Полетели! (гет)

Каждый получает тот подарок, который заслужил, и как следует напуганная семья Дурслей была собрана в гостиной, чтобы посмотреть, как Сириус вешает у них на стене раму с пустым холстом.

— Так-так, — произнесла Вальбурга, появляясь на портрете, когда Сириус отошел в сторону полюбоваться своей работой. — Хлев вижу. Двух свиней и подсвинка тоже. И юный Поттер здесь. Душераздирающее зрелище эти маггловские лачуги.

— Мама, навещайте иногда наследника, — попросил Сириус, и Вальбурга восприняла это как индульгенцию.

Так сбылся худший кошмар Дурслей, и в их доме поселилась магия — шумная, крикливая и заносчивая. Если Дурсли считали магов ненормальными выродками, то Вальбурга отвечала им сторицей: презрения к магглам и простолюдинам у нее было столько, что хватило бы на весь род надменных Борджиа, а сдачу можно было отдать Гонтам.

Следующее утро в доме Дурслей началось с того, что Вернон, отчаявшись снять злословящий всех и вся портрет, решил вынести его из дома вместе со стеной, и Гарри проснулся от звука электродрели и кувалды, которые перекрывала энергичная брань Вальбурги. Наконец Вальбурге наскучило честить Вернона троллем-недоумком, бешеным бегемотом и ипопаточником-переростком, и она исчезла с портрета, а Вернон присел передохнуть — и вскоре на первом этаже раздался уже знакомый Гарри по визиту Добби хлопок.

— Кричер, выкинь этих поганцев в грязь, где им самое место, — спокойным надменным голосом произнесла Вальбурга, и последующие хлопки сопровождались воем Дурслей.

— Доброе утро, — язвительно произнесла Вальбурга, когда Гарри в пижамных штанах и в рубашке показался на лестнице. — Посмотри на себя в зеркало и трезво ужаснись, как ты одет.

— Скройся с глаз моих, — брезгливо проговорила Вальбурга, не желая слушать извинений, и через пять минут Гарри появился на лестнице уже одетым так же, как он одевался у Сириуса, робея перед старым особняком, в котором была строгая торжественность.

— В моем доме ты не позволял себе разгуливать вне спальни неглиже, — заметила Вальбурга. — Если ты ждешь признательности за уважение к моему дому, ты ее не дождешься — выглядеть прилично ты должен прежде всего самому себе.

— Миссис Блэк, что случилось с Дурслями? — с опаской спросил Гарри, в нем никогда не было того пренебрежения, с которым Вальбурга относилась ко всем, кроме ровни.

— Кричеру было велено выкинуть их в грязь, и он это сделал, — пожала плечом Вальбурга. — Меня мало интересует, где именно находится грязь в этом местечке — думаю, ее здесь достаточно.

В этот момент Гарри пришло уведомление о том, что он снова нарушил министерское правило, запрещающее колдовать на каникулах. Гарри даже испугался того, что его теперь исключат из Хогвартса, хотя оба раза колдовал не он, а домовой эльф без его ведома, но Вальбурга сохраняла олимпийское спокойствие.

— На письма, подписанные какой-то Хмелкирк, можно бы и не отвечать, — поморщилась Вальбурга, когда Гарри показал ей письмо. — Но, если хочешь, черкни записку: «Мой домовой эльф выносил мусор» — это будет вполне правдивым описанием ситуации. И ступай, пожалуй, пройдись: Кричер в состоянии ответить за свои действия сам.

Когда Дурсли после грязевых ванн вернулись домой, дверь их дома была настежь, на крыльце стояли странно одетые люди, а Вальбурга увлеченно их бранила, обещая, что об их тупоумии узнает от Арктура Блэка сам Министр магии.

— Что сдано в архив, штафирка ты тощая?! — негодовала Вальбурга, которая решила подчистить Гарри личное дело. — Я тебя сама сдам в архив, пыльная ты моль! У тебя есть показания двух домовиков — ты что, из-за мелкого проступка школьника будешь поить их веритасерумом? Вот погоди, сейчас сюда прибудет Корбан Яксли, он тебе быстро разъяснит твои обязанности! Стоило помереть, как всякие канцелярские крысы начинают что-то пищать про исключение из Хогвартса! Даже у чертовых магглов до сих пор есть академическая автономия! Кто же вам продал Хогвартс, отвечайте, чернильные души!

Наконец на Привет-драйв появился еще один человек, одеждой напоминавший оксфордского профессора при параде.

— Из всех удивительно отвратительных мест, которые я посетил в последний год, ради вас, Вальбурга, мне пришлось явиться в самое ужасное, — проговорил Яксли, нетерпеливым жестом руки приказывая всем посторониться. — Это, право, потрясающе. Национальный герой проживает в избушке с магглами. Я преклоняюсь перед вашим самопожертвованием, Вальбурга — созерцать столь безрадостную картину ради, дайте припомнить, троюродного племянника? Господа, тот, кто уполномочен говорить со мной по этому делу, может остаться, остальные свободны.

— Эти магглы очень странно одеваются, не правда ли, Вальбурга? — заметил Яксли, разглядывая выкупанных в грязи Дурслей.

Всего один день из тех, что могут оживить и разнообразить жизнь Вальбурги Блэк, способен любого убедить в том, что приключений ему хватит до конца жизни: и Дурсли, и министерские работники постарались забыть о существовании Гарри, и Гарри приятно проводил время на Привет-драйв. Кричер снабжал Гарри готовыми завтраками, обедами и ужинами с тремя переменами блюд, Хедвиг ежедневно носила длинные письма Гермионе и ее ответы, и Гарри наслаждался одиночеством и исподволь проникался мизантропией Вальбурги, которая даже про Хогвартс могла бы сказать: «Домик ничего, вот только бы людишек из него выгнать».

Поскольку Дурсли больше не хотели работать для Вальбурги бесплатным зверинцем и с удивительным для их размера проворством пробегали мимо ее портрета, Вальбурга вернулась к семейным делам и подсторожила на Гриммо Сириуса.

— Грязнокровочку из дома сбыли — и дышать как-то легче, — поделилась своими маленькими радостями Вальбурга, частично для того, чтобы убедиться, что Сириус ее слушает.

— Мама, оставьте ваши отсталые выражения, — с укором сказал Сириус.

— Да мне-то что, — пожала плечом Вальбурга, — если Дорее нормально, то пусть кушает и не обляпается. Ей еще объяснять девчонке, что про оценки в школьном табеле все забудут через десять лет, а, если та станет корнем большого генеалогического древа, об этом будут помнить веками. Ну и о том, что Поттеры произошли от грязнокровки, тоже будут помнить — так что, если она считает себя недостойной места в истории, пусть идет делать карьеру, хехе. Но это все Поттеров забота. А у меня свой сын есть. Сириус, когда ты женишься?

— Мама! — воскликнул Сириус, и было не совсем понятно, является ли это обращением или синонимом возгласа «Караул!»

— Нет, я понимаю, что тебе весело возиться с крестником и устраивать здесь постановку Ромео и Джульетты, — обиженно поджала губы Вальбурга. — Хотя, по совести, Дорея и Чарлюс могут ждать от них наследников еще лет пять, так что им всем, и молодым, и старым, совершенно некуда спешить. А тебе, Сириус, в этом году исполнится тридцать пять — великий Данте писал об этом возрасте «земную жизнь пройдя до половины...» И я хочу решительно тебя спросить: ты собираешься жениться на чистокровной — или ты хочешь разбить маме сердце и сдохнуть в канаве никчемным пьяницей?

— Мама, давайте сойдемся на компромиссном варианте, — предложил Сириус, он уже не так нуждался в родительском одобрении, как в юности, и мог пережить слова Вальбурги про свою никчемность даже не в виде подколки. — Могу я жениться на полукровке?

— Не можешь, — отрезала Вальбурга. — Полумеры ни к чему: если никак не можешь жениться на чистокровной, бери грязнокровку.

— Но вы ведь постоянно говорите…

— А ты думай, когда слушаешь! Из-за тебя, пса блохастого, я на закате своих дней выращивала помидоры, а не внуков! И видела своими глазами, что первое поколение гибридов более живуче и дает лучший урожай. У магглов даже словечко про это есть, гетерозис, кажется — да ты и сам заметишь, что многие могучие маги — полукровки. Дамблдор, Риддл, крестник твой тоже сильный маг, все-таки в неполные четырнадцать лет раскидал кучу дементоров как пушинки с одуванчика. Потом этот эффект гибридизации идет на спад, и далеко не все гибриды оказываются хороши. Наш род умирает, и если придется идти на отчаянные меры ради его спасения: купить могущество для следующего поколения, даже заняв из будущего, которого без этого может вовсе не быть, — то вот они, отчаянные меры. Разумеется, лучше не брать грязнокровную кошку в мешке, а искать чистокровную невесту, у которой всю родословную видно. Что ты там найдешь в родословной у магглов? Они не знают, кем был их прадед! Хуже собак!

— Ну или ты можешь пока собрать вокруг себя всех, у кого есть в жилах кровь Блэков, — предложила Вальбурга, чтобы задумчивость Сириуса не пропала даром. — Вот освобождением кузины из Азкабана пойди займись.

— Мама, я лучше женюсь!

— То-то же!

Сириус мог бы и не посылать Гермионе письмо о том, что придет за ней вечером 30 июля, — ей стоило бы намылить Сириусу шею и даже нарвать лохмы за то, что он несет ее на Гриммо как подарок на день рожденья крестника, но это никак не изменило бы ни самого Сириуса, ни его поведения. И все равно для Гермионы важнее было то, что, не забери ее Сириус на Гриммо, Гарри сам приехал бы к ней, пересаживаясь с автобуса на электричку и опять на автобус, лишь бы провести этот день с ней вместе — и именно поэтому она хотела приехать к нему сама, чтобы избавить его от тяжелой дороги. Вот потому вместо заслуженной головомойки вовремя появившемуся Сириусу достался только мягкий укор.

— Сириус, где потерялась твоя совесть? — спросила Гермиона, выйдя к Сириусу, ей по молодости не пришло в голову, что этот вопрос женщины задавали Сириусу не десять раз и не двадцать. — Ты хоть постарался бы скрыть, что я играю роль подарка на день рождения, а то тебе осталось только перевязать меня ленточкой и завязать бантик. Это возмутительно, между прочим: считать девушку подарком!

— Гермиона, подавляющее большинство девушек — совсем даже не подарки, — ничуть не смутился разоблачению Сириус. — Ты редкое исключение.

Ну вот как можно было на Сириуса сердиться? Хотя, конечно, можно было, потому что чарующие фразы он всегда перемежал с возмутительными.

— А насчет бантика и ленточки ты правильно соображаешь, — подмигнул Сириус. — Только вам это рановато немного. Кроме ленточки ничего ведь и не нужно — я тебе потом книжку про Джеймса Бонда дам почитать, как это правильно делается.

— Сириус! — негодующе воскликнула Гермиона, читала она эту книжку про соблазнительную русскую шпионку, которая обнаружилась в постели у Бонда, одетая в одну ленточку на шее.

— Полетели! — воскликнул Сириус, подхватывая Гермиону под руку и забирая ее багаж, и аппарировал вместе с ней в дом на Гриммо, а потом тут же исчез в таком же черном вихре — и последнее было с его стороны довольно чутко, потому что Гарри сразу выбежал на хлопок аппарации, и их встрече не нужны были свидетели.

Кричер давно уже восстановил попранные Сириусом приличия, и у Гермионы была своя спальня — совсем рядом со спальней Гарри, за стеной, искушая своей близостью. Этому искушению они так и не поддались, заходили друг к другу, сидели до ночи в обнимку, целовались перед сном — с каждым вечером расставаться становилось немного сложнее, но сложнее только чуть-чуть, их роман был медленным, и Сириус как катализатор был, конечно, очень кстати.

Почему-то именно в первый вечер после разлуки уходить особенно не хотелось, хотя Гарри и знал, что Гермиона не оставит его у себя, он и сам понимал, что она права и им рано, да и как они потом будут в школе еще четыре года, если за лето привыкнут спать вместе — и не только спать.

Поэтому Гарри очень удивился, когда Гермиона проскользнула к нему в комнату в полной темноте и сразу нырнула к нему под одеяло, он и не видел ее никогда в этой мягонькой пижамке, а теперь обнимал и прижимал ее к себе, и поцелуи сразу стали длиннее и ярче.

— Мне, наверно, не стоило тебя дразнить, — признала Гермиона, она довольно скоро Гарри остановила, хотя и все равно позволила больше, чем собиралась. — Но мне понравилось просыпаться с тобой рядом.

Утро было светлым даже в темном доме Блэков — может, Сириус и специально оставил тогда для них комнату на солнечной стороне дома. Гарри проснулся и сначала не мог поверить, что любимые волосы, закрывшие всю подушку рядом, — это не его сон. Ощущение радостно бьющегося сердца подтверждало, что Гермиона ему не снится, и Гарри долго любовался ей, избавленный благодаря Сириусу от чувства счастья украдкой — им двоим была дана редкая для их возраста свобода не бояться, что их застанут обеспокоенные и возмущенные родственники, Сириус был точно не против, что бы они ни делали вместе.

Гарри не сразу заметил, что Гермиона уже не спит и лукаво посматривает на него из-под прикрытых век, сегодня она готова была подождать и даже поиграть в Спящую красавицу, пусть Гарри ее поцелует первым, а потом она прошепчет в его губы: «С днем рожденья, любимый!» — в первый раз, в первое такое утро в череде счастливых десятилетий.