Гермиона Грейнджер против хандры (гет)

Гарри и Гермиона сидели около Черного озера под сенью огромного дуба. Как же хорошо в Хогвартсе летом! Особенно когда ты сдал все экзамены. Ласковое солнце, ни единого облачка в небе, травы, радующие глаз зеленью — что еще нужно для прогулки?

Близилось время отъезда, и это у обоих вызывало легкую грусть. Еще бы! Гарри в Лондоне ждут Дурсли — там не жизнь, а какой-то психологический триллер. Конечно, ничего криминального, но все-таки... Тяжело. Очень тяжело. Гермиона же просто переживала из-за скорого расставания. С самого детства она была замкнутой, и друзья у нее появились, по сути, только на первом курсе. К тому же теперь она все чаще задумывалась о своих чувствах к Гарри. Если для нее он просто друг, почему тогда во время квиддичных матчей она за него волнуется больше, чем за Рона, который точно просто друг? Не считать же причиной то, что Гарри Поттер на метле — это безумие во плоти! С другой стороны, многие видели ее в паре с Роном. Как и сам Рон, собственно. Совсем слепой он, что ли? Или просто упрямый как баран? А может, и то, и другое?

— Ну чем ты думал, когда решил сделать бочку во время пике? Ты забыл, что только чудом выжил после последнего падения с метлы? Гарри, ты вообще меня слышишь?

Гарри молча пожал плечами. Он смотрел куда-то вдаль и улыбался. Снова. И Гермионе это совсем не нравилось. Нет, вы не подумайте, что она не хотела, чтобы Гарри улыбался. Хотела. Но чтобы не как в последнее время — печально, задумчиво и как-то отрешенно. От этой его улыбки у Гермионы болезненно сжималось сердце, а Гарри, будто не замечая этого, смотрел в свою даль, молчал и… улыбался. В такие минуты Гермионе казалось, что он прощается с жизнью. Но эти мысли она гнала от себя с таким же упорством, с каким Пивз старался испортить жизнь Филчу.

— Гарри!

— Когда я умру, посадите на мою могилу колокольчики, ладно? Если сможете, конечно, — в голосе Гарри было столько же меланхолии, как и в его улыбке.

Ну вот. Так она и знала. И что ей теперь делать? Она, конечно, поговорит с ним сейчас, успокоит, но избавить от всех сомнений и страхов точно не сумеет. Она же не всесильна! Да, она ведьма, да, близкий друг. Но что она может сделать, если сам Гарри в себя не верит? А она вот верит. И в него, и в то, что спасение утопающего — дело рук самого утопающего. Гарри срочно нужна мотивация! Только где ее сейчас найти? В друзьях? Это вряд ли: они с Роном и так всегда рядом (ну ладно, Рон не всегда). В роди... Родителей у Гарри нет. В желании стать лучше? Да кто вообще о таком думает, когда дело доходит до банальной игры на выживание? А у Гарри с Волдемортом как раз такой случай. Послушать Дамблдора и найти мотивацию в любви? Но кто... Хотя нет. Кто мог бы полюбить Гарри, она, кажется, знала. Точнее, она знала девушку, которая недавно поняла, что влюблена в Гарри еще со второго курса. Этой девушкой была она сама. Вопрос в том, как к ней относится Гарри и не нужны ли ему очки получше. В упор же не замечает! Ну вот, аж плакать захотелось, хотя это прерогатива Чжоу, а не ее.

— Гарри...

— Что? — спросил он все так же меланхолично.

— Тебя, случаем, Гремучая Ива не пришибла?

— Да нет, — грустно усмехнулся он, — просто размышляю над своей судьбой.

— Разве смерть — это судьба? — удивилась Гермиона.

— В моем случае — да.

— Это с чего вдруг? — беззаботно спросила Гермиона, хотя прекрасно понимала, откуда у Гарри такое настроение. Кубок Огня, возродившийся Волдеморт — откуда тут взяться оптимизму?

— Я же смертник. Ты что, не понимаешь?

— Гарри Джей...

— Да я уже четырнадцать лет «Гарри Джеймс Поттер»! — Гарри вскочил на ноги. — Если ты вдруг забыла, именно поэтому за мной охотится самый сильный темный маг Британии. Да он до сих пор меня не убил только по счастливому стечению обстоятельств! Пойми же, Гермиона, мне не может вечно везти. Рано или поздно Волдеморт до меня доберется. И последнее, что я увижу в своей жизни, будет зеленая вспышка.

— Как ты мог подумать, что мы оставим тебя с ним один на один?! — теперь на ноги вскочила и Гермиона. Ее дико возмутил сам факт того, что Гарри не рассчитывает на нее и Рона.

— А ты не думала, что я те... вас к нему и близко не подпущу? — Гарри говорил так, будто Гермиона не понимала очевидного. — Если вы пойдете со мной, вы тоже умрете. А вы тут совершенно ни при чем.

— А ты при чем?!

— Видишь? — Гарри приподнял челку. — Я помечен. Как бык на скотобойне. Как заранее отработанный материал. Как… — Гарри устало прислонился к дубу.

— Ты не можешь так о себе...

— Могу, Гермиона, — Гарри не дал ей договорить, — могу и буду. Скот же имеет право мычать, когда его ведут на убой?

Для Гермионы это было уже слишком. Нет, ну правда. Хандра хандрой, но кто из них двоих тут парень, в конце-то концов? Это она может себе позволить киснуть и предаваться хандре, ожидая, что кто-нибудь придет и встряхнет ее! Она, а не Гарри! Но тут, видимо, клинический случай. Гермиона подошла, схватила Гарри за плечи и, собрав всю свою силу, впечатала его в дуб. И, не ослабляя хватки (с него станется, снова просто возьмет и уйдет!), заговорила:

— А теперь. Гарри. Джеймс. Поттер. Ты. Меня. Выслушаешь. Ясно?! — последнее слово Гермиона буквально прокричала.

Гарри ошарашенно молчал, и она расценила это как согласие. Хотя кого в этот момент волновало его согласие? Уж точно не Гермиону Джин Грейнджер!

— Если ты. Еще хоть раз. Сравнишь себя со скотом. Я из тебя. Вышибу. Весь дух. А затем хорошенько встряхну — Фред и Джордж с удовольствием мне в этом помогут, даже не сомневайся — и зашибу обратно! И можешь мне поверить: это раз и навсегда отобьет у тебя охоту думать о смерти. Ты понял?!

Такой Гермиону Гарри еще не видел. Ее щеки пылали, губы сжались в тонкую злую линию, глаза потемнели и яростно сверкали. Казалось, она была готова прямо сейчас начать вышибать из него дух. И Гарри решил не спорить. Он просто молча кивнул. И вдруг неожиданно для себя залюбовался этой новой Гермионой Грейнджер — не спокойной и рассудительной, какой она была всегда, а взбешенной и какой-то дикой.

— И заруби себе на носу: одного я тебя к нему не пущу! И Рон не пустит. И Невилл с Луной. Я даже думаю, они мне помогут в выбивании из тебя всей этой... этой... этой...

— Дури? — усмехнулся Поттер. Он всегда относился к себе и своей участи немного с сарказмом. Главное, чтобы не пострадали его друзья. И она. А он... Все равно когда-нибудь придется умирать... Днем раньше, днем позже — какая разница? Главное — вовремя.

Вместо ответа Гермиона бросилась ему на шею и разрыдалась. Гарри застыл, не зная, как реагировать. Еще никогда его подруга не была такой... эмоциональной. Даже когда на первом курсе Рон остался лежать на шахматном поле, она не плакала. Почему же сейчас она чуть ли не в истерике бьется? И что ему с этим делать? «Не стой столбом!», — Гарри вдруг вспомнился Дадли, норовящий в очередной раз врезать ему по печени. Сейчас, правда, на печень Гарри никто не покушался, но «стоять столбом» действительно пора было прекращать — так он, чего доброго, и до цитирования Снейпа дойдет, а Гермиона тем временем все глаза себе выплачет.

— Эй, ну чего ты? Ну накатывает на меня иногда, и что? Это же нормально для человека, которого уже четвертый год пытается убить страшно целеустремленный маньяк, — попробовал перевести все в шутку Гарри. Пострадать он сможет, да хоть отдраивая котлы у Снейпа! А при ней он должен быть сильным.

— Вот это-то и с-страшно! — Гермиона продолжала рыдать.

Гарри привык видеть в ней друга, всегда готового подставить плечо, восхищался ее стойкостью и спокойствием и только сейчас осознал, что она еще и девушка, которая сама нуждается в поддержке. Раньше Гермионе словно не хватало чего-то, и сейчас Гарри понял, что это девичья... мягкость, что ли… Или впечатлительность... Главное — что-то девичье. А то в некоторых ситуациях он даже не мог понять, кто в их компании настоящий мужчина — он с Роном или Гермиона.

— Ну все, все. Куда я от вас денусь? Если вы только сами меня не убьете. С вашей-то манерой перемены настроения, мисс Грейнджер!

— Кто бы говорил... — Гермиона, насупившись, шмыгнула носом.

Фух, вроде перестала плакать.

— Как же мне все это надоело... — устало проговорил Гарри. Он все еще держал Гермиону в объятьях.

Ему казалось, что, если ее отпустить, она снова разрыдается. А девичьи слезы Гарри не любил и, более того, совершенно не представлял, как себя вести с плачущими девушками. К тому же слезы Гермионы оказались для него какими-то особенно невыносимыми. Был в них, правда, и положительный момент — именно благодаря им Гарри смог увидеть эту новую, неизвестную ему Гермиону. Но поскольку плюсы на этом заканчивались, он решил не искушать судьбу и не провоцировать новый приступ девичьего плача. Да и кто вообще в здравом уме будет дразнить девушку, которая пять минут назад напоминала разъяренного книззла? А что? Прекрасное животное — умное, благородное, независимое… И в то же время такое домашнее — так бы и тиск... В общем, отпускать Гермиону категорически не хотелось. Да и сама она совершенно не сопротивлялась неуклюжим попыткам Гарри ее успокоить.

— Ты о чем? — реплика Гермионы застала Гарри врасплох, хотя пауза длилась не более пяти секунд.

— Все о том же. Его что, Дамблдор не может убить? Почему все должен делать я? Понятно, что теперь я никуда не денусь. «Кто, если не я?» — это уже мой жизненный принцип, Мерлин его побери. Ненавижу Трелони! Сама бы себе такое напророчила, и разбиралась бы тоже сама... — уже вовсю бурчал Гарри.

— Ну ладно, ладно! — рассмеялась уже окончательно успокоившаяся Гермиона. — Не бухти, пароход!

— Ага, первый в мире человек-пароход!

— А еще первый в мире человек-хандра!

— Да ну тебя!

И парочка, дурачась, побежала в сторону Черного озера. Веселый смех, ветер в лицо, развевающаяся мантия, прекрасная погода, игра в догонялки — что еще нужно для счастья в четырнадцать лет? Сейчас Волдеморт маячил где-то на задворках разума, таких далеких, что Гарри даже удивился, куда он подевался. Впрочем, сейчас это было не настолько уж и важно. Букля, которую Гарри иногда брал с собой погулять, сидела на ветке дуба и, наклонив голову набок, с умилением наблюдала за их весельем.

Гарри старался бежать помедленней — не хватало еще, чтобы Гермиона устала или ей надоело! Именно поэтому — и только поэтому! — он часто оборачивался и смотрел на нее, раскрасневшуюся от долгого бега. Прическа Гермионы растрепалась, и она опять напоминала книззла — теперь уже своей пушистостью.

— Гарри, впереди! — вдруг закричала Гермиона.

Но было поздно: Гарри, споткнувшись о какую-то корягу, почти кувырком полетел в озеро.

Гермиона подбежала, чтобы помочь ему выбраться, однако... Наверное, вы и сами догадались, что Гарри не мог упустить такого шанса и резко потянул ее на себя. Фыркая и отплевываясь, Гермиона попыталась встать. Вся мокрая, с налипшей на лицо челкой, она выглядела настолько… непривычно, что Гарри не смог сдержать смеха. И то ли его чувство юмора не осталось незамеченным, то ли Гермиона и сама, несмотря на случившееся, продолжала оставаться в игривом настроении, но, стоило Гарри подняться на ноги, она с силой толкнула его обратно. «Ну ладно, война — значит война!» — подумал Гарри и тут же сделал подсечку. И сам же Гермиону и поймал — мало ли на что она могла упасть!

Юность и безумство — вот истинный рецепт счастья! Ну и что, что можно заболеть ангиной? К фестралу все! Бултыхайся в холодной воде, пока не окоченеешь!

Промокшие до нитки, дрожащие от холода, но все равно очень довольные, Гарри и Гермиона добежали до Гремучей Ивы, отключили ее специально припрятанным для таких случаев длинным прутом и, наплевав на конспирацию, полезли в проход у основания. Уже почти год там находилось их личное убежище — апартаменты «Гремучая Ива», как они их называли. «Апартаменты», конечно, были крошечными, однако самое необходимое там было: диван (старый, обтертый со всех сторон, но все еще мягкий), несколько пледов (таких же старых, но от этого не менее теплых) и что-то вроде камина. Как? Спросите лучше Гермиону!.

Замотавшись сразу во все пледы, Гарри и Гермиона сидели у камина, прижавшись друг к другу, и дрожали. Согревающие чары, казалось, вообще не действовали. А заболеть летом, да еще и накануне отъезда — та еще радость! Видимо, таки придется идти к мадам Помфри за Бодроперцовым зельем.

Мысли о Больничном крыле снова напомнили Гарри о возрождении Волдеморта, смерти Седрика, родителях… И он опять впал в хандру. Хотя «упал» к его ситуации подходило гораздо больше. В хандру Гарри падал, как человек, уставший после долгого рабочего дня, в одежде падает на кровать.

«Ну вот, опять этот его взгляд. Ненавижу-ненавижу-ненавижу! Нет, с этим определенно надо что-то делать!» — подумала Гермиона.

— Гарри?

— Что?

— Опять задумался о плохом?

— Последнее время я не знаю, о чем мне еще думать. Я же ничего не умею. Да, я знаю чуть больше, чем любой четверокурсник в Хогвартсе... Но что — я, а что — Волдеморт? Чтобы его победить, одной жажды мести недостаточно.

— Жажды мести?

— Ну да. За родителей. За двенадцать лет, которые Сириус провел в Азкабане. За смерть Седрика. Кто знает, сколько еще людей погибнет от рук Волдеморта? И скольких из них я не смогу спасти?

— Поттер!

— Что? — медленно повернул голову Гарри.

— Ты доигрался! — несмотря на грозный голос, в глазах Гермионы плясали смешинки. И в тот же момент Гарри получил удар подушкой. За ним неминуемо последовал бы и второй, если бы Гарри не навалился на Гермиону и не спеленал ее пледом. Лишившаяся возможности двигаться (ноги Гермионы Гарри предусмотрительно прижал своими — девушки пинаться любят!), она вдруг затихла, и в этот момент их глаза встретились. Впервые за четыре года Гарри и Гермиона посмотрели друг на друга не как друзья, а как парень и девушка. И увиденное их не разочаровало.

Этим все могло и закончиться — на отношения с девушками решительность Гарри не распространялась! — если бы не Гермиона. Она, ничего не говоря, просто поцеловала его.

— Гермиона... — Гарри словно очнулся от наваждения и снова видел в ней свою школьную подругу.

— Ты хочешь спросить, что это было? — Гермиона выглядела смущенной.

— Да нет, не хочу… Что бы это ни было, это было… приятно.

— Ты серьезно? — спросила Гермиона.

— Подшучивать над девушкой в такой момент? За кого вы меня принимаете?! — деланно возмутился Поттер.

— Да ну? — такое же деланное удивление.

— Представь себе, — хохотнул Гарри. Он выглядел как кот, наевшийся сметаны.

Гермионе вдруг стало неловко. Она отвернулась и с притворным равнодушием начала смотреть на огонь в камине.

— Тебе говорили, что с таким выражением лица ты выглядишь как зануда?

— Что?! — Гермиона недобро прищурилась, от смешинок в ее глазах не осталось и следа. Она потянулась за подушкой, и в этот раз удары обещали быть совсем не шуточными.

— Гермиона, постой!

— Мне на тебя Силенцио наложить или сам заткнешься?

— Да хоть Аваду! Но дай сначала сказать.

— У тебя минута!

— Во-первых, я болван.

— Этого мог бы и не говорить, — Гермиона фыркнула.

— Во-вторых, ты меня абсолютно не так поняла.

— Да неужели?! — от негодования Гермиона даже всплеснула руками.

— В-третьих, зануда — это не ругательство.

— А что же?

— Это... Высшее проявление академичного ума, сообразительности, логики, феноменальных способностей запоминания любой информации...

Гермиона хмыкнула.

— А еще, — продолжил Гарри, — зануда — это та, кто поймет, почему ее так называют — и не обидится, потому что она знает, что Гарри Поттер никогда ее не обидит и другому в обиду не даст, потому что она его друг и, кажется, он в нее только что влюбился.

— Я это вслух сказал, да? — нервно сглотнул Гарри.

— Ага... — Гермиона уселась рядом с ним и оперлась на ладонь, ее взгляд был полон умиления. А потом медленным, мечтательным тоном Луны проговорила:

— Вот же морщерогий ты кизляк...

— А? — все такой же ошарашенный, Гарри боялся снова сказать что-нибудь не то.

— Тебя будто обухом по голове приложило.

— А, ты об этом… — только и сказал он, а про себя подумал, что проболтаться Гермионе о том, что он, кажется, в нее влюбился, оказалось страшнее, чем наблюдать возрождение Волдеморта.

А Гермиона если о чем-то и подумала, то точно не о Волдеморте. Она притянула Гарри к себе и снова поцеловала.