Мера страха (джен)

...Солдат не ведает жалости. Жалость — это слабость. Слабость — это смерть. Солдат живёт, чтобы убивать. Ему не нужны друзья и семья. Война — его подруга. Армия — его семья...

Окровавленный мужчина резко открыл глаза. Ребра прострелило болью, тело ломило от холода и долгого лежания в неудобной позе. Приподнявшись, он сразу определил, что находится в грузовом трюме неизвестного корабля среди железного мусора. Последнее воспоминание было о том, как он пытался достать новичка в тренировочном спарринге, но сорвался вниз после нескольких ударов по лицу. Рядом лежали мёртвые тела двух напарников, также потерпевших неудачу в схватке.

Внезапно завыла сигнализация, замигал красный свет. Створки начали раздвигаться, и содержимое трюма посыпалось вниз...

* * *

Я мало что мог сказать о своей жизни на Аркадии. Для меня она сливалась в один сплошной тягучий день, полный напряжения и непроходящего страха. Радости в нём было мало, беззаботности не было вообще.

Выживание колонии на планете с постоянными ураганами и так требовало неимоверных усилий. Но люди старались не унывать. Всегда находили повод повеселиться, радовались приятным мелочам, любили и берегли детей. Дети, правда, не росли тепличными растениями. Каждый ребёнок должен был научиться определять признаки надвигающейся бури, знать, где искать укрытия, если она настигла далеко от дома, обязательно уметь обращаться со снаряжением, без которого вылазки на открытые пространства смертельно опасны. Ещё вычислять по характерным признакам наиболее шаткие горы мусора, которым всё больше заваливали Аркадию мусоровозы-автоматы. В общем, ребята сызмальства готовились к взрослым испытаниям.

Лишь я выделялся из общей массы. Самый маленький, самый слабый и... ущербный. Да, именно таким словом меня называли. Взрослые, глядя в мою сторону, сочувственно качали головами и жалели моих родителей. Ведь никто не виноват, что именно мне не посчастливилось быть укушенным ядовитой змеей, в результате едва не умереть и лишиться речи. Но хуже всего, что я стал самым трусливым существом на свете. Боялся улицы, тёмных углов, на меня постоянно накатывала паника от любой вещи, которая хоть чем-то напоминала змей. Как-то раз я надолго впал в ступор всего лишь от зелёной ленточки, которую Энжи уронила на пол, когда играла с куклой. И в отличие от взрослых, младшие не отличались чуткостью. Они часто смеялись над моим недугом и не любили брать меня в свои игры, из-за чего я чувствовал себя совсем одиноким. И как бы мама с папой ни старались, они не могли помочь мне снова заговорить и перестать паниковать.

Не знаю, что со мной было бы дальше, но однажды на Аркадии появился Тодд — человек, совершенно не похожий на мирных колонистов.

Даже будучи серьёзно раненым, он всех напугал. Кто-то предложил его запереть в подвале или вообще оставить снаружи, потому что «маньякам не место среди нормальных людей». Исключением стали мои родители, без раздумий взявшие на себя обязанность по лечению, и специально для Тодда отгородили часть нашей общей комнаты. И то отец позже признался маме, что этот солдат внушает ему страх, хотя раньше он никогда никого не боялся.

Тодд действительно был необычным. Ростом с моего отца, явно его старше, но в отличной физической форме — никто не мог похвастать такими мускулами, как у него. Молчаливый, с неизменно бесстрастным выражением на лице, всегда напряженный, он, казалось, от каждого ждал подвох и в любой момент готовился дать отпор. Он никогда не заговаривал, если его не спрашивали, зачастую отвечал только кивком головы.

И всё же я не понимал, чем может быть опасен человек, который не мог даже сидеть. Мне Тодд был безумно интересен. Его абсолютная непохожесть на местных жителей будоражила сознание, в нём чудился такой же изгой, как и я. Непонятый другими, почти ущербный. Я частенько разглядывал его с порога комнаты, постоянно лез помогать маме, когда она обрабатывала ему раны или приносила еду.

Интерес оказался взаимным. Тодд так же пристально следил за мной. Сначала взгляд был настороженным, будто он ожидал чего-то плохого от такого маленького меня, а потом появилась задумчивость. Тогда мне было непонятно, с чем связано такое внимание; сейчас кажется, что Тодд просто сравнивал свое детство с моим.

Что могло окружать ребёнка, которого забрали в армию сразу после рождения? Уж точно не любовь и забота.

Не менее внимательно Тодд наблюдал за мамой, словно изучал нечто неведомое: мог неотрывно смотреть, как она занималась домашними делами, играла со мной, общалась с отцом или просто о чём-то рассказывала. Во время её рассказов Тодд вообще превращался в слух. Да и я, в общем-то, тоже. Мне тогда впервые довелось услышать полную историю кораблекрушения и образования колонии. После таких посиделок Тодд был особенно задумчив и погружен в себя. Иногда мне казалось, что он растерян.

О чём он в такие моменты думал? Может, о семье, которой у него никогда не было?

Не знаю, опасалась ли его мама, но для неё Тодд в первую очередь был человеком, который нуждался в помощи. Уверен, именно благодаря её чуткой заботе подозрительность во взгляде Тодда сменилась любопытством.

Наслушавшись взрослых, ребята выдумывали про него всякую ерунду. Эллен всех уверяла, что ему в голову засунули компьютер, Томми предположил, что кости Тодда из железа, а Энжи испуганно выдала:

— Мама сказала, что солдаты — кровожадные роботы.

На что Уилл, самый старший из нас, засмеялся:

— А ты у Натана спроси. Солдат, наверное, от него каждую ночь по кусочку отгрызает.

— Дурак, — обиделась Энжи, — как я спрошу, он же немой.

— Сама дура, — ухмыльнулся Уилл, — кивать же он может.

Я на такие глупости только поджимал губы и закатывал глаза. И вовсе кости у Тодда не железные. Я видел, как он прикладывал руку к ребрам и хмурился от боли. Кровь тоже была самая обычная, красная.

Когда Тодд поправился и смог передвигаться, то начал потихоньку заниматься ремонтом. Возможно, хотел отвлечься или не желал быть нахлебником. Отец тоже разбирался в технике — почти все колонисты были вынуждены иметь о ней представление, — но Тодд будто видел устройства изнутри и без особых проблем находил неисправность. Вскоре свет в нашем секторе перестал гаснуть и мигать, а приборы — надрывно гудеть и щёлкать.

Мой интерес только усилился. Я не мог ничего с собой поделать и начал ходить за Тоддом по пятам. Сначала он недоумённо выгибал бровь, потом молчаливо принял меня в своё общество. Так мы и бродили вдвоём, удивительным образом понимая друг друга без слов. Самые обалденные моменты были, когда он сажал меня на плечи, вручал фонарик и жестом показывал, куда надо светить. Я каждый раз ликовал и считал, что мы самая крутая команда ремонтников.

С ним я впервые почувствовал свою значимость.

Отношения с поселенцами у Тодда никак не складывались, он сторонился любых компаний. Впрочем, люди и сами не стремились к общению с ним, одно его присутствие заставляло их нервничать. Некоторые от него шарахались, как от заразного. В поселении стало ходить много жутких историй: жители пересказывали всё, что когда-то слышали, видели или читали о солдатах с татуировками на щеках. Татуировка Тодда говорила, что он дослужился до сержанта.

Спустя какое-то время нервозность достигла критической точки. Больше всего колонисты опасались, что вслед за Тоддом могут появиться другие солдаты.

— И всё же, как вы здесь оказались, сержант? — спросил его мистер Слэйд за ужином в общей столовой. — Вы же не дезертир?

От такого вопроса у Тодда впервые проявились эмоции. Стул с грохотом отодвинулся, Тодд выпрямился и резко ответил:

— Нет, сэр.

И обвёл всех таким тяжёлым взглядом, что окружающие поёжились. Всем стало ясно, что дезертирство — поступок для Тодда немыслимый. Слэйд тоже нервно передёрнулся, но настойчиво продолжил:

— Тогда почему?

Тодд подал голос не сразу. По лицу будто скользнула тень, он сморгнул, затем, вернув себе бесстрастный вид, безэмоционально произнёс:

— Я был заменён.

— Кем заменён? — удивлённо спросил мой папа.

— Лучшим солдатом, сэр.

Сидящий с нами за одним столом Джимми Пиг, папа Эллен, тихонько выругался и пробормотал:

— У меня от нашего-то сержанта поджилки трясутся. Страшно подумать, каких новых монстров ещё сотворили.

А я вдруг с ужасом представил, что у мамы с папой появился новый, здоровый мальчик, а меня, как Тодда, отправили на свалку. Конечно, я знал, что родители меня любят и ничего не сделают, и постарался побыстрее отогнать кошмарную картину, но она всё равно нет-нет возникала в сознании, рискуя превратиться в новую фобию.

После ужина я подсел к Тодду, разбирающему на полу какой-то прибор. Отчего-то рядом с ним переживать свои страхи было намного легче. Возможно, это прозвучит глупо, но мне казалось, что страхи сами боятся Тодда и пытаются спрятаться. Через несколько минут Тодд внимательно посмотрел на меня и непривычно мягко произнёс:

— Тебя не заменят.

И как ни в чём не бывало продолжил дальше орудовать отвёрткой. Открыв рот, я уставился на него во все глаза, поражаясь, как легко он угадал мои мысли. С этого момента Тодд окончательно стал моим кумиром. Я ему безоговорочно поверил.

Но полностью он привязал меня к себе, когда избавил от главного моего страха...

Тодд перехватил её прямо во время броска. Это было невероятно! На моих глазах расслабленный человек превратился в стремительного безжалостного хищника. А хищник стал беспомощной жертвой: змея извивалась в стальных пальцах и ничего не могла сделать. Никто в поселении так не умел! Их всегда убивали на расстоянии: лопатами, тесаками, камнями, Слэйд умел попадать в них из ружья. Но не голыми руками! Тодд равнодушно смотрел, как змея пытается освободиться, затем бросил ещё полуживую на пол и, кинув мне тяжелый ботинок, заставил её добить.

Невидимые тиски пали. Не описать словами, насколько яркой после этого стала моя жизнь, насколько легко я стал дышать. Вера в Тодда стала незыблемой, а страшилки, которые про него выдумывали, окончательно превратились в пустую болтовню.

* * *

Опасения людей оказались ненапрасными. Солдаты пришли. Те самые — улучшенные, генетически модифицированные, не ведающие жалости, во главе с бездушным полковником, который ради их испытания решил сделать наше поселение мишенью. Было жутко. Против тренированных убийц и больших пушек у мирных колонистов имелись только храбрость и старые ружья. Но, к счастью, появился Тодд и вступил в схватку с кровавым ужасом, который на нас обрушился.

Как всё-таки странно: когда-то все были уверены, что имели право распоряжаться жизнью Тодда, теперь уже он держал наши судьбы в своих руках, и только от его опыта и навыков зависело, сможем ли мы выжить. Не знаю, как остальные, но я верил, что Тодд победит и всё будет как прежде.

Конечно, как прежде не стало. Колония была разрушена, нас осталась горстка. Мы с Томми лишились отцов, Энжи потеряла маму, погибло много хороших людей. Зато Тодд расправился со всеми нашими обидчиками. И теперь мы покидали планету, которая когда-то приютила космических путешественников, но в ответ забрала много жизней. На военном корабле Тодд встретил своих старых товарищей. Оказывается, тот полковник списал их в обслуживающий персонал, запретил иметь оружие, а нескольких человек вообще собирался бросить на Аркадии. Они добровольно вернулись под командование сержанта и заступили на прежние боевые посты. И мне кажется, сделали это с большим удовольствием.

Выжившие отдыхали, потихоньку обживались в кубриках. Двое солдат принесли аптечки и стали помогать маме и другим женщинам с ранеными. В той или иной степени пострадали почти все, даже дети. На мне тоже была куча царапин и ссадин, которые успели залепить пластырями.

Я посмотрел в ту сторону, куда ушёл Тодд. Внутри поселилось непривычное чувство потери. Пусть я не осознал в полной мере гибель отца, но уже точно знал, что никогда его больше не увижу — после пережитого кошмара, полного взрывов и смертей, осознание пришло сразу, и, возможно, поэтому до одури не хотел лишиться другого человека, к которому успел привязаться. Душу жгло ненормальной ревностью, казалось, что теперь, когда Тодд встретился со своими товарищами, он обо мне забудет. Я двинулся вперед. Было боязно, но мне очень нужен был тот, кто умел прогонять страхи.

В коридоре я немного растерялся, но вдруг совсем близко услышал знакомый голос:

— Пункт назначения — система Тринити.

Ему ответил незнакомый:

— Есть, сэр! Курс на систему Тринити!

Я помнил это название: именно туда первоначально летели колонисты. Перешагнул порог рубки и, увидев, что Тодд меня заметил, протянул к нему руки. От волнения сердце гулко забилось, а ноги задрожали. Тодд подошёл ближе, внимательно посмотрел мне в глаза, а потом поднял на руки. Я тут же обхватил его шею. Меня наполнило безграничное счастье, а в груди появился и начал раздуваться огромный шар. Шар всё раздувался и раздувался, на миг показалось, что ещё немного — и он разорвёт мои внутренности. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Я сильнее вцепился в Тодда, уткнулся ему в шею, пахнущую кровью и порохом, с трудом втянул воздух, а затем со всей силой выдохнул шар наружу:

— Тодд.

Он чуть отстранился, с одобрением кивнул:

— Ещё.

— Тодд, — повторил я и сбивчиво, но со всем старанием произнёс то, о чём мечтал уже давно: — Ты будешь моим другом?

С непривычки горло запершило, я закашлялся; смущённо взглянул на окружающих. Товарищи Тодда переглядывались, дёргали уголками губ в усмешках и с явным интересом ждали, что он ответит. Тодд их оглядел, качнул головой, как бы говоря, что в моей просьбе нет ничего особенного, снова посмотрел на меня и серьёзно пообещал:

— Я постараюсь.

Я возликовал: его ответ был всё равно что согласие.

— Хочешь взглянуть на космос?

Я усиленно закивал — никогда не видел космос. По-прежнему держа меня на руках, Тодд подошёл к большому иллюминатору. От открывшейся картины захватило дух.

— Нравится?

Я кивнул и подтвердил вслух:

— Да.

— Мне тоже. Видишь ту туманность? — Тодд указал в нужном направлении. — За ней ваша планета.

Я посмотрел, куда он показал, а про себя подумал, что неважно, где находится какая-то там планета, на которой я никогда не был. Главное — это люди, которые рядом с тобой…