Марс (джен)

Солнце уже опускалось к горизонту, когда отец Браннэн запер церковь и направился к своей старенькой «ауди», припаркованной у обочины дороги. Он шёл, задумавшись о Фоме Неверующем и глядя себе под ноги, поэтому тот факт, что на капоте его машины вольготно расположился молодой мужчина, поразил его до глубины души.

― Добрый вечер, ― приветливо поздоровался отец Браннэн, совладав с секундным замешательством. ― Я могу быть вам чем-то полезен?

― Ага, ― ответил незнакомец, поднимаясь, и зачем-то оглянулся по сторонам. Отец Браннэн оглянулся тоже, но не обнаружил вокруг ничего, кроме кустов сирени, церкви, низкого заборчика и столетнего дуба. Его посетило неприятное чувство; он некстати вспомнил, что до ближайшего городка ― три с половиной километра. Но тут незнакомец широко улыбнулся и протянул руку, оказавшуюся неожиданно холодной и жёсткой.

― Меня зовут Виктор Кейстер.

― Кейстер?! Вы сказали, Кейстер? ― замер отец Браннэн, забыв отпустить его ладонь. ― Тот самый?!

Перед ним сидел величайший астронавт современности, первопроходец Марса, кавалер множества орденов, человек, чьё имя вот уже несколько месяцев не сходило с газетных полос.

― Ну да, тот самый, ― усмехнулся Кейстер. Он был точно таким, как отец Браннэн запомнил его на фотографиях: высокий, широкоскулый, голубоглазый, с пшеничного цвета волосами, связанными сзади в короткий хвостик.

― Могу я узнать, что привело вас в эти края? ― вежливо поинтересовался отец Браннэн, подумав, что, наверное, надо взять автограф.

― Ага, ― обезоруживающе улыбнулся Кейстер. ― Решил навестить родные места, смотрю: церковь…

Он вдруг осёкся и замолк.

― Продолжайте же, ― подбодрил его отец Браннэн. ― Вы увидели церковь ― и?..

Священник был молод, служил всего полгода и потому был рад каждому прихожанину. Может быть, в душе великого человека есть нечто, с чем он пришёл именно к нему? Господи Иисусе, да ведь они ровесники, вдруг вспомнил отец Браннэн. Национальный герой ― в деревенскую церквушку… Но тут же он заподозрил в себе гордыню и быстро прочитал про себя короткую молитву.

― Вы исповедь принимаете? ― вдруг буркнул астронавт, который всё это время рассматривал свои пыльные кроссовки.

Впору было оскорбиться, ибо сказано это было таким тоном, каким спрашивают, например, о приёме стеклотары, но отец Браннэн отличался весьма незлобивым характером, а потому радостно ответствовал:

― Конечно да, сын мой.

Кейстер удивлённо посмотрел на него, видимо, не привык к такому обращению, из чего молодой священник заключил, что его великий собеседник после крещения в церкви едва ли бывал.

― Вы, верно, человек не воцерковлённый? ― рискнул он.

― Не, ― помотал головой астронавт и снова замолк.

Близился вечер, дома отца Браннэна ждала чашка какао и уютное кресло, но он тут же поборол искус, ведь только что ещё одна душа решила обратиться к Господу.

― Если вы хотите, я могу отпереть церковь и исповедовать вас, ― мягко предложил он.

― Открыть? ― встрепенулся Кейстер. ― Но вы ведь только что закрыли.

― Это ничего, ― терпеливо объяснил отец Браннэн. ― В церкви есть особое помещение, где принимают исповедь, чтобы сохранить её тайну. Мне нетрудно открыть церковь снова.

― Сохранить от кого? ― удивился астронавт, показывая кругом. Священник импульсивно закусил губу, сообразив, что скрываться и вправду незачем. Впрочем, до этого он принимал исповедь всего два раза и немудрено, что вдруг растерялся.

― Так что же, вы хотели исповедоваться? ― не слишком уверенно спросил он. ― Я мог бы выслушать вас и здесь.

Кейстер снова плюхнулся на капот его автомобиля и посмотрел снизу вверх. Взгляд у него был открытым и доверчивым, и даже демократичный стиль в одежде, который отец Браннэн считал уличным и агрессивным, у него казался вполне себе милым.

― А вы выдержите? ― вдруг серьёзно спросил астронавт.

Чувствуя, что разговор затянется, отец Браннэн вытащил из кармана простые деревянные чётки и медленно стал перебирать бусины.

― Долг священника ― облегчать людские страдания с помощью веры, надежды и любви, ― заговорил он, глядя на свои тонкие пальцы, которые в жизни не поднимали ничего тяжелее книг. ― Не беспокойтесь обо мне, мистер Кейстер. Расскажите о том, что вас мучает, и я постараюсь помочь вам.

― Бог везде? ― не дожидаясь приличествующей случаю паузы, спросил тот.

Отец Браннэн слегка опешил.

― Разумеется, да, ― ответил он. ― Он вездесущ…

― Вы имеете в виду только Землю? ― уточнил астронавт.

― Нет, конечно, ― нахмурился отец Браннэн. ― Мы же знаем, что мир не ограничивается только Землёй…

― Значит, там тот же бог, что и здесь? ― не отставал Кейстер.

― Да, ― немного недоумённо ответил отец Браннэн. ― К чему вы клоните?

Кейстер прищурился.

― А почему тогда древние верили, что в чужих краях нужно молиться тамошним богам? И что их бог не сможет там жить?

― Вы говорите о язычниках, которые чудовищным образом заблуждались, не веруя в Бога истинного! ― с праведным гневом заявил отец Браннэн и сурово поджал губы, совсем как его покойный наставник.

― Но если допустить такую мысль? ― продолжал богохульствовать Кейстер. Отец Браннэн на секунду допустил, но тут же поморщился и мысленно прочитал краткую молитву о спасении души астронавта. Впрочем, он уже понял, о чём говорит его собеседник.

― Вы хотите сказать, что, будучи на Марсе, не почувствовали там божественного присутствия, как на Земле? ― спросил он.

― Именно, ― подтвердил Кейстер, неотрывно глядя на него. За этим взглядом скрывалось нечто большее, чем простое любопытство, и священник принял это со всем пылом молодого, искренне верующего сердца. Национального героя глодало изнутри что-то, что могло стать первым шагом к вере, и долгом отца Браннэна было помочь этот шаг совершить.

― Вероятно, это произошло потому, что вы находились на чужой планете, которая в силу своих условий человеку враждебна, ― предположил он. ― Говорит ли это об отсутствии там Бога? Думаю, что нет. Ведь Господь живёт прежде всего в нашей душе. Наша вера освещает нам путь, где бы он ни пролегал. Пусть даже на Марсе.

Обрадованный стройностью своей речи, отец Браннэн, который в порыве вдохновения принялся расхаживать взад-вперёд по обочине дороги, взглянул на астронавта и обнаружил, что он вовсе не впечатлён его словами.

― А отсутствие бога ― зло? ― спросил Кейстер.

― Конечно, да! ― возмутился отец Браннэн. ― Естественно! Разумеется! Не подлежит сомнению!

Кейстер, как будто решаясь, тряхнул головой и начал свой рассказ.

― Полтора года туда и полтора года обратно, вы себе такое представляете? Плюс ещё полгода там. Конечно, всё точно рассчитали, чтобы корабль не промахнулся мимо Земли и всё такое. И оснащён он был по последнему слову техники. У нас там и оранжерея имелась, чтобы кислород естественным путём… Ну, понимаете. А Стив и Мелисса…

Отец Браннэн зажмурился и обругал себя безмозглым ослом. Как он мог забыть, что из троих членов экипажа на Землю вернулся только один?! И этот человек сейчас сидел перед ним…

― Простите, ― пробормотал он.

Кейстер взглянул на него, наверное, понял, за что священник извиняется.

― В общем, Стив и Мелисса были классными, ― выдавил астронавт. ― Пока мы не опустились на Марс.

Первой мы пропустили даму, ― горько улыбаясь, рассказывал он. ― Потом был Стив, и потом ― я. Представьте себе голую, покрытую камнями равнину, только камни и песок, больше ничего. Даже в самых глухих земных пустынях не так жутко. Знаешь, что может быть оазис или проползёт какая-нибудь змея. А на Марсе даже воздух ядовит…

Но делать нечего, а человек ко всему привыкает, даже к прогулкам в скафандре. И работы у нас было невпроворот, так что мы два месяца только и делали что брали пробы, проводили анализы, бурили поверхность, фотографировали… и постепенно стали отходить всё дальше от корабля.

Километрах в двух от него была гора, и Мелисса загорелась идеей к ней съездить. Она не до конца выкинула из головы все эти россказни про пришельцев и их базы на Марсе. Её не остановило даже то, что пришельцы с Марса теперь были не пришельцами, а вовсе даже наоборот. Наконец Стив дал добро и выкатил вездеход. Дело было на рассвете… Восход на Марсе, представьте себе, выглядит иначе, чем на Земле. Он как-то нежнее, что ли. Солнце встаёт зеленовато-жёлтое, такое бледное, маленькое и больное…

― А закаты? ― машинально спросил отец Браннэн.

Астронавт вздрогнул. До этого он как будто рассказывал самому себе и только сейчас вспомнил, что не один.

― Закаты там… как раз такие, какие надо, ― с усилием произнёс он. ― Буро-кирпичного цвета. На Земле в этом смысле гамма богаче из-за воды в атмосфере.

Кейстер помолчал, собираясь с мыслями снова, и отец Браннэн пожалел, что спросил.

― Я смотрел, как они уезжают. Вездеход поднимал пыль, а кто-то из них помахал мне рукой. Я так и не спросил потом, кто…

Хорошо, что не было невесомости, она нас порядком измучила, хотя марсианское притяжение мы невзлюбили сразу. Оно такое, знаете… другое. Жёсткое, сильное, как будто Марс не хочет отпускать…

Связь прервалась через полчаса, когда Стив доложил мне, что они спускаются в какую-то расселину. Я подумал, что породы глушат сигнал, и не слишком беспокоился. Воздуха в баллонах хватало на пять часов. Через полтора я начал тревожиться, но покинуть корабль не имел права, к тому же, второго вездехода не было. Но тут Стив вышел на связь и сообщил, что возвращается.

Он втащил Мелиссу внутрь корабля, и я как-то сразу понял, что она мертва. Кукла в скафандре. Стив молчал и смотрел мимо меня. Мы сделали всё, что надо: сняли с неё скафандр, положили тело в холодильник. На всех кораблях такие есть. Особо не акцентируется внимание, но все знают, для чего. Глаза Мелиссе закрывал я. Ещё подумал, что она увидела что-то и испугалась до смерти, такие они были большие. Стив тоже был как неживой, но потом я его разговорил. Оказалось, Мелисса решила, что обязательно найдёт базу пришельцев, и полезла в расселину. Как психологи такое пропустили? Я бы вообще женщин в космос не пускал…

Вытащил он её уже мёртвую. Я, конечно, понял, что что-то он недоговаривает, но спрашивать не стал. Работа тяжёлая, опасная. Нас этому учили ― быть готовым к тому, что товарища рядом не станет. Я связался с Землёй и сообщил о смерти Мелиссы. После мы со Стивом легли спать, а проснулись от грохота.

― Холодильник, ― с чувством суеверного испуга пробормотал отец Браннэн, и чётки едва не выскользнули у него из рук.

― В чём только нас Мелисса не обвиняла, ― продолжал Кейстер свой рассказ. ― Даже в том, что наши заданием было убить её. Как будто нужно было для этого отправляться на Марс… Кричала, что она слабая женщина и не может за себя постоять, а мы убийцы и тут же её похоронили, едва она впала в кому.

Мы переждали, пока истерика не кончится. Я очень был рад, что Мел вернулась. На все мои расспросы она твердила, что не помнит, что произошло в расселине. Я сначала подумал, что теперь всё пойдёт по-прежнему, но ошибся. Мелисса стала злая, скрытная, недоверчивая, держалась от нас подальше, и я стал подозревать, что она немножко тронулась. Такое бывает. Тем более, она всерьёз полагала, что мы хотели её убить. Тогда можно было понять. Ела она теперь тоже отдельно, то есть, это мы думали, что ела, пока Стив не показал мне шкафчик, где были свалены все её таблетки и тюбики. Рацион за полторы недели. Так вот, показал он мне это всё, помертвел лицом и ушёл к ней. Потом вернулся и говорит:

― Вик, ты не поверишь, но у неё пульса нет. Я её только что за руку держал ― нету.

Я спрашиваю:

― Так что же она, мёртвая, что ли? ― потому что не поверил. Да и чёрта с два в такое поверишь. И тут в отсек вваливается Мелисса и начинает орать.

Да, кричит, я сдохла, а вы тут надо мной ржёте! Какого, мол, вы меня обратно притащили?

Я тут подхожу, беру её за руку, и тут трогал, и там, и на шее, а она только ржёт. Злобно так. И дышит как-то так… ― астронавт зябко повёл плечами. ― Не скажу, что мне прямо сразу жутко стало, всё же осознание медленно приходит…

Отец Браннэн смотрел на человека, который спокойно и устало рассказывал ему богопротивные вещи, а по спине его в этот тёплый летний вечер тёк холодный пот. Либо астронавт сошёл с ума после гибели товарищей, и теперь нёс околесицу… либо всё это было правдой.

― Я закрылся в рубке, чтобы сообщить на Землю, только так и не придумал, что сообщать. Что один из нас стал зомби? Там бы у виска покрутили. Тогда я сказал, что Стив заболел, и я беру командование на себя. И тут увидел такое, что сам подумал, что рехнулся. Потому что там, снаружи, Стив тащил на плече Мелиссу, спелёнатую капроновой верёвкой по рукам и ногам, только он был в скафандре, а она ― в жёлтой пижаме с мишками, её любимой. Но даже углерод, пыль и радиация не мешали ей извиваться и орать. А я стоял у иллюминатора и смотрел. Я даже знал, куда он её тащит ― в скважину, которую мы пробурили.

Вообще-то, это категорически запрещено. Ну, чтобы земные микробы попали на Марс. Мало ли как они мутируют. А тут целое тело. Но по сравнению с произошедшим это был такой пустяк… Стив засунул её в скважину головой вниз и заложил сверху камнями. Когда он вернулся, я ничего не сказал. Не знаю, может быть, я на его месте поступил так же. Что бы оно ни было, это уже была не наша Мелисса. Только вот он, похоже, об этом не думал. Наверное, он её всё-таки любил…

Мы с ним молчали сутками и только работали как заведённые. А однажды он мне сказал, что орала ему Мелисса, когда я ушёл. Мол, что тут никого нет и пойти ей некуда. Всё чужое, пустое и никто не поможет. И света никакого нет, поэтому она и вернулась.

Выбралась она месяца через два, наверное, как-то смогла перетереть верёвки или выскользнула и сдвинула камни. Первым её увидел я. Она ходила вокруг корабля и швыряла в обшивку камни. Марсианский ветер трепал её волосы, а ещё ей, наверное, было чертовски холодно в одной пижаме с мишками.

Стив стал совсем плох, и я боялся, что у него не выдержит сердце. А Мелисса уже не кидала камнями в корабль, она просто сидела неподалёку и смотрела на него. Я готов был её пустить, но Стив меня опередил. Он подошёл ко мне и сказал, что тащить её на Землю опаснее, чем оставлять на Марсе. Но бросить её здесь одну ― слишком бесчеловечно, и поэтому назад мне придётся лететь без него.

Плохим он оказался командиром, как только речь зашла о любви. И от этого я испугался сильнее, чем раньше. Конечно, я попробовал привязать его к койке, но он врезал мне под дых и ушёл. В следующий раз я увидел его уже там. Они стояли на куче камней, что она складывала от нечего делать, и махали мне. А я снимал их из иллюминатора. Сейчас эти снимки в секретном архиве…

Наружу я больше не выходил. Только смотрел, как они вальсируют под двумя лунами. Потом они ушли. Что им было делать около корабля? У них был целый Марс, только для них двоих.

Я улетел по расписанию и полтора года то лежал, пристёгнутый к койке, то орал все песни, какие знал. Я мечтал о том, как прилечу на Землю, пройду все экспертизы, приеду домой, наберу ванну и вскрою себе вены. Как нормальный человек. И могила моя будет здесь, на Земле.

Приземления не помню. И на вопросы я отвечать тоже не хотел, просто показал им снимки, где Мелисса в пижаме с мишками и Стив в комбинезоне стоят на Марсе. Сегодня второй день, как меня отпустили.

Астронавт грустно улыбнулся и посмотрел на приросшего к месту отца Браннэна.

― Так что, святой отец, всё ещё думаете, что бог везде? А я вот считаю, что нет, ― его голос стал совсем тих. ― И эта штука ― она заразна…

― Какая? ― спросил отец Браннэн, холодея от ужаса. ― Стойте, вы что, хотите покончить с собой и потому пришли исповедоваться?! Преступление против Господа…

― Против кого?! ― засмеялся Кейстер. ― Всё, что хотел, святой отец, я уже совершил.

С этими словами он поддёрнул вверх рукава своей толстовки.

Отец Браннэн тупо смотрел на глубокие бескровные раны у него на предплечьях, потом выронил чётки и бросился бежать, не разбирая дороги.

22 ― 26. 11. 12.