Я убью тебя, Марволо Реддл (джен)

"Я убью тебя, Марволо Реддл", — подумала профессор Макгонагалл, глядя в котел с нервно булькающим зельем-индикатором, который к ее несчастью стал из темно-синего ярко-бирюзовым.

— Ура! — воскликнула та, чьи биологические материалы подвергли тестированию, и, подпрыгнув, судорожно охнула, обнаружив раздавленного каблуком туфли потенциального фамильяра своего будущего отпрыска. — Марви, прости, я специально! То есть... я хотела сказать... бедная змейка.

Утонувший по щиколотки в змеином клубке виновник безобразия, потрясающе красивый черноволосый юноша, цокнул языком, кидая мимолетный взгляд кроваво-красных глаз на однокурсницу, и сделал жест рукой с намотанным на запястье гриффиндорским галстуком.

— Поаккуратнее. Новые ноги я смогу тебе наколдовать только когда официально вступлю в наследство. Если, конечно, наш любезный мистер Грюм раньше не отправит меня в камеру к родителям за твое совращение. Профессор, могу я попросить вас прекратить поток мысленных оскорблений в мою сторону? Благодарю. Все эти змеи пытаются мне что-то сказать про какую-то драную кошку, из-за вас я их не слышу.

Очередная седеющая прядь в имеющуюся коллекцию оных. Минерва могла поклясться чем угодно, что за годы знакомства с отпрыском Того-Чье-Имя-Стало-Четвертым-Непростительным она научилась на астрально-спектральном уровне ощущать процесс угнетения и без того отсутствующего пигмента в волосяных фолликулах.

Если бы до этого знакомства кто-нибудь сказал Минерве Макгонагалл, декану факультета Гриффиндор и трижды заслуженному мастеру Трансфигурации, что седые волосы могут поседеть повторно, да еще и назвал это "эффектом наложения слоев", она бы назвала это фантазией больного выродка. Теперь, глядя в ярко-красные и совершенно бесстыжие глаза напротив, Минерва поймала себя на том, что снова думает вслух.

— Мэм, вы ведь в курсе, это невозможно.

— Что именно невозможно из всего невозможного, мистер Реддл?

— Мое убийство, — напомнил обладатель кровавых глаз, будь он трижды заавадакедаврен, как бы невзначай вздергивая черные брови-дуги, которые унаследует теперь внебрачный "крестраж" этого бесстыдника. — Это во-первых. Во-вторых, мэм, вы в сто пятьдесят восьмой раз за пять с половиной лет назвали меня больным ублюдком, хоть я абсолютно здоров даже после перелома позвоночника бладжером в двух местах и являюсь официальным законнорожденным наследником Темного...

— Закройте вареж... то есть, замолчите, мистер Реддл! — выплюнула Минерва сквозь зубы, мечтая отлевитировать котел с положительным тестовым зельем прямо в импозантную физиономию подопечного.

И занесло же этот хтонический ужас на факультет храбрых и отважных, ей Мерлину. С момента распределения Марволо Бальтазара Центуриона Реддла в Гриффиндор, Минерва могла поклясться: несчастный дух сэра Годрика яростно и без остановки выполнял всевозможные кульбиты, пытаясь создать прореху в межвременном пространстве. С какого по счету кульбита дух Великого Основателя устал от борьбы с тошнотой, приходилось лишь делать ставки в узком кругу Тех-Кто-Смертельно-Устал-от-Реддлов. Но, что поделать, Шляпа всегда учитывала выбор студента, а не только лишь задатки и предрасположенности, что было волей самого сэра Годрика.

Минерва также могла поклясться: результат озабоченности лорда Волдеморта потомством на случай им же развязанной войны двадцать пять минут кряду выторговывал у Шляпы место на Гриффиндоре с целью сломать вековую систему и спровоцировать, как это было модно нынче говорить, извержение Адского пламени из пятых точек. И, как всегда, не ошибалась. Ветвь Реддлов выдержит любую магическую и немагическую войну за счет одних только похождений Марволо, будь он неладен.

Вздрогнув от громкого радостного возгласа, Минерва воздела глаза к потолку кабинета Зелий.

— Гораций, вы бы напугали меня, будь мы в другом месте и другой ситуации, — пробубнила она себе под нос, краем глаза замечая, как холм, бывший секунду назад согбенной фигурой профессора Зелий, выпрямился и поднялся с пола своего кабинета на ноги так резко, как только могла позволить тучная фигура.

— Минерва, вы только поглядите! — совершенно счастливый профессор Слизнорт взмахнул палочкой, левитируя здоровенный пятнистый экземпляр поднятого с земли пресмыкающегося чуть ближе. — Это же Alcatrazes Lancehead или будь я проклят! Просто фантастика! Знаете, во сколько нынче оценивают ее яд? Аккуратнее, Марволо, голубчик, не повредите голову, на ней невероятно ценные термочувствительные органы!

— Всегда пожалуйста, сэр, — отозвался последний, любовно поглаживая обвившую его плечи громадную гремучую гадюку, обитавшую до сего дня где-то очень далеко от Шотландии. Судя по тому, как устало и сонно змея пыталась принять удобное положение на плече Марволо Реддла, она была уже далеко не первой свежести, или как нынче модно было выражаться у молодежи, "слишком стара для подобного рода экскрементов". Но все же она, как и другие, услышала зов развивающегося в утробе Лаванды Браун змееуста и была не в силах противиться. — Десять процентов от прибыли с яда и расходников, и мы с вами квиты.

— Желчь тебе за шиворот, Волдеморта кусок, — жадно пробубнил профессор Зелий. Мгновенно спохватившись, он округлил глаза, прижал ладонь к едва проглядывающему из-под густых усов губам и залепетал: — Марволо, голубчик, я хотел сказать, пять процентов вам как сыну Его Темнейшества, вот же старость не радость...

— Пятнадцать процентов, — невозмутимо отозвался Марволо, левой рукой поглаживая змею, а правой обнимая за талию совершенно счастливую Лаванду Браун, которая, будучи почетным главой и создателем фанклуба "Милашки Марволо", судя по всему, добилась того, чего не смогли другие ведьмы ее статуса крови. — Не забывайте, сэр, я будущий отец. Профессор Макгонагалл, можно попросить вас больше не придумывать ругательные рифмы к слову "отец"? Мне, к сожалению, неудобно и некуда их записывать...

* * *

"Я убью тебя, Марволо Реддл", — подумала Лаванда, который час кряду слушая очередной эфир передачи "Радио Азкабан" в своей голове.

Впрочем, Лаванда была абсолютно счастливой и совершенно не озабоченной тем фактом, что змеи в огромных количествах с разных уголков света ползли за ней бесчисленной вереницей уже как две с половиной недели. Гораздо больше ее заботили внезапно возникающие посреди бела дня и ночи видения, пришедшие в ее жизнь вместе с беременностью от Марволо. В видениях она постоянно будто видела чужими глазами, совершенно уставшими от жизни в одиночной камере башни Экрисдиса и созерцания серых стен посреди Северного моря. Стен, исписанных, судя по всему, многочисленными противозаконными лозунгами на парселтанге.

— Мой лорд, как думаете, скоро ли Марволо Центурион освободит нас отсюда? — в очередной раз произнес в видениях хриплый и слегка манерный женский голос, иногда приобретающий весьма неприятные визгливые интонации. В такие моменты Лаванде всегда казалось, что она, как это говорится, "удачно зашла".

— Волдеморт его знает, — отзывался высокий мужской голос, от которого Лаванда то и дело ощущала кожей броуновское движение мурашек. — Кстати, почему Центурион, ты мне так и не объяснила за шестнадцать лет.

— Почему-почему, — хрипло передразнила сокамерница. — Мои предки перебрали названия всех созвездий для имен, а мне хотелось назвать нашего сына уникально и сохранить традиции моих уважаемых предков. Имя Центурион очень похоже на созвездие, вот я и решила...

— Белла, звезда моя, Центурион — это не имя, а название сотника в армии магглов Древнего Рима, — бессовестно перебил вещающий из камеры Азкабана Его Темнейшество.

— А вы... а вы.... — уязвленно и в то же время возмущенно задохнулась Белла. — Вы пишете на парселтанге, хотя на нем никто из нормальных змееустов никогда не писал!

— У меня было шестнадцать лет на изобретение письма на парселтанге, а ты потратила их на что? На попытки доказать мне, что у змей нет рук, поэтому на их языке нельзя писать? Два-ноль в мою пользу, дорогая.

— Ну хорошо, тогда вы... вы так сильно помешались на своей персоне, что ругаетесь собственным именем, вот!

— А на чьей персоне прикажешь помешаться, сидя в этой клоаке с дементорами? — презрительно хохотнул Его Темнейшество разглядывая отросшие на руках ногти. — На твоей, что ли?

— Можно было бы и на моей! Я, между прочим, сына вам родила. Два-один.

— Сына, который извратил наитемнейший процесс создания крестража до банального сношения Мерлин пойми с кем? Все-таки называть его именем покойного деда Мракса было плохой идеей. Три-один.

Лаванда устало вздохнула, думая, что хоть что-то в этих видениях из мест, слава Мерлину, отдаленных, есть хорошего.

Например, возможность сосчитать, сколько бесстыдного и противозаконного Милашка Марви перенял от отца и сколько от матери. Также бессовестно Его Темнейшество перебивал жену, аналогично был помешан на своей персоне и весьма похожие непотребства на парселтанге писал на стенах невольного обиталища.

А от матери... от нее Марволо унаследовал черные густые волосы, любовь к Круциатусу, брови-дуги и визгливые интонации во время... впрочем, неважно.

— Марви, любимый, — прошептала Лаванда, осторожно просовывая руку через змеиный клубок, чтобы коснуться плеча спящего рядом Реддла. — Ты не мог бы сказать нашему ребенку, чтобы он сказал твоим родителям, чтобы они перестали называть его крестражем, а меня — Мерлин пойми кем?

— Отец-с-с-сказал ч-что ты ш-шлю...

— Что-что? Любимый, я не понимаю змеиного.

Милашка Марволо снова засопел. Лаванда закусила украшенное разноцветными блестками перо и поставила очередную галочку в очередной графе дневника Его Темнейшества, который Марволо вынужден был подарить ей на годовщину. Дело в том, что год назад Лаванда выкрала дневник из его сумки и соглашалась вернуть исключительно в обмен на возможность заиметь от него наследника. В итоге Лаванда, что называется, убила двух зайцев: и наследника заимела, и дневник Тома Реддла, оскверненный хрониками фанклуба Милашки Марволо последнему пришлось оставить у похитительницы.

Лаванда хитро улыбнулась, накручивая на палец прядь белокурых волос. Не зря профессор Трелони увидела в хрустальном шаре змеиный клубок, тюрьму и красные глаза. Правда, хрустальным шаром послужила трансфигурированная кое-как бутылка из-под хереса, змеиный клубок и красные глаза были отражением профессора Трелони в соответствующей кондиции, а про тюрьму она не вполне разборчиво вещала, признаваясь в шарлатанстве.

Лежа в змеином клубке и оставив попытки прогнать из головы видения, транслируемые из камеры Азкабана, Лаванда думала о том, что когда рядом мирно посапывает самый красивый парень Хогвартса, от которого ты носишь ребенка, хочется верить в любые пророчества.