватча в приорат Вейнон, рассказать, отчаянно завираясь, внимательно слушающему другу о своих приключениях. Но я молчал. О том, как растерялся, оставшись один. Как все мы растерялись… Как чуть в бешенстве не прибил Окато, решившего откупиться от меня ненужным мне титулом и комплектом дурацких парадных доспехов, которые делались для него, найденного сына Уриэля, но после его смерти спешно решено было переделать и вручить мне. Как, не выдержав вида ликующих горожан и их праздных расспросов, вернулся в Храм Повелителя Туч, где узнал, что Кэролин исчезла, и бессильно наблюдал за постепенным угасанием надежды в глазах братьев-Клинков. Как пытался заглушить пустоту вином, и, не сумев, искал смерти на Арене, покидая пропитанный кровью песок площадки лишь для того, чтобы наутро вернуться обратно — все с той же целью и все так же вдребезги пьяным. Пока не оказалось, что гладиаторы до обмороков и мокрых штанов боятся встречи с невменяемым от вина чемпионом Арены с идиотски-пафосным — а ведь тогда это казалось отличной идеей! — именем Драконье Сердце, а ловчие не успевают доставлять тварей для боев. И как убил незнакомца в черном, пришедшего вербовать меня в Темное Братство. Хотя это один из немногих поступков, которые я считаю достойными.

Молчал, как из-за всё того же вина насовершал глупостей, в числе которых — поспешная женитьба на дочери Морвейна. Нет, я совсем не жалею о том, что женился, но вот вспоминать, как так вышло… стыдно. Старик Варел, застукав меня в её постели, в ситуации, не допускающей двойного толкования, едва не оторвал мне голову, но потом всё же смягчился, порадовавшись предприимчивости любимой дочери. Но радовался он гораздо позже, а тогда нам пришлось поспешно переезжать в Скинград. И хотя я не любил жену так, как она того заслуживала, я искренне благодарен ей за терпение и за наших детей. Двое мальчишек, названные в честь наших с ней отцов. Они не будут нуждаться, я позаботился об этом, а опасные артефакты… от них я избавился. Меч Умбра, например, я, не доверив этого никому, совсем недавно вернул недовольному Клавикусу Вайлу, проигнорировав панические вопли его гончей. Я бы не хотел, чтобы кто-то повторил судьбу его прежних владельцев. Любопытно, кстати, что же разозлило его больше — то, что я так и не поддался магии меча за столько лет, оставшись самим собой, или то, что отдал его, когда сам решил, что он мне больше не нужен? Хотя, наверное, все-таки второе.

Без Императора и Джоффри — старик умер через несколько дней после победы над Дагоном, однажды утром просто не проснувшись — Орден Клинков очень быстро… стал угасать и вскоре оказался не у дел. Кризис Обливиона, в особенности последние сражения — за Бруму и в Имперском городе — забрал слишком многих, чтобы Клинки сумели быстро оправиться. Так что, когда стало окончательно ясно, что вторжение дэйдра завершилось окончательно, я покинул стены Повелителя. Просто уехал. Как позднее оказалось, навсегда. Может, я трус и предатель, но так было проще. Возглавивший Клинков имперец, приехавший, как мне сказали, из Морровинда незадолго до Кризиса… Как там его? Хасаф… Хасат⁽¹⁾… не помню. В общем, новый глава Клинков почти все время проводил в столице, занимаясь какими-то исследованиями для Окато, и я не представляю, кто координировал работу остатков ордена. Кстати, за прошедшие девятнадцать лет обо мне так и не вспомнили. Белизариус ещё при мне был отправлен в Хай Рок, а Ролианд… северянин, помнится, упоминал Седобородых и собирался поехать на родину. Оба не вернулись, а кроме них я так ни с кем и не сдружился…

В какой-то момент, после брошенных мне в лицо полных ярости и презрения слов неизвестного легионера, я даже попытался подсчитать, скольких человек успел убить за свою жизнь. И знаешь, друг мой, молчал я, в какой-то момент я сбился со счета… Я — чудовище. Убийца из Темного Братства знал, к кому шел. И тот легионер каким-то образом увидел это во мне, хотя я так и не сумел припомнить ни одной невинной жертвы среди тех, кого убил. К тому же он, сам того не зная, помог мне. Помог остановиться. Хотя бы на время.

Молчал я и о том, что после Красного Года сумел перестать пить, спасибо старому Морвейну, выдравшему меня хворостиной, как подростка, в моем же собственном доме прямо на глазах у беременной жены. Удивительно, но это отлично прочистило мне мозги — рука у нестарого, в общем-то, кузнеца до последнего оставалась тяжелой, несмотря на почти доконавшую его к тому времени болезнь, а язык резал почище бритвы. Что незадолго до его смерти перевёз жену из Скинграда обратно в Анвил, солгав, что в её положении морской воздух полезнее, к тому же в Анвиле великолепной красоты закаты. В тот самый особняк Бенируса, с которым я все же сумел разобраться, хотя это было непросто. Однако лицо альтмерки Карахил, главы анвильского отделения Гильдии Магов, когда она поздравляла меня с успешным снятием проклятия, послужило неплохой компенсацией. Ещё бы — такой плевок прямиком в альтмерский снобизм и манию величия — достичь успеха там, где она, представительница самой совершенной, по мнению самих альтмеров, расы и просто сильная опытная волшебница, потерпела поражение. Но на самом деле я просто не доверял графу Гассилдору. Старый кровосос, конечно, осторожен и неоднократно давал понять, что симпатизирует "Защитнику Сиродиила", но вампир — это вампир. Я не хотел, чтобы у кого-нибудь из моих родных в один далеко не прекрасный день выросли клыки.

О том, как однажды утром, в год гибели ставшего потентатом Окато и рождения моего второго сына, вышел из дома в Анвиле и понял, что ничего-то для меня не кончилось, когда услышал про загадочную резню в часовне Дибеллы, совсем рядом с моим домом. Как до хрипоты спорил с поймавшим меня за рукав старым пророком, до последнего отказываясь верить во вмешательство в мою судьбу Девяти богов. Снова. Как сорвался в Имперский город и всю ночь просидел в оставшемся разрушенным Храме Единого, прислонившись, как тогда, к лапе каменного дракона и перебирая воспоминания. Как на рассвете, так ни к чему не придя, спросил совета… и как неожиданно получил ответ… но не от него, Мартина, на что втайне надеялся. Не от него. Как, последовав этому совету, возродил Орден Девяти и восемь лет скитался по Сиродиилу в поисках реликвий Крестоносца, пока в столице, забыв обо всем, грызлись за власть претенденты на пустующий Драконий трон.

И, наконец, молчал о том, как через два года после узурпации трона Титом Мидом, генералом-коловианцем, захватившим власть силой, сам погиб в схватке с Умарилом Неоперённым, пережив врага всего на несколько коротких мгновений и совершенно об этом не жалея…

Но было кое-что, о чем я боялся даже молчать. Я ведь все-таки нашёл ту дверь посреди моря. И вошёл в неё. Более того, вышел обратно. Но даже самому себе я не решался признаться, что вышел из неё уже не совсем я. Или совсем не я. Принятие силы властителя дэйдра Шеогората необратимо изменило меня, как Мартина изменило — не могло не изменить — тесное соседство с аэдра Акатошем в последние минуты жизни. И сейчас, с каждой истекшей минутой нашего молчания я все отчетливее чувствовал, что мне здесь не место. И что я сам все больше не тот Ксарес Веним, каким с рождения привык себя считать. Да и не только я...

— "Анимус уйдёт во тьму. Но анимус вернётся", так ведь? — процитировал вдруг Мартин.

— Я не вернусь, — покачал я головой.

— Почему? — он казался искренне заинтересованным. — Твои рыцари ждут тебя. Неужели ты оставишь их?

— Ты ведь на самом деле знаешь ответ. Потому что вернусь не я. Не я прежний. Время меня прежнего закончилось. А новому не место во главе Ордена Девяти.

Он грустно улыбнулся.

— В свое время я тоже подумал примерно так же. И к чему это привело?

— А ты уверен, что с тобой все было бы иначе?

Мартин вздохнул:

— Нет, не уверен. Но ты еще можешь вернуться. И, если захочешь, я верну тебя в тот самый день, когда Дагон был побежден…

Воспоминания поплыли, сливаясь и перестраиваясь, становясь мутными и размытыми. И когда они снова обрели четкость, я осознал, что прожитые девятнадцать лет после Кризиса Обливиона помню, как один. Один-единственный безумно длинный год. Первый год Четвертой Эры... Ещё не упала Баар Дау, уничтожив Вивек и вызвав Красный Год, не прошли по истерзанной земле Морровинда, круша и убивая, армии Чернотопья… ещё жив и здравствует Окато, не успевший даже стать потентатом Империи, и полтора десятилетия до узурпации трона Мидом... но у меня, как и в небывшем будущем, двое детей — близнецы — и жена… точнее, теперь уже вдова, глупый титул Чемпиона Арены и возрожденный орден Рыцарей Девяти. И убитый Умарил.

— ...или в любой другой. Правда, только после Кризиса. Выбор за тобой.

Нет, друг мой. Это уже будет не моя жизнь. Наблюдать происходящее повторно, не в силах что-то изменить? Ведь изменить не дадут, я уверен... ты же и не дашь. Разве что в мелочах... А если так, то какой в этом смысл?

— Удивительно проницательные мысли для Безумного Бога, — как-то незнакомо усмехнулся вдруг Мартин.

Незнакомо... но одобрительно.

Вот, значит, как? Что ж...

— Ничего удивительного, — усмехнулся я в ответ и снова лёг на траву, уставившись на странные облака. — Безумный Бог воплощает все стороны безумия. Все до единой. А гениальность — одна из них.

Снова незнакомый смех. Точнее, знакомый, но не по моим воспоминаниям. Хотя, разумеется, тоже по моим. Теперь — по моим.

И мне больше не нужен посох в качестве вместилища сути и силы…

— Если не возражаешь, я навещу тебя на Дрожащих Островах, — произнес он.

Не Мартин. Нет. Тот, кто скрыл свою суть за его обликом. Как и я свою.

— Приходи… Я приглашаю.

Время моего пребывания здесь закончилось.

Я встал и открыл проход в своё царство, отвоёванное у прежнего Шеогората. Тот Шеогорат стал Джиггалагом, а я занял место Шеогората. И сам стал им. Стал Шеогоратом.

— Только, — оглянулся я на него, перед тем как сделать шаг. — Приходи, как Мартин. Дрожащие Острова могут не выдержать поступи Дракона Времени…

1) Хасфат Антаболис — в TES-III: Morrowind — один из информаторов Кая Косадеса, член Гильдии Бойцов в Балморе; член Совета Старейшин после событий TES-III: Morrowind, но до Кризиса Обливиона (М. Киркбрайд "Перехват переговоров о Ну-Мантии", письмо 5) и, вероятно, позднее. Возможно, это один и тот же человек, но каких-либо указаний на это нет

Вернуться к тексту