Свой выбор - 2 (джен)

Утром первого января 1992 года Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор совершенно отчетливо понял, что тщательно выверенный до грана план, которым он так гордился еще год назад, свернул куда-то не туда. Более того, великому и светлому волшебнику, сильнейшему чародею двадцатого века, и вовсе начало казаться, что план этот уже можно с сожалениями выбросить в мусорное ведро или сжечь. А пришло к нему это осознание в тот момент, когда директор единственной школы волшебства в Соединенном Королевстве устроился за столом в кабинете и вознамерился уделить часик-другой еще одной своей должности.

Это был уже привычный ритуал: чайник ароматнейшего чая, блюдо с пирожными или конфетами и гора свитков с подписями, печатями и магическими оттисками, символизирующая, что кто-то вполне успешно расправился с мелкими судебными делами, пока Альбус занят куда более важными вопросами. В этот раз Дамблдор решил поручить накопившиеся разбирательства исполнительной и въедливой Боунс. И та занималась, даже в Рождество с самого утра прибыла на службу, освободив председателя от недостойных его выдающейся личности мелких забот.

Начав читать первый свиток, Дамблдор поперхнулся конфетой и едва не подавился, увидев резолюцию Амелии поперек документа. Не веря своим глазам, Альбус Дамблдор поскорее перебрал другие свитки и мысленно застонал. На всех без исключения пергаментах правильная до скрипа девчонка выставила одинаковый вердикт.

Позабыв про чай, конфеты и неспешное начало дня, директор устремился в свои личные покои и выскочил оттуда всего через несколько минут в новой мантии из сверкающего серебристо-голубого атласа, густо расшитого серебряными звездами, золотистыми солнцами и запрятанными между бледно-голубыми завитками, цветами и листьями защитными цепочками рун. Свое место на голове волшебника заняла такая же серебристо-голубая шапочка, только украшенная кроме вышивки еще и мелким жемчугом, самоцветами и прозрачными голубоватыми аметистами. В расчесанную бороду директор поместил подходящие к наряду серебряные бубенчики, при ходьбе создававшие чуть слышный мелодичный перезвон. Альбус прекрасно знал, как его величают за глаза из-за аляповатых нарядов ничего не подозревающие волшебники разной величины. И только настоящий мастер чар или мастер-артефактор смог бы разглядеть, что каждая деталь наряда волшебника выбрана им не случайно. Кем бы был он, Альбус, без коконом окружавшей его защиты? Без многочисленных накопителей? И без модифицированных под банальное украшение вредноскопов? Дамблдор давно перестал задаваться подобными вопросами. Благо за последние пару десятков лет в магической Британии не прибавилось достойных звания мастера волшебников (не без участия самого директора Хогвартса!), а старые мастера уже привыкли помалкивать или из уважения, или из дружеских чувств, или из разумных опасений. Но сейчас безопасность волновала директора в последнюю очередь. Подхватив злополучные свитки, уменьшив и сунув за пазуху, Верховный Чародей поспешил на Астрономическую башню — единственное место в Хогвартсе, откуда мог трансгрессировать тот, у кого был подобный допуск.

Появившись в атриуме Министерства Магии несколько мгновений спустя, директор быстрой, но сдержанной походкой направился к лифтам — бубенчики нестройно позвякивали — и лишь у кабинета мадам Боунс, не обнаружив на месте ее секретаря, сообразил, что первая неделя нового года традиционно объявлялась нерабочей. Трудоголоки, конечно, не выдерживали и являлись на рабочие места раньше, но, похоже, даже зацикленная на карьере Амелия устроила себе парочку выходных.

Сжав челюсти и чувствуя себя мелким клерком, Верховный Чародей обошел соседние кабинеты, убедившись, что на службу явились только дежурные. А потом, решившись, направился в один из малых судебных залов, где хранились необходимые инструменты. При закрытых разбирательствах, не требующих всех внешних атрибутов и ритуалов, дела рассматривались вне специальных залов, в рабочих кабинетах рядовых судей, но набор печатей после этого всегда возвращался на законное место.

Но первая же попытка отменить резолюцию Амелии Боунс потерпела фиаско — печати не исчезли, сколько ни махал Дамблдор своей волшебной палочкой. Не пропал и магический оттиск самой судьи, служивший гарантией законности принятого решения. И сколько Альбус ни бился, документы оставались без изменений. Ни на одном свитке не поблекла ни одна печать.

Дав волю эмоциям и пользуясь отсутствием свидетелей, директор метался по залу в порыве злости, не утруждая себя надеванием маски мудрого старца. Разум волшебника судорожно искал и не находил выхода из сложившейся ситуации. В такие моменты Альбус по-настоящему ненавидел законы магии, которые нельзя отменить человеческим решением. Амелия Боунс, произнеся короткую ритуальную речь перед началом работы с документами, не просто соблюла минимальные правила, но воззвала к самой Матери, призывая ту в свидетельницы. Лишь после подобной подготовки судья мог оставлять свой магический оттиск на свитках — сама Мать Магия подтверждала принятое решение. Обычная клятва судьи, приносимая всеми, кто мог исполнять подобные обязанности, при вступлении в должность, была лишь ничем не подкрепленной формальностью. Призыв же магии в свидетели гарантировал, что решение принято по закону и непредвзято, а судья, в случае чего, понесет наказание.

Правда… отката не случалось, если судья искренне верил, что поступает правильно. И Альбус давно и умело взрастил в себе эту веру, чем пользовался не раз и не два. А то и вовсе забывал маленький ритуал. Клеркам же, обычным исполнителям, не было дела до того, есть ли магическая отметка на пергаменте или нет, если подпись и печать на документе выставил достаточно влиятельный волшебник со званием судьи Визенгамота. Всему этому не напрямую, но все же учил Дамблдор и младших коллег, особенно полукровок и магглорожденных, называя призыв к Магии пережитком прошлого. И его слушали даже некоторые чистокровные… Но не Амелия и подобные ей. А это означает, что решение не отменить, если только не созывать заседание, где сложно будет переубедить коллегию судей, тем более, многие входящие в нее чистокровные и полукровки от действий мадам Боунс только выиграли.

В голову Верховному чародею закралась крамольная мыслишка просто испепелить документы, но тут он вспомнил, что прошения в суд подавали гоблины, а на этих дотошных ушастых и клыкастых проходимцев у него нет ни одной точки влияния. Их не убедишь, не запугаешь, им не сотрешь память. Банковских служащих нельзя даже подвергнуть показательному суду, иначе можно вызвать гнев всего гоблинского сообщества. Это до поры до времени гоблины лишь снисходительно посматривают на те законы, которые продвигаются в Министерстве, будто и не касаются эти указы зеленошкурых. Да, министерские работники хоть и вносят гоблинов наравне с оборотнями, вейлами, русалками и остальными существами, в различные категории, в реальности не посмеют тех и пальцем тронуть. И не ему, Дамблдору, затевать новое противостояние с гоблинами. Не ко времени это.

Заскрипев зубами, Альбус бессильно опустился в кресло рядом с местом главного судьи и мрачно воззрился на разбросанные в беспорядке свитки. Он прекрасно знал процедуру. Копии уже сейчас поступили в архив Министерства и появились у гоблинов, а через положенный срок разным людям и организациям поступят извещения из Гринготтса. Ныне здравствующие наследники некоторых фамилий внезапно обретут назад имущество своих семей, переданное кем-то из родни в Фонд Мальчика-Который-Выжил. На адреса риэлторам поступят предложения по продаже объектов недвижимости тех представителей магического сообщества, кто завещал все Гарри Поттеру за неимением прямых или достойных наследников, с последующей передачей средств клинике Св. Мунго и парочке негосударственных фондов поддержки сирот. С тем же предложением обратятся к ювелирам, передав им для перепродажи ценные, но немагические украшения. И ни одного кната не перепадет в фонд школы, которым, как своим кошельком, всегда распоряжался Альбус.

Вернув внешнее спокойствие, но внутри все еще кипя от злости, Дамблдор собрал свитки, перенес их в кабинет Амелии, а после направился в банк. Но и там не удалось добиться ничего путного. Обнажив зубы в оскале, который у гоблинов считался вежливой улыбкой, самый главный гоблин представил Дамблдору тот самый договор, который Альбус самолично подписал, когда открывал ячейку для Фонда.

— Как видите, уважаемый, все законно, все по правилам, — тыча длинным ногтем в один из пунктов, сказал гоблин.

Альбус мог лишь вновь бессильно скрипнуть зубами, читая строчки, выведенные мелким шрифтом. Согласно договору в ячейке, открытой под Фонд, неограниченное время могло храниться только золото, а вот все остальное — десять лет. После же требовались дополнительные распоряжения. И хоть открывал ячейку директор, а воспользоваться ею мог любой знающий волшебник (Дамблдор позаботился о том, чтобы таковых не было), владельцем адресного содержимого являлся Гарри Поттер. И оказалось, что гоблины, заявляющие о невмешательстве в дела волшебников, очень даже в них вмешиваются, если это касается их шкурных интересов. Гоблины не только нашли способ связаться с юным волшебником, но и ради своей выгоды проигнорировали возраст мальчика, теперь упирая на то, что в договоре на ячейку не было выставлено стандартных ограничений. Альбус поплатился за то, что воспользовался возможностью открыть такой сейф, какого прежде не было в Гринготтсе. И гоблины воспользовались невнимательностью Дамблдора, теперь вполне законно имея право на комиссию за свои услуги со всех участников завязавшейся истории.

И все это под носом у директора! Да так, что тот ничего не заподозрил, а теперь уже поздно что-то предпринимать.

Перед внутренним взором Альбуса проплывали старинные особняки, полные редких книг, крепкие домики, лакомые куски земли, древние редкие украшения. А артефакты! Мальчишке ведь наверняка завещали и их, но на перепродажу он их не отдал.

Вернувшись в Хогвартс и с отвращением взглянув на остывший чай, Альбус опустился в свое троноподобное кресло и попытался понять, когда же все пошло под откос. Еще летом Дамблдор был уверен, что полностью контролирует ситуацию. Пусть и не во всем, но Герой, объявленный таковым с подачи самого директора, соответствовал ожиданиям. Но уже первого сентября, всего четыре месяца назад, появились признаки отхождения от плана. И с тех пор ничего не происходило так, как хотелось бы Альбусу. Но он не допускал и мысли, что его обведет вокруг носа одиннадцатилетний мальчишка в компании гоблинов.

Подергав себя за бороду, Дамблдор принял решение и откинулся на неудобную, но прекрасную в своей величавости спинку кресла. Все эти месяцы Альбус не относился к Поттеру серьезно. Пришло время взять его под контроль и направить по выбранному директором пути. И для начала стоит заманить мальчишку в тот класс, куда еще перед Рождеством Дамблдор перенес зеркало Еиналеж.

* * *

За задернутым алым с золотой бахромой по краю пологом на развороченной постели метался долговязый одиннадцатилетний мальчишка. Лоб его покрывала горячечная испарина, рот кривился то в болезненной гримасе, то в блаженной полуулыбке, грудь часто вздымалась, будто юный волшебник не спал, а куда-то стремительно мчался. В какой-то момент, дернувшись, мальчик свалился с кровати и глухо застонал от боли.

Проснулся он лишь несколько секунд спустя. Устало сощурился в полумраке спальни первокурсников Гриффиндора, где все эти дни оставался один, и с тихим шипением потер отбитую о пол коленку. После встал, сунул ноги в потрепанные домашние тапочки и подвинулся ближе к небольшой печке в центре комнаты, почти не справлявшейся с холодом и сквозняками башни даже в те вечерние часы, когда эльфы подбрасывали в нее топливо. К середине ночи дрова полностью прогорали, к утру студенты успевали закоченеть под своими одеялами. Ничего не спасало: ни плотные пологи, ни кое-как разученные согревающие чары, ни попытки Дина заделать щели в окнах всевозможными подручными материалами — от жевательной резинки до кусочков пергамента, приклеенного заклинанием.

Протянув руки вперед, мальчик некоторое время стоял неподвижно. Лоб его все еще сверкал от пота, а руки подрагивали от холода. Потом он стянул с высокой решетки, трубой поднимавшейся вокруг печки, свои носки, серые и бесформенные, с заплаткой на пятке, вяло натянул их, сунул ноги обратно в тапки, накинул на плечи потрепанную зимнюю мантию и, шаркая не хуже Филча, поплелся вниз, в гостиную, чтобы несколько минут спустя покинуть башню Гриффиндора.

Ноги сами несли мальчика в один из пустых классов рядом с Библиотекой…

Силы восполнялись очень и очень медленно. Гарри невольно вспоминал свои эксперименты в магии, которые проводил когда-то в доме Дурслей. Тот период казался очень далеким, а он сам себе из того времени — глупым маленьким ребенком. Сейчас он хотя бы потратился осознанно и с пользой, а не по неопытности и из любопытства.

Теперь Поттер мог колдовать лишь по мелочи. Да и такие действия сильно выматывали, а потому мальчик старался вообще не использовать магию без особой нужды. И у него получалось, а эльфы, предугадывая желания, гасили и зажигали свет, передвигали предметы и делали многое и многое другое, позволяя мальчику меньше переживать о случившемся. Так что с утра и до ночи Гарри мог ни разу не вспомнить о том, что прямо сейчас его личный магический резерв совсем не напоминает сияющее маленькое солнышко.

К тому же, юному волшебнику было чем себя занять.

Гарри вставал поздно утром, позволяя себе высыпаться на каникулах, плотно завтракал, потом навещал леди Блэк. Женщина почти все время спала. Сметвик, являвшийся в Поттер-мэнор раз в день, обычно вечером, называл этот сон магическим, целительным и прогнозировал, что, даже со всеми нужными зельями и необходимыми Вальбурге Блэк артефактами, едва ли волшебница сможет оставаться в бодрствующем состоянии более часа в сутки в ближайшие полгода-год.

— Нет ничего удивительного, — говорил целитель после того, как заканчивал все процедуры и убеждался, что домовик исполняет указания в точности. — Сколько Вал жила на одной магии? Поразительно уже то, что выжила. Мы, волшебники, живучи. Но не бессмертны.

Дальше Сметвик обычно вступал на тропу предположений, с каждым разом все больше и больше склоняясь к тому, что в роду Блэков таки встречались магики, и именно наследие магической расы позволило леди Блэк существовать без пищи и еды столько времени, лишь за счет чистой энергии.

— Волшебники почти ничего не знают о магиках, — продолжал Гиппократ то и дело. — Когда-то в древние времена волшебники и магические разумные расы жили в мире, в заключенном магическом союзе равных. Но со временем волшебники стали считать себя выше остальных существ, хотя, по некоторым предположениям, без магиков волшебников вообще не было бы… В общем, зарвавшиеся волшебники отдалились от магических созданий, стали считать их зверьем, тварями. И тогда то ли сами волшебники стали забывать то, что знали о магиках, то ли магики стали скрывать подобные знания, не желая, чтобы волшебники этим воспользовались. Но теперь даже целителям мало что ведомо о возможностях волшебников, в крови которых есть примеси.

Гарри тогда не стал раскрывать то, что знал о союзе с волшебными народами, о том, что некоторые семьи до сих пор помнят о договоре, в то время, пока остальные забыли. Это была не его тайна. Но зато он поговорил с бабушкой Дореей, которая могла что-то знать о наследии Блэков.

И бабушка знала. То самое наследие берсерков, о котором Гарри уже выяснил, было лишь следствием давнего вливания крови разных созданий.

— Темных тварей, как сказали бы сейчас, — кивая на невысказанный вопрос, с ухмылкой сообщила миссис Поттер. — А как ты думал? Блэки в давние времена были очень тщеславны. А еще воинственны. Взрывное сочетание! С таким выживание — штука сложная. И наши предки прибегали к любой возможности увеличить шанс нашего потомства на… На то, что род Блэк не исчезнет. Так что предки вступали в союзы с самыми разными созданиями. Не раз и не два. Я не могу сказать тебе, кто именно вошел в нашу семью сотни лет назад. Это не тайна. Я просто не знаю точно. Тогда это не скрывалось, но и не подчеркивалось. И никто не записывал где-либо данные. Разве что… на родовом гобелене, если увидишь имя чьего-нибудь супруга без фамилии, то знай — этот супруг не был волшебником.

Гарри надеялся до завершения каникул еще раз побывать в Блэк-хаусе, так что изучение гобелена Блэков он внес в список ближайших и важных дел. Не то чтобы его так уж интересовали «примеси», как назвал это Гиппократ Сметвик, но изучение данной области могло дать интересные данные о наследовании магических способностей вообще, а эта тема очень занимала Поттера. Но пока даже сильнейшее любопытство не могло вынудить мальчика рискнуть и сунуться в одичавший дом с почти пустым резервом.

Так что Гарри завтракал, навещал леди Блэк, просматривал газеты и журналы, выискивая что-нибудь интересное, а потом по зимнему переходу отправлялся в мастерскую.

Этот самый переход чем-то напоминал Деревянный мост между Двориком Часовой башни и Каменным кругом в Хогвартсе. Деревянная галерея со стрельчатыми оконными проемами вела из особняка прямо в мастерскую. Для того, чтобы попасть в переход, нужно было особенным образом провернуть дверную ручку при выходе из любой комнаты в доме. Поттеры оказались до жути ленивыми людьми, готовыми изобрести своеобразный портал, но не преодолевать лишнее расстояние. И уж тем более им не хотелось зимой пробираться через наваленные во дворах сугробы, чтобы попасть в мастерскую.

— Расчистка снега в саду? — едва не взбеленилась одна из прабабушек, услышав вопрос Гарри, когда ему рассказали о галерее. — Так может рассуждать лишь тот, кому все равно на сад! Какая у тебя отметка по травологии? Разве вас не учат, что люди — маги! — не должны нарушать естественный ход вещей там, где это возможно? Толстый слой снега уберегает…

Договорить прабабушке не дали другие портреты, за руки уведя пожилую даму куда-то за раму, откуда она могла лишь мычать.

— Хаффлпафф! — объясняя все одним словом, воскликнул кто-то из дедушек, а Гарри не удержался и хохотнул. Поведение одной из леди Поттер очень напомнило ему Невилла, который, дай только волю, мог часами говорить о самой простой травинке, после чего создавалось впечатление, что прослушал монографию, согласно которой именно эта невнятная зеленая палка, листик, ветка, корень или что-то еще — спасение всего человечества от какой-нибудь хвори, царь цветов и бог земли. Трясись Лонгботтом над растениями еще немножко больше, он бы жил в теплицах.

Удивительной особенностью деревянного перехода было то, что снаружи он никак не обнаруживался. Гарри несколько раз обошел особняк, пытаясь разыскать этот закрытый проход, но не увидел даже намека на него. Вид из арочных окон тоже не слишком помогал для ориентирования — за стеклом в разных частях галереи открывался свой вид: то на задний двор, то на сад, то на мастерскую, то и вовсе на дорожку перед Поттер-мэнором. Создавалось впечатление, что переход спрятан в складке пространства, а вид изнутри — дубликаты вида из разных окон особняка, взятые лишь для того, чтобы заполнить прорехи. Но Гарри прекрасно знал, что особняк и прилегающая территория и так расположены в складке пространства. Поттеры, видимо, многое могли сделать ради своих прихотей: в том числе разместить в мэноре, скрытом в пространстве, ещё пару пространственных складок, — пусть даже это было настолько сложным делом, что мало кто готов был заниматься этим без острой необходимости.

В мастерской юный волшебник побывал еще в августе, но не решился как следует осмотреться. Тогда ему казалось, что он не готов даже приблизиться к одному из рабочих столов на надземном этаже, где располагалась мастерская артефактора, что уж говорить про подвальный этаж, полностью отданный под зельеварню.

Мастерскую семья строила с большой любовью, не жалея денег и сил. Пусть помещения своими размерами, сложностью защитных плетений, помещенных в стены, полы и потолки еще на стадии закладки камней, кирпичей, укладки балок, и поражали, но все это терялось на фоне содержимого.

Вдоль стен — как в мастерской артефактора, так и в зельеварне — стояли массивные шкафы, до отказа заполненные оборудованием, материалами, ингредиентами, редкими приспособлениями со всего света. Да что там! В зельеварне был отдельный шкаф редких ингредиентов под чарами вечной сохранности, где Гарри обнаружил даже флакон слез феникса.

Еще более уникальное зрелище представляли собой рабочие столы. Длинные и широкие, вырезанные из камня, они были особенным образом испещрены значками и руническими символами. Имелись перепады высот, выемки под магические горелки, плиты, на которых можно было готовить огромные объемы зелий, требующих нагревания в течение многих и многих часов, а то и дней. Были и системы настраиваемого помешивания, и закрытые зоны с особо мощными вытяжками, и зона для ядовитых зелий или ингредиентов, позволявшая работать над приготовлением из-за особого зачарованного стекла, используя рукава-перчатки из драконьей кожи. А уж количеству котлов и материалов, из которых те были изготовлены, позавидовал бы самый удачливый коллекционер.

Гарри боялся даже представить, что случится с его профессором зельеварения, если ему просто показать подвальный этаж мастерской в Поттер-мэноре. Мальчик опасался, что волшебника признают пропавшим без вести, ведь он наверняка не остановится, пока не осмотрит и не ощупает каждую вещь, каждый дюйм помещения, а это может занять месяцы!

Сам Гарри по-новому взглянул уже на мастерскую артефактора, вернувшись домой после нескольких месяцев учебы. Все же летом он еще ничего не умел, если что-то и делал, то скорее на интуиции, на чистой силе. Знания рода Певерелл и то, что он успел изучить по книгам, давало ему возможность подойти к артефакторике с более сложной, но гораздо более интересной стороны точных расчетов.

В мастерской имелось все, чтобы изготовить любой возможный артефакт из любых доступных материалов. В любой возможной технике. В мастерской можно было самостоятельно обрабатывать драгоценные, полудрагоценные и поделочные камни, плавить металлы в специальных рунических кругах, прибегая к минимальному количеству защитных средств, и работать с чистой силой, создавая из нее готовые связки и конструкции, прежде чем заключить в какую-то оболочку.

Гарри было жаль, что он пока слишком мало знает. Но ничего не мешало мальчику со всем вниманием изучить полученный от Сметвика фиал с противоядием. Содержимое юного волшебника интересовало гораздо меньше формы. Поттера и до этого занимала область магических сплавов, позволяющая соединить несовместимые материалы, но ему все время попадалось лишь что-то слишком сложное для наглядного изучения, вроде мантии-невидимки.

И вот в руках у него оказался фиал из магического сплава хрусталя, золота и янтаря. Соединение, созданное магами. Не самое качественное, недолговечное, но вполне подходящее для изучения в качестве учебного пособия.

Подвинув специальные магические линзы поближе, Поттер поместил фиал в центр рунического круга, способного зафиксировать любой объект без лишних усилий, и извлек из кармашков жилетки, с которой почти не расставался, парочку своих собственных инструментов.

— Ну-ка… — пробормотал себе под нос мальчик, дополнительно переходя на магическое зрение, хотя линзы и так позволяли все видеть достаточно отчетливо. — И как это работает?

Пальцы юного артефактора подрагивали от нетерпения.

* * *

Улочки Литтл Уингинга постепенно засыпало снегом из нависших над пригородом темных низких туч. Белая пудра медленно покрывала хорошо вычищенную с утра Тисовую улицу. Уже отправились на работу отцы семейств, после праздничного выходного погрузившись в мир сводок, цифр, отчетов, планов и смет, их жены пока занимались домашними делами или делились со знакомыми последними новостями в телефонных разговорах, а потому никому не было дела до тоненькой сухонькой старушки, нарочито медленно бредущей мимо припорошенных снегом одинаковых домиков с аккуратными столбиками и низенькими оградками. Старушка была облачена в старое и сильно поеденное молью шерстяное пальто в крупную рыжую и коричневую клетку, из-под которого виднелся край выцветшего некогда темно-красного платья. Ветер то и дело дергал женщину за концы кое-как заправленного под пальто тощего шарфа с кисточками на концах, пытался сорвать темную шляпку с широкими полями, отороченными коротким темным мехом, завивал подол тонкого платья вокруг худых щиколоток в серых чулках. Снег налип на низкие каблуки стареньких лаковых туфель, промочил чулки возле пятки, набился под широкую выпуклую пряжку. За собой старушка тащила, оставляя на дороге темные следы от скрипучих колес, тачку с плетеной корзиной. Из корзины торчали упаковки кошачьего корма, чахлые перья зеленого лука и чуть помятая жестянка чая.

Будь нынче дома Петунья Дурсль, она обязательно бы отметила, что упаковок с кормом меньше, чем обычно, а жестянку она уже пару раз видела в этой самой корзинке Арабеллы Фигг. Но Петуньи Дурсль, как и ее тучного мужа и не менее толстого сына, нынче не было дома. Все семейство еще перед Рождеством отправилось погостить к Марджери Дурсль, которая большую часть прошлого года провела в разъездах между Лондоном и Бирмингемом, а потому не могла погостить у родни в середине лета, как обычно. Будучи одним из довольно влиятельных членов кеннел-клуба Соединенного Королевства, сестра Вернона Дурсля вот уже десяток лет лоббировала организацию еще хоть одной выставки, кроме ежегодных мартовских «Крафтов», и наконец добилась хоть какого-то сдвига внутри старинного, существующего с 1873 года, кинологического клуба. И вовсю наращивала свой успех с лета и до зимы. Пока не было и речи о том, что новая выставка пройдет в ближайшие год-два, но хотя бы осенью 1996 были все шансы провести новое мероприятие в Бирмингеме или же в Лондоне.

Арабелла Фигг об отлучке Дурслей узнала лишь перед Новым годом и теперь ежедневно прохаживалась по Тисовой улице, посматривая на окна дома №4. Те оставались затемненными как утром, так и днем, и вечером. Видимо, семейство решилось взять Гарри с собой. И хоть мальчика миссис Фигг ни разу не видела с самого конца июля, она не позволяла себе ни единого иного предположения.

Еще раз взглянув на зашторенные окна дома Дурслей, пожилая сквибка медленно зашаркала дальше, невольно вздрогнув от неприятных воспоминаний августа.

О том, что Гарри Поттер куда-то исчез, миссис Фигг узнала лишь через неделю после произошедшего. И узнала бы еще позже, ведь из-за сломанной ноги просидела дома не меньше шести недель неотлучно, если бы ее то и дело не навещал Дедалус. Именно он и обратил внимание Арабеллы на то, что розы Петуньи, ее гордость и отрада, выглядят не такими ухоженными, как всегда. И уже к следующему визиту Дингла было ясно, что юный Поттер куда-то делся, а Дурсли ведут себя так, будто ничего не случилось. Наоборот, семейство выглядело более чем счастливым и довольным. Если не считать ссоры между отцом и сыном Дурслями из-за того, что Дадли отказался мыть отцовскую машину бесплатно, как это всегда делал Гарри.

Тогда Арабелла, только-только избавившаяся от гипса, довольно сильно перепугалась, сообразив, что мальчик исчез давно, а она никому об этом не сообщила. И пусть Дедалус обещал сохранить все в тайне и поискать Поттера, миссис Фигг еще долго тряслась, как лист осины, представляя себе лицо Альбуса, стоит тому узнать об оплошности женщины, которой он когда-то дал шанс доказать свою нужность и принял в ряды Ордена Феникса.

Жизнь Арабеллы всегда была сложной. Будучи единственной дочерью в угасающем роду Флимонтов, Арабелла ни на что не надеялась с самых юных лет, хотя родители постоянно повторяли, что нет ничего ужасного в том, чтобы быть сквибом. И даже подыскали ей весьма достойного жениха, семья которого жила рядом с Флимонтами в Насыпном Нагорье. Но Арабелле претила роль послушной домохозяйки, слабой жены чистокровного волшебника, который рано или поздно начнет попрекать ее за отсутствие магии.

А потом мисс Флимонт познакомилась с Аберфортом Дамблдором, который лет за десять или пятнадцать до этого перебрался в старый дом Дамблдоров из Годриковой Впадины. У них не случилось романа, как решили родные Арабеллы, вовсе нет. Но именно благодаря соседству с Аберфортом Арабелла познакомилась с его старшим братом. Наведываясь в Насыпное Нагорье, Альбус то и дело заговаривал с юной мисс Флимонт. После она познакомила его со своим женихом, Деннисом Фиггом, и уже они вместе то и дело беседовали со старшим Дамблдором. Тот даже захаживал к Флимонтам домой и был встречен весьма дружелюбно, хотя и не с распростертыми объятиями.

Все складывалось более чем удачно, Арабелла ожидала свадьбы с волшебником, который разделял ее желание быть полезной магическому обществу, будущие молодые мистер и миссис Фигг выбирали дом в Насыпном Нагорье и поглядывали даже на пустые коттеджи в Годриковой Впадине, где, пусть и только летом, жил их рыжеволосый кумир. А потом случилась трагедия, перечеркнувшая все в жизни Арабеллы. Ее молодой супруг, лишь пять лет назад вступивший в ряды мракоборцев, погиб в Париже, в огне, вызванном Гриндевальдом. Супружеская жизнь Фиггов не продлилась и трех недель…

Сквибке пришлось вернуться в дом родителей и каждый день терпеть порицание от старших Фиггов, винивших ее в смерти сына. Ведь это именно она, Арабелла, познакомила Денниса с Дамблдором, а тот настолько вдохновил молодого мага, что Фигг-младший выбрал стезю аврора. Но сама сквибка Альбуса ни в чем не винила. Он так и остался ее кумиром, пусть и перестал появляться в Насыпном Нагорье с того момента, как Аберфорт перебрался в Хогсмид.

Но потом и Фигги, и Флимонты покинули этот мир. Жить в магической деревушке стало сложнее. Арабелла завела дома книззлов, ставших ее единственным источником дохода. Вот только давнее соседство с ее семьей не помешало другим волшебникам донести на нее в ДМП. Миссис Фигг обвинили в незаконном содержании более одного книззла и хулиганстве. От огромного штрафа тогда сквибку спас Дедалус, приятель Денниса. Дингл же рассказал о проблеме Арабеллы Альбусу. И тот помог. Даже предложил небольшое денежное содержание за услугу.

Не будучи волшебницей и не изучая, как правильно ухаживать за магическими существами, Арабелла даже не подозревала, что только магглы не чуют запаха секрета книззлов. Для волшебников же это вещество в концентрации — самое настоящее зловоние, отдающее испорченной капустой. Как сквиб, сама миссис Фигг запах едва ощущала.

Узнав обо всем, Арабелла Фигг долго корила себя и легко согласилась с предложением Альбуса перебраться в один маленький маггловский городок и там «приглядывать за одним юным волшебником». Юным волшебником оказался Гарри Поттер, и Арабелла почувствовала возвращение к старым временам, когда они с Деннисом что-то для кого-то значили. А некоторое количество галеонов лишь стимулировало вполне искреннее желание миссис Фигг быть полезной.

И после десяти лет отважного служения и исполнения порученной миссии Арабелла настолько оплошала, что не могла найти слов, чтобы известить об этом Альбуса. И тогда они с Динглом решились немного подождать, ничего не говоря Дамблдору. И выдохнули с облегчением, когда в «Ежедневном пророке» в начале сентября вышла заметка о поступлении Гарри Поттера в Хогвартс.

— Помалкивай, Ари, — советовал Дедалус. — И ты, и я имеем пусть немного, но вполне золотых и вполне звонких монет за то, что присматриваем за Поттером и его родственниками. Если Альбус узнает, вполне может лишить нас и этих скудных выплат. Уверена, что готова к этому?

И миссис Фигг помалкивала. Тем более, Дамблдора не так уж и волновал юный Поттер, лишь бы оставался жив. Вот и сейчас, посверкивая слишком задорными для пожилой леди глазами по сторонам, Арабелла решила, что не будет писать Альбусу.

-

*Dictum factum — сказано — сделано

Снег падал который день, укутывая города и веси по всей стране. Но то была не свирепая метель, способная запутать и перевернуть все с ног на голову. Белые хлопья мягким покрывалом опускались на землю. Еще немного — и Хогвартсу не потребовались бы магглоотталкивающие чары, чтобы скрыться от взоров людей. Снег прятал высокие башни, крыши пристроек, полуразрушенные колонны дворика у Часовой башни, фонтаны. Укутывал прилегающую территорию, доходя порой до вторых и третьих снизу веток на вековых деревьях Запретного леса. Хижину Хагрида занесло бы полностью, если бы великан дважды в день не разгребал вокруг завалы. Главную лестницу замка укрыло выше пятой ступеньки, и, чтобы спуститься, Северусу Снейпу пришлось прибегнуть к чарам. Невербально расчищая себе дорогу, волшебник хмуро оглядывал окрестности, от белизны которых слепило глаза.

Будь воля зельевара, он бы не покинул подземелья этим утром или же проделал это через камин в Больничном крыле, но директор своей волей на каникулы полностью перекрыл каминное сообщение замка с внешним миром, а идти к Альбусу на поклон Северус хотел еще меньше, чем вынужденно подставлять голову и плечи под непрекращающийся снег.

Только усилием воли волшебник удерживался от желания рассыпать вокруг себя ругательства и проклятия, чередуя их столь мастерски, что большой фанат подобного, Долохов, в былые времена обязательно пустил бы скупую слезу, а потом долго бы вздыхал и жаловался всем и каждому на проснувшуюся тоску по родине. Правда, вздыхал и жаловался он по любому мало-мальски подходящему поводу, как и Рабастан Лестрейндж всякий раз напоминал магу о том, что на той самой «родине» Антонин никогда не был, родился во Франции после того, как его мать и отец, увезенные подальше от революции и хаоса, проникшего и в магическое сообщество, подросли, выучились и разглядели друг друга в тесном круге эмигрантов. Долохов-то и так называемый «родной язык» знал с пятого на десятое, куда свободнее владея английским и французским. Дернув плечом и подавив раздражение, Снейп задвинул подальше воспоминания о людях, с которыми был связан один из самых тяжелых, мрачных и одновременно вдохновляющих периодов его жизни.

Черной кляксой прорезая снег до границы антиаппарационного барьера, зельевар пытался понять причину, по которой ему вдруг вспомнились те, кто вот уже десяток лет заживо гнил в волшебной тюрьме и кому не было ходу за ее пределы. По всему выходило, что причиной было возникшее и не исчезающее полностью даже во сне беспокойство. Что-то подобное Северус ощущал в прошлом, когда Долохов и остальные составляли значительную часть волшебников, с которыми профессор общался почти ежедневно. И вот теперь интуиция зельевара настойчиво твердила, что что-то определенно происходит.

Как и все предыдущие годы, Снейп остался на каникулы в Хогвартсе. Отлучки в Малфой-мэнор не считались, ведь волшебник всегда возвращался на ночь в свои комнаты в подземельях. Пусть Северус не очень любил зиму, но последние и первые деньки года его искренне радовали. Студенты разъехались по домам, зелья для Больничного крыла сварены, накопились вышедшие и не прочитанные журналы… Даже Альбус в эту пору дергал волшебника гораздо меньше, будто позабыв про необходимость чуть ли не еженедельных душеспасительных бесед, надоевших Снейпу настолько, что он еще на подходе к горгулье начинал чувствовать приторно-сладкий аромат, царивший в кабинете директора. И эти каникулы ничем не отличались от предыдущих. Кроме того, что… Директор почти не появлялся в Хогвартсе, а если и представал перед студентами и коллегами, то едва мог удержать маску доброго мудрого дедушки.

Но не только чем-то раздраженный директор нервировал зельевара. Был еще Квиррелл. Внешне безобиднее самого тихого первокурсника, этот заика заставлял Северуса всякий раз подбираться и ощетиниваться при своем появлении. Прежде на зельевара подобное воздействие оказывали только Грюм и брат с сестрой Керроу. Даже Белла, окончательно свихнувшаяся за год-два до исчезновения Темного Лорда, нервировала меньше хотя бы потому, что всегда была собой — бешеной гадюкой.

Чем дальше, тем меньше Снейп себя контролировал. Палочка так и ныряла в ладонь, а с языка едва не слетали проклятия в тот самый миг, когда чуткий нос улавливал исходившее от преподавателя ЗОТИ зловоние.

Несколько раз, желая унять недоброе предчувствие, зельевар пытался прощупать Квиринуса магически. Врожденные ментальные способности и годы тренировок позволяли Снейпу проводить атаки совершенно незаметно для объекта внимания. Этим своим навыком Северус никогда не злоупотреблял. Особенно в школе. Но вне пределов Хогвартса умение оберегало зельевара от многих неприятностей.

Казалось бы, проверка Квиррелла не могла оказаться настолько трудной задачей. Так и было, пока волшебник не обнаружил, что преподаватель ЗОТИ прикрывается щитами, которые практически не уступают по надежности щитам Дамблдора. С такой защитой проникнуть в чужое сознание не представлялось возможным. На этом Северус мог бы и успокоиться, решив, что просто ощущает в Квиррелле сильного соперника, и внешнее несоответствие внутреннему сбивает с толку. Но интуиция не унималась. А ей Снейп привык доверять.

Сидя в Большом зале этим утром и потягивая крепкий кофе, Снейп обдумывал способы подобраться к Квирреллу поближе, чтобы рассмотреть щиты профессора-заики поближе, когда неприметная серо-коричневая сипуха принесла письмо от Сметвика. Очень хотелось отмахнуться от послания целителя, продолжить обдумывать план, но в письме обнаружилось то, что невольно заслонило собой и интерес к зотишнику, и недовольство Дамблдором, и его затею с охраной философского камня. Да и весьма сложные взаимоотношения с самим целителем тоже.

С главой пятого этажа Мунго Северуса связывали полтора десятка лет отношений, которые самого зельевара то смущали, то злили, а целителя, похоже, развлекали. Еще при Слизнорте Снейп начал то и дело варить зелья для Больничного крыла, этим оплачивая себе пропуск в зельеварню во внеурочное время. Декана это более чем устраивало. Тот был рад спихнуть нудную работу на талантливого студента. Устраивало это и мадам Помфри, которая до этого часто жаловалась на скудность запасов зелий. Устраивало это и наставника Снейпа, мастера Фабриса Моро, считавшего, что кроме таланта зельевару необходима постоянная практика. Не устраивало происходящее лишь Гиппократа Сметвика.

Целитель узнал о помощи студента Больничному крылу почти случайно, после того, как его вызвали в Хогвартс для осмотра пострадавшего в Запретном лесу ученика. Сметвика поразило качество приготовленных Северусом нейтрализаторов, превзошедшее варево Слизнорта и всех зельеваров Мунго. А узнав подробности, целитель никак не мог понять, почему столь талантливый студент не получает денег за свою работу. Сметвик, кажется, даже к Дамблдору ходил, требуя для Снейпа или ставки помощника профессора зельеварения, или стажировки в Мунго, но Альбус ловко увильнул от решения, а Слизнорт все вывернул так, будто его студент сам отказался от заработка и того все устраивает.

Об этом Северус узнал лишь через год, когда уже увяз и в паутине директора, еще этого не осознавая, и сунул ногу в капкан Темного Лорда. Потребовалось еще несколько лет, чтобы понять, что целители — народ весьма своеобразный, с совершенно иным взглядом на мир. Даже покровительственное отношение бывших преподавателей и ныне коллег не шло ни в какое сравнение с отношением Сметвика. Даже у мастера Моро порой проскальзывало разочарование, хоть тот и продолжал относиться к Северусу по-отечески. Целитель же будто и не заметил ни случившейся в волшебном мире войны, ни того, что заинтересовавший его молодой зельевар обзавелся Меткой, плохой репутацией, фактом короткой отсидки в Азкабане и оправдательным приговором от Визенгамота за подписью Альбуса Дамблдора. Гиппократ Сметвик не замечал, кажется, ничего, если это не касалось травм вверенных ему пациентов. И ради своих пациентов он был готов на многое. Например, взять запятнавшего свою репутацию зельевара в штат Мунго.

Гиппократ не оставлял свои попытки переманить Снейпа к себе последние десять лет. Игнорировался дурной характер обитателя хогвартских подземелий, многозначительные недобрые взгляды, прямые, хоть и завуалированные оскорбления, отказы устно и письменно. Отделаться от Сметвика не удавалось. Порой Северус даже жалел, что прямой приказ Альбуса не позволяет внятно объяснить причину отказа. Но чаще Снейп жалел о том, что нельзя повернуть время вспять, избавиться от опрометчиво данных Непреложных Обетов, и… уехать на край света, где не будет ни контролирующего его Дамблдора, ни доставучего Сметвика, ни моральных терзаний, которые удерживали Северуса покрепче всяких клятв. Зельевар так и представлял себе это место: маленький безымянный островок, крохотный домик, ни одного волшебника или маггла на сотни миль во все стороны. Снейп бы скрыл островок под чарами ненаходимости волшебниками и совами, заперся в спальне и наконец… выспался!

Но изменить ничего нельзя. Если и развяжет что-то тот узел, сковавший зельевара по рукам и ногам, так это его собственная смерть. Но и она недостижима — Альбус подстраховался на этот счет еще в 1981. Директор вообще предусмотрел очень многое, наградив своего карманного зельевара целым ворохом запретов, пользуясь расплывчатыми рамками второго в жизни зельевара Непреложного Обета.

Смахнув с волос снежинки, Снейп раздраженно вздохнул и сильнее, чем нужно, махнул палочкой. Снег взметнулся во все стороны каплями и истаял паром, не долетев до громоздившихся вокруг сугробов. Ступив за границу зоны антиаппарационных чар, зельевар в следующий шаг, без проворота вокруг своей оси, очутился на небольшой площадке, откуда наискосок было видно умело прикрытое чарами невнимания для магглов здание больницы.

Привет-ведьма на зельевара лишь покосилась и тут же переключилась на следующего посетителя. Северус, несмотря на лимонно-желтую мантию, гладкую прическу и неестественную улыбку, узнал в девушке одну из своих бывших студенток. По пути Снейпу встретилось еще несколько знакомых волшебников, остальные же посматривали на него так, что не оставалось сомнений, что репутация опережает профессора зельеварения.

Поднявшись на нужный этаж, волшебник был поражен непривычной для Мунго тишиной. Даже мрачноватые серо-зеленые стены казались темнее, будто в самом воздухе разлилась боль, а по углам залегла скорбь. Не нужно было переходить на магическое зрение, чтобы разглядеть волну темной магии, истекавшую из-за приоткрытой двери в одну из палат. Палочка сама собой скользнула в руку, когда Снейп шагнул вперед.

— Давай, милая, вот так, — раздался из палаты бодрый бас Гиппократа. — Вот так. Осторожненько. Мари, придержи!

В палате, как оказалось, не творилось черное колдовство. Над узкой койкой, чуть трепыхаясь, зависла девочка лет семи-восьми. Сметвик ловко удерживал ее в воздухе и одновременно с этим кастовал одно за другим диагностические. Его помощница больше металась вокруг, чем помогала.

— Ай… — слабо выдохнула девочка, явно ощутив довольно сильный жар от очередной волны прошедшихся по телу чар.

— Ничего, ребенок, — бодро сказал целитель. — Сейчас еще одно — и все! Будем тебя лечить.

Последнее диагностическое полыхнуло мраком и с шипением окутало ногу девочки голубоватым свечением с вкраплениями рун и цифр. Молодая целительница вздрогнула и побелела, увидев, как свечение начало перетекать в ряды пульсирующих голубых колец, заключивших ногу ребенка от стопы до колена в магический кокон.

— Отличная новость! — улыбаясь девочке, бодро пророкотал Сметвик, хотя даже Северуса немного напугало увиденное. — У нас тут совсем небольшое, пусть и неприятное отравление. Каких, говоришь, змей решил разводить твой старший брат? Я потом спущусь в травму и отвинчу ему то, что успеют привинтить мои коллеги.

Прозвучало беззлобно, и девочка невольно прыснула. Отвлекая ее расспросами, Гиппократ аккуратно уложил малышку на койку и замахал палочкой с удвоенной силой. При этом он делал знаки бровями своей помощнице, но та лишь нервно таращилась на свечение. Не выдержав, Снейп обнаружил себя, скользнув в палату, оттеснил замершую девушку и решительно поднял палочку.

— От! Смотри, какой дяденька к нам пришел, — ни на секунду не прекращая болтать, усмехнулся целитель. — Грозный, да. И страшилище, каких поискать. Но ты не бойся, он добрый, просто не знает об этом.

— Я… не боюсь, — слабо пискнула девочка, хотя выглядела очень даже перепуганной.

— Не бойся, — повторил Сметвик. — Это знаешь, какой специалист? Лишь чуть похуже меня! Целый профессор Хогвартса! Учит деток как готовить зелья.

Северус поморщился, но промолчал, сосредоточившись на ноге ребенка. По взмахам Гиппократа волшебник мигом сориентировался, что тот кастует сложные обезболивающие чары, и включился в работу, выплетая не менее сложную вариацию обездвиживающего, чтобы зафиксировать ногу и не дать девочке ею дернуть. Общее обездвиживающее для такой тонкой операции не подходило. С детьми до одиннадцати лет вообще приходилось хорошо думать, прежде чем колдовать. Собственное детство неплохо научило, что выбросы юных магов — непредсказуемая область. И радость, и грусть, и обида, и злость могли вызвать у детей-волшебников стихийное колдовство, отменить которое, порой, не под силу даже очень сильным взрослым магам.

— А теперь давай поиграем в игру, — видя, что зельевар понял его задумку, улыбнулся Гиппократ девочке. — Я буду касаться твоей ноги палочкой, а ты, если почувствуешь холод, скажешь мне, где именно и насколько холод сильный. Хорошо?

Девочка покосилась на Снейпа, прежде чем кивнуть.

— А вы точно поможете? — спросила она тихо. — Я слышала… Слышала, что…

— Непременно, — уверенно сказал Сметвик и потрепал девочку по щеке, продолжая колдовать. — Ничего сложного. Брата твоего потом только выпорю! Ну что, готова?

Следующий час Сметвик, успевая травить байки о разных случаях из своей практики, почти плясал вокруг девочки, реагируя на каждое ее утвердительное «Холодно!». Волшебная палочка целителя порхала так быстро, что даже навыки боевого мага не позволяли Северусу видеть каждый взмах. В шепоте связок заклинаний зельевар слышал то латынь, то древнегреческий, то санскрит, то шумерский языки, но чаще не различал слов вообще. Зато девочке определенно становилось легче с каждой минутой, а светящиеся кольца вокруг ее ноги постепенно переставали пульсировать и светлели.

— Ну вот, ребенок, все и закончилось, — отправляя палочку в ножны на бедре и вручную укрывая девочку до самого подбородка одеялом, довольно сообщил целитель. — И ничего страшного, да?

Девочка слабо кивнула. Она выглядела более вымотанной, чем Гиппократ.

— А сейчас мы с дяденькой профессором уйдем, а мисс Пико принесет тебе сладкий чай и пару булочек из буфета. Хочешь?

Девочка закивала, целитель потрепал ее по светлым вихрам и подмигнул. А потом и вовсе рассмеялся, услышав жалобное урчание, приглушенное одеялом.

— Надо тебя срочно спасать, — сказал целитель. — Где это видано! Взрослые мучают ребенка голодом. А ведь уже полдень!

Снейп удивленно вздернул бровь, а потом и вовсе вызвал Темпус, убеждаясь, что время давно перевалило за одиннадцать, а ведь зельевар планировал заглянуть в Мунго от силы на четверть часа. Заметив взгляд Северуса, Гиппократ хмыкнул, поманил его прочь из палаты и уже в коридоре с чувством хлопнул Снейпа по спине.

— Неплохо! Хотя зельевар из тебя лучше.

В устах Сметвика это была неприкрытая лесть, и Северус поморщился. Сам он настолько не привык к добродушному вниманию и похвале, что они вызывали у него ноющую боль в затылке.

— Ну вот, снова рожи корчишь, — усмехнулся целитель и покачал головой, как умудренный опытом папаша строптивого подростка. — Пойдем, тоже чайку выпьем.

— У меня нет на это времени, целитель Сметвик, — сложив руки на груди, сухо сказал зельевар, чувствуя, как борются внутри раздражение и смущение.

— Ну или кофе, — будто и не услышав Снейпа, после паузы решил Гиппократ и опустил свою лапищу на плечо профессора.

Северус мог бы вывернуться и облить целителя презрением, но подчинился. Сметвик был из тех людей, кто вызывал у зельевара то гнев, то негодование, то просто досаду, но, как и коллег, втягивавших его в вечерние посиделки, целителя Снейп не мог не уважать.

— Что вы хотели, целитель Сметвик? — потребовал ответа профессор, как только они вошли в кабинет. — Вы сказали, что я буду жалеть всю жизнь, если не приду.

Не обращая внимания на грозный вид и хмурый взгляд волшебника, Гиппократ вызвал свою помощницу, выдал список указаний и опустился в продавленное кресло. Предложения сесть не последовало, ведь оба знали, что Снейп принципиально останется стоять.

— Есть у меня к тебе предложение, — не выдержав тяжелого взгляда темных глаз, сказал целитель.

— Вы ведь знаете, что я не беру заказы, — напомнил Северус.

Целитель то и дело пытался убедить Снейпа сварить то одно, то другое зелье для нужд Святого Мунго. И ладно бы это было что-то редкое и настолько сложное, что с этой работой не справился бы кто-то другой. Но чаще всего клинике требовались зелья, которые, пусть и чуть хуже, мог приготовить и штатный зельевар. Это всегда успокаивало Северуса Снейпа, когда он повторял свой отказ на очередное письмо Сметвика.

Но не только в загруженности и клятвах было дело. И не в деньгах. Хотя в Мунго не могли себе позволить платить слишком много. Деньги вообще потеряли для Северуса какое-либо значение, когда он еще студентом понял, что у него никогда не появится суммы, необходимой для покупки какого-нибудь поистине ценного фолианта или рукописи. Да и не появлялись те на рынке. А благодаря доброте знакомых чистокровных Северус уже ознакомился с самыми известными работами старых мастеров зельеварения.

Испытания на звание мастера Северус Снейп проходил во Франции. Изначально волшебник планировал не задерживаться больше необходимого, но мастер Моро настоял на долгом визите, и, внезапно для молодого человека, устроил ему самые настоящие каникулы с очень насыщенной программой. Так Снейп, ни разу не покидавший пределы родной магической Британии, за каких-то две недели побывал не только в разных городах Франции, но и посетил еще полдюжины стран по всей Европе.

Зная об увлечении ученика не только зельеварением как таковым, мастер Моро водил Северуса по музеям Рима, Венеции, Стокгольма. Они посетили до сих пор существующий завод по производству волшебного стекла в Мурано, лабораторию-музей Иоганна Кункеля в Потсдаме, заложившего основы техники изготовления богемского стекла; побывали в гостях у Эжена Канселье, ученика легендарного и таинственного Фулканелли, который презентовал молодому мастеру не редкое и не очень дорогое для него, но невероятно ценное для Северуса второе издание «Тайны готических соборов и эзотерической интерпретации герметических символов Великого Делания». Но особенно впечатлило молодого волшебника посещение Александрийской алхимической школы. Когда-то такую основала Мария Профетисса. Новую открыли через тысячу лет после ее смерти, но и новая школа возрастом почти не уступала Хогвартсу. В стенах школы устроили настоящий музей прародительницы алхимии, заложившей основы химии, собрав не только одни из первых образцов ее изобретений, но и множество личных вещей: книги, дневники, зельеварческие и алхимические инструменты. Глядя на великолепную выставку, Северус невольно вспоминал экспонаты личной коллекции Люциуса. Тот как-то самозабвенно хвастался, что еще его прапрадед сумел выкупить несколько предметов из личной алхимической лаборатории самого Парацельса за баснословные десять тысяч галеонов, а предметом торга были всего-то изукрашенный ныне неизвестными рунами черпак и набор грузиков для утерянных весов. Тогда же Северус и узнал, что по матери он был дальним родичем прославленному швейцарцу, при рождении получившему имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Люциус даже сокрушался, что Эйлин Принц отрезали от семьи, и Северусу нет хода ни в хранилища рода, ни в родовой особняк, где, как считал блондин, может храниться коллекция вещей не только Парацельса, но и других прославленных алхимиков и зельеваров.

— Не удивлюсь, если в зельеварне Принцев каждому котлу и лопатке по пять сотен лет! Минимум! — размышлял Малфой, никогда не питавший любви к зельеварению, но ценивший редкие и дорогие вещи. — И твой дед до самой смерти без всякого пиетета пользовался инструментами, которым нет аналогов.

На это Северус мог лишь вздыхать. Если о личном собрании уникальных книг он хоть иногда, но думал, то об инструментах такого уровня, какие были у Парацельса или Марии не смел даже мечтать. Да и не было о чем мечтать — за последние две сотни лет ни одному мастеру-артефактору не удалось повторить изобретения своих предшественников.

— Думаю, тебе стоит хорошенько подумать, — отвлекая Северуса от невеселых мыслей, сказал Сметвик и с хитрющей улыбкой выставил на стол довольно большую деревянную коробку.

Снейп скептически взглянул на коробку, потом на целителя и уточнил:

— И что же это такое?

— Это оплата за довольно большой заказ, — туманно ответил Гиппократ.

Снейп вздернул бровь, хотел сказать что-то едкое, но любопытство пересилило. Никогда прежде Сметвик не вел себя так загадочно. Обычно он просто озвучивал суммы в галеонах. Сдерживая себя, зельевар опустился в кресло и неторопливо оглядел коробку со всех сторон. Тонкий нюх волшебника не уловил ничего, кроме аромата выделанной кожи и древесины.

— И что же это такое? — спросил он, не спеша снять крышку.

Гиппократ лишь усмехнулся и откинулся на спинку кресла.

— Вряд ли это что-то, из-за чего я передумаю, — решил Снейп, хотя ему и хотелось заглянуть под невзрачный кусок струганного дерева.

— Не спеши с выводами, — ответил Сметвик.

Все же поддавшись любопытству, Северус снял крышку и невольно вздрогнул, обнаружив под ней новенький сверток из темно-зеленой кожи. По канту вились впечатанные в материал крохотные серебряные руны, сверток перетягивала полоска зеленой кожи с серебряными заклепками и хитрым замочком-застежкой.

— Что это? — севшим голосом спросил зельевар, боясь прикоснуться к замочку в виде кусающей себя за хвост змеи. В вопросе не было смысла, Северус прекрасно знал, что именно видит перед собой. Когда-то в подобном чехле, но гораздо проще и дешевле, волшебник получил от учителя Моро подарок в честь завоевания звания мастера зелий. Подарок был очень дорогим, и Северус долго порывался вернуть его, но учитель лишь посмеялся над своим учеником, глядя на пылающие щеки растерянного волшебника. И до сих пор лопатки из того набора верой и правдой служили Снейпу в лаборатории, пусть и растеряли половину своих свойств. Новые, столь же хорошие, стоили половину его годового жалованья, а обычные, не известного мастера из Италии, не стоили даже времени, потраченного на их заказ по совиной почте.

На том, что лежало сейчас перед Северусом, не было каких-то явных опознавательных символов, но зельевар видел руны, дорогую кожу и то, что замок, пусть и начищен до блеска, но явно выплавлен не вчера. Поддев змейку пальцами, Снейп надавил на центр замочка, прекрасно зная устройство таких артефактов. Змейка внезапно вспыхнула алым, но потом с мягким щелчком распалась на две половинки. Снейп напрягся, но вспышка оказалась не проклятием, а сработавшими охранными чарами, сходными с теми, какие используют гоблины. С внутренней стороны на замке Северус заметил крохотный оттиск и опешил, сообразив, что видит сильно потертое артефакторное клеймо мастера кого-то из Поттеров.

Думая о том, что кто-то раскошелился и использовал в новом изделии такую редкую вещицу, очищенную от прежних привязок и прошедшую через лапы гоблинов, зельевар развернул полотно и замер, разглядывая содержимое. Ладони пришлось сжать в кулаки, чтобы сдержать дрожь.

— Это… — не нашел слов Снейп.

— О! — хмыкнул Сметвик. — Вот что это.

Северус вопросительно вскинул бровь, и целитель с усмешкой пояснил:

— Я не заглядывал внутрь, но гоблин, доставивший мне коробку, сказал, что ни один зельевар не откажется от столь достойной оплаты.

Снейп лишь фыркнул. Гоблин сильно приуменьшил, и оба мага это знали. Набор из восьми ножей для зельеварения с рунами по лезвию и с выполненной гоблинами оплеткой стоил баснословные деньги. А уж совершенно новый набор невозможно было даже оценить из-за отсутствия предложений.

— Облегчение веса, балансировка, самозаточка, усиление пропуска магического потока, — разбирая понятные связки рун, пробормотал профессор, проводя кончиками пальцев по ножику из серебра. — Серебряный нож для шинковки…

Пальцы подрагивали, магия внутри бушевала, как у гормонально нестабильного подростка. Хотелось сию секунду спуститься в собственную лабораторию и опробовать каждый инструмент, оценивая новые возможности. Это для простых зелий из школьного курса важна только острота заточки. Зелья высшего порядка не прощали неверный выбор ножа при обработке того или иного компонента. Это какой-нибудь первокурсник мог нарезать все одним базовым стальным ножом, не озаботившись ни его очисткой, ни заменой на серебряный на некоторых этапах. Но уже на третьем курсе подобная, вроде бы, мелочь могла привести к полностью загубленному зелью, а на шестом курсе любое зелье требовало использования почти всех ножей — от простого железного до обсидианового и костяного. В нынешнем наборе были все, кроме последнего. Но и не удивительно. Для набора такого качества костяной нож должен быть из рога единорога, отданного добровольно. Но вот кармашек под последний девятый нож имелся и выглядел весьма интригующе.

Появление девушки в лимонной мантии с подносом отвлекло профессора лишь на миг. Даже запах весьма посредственного кофе ничего не всколыхнул в душе истинного ценителя данного напитка. Все внимание мужчины было поглощено содержимым деревянной коробки.

— Так что, отказываешься? — глотнув обжигающего кофе, уточнил целитель.

У Снейпа возникло совершенно детское желание перетянуть коробку поближе к себе, чтобы нахально лыбящийся Сметвик не смел даже думать, что зельевар позволит отнять у него такое сокровище. Когда-то, много лет назад, Северус прятал свои самые ценные вещи в старый школьный сундук матери, и теперь очень хотелось так же спрятать ножи от посторонних взглядов.

— Что за заказ? — сдаваясь, спросил он.

— О! — Сметвик сел прямо и довольно потер руки одна о другую. — Значит, на самом деле что-то стоящее.

Профессор лишь тихо фыркнул.

— В общем, тут такое дело… — начал Гиппократ и вытянул из внутреннего кармана заранее заготовленный список.

Северус вызвал Темпус и недовольно зашипел. Отрываться от увлекательнейшего занятия и покидать лабораторию совсем не хотелось, но не обижать же коллег. С сожалением аккуратно очистив ветошью, а после и магией нож, зельевар полюбовался светлыми и темными волнами на стали и вернул инструмент на его законное место. Тихо скрипнула кожа чехла, принимая в объятия дорогую вещицу. Взмах с толикой магии — и зачарованный кусок кожи спланировал на стол, сам свернулся в рулон. Половинки замка-змейки соединились, надежно спрятав новые игрушки профессора Снейпа. Дальнейшие действия были выверены за многие годы: переложить подготовленные ингредиенты в подписанные емкости, в пару пассов очистить разделочные доски и стол. На это ушло не больше минуты. В последнюю очередь мастер зелий проверил состояние вызревающего на малом огне зелья. Цвет уже сменился с бледно-золотистого на оттенок гречишного меда, по зельеварне ожидаемо расползался нежнейший аромат цветков липы, а у профессора на столе ждал своего часа свиток с замечаниями и предложениями по новой мази от обморожения, представленной в последнем выпуске «Зельеварение сегодня».

Отлевитировав в хранилище едва ли не годичный запас подготовленных семью разными способами стеблей, корней и цветов зверобоя, тысячелистника, белладонны, вербены и кровохлебки, Северус осмотрел лабораторию, довольно хмыкнул и покинул помещение. Сегодня сбор был объявлен у Ирмы, обитавшей на четвертом этаже, так что стоило поспешить, чтобы не заставлять коллег ждать. И все же, против обыкновения, Снейп шел довольно медленно, наслаждаясь тишиной коридоров Хогвартса и бережно растирая натруженные запястья.

«Не стоило спешить, осваивая новые инструменты», — подумал Снейп, хотя и знал, что при всем желании не смог бы удержаться.

Как любые новые ножи, эти немного бесили зельевара, привыкшего к определенному ощущению от рукояти в руке и весу инструмента. Своими прежними волшебник пользовался не первый год, те воспринимались, как продолжение руки. И теперь Северус чувствовал себя недоучкой, тратя на знакомые действия больше времени, чем обычно. Но отказываться от новых инструментов в пользу привычных зельевар не собирался. Пусть маленький серебряный нож был чуть тяжелее в рукояти, на обсидиановом неизвестный Снейпу мастер высек совершенно непереводимую комбинацию рун, а руны, нанесенные на стальной нож и вовсе были или не знакомы, или не вязались у него с зельеварением даже косвенно, зато магия шла через ножи легко, как через верную волшебную палочку. Северус даже на пробу скастовал Эванеско, на пару минут вернувшись в детство и юность, когда желание экспериментировать шло впереди осторожности. Стоявший перед зельеваром котел не исчез, его содержимое послушно растворилось в воздухе, но невольной жертвой стала половинка от чашки с недопитым кофе. Глянув на лужицу и на нелепый, будто срезанный острым лезвием, кусочек фарфора, Снейп вызвал хогвартского эльфа, заказал еще кофе, показательно не заметил ошарашенного взгляда домовика и не удержался от хохота, когда тот исчез, держа в дрожащих лапках пострадавшую школьную собственность. Через несколько секунд эльф вернулся с новой чашкой и выпучил глаза, застав смеющегося зельевара.

На второй день, когда Северус уже рассмотрел каждый нож практически под лупой и ощупал чехол, зельевар попытался подступиться к руническим цепочкам, от чего тут же начала пухнуть голова, потому как тот, кто эти цепочки составлял, обращался с такой сложной областью магии с вольностью безумца. В свое время на изучение древних рун Снейп потратил лишь немногим меньше, чем на то, чтобы выучить несколько так необходимых любому зельевару древних языков. Полукровке без личной библиотеки любое из этих действий давалось нелегко.

Преподаватель древних рун, которого не так давно на посту сменила профессор Бабблинг, то и дело выгонял из своего кабинета третьекурсников, перепутавших скандинавские руны со славянскими, четверокурсников, за то, что не отличали венгерскую руницу от болгарской, а пятикурсникам обещал, что они не сдадут СОВы, если продолжат писать «турецкий» вместо «тюркский»** в своих эссе. Но и этот профессор тогда, и Батшеда сейчас с трудом вдалбливали в головы своим студентам классическую трактовку и классическое же построение цепочек. По одной. И даже не пытались объяснять построение взаимосвязанных рунических цепочек, а так как в зельеварении подобное не требовалось, то сейчас Северус честно жалел, что понимает значение многих надписей с пятого на десятое.

От головной боли Снейпа спас старший Малфой. Будучи самым осведомленным человеком в магической Британии, Люциус в числе первых узнал о том, где и когда состоится редкое в последние годы событие — аукцион. Пропустить такое мероприятие можно было лишь по одной единственной уважительной причине. И Люциус нашел приятеля достаточно живым для того, чтобы вырваться из Хогвартса в последние дни каникул. Пусть купить ничего и не выйдет, но никто не мешает насладиться зрелищем.

Первые три часа аукциона давались на приценку. Гости курсировали по большому залу и рассматривали выставленные под зачарованным стеклом лоты. Разброс впечатлял. Складывалось впечатление, что в один момент не меньше половины старых семей решила избавиться от самых разных ценностей.

— Когда-то это принадлежало Малфоям, — шепотом, но едва скрывая охватившие его эмоции, выдохнул Люциус, рассматривая гарнитур из колье, серег и двух браслетов.

Северус покосился на украшения. Белое золото, аквамарины. Удивительно тонкая работа. И весьма миниатюрный размер.

Поймав вопросительный взгляд брюнета, Малфой пояснил:

— Гарнитур был заказан моим прапрапрадедом для своей невесты. Ей в тот год исполнялось двенадцать. Девочке вряд ли подошли бы массивные семейные украшения. А имя… натолкнуло на тему украшений. Ее звали Флорелия. Ее портрет ты видел в синей гостиной — светлые волосы, синие глаза. Говорят, даже в старости бабушка Фло оставалась похожей на умытый утренней росой цветок. Мой прапрапрадед ее боготворил. А отец решился продать украшения, когда…

Люц замолчал, нахмурился и вздохнул. Через миг на его лицо вернулась так знакомая Северусу маска высокомерия — малфоевский способ защититься от всего и вся в этом мире. И пусть Люциус не договорил, Снейп прекрасно понял намек. Он еще помнил тот день, когда спавший с лица Малфой впервые на памяти всего Слизерина напился прямо в гостиной факультета. Но только через еще пять лет, уже закончив Хогвартс, Снейп почти случайно услышал спор между Абраксасом и Люциусом, который объяснял поведение блондинчика в прошлом. У тогдашнего Северуса самыми ценными и дорогими вещами был сундук матери и скудная коллекция книг, а семейным достоянием он мог считать старинный томик по бытовой магии, прихваченный Эйлин еще Принц при побеге из дома, а потому он искренне сочувствовал приятелю, отец которого за каких-то десять лет распродал половину коллекции драгоценностей, чтобы спонсировать деятельность Темного Лорда.

— Надо же… — произнес Люциус, поглаживая набалдашник своей трости. — Интересно, к кому же попал во владения набор? И… какая семья решилась с ним проститься?

Малфой огляделся по сторонам и сделал знак облаченному в аккуратную ливрею юноше. Тот мигом поднес лорду довольно увесистую папку — список лотов с начальными ставками.

— Хм… — найдя нужную запись, Люциус усмехнулся. — А выкупить до начала торгов не так уж и дорого.

Снейп принял у друга записи и согласно покивал. Как и на любом магическом аукционе, на этом негласно всем заправляли гоблины, а потому каталог был оформлен на двух языках — английском и гоббледуке. И лишь наивный человек мог посчитать, что на обоих языках сказано об одном и том же.

— Но имя продавца скрыто, — с сожалением отметил Малфой, знавший гоббледук настолько, чтобы разбирать два слова из трех. — Лишь номер.

Северус ожидал, что лорд решится вернуть семейное достояние, выложив искомые четыреста галеонов до старта торгов, но тот лишь отмахнулся:

— Пусть это часть истории, но не настолько важная. Я бы предпочел потратить деньги с большей пользой. Вот что-то из артефактов меня бы привлекло.

Дальше мужчины прогуливались по залу уже с каталогом, сверяясь с записями и невольно подмечая, что под значительной частью лотов зашифровано одно и то же имя поверенного. А ведь разброс выставленного на продажу впечатлял: и дома, и пригодные под застройку участки земли, и предметы искусства, и различные украшения, и даже редкие коллекционные метлы.

— Вас привлекло что-то конкретное, лорд Малфой? — вежливо уточнил все тот же юноша, поднося гостям кубки с традиционным для этого времени года гоблинским напитком — теплое красное вино, настоянное на травах, специях и дубовой коре. Вкус у напитка был пряный с горчинкой, согревающий.

— Ничего особенного, — сдержанно ответил блондин, холодно оглядев юношу с головы до ног. Даже Северус подметил искусно вплетенные в вышивку знаки принадлежности на ливрее. Судя по всему, юноша в данный момент проходил обучение в Гринготтсе и в будущем мог стать личным помощником кого-нибудь из поверенных банка. Для мальчишки, не получившего приглашения в Хогвартс или не имевшего возможность там учиться — весьма впечатляющее будущее. Пусть гоблины и недолюбливали волшебников, но с ответственностью относились к ученикам, не глядя на происхождение. — Скажите только, есть ли здесь что-то из артефактов?

— Боюсь, что нет, лорд Малфой, — вежливо ответил юноша, но тут же тихо добавил: — Но они могут появиться… на следующем аукционе.

— Когда? — тут же воспрял духом Люциус.

— Пока неизвестно, но… вероятно, в начале лета.

Малфой довольно кивнул и пригубил вина. Молодой человек, видя, что лорд узнал все, что хотел, вежливо поклонился и удалился, позволяя магам продолжить осмотр.

— Смотри, — привлек внимание Северуса Люц, указав на очередной лот. — Неожиданно!

Снейп согласно кивнул и проследовал к витрине, стараясь не слишком спешить. В первый миг у него ёкнуло сердце, стоило лишь различить знакомый оттенок зеленого. Но, подойдя вплотную, волшебник убедился, что на цвете чехла сходство заканчивается. Не было ни рун-заклепок на самом чехле, ни уникального замка. Да и набор ножей выглядел проще, даже грубовато. И самих ножей было не восемь, как у него, а всего семь. Как и ячеек на чехле.

Вспоминая тот поход сейчас, стоя на одной из движущихся лестниц, Снейп не мог отделаться от чувства собственного торжества. Выставленный на торги набор ножей по оценкам гоблинов мог уйти за весьма нескромные три тысячи галеонов, но такая высокая цена была еще более чем адекватной с учетом того, что на рынке зельеварческого оборудования это был, наверное, один из лучших наборов новых ножей за последние три-четыре года.

«Из тех, что может купить кто угодно», — про себя усмехнулся профессор.

Три тысячи! А ведь стальной нож был самым обычным, а не исполненным в технике дамасской стали. И отсутствовал столь редкий серебряный нож для рубки и шинковки. Подобные ножи если и делали, то из стали, что изрядно влияло на процесс подготовки и сами ингредиенты.

Северус несколько раз заказывал себе серебряные ножи для шинковки, но те быстро приходили в негодность, ведь подобный нож должен быть тоньше обычных. Плохо зачарованное серебро за несколько применений тупилось и гнулось, принося зельевару сплошное разочарование.

Но теперь у него был отличный нож, чем-то похожий на классический кулинарный нож из страны восходящего солнца, накири, и Северус невольно представлял белеющие лица шестикурсников и семикурсников на высших зельях, когда он вооружится этим широким и немного пугающим ножиком, похожим на топорик, на занятии, посвященном антидоту против змеиных укусов или взрывному зелью.

Пусть тогда только попробуют набросать в котлы всего, что попадется под руку!

Собственная фантазия приносила не меньше удовлетворения, чем осознание, что у него, полукровки с подмоченной репутацией, на столе в лаборатории осталось лежать по меньшей мере пять, если не шесть тысяч галеонов.

— Добрый вечер, — сказал Филиус, стоило Снейпу открыть дверь в личные комнаты мадам Пинс. — Осталось подождать только Поппи. Как прошли каникулы, Северус? Готовы к новым подвигам?

Зельевар невольно искривил губы. Как и всегда, когда маленький профессор с иронией задавал этот вопрос.

— Подвиги? Подвиги для героев, Филиус, — ответил Снейп.

«А я не герой», — добавил он про себя.

— Ну, не прибедняйтесь, Северус! — пропищал декан Рейвенкло.

— Поппи еще нет? — из маленькой кухни библиотекаря вынырнула Помона, бережно, как горшок с мандрагорой, неся деревянный ящичек, в котором на ложе из опилок покоилась чуть запыленная бутылка вина с едва читаемой этикеткой. — У нас не так много времени. Завтра вечером прибудут студенты, а я не только выспаться хочу, но и заглянуть в пятую теплицу на пару часов.

— Полноте, Помона, дорогая, — усмехнулся полугоблин. — Всем завтра надо быть в форме.

Снейп опустился в кресло и позволил себе откинуться на мягкую спинку.

— А что с пятой теплицей? — насторожился зельевар.

— Львиная лапка еще не пустила новые побеги, Северус, — понимающе успокоила Спраут. — Если ты об этом. Я каждый день посматриваю. Поппи…

— Вы обо мне? — В дверях появилась медиведьма с плетеной корзинкой. — У меня тут прекраснейший сыр от Андрэ.

— О! — обрадовалась Помона и взмахом палочки ловко извлекла принесенное, чтобы в пару отточенных жестов разделить несколько маленьких головок выдержанного сыра на продолговатые полупрозрачные ломтики. — Ирма! Где ты там?

Библиотекарь появилась через несколько мгновений, левитируя с кухни блюда с одуряюще пахнущим тонко напластанным хамоном, осьминогом в горшочках с кусочками запеченного картофеля и нежным соусом и целой горой маленьких бутербродов с перетертыми спелыми томатами, сбрызнутыми оливковым маслом.

— О, вот это дело, — одобрила Помога. — Ставь эту красоту в центр.

— Целый пир! — одобрил Флитвик, вдыхая ароматы.

— Надо иногда расслабляться, — согласилась Помона. — При студентах нормально и не поешь. Особенно на каникулах. Вроде и студентов мало, но остались ведь самые…

Филиус хихикнул, без объяснений поняв, что профессор имеет в виду близнецов Уизли.

— Так из-за чего вы меня вспоминали? — вернулась к прерванной беседе Поппи, устраиваясь в плюшевом кресле напротив Снейпа.

— Да я только говорила Северусу, что львиная лапка в этом году запаздывает, — отмахнулась Спраут. — Пусть и в теплицах, а побегов еще нет. Так что зелье от боли в горле пока не жди. Запасы хоть есть?

— Есть немного, — согласилась мадам Помфри. — Но с такой зимой… Их едва ли хватит на первые две недели после каникул!

— Так вот, мне тут кузен прислал горшок с новым сортом примулы…

Вино было налито. И разговоры о работе потекли своим чередом.

-

* Кого не делали красноречивым полные кубки!

**Турецкий — turkish, тюркский — turkic

Пыхтя и недовольно сдувая со лба прилипшую кудрявую прядь, Гермиона пересекла барьер и ринулась к поезду. До отправления Хогвартс-экспресса оставалось всего несколько минут. Над платформой раздался предупреждающий звук свистка, из трубы алого паровоза вылетали столбы дыма и пара, окутывая круглые желтоватые лампы и поднимаясь к арочному стеклянному своду. Расталкивая редких провожающих и совершенно не глядя под ноги, девочка добежала до ближайшего вагона и с ходу попыталась подняться по лесенке. Руку дернуло назад, плечо прострелило болью, и Грейнджер громко вскрикнула, отпустив ручку чемодана. Пришлось спуститься, повернуть упавший назад чемодан и сделать вторую попытку.

— Вам помочь, мисс? — раздалось сзади насмешливое, и Гермиона вновь дернулась, но уже от неожиданности.

Обернувшись, девочка уставилась на застывшего совсем рядом Драко Малфоя. И тут же невольно приметила в отдалении наблюдавших за ними светловолосых магов. Похоже, это были родители Малфоя. Те казались нереально красивыми и элегантными. Как картинка из журнала о кино. Переведя взгляд на такого же аккуратненького и блондинистого мальчишку перед собой, юная волшебница недовольно наморщилась.

«Аристократы!» — про себя хмуро воскликнула Грейнджер.

Как и любой житель Великобритании, Гермиона с самого рождения многое знала об аристократии, но никогда не разделяла того благоговения, которое испытывали к королеве, королевской семье и остальной знати родители. И окончательно утратила хоть какой-то пиетет, когда выяснила, что аристократы — люди самые обычные, пусть богатые и влиятельные. Это произошло три года назад на благотворительном вечере, куда родители взяли Гермиону, чтобы не оставлять дома одну. Там девочка, пусть и издали, увидела самую настоящую аристократку. И не кого-нибудь, а принцессу! И принцесса оказалась совсем не сказочная, без бального платья и сверкающей короны. Это была подтянутая аккуратненькая тетенька возраста родителей, не очень красивая и не слишком дружелюбная на первый взгляд. Все кругом называли эту женщину ее королевским высочеством принцессой Анной, почтительно кланялись, приседали в книксенах или откровенно лебезили, а дамочка покровительственно кивала, улыбалась, но взгляд ее, как показалось Гермионе, оставался холодным и отрешенным.

С того дня девочка стала относиться к аристократам с пренебрежением. Еще бы! Эти люди пользовались тем, что не заслужили своим собственным трудом. И уважали их не за личные заслуги, а лишь из-за семьи. А ведь другим постоянно нужно что-то кому-то доказывать!

Как самой Гермионе.

— А, это ты, Малфой, — искривив губы, недовольно произнесла девочка. Чемодан продолжал упорствовать, но Гермиона непреклонно тянула его вверх, пыхтя от натуги.

Пусть и с большим скепсисом, но девочка прислушивалась к словам сверстников, вроде Поттера, Лонгботтома и того же Малфоя, а потому не только чаще выбирала книги об устройстве магического мира, но и задавала вопросы сокурсникам и старшим ребятам о быте волшебников. Так и выяснилось, что место в спальне факультета закрепляется за студентом на все время обучения, что эльфы следят только за чистотой и не убирают вещи из шкафов и из-под кровати, даже если их оставить на лето. А еще была вынуждена опытным путем убедиться, что профессор МакГонагалл умеет производить впечатление на родителей, хорошо решает всякие организационные моменты, но у нее до крайности устаревшее представление не только о маггловском мире, но даже о мире магическом. Почти всем магглорожденным декан факультета Гриффиндор советовала к покупке громоздкие сундуки с минимальным набором чар, вышедшие из моды еще в начале века, мало интересуясь, как маленькие мальчики и девочки будут справляться с транспортировкой этих неподъемных махин. В итоге лишь очень бедные студенты продолжали эксплуатировать неудачное приобретение в последующие годы, все же остальные возвращались на второй курс уже с чем-то более практичным. Пользуясь этим знанием, Гермиона отправилась на каникулы лишь с небольшим рюкзаком, оставив громоздкий сундук в школе, собираясь и в дальнейшем использовать его только в замке. А несколько дней назад убедила родителей посетить Косой переулок и выбрала себе современный и удобный чемодан из коричневой кожи. Но даже чары расширения пространства и облегчения веса не справлялись, ведь юная волшебница прикупила во «Флориш и Блоттс» и в лавочках старьевщика несколько десятков книг.

— Грейнджер, ты вообще в курсе, что являешься волшебницей? — со смешком протянул Малфой, наблюдая за провальными попытками девочки запихнуть чемодан в тамбур вагона.

Гермиона про себя чертыхнулась, но внешне никак не показала своей досады. Вместо этого она повернулась к блондину, вздернула нос и назидательно напомнила:

— А ты в курсе, что нам запрещено колдовать на каникулах?

Малфой хмыкнул и довольно просветил:

— Просто, чтобы ты знала… Это ограничение придумали для таких, как ты. Ма-а-агглорожденных. Запрет связан с тем, что рядом с магглорожденным волшебником, живущим со своими магглами-родителями, редко находится взрослый волшебник, способный устранить последствия неудачного колдовства. Да и отслеживание магических всплесков в маггловских районах в принципе возможно. Но неужели ты думаешь, что в магических поселениях и в магических местах, вроде магической части вокзала, есть возможность отследить, кто применил то или иное колдовство? Да и… Сегодня каникулы закончились.

Вздернув бровь, Драко вытащил палочку, взмахнул ею и деловито произнес:

— Вингардиум Левиоса.

Чемодан Гермионы тут же поднялся над платформой и плавно влетел в тамбур. Девочка ринулась следом, слыша предупреждающий гудок. Уже поднявшись по ступенькам, она смахнула со лба влажную прядь и обернулась, собираясь поблагодарить Малфоя, но того рядом не оказалось. Каким-то невероятным образом блондин за пару секунд очутился возле своих родителей и с улыбкой приник к боку матери. А миг спустя все трое исчезли, будто растворились в воздухе. Гермиона с завистью прикусила губу, понимая, что видит проявление каких-то неподвластных ей пока чар.

Раздался пронзительный свист — и поезд медленно заскользил вдоль платформы. Дверь вагона сама собой захлопнулась, уберегая девочку от падения, а она нервно заозиралась, понимая, что нужно найти кого-нибудь и сообщить об отставшем от поезда студенте.

Подхватив свой чемодан и дернув дверь в салон, девочка поспешила вперед, надеясь разыскать кого-нибудь из старост. И тут же встала, как вкопанная, когда Малфой материализовался в середине коридора и пружинистой походкой направился в противоположный конец вагона.

«Больно нужна ему твоя помощь», — кривя губы, подумала Грейнджер.

Дальше девочка шла медленнее. Дыхание постепенно выравнивалось. А вместе с дыханием успокаивались и эмоции.

Пройдя через тамбур и очутившись во втором вагоне, Гермиона окунулась в шум и гам — почти все купе занимали старшекурсники Гриффиндора и Хаффлпаффа. Мимо, едва не впечатав девочку в косяк распахнутой двери, пронесся Ли Джордан, размахивая каким-то разноцветным флагом. За ним стадом ишаков проскакали какие-то пятикурсники, распевая задорную песенку-считалку:

— Under the ocean, green and deep

Lie the fishes fast asleep,

Under the arm and over the shoe,

Top on the head, and out goes YOU!*

— Нельзя бегать по коридорам! — возмущенно вскричала Гермиона, но студенты и не подумали остановиться, лишь еще громче загоготали и унеслись по коридору, догоняя Джордона.

— Фишер, Голд, МакФерсон! — появляясь в салоне, возмущенно крикнула староста Рейвенкло, Пенелопа Кристалл, открывая дверь в вагон. — Немедленно прекратите! По десять баллов с каждого!

— Зануда! Зануда! Зануда! — пропели парни и, ни капли не расстроившись, скрылись в одном из купе.

Гермиона вздохнула, потерла плечо и продолжила путь в поисках свободного купе.

— Вещи можно оставить здесь, — предложила Пенелопа, заметив усилия девочки. — Все равно их потом заберут эльфы.

— Нет, спасибо, — ответила Грейнджер. — Я еще… хочу почитать!

Кристалл лишь пожала плечами и вернулась в свое купе.

В следующем вагоне в одном из купе Гермиона заметила большую компанию первокурсников с Хаффлпаффа и остановилась поздороваться.

— Привет! — радостно улыбнулся девочке Невилл, как раз демонстрировавший сокурсникам какой-то зеленый кустик в небольшой деревянной кадке.

— Привет, привет, привет, — подхватили остальные ребята.

Гермиона вытащила платок и смахнула капельки пота с висков, а потом расстегнула новенькую теплую куртку. Родителям очень понравились мантии дочери, но одежда волшебников совершенно не подходила для повседневной носки в мире магглов, поэтому в один из первых дней каникул мама вытащила Гермиону за покупками. Юная волшебница кривилась и требовала потратить деньги на что-нибудь полезное. На книги, например. Но миссис Грейнджер была непреклонна. И этим утром куртка пригодилась как никогда, ведь добираться на вокзал девочке пришлось в сопровождении мамы на такси.

— Так вот… это очень редкое растение! — продолжил вдохновенно вещать Лонгботтом. — Вообще существует где-то триста видов и три тысячи гибридов, но алая камелия — редкость. А это алая магическая разновидность! Если верить записям моего прадеда, чай из листьев и цветов — настоящий нектар богов, укрепляющее зелье!

Ханна удивленно охнула, с невероятным трепетом рассматривая пока еще маленький кустик, а Джастин хлопнул приятеля по плечу.

— Поздравляю! Здоровский подарок!

Запертый в переноске Тревор подхватил общий восторг, огласив купе громким кваканьем.

Гермиона с легкой завистью взглянула на кустик алой камелии и продолжила путь, через десяток шагов отметив, что в купе хаффлпаффцев кто-то наложил согревающие чары — там было теплее и уютнее, чем в продуваемом зимним ветром коридоре.

— А еще! Еще! — услышала Гермиона ближе к середине вагона и заглянула в открытую дверь.

— Сейчас! — со смехом ответила Падма под недовольное шипение Парвати и хихиканье Лаванды.

Индианка с Рейвенкло на несколько секунд зажмурилась, а когда взглянула на подруг, ее глаза из карих стали золотисто-зелеными. Лаванда радостно захлопала в ладоши, а Лайза восхищенно отметила:

— Это уже седьмой оттенок! Ни одного повторения! Потрясающе!

— О, привет, Герми! — заметив кудрявую девочку, помахала ей из глубины купе Лаванда. — Как каникулы?

Грейнджер пришлось остановиться и вежливо обменяться с девочками несколькими общими фразами. Все это время Гермиона с легкой завистью посматривала на сережки Падмы Патил, благодаря которым та еще раз за недолгую беседу сменила цвет глаз. На этот раз на фиолетовый с серебристыми искорками.

— А вы не видели Гарри Поттера? — чтобы как-то обозначить собственное желание уйти, спросила Гермиона.

— М-м-м, — задумчиво протянула тихо сидевшая в уголке Се Ли. — Кажется, я видела, как он садился в соседний вагон. Но я не уверена.

Поблагодарив девочек, Гермиона отправилась дальше.

Из каждого купе слышались веселые разговоры и смех. Студенты обменивались впечатлениями и демонстрировали друг другу покупки и подарки. Из первого купе в четвертом вагоне волной выкатывались разноцветные мыльные пузыри. Расчищая себе путь потоком воздуха из волшебной палочки, Гермиона услышала из мыльной глубины хихиканье и довольное перешептывание. Стоило волне докатиться до второго купе и проникнуть в щель под дверью, как в коридор выскочил взлохмаченный староста Хаффлпаффа в мокрых носках и грозно заорал на весь вагон:

— Какого Мордреда? Уизли ведь не ездили на каникулы!

Из других купе повысовывали головы любопытствующие, и Гермиона высмотрела среди студентов Поттера. Тот с прищуром глянул на мыльно-пенную волну, пожал плечами и скрылся из виду.

— Привет, Гермиона! — улыбнулся девочке Гарри, стоило ей добраться до его купе.

— Привет, — ответила она, осматриваясь. — Можно?

— Конечно.

Кроме Поттера в купе ехал только Терри, софакультетник Поттера.

— Как каникулы? — добродушно спросил Бут, помогая девочке отлевитировать чемодан на багажную полку. — Мы с родителями ездили в Данию! Ты знаешь, что старейшее магическое поселение нынешней Дании расположено в самом центре города Орхус? Вход спрятан не в баре, как у нас в Лондоне, а рядом с местным собором. Магглы, когда строили здание в двенадцатом веке, даже не подозревали об этом. И волшебники, обитающие в маггловской части города, смогли избежать гонений, ведь никто не мог заподозрить, что горожанин, идущий в храм, на самом деле отправился на рынок или в лавку зельевара в магическом Орхусе!

— О, и снова… Грейнджер, — фыркнул Малфой, материализуясь в дверном проеме.

— Драко, все же надо поправить, — поморщился Гарри. — Погрешность великовата. И всплеск магии образуется. Расходится волнами и протуберанцами в разные стороны. Так не пойдет! Дай сюда.

— Не отдам! — воскликнул Малфой, пряча руку за спиной.

— Я же не забираю, только кое-что гляну.

— Меня все устраивает, — вздернув нос, заявил блондин.

— Не упрямься, — взмолился Поттер. — Я докручу и верну. Мы еще из поезда выйти не успеем.

Малфой несколько секунд молча сверлил Гарри взглядом, но потом смирился, плюхнулся на сидение, сдернул с пальца тонкое колечко и протянул его на раскрытой ладони рейвенкловцу.

— Ты обещал!

— Ага-ага, — отмахнулся Поттер, ухватил кольцо и уложил то на столик перед собой. — Обещал.

— Так как поживаешь, Грейнджер? — переключив внимание на девочку, спросил Малфой, стараясь не смотреть, как вороненок машет над кольцом двумя короткими металлическими спицами, вычерчивая ему одному понятные петли и линии.

— А? Нормально, Малфой, — ответила Гермиона, недоуменно посматривая на действия Гарри. — А что ты делаешь?

— Портал мне доделывает, — проворчал Драко. — Его, видишь ли, не устраивает магический фон!

— Не должно быть такого всплеска, — уперся Гарри, не отрываясь от работы.

— Да и так неплохо работал, а ты… перфекционист! — воскликнул слизеринец.

— Неплохо? — передразнил Поттер. — Да ты хоть понимаешь, что произошло бы, если бы ты скакнул порталом в место, где присутствует высокая концентрация магических связок заклинаний? Взять хотя бы Хогвартс! Да тебя размазало бы тонким слоем, если бы ты попытался перемещаться внутри замка! И это еще не самый худший вариант.

Малфой и Бут потрясенно воззрились на Поттера, а потом хором заявили:

— В Хогвартсе нельзя ни аппарировать, ни использовать порталы!

— Да? — переспросил Гарри так, будто данный факт слышал впервые.

— Поттер! — весело возмутился Драко. — Ты такой Поттер! Значит, когда я скакал порталом по мэнору, то это не было ошибкой? И в Хогвартсе портал тоже сработает? Но разве?..

— Серьезно? — перебил блондина Терри. — Внутри мэнора? При помощи портала? Отец тебе его настраивал?

— В том и дело, что нет! — хихикнул Малфой, но тут же спохватился и с сомнением взглянул на Бута и Грейнджер.

— Что? — спросила Гермиона.

— Только посмейте кому-нибудь рассказать об этом! — предупредил слизеринец.

— Драко, — одернул мальчика Гарри.

— Ты хоть понимаешь, что об этом не стоит распространяться? — уточнил Малфой.

Блондин вновь с сомнением глянул на ребят и уже пристальнее уставился на Гермиону. Девочка лишь фыркнула и вскочила.

— Если у вас тут такие… ВЕЛИКИЕ тайны, то я лучше пойду! — заявила она и выскочила из купе.

— Драко, не стоило так с ней, — со вздохом прошептал Поттер через мгновение.

— Ты слишком доверчивый, — сообщил Малфой так же шепотом. — Гриффиндорцам верить нельзя!

Гермиона, и не думавшая уходить далеко, возмущенно покосилась на дверной проем, но промолчала.

— Драко…

— У гриффов нет тайн друг от друга, — просветил Поттера слизеринец. — А я идиот, что вообще завел этот разговор.

— Ты преувеличиваешь, — сказал Гарри.

Ребята помолчали.

— Где там Грегори и Винс? — переводя тему, проворчал Малфой. — Они должны принести чай и выпечку.

Гермиона нервно оглянулась, высматривая вассалов Малфоя, а потом и вовсе спряталась в соседнем пустом купе. Опустившись на сиденье, девочка прикусила губу и задумчиво подергала себя за кудрявую прядь.

— Портал, позволяющий перемещаться внутри Хогвартса? — спросила она в пространство.

-

*В спокойном зеленом океане

Все рыбки перестали играть.

Ниже плеча, выше стопы,

Над головой, выходишь ТЫ!

— Где там Грегори и Винс? — переводя тему и сверкая глазами, проворчал Малфой. — Они должны принести чай и выпечку.

Гарри тихо усмехнулся и продолжил колдовать над порталом. Пусть он и провел большую часть каникул или за вычислениями, или за исследованиями, или что-либо мастеря, работа все еще не вызывала отвращения. Всякий раз, что бы он ни делал, на Поттера снисходили покой и умиротворение. И всякий раз, закончив работу, Гарри проникался чувством равновесия, гармонии с собой, видя неплохо сделанную вещь. Правда… всякий раз ему хотелось достичь совершенства! Но удовлетворяться приходилось добротностью и надежностью.

Но только не с порталами. Слишком многое от них зависело.

Глядя на рисунок чар, Поттер поморщился и выудил из держателя спицу с напылением из александрита. Стоило пропустить через инструмент немного силы — и напыление из красновато-фиолетового сменило цвет на насыщенно-зеленый. Повертев стилус и убедившись, что цвет равномерный, отражающий настроение владельца, Гарри прошелся рабочей поверхностью палочки по одной из нитей, приглаживая расщепление.

Мальчишки следили за действиями Поттера, вряд ли что-то понимали, но задавать вопросы не спешили. Сам же Гарри пока не спешил отвлекаться. Хотя чувствовал любопытство ребят так же отчетливо, как пробивавшееся из коридора свечение ауры Грейнджер, замершей под дверью.

В сентябре юный волшебник достаточно часто обращался к своей способности видеть магически потоки не только на уроках, но и в остальное время. Аура магов сияла ярко, а потому Гарри мог уловить отголоски настроения даже у прикрытых щитами и артефактами юных наследников магических семей. Это помогало не попасть впросак. Но Поттеру очень быстро надоело использовать подобный костыль в общении с людьми. В итоге три последних месяца магическим зрением Гарри пользовался лишь на уроках и во время работы. И отвык, что аура магглорожденных сияет так ярко, что способна выдать подслушивающую под дверью девчонку с головой.

«Подслушивает?» — удивился мальчик беззлобно, чуть пожал плечами и вернулся к работе.

— А что с ощущениями при переносе? — уточнил он, накручивая на стилус, как макаронину, одну из серебристых нитей и обозревая ее со всех сторон. Нить казалась достаточно плотной и светилась равномерно.

— О! — подпрыгнул на сидении Малфой. — Слушай, а как тебе удалось избавиться от этого мерзкого побочного эффекта?

Гарри покивал своим мыслям, почти не слушая слизеринца.

— А сколько раз ты уже успел прыгнуть? Ничего не поменялось? Я, конечно, опробовал, чтобы быть уверенным в работе, но не увлекался, — продолжил допрос рейвенкловец и кивнул вошедшим в купе Крэббу и Гойлу.

Драко внезапно зарделся, вызвав у Гарри недоуменный взгляд.

— Ну… я не считал, — честно признался блондин. — Кажется, в один из дней меня… вырвало… где-то после сотого перемещения по поместью.

Поттер невольно крякнул, таращась на приятеля.

— Эй, это не из-за портала! — тут же замахал руками Драко. — Это я просто… Меня укачало! И все!

— М-м-м, — промычал Терри неопределенно. — О каком побочном эффекте вы говорите?

— Ты хоть раз с кем-нибудь аппарировал? Перемещался порталом? — отвлекаясь на сокурсника, спросил Малфой.

— Аппарация и камин, — ответил Бут. — И еще «Ночной рыцарь», если вы о вариантах добраться из одной точки в другую.

— Ну тогда ты примерно представляешь тот… дискомфорт, который при этом испытываешь, — пояснил Драко. — Особенно при аппарации. Хотя некоторых даже от каминной сети мутит. Отец говорит, к этому можно постепенно привыкнуть. Но лишь к совершеннолетию пропадает желание… выхаркать внутренности.

Гарри хихикнул.

— При перемещении порталом все лишь немногим лучше. Обычно, — добавил блондин.

— О! — на миг замерев с удивленно приоткрытым ртом, выдохнул Терри. — Не знал. Я никогда ничего такого не чувствовал.

— Серьезно? — с явной завистью уточнил Драко. — Не выдумываешь?

— Так бывает, — покивал Гарри. Он искренне радовался короткой передышке. За все каникулы у него не было толком ни одного дня, на протяжении которого он мог бы вот так просто с кем-нибудь болтать, не решая свои и чужие проблемы. Мальчик то пропадал в мастерской, то разговаривал с портретами, то ловил короткие моменты пробуждения леди Блэк, то обсуждал ход лечения с целителем Сметвиком. И мастерил, мастерил, мастерил. А ведь еще были дела, которые Гарри изначально отложил на каникулы!

Еще этим утром за завтраком Поттер читал подготовленные гоблинами документы по возвращению имущества некоторым семьям. Бюрократия требовала свою дань, платить приходилось личным временем. Читая сухие формулировки, Гарри радовался, что у него есть дедушки и бабушки. И даже поминал добрым словом Дурсля-старшего. Дядя Вернон нередко просматривал дома документы своей фирмы, зачитывал тете куски из писем партнеров, а деловые ужины, во время которых решались спорные рабочие вопросы, случались в доме под номером четыре не реже раза в пару месяцев. Только поэтому у мальчика не дергался глаз, не болела голова от некоторых формулировок, хотя то и дело охватывала паника от осознания, во что Гарри ввязался.

— Есть устоявшееся мнение по поводу дискомфорта во время волшебных перемещений, — сказал Поттер, окидывая взглядом результат своей работы, и, сосредоточившись, сжал большой и указательный пальцы над колечком, заставляя магические плетения уплотниться и почти полностью скрыться внутри артефакта. Теперь портал лишь немного светился в магическом спектре. — Любые иные теории по данному вопросу весьма неохотно обсуждаются. Традиционно считается, что до совершеннолетия магическое ядро волшебника разбалансировано постоянными скачками роста. Именно поэтому порой происходят сбои в отработанных до автоматизма заклинаниях…

— Ближе к сути, — поморщился Драко. — Лично я эту официальную версию прекрасно знаю. Ты же не собираешься ее нам пересказывать, как маленьким?

Гарри хмыкнул, протягивая кольцо Малфою.

— Постарайся пользоваться не так часто, — предупредил рейвенкловец и пояснил: — С порталом ничего не случится. Просто частые перемещения не слишком полезны для здоровья в нашем возрасте.

Драко скривился, но кивнул.

— Так вот. Есть, как ты говоришь, официальная версия, — продолжил Поттер. — Я с ней не спорю, если что. Вот такие ребята, как Терри, выступающие исключениями из правил, только подтверждают теорию. Но в объяснениях… хотя бы с перемещениями… есть недочеты.

— И что ты уже вычитал в своих дневниках? — догадался об источнике знаний слизеринец. — Поведай нам, о, великий!

Гарри беззлобно фыркнул, наблюдая кривляния приятеля.

— Я люблю читать дневники колдомедиков хотя бы потому, что в личных записях волшебники просто отражают собственные наблюдения, не пытаясь кому-либо что-либо доказать. Они не выдвигают теорий, не спорят, но… если несколько магов говорят об одном и том же, но при этом, вероятно, при жизни не знали друг друга или даже жили в разное время, то их наблюдения уже можно назвать фактами. И если собрать и упростить собранные практиками факты, то выходит следующее: чем более плавно происходит как физическое, так и магическое взросление, тем комфортнее ощущения при перемещении в пространстве. Дело не только в магии, как считается официально.

Драко фыркнул и заявил:

— Навел таинственности, а по итогу озвучил прописную истину! Да любому это понятно.

— Понятно, — покивал Поттер. — Но в том и дело, что над вроде бы понятными вещами мало кто задумывается. Помнишь первый урок у Флитвика? Почти никто не писал конспект, ведь профессор рассказывал то, что казалось очевидным. Так и тут. Все кажется очевидным.

— Ну и? И что?

— А то, что все волшебники разные. Почему-то кто-то придумал что-то вроде средних значений и пытается загнать нас всех в рамки этих значений. Маг — это тот, кто умеет колдовать, первый выброс должен случиться до одиннадцати, а лучше в период с пяти до восьми лет. К одиннадцати ядро достаточно развито для изучения магии, при постоянном ее использовании не произойдет перенапряжения и истощения. Палочка выбирает волшебника. После одиннадцати не происходят магические выбросы. К семнадцати ядро волшебника достигает своего максимального размера и более не растет. И так далее и тому подобное. Но маги все разные! У одного выбросы начинаются почти с рождения, у другого — не происходят вообще. Одного мутит при перемещениях, другой их не замечает. И уж точно юные и взрослые волшебники — совершенно разные волшебники.

— И к чему ты клонишь? — уточнил Терри.

— Он сейчас договорится, — хмыкнул Драко, со значением глянув на Поттера. — Сначала всё вот это, а потом… — Мальчик наклонился вперед, сверкая глазами. — А потом еще что-нибудь скажет. И… бунтарем обзовут. Оппозицией нынешней власти.

Гарри легко уловил намек и засмеялся. Да, читая газеты, мальчик и сам отметил, что изначально проблемы, которые призывал решить Тот-Кого-Нельзя-Называть, тоже казались невинными в сравнении с теми идеями, которые этот человек стал продвигать через несколько лет.

— В общем, — решив не усугублять, сказал Гарри и кашлянул, — каждый маг — уникальное создание. И не важно, появился он вследствие случайного или сознательного соединения генов, но каждый индивидуален и не похож на других.

— И? — успокаиваясь, вздернул бровь Малфой.

Гарри вздохнул и стал объяснять:

— Никого это не волнует. Тут, в Соединенном Королевстве. Если изучить вопрос, то выяснится, что только в Шармбатоне как-то пытаются исследовать индивидуальные особенности каждого студента, изучают ауру, отслеживают развитие ядра в разные периоды, определяют, физиология влияет на магию или наоборот, подбирают индивидуальные занятия, если нужно, график тренировок. Прописывают курсы зелий, витаминных добавок. Даже вычеркивают из расписания некоторые дисциплины, если у ребенка изначально мало склонности к предмету. С самого первого курса! В паре школ можно изначально выбрать занятия. Там нет обязательных…

— Ну, мы же не можем вернуться в далекое прошлое, когда волшебник подбирал себе небольшое число учеников и со всеми занимался по очереди, — резонно заметил Терри.

— Верно, — согласился Гарри. — Но! Когда-то деление на факультеты в Хогвартсе было более логичным, это сейчас унифицировали программу обучения. Смени названия и цвета — и не отличишь Слизерин от Хаффлпаффа. Но, усреднив программу, никто не пошел дальше. А дальше стоило делить детей по силе и по темпу развития магического ядра на небольшие подгруппы с возможностью переводить из одной в другую по мере необходимости.

— Вот, он опять, — хихикнул Малфой. — Ты же понимаешь, что если бы такое сделали, то чистокровные, получающие начальное образование еще дома (пусть и теоретическое), сразу бы попадали на второй или третий курс? А ты сам прошел бы программу пары курсов за несколько месяцев, бунтарь и гений ты наш. Никто не будет ничем подобным заниматься. Да и как определить, кого и куда? Вряд ли Шляпа способна распознавать магический уровень студентов.

— Но для чего-то же в книгах по трансфигурации указываются единицы прикладываемой магической силы, — возмутился Гарри. — Значит, нужен артефакт, способный эту силу определять. Как и уровень силы мага вообще.

— Если только ты сам его сделаешь, — улыбнулся Бут.

— А вот и сделаю! — хмыкнул Гарри, думавший об этом с самых первых дней в Хогвартсе. — Но сейчас мы не об этом говорим.

Мальчики взглянули на приятеля вопросительно.

— Видите ли… И тут я вернусь к началу. Каждый маг уникален. Но все же у магов есть кое-что общее. Мало у кого уровень магии в разные периоды времени стабилен. Он постоянно колеблется. Но если у взрослых эти колебания минимальны, то у детей и подростков амплитуда весьма значительна. Об этом писали многие из тех, кого я читал. Ядро юного волшебника постоянно… как бы пульсирует, то сжимаясь, то расширяясь. И измерения никогда не будут точными, ведь… в один момент уровень магии может быть единица, а в другой — тройка у самого слабенького, вроде бы, первокурсника. Влияет не только то, колдует маг или нет, но и питание, настроение, физическая и психологическая усталость. Даже время суток. — Гарри вздохнул. — Так что нельзя просто придумать прибор, определяющий текущее значение уровня магии. Нужно что-то, вроде Книги Душ, которая настроена на то, чтобы улавливать уровень магии от единицы и выше. Но артефакт должен определить наивысшее значение… за месяц, например. А для подобного нужна очень хитрая штуковина!

Терри захохотал.

— Штуковина! И это говорит человек, понимающий в артефакторике больше, чем любой в Хогвартсе.

— Так уж и во всем Хогвартсе, — отмахнулся Гарри. — Не может такого быть.

— Ты просто по сторонам, видимо, не смотришь, — согласился с Терри Малфой. — Смотри, сегодня такие разговоры ведешь, а завтра Отдел Тайн захомутает.

— Ты уж определись, — фыркнул Поттер, — то бунтарем обзываешь, чуть ли не следующим Темным Лордом, то прочишь работу на невыразимцев.

— Одно другому не мешает, — заявил Малфой философски.

— Так о чем мы? — спросил сам себя Гарри. — В случае тебя, Терри…

— А! Так это было отвлеченное вступление! — перебивая, хмыкнул Бут.

— …мы можем наблюдать равномерное и спокойное развитие ядра, без скачков, без истощений, — спокойно продолжил Поттер. — Твое ядро пульсирует, но плавно и медленно.

— Ты видишь это? — догадался Бут.

Гарри вынужденно кивнул.

— Это какие-то чары?

— Это врожденное, — уверенно заявил Драко. — У прирожденных артефакторов, целителей, магов крови и некромантов это естественный бонус к дару.

Поттер кивнул, не став уточнять детали.

— Но у кого-нибудь другого одиннадцатилетнего волшебника ядро рвано и часто пульсирует, что создает как бы… вибрацию ауры, — продолжил Гарри. — И эти колебания создают помехи при перемещении в пространстве.

— О, — выдохнул Драко. — Но ты их как-то устранил?

— На самом деле нет, — покачал головой Поттер и, подумав с секунду, стал объяснять: — Избавиться от этого нельзя, но можно сгладить и уменьшить помехи. Если не усложнять, то… — Из рюкзака был извлечен маггловский блокнот и обычный карандаш. — Вот смотрите. Порт-ключ — простой артефакт. Всего одна функция. Можно как зачаровать уже готовый предмет, так и создать что-то новое. Второе предпочтительнее. Тогда каркас под магическое плетение можно встроить в сам предмет прямо на этапе преобразования материала.

Мальчики следили, как Поттер набросал на листочке изображение кольца, а потом внутри него прорисовал замкнутую линию.

— Каркас может быть любой формы, замкнутый или свободный, — пояснил Гарри. — Это… просто нить под само плетение. Элемент, который большинство артефакторов использует исключительно как базу, полезную, но нефункциональную. Так затвержено в основах создания таких простых артефактов. Считается, что каркас ни на что не влияет, только пропускает магический импульс для активации. Но это не так! Да, есть артефакты, для которых важна жесткая основа, но правило нельзя применять для каждой работы. Особенно, для таких артефактов, как порт-ключ.

Мальчик чуть ниже первого рисунка набросал его копию, но в этот раз внутри кольца поместил замкнутую в круг спираль.

— Это все еще каркас, — пояснил он, ткнув в спираль. — И на подобную основу можно поместить такие же чары. Но сама основа не жесткая, она может растягиваться и сжиматься. Она более эластичная и за счет формы значительно поглощает магические колебания.

— Это как? — нахмурился Драко.

— Ну… Как бы так объяснить понятнее? — призадумался Гарри.

— А, это как амортизатор! — подал голос Грегори и тут же смутился под взглядами Малфоя и Бута. — М… У отца коллекция роллс-ройсов.

Гарри ободряюще улыбнулся парню, и тот куда спокойнее пояснил:

— Карета или автомобиль в любом случае доедут из одного места в другое, если не сломаются. Во-о-от… А амортизаторы э-э-э… служат для того, чтобы пассажиры не видели разницу между гладкой дорогой и ухабистой. Только в случае с артефактами… э-э-э… причина «ухабов» не внешняя, из-за дороги, а внутренняя, из-за самих пассажиров.

— Да! — обрадовался Гарри.

Малфой с подозрением глянул на Гойла и уточнил:

— Коллекция, говоришь? И сколько?

— В прошлом году купил седьмой, — чуть сгорбившись, признался слизеринец.

— Вот! — возмутился Драко. — А у отца только шесть!

— Что шесть? Чего шесть? — танцующей походкой входя в купе, спросила Паркинсон, бережно, как драгоценность, неся в руках большую коробку бельгийского шоколада. — Что происходит? Где обещанный чай?

Мальчишки прервали беседу. Из корзины извлекли особым образом складывающийся столик, вместивший на своей прямоугольной столешнице и блюдо с фирменным печеньем леди Малфой, и хоровод чашек с душистым чаем, и пузатый серебряный чайник, и уже традиционные булочки с фруктовой начинкой от «тетушки» Гарри, и гору шоколадных лягушек, и кучу тыквенных кексиков, и коробку с конфетами. Явившаяся с опозданием Се Ли добавила к угощениям целую стайку юрких рыбок-булочек с бобовой начинкой. Вкус у традиционного корейского лакомства оказался специфический, но Грег внезапно проникся и начал выспрашивать, где подобное можно купить в Лондоне. Последним к компании присоединился Теодор Нотт, и только худосочность Гарри и Панси позволила парню приземлить свою пятую точку на диванчике в переполненном купе. От себя наследник Магнуса Нотта выставил на стол блюдо с двумя дюжинами маленьких песочных корзинок с бананово-карамельной начинкой.

— Так о чем спор? — когда было выпито по первой чашке чая и все угостились десертами, уточнила любопытная Панси.

Гарри улыбнулся, слушая, как Драко и Терри пересказывают уже случившийся разговор, опуская тот факт, что причиной обсуждения стало кольцо-артефакт Малфоя.

— А причем тут роллс-ройсы? — нахмурилась девочка, неосознанно трогая маленькую серебристую змейку-булавку на своем галстуке.

— Малфои опять обнаглели, — высказался Тео, утаскивая верхнюю булочку с целой горы ее товарок. Драко возмущенно вскрикнул. — А ведь у каждого приличного британского аристократа есть роллс!

— Даже волшебника? — удивился Гарри.

— Тем более! — кивнул Нотт.

Дальше мальчишки переключились на обсуждение достоинств и недостатков тех или иных марок и каждый отстаивал свой выбор столь же горячо, как и перспективы любимой квиддичной команды в текущем сезоне.

— Мальчишки, — простонала Се Ли, и Панси ей поддакнула.

Гарри усмехнулся. Он был рад своему возвращению в школу.

«Жаль только, что нельзя отложить решение разных проблем на потом», — мысленно повздыхал юный волшебник.

«Возьми себя в руки!» — с шипением повторил внутренний голос и, по ощущениям, отвесил довольно внушительную ментальную оплеуху.

Мальчик вздрогнул и огляделся, а потом, сообразив, что на него таращится парочка одинаковых рыжих парней, схватил тост и быстро заработал челюстями. То и дело юный волшебник забывал свое имя, само наличие у него магии, название места, где он находится, но всегда помнил о том, что людей с рыжей шевелюрой успокаивает чужой здоровый аппетит.

Рон! Его зовут Рон. Рон Уизли!

Он шестой ребенок в большой и вроде бы дружной семье. У него пятеро братьев и младшая сестра. Он сам — неудачная попытка родителей завести как раз девочку. Рон знает об этом из разговора взрослых, который он подслушал летом.

То был ясный июньский денек. До возвращения братьев из Хогвартса оставалось всего несколько дней, Джинни засела у себя в комнате, а Рона отослали в сад — выдворять гномов. Отец рано вернулся с работы, и родители сели пить чай на кухне, чтобы обсудить последние новости. Рон побродил по саду с четверть часа, а потом тишком прокрался к дому и залег под приоткрытым из-за жары окном, желая узнать что-нибудь интересненькое.

Дожевав тост и запив его тыквенным соком, мальчик поднялся и нарочито медленно поплелся к выходу из Большого зала. Все каникулы ни близнецам, ни Перси не было никакого дела до младшего брата, но перед началом семестра о нем вспомнили. Рон ненавидел, когда за ним следили, как за маленьким ребенком, но еще больше он не любил делиться, а подобное произойдет, если Форжи узнают его тайну. Перси же может и вовсе лишить своего братца находки.

— Что-то вы неважно выглядите, молодой человек, — донеслось в спину с одного из портретов, но Рон не стал оглядываться. Его постоянно тянуло в заброшенный класс на четвертом этаже. Ощущение то усиливалось, то ослабевало, но не исчезало, а Рональд даже не пытался сопротивляться, расстраиваясь лишь из-за того, что не может проводить перед зеркалом все время. А как бы хотелось…

«Завтра начинается учеба, недоумок! — рявкнул внутренний голос. — И тогда ты не сможешь скрыть свои отлучки! Возьми себя в руки».

Еще больше занервничав, Рон почти взлетел на четвертый этаж и затравленно осмотрелся. Коридор возле Библиотеки казался пустым. Но это не означало, что мальчик не встретит Филча или его кошку на подходе к заброшенному классу, где в дальнем углу притаилось волшебное зеркало, способное показать шестому Уизли все его мечтания.

Филч в последние дни вообще разошелся, и только внутренний голос и инстинкт самосохранения помогали Рону не попасться завхозу во время ночных вылазок. Последний раз гриффиндорец видел старого сквиба недалеко от Большого зала, когда почти под конвоем братьев шел на завтрак. Те разбудили Рона утром, в две палочки облив первокурсника водой, а потом долго насмехались, глядя на то, как мальчик отряхивается и ругается. Под напором близнецов пришлось сдаться и выйти из спальни, хотя почти неделю Рон спал до обеда после бессонных ночей.

Еще раз оглянувшись, юный волшебник толкнул дверь и спрятался в пустом классе. Петли не скрипнули, выдавая его маневр — мальчик давным-давно смазал их украденным у Фреда и Джорджа машинным маслом, которое они, в свою очередь, утащили из гаража отца и потом развлекали младших рассказами о своих ловких проникновениях в кабинеты учителей или в заброшенные классы. Изнутри мальчик подпер дверь стулом и, выдохнув, направился прямо к зеркалу.

Когда Рон впервые попал в этот класс, каждый дюйм пола, парт и стульев покрывал толстый слой пыли. Теперь же от входа и до зеркала тянулась запутанная цепочка следов, а перед зеркалом, в паре шагов от него, царил островок чистого пола там, куда мальчик присаживался, чтобы час за часом любоваться картинкой. Порой мальчик думал о том, что следы могут его выдать, но забывал обо всем, стоило взглянуть в зеркальную глубину. С каждым разом появлялось все больше и больше деталей, а зеркало будто немного светилось изнутри, так что Рон несколько ночей назад перестал приносить с собой лампу.

«Только не сиди перед зеркалом весь день, — велел голос, появившийся через день после того, как Рон впервые увидел отражение в зеркале, — вечером приедут остальные студенты, и Перси обязательно вспомнит, что он староста. Ты же не хочешь, чтобы остальные выследили тебя?»

— Я не хочу делиться! — решительно заявил Рон, опускаясь на пол перед зеркалом. — Это только мое!

В первый раз из-за стекла на мальчика взглянул он сам, чуть постарше, в новенькой отглаженной мантии, со значками старосты и капитана квиддичной команды Гриффиндора. Потопывая ногой в новеньком ботинке из драконьей кожи, зазеркальный Рон уверенно взирал на Рона настоящего, демонстрировал ему Кубок соревнований по квиддичу. Позади юноши виднелась кирпичная стена увешанная плакатами «Пушек», на которых он, Рональд Биллиус Уизли, красовался в квиддичной форме команды с большой единицей на груди, латунная табличка с другой стороны извещала всех, что «Мистер Уизли» стал «открытием года» и «лучшим вратарем с момента создания команды в 1753 году». Чуть ниже виднелась упрятанная под стекло вырезка из «Ежедневного пророка» со статьей о двадцать второй победе «Пушек Педдл» на Чемпионате Мира и первой их победе после большого перерыва с 1892 года. То и дело подмигивая маленькому Рону, зазеркальный Рон окидывал взглядом стену, на которой с каждым разом появлялось все больше табличек, грамот и наград, снисходительно отодвигал носком ботинка деревянные сундучки с золотом и драгоценными камнями и улыбался вспышкам колдокамер.

Прошлой ночью Рон увидел себя уже с Кубком Чемпионата Мира в одной руке и новенькой метлой «Нимбус-2000» — в другой. И поэтому очень спешил еще раз заглянуть в зеркало, надеясь узнать чуточку больше. И пусть мальчик не планировал рассказывать кому-либо о зеркале, ему нравилось представлять себе лицо матери, если видение однажды исполнится, замолчавших от зависти братьев и бьющуюся в истерике сестру.

— Тогда мама пожалеет, что говорила обо мне подобные вещи, — пробормотал себе под нос Рональд, заворожено любуясь собой в дорогой оранжевой мантии с огненной эмблемой «Пушек». Это так сильно отличалось от нелепого вязаного покрывала в его комнате в «Норе» и вороха плакатов с фотографиями игроков, хотя еще недавно мальчик радовался всем этим вещам, ведь они были только его, сделанными или купленными для него, новыми. Но одно дело, конечно, быть фанатом любимой команды, и другое — играть за вратаря в основном составе, получая баснословные гонорары и деньги за рекламу от производителя квиддичного инвентаря.

Вновь вспомнился подслушанный разговор, захватив мысли гриффиндорца. Прикрыв глаза и чуть раскачиваясь, мальчик представил себе тот день: ясное небо, легкий запах стоячей воды, шорох камыша, солнечные блики на угловом витражном окне. Знакомо постукивала посуда в мойке, шипел, поджариваясь, лук, булькала вода в чайнике — родители засели за основательный разговор, что не мешало миссис Уизли заниматься домашними делами.

— Альбус заходил?.. — Мать была чем-то недовольна. — Я надеялась, он заглянет к нам на этой неделе.

— Ты же знаешь, Молли, — примирительно пробормотал мистер Уизли, — у директора много забот…

— И нет ни минутки, чтобы нас навестить? — презрительно уточнила волшебница. — Не мели чепухи, Артур!

— Милая…

Раздался какой-то шум, но Рон побоялся высовываться, чтобы узнать, что происходит. Через какое-то время миссис Уизли вновь заговорила, но уже тише и спокойнее.

— Как жаль, что Джинни… — выдохнула мать и оборвала себя на середине фразы.

— Никто не мог знать заранее, Моллипусенька, — не без толики извинения в голосе пробормотал Артур Уизли.

— Во всем виноват Альбус, — явно продолжая какой-то давний спор, сказала миссис Уизли. — Он-то, как раз, обо всем знал. Но вздумал нас обманывать. Еще и отец…

Рон удивленно вскинулся. О мистере Пруэтте, отце матери и дедушке, в семье Уизли говорить было строго запрещено. Билл как-то упомянул этого человека, так миссис Уизли потом неделю третировала старшего сына по любому поводу.

— Я знаю, ты надеялась… — пробормотал глава семейства.

— У отца нет наследников! — взвилась волшебница. — И он не молодеет. Но этот упертый старик стоит на своем! И почему я поверила Альбусу, когда он заверял, что уж девочку мой отец примет…

Мистер Уизли завздыхал, раздалось бульканье воды, скрипнул стул.

— Но ведь расчет был верен, — осторожно заметил отец.

— Вовсе нет! — хмуро ответила Молли Уизли. — Это слабые проклятия слетают с девочек и девушек при введении в другой род. Но не клеймо Предателей крови. Альбус знал! Знал! Мы столько старались! И что? Две неудачные попытки, прежде чем появилась дочь. А теперь… Теперь он обещает моей Джинни Поттера, но не обманет ли?..

— Ты же помнишь, что сказал директор. Мальчик рос у магглов. Вряд ли он хоть что-то знает о законах магии, — успокоительно пробормотал волшебник. — Все будет так, как ты захочешь, Моллипусенька.

— Альбус может снова нас обмануть, — жестко предупредила мать. — Нужно стребовать с него магический контракт на брак нашей девочки и Гарри Поттера. Как опекун мальчика, Альбус может его подписать. Нам нужны гарантии.

— Тебе не кажется, что это не очень правильно, милая? — дрогнувшим голосом спросил мистер Уизли. — Детям всего по десять-одиннадцать лет…

— Ничего, — перебила женщина. — Сначала Поттер познакомится с Роном, подружится с ним. Потом, когда поступит Джинни, нужно будет лишь совсем немного подтолкнуть мальчика… Ах, как жаль, что вместо Рона не родилась девочка! Тогда бы дети учились на одном курсе, каждый день видели друг друга.

Дальше шестой Уизли слушать не стал. Скривившись, он поскорее убрался из-под окна и потом долго отсиживался на берегу, бросая травинки в медленно текущую воду.

А через неделю в Нору заявился директор Хогвартса и долго советовался с матерью по поводу участия семьи Уизли в судьбе Героя магического мира. Тогда Рона покоробило то, что они без всякого стыда делили деньги Поттеров. Но потом, когда Гарри не поступил на Гриффиндор, рыжик часто вспоминал тот летний спор взрослых и вздыхал. А теперь этот нахальный мальчишка, Гарри Поттер, смеет преспокойно разгуливать по школе в своих новеньких мантиях, есть конфеты, когда вздумается, и покупать дорогие вещи. Ему, Рону, даже подарка на Рождество не прислал. А Рон его еще жалел! Хотел с ним подружиться.

— Ничего! — воскликнул мальчик себе под нос. — Ничего! Они все пожалеют! Герой? Дутый герой! Я буду настоящим героем!

Раскачиваясь, мальчик просидел перед зеркалом до обеда и вынырнул из сладостных грез лишь от того, что уже привычный голос язвительно напомнил: «Ты, конечно, можешь и дальше здесь сидеть, но, если не появишься в Большом зале, братцы Форжи обязательно задумаются над твоими постоянными отлучками». Встряхнувшись, Рон попытался подняться, но едва не упал от слабости. Встать удалось только с третьей попытки, а на пороге желудок вывел такие голодные рулады, что эхо разнесло звук по коридору. Прижав ладонь к животу, юный маг поспешил вниз.

На лестнице к нему присоединились очень чем-то раздраженный директор и ворчащий себе под нос Филч. Мальчик сжался, пытаясь стать меньше и незаметнее, но, увлеченные спором, взрослые его даже не заметили.

— Мистер Филч, у меня нет на это времени, — явно не первый раз повторил Дамблдор.

— Но, господин директор! — возмутился завхоз. — Туалет все еще заперт. С Хэллоуина. На втором этаже…

— Достаточно туалетных комнат, мистер Филч! — отрезал великий волшебник и первым сошел с лестницы в холле.

Рон удивленным взглядом проводил директора. Никогда прежде он не видел Альбуса Дамблдора настолько раздраженным и злым. Тянуло подумать об этом, но желудок вновь напомнил о себе, и мальчик поспешил в Большой зал.

— Где ты был? — с подозрением косясь на сероватого, будто выцветшего младшего брата, требовательно спросил Перси.

— Г-гулял, — дернув плечом, прошептал мальчик и потянулся к блюду с куриными ножками.

— Где гулял?

Рон мигом набил рот и неопределенно махнул рукой вверх.

Персиваль с прищуром воззрился на брата, покачал головой и задал следующий вопрос:

— Ты написал заданные на каникулы эссе?

— Ой, Персик, отстань от младшего, — фыркнул один из близнецов, падая на лавку.

— Тебе бы только домашка! — хихикнул второй близнец.

— А как же…

— Отдых?!

— Первый и второй курсы закладывают основы, — отчеканил староста. — Если не учиться сейчас, потом можно не наверстать!

— Зануда! — хором воскликнули братцы, и Рон с тихим облегчением выдохнул, видя, что о нем старшие родичи напрочь позабыли, увлеченные перепалкой. Возможно, уже и не вспомнят. Тогда он успеет написать злополучные эссе до прибытия Хогвартс-экспресса. Или…

«Не смей снова ходить сегодня к зеркалу! — велел внутренний голос. — И так не приведение похож! Завтра пойдешь».

Гарри искренне опасался, что после столь насыщенных каникул не сможет быстро влиться в учебу, но его переживания оказались напрасными. Уже на третий день жизнь вошла в свою колею. Поттеру даже удалось, изрядно помучавшись, согласовать свое расписание до самых пасхальных каникул. Пусть теперь и казалось, что день за днем расписаны практически по минутам, но юного волшебника итог более чем устраивал, ведь позволял успеть так много, как только возможно, не перегибая при этом палку.

А перегнуть было в чем!

Теперь время отнимала не только основная учеба и самостоятельно выбранные дополнительные предметы, но и многое другое. Теперь в Библиотеке Гарри занимался только домашним заданием. На что-то другое не оставалось ни одной лишней минуты. Дальше мальчик шел в какой-нибудь пустой класс или на пятый этаж, или спускался на второй, чтобы еще пару часов уделить чтению писем из дома и написанию ответов.

Как и прежде, письма писала Тинки под диктовку дедушек и бабушек, но теперь сообщения мальчик получал почти каждое утро. Просыпаясь, он сразу же ощущал знакомый хруст под подушкой и успокоено улыбался. Если домовушка сунула конверт под подушку, то дома все хорошо. Если бы произошло что-то неожиданное или опасное, то Тинки сообщила вести лично и как можно скорее.

Пока новости были обнадеживающими. В Поттер-мэноре дела шли ровно так, как Гарри и надеялся: леди Блэк постепенно восстанавливалась благодаря зельям профессора Снейпа, почти ежедневным визитам целителя Сметвика, которому юный маг позволил заходить в дом в отсутствие хозяина, уходу домовиков и довольно мудреному артефакту, который придумал для нее юный волшебник. Обычно в письме было пару слов и от самой гостьи мэнора. Почти всегда это были вопросы, на которые не могли ответить портреты, а Сметвик мог вырваться из Мунго лишь в часы, когда волшебница спала. Гарри планировал попасть домой на несколько часов в выходные, но все равно писал подробные ответы.

Пока гораздо больше вопросов вызывала история, которую пытался, но не мог рассказать эльф Блэков. Тинки и остальные рассказали Гарри все, что почувствовали и поняли о состоянии Кричера, но при допросе удалось выяснить лишь то, что преданный эльф Блэков дал своему любимому юному хозяину Регулусу множество разных клятв. И если одна — сохранение местоположения младшего сына леди Вальбурги — не являлась тайной сама по себе, то с остальными все было сложнее. Кричер задыхался, бился головой о стены и пол и был готов, похоже, разорвать себе горло ногтями в попытках рассказать правду. Успокаивало лишь одно — если домовик все еще не может ответить, то волшебник, отдавший приказания, жив. Правда, это ничего не говорило о физическом и магическом состоянии младшего Блэка.

Обдумывая последнее письмо из дома, Поттер листал один из взятых в Библиотеке справочников, но довольно подробное издание не давало ответа на интересующий мальчика вопрос и вынуждало сокрушаться о том, что маги так мало продвинулись в изучении магии души и ее взаимосвязи с магическим ядром волшебника. Даже в Мунго, похоже, никто не искал ответов, а ведь там существовало целое отделение, где обитали волшебники с покалеченными душами.

Обрезая, обрывая и перенаправляя потоки магии в ритуальном зале Блэк-хауса, Гарри мог лишь нащупать две нити сыновей леди Блэк, уходящие в неизвестность. Даже зная, где находится Сириус, Поттер не сумел бы проложить к нему путь. Что уж говорить о младшем отпрыске Блэков. Книги же утверждали, что существует множество препятствий для любого из возможных видов поиска. Даже родич через связь с родовым камнем не сможет отыскать близкого человека, если тот находится в недосягаемом месте. И еще больше поиск затруднится, если искомый волшебник не способен сознательно или бессознательно откликнуться на зов.

Досадуя, что Певереллы, при всем разнообразии их изысканий в области магии, никогда не интересовались сложной темой магии души, Гарри понимал лишь то, что в ближайшее время ответов ему не найти. Как не найти и самого Регулуса Блэка. Его старшего брата, похоже, выкрасть из Азкабана будет и того проще.

Фыркнув себе под нос, мальчик взялся писать ответ.

* * *

Выходя из заброшенного класса, Поттер привычно покосился на большой портрет неизвестного мага. Мрачный темноглазый и темноволосый волшебник никогда не отвечал, даже когда Гарри здоровался, пялился в книгу, но презрительная усмешка давала понять, что присутствие мальчика замечают. В очередной раз пообещав себе выяснить имя молчаливого обитателя коридора на пятом этаже, Поттер направился на ужин. Но, уже дойдя до лестницы, невольно затормозил, услышав знакомые голоса.

— Уверен? Я не хочу получить взыскание, если что. — Смог он разобрать недовольное ворчание Симуса Финнигана несколько секунд спустя.

— Уверен! Уверен! Пошли, — надтреснутым голосам ответил ему другой мальчик. — Я уверен, он что-то задумал. Надо проследить.

Лишь выйдя на площадку, Гарри понял, что собеседником светловолосого гриффиндорца является осунувшийся и бледный Рональд Уизли, глаза которого блестели нездоровым фанатичным блеском.

Проводив мальчишек взглядом, Гарри задумчиво продолжил свой путь. За навалившимися делами Поттер упустил из виду всех знакомых гриффиндорцев, а с ними, похоже, происходило что-то странное.

— Хогвартс вообще странное местечко, — проворчал себе под нос юный маг.

На каникулах Гарри впервые задумался о том, что школа не дает ему достаточно. Если на уроках зельеварения и трансфигурации программа выглядела достаточно сложной, то другие предметы вызывали у Поттера множество вопросов. Особенно защита, история и астрономия. А после каникул вопросов лишь прибавилось.

Квиррелл стал заикаться еще больше, что, в купе с исходящим от него зловонием, никак не способствовало нормальному изучению одной из важнейших наук магического мира. Учебник, больше похожий на сборник нестрашных сказочек для малышей, только усугублял впечатление. Как и сероватый дымный магический след, временами с черными вкраплениями, тянувшийся за профессором.

Бинс, как талдычил про гоблинские войны, так и продолжал свою бесконечную лекцию, повторяя одно и то же по нескольку раз. В итоге даже первокурсники уже разобрались, что на уроках истории можно заниматься своими делами, спать или самостоятельно конспектировать учебник. Гарри пару раз спрашивал у Драко, почему Попечительский совет игнорирует столь вопиющее пренебрежение столь значимым предметом, но блондин лишь удрученно вздыхал.

Как выяснилось, Бинс при жизни заключил столь сложный контракт с Хогвартсом, что заменить его на другого преподавателя было возможно лишь в том случае, если профессор покинет школу. А раз Бинс хоть в каком-то виде все еще находился в замке, то контракт продолжал действовать. На последнем уроке призрак так разозлил Поттера своим бубнежом, что юный маг даже задумался выделить время в своем плотном графике и пару раз хорошенько дернуть бывшего мага за торчащие из клубка, представлявшего собой его разорванную магическую ауру, нити. Гарри был почти уверен, что призрак просто исчезнет, если постараться как следует.

И, похоже, только апатичный мертвый профессор не подозревал о кровожадных мыслях первокурсника. Пивз, и так облетавший Гарри по большой дуге с самого первого дня, после урока истории, увидев взгляд Поттера, посерел и побледнел до полупрозрачности, раздумал кидаться навозными бомбами возле Большого зала и с тихим шипением нырнул в стену.

Ну, а методы преподавания профессора Синистры не стали более занимательными за каникулы, и Гарри едва не засыпал на астрономии. Особенно на ночных практических. Программа же казалась излишне растянутой, будто крошечный кусочек масла размазали по слишком большому куску поджаренного хлеба.

При других обстоятельствах Гарри предпочел бы домашнее обучение постоянному проживанию в Хогвартсе. Такой вариант существовал, и его, как удалось выяснить мальчику, выбирали не так уж и редко. На каждый курс приходилось по три-четыре студента с таким соглашением, получавших задания почтой и сдававших СОВы и ТРИТОНы в Министерстве. Но Гарри пока не мог себе позволить изменить условия, и приходилось терпеть некомпетентных и мертвых преподавателей, тратить время и изучать самостоятельно то, чему прежде учили в рамках стандартной программы. И делать это все там, где благополучие и безопасность студентов волновала разве что парочку профессоров.

Пусть Гарри так и не сходил сам, но по рассказам Невилла и Драко он знал, что почти все обитатели Хогвартса уже побывали в коридоре на третьем этаже и только кто-нибудь из спящих портретов еще не знал, что там спрятана здоровенная трехголовая псина. Были даже пострадавшие. Вроде близнецы Уизли три дня в декабре провели во владениях мадам Помфри вовсе не из-за простуды, а из-за того, что пытались добыть ценные и очень дорогие шерсть, кровь и слюну цербера. А семикурсник-ворон загремел в Больничное крыло уже в этом семестре с переломами и разрывами. Мистер Филч очень быстро затер кровавые следы, а учителя запретили визиты к пострадавшему, но сведения просочились в первые же часы после случившегося.

И теперь, глядя на поведение первокурсников Гриффиндора, Гарри не был уверен в том, что они не окажутся соседями рейвенкловца по больничной палате уже этим вечером.

Покачав головой, Поттер отправился на ужин, хотя очень хотелось проследить за мальчишками, которые, пользуясь тем, что почти все обитатели школы собрались в Большом зале, целенаправленно сошли с лестницы на третьем этаже. Мальчику было очень любопытно, но он знал, что есть и другие способы узнать желаемое.

* * *

— О, ты пришел, — весело поприветствовал Поттера Терри.

Гарри сел и кивнул подошедшей к столу Се Ли.

— Где ты вечно пропадаешь? — спросил Бут и тут же приступил к еде.

Поттер неопределенно пожал плечами. Он знал, что вопрос Терри не требует ответа, ведь за ним стоит не интерес к делам сокурсника, а лишь легкое дружеское беспокойство.

— Ты будто еще больше занимаешься в этом семестре, — продолжил Бут, любовно оглядывая содержимое своей тарелки. — Не переусердствуй. Мой старший брат слишком много занимался и потом неделю валялся в Больничном крыле с переутомлением и магическим истощением.

— Ой, не нуди, — скривилась Се Ли. — Лучше бы сам больше занимался.

— Да, мамочка, — не обиделся вороненок. — А где остальные?

— Лайза, Падма и Менди сейчас подойдут, — ответила кореянка. — Да, кстати, Гарри, приготовься.

— К чему? — вздернув бровь, спросил Поттер.

— Ты точно много занимаешься, — поцокав языком, пробормотала Се Ли и пояснила: — Ты хоть в курсе, что среди девочек уже прошел слух о тех артефактах, что ты дарил?

— И что? Это ведь только безделушки, — непонимающе ответил Поттер.

— Да, но ты их делаешь сам, — напомнила девочка. — И эти твои «безделушки» весьма полезные. Сьюзен показала кому-то из старшекурсниц свои сережки…

— И? — заинтригованно подал голос Терри.

— Половина студенток с барсучьего хочет что-нибудь подобное! — хихикнула Се Ли, наблюдая за реакцией Гарри, а тот потрясенно уставился на сокурсницу.

— Ты попал, приятель, — сказал Бут. — Это ведь Хаффлпафф. Они упорные. Или не берись, или заламывай цену, иначе завалят заказами.

Гарри мысленно выругался. Ни о чем подобном он и не подумал, когда делал подарки девочкам.

— Но барсуки не одиноки, — «обрадовала» Се Ли. — Парвати и Лавандой Браун растрепали о сережках Падмы. Где-то на второй день сплетни и сплетницы пересеклись… Так что теперь девчонки из львятника, наши все и барсучата строят грандиозные планы. Так что жди первую паломницу, которая решится уточнить цену. А там уже и остальные подтянутся, если твой ответ окажется положительным, а цена — не слишком кусачей.

Гарри застонал и уронил голову в ладони. Се Ли с наигранным сочувствием похлопала рейвенкловца по плечу.

— Крепись!

— И это еще слизеринки не в курсе, — задумчиво протянул Бут.

— Вообще-то… — начал Майкл и кашлянул, привлекая внимание, — в Хогвартсе запрещена торговля.

— Ой, какой ты вредный, Корнер, — скривился Терри.

— Вредный и жадный, — поддакнула Се Ли. — На следующей неделе будет вечер в нашей гостиной, барсуки придут с ответным визитом. Опять скажешь, что никому ничего не должен?

— Я сказал, что не буду на чай скидываться, — задрав нос, заявил Майкл. — Я не должен!

— Это дело добровольное, — напомнила Се Ли, — обсуждали же. И это, и что свои угощения приносит тот, кто хочет и может. А тот, кто не участвует, мог хотя бы помочь принести все необходимое с кухни. Посуду там… Чайники.

Майкл воинственно поджал губы и отвернулся, всем своим видом демонстрируя отношение к укоризненному замечанию кореянки.

Общий ровный гул Большого зала нарушил шум бегущих ног. Некоторые оторвались от еды, чтобы увидеть, кто так спешит к столу. Мимо первокурсников Рейвенкло пронеслись Рон Уизли и Симус Финниган. Упав на лавку между Томасом и Грейнджер за гриффиндорским столом, эти двое накинулись на блюдо с куриными ножками, попутно что-то обсуждая свистящим шепотом. Гарри, наблюдая за ало-золотыми, заметил, что Гермиона осторожно прислушивается к разговору вновь прибывших и чему-то хмурится.

— Слышали, прошел большой аукцион? — услышал он краем уха беседу сидевших на другой стороне стола третьекурсников-воронят и обернулся к своим.

— Конечно! — подхватила разговор красивая азиатка-второкурсница. — Отец кое-что купил и рассказывал маме, что там было! Такое событие случается раз в десять лет.

— Да реже, — фыркнул староста. — Говорят, гоблины просто сошли с ума! Там и недвижимость выставили, и просто землю. И украшения. И уникальные книги.

— Не такие уж и уникальные, — не согласилась азиатка. — Просто редкие. А вот настоящих диковинок не было.

— Чжоу, там были даже зельеварческие инструменты, — сказал девочке Роберт. — А подобное вообще не попадает на аукционы! Пенелопа подрабатывала на напитках и видела своими глазами. Придет — расскажет.

Гарри второй раз за этот ужин вздрогнул.

— Правда? А где Пенелопа? — едва не подпрыгивая на лавке, уточнила одна из четверокурсниц.

— Вы будто только сейчас из Запретного леса выбрались, — фыркнул Роберт. — В первый день учебы была целая статья об этом в «Пророке».

Гарри цокнул языком. О мероприятии он знал, но не подозревал, что то освещалось в прессе. В первый день учебы ему было не до газет. Теперь он задумался о том, чтобы прочитать письма поверенного не на следующей неделе, а этим вечером.

-

*Acta diurna — хроника

Вырваться домой удалось лишь в субботу перед обедом. Гарри мог бы улизнуть и раньше, если бы не соседство с вечно всем недовольным Майклом и искренним, но ужасно болтливым Терри. Упомянуть о своих планах на ближайшие несколько часов удалось лишь тогда, когда Лайза в очередной раз закатила глаза на недовольное замечание первого, а близняшка Патил потребовала второго не рассказывать всей гостиной о своих взаимоотношениях с дядей. Никто не удивился желанию Гарри провести холодный снежный выходной в тепле спальни с книгой, так что мальчик, посидев с сокурсниками еще четверть часа, спокойно удалился наверх, чтобы еще через минуту из нее исчезнуть. Место Поттера за задернутым пологом занял Скуп, получив наказ старательно шуршать страницами и ворчать себе под нос голосом хозяина. За первый семестр воронята уже выучили все привычки друг друга, так что занятого и недовольного Поттера не побеспокоили бы даже отчаянные смельчаки.

Поттер-мэнор встретил юного мага ароматом печеных яблок с корицей. Гарри невольно улыбнулся и расслабленно вздохнул. Все же за короткий срок он привык считать этот дом своим. Это было место, где его ждали и любили. Присев, мальчик погладил рисунок на полу в холле и направился наверх — первым делом стоило навестить леди Блэк.

В отведенной волшебнице спальне пахло зельями и морозной свежестью, а обитательница большой кровати к облегчению Поттера находилась в сознании. Гарри не рассчитывал с этим угадать, но удача была к нему благосклонна.

— Добрый день, бабушка, — подходя ближе, дрогнувшим голосом привлек внимание Вальбурги Блэк юный маг. — Как вы?

Волшебница все еще выглядела удручающе плохо, но по блеску глаз и чуть кривой усмешке мальчик понял, что внутри изможденного тела обитает сильная личность, готовая к отчаянной борьбе со слабостью.

— Не так уж и плохо, — хрипло ответила леди Блэк. — День добрый, Гарольд.

Гарри без всякого пиетета склонился над волшебницей, пробегая пальцами по причудливому и немного нелепому монисто, закрывавшему тело женщины от шеи и почти до пупка поверх плотной батистовой сорочки. Эту конструкцию, то и дело тихим недобрым словом поминая дьявола, Мерлина, а после и Мордреда с Морганой, Поттер соорудил еще перед началом семестра, надеясь, что задуманное сработает, но сильно на это не рассчитывая.

Пусть Гарри и понимал, как работают сложные, но небольшие многосоставные артефакты, пока он не слишком верил в собственные силы, а потому леди Блэк приходилось страдать под весом нескольких дюжин кругляшков из различных металлов, соединенных где цепочками, где металлическими струнами. Каждая «монетка» на магическом уровне была присоединена или к какой-нибудь жизненной системе, или к конкретному органу, но большинство просто мягкими тонкими потоками вливали в тело волшебницы магию из родового камня Поттеров. Сметвик, увидев монисто в деле, долго издавал какие-то неразборчивые звуки, махал руками и требовал пояснений. При этом глаза целителя горели огнем восторга. Лишь то, что составной артефакт был опытным образцом без какой-либо проверки, доказанного успешного использования (а нужно было учитывать строжайшие требования клиники), остановило Гиппократа от настойчивой просьбы изготовить второй экземпляр.

Проверив связи и осторожно поправив один из кругляшей, мальчик отстранился и подался назад, собираясь сесть в кресло. Заметив краем глаза что-то большое и прямоугольное на столике сбоку, Гарри замер и пригляделся. Предмет оказался толстой тетрадью в кожаной обложке. Между страниц, пестря знакомыми пометками, торчал лист пергамента. Подозревая худшее, Поттер потянул тетрадь на себя и опустился в кресло.

— Только не это… — едва слышно застонав, прошептал юный маг, обнаружив, что держит в руках журнал наблюдений. — Целитель не терял времени.

Сметвик подошел к делу весьма основательно. Каждая «монетка» на Гарриной схеме была отмечена цифрой, а в журнале в свои визиты целитель писал показания по каждому параметру и вносил данные в сводную таблицу на первой странице. Целитель Сметвик явно нацелился ускорить процесс внедрения придумки Поттера.

Тихо замычав, Гарри откинулся в кресле. Если бы он знал, что его ждет, сидел бы тихо и ничего не трогал бы руками.

«Будто гоблинов мне мало!» — мысленно выкрикнул он.

По наивности Гарри отослал поверенному неудачные на его взгляд первые экземпляры ножей, чтобы Ринготт знал параметры необходимого мальчику чехла, и вместо краткого ответа получил экспрессивное послание с предложением продать то, что сам юный маг считал откровенным браком. Пришлось в тот же день посетить банк, желая отговорить гоблина, но тот был непреклонен. Вот и в последнем письме Ринготт явно и косвенно намекал подопечному, что будет рад поучаствовать в продаже чего-нибудь «неудачного» и «годного лишь на переделку», а в самом конце письма стояла приписка, что получить кольцо подмастерья или мастерства не составит труда с любым изделием, если то по уровню будет не хуже проданного на аукционе набора ножей. Увидев сумму, перекочевавшую в семейное хранилище, Поттер долго недоверчиво считал нули, но цифра все равно оставалась четырехзначной. Даже когда мальчик прищурился для верности. Гарри боялся представить, что станет с поверенным, если ему рассказать о монисто, получившее в журнале наблюдений название «Сеть» (в будущем Гарри надеялся упростить его до четырех браслетов на конечности), или о наседающих студентках Хогвартса.

«Ринготта хватит удар, если я скажу, что не планирую бросить школу и штамповать артефакты», — усмехнулся Гарри.

Его целью прямо сейчас была учеба. И артефакторике в том числе. Поттер не собирался останавливаться на том уровне, который постиг прямо сейчас.

Он представлял, как соединить в одном большом предмете несколько функций. Знал, как сделать маленький предмет магическим механизмом одной задачи. Но так умели все те, кто прямо сейчас мог назваться артефактором. Гарри этого было мало. Он мечтал стать не просто волшебником, получившим кольцо соответствия мастерству. Он мечтал стать настоящим мастером. А это не так-то просто, когда у тебя в предках десятки мастеров артефакторики. Для желанного признания следовало постичь высшую артефакторику, науку, находящуюся на стыке многих других, в том числе и алхимии.

В любой академии на курсе артефакторики изучали только самые простые ступени этой науки. Гарри еще осенью пролистал пособия, вызнав их названия у книжного продавца. Ничего такого, что он не мог бы прочитать в книгах из семейной библиотеки, там не было. Да и в целом любой учебный курс, доступный на английском языке, сводился к одному методу, хотя каждый автор пробовал изобрести это «колесо» по-своему. В основе лежал корпус артефакта. Свойства материала, его магическое или немагическое происхождение, качество, количество задействованных материалов, форма изделия, размер и метод, которым корпусу придали внешний вид, определяли то, какими именно свойствами можно наделить итоговое изделие и срок его службы. Так чары для одноразового портала требовали меньше всего условий, но и использовать такой артефакт можно было всего раз. А вот плащи авроров считались верхом достижений современной артефакторики в Соединенном Королевстве, изготавливались индивидуально и служили недолго, от года до пяти, в зависимости от интенсивности полевой работы.

Но высшая артефакторика работала не так. Мастера прошлого, те же Певереллы, закладывали функции намного глубже, вписывая рунные цепочки на уровне атомов и молекул. А в самых сложных творениях именно рунные цепочки и определяли расположение и количество элементов в атомах и молекулах, так что изначальный материал мог меняться до неузнаваемости после работы с ним. И уже после материалу придавали необходимый внешний вид. Такие изделия не теряли своих свойств столетиями, не ломались даже в тех случаях, если получали повреждения, и в крошечную форму удавалось заключить огромное число функций.

У того, кто умел подобное хорошо, могло получиться что-то вроде той мантии-невидимки, которую Гарри отправил в семейный сейф, пообещав себе однажды изучить необычный материал повнимательней. А у того, кто нахватался знания, но не понимания, получалось что-то вроде флакона для противоядия, подаренного Поттеру Сметвиком. Но Гарри пока и столь низкого уровня не достиг и находился в самом начале длинного пути, который, как юный маг подозревал, не закончится до самой смерти.

Хотя Гарри уже многое узнал благодаря памяти Певереллов, но этого было недостаточно. И предки из Поттеров не собирались помогать мальчику. До глубокого понимания основ высшей артефакторики вороненку предстояло пройти свой путь самому. И если некоторые тонкости следовало принять и просто использовать, то методы записи рун для работающих магических рунных цепочек предстояло фактически открывать заново, если Гарри не планировал ограничивать себя лишь теми, что были известны на данный момент. Ни в одной из книг о рунах не сохранилось подобное знание, лишь факт, что магическое и обычное рунное письмо отличаются.

Тем не менее, монисто, пусть и было слишком громоздким, нелепым и вызывало у Поттера недовольство собственными навыками, успешно справлялось со поставленными задачами. Гарри даже залюбовался переплетением чар разной направленности в магическом спектре. Рисунок портили только боковые и самые нижние «монетки» (или слишком яркие, или слишком бледные), но без них обойтись было нельзя. Эти артефакты отвечали за поддержание комфортной для пациентки температуры и другие мелкие, но необходимые моменты. С остальным справлялся эльф Кричер и прописанные Сметвиком зелья.

Отложив тетрадь и перестав рассматривать «Сеть» в магическом спектре, Гарри кашлянул и тихо спросил:

— Как давно вы в сознании, леди Блэк? Видели целителя Сметвика?

Хотя вопрос был задан женщине, но ответил на него эльф, материализуясь рядом со своей хозяйкой с поильником в лапках:

— Моя хозяюшка проснулась всего полчаса назад. А невоспитанный целитель из Мунго был днем, мастер Гарольд.

Дальше домовик зашипел уж совсем неразборчиво, поднося к губам волшебницы поильник, источающийся аромат наваристого говяжьего бульона.

— Дом... — между глотками пробормотала Вальбурга. — Необходимо вернуться.

— Вы хотите завершить то, что начали? — мгновенно растеряв все сочувствие к слабости внешне очень старой женщины, уточнил мальчик. — Для этого не обязательно отправляться в Блэк-хаус. Если верить целителю, вы живы лишь благодаря тому, что в ваших венах течет кровь не только людей. Но и это не спасет, если вы перестанете пить зелья и получать магическую поддержку.

— Но... — блеснув глазами, выдохнула волшебница.

— Ваш дом одичал и зарос магической грязью, — напомнил Гарри. — Туда нельзя возвращаться прямо сейчас. А вам в нынешнем состоянии — просто опасно. Дом сожрет вас. Первым делом — разум. А после... Да и... Зачем? Зачем вам сейчас туда?

— Мои сыновья...

— Пока вы точно ничем им не поможете. Сначала вам стоит набраться сил. Вы будете есть, спать, пить зелья... И делать все это в доме Поттеров. Мистер Сметвик пока уверен лишь в том, что вы выживете. Но даже он не скажет, когда вы встанете на ноги, — с расстановкой сказал Гарри и строго глянул сначала на женщину, а потом на Кричера.

— Да, мастер Гарольд, — едва слышно отозвался домовик, глядя на хмурящегося мальчика со странным выражением на сухом старческом личике.

Леди же Блэк яростно блеснула глазами, но мальчика этим было не пронять.

— Я не предлагаю все бросить, — чуть мягче пояснил Гарри, выдержав долгий взгляд волшебницы. — Я лишь хочу, чтобы вы дожили до освобождения одного вашего сына и возвращения… второго.

Леди Блэк издала странный звук, похожий на хрип.

— Думаешь, это возможно? — шепотом спросила она.

— По поводу старшего у меня больше сомнений, чем по поводу младшего, — честно ответил Поттер.

— Почему?

— Прямо сейчас, если вы вдруг не знаете, и вы, и Регулус Блэк считаетесь мертвыми. А мертвые никого не интересуют. Их вычеркивают из списка тех, за кем нужно присматривать, — пожав плечами, ответил Гарри.

Вальбурга Блэк пристально воззрилась на мальчика, прежде чем спросить:

— Кому-то все еще есть дело до Блэков?

— И до Блэков тоже, — сделав акцент голосом, ответил Гарри. — Вы ведь и сами это знаете. Поэтому и не пожелали отправиться в Мунго. Ведь так?

— Блэков извели почти под корень, разрушили наше будущее, — согласилась волшебница. — Пытаясь спасти… вытащить Сириуса, я увидела, что вокруг очень мало тех, кому можно доверять. Даже… среди целителей.

Гарри кивнул. Он и сам пока мало кому доверился. Магический мир лишь издали и кому-то очень наивному мог казаться сказочным, добрым и прекрасным.

— Вы очень долго были оторваны от событий магического мира, но, как понимаю, дедушки и бабушки уже успели ввести вас в курс дел. Думаю, вы обратили внимание на интересную закономерность?

— Ты о том, что среди чистокровных, особенно среди аристократии… почти не осталось волшебников моего поколения? — Леди Блэк была слаба, но разум ее не пострадал от самозаточения и истощения.

— Да, — кивнул Поттер. — В период с 1978 по 1981 год тем или иным способом были убиты или умерли почти все лорды магии. Если кто-то и остался, то лишь из так называемых светлых или нейтральных семей.

— А из темных осталась я одна… — невесело озвучила очевидное леди Блэк. — Но и меня считают мертвой.

— Более того, прямо сейчас значительное число лордов темных семей или играют в нейтралитет с нынешней властью, ведь это их отцы, а не они имели вес в нашем обществе, или сидят в Азкабане, — продолжил развивать мысль Поттер. — Сириус Блэк невиновен, но он сидит в тюрьме. Будь он на свободе, был бы лордом Блэком…

— Невиновен? — странным тоном переспросила Вальбурга.

— Он не мог предать мою семью, ведь является моим магическим отцом, — пояснил Гарри. — С убийством магглов все неоднозначно, но обвинили его, прежде всего, в пособничестве Тому-Кого-Нельзя-Называть, соучастии в убийстве моих родителей и нападении на меня. Но поднять его дело, запустить пересмотр прямо сейчас практически невозможно.

— Почему? — спросила леди Блэк, но тут же сама себе ответила: — Моего сына посадил Дамблдор, хотя Сириус большую часть жизни боготворил этого лживого полукровку. Сири был готов есть с рук Альбуса. Если мой сын невиновен и Альбус знает об этом, то Сириус сидит в Азкабане лишь потому, что так удобно полукровке!

Женщина попыталась приподняться, но смогла лишь чуть-чуть оторвать голову от подушки. Кричер тут же заголосил и принялся успокоительно поглаживать волшебницу по тонкой желтоватой ладони.

— Тише-тише, не пытайтесь встать. Вы слишком слабы, — вскочив и склонившись над Вальбургой, попросил Гарри. — Не надо.

— Но!.. — хрипло выдохнула женщина. — Как же я хочу придушить Альбуса своими руками!

— У вас это не выйдет, — опустившись обратно в кресло, невесело ответил мальчик. — И вряд ли выйдет у кого-то еще. Буквально или фигурально ли пытаться осуществить задуманное. У директора было много лет форы.

Несколько минут все в комнате молчали. Слышалось лишь хриплое дыхание волшебницы, пытавшейся унять свои эмоции.

— Я сам не могу подать запрос о пересмотре дела, — прямо предупредил Поттер, опустив тот факт, что хотел бы подольше сохранить в тайне собственный статус. — Для начала, вряд ли кто-то воспримет всерьез подобное прошение, будь я хоть трижды Мальчик-Который-Выжил и остальные подобные мои прозвища. И даже тот факт, что я уже лорд Поттер, ситуацию не меняет. Я все еще одиннадцатилетний мальчишка, не способный тягаться с Альбусом Дамблдором. Весомых же кандидатов на подобное прошение просто нет. Одни не поверят в невиновность даже с кучей фактов, потому что слепо верят Дамблдору. Другие не захотят ввязываться, чтобы не привлекать к себе внимание тех, кто прямо сейчас явная или скрытая власть. А третьи… просто недоступны.

— Я пыталась что-то сделать много лет назад, — признавая правоту мальчика, прошептала Вальбурга. — Всего моего влияния не хватило даже на то, чтобы встретиться с сыном.

— А если сейчас обнародовать, что вы живы, то…

— Это продлится недолго, — довершила женщина спокойно. — Я не самая удобная фигура на игральной доске.

Гарри кивнул и вернулся к изначальной мысли:

— Что же, вопрос с Регулусом решить куда проще, чем освободить моего крестного. Нужно лишь решить одну задачу.

И мальчик пристально взглянул на Кричера.

Гарри вернулся в школу к окончанию обеда. В спальне он забросил в рюкзак свои записи по теме колдомедицины, блокнот с перечнем вопросов и письменные принадлежности. В эту субботу старшие курсы отпустили в соседнюю деревню, а потому в коридорах и на лестницах было тихо и безлюдно. Еще и денек выдался солнечный. Так что, как подозревал Поттер, немногочисленные оставшиеся в школе студенты или доедали свои десерты, или вернулись в гостиные, поближе к жару каминов, или разбрелись по территории. Именно поэтому Поттер удивился, заметив небольшую толпу, скрывшуюся в запретном коридоре. Впереди шагал весь какой-то дерганый и бледный Рон Уизли. Гарри даже показалось на миг, что губы рыжего шевелятся, что он бормочет себе под нос, но обращается не к кому-то рядом, а к себе самому. Следом топал Симус Финниган, а за ними, хмурясь и что-то втолковывая, шла Гермиона. Гарри замер на лестнице, наблюдая за гриффиндорцами, а после, покачав головой, продолжил свой путь вниз.

В Большом зале за столом Рейвенкло сидело не больше десятка человек. Лайза и Менди скучали над пирожными в компании Терри и Майкла. Падма увлеченно листала какой-то толстенный справочник.

— А никто не заметил, что Рональд Уизли похож на призрака? — спросил Гарри у девочек, полагаясь на их достаточно тесное общение с Гриффиндором через Парвати, но ответил ему Терри:

— Да он с самого окончания каникул такой!

Поттер призадумался. Его мало волновало то, чем заняты львята. Хочется им играть с опасностью — пусть играют. Не верилось, что в школе им грозит что-то серьезное. Но совсем другое дело, если один из студентов похож на больного в лихорадке.

— И его братья не заметили? — недоверчиво уточнил мальчик.

— А ведь и правда, — задумчиво откликнулась Лайза. — Он ведет себя очень странно. Но никто не сводил Рональда к медиведьме. Почему?

— Будто вы не знаете, — фыркнул Майкл. — Старший — староста. Он, похоже, вообще ничего не замечает, кроме чужих нарушений. А близнецы постоянно что-то кашеварят… Говорят, у них есть целая зельеварческая лаборатория в одном из заброшенных классов, а в спальне третьего курса в львятнике все кругом заставлено коробками и банками.

— Лаборатория? — с сомнением спросила Лайза. — И профессор Снейп ее еще не учуял? Враки все это!

Майкл лишь плечами пожал, не собираясь отстаивать правдивость слухов. От дальнейшего разговора всех отвлек быстрый шумный топот. Гарри обернулся и увидел, как в Большой зал по очереди входят первокурсники из Гриффиндора. Алознаменные пытались перевести дыхание, но было заметно, что они в страхе откуда-то бежали. Рон тут же ринулся к столу львят и плеснул в кубок сока. Симус почти упал на лавку рядом с ним, задевая локтями посуду. И только девочка попыталась вести себя прилично, но ее руки дрожали, так что графин противно брякнул о кубок. Гермиона тихо всхлипнула, когда немного сока выплеснулось на стол и ей на колени.

— Они ведь уже обедали, — нахмурился Терри.

— Уизли и второй обед вряд ли впрок пойдет, — качая головой, сказала Менди. — Ест как за двоих, но только тоньше стал за последние дни.

Гарри кивнул, продолжая рассматривать троицу гриффиндорцев. Гермиона и Симус ограничились соком, а Рон придвинул к себе полупустое блюдо с куриными ножками и выудил из вазы самое большое яблоко.

— А может он за ум взялся и просто не высыпается? — выдвинул версию мягкий Терри, глядя на бледного до зелени с темными кругами под глазами гриффиндорца.

— Если только он совсем не спит, — скептически хмыкнув, ответил Майкл.

— Я спрошу у Парвати и Лаванды, — предложила Падма.

Все дружно покивали, принимая предложение близняшки. Уж гриффиндорские сплетницы точно должны были знать больше. Гарри подобный выход устраивал только наполовину. Какого-то сильного сочувствия рейвенкловец не испытывал, но его волновало, что странные перемены произошли с Уизли прямо в стенах школы. Ему не хотелось, чтобы подобное случилось еще с кем-то.

— Это ведь может быть проклятие? — спросил он осторожно. Пусть по проклятиям Гарри ничего специально не искал, но дневники колдомедиков изобиловали размышлениями на данную тему. Прищуриваясь и переходя на магическое зрение, мальчик не видел значительных перемен в ауре львенка, но вокруг его силуэта будто скользили белесые лоскуты тающего тумана. Что-то очень похожее, но куда опаснее и темнее Гарри видел рядом с профессором Квирреллом, и вороненку подобная схожесть совсем не нравилась, пусть он и не видел, что преподаватель скрывает под весьма внушительными щитами.

— Вполне возможно, — немного подумав, ответила Лайза. — Но кому и зачем проклинать Рона Уизли?

— Он вечно задирает Драко Малфоя, — напомнила всем Менди. — Особенно… — она на секунду запнулась, — когда тебя, Гарри, нет поблизости.

Гарри прикинул шансы, но тут же отрицательно качнул головой:

— Если бы это был Драко, то уже вся школы стояла на ушах.

— Это почему? — спросила Лайза. — Уж извини, ты вроде как с Малфоем дружишь, но он ведь… сын своего отца. А лорд Малфой — мастер ударов в спину.

— Ну, мне просто кажется, что Драко, если и захочется ему мести, делать это будет открыто, в лицо. И вряд ли использует подобное проклятие. Он горячный, не любит ждать. В его стиле ударить чем-то быстродействующим, вроде… м… Денсоджео, — пояснил Гарри и пожал плечами. — Тут же, если все дело в проклятии, действие растянуто на много дней.

— Может ты и прав, — легко согласилась Лайза. — Но если не Малфой, то кто мог проклясть гриффиндорца?

— Он может быть вовсе и не проклят, — напомнил всем Майкл. — Зачем обсуждать версии того, что еще не доказано.

— Значит, надо сначала выяснить, как определяется наличие проклятия, — предложил решение Терри.

— Это не сложно, — отмахнулся Поттер. — Есть дюжина диагностических заклинаний, выявляющих почти все.

— Так в чем дело?

— В том, что Уизли носят клеймо Предателей крови, — сообразила Лайза. — Это тоже проклятие. И оно будет перебивать любые другие, мешая диагностике, да?

— В каком-то смысле, — согласился Гарри. — Но опытные колдомедики пользуются не только диагностическими чарами, но и банально смотрят на симптоматику.

— Но мы не опытные колдомедики, — уловила самое важное Менди.

Разговор сам собой угас, когда Гарри занялся пудингом, а Падма отправилась на поиски сестры.

После обеда Поттер прямиком пошел в Библиотеку и к своему удивлению обнаружил там давешнюю троицу. Гриффиндорцы о чем-то шушукались за дальними стеллажами, склонив головы над большой книгой с потемневшими от старости страницами.

— Уизли в Библиотеке? Небо упало на землю? — ехидно спросил Драко, усаживаясь рядом с Гарри.

Поттер усмехнулся. Малфой разложил писчие принадлежности, конспекты и с сожалением глянул на стопки, собранные рейвенкловцем.

— В чем дело?

— Да лень идти... искать нужную книгу, — признался слизеринец, растягивая слова, хотя редко пользовался этой манерой при Гарри. — Точнее, несколько книг. Эта Библиотека значительно уступает нашей, а ведь половину, если не две трети книг мне даже не показывают!

Гарри не стал переспрашивать и уточнять. После чтения Кодекса юный маг знал, что тайны рода и знания рода нельзя передавать никому. Библиотека же — хранилище многих тайн. Спрашивать о таком члена не своей семьи, пусть и приятеля, очень невежливо.

Второй этаж библиотеки Поттеров представлял собой редчайшее собрание книг, многие из которых были еще и опасны. Заходя туда, Гарри всякий раз ощущал то количество защиты, которое навертели в этой части дома родственники. Казалось, вздумай кто-то ударить в Поттер-мэнор чем-то разрушительным — и от надземной части останется только библиотека. Да и та переместится в хранилище банка секунду спустя.

— Ну остальные же как-то справляются, — примирительно заметил Гарри и попытался вернуться к чтению.

Но через несколько секунд вернулся к наблюдению за троицей гриффиндорцев. За этим занятием его и застал Драко, отыскав несколько пособий по нужному предмету.

— Что ты на них таращишься? — спросил он, садясь за стол, и усмехнулся. — Это из-за Грейнджер? Заметил, она перестала к нам подсаживаться...

— Да нет, — отмахнулся Гарри, не заметив намека Малфоя. — Лучше скажи, тебе не кажется, что Уизли кто-то проклял?

Драко вздернул бровь, перевел взгляд на львят, а после недоуменно спросил:

— С чего ты взял?

Поттер пересказал те признаки, которые заметил.

— Если и проклятие, то какое-то очень специфичное, — подумав пару минут, ответил Драко. — И достаточно сильное. Заметь, Уизли не отправился сам к мадам Помфри, не пошел никому жаловаться...

С этим Гарри был согласен. Расскажи Рон о своей проблеме братьям, те давно бы отыгрались на предполагаемом виновнике, а МакГонагалл — состоялось бы разбирательство, и какой-нибудь факультет не досчитался бы баллов.

— Уизел не догадывается, что с ним что-то не так, — пришел к логичному выводу слизеринец. — Но...

— Что?

— Рыжие оставались в школе на время каникул, — принялся рассуждать Малфой. — В Хогвартсе никто не мог проклясть Уизела. Тут нет настолько сильных магов. Не преподаватель же это сделал?!

Гарри кивнул, вынужденно соглашаясь с приятелем.

— С другой стороны, ему могли что-то прислать в качестве подарка, — добавил Драко еще одну мысль. — Закрепить проклятие на вещь не так уж и сложно.

Поттер с сомнением прикусил щеку изнутри и мотнул головой:

— Но кому это надо?

Драко вынужденно согласился:

— Вещь, способная так проклясть, должна быть очень дорогой. Ни один из Уизли не стоит подобных затрат. Деньги на ветер!

Сказано было спокойно и равнодушно. Пусть Гарри и не верил в виновность Малфоя, но смотрел внимательно. Защита наследника, конечно, скрывала почти все, но легкую размытую дымку охряного или пурпурного цветов Поттер смог бы различить. Но общий фон магии мальчика не изменился.

— К тому же, перечисленные тобой признаки характерны не только для проклятий, — листая выбранные книги, протянул блондин.

Гарри вопросительно вздернул бровь, и Малфой, выдержав драматичную паузу, ответил:

— Это еще немного похоже на сущность-подселенца.

— На что? — побледнев в одно мгновение, спросил Гарри.

— На подселенца, — повторил Малфой. — Если к ауре волшебника прицепляется какая-то бестелесная сущность, то выглядеть может очень похоже. Правда, эти самые сущности бывают разные и их почти невозможно различить даже тогда, когда они захватывают тело и начинают не просто немного паразитировать, а жрать магические силы, ауру и самого хозяина, нарушая естественные процессы тела носителя.

Гарри выслушал объяснения, затаив дыхание и не шевелясь.

— Гарри? — позвал Драко, заметив странную реакцию рейвенкловца. — Что с тобой?

— Ничего, — протолкнув немного воздуха в легкие, тихо ответил мальчик. — Просто... представил себе что-то подобное.

На самом деле Поттер поймал себя на понимании, что уже читал о чем-то таком, и судорожно пытался вспомнить, где именно.

— Да, — понимающе кивнул Драко, — не хотелось бы себе такого. Именно поэтому и нужна защита и ритуалы очищения. Уизли же игнорируют самые простые правила магической гигиены, что при их и без того слабой сопротивляемости — из-за семейного проклятия — чревато самыми ужасными последствиями. Там, где какому-нибудь паразиту для закрепления потребуются годы, на Уизли что-то подобное прорастет, подозреваю, за несколько недель. — Малфой переложил книги и развернул перед собой лист пергамента. — Но это чисто теоретически. Уизел не мог напороться на что-то достаточно опасное в школе, а получить почтой... Нет, маловероятно.

Вернувшись к изначальным поискам полезной информации, Гарри время от времени отвлекался, хотя гриффиндорцы давно ушли из Библиотеки. И только по пути в гостиную мальчик наконец вспомнил, где прежде встречал упоминание о сущностях. В спальне мальчиков Гарри сразу же направился к своим книжным полкам и разыскал заткнутые между толстыми томиками журналы.

— Точно! — сказал он себе, найдя первую ярко иллюстрированную статью. — Это было здесь.

Не потребовалось много времени, чтобы разложить на кровати все присланные Луной выпуски «Придиры». А дальше Гарри просто внимательно перечитывал то, что уже просматривал однажды, но теперь делал это гораздо внимательнее.

Некоторое время спустя мальчик откинулся на столбик кровати и потер ладонями совершенно ледяные щеки.

— Что с тобой? — спросил Терри, вернувшийся в спальню оставить вещи перед ужином. — Ты белый как мел!

— Все нормально, — ответил Гарри и нахмурился, ощутив привкус крови во рту — он настолько задумался, что сильно прикусил изнутри щеку.

— Точно? — без доверия уточнил Бут.

— Да, — успокоил приятеля Поттер и постарался улыбнуться, хотя внутри у него все замерло от навалившихся на мальчика ужасающих догадок.

* * *

Кричер устроился в ногах леди Блэк. Очередная порция магии Поттеров, размешанная в вареве местных эльфов, давала приятное ощущение сытости и покоя. Все чаще и все на более продолжительный срок отступал грызущий стариковские кости холод. Не хотелось забиться в тихий темный угол поближе к печке и спать долго-долго.

Старый эльф вздохнул и поерзал, принимая позу поудобнее. Он собирался всю ночь следить за дыханием хозяюшки и поить ее всеми нужными зельями, когда большие напольные часы в коридоре перезвоном колокольчиков обозначат наступление полночи, а после и предрассветные три часа. Потом Кричера на короткий срок обычно сменял Скуп, и блэковский домовик мог подремать на кухне у очага.

Внезапный шум в обычно тихом доме вынудил Кричера вздрогнуть и прислушаться. Дом Поттеров не помогал старому эльфу, а потому Кричер не мог пользоваться здесь своей магией в полную силу. Но кое-что определить удалось. Все же Поттеры и Блэки не были друг другу совсем чужими.

Неожиданное возвращение Гарри Поттера не взволновало Кричера, но ему стало немного любопытно, так что домовик позволил себе самоуправство переместиться в коридор второго этажа и невидимкой замереть у открытой двери в библиотеку. Сам хозяин дома нервно мельтешил по проходам между стеллажами, его тень ломаной птицей падала то на один, то на другой стол. Юный маг шипел себе под нос, шелестел страницами и довольно неумело ругался, прочитав тот или иной отрывок.

— Вот как! — громко сказал Поттер. — Вот как! И как мне теперь?..

Его голос дрожал. Казалось, мальчик вот-вот расплачется.

— Что вы раскричались, молодой человек? — хрипло спросил кто-то. — Почему вы мешаете нашему отдыху?

Юный Поттер довольно невнятно извинился, замолчал, а потом выбежал из библиотеки и устремился к лестнице. Через минуту наверху хлопнула дверь.

— И что он нюни развесил? И это последний отпрыск Поттеров и Певереллов? — раздалось многоголосое ворчание из библиотеки.

— Ой, да заткнитесь вы! — осадил остальных молодой звонкий голос. — Особенно ты, старый чурбан! Тинки!

Эльфийка не смогла войти в библиотеку, но это не помешало неизвестному обитателю портрета отдать ей указания:

— Скажи Гарольду, что не стоит так расстраиваться. Пусть вытрет слезы, умоется и идет в столовую. А я растолкаю всех этих сонь — похоже, сегодня на семейном совете нашему юному наследнику потребуются знания даже таких нелюдимых отшельников, раз он просматривал столь старые и темные книги.

Тинки поклонилась в открытый проем двери и исчезла, игнорируя присутствие Кричера. Сам же блэковский домовик нахально переместился в малую столовую и спрятался в уголке за подлокотником дивана, собираясь понаблюдать за большим советом семейства Поттеров.

* * *

Мальчик пришел в столовую лишь некоторое время спустя. Он был бледен, кусал губы и старался не смотреть на собравшихся в комнате нарисованных волшебников.

— В чем дело, милый? — осторожно спросила Юфимия, когда Гарри сел на диван.

Мальчик ответил не сразу. Он сидел, ссутулившись, будто старик. Портреты ждали. Даже недовольные обитатели библиотеки, которым пришлось ютиться по углам полотен, держали при себе свои замечания под грозными взглядами остальных собравшихся.

Появилась Тинки с подносом. По столовой тут же поплыл приятный аромат чая, в который щедро плеснули умиротворяющего бальзама. Гарри не стал сопротивляться, взял чашку и, сбросив ботинки, удобно устроился на диване. Домовушка набросила мальчику на плечи плед и присела рядом, с нежностью поглаживая хозяина по спине.

Именно эта забота и помогла. Гарри пригрелся, расслабился и вскоре заговорил:

— В сентябре мне казалось, что разобраться во всем сложно, но можно. И к каникулам подумалось вдруг, что справляюсь. Есть незнакомый мир, но я постепенно вживаюсь в него. И ничто уже не удивляет. Но стоило только решить так, как реальность ударила по шее. Все мои планы… вылетели в трубу. Все вновь стало непонятно. И только я решил, что как-то снова разложил по полкам и случившееся, и свои новые планы на ближайшее время, как меня вновь поставили перед фактом, что я ничего не знаю.

— Так всегда происходит, родной, — попыталась успокоить бабуля. — Ничего страшного.

— Ничего страшного? — невесело рассмеялся Поттер. — Как бы не так. Сегодня я планировал почитать кое-что в школьной библиотеке, попытаться решить текущие проблемы, но вместо этого!.. Вместо этого совершенно случайно понял такое, что не знаю, как мне быть дальше.

— Расскажи нам, — предложила Дорея. — Как видишь, тут собралось очень много магов. Каждый из нас готов помочь и подсказать тебе решение.

— Хорошо, тогда скажите, что такое подселение сущности? — задал вопрос мальчик.

Нарисованные волшебники переглянулись, но ответил лишь один. Именно тот маг, что обещал кару своим соседям по библиотеке.

— Тема очень обширна. Есть ведь разные сущности…

— Мы послушаем, — видя, что руки Гарри трясутся, сказал Флимонт. — Будет неплохо, если ты, Септим, опишешь все в общих чертах.

— В целом сущности — это обитатели нашего мира, с сознанием или без, не способные самостоятельно генерировать энергию. Им нужен источник. Разные классификации относят к сущностям тех созданий, которых другие исследователи вносят в категорию существ, хотя это не совсем корректно. Но то, о чем ты спрашиваешь, Гарольд, описано достаточно точно и не имеет каких-то разночтений. Сущности-подселенцы или паразиты — это низшие бестелесные объекты, которым нужна магическая энергия для жизни. Большинство из них бессознательно. Некоторым таким сущностям нужно настолько мало, что они просто находятся поблизости от людей и впитывают те крохи силы, что изливаются из магов под воздействием различных эмоций.

— Мозгошмыги… — сам себе под нос шепнул мальчик.

— Одним нужны негативные эмоции, другим — позитивные, третьи пользуются рассеянностью людей, — продолжал Септим. — Более сильные, но все еще бестелесные сущности сами являются порождениями человеческих эмоций. Обычно из-за этого они оказываются привязаны к какому-нибудь материальному объекту. Одни не могут покинуть свое пристанище, особенно если то само по себе является источником энергии, но другие способны к переселению.

— А сущности с сознанием? — спросил мальчик.

— Сущности-паразиты с сознанием? — уточнил Септим. — Их делят на созданные случайно и целенаправленно. И те, и другие являются довольно примитивным оттиском сознания, их породившего…

— Ты говоришь о крестражах? — вскрикнула Дорея.

— Довольно ошибочно считать все подобные сущности именно крестражами, — ответил предок. — Крестраж — это сущность, созданная при помощи большого количества одномоментно высвобожденных энергии и негативных эмоций, что позволяет создать наиболее четкий и сильный оттиск чужого сознания. Но создать настоящий крестраж очень и очень сложно. А вот сильную, но все же довольно примитивную сущность, похожую на крестраж — просто. Многие путают…

— Да уж, лишь настоящий некромант сможет провести процедуру правильно, — проскрипел один из старцев, высунув из-за рамы крючковатый нос и кончик бороды. — Нужно быть очень самонадеянным волшебником, чтобы верить в собственные силы и навыки…

— Мы ушли от темы, — напомнил всем Флимонт.

— В общем, сущности, с сознанием или без, находящиеся в материальной оболочке или нет, могут существовать лишь от внешнего источника питания. Паразитирующие используют для этого по возможности волшебников, но могут питаться и любым иным образом. Если говорить о паразитах... Слабым хватает и так испытываемых людьми эмоций, сильные влияют на людей, чтобы вызвать эмоции нужного спектра. При длительном контакте сущности могут временно или постоянно присасываться к ауре, оставляя на ней размытый след, в магическом спектре видимый как дымок или тонкие нити серого или черного цвета.

— А сущность может поселиться в человеке? — спросил Гарри.

— Это очень сложно, — отмахнулся Септим. — Сущность или должна получить разрешение на вселение, или воспользоваться слабостью своей жертвы…

— Маг должен быть смертельно ранен или на грани смерти, чтобы это произошло, — подтвердил все тот же скрипучий голосок откуда-то из-за спин нарисованных Поттеров.

— Или паразит должен на протяжении долгих лет напрямую контактировать с волшебником.

— Но ни в одном из этих случаев заселение не принесет телу носителя ничего хорошего. Сущность, получив доступ не к внешнему слою ауры, а прямо к ядру, начинает поглощать очень много энергии, быстро убивая носителя, — пояснил седобородый волшебник.

— Не так уж и быстро, — вклинился в беседу еще один дальний предок. — Все зависит от силы волшебника. Но в любом случае, вселение — не лучшая идея.

— Чаще встречаются случаи не вселения, а паразитирования с временным вытеснением сознания носителя, — сказал еще кто-то. — Сильная сущность с сознанием, найдя постоянный источник питания, будет выпивать часть сил волшебника и иногда занимать его тело, подавляя слабый разум, но не станет переселяться полностью.

— Почему? — удивился Гарри.

— Потому что сущность, поглощая ядро носителя, разрушает не только дар к магии, но и материальную оболочку, — ответил Септим. — Сущность, полностью переселившись, связав себя с чужим телом, может погибнуть вместе с носителем, если тот умрет.

Мальчик вздрогнул и выпустил из рук пустую чашку. Все в молчании пронаблюдали, как та упала на ковер и с приглушенным звоном развалилась на несколько кусков.

Юный Поттер тряхнул головой, будто только так мог уложить в голове все услышанное, а потом невесело усмехнулся.

— Я знаю, как вы можете мне помочь, — сказал он несколько секунд спустя, обведя взглядом всех своих родственников. — Прямо сейчас, судя по всему, по Хогвартсу свободно передвигаются один преподаватель и один студент, ставшие то ли союзниками, то ли жертвами сущностей.

Юфимия Поттер охнула и прижала ладонь к губам.

— Но меня это волнует в последнюю очередь, — продолжил мальчик. — Тинки, мне нужно большое зеркало!

Несколько секунд спустя перед мальчиком было ростовое зеркало, и он, глядя на свое отражение, медленно опустил все щиты. Даже портреты, потерявшие многие свои способности после смерти, могли различить легкое сияние ауры юного мага, становившееся особенно ярким и плотным в области шрама. Стоило мальчику, чуть повести пальцами, как из-под этого сияния на его лбу проявилось что-то черное, будто большой паук засел под горстью светлячков.

Увидев эту тьму, Кричер зашипел не хуже кота и попятился, привлекая к себе внимание и Гарри Поттера, и портретов.

— Больше всего меня волнует вот это, — сказал мальчик, глядя на отражение домовика, выплевывающего себе под нос ругательства. — Теперь я знаю, как называется то, что засело во мне. И мне нужно, чтобы вы нашли способ, как мне это убрать. И еще…

Поттер обернулся и в упор посмотрел на блэковского эльфа.

— Ты видел что-то похожее, — не спрашивая, а утверждая сказал Гарри. — Где? В Блэк-хаусе?

Кричер не мог внятно ответить, не выпалив в лицо мальчику кучу оскорбительных слов, а потому лишь кивнул, зажимая себе рот обеими лапками.

Мальчик, и без того бледный, побледнел еще больше. Он обвел взглядом полотна с изображенными на них Поттерами, сглотнул и выдохнул сквозь сжатые зубы. А потом его повело — и он без сознания упал к ногам растерявшейся домовушки.

— Гарри? Гарри?

Мальчик оторвался от созерцания яичницы в своей тарелке и попытался сосредоточиться. Он видел, как Терри шевелит губами, но звук почему-то не доходил. Поттер слышал лишь ровный гул вокруг, в который изредка вплетался смех и уханье сов.

— Он потерян для нашего мира, — услышал Гарри, когда попытался сосредоточиться получше. Голос он не узнал, но понимающие улыбки соседей дали знать, что никто не ждет от него каких-либо ответов или действий, и мальчик вновь уставился в тарелку.

Есть не хотелось. Брюнет возил вилкой по желтку, смешивая его с кусочками тоста и сушеных томатов, а мыслями находился очень далеко от Хогвартса.

После обморока в себя Поттер пришел среди ночи. Эльфы перенесли его в спальню и уложили в кровать. На тумбочке Гарри дожидались стакан молока и маленькие пирожные с лимонно-шоколадной начинкой.

До самого рассвета юный волшебник медленно жевал пирожные, глядя на заснеженный сад, и чувствовал, как постепенно, хоть и только на время, переживания не уходят, но будто застывают, обрастают спасительной ледяной коркой. Тишина и покой сада манили, пламя в камине ласкало теплом спину. Хотелось остаться в Поттер-мэноре и никогда больше не выбираться во внешний суетный мир. Но стоило облакам на востоке чуть зардеться, вместе с тающими сумерками Гарри понял, что не может спрятаться и игнорировать магический мир.

Ровно в пять утра Поттер вошел в кабинет, в котором до него занимались делами все лорды, оглядел его придирчиво, утащил из стопки на столе несколько дорогих официальных пергаментов и до шести писал письмо поверенному.

В шесть, после очень горячего душа и визита к спящей леди Блэк, мальчик молча выпил чашку чая с тостами в столовой, игнорируя взгляды родственников. А к семи уже был в школе.

— Ого! — услышал мальчик голос сидевшей рядом Лайзы. — И как он донес такой огромный сверток?

Гарри поднял голову и проследил взглядом за величественно кружащей над головой птицей. Коготки цепко удерживали толстый узел бечевки, которой был перевязан внушительный сверток из плотной зеленовато-коричневой бумаги. Поймав взгляд мальчика, филин довольно ухнул и начал спускаться. Вскоре рядом с Гарри на столе оказалось что-то, что по очертаниям напомнило солидную стопку книг. Гарри невольно цокнул, заметив на лапке филина алую бирку банка. На его счастье, похоже, все кругом больше смотрели на сверток, а не на сову. Еще больше мальчику повезло с тем, что из преподавателей в зале присутствовали только профессора Снейп, Спраут и Бербридж. Все остальные, похоже, устроили себе отдых, пользуясь выходным днем.

Угостив филина кусочком бекона, Гарри переключился на сверток. Быстро, но не слишком поспешно он сдернул бумагу и принялся укладывать книги в рюкзак.

— Интересно, сколько языков ты будешь знать к концу учебы? — фыркнул Майкл, не сумев прочитать названия талмудов. — Это что, арабский?

— Хороший выбор, — оценила Се Ли, на миг оторвавшись от чтения справочника по зельям. — Многие из лучших алхимиков были арабского происхождения.

Гарри промолчал. Никому, даже приятелям, не стоило знать, что от арабской вязи в этих книгах только чары с соответствующим эффектом. В остальном же книги дополняли те, что Гарри забрал этим утром из домашней библиотеки Поттеров. Но мальчик все равно не был уверен, что сведений окажется достаточно — его предки обладали обширной библиотекой, но магией крови и некромантией интересовались мало, а гоблины могли достать лишь то, что в принципе находилось в продаже.

Завершив завтрак, Гарри отправился прямиком в спальню воронят-первокурсников и занялся изучением трактатов разных лет. То и дело в комнату заходили остальные ребята, но никто не приставал к Гарри с разговорами и не мешал шепотом надиктовывать самопишущему перу интересные фрагменты и закладывать любопытные главы полосками бумаги с небольшими пометками по краю. Но и через пару часов Поттер исписал только две страницы, отложив в сторону полдюжины наиболее подробных рукописей.

Большинство авторов противоречили друг другу, так что Гарри не мог рассчитывать быстро найти ответы на свои вопросы. Мальчик был к этому готов, его предупредили предки, портреты которых обитали в библиотеке, но теперь убедился, что его ждали месяцы, а то и годы поисков.

Когда в спальню заглянула Пенелопа, Гарри успел наскоро просмотреть половину присланных гоблинами томиков.

— Гарри, это просили тебе передать, — сказала девушка, протягивая мальчику небольшой аккуратный конверт с выведенной на нем фамилией. Почерк казался знакомым, но Гарри с ходу не узнал отправителя. Прежде чем взять письмо, мальчик быстро взглянул на него магическим зрением.

— А еще тебя спрашивала Лиза Дюпре из Слизерина. Она ждет в гостиной.

Гарри рассеянно кивнул и уставился на конверт в своей руке. Серебристое плетение змеилось и посверкивало там, где Гарри касался пергамента. Защита рода реагировала на попытку воздействия, но перекрывала его не полностью. Не замечая ухода старосты, Поттер с любопытством наблюдал за действием родовой магии, призванной уберечь почти от всего. Изящная изначально паутинка чужих узконаправленных чар сжалась и деформировалась, как кусочек пластика над открытым пламенем, рисунок поплыл, знаки медленно слипались и сворачивались. Похоже, чужая попытка заколдовать Гарри была достаточно сильна, раз чары не опали невидимым колким пеплом в одно мгновение.

Мальчик вытащил из кармашка жилетки спицу и, движением пальцев подвесив записку перед собой, принялся методично расправлять чужое плетение, не рассчитанное на мощную защиту Поттеров. Поддавались серебрящиеся ниточки с трудом, но Гарри даже нравилось, что приходится прикладывать усилия. Он завершил одну сторону, когда в спальню заглянул кто-то из старших курсов и гаркнул:

— Поттер, тебя ждут в гостиной!

Рука мальчика дрогнула, паутинка соскользнула со спицы — и работа нескольких минут оказалась испорчена. Поттер зашипел клубком рассерженных змей, но в дверном проеме давно не наблюдалось вестника-смертника. Недовольно отложив записку на покрывало, юный маг спрыгнул с кровати, обулся и направился в гостиную. Уже на пороге он вспомнил слова Пенелопы и стал высматривать среди студентов девушку с серебристо-зеленым галстуком.

Лиза Дюпре оказалась миловидной шатенкой-старшекурсницей. В гостиную воронов девушку привела та же просьба, с которой к Гарри уже не раз подходили другие. Сообразив, что его отвлекли от интересного занятия по столь ничтожному, но пока не решенному поводу, Поттер едва не вспомнил самые любимые дядюшкины ругательства. Сдержался в самый последний момент. Но вот поднявшееся в груди раздражение унять было тяжелее.

— Подождите, — хмуро велел Гарри мисс Дюпре и направился обратно в спальню.

Пусть Майкл и раздражал всех вокруг, но рейвенкловец был прав, говоря, что Поттер не сможет продавать что-либо в стенах школы. Не потому, что торговлю запрещал Устав, а потому что сам Гарри не являлся ни мастером-артефактором, ни даже подмастерьем артефактора, и за торговлю пусть мелкими и простыми, но артефактами к нему могли придраться представители гильдии. Вопрос с гильдией был решаем. Ринготт уверял, что Гарри получит кольцо мастера без каких-либо проблем. Но Гарри такой вариант не устраивал оглаской. Пока он студент Хогвартса, сведения о любых получаемых им уровнях будут пересылаться в школу. Прямиком в руки Дамблдора и МакГонагалл. Пока ему удавалось многое скрывать, но наличие мастерства в артефакторике потянет за собой столько вопросов, что можно одним неводом вытянуть все тайны. Отдавать в руки старику столько козырей Гарри не планировал.

В очередной раз пожалев о подарках, Гарри злой осой несколько раз пронесся по спальне.

«И что стоило ограничиться лишь Малфоями? — спросил он сам себя. — И гоблинами!»

Через гоблинов Гарри мог время от времени продавать что-нибудь без клейма мастера, как было с неудачным набором ножей. Ринготт уговаривал повторить «металлолом», который мальчик отправил поверенному на каникулах в качестве образца для изготовления чехла. При желании гоблины всегда могли выписать справку на любой предмет, которая даже гильдию удовлетворила бы. Десять одинаковых вещиц они бы так не продали, но две-три рынок выдержал бы. И никто не возмутился.

Навертев несколько кругов, мальчик вдруг замер, глядя на собственные полки с книгами. Идея, влетевшая ему в голову, жужжала и стукалась в стенки не хуже настоящей пчелы.

Через четверть часа Поттер спустился в гостиную, протянул Лизе тонкую тетрадку и коротко пояснил:

— Это тетрадь для заказа. У меня вторая. Они связаны протеевыми чарами. Любые записи из той, что ты держишь, появятся в моей. На тетради есть и несколько дополнительных уровней защиты. То, что напишите, увидите только вы. Заполните, дождитесь ответа. Если и вас, и меня все устроит, то сделка состоится.

Лиза заинтригованно повертела тетрадь, но больше ни о чем не спрашивала. Да Гарри и не стал объяснять, уже выяснив, что слизеринцы не нуждаются в разжевывании само собой разумеющихся мелочей.

Закончив с этим и вернувшись в спальню, мальчик вновь уставился на записку. Желание восстанавливать плетение угасло. Скривившись, Поттер движением пальцев побудил записку развернуться и с удивлением прочитал:

«Мистер Поттер,

Мне хотелось бы обсудить с вами весьма деликатную тему. Буду ждать вас перед отбоем рядом с Библиотекой.

Профессор Ф. Флитвик.»

Перечитав послание, Гарри заинтригованно осмотрел кусочек пергамента на просвет. Почерк очень походил на манеру писать Филиуса Флитвика. Гарри уже несколько раз видел записки декана, да и в собственных проверенных эссе кое-где встречал приписки-уточнения. Но декан всегда пользовался синими чернилами с особым бронзовым отблеском, нередко оставлял смазанные следы на левой части своих записей и довольно сильно давил на перо. И если обычные черные чернила и четкие строчки ничего не доказывали, то сама идея встречи перед отбоем совершенно не вязалась с деканом воронов, уважавшим правила и всегда находившим время для приватной беседы. В своем кабинете. С чарами конфиденциальности, если нужно. И днем.

Ко всему прочему, хоть воронята и выглядели теми, кого даже жизнь соседей по спальне не интересует, каждый на Рейвенкло прекрасно знал все новости факультета. Одной из таких новостей была отлучка декана до полудня понедельника.

Филиус Флитвик при всем желании не мог встретиться с Гарри этим вечером.

— А потому все это выглядит особенно занимательно, — прошептал мальчик.

Раздражение улеглось, но страха не было. После всех открытий последних месяцев откровенная попытка выманить Гарри куда-то почти ночью выглядела детским розыгрышем. Если бы не чары на записке.

— Сработай они… — начал рассуждать Гарри, пытаясь понять направленность увиденного плетения, — вероятно, ни секунды не сомневаясь, я отправился бы на встречу. На встречу ли? И с кем? Не с автором же послания. Настоящим автором. Так куда и зачем меня выманивают?

Ответов не было.

Переговорить с Пенелопой удалось только на ужине. Девушка, как Гарри и предполагал, полностью забыла о записке. Мальчик даже подметил то, как на миг расфокусировался ее взгляд, прежде чем она удивленно уточнила:

— Записка? Ты о чем, Гарри?

Сделав вид, что ошибся, Поттер улыбнулся старосте и пересел к первогодкам.

Со стороны учительского стола исходил плохо скрытый интерес, но Гарри не стал выдавать свое знание. Вместо этого он весь ужин то замирал и таращился в одну точку, то ерзал и поспешно орудовал вилкой и ножом.

«Не будем разочаровывать зрителя», — думал он при этом.

Мальчику очень хотелось вернуться этим вечером к книгам, но кое-кто очень хотел во что-то Поттера втянуть. И чинить помехи прямо сейчас было не в интересах Гарри.

«Да и просто… интересно, — признал мальчик прилив любопытства. — Столько усилий. Что же для меня приготовили?»

К встрече с «деканом» Гарри готовился основательно. Расписание ночных дежурств он знал и прежде благодаря бурному роману одного из воронов-семикурсников с девушкой из Хаффлпаффа. Пенелопа хоть раз в неделю, но снимала с парня баллы и призывала не использовать общий факультетский календарь в личных целях. Сражение шло упорное, и пока побеждал влюбленный семикурсник, а остальные наблюдали и делали ставки. Поттер подозревал, что в противостоянии участвуют многие рейвенкловцы, но пока ни он, ни староста не могли вычислить тех, кто рядом с датами проставлял инициалы учителей. Сегодня ночью дежурить должны были Филч и Снейп, и это весьма озадачивало. Создавалось впечатление, что кое-кто очень хотел разнообразить жизнь первокурсника отработками за прогулку по школе после отбоя. Но Гарри не мог не пойти, если собирался создать впечатление поддавшегося внушению ребенка.

Наспех выученные чары отвлечения внимания и тихого шага могли обмануть разве что младшекурсника, так что из гостиной Гарри вышел за час до отбоя. Он планировал понаблюдать за лестницами, затаившись в тени внушительной рамы портрета неизвестного молчаливого господина на пятом этаже.

На миг вспомнилась мантия-невидимка, но Гарри быстро отмел идею. После снятия следилок этот артефакт нельзя было обнаружить, но и студента под ним — тоже. А ведь Поттер собирался нарушить правила не столько из любопытства, которое быстро испарилось, сколько ради поддержания легенды.

Ждать пришлось долго. Замок затихал очень медленно. Но ожидание оправдало себя. Гарри только-только закончил изучать темный фон картины и раму, надеясь прочесть имя мрачного волшебника или найти изображение герба, когда сверху раздался гулкий шорох. Кто-то очень хотел прокрасться незамеченным, но выходило настолько плохо, что Поттер невольно громко фыркнул. Но этот звук потонул в многократно повторенном скрипе чего-то железного, стуке шагов и громком шепоте.

Осторожно выглянув из укрытия, Гарри увидел крадущихся вниз Финнигана и Уизли. В руке рыжего львенка покачивалась массивная масляная лампа, которую юный волшебник держал на уровне глаз за полукруглую ручку. Именно лампа и создавала отвратительный скрип.

Гарри проводил мальчиков взглядом и осторожно двинулся следом, прислушиваясь к разговору.

— Гермиона такая умная, — недовольно бурчал Рональд. — Как расспрашивать Хагрида, так она идет с нами. Но в Запретную секцию!..

Финниган поддакивал, хотя выглядел более напуганным, чем его рыжий приятель — палочка ходила ходуном в его явно потной ладошке, с кончика волшебного инструмента время от времени сыпались огненные искры.

— Но надо же выяснить, кто такой этот Фламель… — прошептал Симус, когда мальчики подходили к закрытым дверям Библиотеки.

Гарри удивленно вздернул бровь и приостановился. А потом и вовсе, повинуясь внутреннему чутью, не пошел за гриффиндорцами, а остался в коридоре.

Запретная секция рейвенкловца перестала волновать после второго или третьего посещения Библиотеки, когда он увидел, что та закрывается не на какие-то сложные чары или огромный амбарный замок, а на простую защелку. Создавалось впечатление, что администрация не столько ограждала студентов от каких-то книг из этой секции, сколько предлагала попотеть, добывая «запрещенные» знания.

Ну а о Николасе Фламеле Поттер прочитал еще до приезда в школу, этот волшебник упоминался в каждой книге о великих волшебниках последних столетий, а в книгах по зельеварению ему отводили по несколько глав. Устроившись в темной нише напротив дверей Библиотеки, Гарри мог только недоумевать, как Гермиона, получавшая почти одни только «Превосходно», умудрилась пропустить это имя при подготовке к зельеварению. Сам Поттер встретил упоминание Фламеля раза четыре за эти месяцы, а ведь Гарри штудировал в разы меньше справочников.

Из Библиотеки несколько раз доносились какие-то крики и стоны, но рейвенкловец не реагировал. Лишь отметил про себя, что в Запретной секции находятся книги, отнятые у истинных владельцев против их воли. Как еще можно было объяснить то, что с талмудов не были сняты охранные чары. Теперь становилось ясно и то, почему некоторые книги закреплялись к полкам цепями. В любом ином случае собственность давно бы вернулась владельцам.

— Но хоть откровенно опасных там нет, — прошептал мальчик, прислушиваясь. В библиотеке Поттеров было полно книг, одно прикосновение к которым могло убить чужака.

На крики явился мистер Филч. Его кошка бежала впереди владельца. На притаившегося в тени Поттера миссис Норрис лишь зыркнула и, задрав хвост, ринулась в Библиотеку.

Мальчишкам удалось разминуться с завхозом. Потеряв где-то фонарь, гриффиндорцы выскочили в коридор и, дергая друг друга за мантии, нырнули в один из классов.

К удивлению Поттера, Филч кабинеты проверять не стал. Держа сломанный фонарь повыше и рассыпая проклятия в адрес всех студентов разом, он зашаркал прочь.

Проводив сквиба взглядом, Гарри задумчиво обновил чары и отправился вслед за Уизли и Финниганом. Не ожидая ничего хорошего, мальчик переключился на магическое зрение и активировал полную защиту. А увидев подозрительное зеркало, возле которого стояли ало-золотые первокурсники, Гарри пожалел, что так и не взялся за создание личного охранного артефакта.

В другом конце класса стояло старинное ростовое зеркало. И от него во все стороны тянулись сероватые, похожие на паутину, щупы, от чего создавалось впечатление, что гриффиндорцы угодили в ловчие сети опасного хищника. Наблюдая за артефактом и прислушиваясь к разговору мальчиков, Гарри беззвучно шипел, проклиная и легкомысленного Симуса, и безалаберного Рональда. Оба знали о магическом мире явно больше Поттера, но ни одному не пришло в голову, что зеркало может быть опасно. Мальчишки кривлялись, по очереди заглядывая в зеркало и обмениваясь впечатлениями, не подозревая, что артефакт незаметно ощупывает их, определяя наиболее удачную жертву. Щупальца дотянулись и до Поттера, но быстро отскочили, напоровшись на вспыхнувшую золотом защиту.

Гарри очень хотелось выдать себя, прикрикнуть на дурных гриффов, но он, кусая губы, оставался на месте. Исследователь в рейвенкловце быстро избавился от ростков человеколюбия. Наблюдения же позволили оценить принцип «охоты» незнакомого, опасного, но интересного артефакта.

Артефакт быстро присасывался к ауре плохо защищенного волшебника, считывал какие-то поверхностные образы, возникавшие в мыслях смотрящего, и отражал их в своих зеркальных глубинах. Давая человеку то, что тот отчаянно желал получить, зеркало налаживало устойчивую связь и начинало довольно стремительно поглощать магические силы. Волшебник, попавший под влияние артефакта, этого не замечал, захваченный столь желанной фантазией. Более того, зеркало явно делало все, чтобы жертва возвращалась раз за разом, создавая артефакту постоянного донора магической энергии.

Наблюдая за Роном, Гарри пришел к выводу, что именно из-за зеркала гриффиндорец ведет себя столь странно в последнее время. И именно следы опутывающей паутины брюнет видел на мальчике.

Подтверждая догадку Поттера, Уизли ушел из класса только после того, как Симус хорошенько его стукнул, вырывая из объятий грез.

Сам Гарри долго стоял в отдалении даже после того, как стихли шаги гриффиндорцев. Подходить не хотелось, но зеркало представляло собой весьма интересный образец работы какого-то мастера-артефактора. Постоянно сканируя реакцию опасной штуковины, мальчик решился подойти поближе лишь полчаса спустя. Защита работала исправно, вблизи вампирские щупы начали распадаться еще до того, как касались Поттера. В отражении Гарри видел собственное напряженно-испуганное лицо.

— М… Что это? — заметив надпись, пробормотал мальчик, но тут же сообразил: — А, отраженная надпись, как дневники да Винчи. «Я показываю не твое лицо, но желание твоего сердца». Весьма самоуверенно.

Но, сколько Гарри не вглядывался, зеркало ничего необычного не отражало. Рисковать не хотелось, но и уйти, не разобравшись, Поттер не мог. Приказав себе не нервничать, мальчик на три счета отключил защиту и уставился в зеркало, продолжая считать вслух. Тонкие белесые нити тут же ринулись к свежей питательной добыче, а в зеркальной глади начали медленно проявляться силуэты мужчины и женщины. Присмотревшись, Гарри непонимающе вздернул брови. В зеркале за ним стояли родители, смотрели на мальчика и ласково ему улыбались.

— Семь, восемь, девять… — на миг Поттер сбился, сердце в груди судорожно затрепыхалось, но потом, присмотревшись внимательнее, мальчик резко бросил: — Десять!

Включение защиты отсекло успевшие прицепиться щупы, остальные сжались и отскочили. В отражении Гарри вновь видел только себя.

— Впечат… Впечатляет, — выговорил мальчик, отходя на шаг и переводя дыхание. — Вот только… Это точно желание моего сердца? Слабо верится.

Увидеть родителей рядом Гарри мечтал разве что в раннем детстве. После к этим людям мальчик испытывал весьма противоречивые чувства, а в последние месяцы и вовсе сильно разочаровался. Особенно в отце.

Но насторожило не это. У Гарри было довольно много снимков Поттеров благодаря Луне, ее отцу и газетным статьям, но почти все они относились к ранним, еще школьным временам. Но даже на тех колдофото, где Поттеров запечатлели в более позднее время, они не были облачены в парные бархатные мантии с золотыми застежками.

— Сам я такое выдумать не мог, даже если допустить идею «желания сердца», — фыркнув, сказал зеркалу Гарри. — Зеленый и темно-фиолетовый бархат, весьма замысловатая вязь узора застежек. Артефакты?

На миг задумавшись, мальчик вытащил из рюкзака блокнот и принялся по памяти зарисовывать узоры, с подозрением и любопытством посматривая на зеркало. А потом дернулся, глянул еще раз на зеркало и удивленно улыбнулся.

— На ловца и зверь бежит, — сказал он.

* * *

За завтраком в понедельник Поттер выглядел настолько рассеянным, что Терри Бут с сочувствием покачал головой и шепнул Лайзе:

— Снова он не с нами.

— Да нормально все, — отмахнулась девочка. — Смотри.

Гарри встрепенулся и едва ли не с головой влез в свой рюкзак, с шипением что-то разыскивая. На стол полетели карандаши и блокнот.

— Видишь, — усмехнулась Турпин. — Это у него — норма. Творческая личность!

До самого окончания завтрака Поттер то стремительно что-то строчил и рисовал в блокноте, то зависал с рассеянной улыбкой на губах, глядя куда-то в пространство.

Альбус, видя все это, довольно улыбнулся, бросил в свою чашку с чаем дополнительный кусочек сахара и весело забренчал ложечкой. Снейп поморщился. После полубессонной ночи звон больно резал слух.

— Вижу, ты сегодня в хорошем настроении, Альбус? — обратилась к пожилому волшебнику Помона, заметив реакцию Северуса.

— Да, утро чудесное, — ответил директор.

— Так может обсудим предстоящие весенние закупки? — предложила ушлая профессор травологии.

— Но ведь только январь!

— Готовиться надо заранее, — назидательно сообщила волшебница. — Пока деньги выделите, пока я с поставщиками свяжусь, пока доставят. Как раз время подойдет. А в теплицах уже сейчас можно посадить мандрагору на рассаду…

— Ладно, Помона, зайди ко мне перед обедом, — вынужден был пойти на уступки Дамблдор, видя, что пухленькая ведьма не намерена отступать.

— Так может завизируете покупку… — не упустил своего Северус, но Альбус мигом оборвал зельевара:

— Потом, все потом.

* * *

В четверг Северус решил пройтись по Хогвартсу после отбоя, прекрасно зная, что именно этот вечер обычно выбирали студенты, желавшие пронести в школу алкоголь через потайные ходы. В замке царила подозрительная тишина, не предвещавшая ничего хорошего. В холле и недалеко от кухни декан Слизерина обнаружил тающие купола тишины. Исчезающая ступенька на лестнице мигала, давая понять, что недавно кто-то выдернул из нее ногу. Но нарушители оказались ловчее и успели осуществить задуманное за считанные минуты до появления профессора.

На втором этаже тихо и заковыристо ругался Филч. Привидение из женского туалета подвывало, в коридор волнами прибывала вода. Завхоз водил из стороны в сторону своим забавным агрегатом, который с булькающим звуком втягивал в себя лужу.

Альбус все еще надеялся узнать, кто презентовал Филчу его уже легендарный пылесос, который старшекурсники Слизерина обозвали Проглотителем Вещей, но завхоз молчал и легилименция не помогала. Снейп ждал, когда директор обратится к нему за Веритасерумом, и готовился торговаться до последнего. А вот Филиус и Помона верили, что к артефакту приложил руки Поттер-младший, и после рождественских подарков Северус склонен был с ними согласиться, но никто из троицы деканов не собирался сообщать о своих наблюдениях Дамблдору.

Проверяя четвертый этаж, зельевар не без удивления обнаружил свет, проникающий в коридор из дальнего пустующего класса. Уже готовый рвать, метать и снимать баллы, Снейп ворвался в помещение и замер на пороге.

На полу перед массивным старинным зеркалом на коленях ползал Поттер. Перед ним были расстелены несколько длинных свитков пергамента. И на них мальчишка увлеченно что-то вырисовывал, орудуя разбросанными по полу цветными карандашами.

— Поттер! — рявкнул профессор, в два длинных шага подходя к мальчику и нависая над ним. На свитки пергамента упали длинные пугающие тени.

— А? — на миг оторвавшись от своего занятия, отозвался мальчишка и взглянул на Северуса. В свете Люмоса сверкнул причудливый монокль, составленный из нескольких тонких цветных пластин, каждая из которых была заключена в латунную оправу.

— Отбой был час назад! — хмуро сообщил Поттеру зельевар.

— Правда? — расслабленно улыбнулся рейвенкловец, сдвигая в сторону почти все пластинки, кроме одной, в которой правый глаз Поттера казался в два раза больше, а радужка фосфоресцировала зелеными, белыми и золотыми точками.

— Что вы тут делаете, Поттер? — потребовал ответа декан Слизерина.

— А?

Поттер вернул цветные стеклышки на глаз и снова склонился над пергаментами, вырисовывая линии, завитки и испещряя все свободное пространство рунами, трансфигурационными символами и совершенно незнакомыми Северусу значками.

— Поттер! Я сейчас сниму с вашего факультета сотню баллов! — пригрозил зельевар.

— О… — глянув на зеркало, а потом на профессора, выдохнул мальчик, а потом попросил: — А можете вот тут стать?

Мысленно костеря себя, Снейп шагнул в сторону.

— О, идеально! — воскликнул мальчишка.

Глянув вниз, мужчина увидел, что носком ботинка придавил норовивший свернуться пергамент.

— Поттер, — холодно выдохнул зельевар.

— Смотрите, профессор, — с довольной улыбкой сказал Гарри, указывая на свитки.

Северус вынужденно присмотрелся. Больше всего нарисованное напоминало большого осьминога, щупальца которого извивались по листам, кое-где почти пересекаясь.

— Потрясающий образец совмещения артефакторики, анимансии⁽¹⁾, некромантии, магии иллюзий!.. — затараторил Поттер. — О! Работа хорошего мастера. Тонкая работа! И не скажешь, что зеркало не такое уж и старое!

— Что? — опешил Снейп и перевел взгляд на зеркало.

— Да, да, — покивал мальчишка. — Очень качественная стилизация оформления под готический стиль, но кое-какие плетения… Вы только посмотрите вот сюда!

Поттер ткнул в кусок схемы слева от себя, где петли и завитки укладывались в весьма симметричный рисунок, напоминающий перевернутую лилию. Рунные цепочки, выписанные свернувшимися в кольцо змейками, заполняли пустоты между линиями.

— Весьма изобретательно, но некоторые специфические ходы для закрепления действия тех или иных чар придумали только в восемнадцатом веке, упростив более сложные и трудоемкие приемы, — пояснил мальчишка. — Но!.. Изобретательно! Очень необычно и изобретательно! Видите вот эту часть? — Поттер указал на правую сторону свитков, где среди рун и линий мелькали пробелы и проставленные черным карандашом знаки вопросов, и восторженным шепотом поделился: — Я ее вообще не понимаю!

— Поттер, — не выдержал Снейп. — Хватит заговаривать мне зубы! Вы прямо сейчас должны быть в башне своего факультета. За нарушение правил я снимаю с Рейвенкло тридцать баллов! Немедленно собирайте ваши вещи — и прочь отсюда!

— Ага, — кивнул мальчишка, но не встал, а продолжил переносить на пергамент что-то понятное ему одному.

— Поттер!

— Сейчас.

Северусу очень хотелось вздернуть мальчишку на ноги за ворот мантии, но строгий преподаватель боролся в нем с увлеченным исследователем. Зельевар и сам порой настолько уходил в работу, что мог и Бомбарду в нескольких футах от себя не заметить.

— Вы в курсе, что это зеркало никто не должен был найти? — хмуро уточнил профессор. — Как вам только удалось?

— Мне? — удивился Поттер. — Рональд Уизли к нему почти каждую ночь шастает! И на пользу ему это не идет. Зеркало тянет из Рона силы и как-то влияет на сознание. Я вообще не понимаю, что в школе делает условно темный артефакт?

Северус промолчал. Прямой запрет Дамблдора не позволял обсуждать зеркало Еиналеж с кем-либо, кроме директора, а уж Поттеру Снейп не мог даже намекнуть о происходящем.

Пока зельевар мысленно костерил Альбуса, — профессор ничего не знал о том, как зеркало может влиять на окружающих! — Поттер дорисовал и принялся собирать вещи.

— Отработки у меня, Поттер, — предупредил Северус мальчишку. — На следующие две недели. Завтра скажу, когда вам приходить.

— Ага, — беспечно кивнул рейвенкловец. — Вы только проследите, чтобы зеркало убрали, ладно? А то… зеркало, цербер… Не много ли для школы?

Снейп поперхнулся.

— Вы и у пса были?

— А зачем? — удивился мальчик. — Но кроме меня, если что, эту зверюгу разве что часть девочек не видела. Если директор хотел что-то надежно спрятать, то не стоило сообщать о местоположении тайника всему Хогвартсу.

— Это не ваше дело, Поттер, — вынужденно предупредил Снейп, хотя хотелось много чего озвучить в адрес Дамблдора.

Мальчишка невозмутимо пожал плечами и спорить не стал.

— Спокойной ночи, профессор.

— Идите уже, — закатив глаза, разрешил зельевар. Злиться на этого ребенка совершенно не получалось.

1) Анимансия (ориг. Animancy) — наука о манипуляции душами

Вернуться к тексту

Дамблдор надеялся на передышку от плохих новостей, которых в последнее время было слишком много. Но не тут-то было!

Наблюдение за Гарри Поттером не выявило ничего подозрительного. Мальчик учился и много читал. Переписку, судя по всему, вел только с дочерью Ксено Лавгуда. И хотя такой выбор не очень нравился директору, по этому поводу сребробородый волшебник планировал побеспокоиться несколько позже. Куда больше Дамблдора нервировало тесное общение мальчика с барсуками и змеями. Вызываемый время от времени Рональд Уизли никак не приблизил Героя магической Британии к мысли о том, что дружить надо с гриффиндорцами, и пока вся надежда оставалась на юную мисс Грейнджер, сумевшую куда лучше сойтись с Поттером, нежели выбранный для Гарри друг из верной директору семьи.

Но, так или иначе, за все эти месяцы Альбус не получил и намека, что Гарри Поттер общается с гоблинами. А гоблины на дальнейшие расспросы Дамблдора только скалились и отмалчивались. И как директор ни крутил ситуацию, а выходило, что каким-то образом зеленошкурые его обставили.

Гоблинов давно стоило прижать к ногтю, обязать соблюдать законы магической Британии. Эту мысль вслед за Дамблдором озвучивало достаточно много работников в Министерстве. Но дальше обсуждений дело никогда не шло. И появляясь в последние дни в Министерстве, Альбус сам убеждался, что волшебники еще не скоро поддержат столь нужную инициативу Верховного Чародея.

Проходя по коридорам, выложенным темно-зеленой плиткой, под чарами отвлечения внимания, Дамблдор нередко ловил обрывки разговоров. Он делал так всегда, желая узнать самые последние сплетни. А если что-то от него ускользало, то последние новости приносили верные ему люди. В последние дни и мелкие клерки, и даже сам министр Фадж обсуждали устроенный гоблинами аукцион. Один такой разговор происходил прямо перед очередным заседанием Визенгамота, так что Альбус слышал его целиком.

Увлеченные беседой, Двукерст и Крессвелл, совершенно не смотрели по сторонам и не видели, что за ними наблюдает директор Хогвартса. Уилки и Дирк много раз недобрым словом помянули гоблинов, но их расстроил не сам аукцион, анонимность продавца или продавцов, а то, что зеленошкурые объявили о столь важном событии всего за несколько дней до даты проведения. Сам же аукцион два министерских работника хвалили.

Еще большими восторгами рассыпались более значительные фигуры, не только побывавшие на мероприятии, но и оставившие там какое-то количество полновесных золотых.

По всему выходило, что нелестные отзывы Альбуса или попытка как-то одернуть гоблинов ни к чему не приведут. Тем более что вырученные деньги переводились на благотворительность. Прямо сейчас зеленошкурые нравились даже тем, у кого не было личного сейфа в Гринготтсе.

С Поттером ситуация складывалась не лучше. Мальчишка не походил на того кроткого тихого Героя, каким виделся в воображении директора еще летом. Если вызвать рейвенкловца к себе, тот опять явится с деканом, а при полугоблине никак не выйдет убедить Поттера в ошибочности его сотрудничества с зеленошкурыми. Как бы ни оказалось, что гоблины именно через Филиуса и добрались до Мальчика-Который-Выжил. Так и дураком себя можно выставить, не имея на руках реальных рычагов давления что на студента, что на его декана.

Смирившись с тем, что эта часть возможного дохода уже потеряна, Альбус столкнулся с новой проблемой — что-то странное творилось в Азкабане.

Ничего серьезного не происходило, но впервые за десять лет доставляемые из Северного моря отчеты не казались копиями один другого.

Альбус посетил тюрьму для волшебников, но ничего подозрительного на нижних этажах не заметил. Разве что Белла Лестрейндж не оглашала каменные своды криками и смехом, а спокойно спала на своей продавленной койке.

А потом случилась новая неприятность. Во время обеда в пятницу Дамблдор узнал, что утром на зельеварении пострадал Рональд Уизли. Рядовое, в общем-то, событие, но Поппи мальчика не отпустила, заперла в своих владениях и объявила, что шестой Уизли останется в Больничном крыле минимум на неделю.

— Не представляю, как он умудрился, но у твоего студента, Минни, сильнейшее магическое истощение! — заявила колдомедик, примериваясь к сочному ростбифу.

— Зачем же так строго, моя девочка, — миролюбиво сказал Альбус. — Неужели все так серьезно? Возможно, ты преувеличиваешь? Думаю, будет достаточно укрепляющих зелий…

— Альбус, — морщась, перебила директора мадам Помфри, — я не преувеличиваю. Рональду Уизли необходимо серьезное лечение. Если я просто выдам ему укрепляющее… Да хоть десять бутылочек! Это не поможет!

Рядом фыркнул Снейп, явно не оценив подобное расточительство.

— Мальчик может стать сквибом, если сейчас упустить ситуацию, — строго предупредила Поппи.

С этим Альбус спорить не стал. Уж лучше так, чем слушать вопли Молли Уизли. Оставалось радоваться, что в последние дни очень измотанным и каким-то оторванным от реальности выглядит Поттер.

«Похоже, хоть эта часть плана сработала как надо», — мысленно возликовал Альбус.

Вечером директор навестил зеркало, установил парочку сигналок и с умиротворением засел за просмотр присланных из МКМ документов. Но ни перед отбоем, ни после него чары никто не потревожил.

Дамблдор прождал почти до рассвета и отправился спать с довольно сильной изжогой из-за лимонных леденцов, а утром встал совершенно разбитым и измученным. Голова нещадно болела, и громкий разговор Филиуса и Снейпа во время завтрака не улучшил настроение Верховного Чародея, ощущавшего себя вдвое старше своих ста десяти лет.

— Две недели? — уточнял что-то профессор чар. — За что же так строго, Северус?

— За ночные прогулки, — с удовольствием пояснил зельевар.

— Ты не шутишь? — потрясенно пропищал полугоблин. — Мистер Поттер?

— Я сам удивлен, Филиус, — сказал декан Слизерина. — Но факт остается фактом.

Уловив имя, директор постарался преодолеть слабость и вслушаться внимательнее.

— Директор, вы в порядке? — уточнил Снейп.

— Все нормально, мой мальчик, — отмахнулся Альбус. — Ты же знаешь, по ночам меня мучает бессонница. Ничего особенного.

Северус невозмутимо выставил перед Дамблдором флакон бодрящего, и сребробородый волшебник тут же опрокинул фиал в чашку с чаем, предпочтя не заметить, как после его ответа у зельевара дернулась скула.

— Не ожидал ничего подобного от мистера Поттера, — продолжил прерванную беседу мастер чар.

Снейп что-то ответил, но Дамблдор не стал вслушиваться. Зелье уняло боль и слабость, и директор мог насладиться и завтраком, и хорошей новостью.

Но ни этой, ни следующей ночью сигналки не сработали. Альбус напрасно прождал неделю. Даже просидел в засаде под чарами хамелеона одну из ночей, но Гарри Поттер к зеркалу Еиналеж будто и не приближался.

Поппи продержала Рональда в лазарете десять дней. И сразу после выписки именно шестой Уизли потревожил сигналки в классе с зеркалом. Пришлось переместить артефакт и немного подправить мальчику память. Что это мало помогло, директор узнал, когда Филч поймал гриффиндорца следующей ночью в коридоре. Мальчик, шагая с закрытыми глазами и беседуя сам с собой, спускался из башни Гриффиндора и едва не свалился с лестницы.

Пришлось за личные средства заказать в аптеке легкое снотворное, которое проинструктированный эльф подливал Рональду во время ужинов. Оценки первокурсника скатились окончательно, но теперь он хотя бы не бродил ночами по школе.

Поттер, тем временем, продолжал учиться и пропадать в Библиотеке. Гермиона Грейнджер, которую директор, как и планировал, однажды пригласил к себе на чашку чая, о Мальчике-Который-Выжил говорила много и охотно. За следующие несколько встреч Дамблдор не вызнал ничего для себя интересного, но время не было потрачено впустую. Девочка и без того восхищалась волшебником, а теперь, судя по ее поверхностным мыслям, возвела Альбуса в ранг личного наставника с непоколебимым авторитетом. Не составило труда на этом сыграть. Стоило лишь намекнуть о том, что столь выдающаяся юная ведьма достойна блестящего будущего, а будущее это зависит от него, Верховного Чародея — и директор получил преданного сторонника. И теперь Дамблдор не сомневался, что о любом необычном действии Гарри Поттера Гермиона сразу же ему сообщит.

А тем временем «Пророк» пестрел слезливыми интервью магов, которым вернули собственность. Читать подобное прямо в Большом зале директор не мог, а потому все чаще завтракал у себя, заедая горечь недовольства сладостями.

В начале февраля из-за бесконечных метелей отменили даже тренировки по квиддичу, а совы по утрам доставляли почту позже обычного, осыпая профессоров и студентов холодными брызгами и комьями снега. Зная, что его никто не поймает, Дамблдор внес изменения в чары над школой, так что несколько дней с посылок уже на территории школы слетали погодные чары, бумага размокала, а чернила расплывались. Сидя на своем троне в Большом зале, Альбус мысленно ликовал, видя кислые лица окружающих.

Но потом кто-то прореху в чарах исправил — Дамблдор подозревал все того же Флитвика — и все вернулось на круги своя.

А в конце февраля стало еще хуже…

* * *

— Директор!

Хагрид, как и всегда, ввалился в кабинет Альбуса без стука, почти снеся дверь с петель. От хранителя ключей разило выпивкой, маленькие глаза блестели от слез. Дамблдор, как раз обсуждавший с Северусом странное поведение Квиррелла, почуял новую порцию неприятностей.

— В чем дело, Рубеус?

— Я… тут зашел в Хогсмид, — начал Хагрид, чуть пошатываясь. — Ничего такого… Просто выпить кружечку. Суббота ведь.

— Ближе к делу, мой мальчик, — поморщился директор. Он бы давно прочел мысли полувеликана, но тот был устойчив к магии.

— Ну я… э-э-э… выпил, — продолжил лесничий чуть более нервно и прижал здоровенную ладонь к одному из своих бездонных карманов — под рукой проступили очертания чего-то округлого. — И обратно решил через Запретный лес немного срезать…

— Хагрид!

— Я нашел кровь единорога, директор! — выпалил Рубеус и вытащил из другого кармана огромный клетчатый платок. — А потом и… мертвую животинку. Самочку. Совсем молодую. Кто-то охотится на единорогов в Запретном лесу, директор!

Альбус скрипнул зубами. Неприятности продолжались.

Гарри в задумчивости постучал в дверь и вошел, услышав отклик. Снейп при появлении студента вздернул бровь, но промолчал, а стоило Поттеру направиться к последнему столу, за которым вот уже две недели отрабатывал свое нарушение распорядка, профессор неопределенно хмыкнул. Котел был водружен на треногу, горелка зажжена. Пока нагревалась родниковая вода для основы, Гарри успел проторенной дорожкой сходить к шкафам с ингредиентами.

В первый раз отправляясь на отработку, Поттер ожидал груды грязных котлов, но оказался на занятии Рейвенкло-Хаффлпафф и в полном недоумении все полтора часа варил умиротворяющий бальзам наравне с пятикурсниками. Зелье было сложным, входило в экзаменационный список СОВ. Не удивительно, что Гарри с ним не справился. И хоть Пенелопа заверила, что результат Поттера не был одним из худших, мальчик все равно переживал весь остаток вечера и рылся в книгах по зельеварению до полуночи, напрочь позабыв о других делах.

Вторая попытка вышла лучше, Снейп даже одобрительно кивнул, но теперь уже недовольным был сам Гарри. И потрошение книг продолжилось. Не найдя ничего путного, Поттер вцепился в Невилла. И на третий вечер отработки над готовым зельем поднимался идеальный серебристый пар.

— Все дело в мяте, — объяснил он позже старосте факультета. — В учебнике обычный рецепт, Снейп же дает вариацию, где кроме лаванды задействованы еще и листья мяты. Благодаря мяте у готового умиротворяющего бальзама приятный освежающий вкус. Но есть большая разница, какие именно листья использовать: с верхней части стебля или с нижней.

Сам Гарри все эти тонкости понимал с большим трудом, но мнению Лонгботтома доверял полностью. Тот в травах разбирался в разы лучше вороненка.

В дальнейшем Поттер, не получив иных инструкций, продолжал каждый вечер варить по котлу бальзама и к концу второй недели довел процесс до автоматизма. Вот и этим вечером Гарри расслабленно крошил и растирал ингредиенты, мыслями находясь в спальне мальчиков, где остался очередной толстенный талмуд.

За две недели Поттер внимательно прочитал все имевшиеся у него книги, в которых авторы хоть как-то затрагивали тему сущностей. И чем дальше он углублялся в свои исследования, тем больше недоумевал, обнаруживая несостыковки и противоречия.

«Вокруг тебя слишком много мозгошмыгов», — написала неделю назад Луна, добавив, что Гарри, оказывается, переслал ей парочку этих невидимых созданий прямо в запечатанном конверте. Тогда Поттер и решился признаться девочке в своих изысканиях, прекрасно осознавая, что просто жалуется.

Его планы в очередной раз вылетели в трубу. Он не сделал и половины того, что запланировал на каникулы до их начала, не исполнил даже часть исправленного позже плана. А после каникул времени и сил хватало лишь на то, чтобы учиться, просматривать книги, вести переписку, иногда делать артефакт-другой для студентов и вырываться на час вечером или рано утром домой. Ну и ходить на отработки, конечно. Все остальное пришлось отложить.

Но и столь короткий, вроде бы, список дел оказался неподъемным, когда за очередное эссе по астрономии Гарри получил «Удовлетворительно», а Квиррелл, дергавшийся и заикавшийся все больше, влепил «Выше Ожидаемого» за письменную практическую.

Увидев эти отметки, юный волшебник не расстроился, но отвесил себе мысленную затрещину. Оценки вороненка мало волновали сами по себе, но низкий балл по легким предметам казался признаком расхлябанности и невнимательности.

Вернувшись в реальность перед добавлением предпоследнего ингредиента, Гарри прикрутил горелку и вдумчиво перемешал зелье, перед тем, как всыпать толченые иглы дикобраза. Когда мальчик проделал это в первый раз, Снейп в мгновение ока оказался рядом, готовый оттаскивать первокурсника от котла. По рецепту мешать зелье предполагалось после добавления ингредиента и по определенной методике, но Гарри выяснил, что порошок из игл лучше взаимодействует с варевом, если то находится в легком угасающем движении по часовой стрелке. А уж то, что корень валерианы при таком изменении рецепта следует нарезать не кубиками, а соломкой и добавлять не через три с четвертью минуты, а через десять, они с профессором выяснили вместе на пятый вечер отработки.

— Все, профессор, — сообщил Снейпу Гарри, выключая горелку и складывая на поднос использованные инструменты.

Зельевар отвлекся от проверки эссе, странно хмыкнул и спросил:

— Мистер Поттер, вы помните, какой сегодня день недели?

Гарри нахмурился и попытался сообразить, что имеет в виду преподаватель.

— Сегодня суббота, — минуту спустя ответил рейвенкловец.

— Именно, мистер Поттер. Суббота, — кивнул декан Слизерина. — Вам стоит меньше витать в облаках. Вы, похоже, вчера совершенно меня не слушали, когда я напомнил, что ваши отработки закончены.

Гарри мигом смутился и выдохнул:

— Ой…

— Идите, Поттер. И будьте внимательнее.

Подхватив свои вещи, Гарри вылетел из класса, а потому не видел, как зельевар весело фыркнул и пробормотал:

— Надо сходить к Поппи за чистыми фиалами. На еще един котел бальзама я как-то на этой неделе не рассчитывал.

Хотя официально все зелья для Больничного крыла варил Северус Снейп, ни он, ни Поппи Помфри не отказывались пополнить запасы приличными зельями, изготовленными студентами. А зелья Поттера волшебник относил в лазарет с начала прошлого семестра.

В коридоре Гарри едва нос к носу не столкнулся с появившимся из ниоткуда Драко и тут же возмущенно зашипел:

— Малфой, ты пользуешься порталом в Хогвартсе?

Блондин залихватски подмигнул, огляделся и в мгновение ока скакнул в противоположный конец коридора.

— Зачем? Заняться нечем? — закатив глаза, простонал Поттер, когда приятель возник рядом с ним.

— Возле зельеварен в выходные никого не бывает, кроме крестного, так что сюда удобно возвращаться, — поделился слизеринец. — На факультете же легко кому-то попасться.

— Откуда возвращаться? — уловил главное Гарри, а заметив попытку блондина состроить невинный взгляд, хмуро велел: — Сознавайся!

— Да ничего такого, — тут же возмущенно запротестовал Драко и отступил на шаг. — Мне просто скучно!

— Скучно ему… — прошептал рейвенкловец недовольно. — Так я и поверил.

— А что?! Уроки простые, эссе я могу за пару часов написать, а в остальное время чем заняться? — принялся оправдываться Малфой.

— В плюй-камни играть не пробовал? — усмехнулся Поттер.

— Ты за кого меня принимаешь?! — возмутился блондинчик. — Я наследник рода Малфой! И какие-то плюй-камни?

— Чем тебя не устраивает популярная у других игра? — удивился Гарри. Поправив лямку рюкзака, он зашагал к выходу из подземелий.

— Это совершенно не аристократичное увлечение, — пояснил слизеринец.

— Ой ли? — весело уточнил Гарри. — Тогда почему половина ваших играет?

— Ладно, это не подходящее развлечение для представителя моей семьи, — признался Драко. — Малфои не играют в плюй-камни.

— Зато Малфои занимаются слежкой, — проницательно отметил Гарри.

— Это разведка и сбор полезной информации, — назидательно поправил приятеля блондин.

— И что же за полезную информацию ты собрал? — усмехнулся Гарри.

Как оказалось, пока Поттер проводил все свободное время в спальне мальчиков, делая там даже заданные эссе, Драко от скуки взялся следить за гриффиндорской троицей и занимался этим вот уже две недели. И львята только подогревали интерес Малфоя своим поведением.

— Они постоянно что-то ищут в Библиотеке, шушукаются по углам и темным классам, шастают на третий этаж и через день чаевничают у лесничего, — рассказывал слизеринец, пока они шли в Большой зал. — Так еще и за крестным зачем-то следят!

На ужине Гарри и сам убедился, что Грейнджер, Уизли и Финниган ведут себя подозрительно. Первокурсники не только сели рядом, но и постоянно косились на стол преподавателей, слишком явно перешептываясь.

— Конспираторы, — только и фыркнул мальчик.

Разбираться в похождениях гриффив Гарри как не планировал раньше, так и не надумал теперь, но поведение троицы не могло не интриговать, так что в воскресенье, пользуясь хорошей погодой, Поттер решил погулять на свежем воздухе недалеко от хижины Хагрида.

Лесничий рубил дрова на опушке леса, посматривая за тем, как полдюжины серебристо-серых белок растаскивают по деревьям несколько горстей орехов и полведра шишек. Пес валялся в снегу и довольно порыкивал на деловитых зверьков.

— О, Гарри! — заметив мальчика, добродушно окликнул Поттера Рубеус.

— Доброго дня, Хагрид, — подходя ближе, вежливо поздоровался вороненок.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — без тени обиды отметил полувеликан.

— Я собирался как-нибудь зайти, но… ты же понимаешь, я до школы ничего не знал о магическом мире, мне надо учиться больше, чем другим, — с толикой сожаления в голосе пробормотал мальчик. Хагрид добродушно кивнул, не подозревая, что жалеет Поттер не о том, что игнорировал приглашения первого своего знакомого из магического мира, а о том, что не воспринял это знакомство, как шанс узнать что-то полезное и при этом усыпить бдительность Дамблдора.

— Мамка твоя тоже любила учиться, — пробасил Рубеус, откладывая топор. — Ты, видно в нее пошел. Потому и к воронам тебя Шляпа распределила.

— Видимо, — согласился Гарри.

— Слыхал, ты с учителями говорил о родителях.

— Я ведь ничего о них не знаю, — поделился Поттер, внимательно наблюдая за реакцией лесничего. — У Дурслей не было ни одной их фотографии, а тетя не любит рассказывать о маме. А профессора учили родителей целых семь лет.

— Они были славные, — шмыгнув огромным носом, сказал Хагрид. — Я как тебя увидел, так сразу о них вспомнил. Пойдем в дом, а то замерзнешь еще.

Гарри не стал отказываться и проследовал за хранителем ключей в его хижину. Клык остался валяться на солнышке.

— А я ведь тоже подумал, что у тебя не так много памятных вещиц о родителях, раз уж тетка твоя выдумала всю эту историю с аварией, — гремя чайником, проворчал полувеликан. — После той ночи… ну, после того Хэллоуина, я хотел вернуться в Годрикову Впадину и собрать тебе чегось из вещей родителей, но Дамблдор меня отговорил.

Поттеру очень хотелось уточнить, что же сказал Хагриду директор, но он прикусил язык, прекрасно понимая, что любая реплика сейчас прозвучит язвительно.

— Директор — мудрый человек. Ему лучше знать, — без всякого сомнения заявил Рубеус, сам себе кивнул и водрузил чайник на плиту. — За домом в той деревеньке могли следить и потом вызнали бы, где ты живешь.

В этом был смысл. Вот только за полгода учебы Гарри не чувствовал в свою сторону и тени неприятия со стороны детей тех, кто в прошлом поддерживал идеи Того-Кого-Нельзя-Называть. Возможно, будь он явным сторонником Дамблдора…

— Но я… в общем подумал и решил что-нибудь найти для тебя сейчас, — вдруг сказал полувеликан. — Хотел в конце учебного года отдать, но раз уж ты здесь…

Отойдя к большому сундуку, стоявшему рядом с покрытой шкурами лежанкой, лесничий вернулся с небольшим свертком и смущенно вручил его мальчику.

— Я написал несколько писем… попросил о помощи у знакомых твоих родителей, сокурсников…

Поттер удивленно развернул плотную серую бумагу и увидел несколько колдографий. На верхней, радостно улыбаясь, стояли Лили и Джеймс Поттеры, держа на руках маленького мальчика.

— Тут тебе где-то год, — пояснил Хагрид. — Поттеры не могли нормально отпраздновать, гостей не звали. Вот и сделали колдофото. Разослали знакомым. И мне тоже.

Гарри благодарно кивнул, перебирая снимки. Прежде он не видел только верхний и тот его немало заинтересовал. Родители позировали в тех самых бархатных мантиях, в которых Поттер видел их в зеркале-артефакте, а сам мальчик был частично закутан в вывернутую подкладкой наружу мантию-невидимку.

— А кто сделал это колдофото? — спросил Гарри.

— Уж чего не знаю, того не знаю, — признал Хагрид. — Вроде бы Сириус Блэк порой баловался чем-то подобным.

На несколько минут повисла тишина, которую прервал свист чайника. Полувеликан залил кипятком заварку в заварочном чайнике и выставил на стол громадные чашки, синие в белый горошек.

Наблюдая за хранителем ключей, Гарри осмотрелся, стараясь не слишком пялиться. Домик был невелик, но Хагрид организовал все так, что одной комнаты, на вид, более чем хватало для жизни. Все полезное пространство вдоль стен занимали полки и всевозможные ящики, даже под лавкой, заменявшей часть стульев, и лежанкой полувеликан организовал место для хранения какого-то скарба.

— Этот дом когда-то построил для меня отец, — заметив взгляд мальчика, сказал Хагрид. — Он-то до меня служил при Хогвартсе лесничим, но жил в замке. А мне там всегда было тесно. Не люблю я такие большие дома. Мне бы поближе к природе, к лесу. Я и во время учебы не в общежитии жил, а тут.

На этом месте Рубеус смутился.

— Разве студентам не положено жить в общежитии? — удивился Гарри.

— Так-то оно так, но видишь ли… Я-то, как ты знаешь, стал гриффиндорцем, да вот только проход в гостиную у львов такой, что мне и не протиснуться в него.

— О… — выдохнул Поттер. — И никто не расширил вход ради тебя?

— Будь в то время директором Дамблдор, то, я уверен, он непременно что-то придумал! — заверил мальчика полувеликан, шумно вздыхая. — Но я учился, когда директорствовал Диппет, а он меня не слишком-то любил…

Гарри не стал дальше расспрашивать, видя, что тема Хагриду неприятна.

К чаю хозяин домика подал здоровенные твердокаменные кексы с изюмом и конфетки с изображением дракона на обертке. Гарри вежливо отказался от кекса, но вот конфетку взял. Под оберткой оказался янтарного цвета леденец в форме крохотного яйца.

— Ты заходи почаще, — разливая чай по чашкам, предложил Хагрид. — Другие ребята приходят. Этот рыжик, Уизли. И друзья его. Такая умненькая девочка и белобрысый крепыш. Учеба учебой, но надо ж и отдыхать.

— Я постараюсь, — вежливо ответил Поттер. — Мне бы хотелось послушать о родителях… Спасибо за снимки.

— Да я что… — смутился лесничий. — Я ж ничего такого. Они были хорошие. Очень. Папка шалопай, конечно. Сколько раз я его в лесу ловил!..

Гарри улыбнулся, и Хагрид с воодушевлением принялся рассказывать:

— И ладно бы он и его приятели вот тут, рядом с опушкой шатались. Так нет, то у озера останавливал, то на дальних полянках, где земли кентавров. А как-то раз прямо у речушки, за которой только единороги ходят.

— Правда?

— Я-то по службе в лесу бываю. Проверяю зверюшек, рублю подгнившие деревья, чтоб молодняку не мешали. Я по Запретному лесу, знаешь, ходить могу с закрытыми глазами. А тут то трое, то четверо ребят, — продолжал Рубеус. — И что только делали в самой чаще. Я в первый раз ненароком решил, что они за рогами единорогов охотятся. Тогда как раз январь был. Самцы-то раз в несколько лет в конце осени и начале зимы сбрасывают свой рог. Ну я и выхожу то и дело проверить, собрать.

Подтверждая свой рассказ, Хагрид выволок из темного угла большую корзину. Заглянув под еловую лапу, Гарри обнаружил на подстилке из сухой травы и мха не меньше дюжины серебристо-лиловых и белых конусообразных рогов, пучки белых длинных волос, обломки чего-то перламутрово-белого. Подняв почти прозрачный лепесток неправильной формы, мальчик вопросительно взглянул на лесничего.

— Кусочек от копыта, — пояснил тот. — Пока свежий. Потом помутнеет. Для пробных зелий с рогом единорога как раз обломки копыт часто используют. По свойствам, вроде, лишь чуть хуже.

— Значит, порошок из рога, который мы используем в школе, не покупной, а от местных единорогов? — спросил Гарри.

— Да, — покивал Хагрид. — Снейп ко мне часто захаживает. Да и сам в лес наведывается. Травы там, коренья собирает. Но до речки я ему дорогу не показывал, а молодняк единорогов, что ближе к Хогвартсу по весне выходит, людей опасается. Так что рог и волос я уж сам…

Гарри вытащил из корзины среднего размера рог, светло-лиловый с розоватым основанием. Он оказался удивительно легким, будто бумажным, но, стоило потрогать острие, мальчик едва не распорол себе палец.

— Возьми, если хочешь, — разрешил Хагрид. — Профессору больше десятка рогов и не надо. Я остальные продаю обычно.

— Рог единорога ведь много стоит, — опешил Гарри. — Я не могу.

— Да глупости, — отмахнулся лесничий. — Мне-то оно и не надо, в общем-то. Я и жалованье-то свое, считай, почти не трачу. Разве что когда в Хогсмид заглядываю… э… по делам. А рог во многих зельях нужен, в лечебных особенно. Вот и отдаю аптекарям в Косом лишнее… А того, что я бы хотел, просто так и не купишь.

— А что бы ты хотел? — спросил Поттер.

— Я хотел бы завести дракона, — громким шепотом мечтательно признался лесничий. — Всегда этого хотел!

— О, так ты о драконах брал книги в школе? Но драконов ведь нельзя держать в частной собственности, да? — припоминая то, что прочитал об этих больших ящерах, уточнил мальчик.

— Да, — с сожалением признал хранитель ключей. — Даже яйцо не купить.

Поттер помолчал, поглаживая рог, а потом сказал:

— Но если держать у себя нельзя, то ведь можно работать там, где содержат драконов. В заповеднике.

Хагрид нахмурился, почесал бороду и пробормотал:

— Ну да… Но я как подумаю, что надо бросить свой дом… Хогвартс. Я тут всю жизнь прожил…

— Ну, значит, не работать, а поехать в заповедник в отпуск, — пожав плечами, предложил иной вариант Гарри. — В Европе самый большой заповедник в Румынии, но самый большой в мире — в Китае. Про него нам рассказывала наша сокурсница, Се Ли. Она ездила туда, когда у ее родителей был отпуск, они навещали родственников в Южной Корее. Там как-то очень удобно… расстояния большие и другая страна, но можно всего за час переместиться несколькими переходами через порталы. И сам заповедник размещен в нескольких регионах Китая, а его сектора связаны мощными порталами. Через порталы даже драконы могут перемещаться. Экскурсии очень интересные. Се Ли с восторгом о них рассказывала. Думаю, ты можешь просто поехать и сходить на такую экскурсию или же написать дирекции заповедника и договориться о каких-нибудь иных условиях.

— Да кто ж меня пустит… — смутился Хагрид.

— Но ты ведь столько лет тут живешь! — удивился Гарри. — Всю жизнь рядом с Запретным лесом. Думаю, твой опыт и знания всюду оценят. Пусть ты и не занимался драконами, но в остальном — не дилетант.

Хагрид воодушевленно покивал и дальше истории о похождениях Джеймса Поттера и его приятелей рассказывал с огоньком в маленьких темных глазках. А Гарри, попивая чай с леденцами, между делом вызнал и это, и как часто к лесничему заходили Уизли, Финниган и Грейнджер. Ничего не заметив, Хагрид с удовольствием обозвал нынешних гриффиндорцев такими же любопытными, как и прошлые поколения ало-золотых.

— Они с чего-то уверены, что Снейп что-то задумал, — возмутился Рубеус. — Будто он задумал что-то нехорошее.

— Почему это? — удивился Гарри.

— Да все из-за Пуш… — начал Хагрид, но тут же прикусил язык.

— Из-за Пушка и того места, которое он охраняет? — спросил Гарри. — Как по мне, так профессор Снейп просто беспокоится из-за жизни и здоровья студентов. И только.

— Я им так и сказал! — покивал Хагрид. — А ты, как погляжу, знаешь про Пушка…

— Да все знают, — отмахнулся мальчик. — Мне рассказали те, кто ходил посмотреть. Как понимаю, это какая-то затея директора, да? Мне-то все равно. Но кто-нибудь может пострадать…

Хагрид что-то невнятно промямлил и замолчал, а Гарри быстро вернулся к прежней теме. То, ради чего пришел, он узнал.

Утро тридцатого января началось для Петуньи Дурсль с шума ветра и раздражающего перестука капель по карнизу. Искривив тонкие губы, женщина нехотя выбралась из-под одеяла, закуталась в махровый халат, обула тапочки и поспешила в ванную. Ужасно хотелось натянуть на себя побольше вещей, но Петунья быстро преодолела это глупое желание, пусть и позволила себе нацепить не блузку и хлопковый кардиган, а уютный кашемировый свитер. Взглянув на себя в зеркало, миссис Дурсль с удивлением отметила, что такой фасон и цвет весьма ей идут. Из зеркала на Петунью вдруг взглянула какая-то совершенно иная женщина. Моложе. И, как почудилось миссис Дурсль, красивее. Зазеркальная особа оставалась все такой же худой и высокой, как Петунья, но во взгляде, подчеркнутом темно-синим кашемиром, белизне кожи, развороте плеч было что-то загадочное и притягательное. Даже аристократичное. И шея этой довольно молодой женщины не казалась длинной благодаря высокому горлу свитера.

Миссис Дурсль, поворачиваясь так и эдак, задумалась над тем, чтобы подстричься короче и изменить макияж. Но тут же отринула эту идею, вспомнив, почему много лет не носила вещи такого плана и откуда у нее в гардеробе этот синий свитер. Ужасно захотелось сдернуть тряпку, подаренную много лет назад сестрой, но и это желание Петунья быстро подавила. Расправила плечи, сжала губы в нитку и отправилась заниматься обычными утренними делами.

К моменту, когда на плиту был поставлен чайник, миссис Дурсль успела выкинуть из головы воспоминание о сестре, но то вновь появилось, когда женщина прошла к входной двери и выглянула за порог, намереваясь забрать бутылочки с молоком. На верхней ступеньке мок под дождем увесистый пакет из коричневой бумаги, перевязанный бечевкой.

Оглядевшись и никого не заметив, Петунья схватила бутылочки, пакет и скрылась в доме. Пакет женщина бросила в гостиной, глянула на него, как на змею, и удрала обратно на кухню, решив подумать о случившемся уже после того, как Вернон отправится на службу.

— Что-то случилось? — пробасил мистер Дурсль, обнаружив в своей тарелке немного пережаренный бекон. Обычно завтрак от дражайшей супруги выглядел идеально, как и она сама.

Петунья лишь дернула плечом и неопределенно качнула головой. Не став расспрашивать дальше, мистер Дурсль вернулся к завтраку и чтению вчерашней газеты.

— Я говорил?.. Мардж хотела заехать к нам через пару недель, — вспомнил мужчина и опустил газету, чтобы взглянуть на супругу. Петунья покладисто изобразила улыбку, в душе костеря назойливую родственницу мужа на все лады.

«И почему она вечно норовит у нас заночевать? — спросила себя миссис Дурсль. — У Марджори собственный дом. Она в состоянии оплачивать домработницу и двух помощников в питомнике. Она приезжает к нам на такси. Она может себе позволить номер в гостинице! Даже два номера: для себя и своей злобной псины! Но она всякий раз ночует у нас, а мне приходится изображать радость… И мой… мой фарфор…»

В прошлый свой визит сестрица Вернона пожелала кормить своего любимца Злыдня с собственной тарелки, а Петунья, на свою беду, выставила на стол один из лучших своих сервизов. И, конечно, одна из расписных тарелочек Дербийского фарфорового завода к концу вечера отправилась в мусорное ведро горсткой осколков.

— Дорогой, мне нужно будет съездить за покупками в Лондон на этих выходных, — немного подумав, заявила Петунья.

— Зачем?

— Нужно купить кое-что из посуды, — расплывчато отозвалась миссис Дурсль. — И раз уж твоя сестра приедет… Мы же не можем ударить в грязь лицом?

Вернон поморщился, но покладисто кивнул. Петунья же довольно улыбнулась, стоило мистеру Дурслю вновь спрятаться за газетой. Женщина заранее предвкушала то удовольствие, с которым она сначала купит, а потом выставит перед мужем и его сестрой какие-нибудь дешевенькие тарелки. Мардж вечно ее поучает и критикует, но на деле не способна увидеть разницу между обычной керамикой и настоящим костяным фарфором.

«Может и бокалы другие купить…» — призадумалась миссис Дурсль, но решила пока не рисковать.

Перемыв посуду после ухода Вернона, женщина с опаской прошла в гостиную и взглянула на злополучный пакет. Тот никуда не исчез. Наоборот, от мокрой бумаги остался влажный след на обивке дивана.

Поморщившись, Петунья за уголок подняла конверт, перенесла его на обеденный стол и с опаской взрезала край ножом для рыбы, а потом нервно отскочила. Но ничего не произошло. Мокрый пакет остался лежать бесформенной коричневой кляксой на белой скатерти. И исчезать не планировал. Поддев край бумаги ножом, миссис Дурсль заглянула внутрь и к своему удивлению увидела толстый кожаный корешок какой-то здоровенной книги.

Отложив нож, женщина руками разорвала бумагу и вытащила из пакета увесистый альбом для фотографий. Он выглядел совершенно новым, но сделан был под старину: темно-красная кожа, теснение, внутри плотные листы кремово-бежевого картона.

Открыв альбом, Петунья тихо вскрикнула и тяжело опустилась на диван. С первой страницы на нее смотрела Лили. Тоненькая, улыбающаяся, облаченная в то самое желтое платье, из-за которого сестры повздорили однажды. Платье изначально купили Петунье, но та из него мгновенно выросла, а вот двенадцатилетней Лили оно оказалось как раз в пору. Старшая девочка так ни разу в нем никуда не сходила, а младшая умудрилась порвать всего через пару недель.

Внезапно на кремовой бумаге появилось мокрое пятнышко, и миссис Дурсль бездумно его стерла, удивившись влаге под пальцами. А через миг на страницу упала вторая капля, и до женщины дошло, что это ее собственные слезы.

На еще почти дюжине снимков Лили была уже старше и почти всегда в компании то каких-то девушек, то Джеймса Поттера. На еще нескольких — с Гарри на руках. Петунья бережно переворачивала страницы, всматриваясь в улыбающееся юное лицо, касаясь пальцами шероховатой бумаги — фотографии были странноватыми, матовыми, на какой-то непонятной бумаге, но это миссис Дурсль обнаружила лишь тогда, когда вытащила одну из карточек из резных бумажных уголков-держателей. Фотографии явно были копиями настоящих снимков. И копиями, похоже, волшебными. Но прямо сейчас Петунью это мало волновало. Она лишь надеялась, что ни сам альбом, ни его содержимое не исчезнут некоторое время спустя.

— Сегодня тебе исполнилось бы тридцать два, — тронув рыжее облако волос сестры на снимке кончиками пальцев, прошептала женщина. — Знала ли ты, как все обернется?

Девушка на снимке беспечно улыбалась.

На последнем снимке оказался изображен племянник. Мальчик был облачен в какую-то черную хламиду, на его шее красовался синий с бронзой шарф, а за спиной, прячась в дымке, высились многочисленные башенки какого-то замка.

Петунья невольно нахмурилась. С августа, когда Гарри просто вышел за дверь вслед за тем верзилой, миссис Дурсль всего пару раз вспоминала о племяннике. И ни разу не побеспокоилась о том, как он жил все это время и где.

— Что за чертовщина? — спросила она себя, всматриваясь в знакомое и при этом какое-то совершенно взрослое лицо мальчишки.

Остальные страницы в альбоме пустовали, но может впервые в жизни Петунья понадеялась, что сможет их однажды заполнить. Какое-то седьмое чувство подсказывало женщине, что она больше никогда не увидит племянника, хотя, по уму, мальчишке предстояло вернуться к Дурслям на летние каникулы. Раз он все эти годы жил с родственниками матери, то иного пристанища у Гарри не было и не предвиделось. Но миссис Дурсль знала точно, что Поттер никогда не появится на Тисовой улице. И могла лишь надеяться, что, как и этот альбом, мальчишка время от времени будет присылать ей свои снимки.

Женщина уже хотела закрыть альбом, когда заметила, что между страниц всунут конверт. Внутри нашлась короткая записка, какие-то документы и несколько буклетов.

«Здравствуйте, тетя.

Вряд ли вам это интересно, но у меня все хорошо. Я поступил и учусь в Хогвартсе на факультете Рейвенкло.

За эти месяцы мне удалось довольно много узнать о родителях. И собрать кое-какие их фотографии. Помня, что у вас нет ни одного снимка моей мамы, я решил их вам выслать, хотя не уверен, что вы не отправите их в мусорное ведро. Так же к альбому я прилагаю кое-какие документы и карты.

Ваш племянник, Гарри»

Миссис Дурсль скривилась, обозвала мальчишку невоспитанным наглецом, а потом развернула остальное содержимое конверта. И тихо всхлипнула. Перед ней лежало свидетельство о смерти Лили Поттер. Оформленное явно недавно, но самое настоящее. На настоящем бланке, с подписью и печатью.

Нервно перечитывая сухие строки, Петунья лишь несколько минут спустя смогла переключиться на изучение буклетов. Из них она узнала, что ее сестра, Лили, с мужем похоронены на кладбище в некой деревушке Годрикова Впадина. Явно волшебный буклет пестрел изображениями разрушенного дома, обелиска в центре площади и еще каких-то мест, а на карте был проложен самый настоящий туристический маршрут по этой самой деревушке. На обычной же карте имелись пояснения, позволяющие найти нужную деревню обычным, а не волшебным способом.

Изучив карту, миссис Дурсль ощутила прилив сил. Пусть деревенька Лавенхем — так называлась Годрикова Впадина в обычном мире — находилась аж в соседнем графстве, но теперь у Петуньи был точный адрес. И она могла отправиться туда в любой момент.

Поместив альбом на полку в гостиной к остальным семейным альбомам, женщина решительно направилась в прихожую. Пусть за окном все еще моросил дождь, Петунья не могла ждать. Ей нужен был подробный справочник с расписаниями поездов и автобусов.

* * *

Весь день Северус не находил себе места. Баллы летели со студентов как листья по осени, а близнецы Уизли и вовсе загремели на две недели на отработки к Филчу. Не шла у зельевара и варка зелий, так что этим вечером Больничное крыло осталось без весьма необходимой порции кроветворного. Книга, которую профессор получил в качестве подарка на Рождество, едва не улетела в пылающий камин. И пусть томик был всего лишь очередным бесполезным справочником, коих у Снейпа на полках теснилось не меньше дюжины, из-за дурного настроения не стоило таким образом избавляться от десятка галеонов, истраченных кем-то из выпускников.

Когда способы сбежать от себя закончились, Северус смирился, открыл запертый на ключ ящик стола и извлек на свет заключенную в серебряную рамку колдографию.

— С Днем рождения, Лили, — чувствуя, как поднимается боль в груди, прошептал волшебник и прошел к креслу у камина. — Вот и очередной январь. Мне уже тридцать два. А тебе все так же двадцать один.

— Луна, дорогая! — раздался с первого этажа голос отца. — К тебе пришли.

Девочка не спеша выбрала подходящую пару к длинному полосатому гольфу и только после этого подошла к тонким перильцам, высматривая гостью.

Джинни Луна заметила еще издали, когда та пересекала вересковую пустошь и махала тонкой веточкой на наглых овец, бродивших вокруг, но не стала выходить навстречу. Дочь семьи Уизли считала маленькую хозяйку башни на холме подругой и свободно заходила в гости время от времени. Лишь подтверждая это, Джинни о чем-то спросила мистера Лавгуда и загремела чайником. Луна улыбнулась и вернулась к выбору пар для имевшихся у нее носков и гольфов.

— Привет, — с улыбкой сказала рыженькая девочка, поднявшись на верхний этаж, во владения Луны. — Собираешься?

На Джинни была длинная потрепанная куртка, которую девочка и не подумала бросить внизу, и теперь на белесые доски пола шлепались капли. Да и ботинки мисс Уизли оставляли отпечатки из воды, земли и пожухлых травинок. Луна отметила это машинально, но даже не поморщилась. Ей было не особо приятно, но следы всегда можно убрать. Это просто. Проще только разрушить приятельские отношения.

— Тебе не кажется, что этот и этот не очень подходят друг другу? — спросила Джинни, присев на покрывало и взяв в руки пару носков, один из которых был ярко-малиновым, а второй — светло-зеленым в черную полоску.

— У меня то и дело пропадают носки, но не оставлять же оставшиеся одинокими, да? — мягко улыбнулась Луна и чуть склонила голову к плечу.

Джинни ничего не ответила, но блондинка заметила ее выразительный взгляд и снова улыбнулась.

Пусть «Придира» и выходил не таким уж огромным тиражом, но у Лавгудов хватало денег, чтобы Луна не переживала о своих тратах. Да и отец всегда был готов дать дочери желаемое даже в ущерб себе или своему делу. Но Луна ничего не просила. Ей хватало имеющегося. И она меньше всего переживала о мнении окружающих, а потому спокойно носила то, что нравилось. Ее даже веселило, когда в нее тыкали пальцем и за глаза называли полоумной. В том числе и Джинни. Особенно девочке нравилось упоминать о своей ненормальности при посторонних и наблюдать реакцию.

— Я сделаю чай, — предупредила рыженькая девочка, когда пауза в разговоре затянулась, а снизу раздалась соловьиная трель свистка на вскипевшем чайнике. Луна лишь кивнула и продолжила собирать вещи.

Мисс Лавгуд давно выяснила, что Джинни не очень уж нравится с ней дружить. Но в Норе шумно было с утра и до самой ночи, вот мисс Уизли и сбегала к соседям время от времени.

— И когда вы вернетесь? — спросила Джинни, поднявшись наверх с подносом, на который взгромоздила две разнобокие чашки, сахарницу и початую коробку с печеньем. Луна с удивлением глянула на коробку, вспомнив, что сама спрятала ту в нижнюю секцию буфета прошлым вечером — отец, увлекаясь работой, пил чай из большой кружки объемом почти в пинту и мог полностью игнорировать нормальную еду, если дома были конфеты или печенье.

— В августе, — ответила блондинка, задумчиво перебирая кофточки и откладывая те, что планировала взять с собой.

— Ого… — с явной завистью прошептала Джинни.

Лавгуды путешествовали каждый год, но всегда летом. Но ради одиннадцатилетия дочери Ксенофилиус Лавгуд решил устроить не просто экспедицию, а самое настоящее большое путешествие, с посещением известных магических городов и заповедников.

— Я бы хотела куда-нибудь поехать, — призналась Джинни.

— Ты ведь ездила в Румынию совсем недавно, — напомнила Луна.

Рыженькая девочка фыркнула и тут же пояснила:

— Мы гостили у брата, в заповеднике. Он ведь теперь там работает. Родители хотели посмотреть, как ему там живется. Но это не было похоже на путешествие. — Уизли вздохнула и глотнула чаю. — Я видела только одно магическое поселение, в… Ф… Фэгэраш? Кажется, тот маггловский город именно так назывался. Туда мы перенеслись международным порталом, и там нас встретил Чарли. Работники заповедника закупают продукты и вещи в магической части этого городка, туда же пересылают их почту. Прямо в заповедник совы не летают, это слишком раздражает драконов.

Луна неопределенно хмыкнула и вернулась к разбору вещей.

— В драконьем заповеднике работники живут в маленькой деревне, защищенной от драконов силовым куполом. Так что гулять по окрестностям нельзя, опасно. Драконологи на работе носят специальные защитные амулеты и пользуются свистками, создающими неприятный звук, слышимый только драконами. Без этого любого могут съесть уже в пределах двадцати ярдов от деревенской стены. Мама так переживала, что только дважды отпустила меня на экскурсию! Все остальное время мы сидели в этой деревне, откуда драконов видно лишь тогда, когда они в небо взмывают.

Джинни вздохнула и сунула в рот половинку печенья.

— А до моего дня рождения ты вернешься? — встрепенулась рыженькая девочка, прожевав.

Луна неопределенно пожала плечами и пояснила:

— Мы с папочкой завтра купим большую часть вещей для школы, так что можем прибыть и тридцать первого августа.

Джинни с завистью вздохнула и покосилась на волшебную палочку, которой Луна сколола волосы на затылке, как большой булавкой.

— Родители заявили, что за покупками мы отправимся в конце августа, — пожаловалась Уизли. — Раньше никак не выйдет.

Луна ничего не спросила, но Джинни так хотелось поделиться, что она сама все выболтала:

— Мама откладывала деньги на мои покупки несколько лет, я ведь не могу донашивать за остальными, как братья. Но потом близнецов взяли в команду факультета… Летают-то они на школьных метлах, но экипировку пришлось купить. И ладно бы это! В прошлом году Перси назначили старостой, и родители купили ему новые мантии, хорошие пергаменты, перья, чернила. И даже сову!

Девочка хмуро поджала губы, вспомнив события прошлого лета.

— Они настолько сошли с ума, что растратили все, что накопили, — продолжила Джинни и сделала глоток чая. — А потом выяснилось, что папу наказали за превышение должностных обязанностей. И на подготовку к школе Рона у них осталось всего несколько галеонов. Они не смогли ему даже палочку купить! Зато Перси досталась сова за почти сорок галеонов. Ему еще и ежедневник купили. Для солидности.

Юная Уизли недовольно зашипела что-то себе под нос, а потом, заметив на прикроватной тумбочке большую тетрадь в кожаной обложке, подхватила ту и потрясла в воздухе. Да так, что на вложенной между страниц фиолетовой ручке из стороны в сторону задергалось украшение из павлиньего пера.

— Почти как этот. Да он стоил как все подержанные книги на первый курс разом! Мне ничего такого точно не купят.

Луна с сочувствием глянула на юную ведьму и сказала:

— Возможно, ты зря переживаешь.

— У меня для этого есть повод, — вздохнув, ответила Джинни. — Осенью мама как с цепи сорвалась. Постоянно выгоняла меня из кухни и чем-то распекала папу. А потом на Рождество мне досталось всего пять сиклей, хотя раньше родители дарили мне столько же галеонов! Оказалось, что папе кто-то должен был дать какие-то деньги… Но не дал.

Луна присела на кровать и взяла в руки чашку.

— А потом у нас провалилась крыша в комнате близнецов. Кажется, они что-то там оставили… А мама решила прибраться — и перевернула коробку. Я не видела, что именно случилось, но родители долго спорили… Поругались даже, когда отец хотел как-то зачаровать дыры. У нас же, ты знаешь, безбоязненно можно колдовать только на кухне. Остальная часть дома держится на честном слове. А родители не хотят это признавать, вместо этого придумали нам всем напоминать, что вне школы колдовать нельзя. Но я-то знаю! Мне еще Билл все объяснил много лет назад.

— А крыша?

— Они что-то придумали, — отмахнулась Джинни. — А папа стал брать в Министерстве дополнительную работу. Даже стал ходить на рейды с проверкой в дома небла-го-на-дежных волшебников. Но денег за это платят не очень много. А мама продолжает ругаться. И папа предпочитает пропадать на службе хотя бы для того, чтобы с мамой не спорить. А я боюсь, как бы на него не нажаловались… Опять ведь премии лишится. Тот же Малфой запросто может. Папа дважды за прошлый месяц наведывался в Малфой-мэнор!

Луна ничего не сказала, лишь задумчиво улыбнулась, глядя поверх головы подруги. Люциуса Малфоя мисс Лавгуд видела пару раз на министерских приемах, но издали. А вот про его сына, Драко, довольно часто писал Гарри. Он вообще много рассказывал ей о студентах разных курсов, учителях, замке и его окрестностях. Делился набросками карт школьного лабиринта, возводил на пергаментных страницах кромлехи из рун и разноцветных завитков, когда рассказывал о мегалите рядом с Хогвартсом и своих ощущениях от столь старинного и значимого сооружения. В пяти предложениях простыми словами объяснял целые главы из учебников по трансфигурации то за первый, то за четвертый курс. Рассказывал о том, почему иглы дикобраза нельзя бросать в кипящее зелье и как выглядит кипящее зелье в магическом спектре.

Читая письма друга, Луна уже не так боялась ехать в Хогвартс. Даже наоборот, девочка предвкушала знакомство с замком и его обитателями. И готовилась к не самым приятным моментам. Например, к холоду Шотландии. К хогвартским сквознякам. К не слишком разнообразному меню (Но пудинг в школе к столу подавали, что примиряло девочку с бесконечными реками тыквенного сока с утра и до вечера). А еще Гарри предупреждал подругу о всяких раздражающих личностях, с которыми придется ходить по одним и тем же коридорам. И одним из таких людей был Рон Уизли. Но упоминать при Джинни о ее брате Луна не планировала.

Джинни еще немного повертела тетрадь и громко вздохнула.

— Может подаришь мне эту записную книжку? — умоляюще проговорила мисс Уизли, пролистнув тетрадь и не обнаружив ни одной записи.

Луна не страдала привязанностью к вещам, но ей никогда не нравилась бесцеремонность Джинни, привыкшей, что в Норе ни у кого ни от кого нет каких-либо тайн.

— Извини, но это подарок, — ответила мисс Лавгуд. — У меня ведь День рождения послезавтра.

Джинни с сожалением отпустила желаемую вещь, при этом сделав вид, что не услышала последних слов.

— Подарок? От кого? — нахмурилась рыженькая девочка.

— От друга, — с мечтательной улыбкой ответила Луна.

— Друга? — снова уточнила Джинни и поджала губы. — У тебя появился новый друг?

— Мы познакомились летом, — не стала скрывать блондинка. — И с тех пор переписываемся. Он уже учится в Хогвартсе.

— О, — выдавила Джинни и с тенью зависти глянула на знакомую. — Это мальчик?

— Да.

Мисс Уизли о чем-то подумала, поморщилась, а потом сказала:

— Я мечтаю поехать в Хогвартс, но как представлю, что там меня будут опекать братья… Рон — вряд ли, а вот Перси!.. От его нравоучений и дома житья нет, а уж в школе!.. Особенно, если мама ему поручит за мной присматривать…

— Это же хорошо, — удивилась Луна. — У тебя будут родные люди совсем рядом. А я не хочу уезжать от отца. Хотя жить и учиться в столь интересном месте, как Хогвартс…

— Если бы ты провела у нас дома хотя бы пару дней, то поняла, как мне все это надоело, — хмуро ответила Джинни. — Как жаль, что нельзя уехать учиться в Шармбатон!

— Почему? — уточнила Луна.

— Потому что для меня это невозможно, — поморщившись, сказала мисс Уизли. — Раз папа работает в Министерстве, я могу учиться в Хогвартсе бесплатно. Но во Франции таких условий нет. За учебу нужно платить, а год в Шармбатоне стоит в полтора раза дороже.

— Зато и предметов больше на порядок, — отметила Луна.

Джинни поморщилась и ответила:

— Мне это не очень интересно. А еще для учебы за границей нужно знать язык… в Шармбатоне преподают на французском, а английский — просто языковой факультатив.

Луна пожала плечами, не собираясь спорить. Путешествуя с отцом по миру, девочка немного знала итальянский, португальский, шведский, китайский, а так же помнила несколько фраз на сербском, польском, японском и бирманском. И ей было ужасно жаль, что они нигде не задерживались надолго, а в экспедициях их чаще всего сопровождали англоговорящие спутники. Луна мечтала выучить несколько языков, учеба где-то без хорошего знания языка не казалась ей проблемой, а представала сложным, но увлекательным приключением. Но ее учебу в Хогвартсе оплатила мама много лет назад, а папочка вряд ли оценил отъезд дочери, хотя не сказал бы и слова о пропавших деньгах и безропотно оплатить другую школу.

— А еще… — начала Джинни, а потом кашлянула, покраснела и закончила гораздо тише: — в Хогвартсе уже учится Гарри Поттер. Как я могу поехать куда-то еще?

Об увлечении Джинни Героем магического мира знали все волшебники в Оттери-Сент-Кэчпоул. И Луна не была исключением. Бывая в гостях у Уизли, девочка несколько раз заходила в спальню единственной дочери семейства и видела и яркие книжки о приключениях знаменитого мальчика со шрамом, и вырезки из «Пророка» и «Ведьмополетана» о нем. Были там и игрушки в виде темноволосого мальчика в очках — сшитая из лоскутков и связанная крючком из шерстяных ниток.

— Как жаль, что он поступил не на Гриффиндор, — вернула Луну в реальность реплика Джинни. — Но мы бы и так не слишком много общались, участь на разных курсах, да? Ну, сначала…

Луна неопределенно пожала плечами и отвлеченно подергала вложенную в тетрадь ручку за павлинье перо. О свой переписке с Гарри девочка рассказала только отцу и не видела необходимости сообщать кому-то еще. Даже Джинни, которая могла болтать о Мальчике-Который-Выжил днями и ночами.

Именно этим рыженькая девочка и занялась, выплескивая на подругу свои мечты и ожидания. Луне уже приходилось все это выслушивать. И не раз. Так что она отрешенно улыбалась, поглаживая перышко и думая о приближающейся дате и тех местах, куда папа обещал ее свозить.

О поездке мистер Лавгуд заговорил еще в декабре, и с тех пор отец и дочь обсуждали будущий маршрут и способы своего перемещения. Гарри о своей отлучке из страны Луна поведала в январе, и друг две недели назад прислал ей парный блокнот, чтобы они могли общаться даже на большом расстоянии. И хоть до отъезда оставалось много дней, мальчик и девочка уже вели бурную переписку, найдя такой способ связи более удобным, чем гонять из одного конца страны в другой Ветер. К тому же тетради Поттер зачаровал сам, сделав их гораздо удобнее обычных покупных блокнотов с протеевыми чарами: переписка никуда не исчезала со временем, бесконечные страницы позволяли не переживать о длине посланий, а кровная защита уберегала от излишне любопытных.

За две недели, как показалось девочке, они с Гарри обсудили больше, чем за предыдущие месяцы. Не боясь за тайну переписки, Поттер рассказал Луне обо всех странностях, происходящих в школе, которые прежде не упоминал, и о своих открытиях, которые тревожили первокурсника. То, что в письмах упоминалось иносказательно, в связанных тетрадях называлось прямо. Девочке нравилось такое доверие, и, глядя на распинающуюся Джинни, Луна очень ясно понимала, что мало кто в этом мире на самом деле знает Гарри Поттера. И много ли тех, кто захочет его узнать, понять, а не додумывать образ и приписывать мальчику со шрамом чуждые ему мечты и желания?

Стряхнув грустную мысль, блондинка отложила тетрадь, поднялась и вернулась к разбору шкафа с вещами. До Швеции они с отцом планировали добраться порталом, но вот из Швеции в Исландию решено было лететь маггловским самолетом, так что из стопок вещей девочка с удовольствием извлекла несколько пар голубых джинсов, которые сама украсила бусинками, стразами, хаотичными стежками из цветных нитей, а с нижней полки — розовые и красные кеды с белой подошвой.

Когда Луна повернулась к Джинни, та быстро справилась с завистливым взглядом, но блондинка все равно заметила реакцию, пусть и не подала вида. Ей очень нравился яркий цвет волос мисс Уизли, сам по себе являвшийся прекрасным украшением, но блондинка и не думала завидовать. Как не завидовала и тому, что младшая девочка возвышалась над мисс Лавгуд почти на полголовы. Еще и летом рыженькая девочка не сгорала на солнце, как подруга, а покрывалась легким золотистым загаром, а лицо седьмой Уизли украшали очень милые рыжеватые веснушки. Луне казалось странным, что Джинни, имевшая столько неоспоримых внешних достоинств, завидует самой обычной одежде.

Додумать мысль не дал мистер Лавгуд, позвав девочку:

— Луна! Тебе еще одна посылка!

Луна ни капельки не удивилась, услышав позади торопливые шаги. Любопытство Джинни было столь сильнО, что рыженькая девочка обогнала на лестнице хозяйку дома и жадно уставилась на небольшой сверток, прикрепленный к лапке горделиво распушившегося филина.

— Привет, Ветер, — с улыбкой сказала Луна и ласково погладила птицу по пятнистой грудке. — Ты что-то принес мне от своего хозяина?

Филин утвердительно ухнул и приподнял лапу, позволяя девочке развязать узел на креплении.

— Останешься? У меня где-то были твои любимые галеты… — не дожидаясь ответа, Луна, зажав сверток подмышкой, направилась к буфету. — Сэр Фрэнсис⁽¹⁾ их почему-то совершенно не ест.

— Может сначала развернешь подарок? — нетерпеливо предложила мисс Уизли.

— Сейчас… — не стала спорить Луна, но и поиски не прекратила.

Галеты нашлись несколько минут спустя. Кто-то, то ли отец, то ли домовик, зачем-то засунул жестяную коробку с ними на самый верх, за банки с крупами и чаем.

Эти галеты мисс Лавгуд вместе с домовиком Бакси приготовила несколько месяцев назад. Луна часто этим занималась и даже пыталась все делать сама, но эльф наотрез отказался подпускать хозяйку к посуде и плите. Так что девочке оставалось только выбирать рецепт и руководить процессом. И в этот раз она в последний момент, отвлекшись, сунула домовику пакет не с вяленым мясом, а с сушеными сливами. Галеты вышли оранжевые, с торчащими тут и там кусочками слив-цепеллин, и пахли чуть терпко, с кислинкой, как чатни⁽²⁾.

Сэр Фрэнсис эти галеты есть отказывался и презрительно отворачивался всякий раз, стоило Луне подступиться к птице с угощением. Филин Гарри к сомнительному лакомству отнесся более благосклонно, хотя после всегда с жадностью припадал к плошке с водой. Но больше всего печенье понравилось мистеру Магнуссону, новому деловому партнеру мистера Лавгуда.

Никто не собирался подсовывать шведу совиные галеты. Мистер Лавгуд просто отвлекся на разговор и составил на поднос с чайником и чашками все, что хоть сколько-то напоминало еду. Йен Магнуссон также не заподозрил неладного и долго нахваливал необычное угощение. И только Бакси беззвучно выкручивал себе уши, пока Луна, ни о чем не подозревая, в своей комнате писала очередное письмо Гарри Поттеру.

Ветер смиренно принял от девочки продолговатое печенье и перелетел на перила винтовой лестницы.

— Ну что там? — едва не притопывая от нетерпения, воскликнула Джинни.

Луна отстраненно улыбнулась ей, присела на стул у обеденного стола и осторожно развернула серебристо-синюю упаковочную бумагу. Под ней обнаружился обитый синим же бархатом прямоугольный футляр.

— Это что, украшение? — опешила рыженькая девочка. На ее скулах выступили некрасивые красноватые пятна, веснушки стали заметнее.

Луна пожала плечами, нажала на кнопку запора и подняла крышку. Изнутри коробочку покрывал синий атлас, оттеняя содержимое. Сочетание оттенков так понравилось блондинке, что ей даже почудился запах соли и йода, а в ушах зазвучал шелест прибоя.

Еще втроем Лавгуды как-то поехали на большую конференцию в Грецию. Луну мало интересовали дела родителей, но ей пообещали экскурсию на остров Санторини, и девочка с нетерпением ждала встречи с одним из самых волшебных мест на земле. Отец также горел нетерпением, ведь именно этот бело-голубой островок и у магглов, и у магов считался единственным оставшимся осколком легендарной Атлантиды.

Но прибыв на место, Луна потеряла всякий интерес к загадкам истории. Ее покорил белый муравейник домов с синими и голубыми крышами, яркая зелень травы на склонах и глубокая синева моря. С рассвета и до заката девочка следовала за вдохновением, пытаясь перенести на бумагу, пергамент и холст всю палитру этого места и в бессилии роняя карандаши, цветные мелки и кисти. Санторини покорял, манил, околдовывал, но не давался. Остров не желал быть запечатленным. Он не хотел, чтобы Луна унесла часть его с собой. Но она попыталась. И потом, уже дома, вместе с мамой расписала стену кухни рядом с кладовкой всеми красками моря, переплетая бирюзовую зелень с черничной синевой. Но уголок за лестницей не ожил. Так и остался лишь яркой краской на штукатурке. Санторини оставил свои тайны при себе, маня вернуться на белые улицы снова.

— Кто-то решил подшутить над тобой? — спросила Джинни и хмыкнула. — Что это такое?

— Это? — взглянув на знакомую, переспросила Луна и улыбнулась. — Это амулет. Он защищает от нарглов.

На атласе покоились две нити из неровных бусинок синего речного жемчуга, на каждой из которых была тонко выцарапана руна. Руны складывались в цепочки. И хоть мисс Лавгуд не знала этих символов, она верила, что Гарри не создал для нее ничего опасного. А в качестве кулона на эти нити была подвешена самая обычная пробка от сливочного пива. Ровно такую же Луна носила на шее на обычном черном кожаном шнурке.

Джинни пробормотала что-то неразборчивое, но Луна ее не слушала. Девочка сунула руку под атласную подушечку, нащупывая сложенный вдвое кусок пергамента. Прочтя короткий текст, блондинка расплылась в широкой улыбке и внимательнее присмотрелась к подвеске.

Пробка крепилась на довольно толстый серебряный штырек, сверху и снизу ее зажимали стопоры в виде цветков с семью лепестками. Нижний цветок был полностью серебряный и не двигался, а верхний оказался двойным: один из серебра с вырезанным лепестком, а под ним второй — латунный с разноцветной глазурью в каждом чеканном лепестке. Верхняя часть кулона двигалась при проворачивании пробки, в прорези сменялся цвет лепестка и слышался крошечный щелчок.

— Швеция, — произнесла Луна пароль — и прямо ей на колени мягко спланировал еще один сверток, но уже из золотисто-оранжевой бумаги.

— Тайник? — удивилась Джинни, успевшая потерять интерес к странному подарку и уже снова гремевшая чайником.

Луна не ответила. Ей совершенно не хотелось делиться со знакомой содержимым записки Гарри.

Подвеска была своеобразной версией емкости с чарами расширения пространства, но хранилищ в кулоне было целых семь. Судя по записке, Луну ждало по одному подарку на каждую из стран, которые они с отцом планировали посетить. В дальнейшем девочка могла повторно использовать хранилище, выбрав другой пароль (общий или для каждого хранилища свой) и помня о не самой большой вместимости каждого отделения.

— Что там? — спросила мисс Уизли, едва не вырывая сверток из рук Луны.

— Луна, мне нужно… — взбежав по лесенке из подвала, начал было мистер Лавгуд, но прервался, заметив Джинни. — О, мисс Уизли!

— Добрый день, — пискнула рыженькая девочка.

— Папочка, застегни сюртук, — попросила Луна и, перехватив сверток поудобнее, подошла к отцу.

Все почему-то считали Ксенофилиуса Лавгуда рассеянным чудаковатым волшебником, сторонящимся людей. Ни сам мистер Лавгуд, ни его дочь не спешили никого ни в чем разубеждать. Мама часто повторяла дочери, что люди странные создания, готовые искренне верить в домыслы и отрицать правду, даже если та прямо перед ними. Так что кому-то что-то доказывать — неблагодарное дело.

Да, мистер Лавгуд был немного рассеянным человеком, способным уйти из дома в разных туфлях или даже в домашних тапочках, если его занимала какая-то новая идея или интересная мысль. Но в работе он оставался удивительно скрупулезным и дотошным человеком с большой выдумкой и фантазией. Вряд ли бы в ином случае он мог столько лет издавать журнал, пользовавшийся пусть небольшим, но стабильным интересом читателей.

Ксено Лавгуд много путешествовал, вел бурную переписку с различными исследователями, путешественниками, зоологами, гербологами, журналистами и просто энтузиастами. Он сам писал статьи, заказывал их или включал в макет будущего журнала работы вольных авторов, присылавших ему письма. Он сотрудничал с молодыми изобретателями и художниками, щедро платил колдофотографам. Он отдавал и отдавал своему детищу — журналу «Придира» — почти все время и самого себя. И не его вина, что в магической Британии небольшое развлекательно-познавательное издание не оценили по достоинству.

Зато оценили в некоторых других странах. Шведский издатель Йен Магнуссон потратил целый год на уговоры, прежде чем отец Луны согласился наладить выпуск «Придиры» в магической Скандинавии. Соблазнило волшебника отсутствие какой-либо цензуры и необычный формат, предложенный издателем. И уже сейчас к осеннему старту готовился первый выпуск в виде солидного толстого издания с самыми интересными статьями и лучшими иллюстрациями. Мистер Магнуссон сокрушался, что новые печатные станки с особой функцией печати зачарованного на три языка текста слишком дороги, но в будущем планировал их приобрести. Пока же журнал собирались отпечатать двусторонним: на шведском и норвежском языках, а в дальнейшем печатать новые выпуски раз в три месяца.

О будущем успехе мистера Лавгуда мало кто знал в магической Британии. Сам он рассказал разве что тем авторам, чьи статьи лично перевел на шведский и кого работники Йена Магнуссона переводили сейчас на норвежский. А Луна поделилась только с Гарри, зная, что дальше него не уйдет.

— Луна, ты уже собралась? — позволяя дочери поправить перепутанные пуговки на жилетке и застегнуть сюртук, уточнил мистер Лавгуд, глядя при этом на Джинни.

— Почти, папочка, — заверила девочка.

Джинни дернулась под пронизывающим взглядом исподлобья светловолосого волшебника и нервно заявила:

— Я что-то засиделась. Меня ведь дома ждут!

Не успела Луна и глазом моргнуть, а седьмой Уизли в домике на холме как и не бывало.

— Она не донимала тебя? — очень серьезно взглянув на дочь, уточнил мистер Лавгуд.

— Папочка, это было очень давно… — миролюбиво улыбнулась волшебнику девочка.

— Но эта девочка ни капельки не изменилась, — напомнил мужчина.

— Она повзрослела, — напомнила Луна. — И мозгошмыгов стало меньше.

Волшебник с грустью взглянул на дочь, покачал головой и направился к выходу. Уже на пороге, глядя на то, как девочка бежит вверх по лестнице, он тихо заметил:

— Мозгошмыгов мисс Уизли не стало меньше, просто самые умные и сильные съели остальных. И вскоре ты отправишься туда, где будет много подобных людей. И хуже — детей…

О переписке дочери с Гарри Поттером мистер Лавгуд узнал почти сразу. Луна никогда ничего не скрывала от отца. И столь известный друг по переписке вызывал у волшебника много сомнений, пусть запрещать дочери что-либо мужчина не планировал.

— Я не смогу защитить ее, — признал Ксено очевидное. — Ах, Пандора, как мне не хватает тебя сейчас. Ты всегда знала все ответы.

— Не переживай, папочка, — свесившись вниз со второго этажа так, что мистер Лавгуд видел только волосы, лоб и глаза дочери, сказала Луна, и мистер Лавгуд вздрогнул.

— Луна…

— Тебе пора.

— Да… Да! — чуть рассеянно ответил волшебник и поспешил прочь.

Луна вернулась в нормальное положение и, поднявшись, отряхнула коленки. Вернувшись в свою комнату, девочка танцующей походкой приблизилась к окну, откуда было хорошо видно, как Джинни нога за ногу плетется по размокшей тропке. Из-под ботинок девочки в разные стороны разлетались комочки земли, травинки и отскакивали в сторону лягушки.

Пожалев миссис Уизли, которой предстоит избавляться от грязи и стирать одежду дочери, блондинка присела на подоконник и осторожно разорвала бумагу. Блеснуло что-то оранжевое — и секунду спустя в руках девочки оказалась книга. С обложки навстречу Луне шагала смешная рыженькая девчушка в латаном платье. Разные чулки, порванные ботинки, но девочку, похоже, это совершенно не волновало. Маленькая Пиппи⁽³⁾ улыбалась всем и готова была обнять целый мир.

— Это же история той маггловской писательницы, о которой рассказывал мистер Магнуссон! — вспомнила Луна и улыбнулась, прежде чем открыть книгу. Она любила маггловские сказки, отец из поездок нередко привозил ей красивые издания, так что на полках девочки уже подобралась небольшая коллекция. Но пока там не было ни одной книги шведских писателей, а эта была еще и на английском, так что у Луны появилась возможность не только рассматривать иллюстрации и слушать краткий пересказ, но и за чтением по-настоящему погрузиться в выдуманный мир. И теперь юная волшебница с нетерпением ждала, что же ей выпадет в следующий раз.

-

1) Сова Лавгудов названа в честь Фрэнсиса Дрейка(13 июля 1540 — 27 января 1596 годы), первого британского мореплавателя, совершившего кругосветное путешествие

Вернуться к тексту

2) Чатни — экзотический соус, варенье или приправа. Дитя межнационального брака: рожденный в Индии, усыновленный Британской империей, и оба родителя любят его как родного. Индийская кухня наградила чатни безудержной цветистостью специй, британская — ввела в международный обиход, поскольку на островах чатни чаще готовят не из тропических фруктов типа гуавы и манго, а из более близких по духу и климату яблок, помидоров и слив

Вернуться к тексту

3) Тут имеется в виду книга Астрид Линдгрен «Пиппи Длинныйчулок». Автор помнит, что на русский имя героини перевели как Пеппи, но просит не исправлять в ПБ. Луна ведь читает книгу на английском, там героиню зовут Pippi Longstocking

Вернуться к тексту

Уроки и внеучебные дела отвлекали Гарри от грустных мыслей. Каждый день приносил что-то новое, так что у мальчика просто не оставалось времени смотреть по сторонам. Он даже с другими студентами общался очень мало, предпочитая шумным компаниям уединение пустых классов или задернутого полога своей кровати. А когда солнышко немного подсушило шотландские просторы, Гарри стал брать толстый плед, книги, свои записи и уходил за пределы замка, наслаждаясь хорошей погодой. Артефакт-пластинка в складках пледа спасал от холода и сырости, а изломы местности и тень от менгира — от внимания тех обитателей Хогвартса, кто тоже радовался ранней весне. И если бы не необходимость писать домашние задания, Поттер ничего бы не знал о том, что происходит в школе и на ее территории. В Библиотеке его вылавливал Драко, то один, то в компании Невилла или кого-нибудь из слизеринцев, и просто таки вываливал на юного мага последние новости.

Именно от Драко Гарри и узнал, что злополучное гриффиндорское трио таскается к Хагриду почти каждый вечер вот уже неделю, а сам полувеликан перестал бывать в замке на ужинах.

Данная новость Поттера не особо заинтересовала. У него было достаточно собственных проблем, которые следовало решить, и интересных исследований, на которые совершенно не хватало времени, чтобы еще интересоваться подозрительной активностью обитателей ало-золотого факультета.

Мальчик только убедился, что Рон Уизли не вернулся вновь к своему странному состоянию, и переключился на более важные проекты.

Хагрид же волновал Гарри и того меньше. Полувеликан был взрослым и мог сам о себе позаботиться. К тому же после первого удачного визита Поттер заходил к леснику еще пару раз. Его угощали вкусным чаем, сушеными ягодами, и удавалось ненавязчиво выпросить что-то интересное из запасов Рубеуса. Полувеликан развлекал мальчика историями из своих рабочих будней и не выглядел как-то необычно. Правда в последний раз Гарри навещал Хагрида дней десять назад, за этот срок что-то могло и измениться.

Но рассказы Драко кое-что напомнили Поттеру. Это был солнечный день, мальчик снова устроился в облюбованной ямке возле кромлеха, опираясь на камень спиной. На коленях лежала большеформатная тетрадь, разделенная закладками на несколько конспектов. Перед мальчиком на пледе в привычном порядке валялись книги и отдельные листы с записями.

О подаренном Хагридом роге единорога Поттер совершенно забыл и вспомнил лишь после того, как вернулся от лесника с лукошком синего речного жемчуга. Прямо по дороге в башню Рейвенкло мальчика посетила интересная мысль, ныне преобразившаяся в целое исследование. И именно им Гарри и занимался все то время, пока не писал эссе, не отвечал Луне и не мастерил под заказ артефакты.

Из рога резали ножи, а жемчуг превращали в простые, совершенно немагические украшения. И оба этих материала достаточно активно использовали в различных лечебных зельях и мазях. Но не в артефакторике.

Еще эти материалы являлись полной противоположностью гоблинскому серебру. Если серебро перенимало особенности того, с чем соприкасалось, то рог единорога и жемчуг не поддавались какому-либо воздействию вообще.

За эту особенность очень ценили рог единорога. Ритуальный нож из этого материала не требовал очистки, ведь к нему ничего не цеплялось. Зато раны от подобного ножа заживали за считанные секунды.

Но не свойства рога или жемчуга сейчас увлекали мальчика, а сам материал и процесс его создания. Обдумывая то, как это можно переосмыслить в артефакторике, Гарри читал огромное количество книг и выписывал все, что казалось ему подходящим по теме.

Пока ему представлялась тончайшая зачарованная проволока, смотанная и сжатая в горошину. Но если идея Поттеру нравилась, то вот с выбором материала вышли трудности. Лучше всего для осуществления задуманного подходил металл, но будущие «жемчужинки» по подсчетам должны были быть слишком большими и тяжелыми. Браться за высшую артефакторику и создавать какой-то совершенно новый материал Гарри откровенно боялся, понимая, что у него недостает опыта и знаний. Да и заниматься чем-то подобным в Хогвартсе не представлялось возможным, а домой мальчик мог вырваться только на три часа раз в неделю. Так что оставалось искать какой-то иной выход, более предсказуемый и контролируемый. Зато Гарри точно знал, какой артефакт по новой задумке создаст первым.

Поттер не пересекался с леди Блэк или целителем Сметвиком, но из писем знал, что женщина теперь бодрствует по два часа в день и может достаточно уверенно шевелить пальцами. Тело все еще ей полностью не подчинялось, и Гарри мог не переживать, что «Сеть» сместится и перестанет работать как надо. Но это не означало, что через какое-то время зелья Снейпа и магия не улучшат состояние Вальбурги Блэк. И Поттер надеялся успеть с новой версией «Сети» хотя бы к лету.

Гарри как раз высчитывал толщину основы для особо сложной части будущего артефакта, когда заметил, что из трубы домика Хагрида повалил густой дым, будто полувеликан для чего-то разжег в своем очаге очень сильное пламя. Но прерывать свое занятие Поттер не стал, как и не последовал за гриффиндорской троицей, пролетевшей мимо него вниз по тропинке. Лишь пожал плечами, когда Хагрид, не сразу открывший дверь, долго пытался спровадить львят, а потом все же впустил их внутрь.

А через неделю после этого происшествия за завтраком к первокурсникам Рейвенкло подсела вторая сестричка Патил и громким шепотом спросила:

— А вы слышали, что случилось вчера вечером?

Дослушав девочку до середины, Гарри нашел взглядом светлую макушку и покачал головой. Выловить Малфоя удалось только после обеда. Да и то не без помощи Паркинсон, сдавшей дислокацию слизеринца.

— Привет, — сказал Гарри, входя в туалет для мальчиков на восьмом этаже.

— Привет, — хмуро отозвался блондин, забравшийся с ногами на подоконник. — Как ты меня нашел?

— Панси, — не стал скрывать Поттер.

— Вот же болтушка… — еле внятно вымолвил старший мальчик и опустил подбородок на колени. — Уже нельзя одному побыть.

— Что вчера случилось? — спросил Гарри.

— Будто ты не знаешь, — вздохнул Драко.

— Все равно расскажи, — попросил Поттер.

— Отец обязательно отчитает… — поморщился слизеринец. — Декан уже отчитал. И старосты…

Еще немного повздыхав, Малфой начал рассказ, который дополнял сплетни Парвати.

По четвергам профессор маггловедения устраивала дополнительные уроки, на которых знакомила студентов с разными изобретениями обычных людей. И вчера четверокурсникам предстояло провести свой первый киносеанс. Студенты как раз помогали преподавателю закрепить на стене экран, а Седрик Диггори, напросившийся на занятие с другими хаффлпаффцами, тренировался вращать ручку механического кинопроектора, когда за окном началось светопреставление.

Драко в тот день, как и прежде, следил за гриффиндорцами. Что-то происходило, и Малфой сгорал от желания узнать подробности. Но он и не предполагал того, что случится.

Целую неделю трое львов бегали к Хагриду сразу после выполнения домашних заданий и засиживались почти до отбоя. Они даже слежку за Снейпом бросили, хотя до этого таскались за зельеваром как привязанные. Сколько Драко ни ошивался вокруг домика лесника, увидеть что-либо не удалось — окна были закрыты ставнями. И вчера юного волшебника снова ожидало разочарование.

Побродив немного вокруг, Малфой уже собирался вернуться в замок, ведь до отбоя оставалось каких-то пару часов, когда из хижины донесся отчетливый грохот и ругань лесника, а потом ставни сами собой распахнулись, позволяя мальчику увидеть странные вспышки сквозь тонкие льняные шторки.

Драко и сам не понял, как все случилось, но несколько мгновений спустя он осознал себя валяющимся на пригорке и взирающим внутрь хижины сквозь вынесенные пламенем стекла, где метался небольшой, но вполне себе настоящий дракон.

Профессор маггловедения, услышав звон и увидев огонь, объявший домик, не растерялась и послала Патронус другим учителям. А пока те спешили на место, из хижины успели выскочить перемазанные сажей гриффиндорцы и лесничий, борода которого обуглилась с одной стороны. Хагрид огласил окрестности душераздирающим воплем «Норберт!» и принялся поливать свое жилище водой из розового зонтика. Но пламя не желало тушиться, и к моменту, когда по тропке вниз сбежали Снейп и МакГонагалл, хижина вовсю полыхала.

Учителя присоединились к попыткам унять огонь, но выходило у них не лучше, чем у полувеликана. А потом к спасателям присоединился запыхавшийся завхоз со своим пылесосом наперевес. Филч наставил на хижину дуло своего агрегата, щелкнул рычажком и повернул кольцо на черенке. И тут же нижний край пылесоса преобразился в раструб, из которого мощной струей ударила густая пена, в мгновение ока окутавшая домик и загасившая пламя лучше любого заклинания.

Но не успели волшебники порадоваться успеху, как из полусгоревшего домика раздался жалобный клекот и наружу выбрался измазанный в пене молодой дракон. И если до этого деканы собирались только отчитать Хагрида за небрежное обращение с огнем, то после досталось всем: и лесничему, и гриффиндорцам, и не успевшему слинять Малфою.

— МакГонагалл сняла с меня пятьдесят баллов! — нажаловался Драко. — И декан слова не сказал. Только зыркал, как он умеет. И не пожелал слушать оправдания.

К вечеру стало известно, что за участие в этой истории решено наказать всех без разбору. Хагрид лишился дракона, зарплаты за три месяца и розового зонтика. Сей предмет на глазах у Се Ли и Лайзы отобрал лично Дамблдор и вернуть обещал только в конце учебного года. Студентов же ждала отработка. Но никто из них не знал подробностей.

Поттера удивило то, что под раздачу попал и Малфой, хотя по одному только виду мальчика всем было ясно, что в укрывательстве дракона он не участвовал. Но потом оказалось, что Рон Уизли не стал выгораживать слизеринца, радуясь хотя бы тому, что не только его факультет лишился баллов.

С отработками никто не спешил. Грейнджер, Уизли, Финнигану и Малфою было объявлено, что о наказании им сообщат позже. Но ни через день, ни через два, ни через три время и место общественных работ так и не было назначено, а у Поттера возникло стойкое ощущение, что администрация школы чего-то ждет.

Желая хоть как-то помочь Драко и разобраться в нетипичной ситуации, Поттер за один вечер рассчитал простенькую схему и отправился к Аргусу Филчу. Он надеялся выяснить у завхоза какие-нибудь детали, обосновав свой визит интересом к стеклянным фигурам и планами по изготовлению из них светильников.

Идея сквибу понравилась. Да и к самому Поттеру мужчина относился доброжелательно. Так что Филч пригласил мальчика в свою каморку и предложил выпить чаю.

Стеклянных абстракций у завхоза нашлось еще четыре штуки, и одну из фигур Гарри зачаровал на месте, без труда вырезав в основании нужные руны при помощи безотказных стилусов. Сложнее оказалось выплести магический каркас. Нить должна была пройти через все части стеклянной фигуры, нигде не оборваться, а узлы и перехлесты пришлось комбинировать интуитивно, не надеясь на какие-либо расчеты.

В итоге получилась забавная стеклянная конструкция, которая впитывала остаточную магию или ее выплески и преобразовывала в свечение разных цветов. Чем больше магии впитает светильник единовременно, тем ярче и белее свечение. В Хогвартсе, стоявшем на месте силы и наполненном колдующими студентами, стеклянная абстракция сияла и переливалась белым с золотыми вкраплениями, но в доме обычного мага могла бы светиться и голубым, и сиреневым, и оранжевым или вообще — всеми цветами радуги. Цвет зависел от эмоций колдовавшего волшебника.

Под обсуждение светильников и возможность продажи последующих копий через гоблинов, Филч с удовольствием напоил Гарри чаем, угостил маггловскими конфетами и рассказал школьные сплетни и новости.

Так Поттер узнал, что дверь туалета, которую он зачаровал еще в октябре, так никто и не открыл. Что портрет на пятом этаже принадлежит известному зельевару Арманту Принцу. Что из коридора на шестом этаже есть скрытый проход под лестницу в холле и близнецы Уизли устроили там накануне ловушку. Что Пивз почти каждый день утаскивает с кухни косточки и кидается ими в трехголового пса. И что Филчу было велено пока не назначать отработку провинившимся первокурсникам. Подробностей завхоз не знал, но Гарри было достаточно уже того, что приказ исходил от Дамблдора.

— И чего же хочет директор? — спросил себя Поттер, поднимаясь в башню воронов.

Ответ стал ему известен уже через день, когда Гарри по надуманному поводу оштрафовала МакГонагалл. Причиной для снятия баллов было то, что декан Гриффиндора застала Поттера на площадке третьего этажа, откуда можно попасть в запретный коридор. Тот факт, что мальчик не прятался, не пытался исследовать закрытую часть школы, а просто ждал лестницу, преподавателя не смутил. Как и то, что вместе с МакГонагалл на ту же площадку прибыло еще трое студентов, и все они жаловались на взбесившиеся лестницы. Рейвенкловец на отобранные сапфиры отреагировал философски, но призадумался. Прежде странные штрафы озвучивал только Снейп. Так что дальше мальчик вел себя осторожнее и не ходил по Хогвартсу один. И все равно нарвался…

Не успел прозвучать колокол к окончанию занятия, как в класс истории стремительно вошла профессор МакГонагалл и направилась к кафедре. Бинс не обратил на вошедшую внимания, а вот студенты разом проснулись и удивленно воззрились на волшебницу.

— Мисс Ли, мистер Поттер, задержитесь, — велела заместитель директора, как только урок закончился.

Се Ли раздраженно поморщилась и глянула на Гарри. Тот выглядел спокойным, но девочка неплохо изучила сокурсника и подметила тень удивления на красивом лице.

Стоило остальным первокурсникам покинуть аудиторию, а Бинсу просочиться сквозь стену, профессор МакГонагалл движением палочки захлопнула дверь и строго припечатала:

— Мистер Поттер, мисс Ли! Кто дал вам право обсуждать в стенах Хогвартса некромантию?! Хотите, чтобы вас исключили?

— Что вы имеете в виду, профессор МакГонагалл? — осторожно уточнил Поттер.

Он чувствовал ответственность за то, что была втянута Се Ли. Он мог бы поступить умнее и не расспрашивать девочку прямо посреди гостиной факультета. Но Поттер не предполагал, что их беседа даст такие последствия.

— Что я имею в виду? — задохнувшись от возмущения, переспросила декан Гриффиндора. — Я имею в виду, мистер Поттер, что вы нарушили не просто Устав Хогвартса, вы нарушили законы страны! — Голос женщины звучал резко, как предупреждающее рычание кошки. — В нашей стране некромантия запрещена. Запрещено не только практиковать, но даже распространяться о столь отвратительном и гнусном занятии!

Гарри мысленно хмыкнул. Да, данное направление магии осудили и внесли в список запрещенного полторы сотни лет назад. Как за последние годы осудили и запретили много чего другого. Под запрет попали кровная магия и почти вся ритуалистика. Ущемлялись в правах магические народы, что негативно влияло на их взаимоотношения с магами. Магические власти Соединенного Королевства планомерно шаг за шагом загоняли магическое сообщество в яму, откуда еще через десяток лет едва ли можно будет выбраться. И это при том, что в других странах ситуация не была столь плачевной. Даже наоборот. Ближайшие соседи на континенте по уровню развития превосходили Великобританию в разы! И для этого им не нужно было что-то запрещать.

— Мы не обсуждали некромантию, профессор МакГонагалл, — вмешалась Се Ли.

— А в Уставе нет запрета на обсуждение любого из направлений магии, кстати, — себе под нос пробормотал Гарри.

— Да неужели, мисс Ли? — проигнорировав замечание Поттера, прошипела Минерва МакГонагалл. — Тогда что же вы обсуждали, если не эту гнусность?

Гарри поморщился. Ему в принципе не нравилось, что кто-то из воронов донес декану Гриффиндора о содержимом беседы студентов. Так этот кто-то, видимо, напрочь исковеркал истину.

— Я обратился к своей сокурснице за консультацией, как к представителю другой культуры, — спокойно начал Поттер. — Хотя семья Се Ли и была вынуждена покинуть Корейский полуостров до начала гражданской войны… Как и многие другие представители магического населения полуострова… Но Се Ли неплохо знакома с корейскими магическими практиками. Я просто расспросил ее немного подробнее об атрибутах и инструментах, которыми пользуются шаманы⁽¹⁾. Ничего сверх этого мы не обсуждали.

Темой корейского шаманизма мальчик заинтересовался после очередного письма Луны. Они с отцом путешествовали по Австралии, когда кто-то из знакомых пригласил их в корейскую магическую общину на несколько дней. Лавгуд настолько впечатлилась, что три разворота в парной тетради изрисовала, желая передать всю атмосферу деревушки и ее колоритных жителей. Одно из изображений было полностью занято ритуалом изгнания злого духа. Девочка так спешила, желая это запечатлеть, что картинка получилась практически живой из-за резких росчерков разноцветных карандашей. Гарри, рассматривая картинки, обратил внимание на связки бубенчиков, которыми активно пользовались шаманы во время ритуалов. Еще несколько дней назад он безуспешно бился над непреодолимой задачей, а тут решение само упало ему в руки. Не удивительно, что мальчик поспешил расспросить сокурсницу сразу же, как отыскал ее. И засел на расчеты, пропустив ужин.

— Вы обсуждали некромантию, — отмахнулась профессор. — Вызов духов, изгнание духов… Что это по-вашему? А, мисс Ли?

— Корейский шаманизм, — надувшись, ответила Се Ли. — В 1950 году, сразу после начала войны в моей стране, МКМ было принято решение ввести для магов Корейского полуострова отдельную категорию для определения их магических практик. Это было вызвано тем, что корейский шаманизм отличается от любого другого шаманизма, сочетает в себе элементы разных других направлений магии и не может быть приравнен ни к некромантии, ни к прорицанию, ни к чему-либо другому. МКМ приняло этот закон, он введен и не отменен ни в одной из стран участниц Конфедерации. В магической Британии в том числе.

Девочка вздернула нос и поджала губы, легко выдерживая недовольный взгляд профессора. Гарри был благодарен Се Ли за объяснение. Таких подробностей он не знал. И один вряд ли бы смог столь успешно противостоять МакГонагалл.

Прозвучал удар колокола, сообщая о начале нового урока. Из стены выплыл профессор Бинс, покосился на волшебников, подплыл к своему столу и замер, глядя на пустую столешницу.

Это крохотная пауза дала Поттеру возможность перевести дух и успокоиться. Но уняв волнение, он тут же понял, что происходило прямо сейчас.

Да, Гарри пока сохранял в тайне многое, но своим поведением мальчик дал понять директору, что является самостоятельной фигурой. Весьма опасное решение, чреватое последствиями. Можно было ожидать, что его попытаются приструнить и припугнуть. А чем можно напугать Гарри Поттера, единственный актив которого, в глазах директора Дамблдора, деньги в Гринготтсе и связь с гоблинами? Если мальчик поймет, что может быть вновь выкинут из магического мира, то станет послушнее. А способы осуществить задуманное всегда найдутся, ведь и Дамблдор, и МакГонагалл старше и вполне ожидаемо считают, что Гарри не может за неполный год изучить все то, что они постигали десятилетиями. Достаточно просто воспользоваться неосведомленностью первокурсника, надавить авторитетом взрослого.

В душе юного мага всколыхнулась злость.

— Профессор МакГонагалл, — не дав женщине опомниться, сказал Поттер, — если вы так переживаете из-за чего-то подобного, то объясните мне, пожалуйста, почему вас не беспокоят привидения?

Минерва МакГонагалл непонимающе моргнула и уточнила:

— Причем здесь привидения?

— Ну как же, — натурально удивился Гарри. — Хотя призраки и появляются сами по себе время от времени, но это не такое уж частое явление. И такие призраки жестко привязаны к месту своей смерти, не могут покидать его даже на короткий срок. Но большинство волшебников и не только волшебников, ставших хогвартскими привидениями, умерли не здесь. — Сам Гарри этой темой не интересовался, но о призраках школы очень многое знал Аргус Филч и с удовольствием делился с мальчиком. Сейчас эти сведения пригодились. — Первым привидением стала дочь Ровены Рейвенкло Елена⁽²⁾. Призрак моего факультета, Серая Дама. Она умерла где-то в лесах Шотландии, на территории, ранее именовавшейся Альба или Албания⁽³⁾. Не здесь умер и Кровавый Барон. А Толстый Монах хоть и учился на Хаффлпаффе, но после стал сквибом, ушел в служители Господа и умер монастыре Клерво⁽⁴⁾. Это во Франции. Что уж говорить о сэре Николасе. Он родился сквибом, никогда не бывал в Хогвартсе до казни и всю жизнь провел при английском дворе. Да, есть привидение мальчика-слизеринца из ванной старост и Эдмунда Грабба, что вечно торчит у входа в Большой зал… Но большинство привидений, появившихся в Хогвартсе до принятия закона о некромантии, явно призванные души. А это некромантия.

— Это совершенно иное, мистер Поттер! — припечатала профессор МакГонагалл. — Привидения школы давно стали ее неотъемлемой частью. И они появились тут до закона, как вы сами и сказали.

Гарри дернул плечом и продолжил:

— Допустим. Но как же два последних призрака? Профессор Бинс появился уже после принятия закона. И да, этот случай — самопроизвольное появление призрака. Но Плакса Миртл? Это привидение по всем параметрам соответствует призванному созданию. А это некромантия. И это произошло после принятия закона. Но уже во время вашей работы в школе. Вы пробовали избавиться от призрака девочки?

— Это может сделать только некромант! — хмуро ответила волшебница.

— На самом деле нет, — покачал головой мальчик. — Невыразимцы вполне успешно решают этот вопрос, если верить статьям в «Пророке».

Об этом Гарри так же просветил завхоз, которому Плакса доставляла уйму проблем.

— С учетом того, что и Миртл, и Пивз — самые проблемные обитатели школы, было бы неплохо защитить от них студентов. Кажется, только вчера Плакса залила свой туалет. Снова. Кажется, часть студентов, обратившихся в Больничное крыло за зельем от простуды, банально промочили ноги в луже возле туалета девочек на втором этаже.

МакГонагалл хотела что-то ответить, но в этот миг в класс сквозь стену влетел полтергейст и шмелем закружил под потолком, выкрикивая:

— А кто у нас тут? А кто у нас тут?

Гарри дернул Се Ли на себя, и ребята вместе отступили к стене.

— Пивз! Немедленно убирайся! — воскликнула профессор трансфигурации и выхватила волшебную палочку.

— А что ты мне сделаешь? Что ты мне сделаешь? — развеселился Пивз.

МакГонагалл попыталась оглушить полтергейста, но тот ловко увернулся и начал насмешничать:

— Кошка промахнулась! В который раз, в который раз!

При этом Пивз старался не подлетать близко к кафедре, за которой, прямо позади профессора Бинса, притаились двое воронят.

— Это ни в какие ворота… — прошипела МакГонагалл и запустила в полтергейста еще одно заклинание, но тот лишь громко загоготал, показал ей язык, порывом воздуха сдернул с головы волшебницы шляпу и вымелся прочь из класса, помахивая трофеем. — Пивз!

Позабыв про Поттера и Се Ли, МакГонагалл ринулась следом, на ходу оборачиваясь кошкой.

— Пивз появился очень вовремя, — хмыкнула девочка.

Гарри согласно кивнул. Раздражение растаяло, будто и не было его. Пришло понимание, что спор с преподавателем не мог закончиться ничем хорошим.

— Ты права. И это я еще не озвучил свои догадки… — пробормотал рейвенкловец, внимательно рассматривая профессора Бинса. Тот так и висел перед столом, таращась на столешницу.

Заметив его интерес, Се Ли вопросительно вздернула бровь. Гарри прижал палец к губам, вытащил из кармашка один из базовых стилусов и подступил ближе к призраку.

— Что ты задумал? — беззвучно спросила кореянка, предчувствуя неприятности.

— Эй, вы тут? — нервно воскликнул мокрый с ног до головы Драко, врываясь в аудиторию в тот самый момент, когда Поттер с сосредоточенным видом сунул металлическую палочку прямо в грудь Бинсу и повел кистью.

Раздалось тихое шипение, будто из воздушного шарика выпустили воздух, и из призрака вслед за стилусом потянулась тонкая голубоватая нить.

— Гарри, что ты… — перепугалась Се Ли.

— Никогда не подбирался к ним так близко, — восторженно наблюдая за процессом, выдохнул Поттер. — А если?..

Остановить мальчика Се Ли не успела, и под задушенный единый вскрик рейвенкловки и слизеринца Поттер хорошенько дернул намотанную на спицу нить на себя. Бинс качнулся вперед-назад, а потом распался сияющими серебристо-голубыми искорками.

— Мордред, Поттер! — воскликнул Драко. — Ты! Только что!

Малфой недоговорил, прихлопнул рот ладонью и замахал ребятам свободной рукой. Се Ли поняла жесть блондина, схватила Гарри за руку и поволокла к партам.

— Скорее, нужно отсюда уходить, — велела девочка. — Если кто-нибудь узнает…

Гарри противился, но кореянка не дала ему шанса задержаться и понаблюдать за тем, как то, что осталось от Бинса, медленной волшебной метелью кружит по классу, постепенно окончательно исчезая.

— Поттер, ты просто!.. — задушено прошипел Драко. — Как тебе это удалось?

— Ну я давно подметил, что… — начал было Гарри, но ребята его перебили, громко зашикав на сокурсника.

— Я тут старался, отвлекал МакГонагалл, а он!.. — на ходу высушивая одежду, только и сказал Малфой. — Хорошо, что никто не видел.

Студенты вышли на лестничную площадку и услышали отдаленный хохот и крики Пивза.

— Ты позвал Пивза? — догадалась Се Ли.

— Это было непросто, — вздохнул мальчик. — Пришлось пожертвовать собой! Он так бы и бросался водяными шариками, если бы я не сказал, что в классе истории у него будет больше жертв.

— Как ты понял, что нам это нужно?

— А кто-то мог не понять? — фыркнул Драко. — Весь первый курс сообразил, что старая кошка не просто так вас оставила. Что вы натворили?

Гарри и Се Ли огляделись, и Поттер поманил ребят вниз. Разговаривать посреди коридора или на площадке второго этажа не стоило. Как рейвенкловцы уже поняли, даже в родной гостиной найдутся желающие не только подслушать, но и пересказать чужую беседу всем желающим.

Уроки первокурсников уже закончились, ребята спокойно покинули стены школы и направились к облюбованному Поттером камню кромлеха. Склон до самой кромки Запретного леса устилала густая сочная трава, так что хватило простой подстилки из пледа, чтобы троица с комфортом разместилась на земле.

Гарри без утайки рассказал о возникшей у него идее и о беседе с Се Ли в гостиной Рейвенкло. Даже показал записи с вычислениями, которые как раз закончил на уроке истории. Се Ли и Драко ничего не поняли в бесконечной чехарде формул, но все равно впечатлились. Гарри же был очень собой доволен. Ему удалось упростить и уменьшить вес нового артефакта для леди Блэк. Он собирался заменить каждую пятую бусину-жемчужинку в будущем творении на бубенчик. Шарики в бубенчиках своими перемещениями и реакцией на окружающую среду корректировали бы влияние артефактов на состояние Вальбурги Блэк. Гарри так и подписал вверху страницы, очень довольный собой: «Оптимизация!»

И когда Гарри собирался порадоваться собственному достижению, явилась профессор трансфигурации и все испортила.

— Так неприятно, — поморщилась Се Ли, когда они с Гарри дорассказали о произошедшем в классе истории. — Она будто искала повод наказать нас.

Гарри покивал. Он был уверен, наказать хотели именно его. Уж больно свободным и независимым он выглядел со стороны.

— Ты думаешь, Миртл — призванный призрак? — уточнил Малфой. — Почему?

— На самом деле у меня вопросы по всем трем призракам, появившимся в Хогвартсе за последнее время, — признался вороненок.

— Трем? — переспросила Се Ли.

— Я не стал упоминать Жабу при профессоре, — пояснил Поттер.

Призрак Жабы был единственным призраком животного в школе. Земноводное то и дело встречалось студентам в коридорах, на лестницах и в классах, но чаще обитатели Хогвартса видели оставляемые ею следы зеленой эктоплазмы.

— И что же за вопросы? — спросил Малфой, извлекая из своей сумки несколько больших зеленых яблок и предлагая угощение сокурсникам.

— До профессора Бинса самым молодым призраком Хогвартса был Почти Безголовый Ник. Не будем трогать всех более ранних призраков, но все же интересно, что почти дюжина привидений в Хогвартсе появилась всего за чуть более чем четыре столетия, а после был перерыв также в четыреста лет, прежде чем в 1898 году после своей смерти профессор Бинс стал призраком, — сказал Гарри.

— О, ты знаешь, когда это произошло? — удивился Драко. — В «Истории Хогвартса» написано весьма расплывчато…

— Мне Филч рассказал, а ему — эльфы. Старейшины эльфийской общины служат школе уже более пятисот лет, так что видели многое из того, что волшебники не помнят, — пояснил Поттер.

— А разве где-то в это время в Хогвартсе не учился Дамблдор? — вертя в руке яблоко, спросила девочка.

— Да, он закончил школу через год после этого, — согласился Гарри.

— А с Жабой что? — напомнил Малфой и впился зубами в сочный плод.

— А вот это самое интересное. Жаба появилась всего через пару месяцев после Бинса, — щурясь на яркое солнце, ответил Гарри. — И это призванный призрак, ведь Жаба свободно перемещается по коридорам и аудиториям.

— И Плакса тоже призванный? — прожевав, уточнил Драко.

— Да. Миртл появилась только через две недели после своей гибели, — кивнув, стал перечислять признаки Гарри. — Она не жестко привязана к месту своей смерти, как тот же Бинс, не способный отойти от кафедры в классе истории дальше, чем на пятнадцать ярдов. Миртл свободно преследовала одну из студенток, пока та училась в школе. Существует сплетня, что Миртл преследовала ее и после Хогвартса, покидая стены замка, а потом подобные проделки ей запретили невыразимцы, но это только сплетня. Та девушка, Оливия Хорбни, страдала из-за Миртл здесь и, не получив помощи от администрации школы во время учебы, заработала сильную душевную травму, едва не сошла с ума. Миртл ей просто мерещилась. Перемещения Плаксы по школе ограничены любыми комнатами, где есть вода, и подземельями. Вроде туалетов и ванных комнат. Но не выше пятого этажа.

Плакса Миртл очень беспокоила Филча, так что об этом призраке он знал все. И знал, что никакие жалобы не заставят директора столкнуться с умершей девочкой лицом к лицу. Завхоз был уверен, что с 1943 года Альбус Дамблдор всячески игнорировал жалобы на призрака из туалета. Аргус Филч даже подозревал, что директор за все эти годы ни разу не посетил ни один из учительских туалетов на нижних этажах по естественной нужде. И все ради того, чтобы держаться подальше от Плаксы Миртл.

Гарри же был почти уверен, что и Бинс продолжал вести уроки истории лишь потому, что Альбус Дамблдор не хотел подходить к призрачному профессору.

О причинах подобного поведения оставалось только догадываться. Но все это очень интриговало. Как и то, что встреченное Гарри волшебное зеркало, если подумать, было создано не без применения некромантии.

— Выходит, она может устроить потоп в туалете, где живет, но не может показаться в коридоре рядом с этим туалетом? — уточнила девочка.

— Еще она может перемещаться в Черное озеро, — просветил ребят Драко. — Иногда она заглядывает в окна-иллюминаторы у нас в гостиной.

— Слишком много признаков практики некромантии для школы, возглавляемой Верховным чародеем Визенгамота, — зафыркала Се Ли.

— На самом деле, профессор МакГонагалл очень сильно лукавила, обвиняя нас практически в агитации за некромантию, — улыбнувшись сокурсникам, сказал Поттер. — Хогвартс — просто рассадник запрещенки, если хорошенько подумать.

— Ты о чем? — уточнила кореянка.

— Кроме призраков, в школе, вообще-то, полно портретов, — пояснил Гарри. — А это и ритуалистика, и кровная магия, и… некромантия.

— А ты знаешь, как создают живые портреты? — опешил Драко. — Мне казалось, тайна этой техники строго охраняется мастерами.

— Ну да, — беспечно согласился Гарри.

— Но ты знаешь.

— Знаю.

— А расскажешь? — уточнила Се Ли.

— Это довольно долго, — отмахнулся Гарри.

— Но хоть что-то, — попросила девочка.

— Процесс начинается с холста, — вздохнув, стал рассказывать Поттер. Он и сам знал только азы техники, а потому не боялся выдать ребятам что-то опасное. — Для ткани используют лен, кладбищенскую крапиву и луговые травы, что растут на дороге призраков.

— Э… Дороге призраков? — переспросил Драко, никогда ничего подобного не слышавший.

Гарри чуть помедлил, соображая, как лучше объяснить.

— Не все дороги существуют и поныне. Многие старые дороги заросли и забылись, но если при полной луне выйти в чистое поле, то можно увидеть дорогу или только тропку, будто высеребренную лунным светом.

— А, лунный свет позволяет волшебникам различать магию без перехода на магическое зрение, — сообразил Драко. — И старые дороги фонят магией, получается?

— Лунный свет вообще обладает уймой удивительных свойств, — напомнила Се Ли. — А дальше что?

— Из трех видов нити ткут полотно для холста. После этого на него довольно плотно наносят руны специальным зельем, сваренным на основе крови, — продолжил рассказ Гарри. — А после холст в три слоя покрывают краской разного цвета, сваренной с использованием праха.

— Праха? — перепугалась девочка.

— Это не так ужасно, как звучит, — отмахнулся Малфой. — Эту часть про живые портреты я знаю. У каждого мага едва ли не с рождения есть шкатулка, куда помещают остриженные волосы, ногти, выпавшие зубы… Если случилось несчастье и сломанную кость проще заново вырастить, то в шкатулку переносят удаленные обломки. Именно из этого материала и готовят прах. Все элементы должны принадлежать живому человеку, иначе живой портрет не получится.

— Верно, — подтвердил Гарри. — Ну а после того, как все исполнено, портрет занавешивают черным полотном и убирают подальше. До смерти человека. После этого он появляется на холсте. Рисунок проявляется сам собой.

— Хочешь сказать, мастера ничего не рисуют? — удивился Драко.

— Да, — усмехнулся Гарри. — Сам умерший человек определяет внешний вид своего портрета.

— Тогда понятно, почему прапрадед изображен на своем портрете за столом во время трапезы, — хмыкнул Драко. — Все остальные — чинно, благородно, а он… Прапра и при жизни был ушлым типом, а теперь у него вечно толпа на картине — всем охота поесть и выпить даже после смерти.

— Тише, — дернув смеющегося блондина за рукав мантии, зашипела Се Ли и указала на тропу, по которой к хижине спускался опечаленный Хагрид. — Не хватало, чтобы нас снова обвинили в каком-нибудь непотребстве.

Гарри весело фыркнул.

1) Корни корейского шаманизма уходят в глубокое прошлое — он развился из языческих верований племён древнего Чосона. Документальные свидетельства шаманизма стали появляться в период Трёх королевств. В исторических сведениях о народах Пуё, Когурё и других имеются указания на почитание ими духов земли, неба и воздуха, хранителей холмов и рек, почвы, пещер и даже тигра. В особенности ими почитались небо и утренняя звезда. Наряду с одухотворением видимой природы и её сил стояло общераспространённое представление о том, что после смерти человека душа его продолжает жить, требуя для своего существования подношения со стороны живых.

Вернуться к тексту

2) Здесь и далее автор вольно трактует тему призраков Хогвартса

Вернуться к тексту

3) Королевство Шотландия с 843 по 1286 называлось Королевство Альба. А Албания — латинизация этого гэльского названия.

Вернуться к тексту

4) Реально существующий монастырь, основанный в 1115г.

Вернуться к тексту

А вечером стало известно, что факультет воронов потерял пятьдесят баллов. Се Ли и Поттер переглянулись и пошли допрашивать Пенелопу. Оказалось, именно первокурсники были вписаны в журнал наказаний и поощрений. МакГонагалл преспокойно сняла по двадцать пять баллов с каждого, причиной указав неуважительное поведение.

— Неуважительное поведение?! — бушевала Се Ли, собственными глазами увидев запись. — Неуважительное?! Да! Отстаивать правду и личное мнение, когда тебя пытаются обвинить в том, чего не делал, это неуважение!

После этого девочка умчалась в спальню девочек-первокурсниц и до утра ее уже больше никто не видел. А Гарри лишь пожал плечами и порадовался, что в этот раз обошлось без отработок.

— О, Пенелопа, а скажи еще вот что, — вспомнил мальчик. — Ты знаешь расписание преподавателей?

На Рейвенкло к потере баллов относились спокойно, так что староста, не высказав ни слова негодования, вытащила из сумки и передала Поттеру небольшую записную книжку, раскрытую на середине. Просмотрев сложную таблицу, Гарри невесело хмыкнул.

Кабинет трансфигурации располагался так, что к нему из любой части замка студенты добирались ровно к началу урока. Так что никто из тех, кто пришел к МакГонагалл на второе занятие в этот день, не мог рассказать ей о событиях в гостиной Рейвенкло ни до, ни после. А вот тот, кто задержался после первого урока — вполне. И первым занятием по трансфигурации в расписании стоял второй курс Рейвенкло и Хаффлпафф.

— Очень хотелось бы выяснить, кто это сделал и зачем, — пробормотал Гарри себе под нос, идя в спальню. — Но нет времени.

* * *

Пропажу профессора Бинса обнаружили утром, когда приготовившиеся поспать на первом уроке четверокурсники не услышали усыпляющего бубнежа из-за кафедры. В кабинет истории магии были вызваны преподаватели, но никто из них так и не смог определить, что же случилось с призраком. МакГонагалл, как последняя из учителей, кто видел Бинса, больше всех махала палочкой. Но безрезультатно. Опросили Се Ли и Гарри Поттера, но те лишь пожимали плечами. Никто и не подумал в чем-то обвинить первокурсников. Флитвик и Снейп предлагали вызвать невыразимцев, но Дамблдор уперся и директорской властью закрыл связь через камины. Но это не помешало представителям Попечительского совета прибыть в Хогвартс и провести собственное расследование, но и они ничего путного не узнали.

На завтраке Дамблдор объявил об отмене уроков истории на пару недель в связи с поиском преподавателя, а к обеду стали поговаривать, что в Хогвартс будет приглашена лично Батильда Бэгшот, автор учебника. Но к ужину этот слух развеяла пятикурсница Хаффлпаффа Эмма Ллойд, чья семья проживала в Годриковой Впадине. Девушка всех заверила, что старая волшебница уже лет десять вообще не выходит из дома и никогда не согласится занять место преподавателя.

А потом кто-то стал болтать, что прямо в атриуме Министерства директор Дамблдор повздорил с министром и начальником Департамента образования, желавших навязать школе в качестве историка кого-то из министерских служащих.

Гермиона Грейнджер данной сплетне возмущалась больше всех, обвиняя Министерство в попытке вмешаться в дела Хогвартса. Девочка делилась своим мнением так громко, что ее через проход Большого зала слышала половина студентов.

Гарри лишь пофыркивал на каждую сплетню, которых в одночасье стало больше, чем за все предыдущие месяцы, но при этом почти каждый день ходил к завхозу, надеясь узнать что-то такое, что не достигло ушей студентов. Заодно мальчик пытался узнать об отработке Драко и гриффиндорцев, но пока Филчу не поступало каких-либо распоряжений.

Поводом для визита продолжали служить стеклянные скульптуры. И Гарри, и Аргусу Филчу понравилась идея их продать в виде забавных ламп. Завхоз даже предлагал снести получившиеся изделия в Хогсмид, но Поттер связался с поверенным и переслал одну из ламп в Гринготтс. Ринготт тут же оценил вероятную прибыль (даже с учетом отчислений Аргусу Филчу) и насел на Гарри, заявив, что лампы пойдут на летний аукцион, но под видом простеньких определителей магического фона окружающей среды, а это значительно повышало стоимость. Завхоз, узнав об этом, удивился, обрадовался и отправился к профессору Синистре за самым точным прогнозом погоды на ближайшее время.

* * *

Приближался конец марта. Многие заранее находились на взводе из-за скорых пасхальных каникул, сразу за которыми начнутся экзамены. И частые грозы отражали нервное настроение юных волшебников.

Гарри закончил артефакт для леди Блэк и несколько дней мотался домой каждый день, отслеживая состояние волшебницы. Сметвик и вовсе практически поселился в Поттер-мэноре. В какое бы время Гарри ни появлялся в родовом особняке, он заставал целителя у постели волшебницы с журналом наблюдений. И по взгляду Сметвика Поттер догадывался, что улучшенная версия, представлявшая собой два невзрачных браслета из металлических бусин и бубенчиков, приводил целителя в неменьший восторг, чем было с первым рабочим образцом.

Заказов от студентов поубавилось, и Гарри был за это благодарен хорошей погоде. Но свободного времени у мальчика не стало больше. Он налег на учебу, доведя свои оценки до непоколебимого «Превосходно» почти по всем предметам. Только профессор МакГонагалл то и дело выводила «Выше ожидаемого» на пергаментах с его эссе. Но Гарри не расстраивался.

А вот Се Ли после истории с некромантией очутилась в полной немилости у профессора. Особенно после того, как в очередной раз напомнила преподавателю, что ее фамилия Се, а не Ли. Девочка сначала просто недоумевала появившейся отметке «Слабо» на каждом третьем домашнем задании, но когда за длинное развернутое эссе, над которым рейвенкловка просидела два вечера, ей прилетел «Тролль», Се Ли окончательно обозлилась. Лайза предлагала пожаловаться декану, но кореянка объявила, что тихо эта история не закончится.

— Она меня с сентября недолюбливает, — пропыхтела Се Ли на очередном обеде, сверля декана Гриффиндора злым взглядом. — Я ведь всем объяснила, что моя семья сохраняет традиционное написание, а потому у меня первой идет фамилия. Мы не как эти… Чанги, которые переобулись в угоду европейским традициям. И что в итоге? Все запомнили. А Снейпу и Синистре даже и объяснять не пришлось. И только МакГонагалл каждый раз пытается мне доказать, что это я ничего не понимаю.

— Я помню, — грустно покивал Терри Бут. — Последний раз она заявила, что может в азиатской системе имен все и иначе, но в европейской твоя фамилия Ли.

— Я все еще пытаюсь переварить эту информацию, — хихикнула Падма. — Интересно, это просто закостенелость или банальное неуважение к представителям чужой культуры.

Се Ли крепко задумалась, а потом умчалась с середины обеда, так и не доев чудное жаркое с грибами, луком и морковью.

— Ой, чувствую… что-то будет, — пробормотала Менди.

И оказалась права.

Через три дня в «Ежедневном пророке» вышла статья авторства едкой Риты Скитер, заголовок привлекал внимание даже с пятой страницы: «Хогвартс — лучшая школа в мире?»

Все тут же погрузились в чтение. В Большом зале никогда прежде за завтраком не было так тихо. А потом со стороны учительского стола раздался возглас, и многие с интересом взглянули на покрасневшую от возмущения Минерву МакГонагалл.

— Се Ли, она тебя живьем съест, — предупредил Майкл, первым дочитав довольно внушительную статью.

— Пусть только попробует, — воинственно вздернула носик кореянка. — Я посоветовалась с папой, а уже потом написала Скитер. И свои эссе домой отправила. Родители знают, что мне просто так занижают отметки. Еще один такой случай — и папа пойдет жаловаться в Департамент образования.

У воронят не было принято лезть к другим с расспросами, но Се Ли сама как-то рассказала, что еще ее дедушка и бабушка, перебравшись в Англию, открыли свою мануфактуру, производящую керамику. И на данный момент семья Се имела вес в обоих мирах, особенно прославившись изделиями в технике селадон⁽¹⁾.

— «Сколько раз все мы слышали заявления, что Хогвартс — лучшая школа магии в мире? — с удовольствием прочитала Лайза. — Я сама не раз слышала эту фразу в годы учебы, а уж магглорожденным это преподносится как неизменная истина. Но так ли это?

Возможно, когда-то Хогвартс и славился среди других учебных заведений, но последний раз оценку качества обучения единственная магическая школа Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии проходила еще в прошлом веке, в то время как Дурмстранг — пять лет назад, а Шармбатон — три года назад.

Стоит только выехать за пределы нашей Родины, как внезапно окажется, что диплом Хогвартса не открывает двери высших учебных заведений мира. Если уровень обучения зельеварению еще соответствует высоким стандартам, то на экзаменах по трансфигурации и чарам студенты Хогвартса лишь изредка набирают минимальные проходные баллы».

— Она сама это выяснила? — удивилась Менди, а Се Ли лишь презрительно дернула бровью и пояснила:

— Будет она еще расследование проводить. Я ей все факты выложила. У отца знакомый — заместитель ректора Магической Сорбонны, так что я кое-что знаю.

— Проблема не только в Хогвартсе, — вздохнула Лайза. — Если в будущем я хочу стать мастером зельеварения, то предстоит ехать на континент. Тут у нас представительства Гильдии зельеваров нет.

— Как и представительства других гильдий, — подтвердил староста Роберт Хиллиард.

Все сидящие рядом повздыхали и вернулись к завтраку, то и дело посматривая на стол преподавателей, где директор пытался утихомирить МакГонагалл. Скитер, опираясь на письмо Се Ли, сначала прошлась по Хогвартсу в целом, а после по косточкам разобрала и манеру ведения уроков деканом Гриффиндора, и ее отношение к студентам. И пусть случай кореянки и не был упомянут, но откуда-то выплыли выдержки из списка выписанных МакГонагалл штрафов с пояснениями по каждому случаю, на фоне которых Снейп, с его любовью обдирать Гриффиндор по поводу и без, выглядел милейшим и добрейшим из преподавателей. Похоже, воспользовавшись письмом девочки, Рита Скитер припомнила года собственной учебы, с превеликим удовольствием, чисто по-слизерински, отомстив бывшему преподавателю.

О статье шушукались еще несколько дней. МакГонагалл зверствовала на занятиях, за любой звук прямо с урока отправляя на отработку к Филчу. Не трогала, разве что, первый курс Рейвенкло, догадываясь, кто стал инициатором. Се Ли ждала вызова к директору. Гарри тоже этого опасался. Но администрация помалкивала, а больше всех возмущались Перси Уизли и Гермиона Грейнджер, готовые скандалить с каждым, кто хотя бы шепотом заявлял о правдивости статьи.

Преподавателя истории так и не нашли: директор, похоже, даже не пытался заниматься этим, только отклонял присылаемые Министерством кандидатуры. Так что расписание изменили, но предупредили читать учебник, потому как экзамен никто отменять не собирался.

Гарри зачаровал оставшиеся стеклянные фигуры, отправил их Ринготту и предложил Филчу поэкспериментировать с новыми образцами, добавляя к песку битое цветное стекло, благо грозы случались достаточно часто и деловые партнеры могли получить много интересных изделий. Но вышло, на взгляд завхоза, неудачно. В один из вечеров старый сквиб показал Гарри множество совсем небольших, пусть и очень необычных фигурок. Цветные осколки причудливо смешались с прозрачным стеклом, образуя неповторимые формы. Создавалось впечатление, будто в причудливый сосуд капнули немного синей, зеленой, коричневой или бирюзовой краски.

— Не расстраивайтесь, мистер Филч, — успокоил Гарри. — У меня есть идея!

— И что же ты придумал? — удивился завхоз, для успокоения наглаживая миссис Норрис.

Несколько раз пересчитав стеклянные фигурки, Поттер ответил:

— Шахматы! Тут как раз будет на два набора фигурок. Нужно просто сохранить уникальный рисунок, созданный великой силой природной стихии, доработать до схожести… Смотрите! — Мальчик подхватил одну из стекляшек и повернул к сквибу нужной стороной. — Вот эта часть сама по себе похожа на корону. А тут… — Он взял другую фигурку. — Изогнуто. Будто голова лошади.

— Думаешь? — нахмурился Аргус Филч.

— Да, вполне, — отмахнулся мальчик. — Нужны только инструменты по работе со стеклом и немного фантазии.

Гарри не стал упоминать, что видел нужные инструменты в артефакторной мастерской дома.

— Надо будет заказать у гоблинов основания… — вслух обдумывая план, пробормотал Поттер. — Серебро, бронза… Что-нибудь подходящее. Еще нужны будут чары облегчения, а то фигурки тяжеловаты… да и не смогу я их сделать полностью одинаковыми! Блокировку от копирования, разбивания. Ну и да, в остальном они будут немагическими.

— А доски? — уточнил завхоз.

— Скорее столики с чарами, — решил Гарри.

— Наборные, из разных пород дерева? — предложил Филч. — А светлые клетки — из ракушек.

Гарри радостно покивал, прикинул размер клеток с учетом необычных фигурок, и они с завхозом за час набросали чертеж. Сквиб, как оказалось, умел делать мебель и хотел попробовать сам изготовить столики. Тем более, до августа оставалось достаточно времени.

К следующей встрече Гарри рассчитал нужные чары и осмотрел собранные мистером Филчем материалы. Уже сейчас все выглядело более чем интересно.

За чашкой чая Поттер успокоил завхоза, сообщив, что гоблины ждут и шахматы тоже. Не стал только рассказывать, что Ринготт упорно настаивает на получении звания хотя бы подмастерья артефакторики.

От идеи гоблина Гарри отбивался из последних сил, подозревая, что рано или поздно поверенный добьется своего. Тем более, Сметвик настаивал на том же. Стоит гоблину и целителю узнать об общей цели — зажмут с двух сторон. Тем более что Гиппократ Сметвик имел гораздо меньше терпения и помалкивал пока лишь из-за того, что выплывшая связь целителя с первокурсником могла как-то навредить леди Блэк.

Завхоз же рассказал Гарри о том, что Малфою, Уизли, Финнигану и Грейнджер назначили отработку с Хагридом как раз на тот вечер, когда лесник должен был патрулировать Запретный лес. Рассказал Филч и о нападениях на единорогов, что изрядно взволновало Поттера, не подозревавшего, что совсем рядом происходит что-то столь ужасное.

— В Запретном лесу? — перепугался Драко, когда Гарри рассказал ему новости перед ужином. — Что?! Не может быть? Нам же нельзя туда ходить!

Гарри лишь пожал плечами и успокоил:

— Не волнуйся, вряд ли директор настолько обезумел, чтобы отправить вас туда, где вам грозит настоящая опасность. Он же понимает, что твой отец, в случае чего, всех на уши поставит.

Это не слишком утешило слизеринца, и Гарри добавил:

— И я пойду с вами.

— Что? — опешил Малфой. — Зачем?

— А когда я еще попаду в Запретный лес? — отмахнулся Поттер. — Один я туда не сунусь. А так рядом будет Хагрид. Только я буду невидимый. Ну и надо что-нибудь придумать для безопасности.

— Например? О! А можешь сделать артефакт, как тот, что ты подарил Панси?

— Он пригодился? — удивился Гарри.

Маленькая змейка-артефакт, подаренная Паркинсон, являлась своеобразным магическим щитом, поглощавшим от трех до пяти слабых заклинаний из шуточного и боевого арсенала.

— Да… — поморщился Малфой. — Ей тут прилетело Ватноножное от кого-то из гриффиндорцев.

Гарри задумался.

— Хорошая идея, — решил он. — Только нужно сделать помощнее и с защитой не только от магического, но и от физического нападения.

— А так можно? — уточнил Драко.

— А кто сказал, что нельзя? — усмехнулся Поттер и подмигнул приятелю. — Это же магия! Возможно все.

1) Хотя история корейской керамики уходит корнями в эпоху неолита и грубого Black Comb Pottery (грубая гребневая гончарка), производимого древними племенами, вершиной корейской керамики стало изобретение и производство селадона (Чонг-Я) во время правления династии Корё. Династия Корё правила почти 500 лет, с 918 по 1392 год н.э., и находилась под сильным влиянием буддизма, который дал основу большинству художественных образов этого периода. Буддистские храмы множились в течение всего периода Корё, а вместе с ними росла потребность в посуде, используемой в ритуальных церемониях.

В середине X века корейские художники, многие из которых обучались в Китае, при декорировании храмовых сосудов начали применять Селадон с использованием медных глазурей. Большая часть составов этих глазурей была разработана в Китае, но развиты и усовершенствованы они были корейскими мастерами.

Использованные корейцами технологии глазурования были уникальны для того периода истории керамики. Создавая изделия, обладающие высочайшим уровнем качества и эстетики, корейские керамисты смогли превзойти мастеров из других стран и их работы были оценены даже китайцами, как образцы элегантнейшей и простой красоты.

Правители династии Корё использовали селадоновую керамику в своих дворцах, как посуду для повседневного применения и в качестве объектов изобразительного искусства.

Самые прекрасные изделия из селадоновой керамики были созданы в период с середины до конца XI века ремесленниками, имена которых сегодня нам неизвестны.

С 1231 года, с началом монгольского нашествия, расцвет искусства пошел на убыль, а вместе с ним стало снижаться и качество керамики.

К началу династии Чосон (1392-1910 гг. н.э.) большинство нюансов технологии изготовления селадона были утеряны.

После освобождения Кореи от японской оккупации в конце Второй мировой войны наступил период корейских гражданских войн и стоял вопрос выживания, поэтому было не до искусства.

А в середине 50-х годов группа корейских керамистов решили восстановить потерянное искусство Селадона Корё. За последние 60 лет они сильно продвинулись в восстановлении технологии и сегодня они создают оригинальный Селадон Корё, потрясающей красоты.

Эстетическое начало Селадона Корё кроется в его утонченной красоте и элегантной простоте. Древние китайские ученые, под впечатлением от этой керамики, называли ее одним из десяти чудес света, а керамисты по сей день называют цвет этой глазури «неподдающийся описанию»:

«Китайские изделия ярко светятся. Но если мы хотим иметь в доме тихую гармонию, то китайская керамика для этого будет слишком сильна и насыщенна. Тишина и покой корейской керамики несет в себе квинтэссенцию восточного духа: ее тихая элегантность, простота формы и стиля наполнены глубоким и возвышенным духом дзен-буддизма. Формы этих изделий мгновенно завоевывают сердце; их цвет имеет уникальную прозрачную глубину, а их свободные резные украшения влияют на душу — они просто источают спокойствие духа».

Современный Селадон сохраняет эту красоту. Он мерцает в деликатной решетке трещин кракле, просвечивает под глазурью глубоким цветом зеленого нефрита. Гармония природных форм подчеркивает его привлекательность, не дает отвести глаз и чем дольше смотришь на него, тем больше он очаровывает своим спокойным магнетизмом.

Вернуться к тексту

— А правда, что вы вещи близнецов Уизли сразу уничтожаете? — весело болтая ногами, спросил Гарри.

Последние детали по шахматным наборам давно были обговорены, очередное небольшое соглашение, посредником в котором выступал Ринготт, — подписано, и Поттер с удовольствием прихлебывал чай под разговор о школьной жизни, уплетая сэндвичи с маслом и красной рыбой.

— Ты что?! — отмахнулся завхоз. — Попробовал бы я такое провернуть…

Сквиб со вздохом кивнул на большую деревянную коробку, в которой вперемешку валялись обрывки пергаментов, тетради, яркие упаковки, флаконы и другие мелочи, явно прежде наполнявшие карманы и сумки Фреда и Джорджа Уизли.

— Раз в месяц я отношу это барахло профессору МакГонагалл, а уж она разбирается… — пояснил Аргус Филч. — Даже что-то возвращает этим бездельникам.

Гарри удивленно вздернул бровь. От Терри он слышал, что братья Рона активно заняты изготовлением и распространением всевозможных съедобных штучек, лишь некоторые из которых можно назвать неопасными. Поттер, зная о том, что декан Гриффиндора мало следит за поведением своих подопечных, считал, что МакГонагалл просто не в курсе проделок близнецов. А теперь оказывалось, что она не только знает, но и не препятствует их деятельности. Даже, можно сказать, поощряет.

Заглянув в коробку, юный волшебник вытащил из нее наиболее безобидный предмет — пожелтевший от старости пергамент и задумчиво повертел тот в руках. От бумаги отчетливо веяло магией, хотя с первого прикосновения Гарри и не понял, что именно держит в руках.

— За месяц целая коробка набирается, — пожаловался завхоз. — Скорее бы каникулы!

Гарри улыбнулся. Он и сам с нетерпением ждал каникул, но перед этим еще предстояло сдать экзамены. И Поттер немного волновался.

— Тебе пора в гостиную, — предупредил Филч, глянув на часы. — Поздно уже. А мне надо отправить кое-кого на отработку.

— А не поздно? — с деланным удивлением уточнил мальчик.

— Поздно, — покивал завхоз. — Но профессора говорят, что надо припугнуть малышню, чтоб впредь боялись шастать по ночам.

— И часто так делают?

— Да почти каждый год! — ухмыльнулся сквиб. — Но будто это на кого-то действует. Рыжих близнецов Хагрид тоже в лес водил три года назад… Да толку?

Гарри покачал головой, удивляясь логике преподавателей, и, пользуясь тем, что Филч отвернулся, убирая остатки еды, сунул пергамент в карман мантии. Привлекшая внимание вещь казалась уж слишком любопытной, чтобы оставлять ее в коробке.

Попрощавшись с завхозом, Поттер ушел из комнатки первым, но в гостиную Рейвенкло не отправился. Спрятавшись в ближайшей нише, мальчик последовательно наложил на себя множество чар, а потом накинул поверх школьной мантии мантию-невидимку. Он не планировал пользоваться артефактом в школе, но любопытство и опасение за Драко оказались сильнее принятого прежде решения.

Вскоре Филч, прихватив фонарь, вышел из своей каморки, на ходу напуская на себя грозный и самодовольный вид. Именно таким его и увидели собравшиеся в холле первокурсники и тут же разом сникли.

— За мной, — скомандовал Филч, зажигая лампу и выводя ребят на улицу. Гарри следовал за ними на некотором расстоянии. — Держу пари, вы теперь дважды подумаете, прежде чем нарушать школьные правила, а? — сказал сквиб, злобно косясь на студентов. — О, да… по мне так тяжелый труд и боль — лучшие учителя… Очень жаль, что старые способы наказания отменили… подвесить бы вас за кисти рук к потолку на несколько деньков… Цепи все еще в моем кабинете, я их регулярно смазываю на случай, если они когда-нибудь понадобятся…

Гарри тихо фыркнул, слушая, как Аргус запугивает Финнигана, Уизли, Грейнджер и Малфоя. Первогодки косились на завхоза в ужасе. Гермиона жалась поближе к Рону. Поттер много раз был в каморке сквиба и в его личных комнатах и нигде не видел ни цепей, ни каких-то еще приспособлений для истязаний. Да и сам Филч, просвещая Гарри, как-то рассказал, что в Хогвартсе если и применялись телесные наказания, то это всегда была порка вымоченными в специальном зелье розгами. После экзекуции на теле не оставалось даже покраснений, но и много дней после этого школьник ощущал боль и жжение. Эти ощущения не убирались ни зельями, ни заклятиями. После такого попадаться вновь мало кому хотелось.

— Ну, тогда пошли, и не вздумайте убегать — вам же хуже будет! — пригрозил завхоз и махнул рукой на высокие двери.

Снаружи Грейнджер начала тихо всхлипывать, но это никак не подействовало на Филча. Встряхнув фонарь, тот повел ребят к хижине Хагрида.

Облака не скрывали полную яркую луну. Окрестности просматривались не хуже, чем днем. Завхоз и студенты только начали спускаться по тропе, когда дверь хижины распахнулась, на весеннюю зелень плеснуло теплым мягким светом от очага, и на пороге показался полувеликан с арбалетом на локте. У его ног вертелся большой черный пес.

— Это ты, Филч? — протрубил Хагрид. — Скорее, пора б уже начать.

Рон и Гермиона дружно помахали леснику, и завхоз презрительно фыркнул, заметив это:

— Вы уверены, что будете валять дурака с этим увальнем? Тогда подумайте хорошенько еще раз — вы пойдете в Запретный лес… — Сквиб сделал многозначительную паузу. — И кто знает, вернетесь ли вы целыми и невредимыми?

Симус громко сглотнул, а Драко нервно сжал мантию спереди — еще вчера Гарри зачаровал пуговки застежки, обеспечив блондина временными, но довольно надежными щитами.

— Сегодня же… Сегодня полнолуние, — сообразил Малфой. — Нам нельзя идти в лес ночью. Там же… Там же оборотни!

Будто только этого и ожидая, откуда-то донесся протяжный волчий вой, от которого у всех пробежали мурашки по коже. Симус вцепился в руку Рона, а сам Рон — в плечо Грейнджер. Девочка же едва держалась на ногах от ужаса. Драко явно тоже хотел к кому-нибудь прижаться, так что Гарри ободряюще стиснул его руку через мантию. Поттеру хотелось шепнуть приятелю пару слов, но не стоило ради этого снимать чары.

— Ну, это уже ваша проблема, — радостно осклабился Филч, наблюдая произведенный эффект. — Вы должны были подумать об оборотнях до того, как нарывались на неприятности.

Гарри лишь скептически хмыкнул. На неприятности первокурсники нарвались не вчера, но почему-то отработку им назначили именно на полнолуние.

С Хагридом компания встретилась у огорода, где осенью зрели гигантские тыквы. Кроме арбалета полувеликан прихватил колчан со стрелами и пару фонарей.

— Наконец-то, — сказал он. — Я уже полчаса жду. Рон, Симус, Гермиона, вы в порядке?

— Тебе не следует быть с ними слишком обходительным, Хагрид, — произнес Филч холодно. — Они, между прочим, наказание отрабатывают.

— Так вот чего вы опоздали, да? — невесело хмыкнул Хагрид, бросая на Филча хмурый взгляд. — Лекции им читал, да? Ну, теперь это не твоя забота. Ты свое дело сделал, дальше я их поведу.

— Я вернусь к рассвету, — предупредил Филч, — за тем, что от них останется, — добавил он гнусно, и затем пошел в направлении замка, его лампа, покачиваясь, вместе с ним удалялась в темноте.

Без еще одного источника света всем тут же стало как-то неспокойно.

— Я не пойду в лес, — дрожащим голосом заявил Драко.

— Пойдешь, если хочешь остаться в Хогвартсе, — жестко ответил Хагрид. — Ты вел себя неправильно, и теперь должен расплатиться за это.

Гарри громко фыркнул, услышав это, благо его никто не услышал. Он-то понимал, что Малфоя никак не могли выгнать из школы за неповиновение. Драко тоже это знал, но, видимо, на него повлияли близость леса и обстановка вокруг.

— Я, вообще-то, ничего плохого не делал, — чуть истерично сказал блондин. — Просто оказался не в то время и не в том месте.

При этом Драко не спешил уходить. Он топтался на месте и посматривал на остальных.

— Так, ладно, — сказал Хагрид, видя, что первокурсники молчат, — а теперь, слушайте внимательно, потому что то, чем мы займемся сегодня, очень опасно, и я не хочу, чтобы кто-то рисковал жизнью. Идите-ка сюда.

Он подвел их к самой кромке Запретного леса. Подняв лампу повыше, полувеликан указал на узкую извилистую тропинку, теряющуюся за толстыми темными стволами деревьев. Они посмотрели в лес, и легкий ветерок зашевелил их волосы. Гарри подошел поближе и тоже взглянул в лесную тьму. Днем он не раз ее рассматривал, но и думать не мог, что та покажется настолько пугающей.

Желая как-то избавиться от липкого чувства страха, Поттер переключился на магическое зрение. Лес тут же преобразился. Сила волнами разного цвета расходилась между деревьями — чем дальше от опушки, тем плотнее и ярче. Тут и там виднелись оборванные нити и всевозможные загогулины — студенты много колдовали у самой кромки леса, скрываясь от зрителей за первой линией деревьев. Попадались выцветшие, едва различимые маленькие торнадо, высотой от шести до восьми футов, состоящие из закрученных по спирали искр и нитей магической энергии. Прежде Гарри не приходило в голову исследовать Запретный лес в магическом спектре, и теперь мальчик очень об этом жалел. В нормальной обстановке след колдовства распадался за минуты, в крайнем случае — часы. Но в Запретном лесу по какой-то причине распад происходил медленнее. Те же следы аппарации уже через четверть часа должны были потерять свою четкую структуру, со стороны напоминающую торнадо, но тут по ним все еще можно было вычислить вторую точку перемещения.

«Интересно, что создает подобный эффект?» — призадумался Гарри и поспешил за остальными, не желая потерять из виду ребят.

— Гляньте туда, — сказал Хагрид, махнув арбалетом, — видите, эту штуку, светящуюся на земле? Серебристое такое? Это кровь единорога. Здесь кто-то сильно поранил единорога совсем недавно. Я и прежде находил кровь этих зверюшек, но не так близко к школе. А на прошлой неделе совсем рядом отыскал убитого единорога.

Первокурсники помалкивали, с ужасом глядя на серебристые лужицы. Всем было ясно, что с такими ранами никому не выжить.

— Нужно найти бедняжку, — поставил задачу полувеликан и совсем тихо добавил: — Возможно, коняшку придется добить.

— А что, если тот, кто ранил единорога, найдет нас первым? — спросил Малфой, не в силах скрыть страх в голосе.

— Ничто в этом лесу не причинит вам вреда, покуда вы будете со мной и Клыком, — ответил Хагрид. — И не сходите с тропинки.

Ребята придвинулись друг к другу, будто вытоптанная в мягкой лесной подстилке тропка способна была защитить их от опасности.

— Так, а теперь делимся на две группы и идем по следу в противоположных направлениях. Кровь здесь повсюду, должно быть, единорог где-то бродит по округе, по крайней мере, со вчерашней ночи.

— Я пойду с Клыком, — быстро сказал Малфой, глядя на длинные зубы пса.

— Ладно, но учти — он трус, — усмехнулся Хагрид. — Так, значит… Тогда с тобой еще пойдет Гермиона, ну а Рон и Симус — со мной. Если кто обнаружит единорога, посылайте зеленые искры в небо, а если что случится — красные. Умеете? Потренируйтесь немного.

Ребята дружно вынули палочки и начали ими махать. Даже Драко не стал отлынивать, пусть и фыркнул перед этим. К моменту, когда остальные смогли продемонстрировать оба сигнала, из палочки Симуса все еще валил дым и сыпались огненные искры, норовившие поджечь все кругом, но Хагрид только кивнул и велел начать поиски.

— Вперед, Клык, — приказал Драко, но пес лишь тихо заскулил и уселся посреди тропы.

— Идем, — нервно шепнула Гермиона, с сожалением оглянувшись на утопавшего в другую сторону Хагрида.

Гарри покачал головой, наблюдая за всем со стороны. Неужели, думалось ему, Хагрид не понял, что поступает вразрез с собственными словами, отпуская двух первокурсников одних в лес?

— Мой отец обязательно обо всем узнает, — пробурчал Драко, осторожно пробираясь вперед. — Меня не должно здесь быть.

— Да помолчи ты, Малфой! — не сдержалась девочка, услышав какой-то писк из кустов.

Тропа петляла среди деревьев и камней. То тут, то там ее освещала луна, но большую часть пути первокурсникам приходилось рассчитывать только на свет от фонаря. Но и тот не справлялся с глубокими тенями, и Малфой с Грейнджер невольно жались друг к другу.

Время от времени на траве и листве кустарников попадались серебристые брызги, указывая путь, так что первокурсники были вынуждены все дальше и дальше забираться в чащу. Гарри уже думал подать им какой-нибудь знак и призвать вернуться, когда посреди тропы они увидели большое серебряное пятно, в котором, как в искривленном зеркале, отражалась луна.

— Смотри, — дрожа всем телом, прошептала Гермиона, указывая вперед, где у корней дерева виднелось что-то серебристо-белое. — Это же…

Это был единорог. И, безусловно, зверь был мертв. Никто из троицы никогда не видел ничего более печального. Густая подстилка из мха, листьев и хвойных иголок была взрыта, будто перед смертью единорог долго боролся, пытаясь встать. Густая серебристая грива разметалась вокруг головы зверя зеркальным покрывалом. Животное было столь прекрасно, что никто не мог остаться равнодушным к произошедшей несправедливости. Гермиона быстро захлюпала носом, Драко нервно прикусил губу, сдерживая эмоции. Гарри затопила волна злости на того, кто мог сотворить подобное.

Никто из троицы не посмел приблизиться к единорогу. Они просто замерли, позабыв обо всем. Тут из кустов раздался шелестящий звук, и на тропе показалась закутанная в темный плащ фигура. Неизвестный человек плавно скользнул к единорогу, будто под его ногами не было камней и корней деревьев, склонился к ране на боку животного и принялся пить его кровь.

— А-а-а-а! — взвизгнула Гермиона, отшатываясь назад.

Драко подхватил ее крик секундой позже. Грейнджер отпихнула блондина и кинулась наутек. Малфой выронил фонарь, свалился в кусты и нервно в них задергался, явно до смерти напуганный зрелищем. Гарри же так и остался стоять. Мантия-невидимка, заглушающие чары и чары, отбивающие запахи, полностью защищали мальчика от опасности. Да и зрелище было просто неприятным, но не таким уж пугающим. В темных коридорах Блэк-хауса Поттер чувствовал себя в большей опасности, чем здесь.

Рейвенкловец попытался помочь Драко, но тот лишь еще больше испугался, ощутив на плече прикосновение, и забился с утроенной силой. А потом со всей силы хлопнул себя по груди, активируя щиты, и во все стороны хлынул мощный поток магии, сбивая с ног и ломая ветки кустов. Гарри приподняло над землей и хорошенько приложило о ствол дерева ярдах в пятнадцати от места, где находился Малфой.

Когда Поттер пришел в себя и проморгался, неизвестного в плаще уже не было, повсюду валялись обломанные ветки, а рядом с Драко стоял кентавр.

— Ты в порядке? — спросил кентавр.

Малфой хмуро кивнул и попытался отряхнуть с мантии листья и мелкие веточки.

— Тебе лучше вернуться к Хагриду. Лес нынче небезопасен.

Гарри со стоном перекатился на живот. Чары создавали вокруг мальчика полог тишины, так что ни Драко, ни кентавр ничего не услышали. Но Поттер уже пожалел об этом. Все тело болело, юный маг не представлял, как ему встать, а после дойти до школы. Оставалось радоваться тому, что волшебники крепче обычных людей и Гарри ничего себе не сломал при ударе и падении.

— Фиренц! — раздалось из мрака под кронами деревьев. — Что ты делаешь?

На тропу вышли еще два кентавра. Они с неодобрением переводили взгляд со своего собрата на Малфоя и обратно.

— Это всего лишь человеческий ребенок, — выступив вперед, молвил Фиренц.

Кентавры с неодобрением засопели, и один из них напомнил то, что эти существа, похоже, уже не раз обсуждали:

— Мы поклялись не вмешиваться в волю провидения.

— Уверен, Фиренц считает, что делает добро, — угрюмо сказал второй.

— Добро, Бейн? Кентавры не должны спасать заблудившихся человеческих жеребят, — с яростью заявил первый и с угрозой посмотрел на обоих сородичей. — Кентавров волнует лишь то, что предсказано!

— Разве вы не видите единорога? — вступил в беседу Фиренц. — Разве ты, Ронан, не понимаешь, почему его убили? — Кентавр двинулся на своих приятелей, тесня их в сторону. — Разве планеты не посвятили тебя в свои тайны? Я не буду смотреть со стороны, не замечая того, что притаилось в лесу. Если будет нужно, я буду сражаться с этим злом плечом к плечу с людьми.

Ронану и Бейну не понравился ответ Фиренца, но они не стали больше ничего ему говорить и позволили кентавру увести Драко. Вскоре Гарри остался один. Глубоко вздохнув, мальчик попытался встать и тут же застонал, схватившись за бок.

— Будто Дадли ногой пнул, — шипя под нос, выдохнул Поттер. — А Пирс добавил.

В Хогвартс Гарри смог вернуться лишь на рассвете. Ему стоило огромных усилий не только встать, но и выбраться из Запретного леса. При каждом вздохе в бок справа будто втыкались палки, перед глазами все плыло от боли, а ведь еще приходилось смотреть по сторонам и под ноги, чтобы не спотыкаться каждую секунду о корни и кустики черники.

Здравый смысл велел отправляться в Больничное крыло, но Поттер слабо представлял, как ему объяснить свои травмы мадам Помфри. Но от мысли, что сам в башне воронов не справится, Гарри тихо застонал и остановился, тупо таращась сквозь мантию-невидимку на главную лестницу.

— Явились, — услышал мальчик раздраженное в нескольких шагах от себя и резко отпрыгнул в сторону, тут же пожалев об этом.

Посреди холла, сложив руки на груди, возвышался профессор Снейп и вид у него был такой, что Гарри мигом захотел покаяться во всех грехах. Он еще мог удрать, ведь мантия надежно скрывала мальчика от чужого взгляда, но вместо этого Поттер покаянно стянул с себя артефакт, представая перед учителем.

— Где вы шастали столько времени? — потребовал ответа волшебник, разглядывая рейвенкловца. — Драко вернулся два часа назад.

— Я упал…

— И? — нетерпеливо вздернул бровь учитель.

— И ударился.

Заметив, что при этих словах мальчик чуть поморщился, Снейп поджал губы и велел:

— Следуйте за мной.

Поттер сразу же отстал, не успевая за быстрым размашистым шагом профессора, но тот это заметил и притормозил, глядя на мальчика уже не так зло. На лестнице зельевар даже помог Гарри, придержав его за локоть.

— Где болит? — спросил мужчина, когда они оказались в кабинете Снейпа, и быстро взмахнул палочкой, накладывая диагностические заклинания одно за другим.

— Кажется, я сломал ребро, — признался Гарри.

— Два ребра, ушиб… еще ушиб, — считывая данные, перечислил профессор, — растяжение. Как вы умудрились?

Поттер замялся, не зная, что и ответить.

— Мистер Поттер, два часа назад я забрал перепуганного и расстроенного мистера Малфоя от Хагрида и выслушал целую историю о приключениях в Запретном лесу. А еще о вашей с мистером Малфоем договоренности. И проторчал на крыльце четверть часа, пока не убедил своего студента, что чары слежения не позволят вам пройти незамеченным, какими бы вы ни пользовались скрывающими приспособлениями. После пришлось влить в мистера Малфоя двойную дозу умиротворяющего и зелье сна-без-сновидений, прежде чем отправить спать в факультетскую спальню. И, если честно, мне и самому хотелось давно видеть десятый сон, а не патрулировать замок, дожидаясь вашего возвращения.

— Простите, — стушевался Поттер. — Но почему вы не предположили, что я вернулся раньше Драко?

Зельевар весьма красноречиво усмехнулся и сказал:

— А вы такой человек, Поттер? Вы бросаете друзей, после того, как пообещали быть рядом?

«До этого года у меня не было друзей», — подумал Гарри, но вынужденно признал, что профессор прав. Если уж пообещал, то всегда выполнял обещанное.

— Драко рассказал, что видел в лесу? — спросил вороненок.

Снейп утвердительно кивнул.

— Малфой испугался и активировал щиты. И меня ими приложило, — объяснил Гарри. — Если честно, я не рассчитывал, что они вообще понадобятся, а потому не озаботился защитой. От них.

Слушая Поттера, Снейп подошел к шкафу за рабочим столом и принялся выставлять на стол флаконы.

— Драко еще и активировал оба, так что удар вышел усиленный. Меня отбросило и магически, и физически.

— Это костерост, — подал один из флаконов профессор. — Пейте и раздевайтесь. Надо обработать ушибы и растяжение.

Гарри поморщился, но белый керамический флакон с пробкой в виде черепа взял.

— С чем костерост не совместим знаете?

— С обезболивающим, — ответил Поттер.

— Верно, — кивнул зельевар. — Придется терпеть. Но ребра срастаются быстро. А вам будет наука.

— Да, всегда надо помнить, что твои же артефакты могут сработать против тебя же, — повздыхал мальчик. — Вы расскажете моему декану, что я бродил после отбоя?

— Нет, мистер Поттер, — внезапно усмехнулся Снейп.

— А баллы и отработка?

— Нет.

Гарри удивленно вздернул бровь.

— Но вы будете должны мне щитовой артефакт, — пояснил свою доброту мужчина, и Поттер понятливо кивнул.

— А ведь тот, кто убил единорога, тоже попал под ударную волну, — вспомнил Гарри, когда волшебник обрабатывал ему плечо густой мазью с охлаждающим эффектом.

— Не обольщайтесь, — фыркнул Снейп, — если тот человек и пострадал, то уже успел помочь себе. Завтра вы никак не сможете вычислить напавшего.

Уже в спальне, снимая мантию, Гарри нащупал в кармане привлекший его внимание пергамент, повертел с минуту в руках и сунул в тумбочку, планируя разобраться как-нибудь потом.

* * *

Северус Снейп как в воду глядел. Наутро, успокоив в дверях Большого зала Драко, Поттер внимательно осмотрел студентов и преподавателей, надеясь заметить что-то необычное, но никто не морщился от боли и не жаловался окружающим на плохое самочувствие. За завтраком отсутствовали только директор и декан Слизерина, да Квиррелл явился за минуту до ухода Гарри, но трясся и заикался не хуже, чем за день до этого.

Вынужденно признав, что убийца единорогов или хорошо прячется, или обитает не в Хогвартсе, мальчик решительно отбросил эту загадку, переключившись на подготовку к экзаменам.

* * *

Последний день экзаменов выпадал на понедельник, сдавать предстояло историю, и Гарри, уверенный в собственных знаниях, выходной день предпочел провести не в стенах школы, а на свежем воздухе. Переодевшись в обычную одежду, прихватив интересную книжку и плед, мальчик устроился в излюбленной ямке у основания менгира и счастливо улыбнулся майскому солнышку. Уже через неделю первокурсники узнают результаты экзаменов, а там и до отъезда домой рукой подать. Не придется скакать туда-сюда вместе с Тинки, соблюдать режим и ходить на уроки. Рядом будут бабушки и дедушки. Эльфы. И бабушка Вал. И бесцеремонный целитель Сметвик обещал захаживать хотя бы через день.

Представляя себе лето в Поттер-мэноре, Гарри счастливо улыбнулся и, заложив руки за голову, вытянулся на пледе. Читать расхотелось. Хотелось лежать и наслаждаться хорошей погодой.

— Я сама слышала! — нарушил идеальный момент для дремы возглас Грейнджер. — Я шла мимо и услышала, как кто-то угрожал профессору Квирреллу. Он все время повторял: «Нет, нет. Прошу вас. Только не опять…» И всхлипывал!

— Это точно был Снейп, — убежденно заявил Рон Уизли.

— Наверняка, — подхватил Симус Финниган.

— Мы должны поговорить с Хагридом, — сказала девочка. Гарри приоткрыл один глаз и огляделся. Троица гриффиндорцев, не заботясь о конспирации или чужом покое, громко переговаривалась и спускалась вниз к домику лесника. — Квиррелл… Я почти уверена, что он сдался. Нужно что-то делать!

Гарри проводил ребят взглядом и через минуту напрочь позабыл о них, наслаждаясь солнечным теплом. Но беспокойные гриффиндорцы и их идеи не оставили мальчика в покое. Уже на следующий день всего через час после экзаменов троица взлохмаченных и нервозных львов выловила Поттера во внутреннем дворе школы.

— Гарри! — возликовала Гермиона и вцепилась в рукав рейвенкловца. — Дамблдора нет в замке!

Поттер непонимающе вытаращился на девочку и тут же поплатился за свое желание прогуляться после экзамена. Гермиона, оттеснив Гарри в укромный уголок, вывалила на него все, что гриффиндорцы успели выведать за целый год. Рон поддакивал и старался дополнить историю, а Симус сопел сбоку. Опешив от количества информации, Гарри потряс головой, надеясь, что трехголовые псы, Фламели, философские камни и все остальное, о чем он не просил сообщать, само вывалится через уши, и вопросительно уставился на троицу первокурсников.

— Я правильно понимаю? Николас Фламель отдал нашему директору на хранение философский камень. Тот хранился в Гринготтсе, пока его оттуда не забрал Хагрид. Теперь камень хранится в школе под защитой, которую сотворили самые сильные учителя. Вы уверены, что декан Слизерина хочет украсть философский камень для Того-Кого-Нельзя-Называть. И весь год Снейп выведывал у профессоров и Хагрида, как обойти их защиту.

— Да, — поморщившись, закивала Гермиона.

— И каким образом это касается меня? — выдержав паузу, спросил Поттер.

— Гарри, но ведь ты герой! — воскликнула Грейнджер.

— Я говорил, что он трус и зубрила, — одновременно с ней прошипел Симус.

Поттер нахмурился и поджал губы.

— Снейп собирается украсть камень для Сам-Знаешь-Кого, — оттеснив остальных и подойдя вплотную к Гарри, выпалил Рон. — Неназываемый все это время прятался в Запретном лесу и убивал единорогов.

— Известно, что кровь единорога способна спасти жизнь, почти подарить бессмертие, но убийство единорога — ужаснейшее деяние. Тот, кто готов на это, будет проклят, — добавила Гермиона. — Кто решится на что-то подобное? Только Тот-Кого-Нельзя-Называть!

— Но ему мало крови единорогов. Заполучив камень, Сам-Знаешь-Кто сможет сварить эликсир жизни… и воскреснуть! — пугающим шепотом произнес Уизли.

Гарри вздернул бровь, глянул на каждого из гриффиндорцев по отдельности и кашлянул.

— Откуда вы взяли всю эту чушь? — спросил он. — И я не о проклятии за убийство единорога. Это правда. А вот все остальное. С чего вы взяли, что за философским камнем охотится именно профессор Снейп?

— Он был Пожирателем Смерти! — довольно громко воскликнул Рон и тут же получил негодующий взгляд от Гермионы. — И пусть его оправдали, он наверняка творил много дурного в прошлом. Как и все… они! Убивал! И магов и магглов. Вы на него посмотрите. Да по нему видно, что он злодей! Дамблдор сделал большую глупость, когда принял Снейпа на работу.

— Рон, тише, — немного нервно одернул рыжего Финниган.

— А что такое?! — возмутился Уизли. — Разве я не прав?

Гарри задумчиво склонил голову к плечу, рассматривая гриффиндорца, отмечая нездоровый блеск в глазах и вздувшуюся жилку на виске.

«Кажется, случай с зеркалом не прошел для Рональда даром», — подумал Поттер, но тут же себя одернул, припомнив, что Уизли и прежде не отличался сдержанностью.

— Гермиона? — позвал Гарри.

— Ну… в целом я согласна с Роном, — чуть поморщившись, ответила девочка. — Мы много следили за коридором на третьем этаже. И видели там, кроме студентов, только профессоров Снейпа и Квиррелла.

— И почему же вы не подозреваете Квиррелла? — уточнил Поттер.

— Я подслушала один разговор профессора ЗОТИ, — глянув на своих одноклассников, призналась Грейнджер. — Я слышала, что ему кто-то угрожал. Не мог же он сам себе угрожать, верно? И на Хэллоуин… На утро Снейп хромал. Его укусил трехголовый пес!

Гарри вздохнул и пристально глянул на каждого из троицы гриффиндорцев.

— Снейп не плохой… — начал Поттер, но его тут же перебил Уизли:

— Что? Да он самый настоящий подлец и сволочь! Летучая мышь! Слизеринский гад! Постоянно снимает баллы с Гриффиндора!

— И поэтому стал злодеем? — усмехнулся рейвенкловец.

— Он просто ждет возвращения своего хозяина! — убежденно заявил Рон. — Как и все они. Тот же Люциус Малфой спит и видит, как будет измываться над магглами. Всех этих Пожирателей надо было засадить в Азкабан. Почему некоторым удалось выкрутиться?!

— Наверное, потому что Визенгамот разбирал каждое дело отдельно, а не судил всех волшебников скопом? — предложил ответ Гарри. — Посадили тех, чья вина была доказана.

«И тех, кого очень хотели по какой-то причине посадить», — добавил Поттер про себя.

— Малфой преступник! — возмутился рыжий гриф. — Он заявил, что был под Империо. Но это ложь. Он соврал и откупился.

— Думаю, если бы Люциуса Малфоя подозревали в причинении физического вреда или убийствах, ему не удалось бы выкрутиться, — сказал Гарри спокойно.

Рейвенкловец не изучал так уж подробно дела всех волшебников, кто прошел через суды в 1981-1982 годах, но и того, что он видел, хватило для некоторых выводов. К процессам над Пожирателями Смерти было приковано слишком много внимания, а потому судьи спешили поскорее задобрить бесновавшуюся толпу. Очень многих отправили за решетку без явных улик и бесспорных доказательств вины, просто по свидетельству одного человека. Так в Азкабане оказался Сириус Блэк. И троица Лестрейнджей. И многие другие. Но если человеку нечего было предъявить кроме психологического давления и финансирования дел организации, судьи не зверствовали. Малфой, Нотт, Крэбб, Гойл и остальные отделались испугом и штрафами. За Снейпа лично вступился директор, так что зельевару даже штрафа не выписали.

— Так или иначе, Снейп ведет себя очень подозрительно. И он на самом деле злой человек, — вздернув нос, сказала Гермиона.

Гарри мысленно фыркнул, услышав это. Он многое мог бы сказать о по-настоящему злых людях.

— Гермиона, ты же читала «Властелин колец», — сказал Поттер девочке, — помнишь, когда Фродо первый раз сталкивается со Странником, то тот ему кажется опасным…

Гермиона недовольно перебила мальчика:

— Зачем мне читать что-то подобное?

Гарри сбился и удивленно замолчал.

— Что?

— О чем ты? — спросил рейвенкловец. — «Подобное»? Что ты имеешь в виду?

— Это ведь выдуманная история, не более того. Маггловская выдуманная история. Я лучше почитаю учебник! — убежденно ответила девочка.

Гарри чуть обиделся за любимого автора, вздохнул и попробовал снова:

— Ну… возможно, твои родители по телевизору смотрят фильмы или сериалы? Что-то детективное? Знаешь, в сериалах следователи часто разыгрывают схему «Хороший полицейский, плохой полицейский»…

— Моим родителям есть, чем заняться, — бросила девочка презрительно.

— К чему ты все это говоришь? — влез в разговор Симус.

— Ладно, — недовольно ответил Поттер. — Я просто хотел на примере показать, что если кто-то похож на злого волшебника, говорит как злой волшебник, одевается как злой волшебник и даже смотрит как злой волшебник, то это совсем не обязательно злой волшебник. Серийный убийца и маньяк может казаться приятнейшим человеком, выращивающим цветочки и угощающим всех соседей пирожными, а хмурый и неприятный в общении человек окажется просто замкнутым, но безобидным гражданином. — Гарри вздохнул, видя недовольство на лицах ребят. — Не нужно приписывать профессору того, чего нет. Да, он строгий. И ему бы преподавать нескольким ученикам, желающим стать зельеварами, а не школьникам. Но он не плохой человек.

Симус недовольно что-то прошипел, а потом брякнул:

— Слизеринский подпевала!

— Ты у змея в любимчиках ходишь, — подхватил Уизли. — Конечно, ты будешь его защищать. А он просто затаился и ждет, когда можно будет воспользоваться случаем!

— Десять лет? — с презрительной усмешкой уточнил Гарри. Слова Финнигана его задели. — Долго же он выжидает.

— Но, Гарри, ты не наблюдал за профессором, как мы, — как можно миролюбивее произнесла Гермиона. — Как ты объяснишь то, что профессор Снейп постоянно крутится рядом с коридором?

— Ну… — состроил задумчивый вид Поттер, а потом издевательски усмехнулся. — Он следит, чтобы таких умников, как вы, не сожрал цербер? По первокурснику на голову. И обрывков мантий не останется!

Грейнджер вздрогнула, но решительно продолжила:

— Но, Гарри, ребята правы. Профессор — самый подозрительный человек в школе.

«Самый подозрительный человек здесь — Дамблдор. Он одевается как Санта и всех угощает конфетками. Прям как добренький дяденька из фургона…» — мысленно ответил ей рейвенкловец, а вслух сказал:

— Гермиона, профессор был оправдан много лет назад. И как бы подозрительно он ни выглядел, он все еще работает в Хогвартсе. Если бы к нему были какие-то вопросы, то, уверен, уж за десять лет родители студентов смогли бы добиться его увольнения. Вот… Рон, у тебя ведь два брата уже окончили школу. Трое учатся…

— И что? — насупился Уизли.

— Если бы твои родители опасались за вас, вряд ли бы одного за другим отправляли в Хогвартс сыновей.

— Да много кого оправдали! — возмутился рыжий гриф. — И что с того? Тот же Каркаров стал аж директором Дурмстранга! Это не делает его хорошим парнем.

— Ты не путай директора с зельеваром, — ответил ему Поттер.

— Ты о чем? — спросила Гермиона.

Гарри обвел всех троих взглядом, увидел полное непонимание и удивленно вздернул брови.

— Вы чего? — спросил он. — Не понимаете?

— Что не понимаем? — уточнил Симус.

— Назначение директором и назначение школьным зельеваром не одно и то же. В Хогвартсе нет отдельной должности изготовителя лекарств для Больничного крыла. Мадам Помфри сама варит только некоторые, все остальное поставляет профессор Снейп, — сказал Гарри. — И он варит настолько хорошие лечебные зелья, что даже целители из Мунго хотели бы с ним сотрудничать.

— И что такого? — непонимающе дернул плечом Рональд. — Ну мешает Снейп всякую бурду лучше других, ну и что?

Гарри пристально посмотрел на Грейнджер, но и она выглядела озадаченной.

— Помните первое занятие и приветственную речь учителя? — задал вороненок наводящий вопрос. — «Глупое махание волшебной палочкой…» Думаете, это просто слова? Нет. Зельеварение не просто сложная наука, хотя казалось бы, нужно просто смешать определенные компоненты в определенной последовательности! Но ни обычный человек, ни сквиб не смогут сварить даже самое простое зелье. А все потому, что одним из компонентов, входящим в любое зелье, но не озвучиваемым на уроках, является магическая сила. При варке мы все вкладываем в зелье крошечную частичку своей энергии, без которой все волшебные процессы превращения просто не произойдут. Невилл вечно волнуется и не только может сыпануть что-то не то в котел, но и банально влить много энергии. У тебя, Симус, сила течет неравномерно и при колдовстве волшебной палочкой, так что неудивительно, что и с зельями сложно. Но сложные целебные зелья требуют гораздо больше, чем просто капля магии. Много-много веков назад волшебники уже подметили одну закономерность, которую выразили в пословице: целитель может сварить и яд, а отравитель за что ни возьмется, а все равно яд выйдет. Раньше не было специализации в зельеварении, все зельевары делились на тех, кто варит безвредное и лечебное, и тех, кто специализируется только на ядах.

— И что все это значит? — нахмурился Уизли.

— В прежние времена целители сами готовили лекарства. И никто не сомневался в нейтральности человека, из чьих рук получил фиал с зельем. Но потом учредили Гильдию, появились мастера зельеварения, которые не лечат, а только готовят лекарства. Но до сих пор считается, что только маг, руки которого не обагрены кровью убитых им людей, способен варить сложные целебные зелья. И те на самом деле помогут, — ответил Гарри. — Будто сама магия волшебника меняется, если он не спасает, а отнимает жизнь, душа раскалывается, а лекарства — суть добро и свет.

— И это правда? — уточнила Грейнджер.

Гарри лишь философски пожал плечами и, чуть наклонившись вперед, прошептал:

— Кто знает? Не так уж много желающих проверять. Не думаю, что Тот-Кого-Нельзя-Называть или Дамблдор искали ответ на этот вопрос, что уж про обычных обывателей говорить.

Несколько секунд троица гриффиндорцев пребывала в задумчивости, а потом Уизли нервно дернул плечом и отмахнулся:

— Чушь это. Ты все выдумал.

Гарри не стал переубеждать рыжика.

— Меня больше другое интересует, — сказал Поттер после небольшой паузы. — С чего вы вообще решили, что во всей этой истории не обошлось без Сами-Знаете-Кого?

— А кому еще мог понадобиться философский камень? — удивилась Гермиона. — И кто мог пойти на убийство единорогов ради бессмертия?

Гарри пожал плечами. Он не знал никого подходящего, но это не означало, что в магическом мире нет безумцев, готовых на все. Даже на самое ужасное преступление.

— Сам директор Дамблдор сказал, что Тот-Кого-Нельзя-Называть не умер, а только исчез, — напомнил Рональд. — И Метки Пожирателей не пропали в 1981 году. Значит, Сами-Знаете-Кто жив. Просто он слишком слаб. И все эти годы искал способ вернуться.

— И тут так удачно появился философский камень… — почти себе под нос произнес Гарри.

— Что? — переспросил Симус.

— Философский камень, — сказал рейвенкловец. — Уникальное вещество. Бесценное, можно сказать. Но Николас Фламель доверил камень Дамблдору? А Дамблдор не только поручил забрать столь ценную вещь Хагриду, но после не спрятал тихонько в каком-нибудь тайничке с экранирующими чарами, а просто-таки выставил на всеобщее обозрение. Разве что стрелочку мигающую не подвесил, мол, смотрите, вот он, редкий предмет, ради которого все авантюристы мира готовы поубивать друг друга.

Гриффиндорцы переглянулись, и вид у них был такой, что Гарри растерял интерес к разговору и не стал сообщать ребятам свои предположения о подлинности находящегося в школе философского камня.

— Так к чему вы все это мне рассказали? — уточнил Поттер.

— Ну как?! — опешила Грейнджер. — Ты ведь понимаешь, что если Тот-Кого-Нельзя-Называть заполучит философский камень, он вернется!

— И?

— Но, Гарри! Ты же герой, спасший всех много лет назад…

— Так! — перебил девочку Поттер и поморщился. — Если ты сейчас мне начнешь рассказывать, что я кому-то что-то должен… Убить монстра, спасти прекрасную деву, выдержать все испытания и… далее по списку каких-то мифических подвигов, приписываемых всем героям и мне в частности, то… просто остановись.

— Что?

— Десять лет назад один злодей пришел в мой дом и убил моих родителей, — жестко сказал Гарри. — Моего отца. Мою мать. Если кто и герои, то мои родители. Они оказались достаточно смелыми, чтобы до конца защищать меня. Я же не герой. Я сирота, потерявший маму и папу до того, как произнес свое первое слово. И я все еще ребенок. Если кто-то кому-то что-то и должен, то это государство мне, а не наоборот. Защищать детей от монстров — обязанность взрослых. Если вы подозреваете кого-то в планировании преступления, то вам нужно к директору Дамблдору, как руководителю школы, к его заместителю…

— Но директора нет в Хогвартсе, а профессор МакГонаналл велела нам не лезть в это! — перебила Гермиона.

— Тогда обратитесь в Аврорат, — спокойно ответил ей Гарри.

— Авроры нам не поверят, — убежденно заявил Симус.

— А к тому времени, как кто-нибудь явится, философский камень уже украдут, — почти простонал Уизли.

— Вы так переживаете, будто это ваша личная собственность, — усмехнулся рейвенкловец. — Как по мне, так это Николасу Фламелю стоит переживать, что он доверился не тому человеку.

Решив, что разговор окончен, Поттер развернулся и ушел. И он не видел, какими гневными взглядами его прожигали гриффиндорцы. И как задумчиво смотрел ему в спину притаившийся в тени открытой галереи Северус Снейп.

— Вот и прошел еще один год, — поднявшись со своего места и дождавшись тишины, начал свою прощальную речь директор. Из-за событий, о которых учителя не рассказывали, но все студенты, конечно, знали, празднование окончания года вынужденно перенесли на несколько дней, но никто не роптал — в зале царило радостное предвкушение скорой встречи с родными. — И, как я понимаю, пора вручить Кубок школы лучшему факультету.

Все замерли, кто-то даже затаил дыхание. Гермиона с грустью осмотрелась.

— Места по набранным очкам: на четвертом месте Гриффиндор — 312 очков.

Девочка печально вздохнула и вяло похлопала. Она так старалась набрать баллы, но трое из четверых Уизли всячески этому мешали. А в последние дни гриффиндорка и вовсе забыла о школьном соревновании.

— На третьем Хаффлпафф — 352 очка, — продолжал тем временем директор.

Барсуки хлопали так радостно, будто завоевали первое место.

— На втором месте Рейвенкло — 426 очков, — провозгласил Дамблдор, — а первое место, набрав 472 очка, занял Слизерин.

Стол змей взорвался криками и аплодисментами.

«Мало того, что мы проиграли абсолютно всем, так еще и змеи на первом месте!» — мысленно простонала девочка.

— Да, отлично, Слизерин. Отлично, — прервал ликование серебристо-зеленых директор. — Однако… надо принять во внимание и самые последние события.

Зал замер в недоумении.

— И я должен наградить некоторых последними призовыми очками, — с улыбкой произнес Альбус Дамблдор, после чего взглянул на стол Гриффиндора.

Гермиона невольно затаила дыхание.

— Мисс Гермиона Грейнджер, за умение мыслить хладнокровно, спасая других от смертельной опасности, получает 50 очков, — озвучил свое решение директор, и на зал упала полнейшая тишина.

Гермиона сидела, как громом пораженная. Ничего такого она не ожидала. Когда десять дней назад Альбус Дамблдор навестил мисс Грейнджер в Больничном крыле, он лишь выслушал ее подробный рассказ и сдержанно похвалил, прежде чем удалиться за ширму, где причитала над младшим сыном миссис Уизли.

— Далее, мистеру Рональду Уизли, за лучшую игру в шахматы в Хогвартсе за очень много лет, 50 очков.

Рона в зале не было. Вот уже много дней рыжий гриффиндорец проходил лечение в Мунго, куда его отправила мадам Помфри, игнорируя доводы директора.

— И, наконец… мистеру Симусу Финнигану, за его невероятную выдержку и поразительное мужество, я присуждаю Гриффиндору 50 очков.

Симус, до этого сидевший среди других первокурсников с кислым лицом, пораженно воскликнул. Лаванда весело рассмеялась, но секундой позже перепуганно пискнула и отшатнулась от вида тлеющих бровей и челки гриффиндорского поджигателя.

— У нас только на десять очков меньше, чем у Слизерина! — радостно сообщила всему столу Гермиона, быстро сложив в уме.

— И если я все правильно подсчитал, то по итогу Гриффиндор занимает второе место, сдвинув Хаффлпафф на четвертое, а Рейвенкло на третье. Поздравляю, Гриффиндор! Ну а Кубок школы получает, как я уже говорил, Слизерин!

По хлопку Дамблдора флаги над факультетскими столами окрасились в зеленый с изображением змеи, но слизеринцы уже не ликовали, они хмуро таращились на торжествующих гриффиндорцев.

— Второе место! Второе! Совсем неплохо, — радостно воскликнул Перси Уизли, оглядывая стол львов.

Гермиона согласно кивнула и с чувством собственного превосходства оглянулась на воронов, ожидая увидеть обиду Гарри Поттера, факультет которого они с Роном и Симусом всего за один вечер отодвинули ниже по рейтингу, проявив свою храбрость и смекалку. Ей так хотелось сообщить рейвенкловцу, что он сам виноват в этом проигрыше. Но Гарри довольно улыбался и что-то обсуждал с сокурсниками. Да и по остальным воронам не было видно, что их как-то задело произошедшее. Поджав губы, девочка взглянула на директора и успокоилась, видя его лукавую добрую улыбку.

В честь праздника на стол подали бисквиты с кремом и джемом, воздушные кексики с тыквой, черникой и колотым шоколадом, вазочки со всевозможным мороженым и большие кувшины с лимонадом и яблочным соком.

Уже в самом конце ужина к Гермионе подошла декан и уточнила:

— Мисс Грейнджер?

— Да, профессор МакГонагалл.

— После ужина идите в кабинет директора. Для входа нужно сказать горгулье «Леденцовые тросточки».

— Да, мэм.

Девочка понятливо кивнула и проследила за дальнейшими передвижениями волшебницы. Та направилась к столу Рейвенкло, а после — Слизерина. Гермиона кивнула сама себе, видя, что кроме нее у МакГонагалл состоялась короткая беседа с Поттером и Малфоем.

У входа в башню директора Грейнджер притормозила, пропуская вперед профессоров Флитвика и Снейпа и пытаясь услышать тихий разговор Гарри и Драко. Мальчики вели себя сдержанно и совершенно не нервничали, что лишь раззадорило Гермиону. После того, как Поттер высмеял ее и ребят с Гриффиндора, а они, настоящие львы, смогли и без Героя защитить честь школы и Дамблдора, девочка чувствовала собственное превосходство над этими первокурсниками. Особенно над Поттером. Тот оказался трусом и нытиком. Прав был Симус.

В кабинете их всех уже ждали директор и МакГонагалл. Перед столом Дамблдора полукругом разместились удобные кресла. Гермиона села рядом с деканом и чинно сложила ладони на колени поверх идеально выглаженной плиссированной юбки.

— Я рад, что все смогли так быстро подняться. Надеюсь, мистер Поттер и мистер Малфой уже собрали свои вещи? — начал разговор директор. — Боюсь, разговор может затянуться, а утром все отправятся по домам сразу после завтрака.

Мальчики ответили положительно, и директор мягко улыбнулся.

— В чем дело, Альбус? — уточнил Флитвик. — Минерва ничего мне не объяснила.

— Сейчас во всем разберемся, — заверил пожилой чародей и перевел взгляд на Гермиону. — Несколько дней назад у меня состоялся весьма интересный разговор с мисс Грейнджер. Из него я узнал кое-что весьма для меня неприятное. Гермиона, девочка моя, можешь вкратце пересказать то, что сообщила мне во время нашей беседы? О мистере Поттере.

— Да, профессор Дамблдор… — ответила девочка с небольшой запинкой и села очень прямо. — Я рассказала вам о том, что Гарри Поттер весь семестр торговал в школе артефактами, хотя по правилам подобное запрещено.

МакГонагалл, услышав слова Гермионы, хмуро уставилась на Поттера и неодобрительно поджала губы.

— Знаю, что должна была сообщить об этом раньше, но…

— Все хорошо, моя девочка, — успокоил директор. — Продолжай.

— И я знаю, что Поттер сделал один из артефактов для Драко Малфоя. Я сама видела, как при помощи кольца с функциями порт-ключа, он перемещался на платформе 9 и ¾. И я подозреваю, что этим артефактом Малфой пользуется и в Хогвартсе.

Договорив, Гермиона взглянула на мальчишек и профессоров. Малфой хотел что-то возмущенно сказать, но был остановлен жестом своего декана. А вот Гарри выглядел совершенно спокойным. Особенно на фоне профессора Флитвика. Декан Рейвенкло больше не излучал добродушие, он смотрел на гриффиндорку с таким откровенным разочарованием, что девочка стушевалась и отвела взгляд. Но потом одернула себя и решительно вздернула подбородок повыше.

— Мне жаль, что эта беседа происходит только сейчас, в конце года, — привлек общее внимание Дамблдор, — но рад, что правда открылась. Думаю, мы обсудим каждую проблему по очереди… Гарри, мальчик мой, ты хочешь что-то сказать в свое оправдание? Незнание правил…

Поттер поморщился, но прежде, чем он произнес хоть слово, директора перебил явно разгневанный Филиус Флитвик:

— Альбус, позволишь?

— Да, конечно, — миролюбиво улыбнулся великий светлый волшебник.

— Начну с того, что я очень разочарован в вас, мисс Грейнджер. Вот для чего гриффиндорцам нужна их храбрость? — припечатал маленький профессор и дернул плечом, когда декан Гриффиндора возмущенно вскрикнула. — Вы не обратились к мистеру Поттеру за разъяснениями, не пришли со своими предположениями ко мне. Вы вынудили нас всех собраться здесь, в кабинете директора. И вы на столь высоком уровне обвинили студента другого факультета в нарушении правил.

Никогда прежде Филиус Флитвик не разговаривал с ней подобным образом и не смотрел так жестко. Будь это студент, даже выпускник, Гермиона не испугалась бы, не вжала голову в плечи, ответила бы хоть что-то, но под взглядом преподавателя чар откинулась на спинку кресла, желая оказаться от Флитвика как можно дальше.

— Филиус! — попыталась одернуть мага МакГонагалл. — Рассказать о проблеме — хороший поступок.

— В таком случае, профессор МакГонагалл, почему Гермиона Грейнджер рассказала что-то обо мне, Малфое, но, похоже, не упомянула, что студенты вашего факультета, близнецы Уизли, готовят, проверяют на софакультетниках, используют сами и продают другим некие… как они это называют… приколы? — тихо произнес Гарри Поттер, выделяя некоторые слова явной ехидцей в голосе. — Это ведь тоже нарушение правил. Более того, эти третьекурсники подвергают опасности других студентов, готовя непроверенные зелья в антисанитарных условиях без присмотра более опытного мага.

МакГонагалл возмущенно раздула ноздри и сухо ответила:

— Беспочвенные обвинения без каких-либо доказательств…

— Будто Грейнджер может что-то доказать? — фыркнул Драко Малфой.

Гермиона задохнулась и прошипела:

— Малфой…

— Иметь порт-ключ не запрещено, — вступил молчавший до этого профессор Снейп.

— Давайте все же по порядку, — подняв вверх ладонь, предложил Дамблдор. — И да, мистер и мистер Уизли…

— Их тайная лаборатория находится на шестом этаже в классе, где когда-то преподавали артефакторику, — тихо, но отчетливо сказал Поттер. Гермиона видела, как блеснули глаза Снейпа. Тот явно не собирался оставить это дело без внимания. — Над входом они вырезали несколько рун для отвлечения внимания, но те работают криво… А в классе нет ни системы вентиляции, ни защиты.

Директор откашлялся и сказал:

— Так вот, по поводу артефактов. Это все очень серьезно.

— Ничего серьезного, — спокойно ответил Флитвик. — Еще в начале семестра ко мне подошел мистер Поттер и рассказал о своей задумке. Так что я знаю обо всем, что происходило эти месяцы.

— И молчал, Филиус? — возмутилась МакГонагалл.

— Я тоже все знал. Как и Спраут, — заметил Снейп с усмешкой. — Если ты не знаешь, то это говорит лишь о том, что пропагандируемая дружба факультетов в Хогвартсе работает очень криво. К мистеру Поттеру обращались студенты всех факультетов, кроме Гриффиндора.

— Именно, — подхватил профессор чар. — Гарри обсудил со мной детали и варианты. Показал свои схемы, выкладки и интересные решения по каждой задаче, хотя, надо сказать, для его практики, как будущего артефактора, разнообразие было не таким уж и большим. В основном Гарри работал с согревающими чарами.

— Вот как? — сдержанно произнес директор. — Но это ведь не отменяет факта продажи…

— Мистер Поттер не продал ни одного артефакта, — окончательно взяв себя в руки, сказал Филиус Флитвик.

— Но я видела! — возмутилась Гермиона.

— Что именно вы видели, мисс Грейнджер? — потребовала ответа декан Гриффиндора.

— Я видела, как Гарри передавал разным студентам какую-то тетрадь, а они потом в ней писали, — стараясь ничем не выдать вдруг возникшую неуверенность, стала рассказывать Гермиона. — Видимо, это была тетрадь с протеевыми чарами. Ну а после Гарри передавал этим студентам свертки.

— И что же это доказывает? — фыркнул Малфой, но ничего более не добавил под грозным взглядом Снейпа.

— Вы не упомянули, чтобы Поттер взамен получал что-то от студентов, мисс Грейнджер, — сухо отметил зельевар.

Девочка смутилась, сообразив, на что намекает преподаватель, но решила не признавать этого и заявила:

— Я ведь не слежу за Гарри! Да, я не видела, чтобы ему передавали оплату, но это точно было.

Снейп тихо фыркнул, а Филиус Флитвик, покачав головой, сказал:

— Мой студент не получал оплату за свой труд.

— Как это? — вздернула бровь МакГонагалл.

— Да, студенты брали тетрадь для общения. Это позволило обсудить детали без свидетелей… — начал объяснять декан Рейвенкло.

— Зачем делать это тайно? — возмутилась Гермиона.

— Изготовление артефакта, мисс Грейнджер, весьма интимное дело, — назидательно ответил девочке Северус Снейп.

— Это почему же? Что в этом такого? — нахмурилась гриффиндорка.

— Так принято, Грейнджер, — кривя губы в гадкой усмешке, сказал Малфой. — С целителями и артефакторами все дела решаются за закрытыми дверями. Думаешь, тебе самой будет приятно, если посторонние узнают о твоих слабостях? Болезнях? Бедности?

— Базовые артефакты с одной функцией не требуют каких-то специальных материалов, — кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание, решил пояснить Гарри. — Но для некоторых возникли трудности с покупкой даже недорогих металлов и камней. Так что больше половины итоговых изделий — работа с имеющейся у владельцев бижутерией и драгоценностями. Лишь малая часть — изготовление с нуля. Но и тут в большинстве случаев использовалось что-то бюджетное: латунь, серебро, арабское золото…

— Арабское золото? — уточнила Минерва МакГонагалл.

— Его еще называют дубайским, — ответил мальчик. — Но гоблины, занимающиеся его поставками и продажей, называют чаще арабским. Это специальный сплав, внешне имитирующий золото. Состав сплава может разниться, но чаще всего это латунь, медь, бериллиевая бронза и небольшое количество золота. Внешне арабское золото может быть чуть более оранжевым, чем золото высокой пробы.

— Ну и ты не использовал драгоценные камни? — припомнил профессор чар.

— Лишь один раз, для кольца, — пожал плечами Поттер. — Но поделочные и полудрагоценные камни выглядят не хуже, а для накопителей некоторые годятся даже лучше.

— И что же, никакой оплаты за труд? — сверкая глазами из-за очков-половинок, уточнил директор.

Гарри пожал плечами и ответил:

— Как сказать. Я помню о правилах. Но хотя бы моральное удовлетворение необходимо любому человеку, так что…

— Я же говорила! — воскликнула Гермиона.

— Я просил студентов сделать пожертвования в фонд Св. Мунго, — закончил говорить Поттер. — Конкретная сумма ни разу не оговаривалась. И подтверждения я не просил.

— Значит, может так случится, что никто ничего и не отправил, — задумчиво произнес Дамблдор.

— Гиппократ Сметвик, как распорядитель данной частью фонда, известил меня о получении нескольких взносов, — ответил Флитвик.

— Вот как? — удивленно пробормотал директор. — Видимо, дети упомянули, что это договоренность с твоим студентом, Филиус…

Гермиона нахмурилась. Все обернулось совсем не так, как она рассчитывала. Кто же мог знать, что Поттер устроит все именно так?

— Значит, мой мальчик, ты делаешь благое дело? — спустив очки на кончик носа и глянув на рейвенкловца, улыбнулся директор. — Похвально.

— А как же порт-ключ? — сжав кулачки, напомнила об еще одной проблеме Гермиона.

— Даже если у меня и есть порт-ключ, то каким образом это тебя касается, Грейнджер? — ощетинился Малфой. — По закону любой маг любого возраста имеет право владеть и использовать любой артефакт из незапрещенных.

— Верно, мистер Малфой, — согласился Дамблдор, но тут же вкрадчиво уточнил: — Но, как я понимаю, данный артефакт сделан первокурсником? Кто может гарантировать, что он изготовлен верно? Думаю, будет лучше, если вы передадите эту вещь мне для проверки… — Драко возмущенно засопел и с ненавистью глянул на Гермиону. Да так, что она дернулась, как от пощечины. — Это раз. И к вопросу об использовании… Вы смогли воспользоваться порт-ключом на территории Хогвартса?

— Всем известно, что на территории школы нельзя аппарировать, — заметил Поттер.

— Но Малфой сам заявил, что использовал твой артефакт дома, где есть антиаппарационный купол! — воскликнула Гермиона.

— Ох… — услышала девочка потрясенный вздох декана. — Мисс Грейнджер, откуда вам это известно?

— Я… я слышала, — начала было гриффиндорка, повернувшись к декану, но тут же сбилась, увидев искривленные в недовольстве губы волшебницы, — в… в поезде. После зимних каникул.

— К вашему сведению, мисс Грейнджер, даже если мистер Малфой озвучил эти сведения при вас… хотя я больше поверю, что вы, как обычно, просто сунули свой нос не в свое дело, — вкрадчиво произнес Северус Снейп, сверля девочку тяжелым взглядом, — никто не давал вам право выносить личные дела чужой семьи на всеобщее обозрение. Вам стоит не таиться по углам, в компании Финнигана и Уизли, выслеживая учеников и преподавателей, и не по запретным коридорам шататься, получая награду за нарушение правил, а перестать бездумно заучивать книги и разобраться с тем, что именно в них написано!

Гермиона едва усидела в кресле. На глазах девочки навернулись слезы. Ей хотелось вскочить и убежать.

— Ну-ну, Северус, — прерывая возникшую тягостную паузу, миролюбиво произнес директор, — зачем же так? Ты пугаешь девочку.

— Попробуй такую напугай, — проворчал декан Слизерина едва слышно.

У Гермионы в ушах стучала кровь, но фразу она уловила и тут же еще сильнее разрыдалась. Но в этот раз Поттер не трансфигурировал для нее платок из пуговицы. Наоборот, вороненок смотрел на нее хмуро и печально. Так он не смотрел на нее даже в тот раз, когда гриффиндорцы уговаривали его на вылазку в запретный коридор. Грейнджер с ужасом осознала, что прямо здесь и сейчас испортила мнение о себе сразу у трех преподавателей и двух студентов. И если Малфой мало ее интересовал, то вот все остальные…

«Тогда, в лазарете, идея признаться директору выглядела иначе! — сама себе пожаловалась гриффиндорка. — Я ведь просто хотела как лучше!»

«Ты была зла на Поттера и хотела отомстить, — поправил ее внутренний голос. — Себе-то не ври».

— Не стоит винить мисс Грейнджер, она просто проявила сознательность, — сказал верховный чародей. — Могли пострадать дети. Ведь так, девочка моя?

Гермиона согласно закивала.

— Значит, ты поступила верно, — успокоил ее директор. — Думаю, до отправления поезда времени хватит, чтобы собрать все изготовленные Гарри артефакты. Уверен, все поймут, что это для их же блага. Я верну вещи осенью, если не обнаружу ошибок.

С этими словами Дамблдор уставился на Драко Малфоя, но тот и не подумал отдавать кольцо. Наоборот, слизеринец ответил директору хмурым взглядом исподлобья и накрыл порт-ключ другой рукой.

— Простите, директор Дамблдор, а у вас есть мастерство в артефакторике? — совершенно спокойно спросил Гарри Поттер, вызвав короткую вспышку негодования у хозяина круглого кабинета, тут же сменившуюся мягкой улыбкой.

— Нет, Гарри, — ответил пожилой волшебник. — Но, думаю, у меня хватит навыков, чтобы разобраться.

— Да? — с интересом уточнил мальчик и вдруг радостно улыбнулся в ответ. — Значит, вы умеете читать магическую подпись на артефактах? И умеете разбирать структурную схему? Можете по этапам воссоздать процесс изготовления и удостовериться, что ни на одном из шагов не была допущена ошибка?

Директор чуть растерялся, но быстро собрался.

— Я живу на свете очень долго, мальчик мой. В моем окружении было и есть много мастеров в разных областях. Невольно учишься у них кое-чему…

— Магическая подпись? — оттягивая на себя внимание, спросил Малфой. — Ты про печать-клеймо?

— Нет, что ты! — улыбнулся Поттер светлой улыбкой и его глаза вспыхнули. — Это немного другое. Клеймо можно подменить, стереть. Магическая печать — подпись артефактора прямо в схеме плетения. Например…

Он огляделся, явно ища предмет, на котором можно объяснить наглядно, уставился на директора, а потом сделал резкий пасс рукой, будто ловил летящий ему в лицо теннисный мяч. В тот же миг очки Дамблдора сорвались с его носа и очутились в руках Поттера.

— Мистер Пот… — в полном возмущении начала МакГонагалл. И Гермиона была готова ее поддержать.

— Очень интересно! — перебил обеих рейвенкловец, каким-то непонятным для гриффиндорки образом подвешивая очки в воздухе и щелчком пальцев заставляя их крутиться вдоль невидимой оси.

— Возмутительно! Гарри! — вскричали декан и студентка Гриффиндора, но мальчик не обратил на них внимания.

Вместо этого Поттер вытащил тонкую серебристую палочку из кармана жилета и выписал в воздухе сложную фигуру, беззвучно что-то проговаривая. И в тот же миг вокруг очков в разных плоскостях начали вращаться спирали синего, зеленого, алого и фиолетового цветов, вдоль которых мелькали буквы, руны и цифры.

— Для наглядности, — сам себе шепнул мальчик и снова стал махать металлической палочкой. — Мне пока не все удается с магической подписью, но это основа основ. Ни один мастер или подмастерье не оставляет свое изделие без такой подписи.

После манипуляций Поттера мелькающий текст сам собой скомпоновался в небольшую ярко-фиолетовую надпись в облаке серебристого газа. Теперь все собравшиеся могли прочесть содержание подписи. И, сделав это, преподаватели разом уставились на затаившегося в своем кресле Дамблдора.

Тот, видя внимание к себе, выхватил палочку и развеял надпись. Потом попытался призвать очки при помощи Акцио, но те продолжали висеть в воздухе.

— 1941-й? — ни к кому не обращаясь, спросил Драко Малфой. — Мастер Ф. М. Лаконте? По заказу Д. Уоррена для М. Уоррен? Два зачарованных стекла диаметром 1,8 дюйма с чарами… Что это такое?

— Уоррен? — задушено переспросила Минерва МакГонагалл. — Уоррен?

— Гарри, — Драко дернул Поттера за рукав, видя, что взрослые не собираются ничего объяснять. Флитвик и Снейп хмурились, будто что-то вспоминая, а МакГонагалл таращилась на Дамблдора полными неверия глазами.

— Если я ничего не путаю, то… В 1941 году знаменитый итальянский магистр артефакторики Филиппо Лаконте по заказу мистера Уоррена изготовил зачарованные стекла для очков… М.? Это же Миртл, да? Миртл Уоррен, — начал вороненок шепотом, но в тишине кабинета, нарушаемой лишь мягким жужжанием всевозможных приборов, его слова звучали более чем отчетливо. — Судя по описанию, Миртл Уоррен родилась с весьма редкой, но неопасной магической болезнью. Волшебница, при собственной повышенной эмоциональности, не могла разобраться в тех чувствах, которые демонстрировали окружающие. Очки должны были и отсекать часть эмоций девушки, и позволить ей читать поверхностные мысли окружающих. Весьма сложные чары… И несовместимы с защитой от повреждения. Легко разбить одно или оба стекла… Но стекла зачаровывались по отдельности и таким образом, что разделение пополам лишь незначительно повредит плетение. Побочным эффектом может быть искрение рассеченных узлов, прорывающееся в видимый спектр в моменты наиболее активного использования артефакта…

— Уоррен был министерским работником, — припомнил Флитвик, перебивая Поттера. — Он погиб в начале 1941-го, через полгода после поступления дочери в Хогвартс. Я помню Миртл. Она всегда была очень нервной девочкой… И помню, как она упоминала, что отец обещал как-то помочь с ее проблемой.

— Но он погиб, а через пару лет не стало и самой Миртл, — продолжил за профессора Гарри. — Но заказ был выполнен. Видимо, мистер Уоррен внес оплату заранее…

— Но я не помню, чтобы моей студентке стало легче на ее втором курсе, — произнес профессор Флитвик, пристально глядя на Альбуса Дамблдора. — Наоборот, ее стали только больше травить.

— Плакса Миртл! — невольно воскликнула Гермиона. — Она же призрак из туалета на втором этаже.

— Интересно, что она единственный призрак в Хогвартсе, кто не может нормально перемещаться по школе, — будто себе, но услышали все, сказал Гарри. — Она будто заперта в туалете, а если и может его покинуть, то только с водой… По трубам.

— Мистер Поттер, мистер Малфой, мисс Грейнджер, — отрывисто произнес декан Слизерина, — вы свободны. Далее ваша помощь не требуется.

Никто из студентов не решился перечить, видя, какое напряжение повисло между директором и тремя деканами. Дети тихо направились к выходу.

Выйдя из владений Дамблдора, Гарри скривился, ухватил гриффиндорку за предплечье и повел в ближайший пустой класс. Гермиона возмущалась и пыталась вырвать руку из захвата, но у нее ничего не вышло. В аудитории Поттер подтолкнул девочку вперед, она по инерции сделала несколько шагов и очутилась в центре комнаты. И тут же ощутила себя неуютно под пронизывающим взглядом зеленых глаз. Следом в класс вошел Малфой, и Гермионе стало совсем не по себе.

— И чего ты добивалась, Грейнджер? — сложив руки на груди и прищурившись, тихо уточнил рейвенкловец.

Отныне и впредь он будет называть гриффиндорку исключительно по фамилии. Как знакомую, но не друга. Под конец года стало ясно, кто и чего стоит. Будь Гарри забитым мальчиком, готовым на все, чтобы иметь друзей, он бы, возможно, простил Грейнджер. Поттеру было плевать на репутацию семьи, происхождение, отношение к другим. Но вот предательства в отношении себя не простил бы никогда.

Гермиона растерянно молчала. Похоже, у нее впервые не было ответа на поставленный вопрос.

— Ты была в курсе с самого начала, но никому не сказала. А приберегла столь хороший козырь на будущее, — глядя на кудрявую девочку в упор, рассуждал брюнет. — И использовала именно тогда, когда появился отличный момент для мести.

Гермиона открыла рот и выпалила:

— Не придумывай! Я надеялась, что ты сам одумаешься. Но год подошел к концу, а ты продолжал заниматься чем угодно, но не учебой.

Гарри лишь фыркнул.

— В начале семестра я, в случае твоих обоснованных претензий, получил бы просто штраф и душевный разговор с деканом. И даже сейчас, пойди ты к профессору чар, выяснение правды заняло бы гораздо меньше времени и сил.

— Дура ты, Грейнджер, — перевел слова рейвенкловца Драко.

— Что? Да как ты смеешь?! — возмутилась девочка и глянула на Поттера, но тот не спешил за нее заступиться. И Гермиона вдруг отчетливо осознала, что и не заступится.

— Смею. Потому что это правда, — припечатал слизеринец.

Гриффиндорка попыталась ответить, но блондин перебил ее сразу после возгласа «Малфой!»:

— Мне даже жаль тебя. К моменту, когда поезд доберется до Лондона, все студенты и учителя будут знать о твой выходке.

— Я поступила правильно! — заявила девочка, вздернув нос.

— И в чем же ты права? — фыркнул Драко. — Ты голословно обвинила Поттера. И меня.

— А если бы…

— Если бы он или я были гриффиндорцами, то, вероятно, ты могла оказаться права, но мы не гриффиндорцы, — покосившись на Гарри, припечатал Малфой. — И ладно бы ты рассказала своему декану. Или моему декану. Или профессору Флитвику. Но ты сказала о своих подозрениях Дамблдору, а тот устроил все это представление… Ты хоть понимаешь, как это унизительно?

— Что унизительно? — удивилась Грейнджер.

— Подобное разбирательство, — ответил Драко. — Любой студент примерит ситуацию на себя…

Гермиона непонимающе нахмурилась.

— Никто не любит доносчиков, Грейнджер, — пояснил ей слизеринец. — В львятнике, вероятно, подобное поведение — норма. Не зря вас не львами и не грифонами за глаза называют, а шакалами!

Гермиона возмущенно вскрикнула, а Гарри чуть хмуро глянул на блондина. Тот поджал губы, но продолжил уже не так жестко:

— Доносчиков никто не любит. Особенно, если обвиняют без доказательств. И делает это магглокровка. Так что учти, Грейнджер, в следующем году тебе здесь будет тяжелее. Кто будет с тобой дружить, если ты даже знакомого можешь подставить?

— Ну и что! — помолчав секунду, решительно ответила девочка. — И что? Хогвартс — это только семь лет. Просто школа. Мне не так уж нужны здесь друзья. Я могу и без них.

Договорив, Гермиона хотела было сбежать от мальчиков, но ее остановила реплика молчавшего до этого Поттера:

— Кто ж спорит. Можно и без друзей.

Его голос звучал устало и печально.

— Вот только в нашем случае учеба в Хогвартсе предполагает не только саму учебу и заведение друзей, — хмыкнул Малфой. — Какая ж ты наивная… Ничего ты не понимаешь.

Гермиона недовольно поджала губы, развернулась к Драко и презрительно осмотрела его с ног до головы.

— И чего же я не понимаю? — потребовала она ответа.

Малфой молчал несколько секунд, а потом буднично сказал:

— Мне можно играть во все эти игры. Я Малфой. Связи, деньги, магия и кровь. Мне будут улыбаться в лицо, даже если за глаза каждый пожелает проклясть. А ты? Кем ты планируешь быть в будущем, магглорожденная ведьма Гермиона Грейнджер? Ты уже решила?

— Я хочу работать в Министерстве Магии, — заявила девочка.

Родители видели гриффиндорку дантистом или любым другим медиком, но девочка, втайне от них, мечтала о деле, где не придется копаться в чужих ртах. В фантазиях она видела себя на трибуне перед толпой, восторженно внимающей каждому слову. Или в большом кабинете за рабочим столом над пачкой документов с круглой начальственной печатью в руке.

— Я так и подумал… — усмехнулся Драко.

— В магическом мире ущемляются права магглорожденных и их близких из магглов! — возмущенно воскликнула Гермиона. — Я хочу это изменить!

Девочка гордилась собой. После разговора с Гарри, когда узнала о своем положении в Хогвартсе, она много читала и очень воодушевилась интересной задачей.

Драко вздернул бровь, но не сказал ничего неприятного, хотя Грейнджер видела, что он просто сдерживался язвить при Поттере. Зато сам Гарри тихо заметил:

— Зато ты очень быстро стала называть обычных людей магглами.

Грейнджер смущенно покраснела.

— Итак… — Малфой кашлянул. — Ты собираешься в Министерство. Туда реально устроиться сразу после Хогвартса. Будешь начинать мелким клерком. Если поступишь куда-нибудь… университетское образование растрачивать в Министерстве резонно лишь в том случае, если в планах занять должность главы какого-нибудь департамента или строить политическую карьеру.

— К чему ты клонишь? — нахмурилась девочка. — Если думаешь, что меня не наймут, то ты ошибаешься! Я наверняка получу одни «Превосходно» по всем предметам. И собираюсь так учиться все семь лет.

— Похвальное стремление, — покивал слизеринец. — Но я не об этом. Работники Министерства — государственные служащие. Если ты у нас самая умная, то ответь, Грейнджер, откуда берутся деньги на жалованье работников Министерства Магии.

— Из бюджета… — начала девочка и тут же нахмурилась.

— А откуда деньги в бюджете? — задал следующий наводящий вопрос Малфой.

— Из налогов… — не без сомнения в голосе пробормотала девочка.

За этот год она много что успела прочесть, но она ни разу в своих изысканиях не касалась темы финансов. И ехидная улыбка Малфоя давала знать, что ее неуверенность от блондина не укрылась.

— А теперь расскажите нам, мисс Грейнджер, как маги в магическом мире зарабатывают деньги и каким образом и кто наполняет тот самый бюджет, часть которого идет на зарплату работников Министерства, — елейным голосом предложил слизеринец. — Кто фактически содержит тех мелких сошек, к отряду которых ты собираешься присоединиться?

Гермиона молчала несколько минут, а потом неуверенно начала:

— Есть мастера… зельевары, артефакторы…

Малфой остановился и внимательно посмотрел на девочку.

— Ты получила бы «Тролль» на экзамене, Грейнджер, — сказал мальчик. — И с таким пониманием общества, в котором ты собираешься жить, ты намереваешься что-то менять? Хуже всего то, что большинство гря… магглорожденных и даже полукровок мало чем от тебя отличаются. И идут работать в Министерство, а потом всех кругом обвиняют в том, что их где-то и в чем-то ущемляют. Поттер, ты вот у нас маггловоспитанный… Ты хоть знаешь, что из себя представляет финансовая система магического мира?

— В общих чертах, — отмахнулся Гарри.

— Вот и расскажи Грейнджер…

— Оно мне надо? — тут же заскучал рейвенкловец.

— Ладно. Я не буду слишком усложнять. И оставим в стороне все неважное… — предупредил Малфой. — Магическая Британия — государство в государстве. До введения Статута маги не жили так уж открыто, как все считают, но и не особо таились. Формирование Министерства и появление Статута заставило всех магов в Соединенном Королевстве начать жить по одним законам и правилам. А раз эту идею поддержали лорды, то и все остальные с этим смирились.

Гермиона внимательно слушала, но пока не услышала ничего особенного.

— Все обычно только упоминают Статут, но это не бумажка, на которой указано, что маги не должны сообщать магглам о своем существовании, — продолжал Драко. — Не стоит обманываться словом «секретность» в названии. Статут о секретности — труд на более чем тысяче страниц, где расписаны многие правила и законы, основы всех уложений, по которым вот уже несколько столетий все маги Британии живут как государство. Свои Статуты в разное время появились у многих магических наций, но в целом общая часть в них касается только той самой секретности. И чтобы какая-нибудь одна страна не нарушила это общее для всех магов планеты правило, была сформирована Международная конфедерация магов. Но мы не об этом.

— А о чем? — спросила Гермиона.

— А о том, что именно Статут оформил и закрепил налоговую систему магического мира и правила торговых взаимоотношений магов и магглов.

— Торговых взаимоотношений? — переспросила девочка.

— Нас, магов, не так уж и много. И чем дальше развивается мир, тем невозможнее нам жить в полностью замкнутом цикле производства и потребления. Несмотря на ту самую секретность… Так что с магглами маги более чем взаимодействуют, но весьма осторожно. Ты удивишься, как много у магов и магглов точек соприкосновения.

— И у Малфоев? — засомневалась Грейнджер.

— И у Малфоев, — спокойно согласился Драко.

— Каким образом? — скрестив руки, потребовала ответа девочка. — Я тебе не верю. Маги не производят ничего такого, что они могут предложить… обычным людям.

— Правда? — усмехнулся блондин и вздернул бровь. — Давай разберемся.

Гарри стер пыль и уселся на подоконник.

— Так на чем зарабатывают Малфои? — спросила Грейнджер. — Мне казалось, твой отец политик.

— Мой отец — титулованный аристократ, — поправил ее Драко. — До введения Статута аристократия не делилась на маггловскую и магическую. Все одинаково подчинялись правящей династии. Негативное отношение магглов вынудило магов уйти в тень, но от этого аристократия не перестала быть аристократией. Разве что упразднились все титулы. Ныне все магические аристократы — лорды. Лорды магии. Мы потеряли право называться баронами, графами, маркизами или герцогами. И мы более не пэры, потому как не заседаем в Палате лордов в маггловском Парламенте. Но мы все еще вассалы короны. И у нас есть своя Палата лордов.

Драко на миг остановился, давая девочке осознать сказанное.

— Как ты понимаешь, для волшебников существуют скрытые территории. Одни находятся в общем пользовании, другие — в частном владении. Но у магической аристократии всегда были владения и в мире магглов. Это было частью награды за службу королевскому дому. И Статут не лишил магическую аристократию этих владений. Просто с семнадцатого века земли, которые фактически принадлежат магам, для общественности являются владениями Короны. И часть «государственного имущества Короны» — имущество волшебников. И это не только земля, но и дома на этой земле, магазины… и все тому подобное. Моя семья — землевладельцы. Очень крупные землевладельцы. Как и многие другие волшебники. Еще маги владеют мастерскими и фабриками, производящими те или иные товары. Например, Поттеры владеют фабрикой, производящей фарфор. И это две фабрики рядом: маггловская и магическая. Пусть и произведенный при помощи магии, фарфор вполне безопасен для магглов. Разве что поттеровкие сервизы более долговечны и изящны. Семьи Крэббов и Гойлов владеют обширными пастбищами для овец, Гринграссы — из шерсти этих овец производят ткань. Паркинсоны владеют компанией, импортирующей всевозможные продукты питания с континента. Ряд родов и семей заняты в сельском хозяйстве и животноводстве. Вот ты знаешь, что даже на просто защищенных чарами территориях плохо растут многие культуры? Магию хорошо переносят все плодово-ягодные деревья и кустарники. Тыквы на магической почве просто барствуют, но другие тыквенные, дыни или арбузы, даже не дают всходов. Хорошо растут всевозможные цветы, особенно розы. Пряные травы. Но остальное приходится выращивать на обычных землях. И маги предпочитают делать это сами, а не закупать у магглов. Но ничто не мешает продавать излишки вовне. Схожие проблемы с животноводством. Птицам на землях волшебников раздолье, неплохо себя чувствуют овцы и козы, но для остальных животных магия опасна. Особенно для коров и свиней. Они болеют. Так что с давних времен некоторые семьи волшебников взяли на себя труд обеспечивать магов мясом и молоком. Излишки и здесь уходят на продажу в маггловский мир. Или взять еще что-то более мелкое. Опять же, Поттеры еще при дедушке и бабушке Гарри славились своим сидром. Его с удовольствием закупали многие бары в магических кварталах. Но было несколько лет, когда излишки добрались даже до магглов в каком-то сельском пабе. Рассказывать можно долго, я так и до завтра не закончу.

— Откуда ты все это знаешь? — искренне удивленная, спросила Гермиона.

— Я наследник рода Малфой, — дернул плечом мальчик. — Я обязан знать. А теперь ответь мне, Грейнджер, сколько волшебников в нашей стране?

Гермиона нахмурилась, прикусила губу и пожала плечами.

— Я не знаю… Разве об этом где-то написано?

— А какой тираж у «Ежедневного пророка»? — задал следующий вопрос.

Девочка удивленно распахнула глаза. Она вдруг вспомнила, что на последней странице «Таймс», которую читал отец, точно указывался тираж. И это была очень немаленькая цифра!

— Тираж «Ежедневного пророка» 10000 экземпляров, — сказал Гарри.

— Магов так много? — опешила Грейнджер.

— Хм…

— Ох, подожди, не все ведь читают «Ежедневный пророк», — тут же смутилась девочка, поняв свою ошибку.

— Не все, — согласился Малфой. — И кстати, кроме этой, печатается еще три газеты и пятнадцать журналов. Если не считать частной типографии Лавгудов, у нас работает четыре издательских дома. И их штат довольно велик. А ведь еще есть те, кто производят бумагу, чернила и всякие вспомогательные элементы. Так вот… Точное число жителей неизвестно, но оно составляет порядка полутора миллионов магов, сквибов и магглов, живущих внутри магического мира.

— Ого! — удивленно воскликнула Гермиона. — Но… Но почему в Хогвартс поступает так мало волшебников? Я думала… Если подростков от одиннадцати до семнадцати всего чуть более трехсот человек, то…

Драко с интересом на нее уставился, ожидая продолжения.

— В общем, я пробовала вычислить… И у меня получалось, что магов где-то полторы-две тысячи!

Грейнджер покраснела и потупилась.

— В Министерстве, если считать все структуры, даже поломоев, работает более семисот магов и сквибов, — просветил девочку Малфой. — Половина населения, судя по твоим расчетам. А остальные, видимо, в Мунго или еще не доросли, чтобы где-то работать.

Поттер не удержался от улыбки, хотя голос Драко так и сочился ядом.

— Но почему в Хогвартсе учится так мало детей? — нахмурилась Гермиона. — Студентов должно быть в разы больше!

— Все достаточно просто. Для начала, у нас просто меньше детей. Если у магглов, если я ничего не путаю, дети составляют четверть всего населения, то у нас, из-за высокого числа очень пожилых волшебников, детей едва ли больше семи или восьми процентов. И это молодежь от рождения и до совершеннолетия, как ты понимаешь. Дальше… Какая-то часть детей просто не дотягивает по уровню магии, чтобы в принципе где-то учиться. Их имена не фиксируются Книгой Душ Хогвартса. И письма таким детям не приходят. Но не все из них сквибы. Многие могут творить магию, но очень простую. Часто это только что-то бытовое… — рассказывал Драко. — Другие получают письма, но отказываются от обучения. Большинство магов, занятых в семейном бизнесе, не посылает детей в Хогвартс. Такие семьи учат детей дома, сами, а потом, если в этом есть необходимость, отправляют на сдачу каких-то СОВов и ТРИТОНов в Министерство. На самом деле, причин для поступления в Хогвартс весьма мало: семейная традиция, высокий уровень магии, получение высшего образования или мастерства и происхождение.

— Но я помню, как профессор МакГонагалл сказала, что все волшебники должны закончить Хогвартс, — возмутилась Гермиона. — Что мне непременно нужно отучиться хотя бы пять курсов! Иначе меня могут лишить палочки, как необразованную ведьму.

— Ну, так ты же магглорожденная, — пожал плечами слизеринец. — Что еще она могла тебе сказать? Ты ведь не имеешь в магическом мире родственников, так что маги должны убедиться, что ты хорошо обучена магии и не опасна для себя и окружающих. Но не думай, что если учитель что-то говорит тебе, то это актуально для всех. — Малфой взглядом остановил новый всплеск недовольства гриффиндорки. — Есть те, — и их достаточно много — кто хотел бы для ребенка диплом Хогвартса, но учиться здесь очень дорого. А других школ, попроще, просто нет. В итоге отправить ребенка в маленькую магическую школу в любой стране на континенте оказывается дешевле, чем оплатить семь лет у нас. Какая-то часть на самом деле учится в Хогвартсе, но удаленно. Это дешевле, чем жить в замке, но вся ответственность на самих студентах. И экзамены они сдают в Министерстве. Так вот… Сколько прямо сейчас в Хогвартсе магглорожденных?

Гермиона знала точно. Этот вопрос вызвал у нее болезненный интерес в первые дни в школе. Она очень хотела найти друзей, думала, что магглорожденные и маггловоспитанные ей ближе и понятнее, но из пятнадцати студентов хоть какое-то подобие дружбы вышло лишь с Поттером. Да и то теперь разрушено.

— Пятнадцать, исключая меня, — ответила девочка.

— Это число кажется довольно большим, если оценивать только в пределах школы, не так ли? — усмехнулся Драко, видя, что именно над этой мыслью и задумалась Гермиона. — Но вот если оценивать в масштабах всей страны… Это капля. Но именно у магглорожденных есть право на бесплатное обучение. В то время как более сильные дети этого лишены просто из-за финансовых проблем своих родителей. А еще есть квоты, согласно которым Министерство обязано ежегодно нанимать не менее четырех магглорожденных. Пусть и на самые мелкие должности.

— Ты против этого? — из чистого упрямства спросила девочка. — Хочешь, чтобы все места принадлежали исключительно чистокровным?

Гарри грустно улыбнулся, встал и вышел прочь.

— В нашей стране больше нет школ, — продолжил Драко, проводив приятеля взглядом. — Только Хогвартс. А в нем учится горстка подростков. Дети аристократов, представители старых семей, сильные маги, кто выбрал путь мастерства в какой-либо области, будущие министерские чиновники, авроры, колдомедики, магглорожденные. И ты, конечно же, выбираешь в будущем работать в Министерстве. Это логично. У тебя нет возможности в Хогвартсе познакомиться с кем-то, у кого собственное дело и кто может нанять тебя. Так что… да, тебе путь лишь в Министерство. Хотя на любой пристойной ферме зарплата работника, знающего всего дюжину заклинаний и не сдававшего ни одного экзамена, в два раза выше, чем у клерка с дипломом, полным «Превосходно». Но знаешь в чем вся соль? Прямо сейчас ты учишься именно с теми, кто будет твоими коллегами и людьми, с кем ты станешь чаще всего контактировать, с людьми, которые могли бы порекомендовать тебя кому-то. Но не порекомендуют, ведь никто из нынешних студентов, встретив знакомого, не скажет ему: «Ты знаешь, есть одна ведьма. Магглорожденная. Очень умная. Она хороша в рунах. Или чарах. Или трансфигурации. Тебе стоит взять ее к себе». Вокруг тебя будущие мастера, авроры, целители, владельцы лавок, чиновники… и все они будут помнить, что ты говоришь и делаешь, пока ты в школе. Тебе просто повезло. Ты пока первокурсница. Ты еще можешь рассчитывать, что твое поведение спишут и поймут. Но если ты дотянешь до третьего или, что хуже, пятого и выше курса, никто не станет ничего понимать. Ты выйдешь из Хогвартса с клеймом доносчицы. Девчонки, которая всех считает глупее себя. Да, тебя возьмут в Министерство. Но как высоко ты поднимешься? И как скоро? А сможешь ли ты подняться? Или просидишь на мелкой должности десять или двадцать лет, не имея и крупицы власти, которая защитит тебя. Гарри добрый. Но он уже почти мастер артефакторики. И он будущий лорд. А лорды заседают в Визенгамоте и Палате лордов. Твоя будущая зарплата будет зависеть от Гарри, меня и любого другого человека. И кто окажется важнее — мастер, приносящий казне деньги, или чиновница, на которую эти деньги нужно потратить?

— Это несправедливо! — возмутилась Грейнджер.

— Мир вообще несправедлив, — согласился Малфой. — Я могу играться в противостояние с кем-то, даже кого-то заложить, как ты сейчас, но мне это сойдет с рук, хотя плеваться в спину будут только так. Но у меня, как у сына своего отца, есть защита. У тебя ее нет. Но вся проблема в том, что ты и не пытаешься ее себе создать. В Министерстве есть четыре места ежегодно, но нет толпы из тех, кто претендует на эти места. Почему? Потому что есть куча мест, где полукровки, маглокровки и даже сквибы могут получить то будущее, которого они хотят.

— Ты так говоришь… А ведь чистокровные, вроде тебя, обзывают людей, подобных мне, грязнокровками! — воскликнула гриффиндорка.

— О, очень точная формулировка, — хмыкнул Драко и вышел из класса.

Следить за новостями, задавать вопросы и страдать от авторского спама можно в телеге — https://t.me/rina_zelenaua

Браун и Патил умолкли, когда Гермиона ворвалась в спальню. Девочка ринулась к своей кровати, дернула вечно задернутый полог и уединилась в полумраке. Соседки какое-то время помалкивали, а потом вновь о чем-то зашептались, тихо хихикая. И это стало последней каплей. Упав на застеленную кровать, Грейнджер прикрыла лицо локтем и горько разрыдалась.

В какой момент все пошло не так?

Несколько последних месяцев складывались очень неплохо, как ей казалось. Гермиона отлично училась. Даже старалась не замечать, что кто-то обходит ее в промежуточных отметках. Разве декан и директор стали бы обманывать? А они убеждали девочку, что она — самая умная ведьма за последние сто лет, никому с ней не сравниться. И гриффиндорка верила. Хотя немного нервировало то, что кроме МакГонагалл и Дамблдора самой умной ее называл разве что Хагрид. Профессор чар для каждого находил доброе слово, но никого явно не выделял. Чтобы угодить Спраут, следовало больше копаться в земле, а Гермионе это не очень-то нравилось. А Снейп просто всех гриффиндорцев ненавидел, чем еще можно было объяснить вечные «Выше ожидания» — за эссе и редкие «Превосходно» — за практику. В общении со сверстниками тоже все наладилось. С девочками Грейнджер так и не нашла общего языка, зато удалось ближе сойтись с Симусом и Роном. На уроках Гермиона все еще сидела одна, но вне уроков они часто проводили время втроем. И если вечные просьбы списать домашку гриффиндорку огорчали, то в расследовании загадки Запретного коридора Финниган и Уизли участвовали даже больше самой Грейнджер.

«Из-за этого самого коридора и философского камня все и пошло наперекосяк!» — сообразила девочка и, стерев слезы, улеглась на бок.

Почти весь семестр троица следила то за коридором, то за Снейпом, пыталась хоть что-то вызнать у Хагрида. Гермиона даже подумывала намекнуть директору об изысканиях гриффиндорцев, но удержалась от соблазна, хотя подозревала, что он знает или догадывается, так ласково и поощрительно улыбался Дамблдор при каждом визите юной ведьмы, расспрашивал о друзьях. Особенно о Гарри Поттере. Но когда стало ясно, что камень вот-вот похитят, что-то утаивать и разбираться самим Гермиона побоялась.

— Мы ведь не директор! — убеждала она тогда Симуса и Рона. — Мы не справимся сами!

— И кому ты предлагаешь сказать? — скривившись, уточнил Симус.

Гриффиндорцы отправились к декану, но она не только не выслушала, но и отругала так, что у Гермионы еще долго горели уши, и ей чудилось невысказанное разочарование МакГонагалл.

После этого ребятам ничего не оставалось, кроме как привлечь к делу Поттера. Грейнджер с трудом убедила мальчишек, что подобный шаг необходим.

И чем все обернулось?

Гарри хоть и выслушал, но помогать отказался наотрез! Так еще и заявил, что философский камень и его сохранность не касаются первокурсников!

— А я говорил, что он трус, — прошипел Симус, стоило Поттеру скрыться из виду. — Еще сдаст нас сейчас!

Разочарованная в герое, Гермиона дала себя уговорить на вылазку в Запретный коридор. Гриффиндорцы собирались посидеть в засаде и подкараулить Снейпа, но все с самого начала пошло криво и косо.

Гермиона спустилась в гостиную первой, хотя с наступлением темноты план мальчишек нравился ей все меньше и меньше. Финниган и Уизли умудрились опоздать на целых полчаса и, выходя на площадку лестницы, так шумели, что должны были перебудить всех обитателей башни. Потом оказалось, что шум исходил от здоровенного потрепанного рюкзака Симуса.

— Это что? — удивилась Грейнджер.

— Я собрал кое-какие полезные мелочи, — ответил подросток.

— Ты с ума сошел? — возмутилась Гермиона. — Нас сейчас обнаружат из-за тебя!

Но Симус отказался расставаться со своим рюкзаком, и девочка понадеялась, что вне гостиной шум будет не так слышен.

— Что ты туда напихал? — спросила Гермиона, пока ребята осторожно спускались вниз.

— Много чего, — отмахнулся Финниган. — Мы ведь толком не знаем, что спрятано под люком. Но люк точно ведет вниз. Вот как вы собрались спускаться? При помощи магии? Пф!

— И что ты можешь без магии? — Гермионе не понравилось то чувство превосходства, которое излучал Симус. Очень хотелось поставить мальчишку на место, но она прикусила язык, не дав слову «бездарь» вырваться наружу.

— Мой отец был скаутом⁽¹⁾! — с гордостью заявил Финниган, обернувшись к ребятам на площадке третьего этажа. — Это его рюкзак. Он и меня хотел отправить в лагерь, но мама не позволила. Зато мы каждое лето всей семьей ходили в походы, отец сам меня всему учил. Вот ты знаешь, как ставить палатку? Или как приготовить сытный ужин из даров леса?

— При чем тут палатки и лес? — насупилась девочка, ничего такого не умевшая. Ей доводилось отдыхать с родителями на природе, но те всегда все делали сами, Гермиона лишь наслаждалась отдыхом, ни о чем не задумываясь.

Симус не стал отвечать, вместо этого он расстегнул рюкзак и вытащил из него бухту веревки.

— Нужно привязать понадежнее, — предупредил он Рона. — Знаешь какие-нибудь узлы?

В итоге веревку они в четыре руки закрепили у входа в логово Пушка, обмотав один конец вокруг каменного светильника. Стоило же открыть дверь, выяснилось, что колдорадио, взятое запасливым Финниганом у Дина, не понадобится — Пушок сладко спал под мелодию зачарованной арфы. Недолго поприпиравшись, трио кое-как сдвинуло лапы цербера, открыло люк и кинуло вниз свободный конец веревки.

— Дна не видно… — чуть испуганно заметил Рон, но быстро полез вниз.

Гермиона была следующей, Симус шел последним и едва не расстался с головой, но его защитил рюкзак, горловина которого оказалась распорота острыми зубами проснувшегося трехголового пса.

Веревка обрывалась прямо над Дьявольскими Силками. Рон, почти спавший на травологии, преспокойно плюхнулся на толстые побеги и крикнул:

— Довольно мягко! Прыгайте.

— Я уже это видела, — едва цепляясь за веревку, выдавила Гермиона. — Мы проходили это растение! Это Дьявольские Силки. Рон!

Живые лианы споро обмотали рыжика и тянулись тонкими побегами вверх, собираясь спеленать и остальных гриффиндорцев.

— А-а-а-а-а! Оно меня сейчас съест! — вскричал Уизли и задергался в зеленом коконе. — Помогите! Спасите меня!

— Я не помню, но это что-то очень про… простое! — нервозно выдохнула Грейнджер. — Я… Я… Профессор Спраут… Что она об этом говорила?!

— Гермиона, думай быстрее, — попросил Финниган сверху. — Нужно что-то делать!

— Дьявольские Силки… Дьявольские Силки… Это было даже… даже смешно…

— А-а-а-а! — снова завопил Рон, но уже едва отчетливо из-под движущихся лиан. — Пом… Помоги… А-а-а-а!

— Гермиона! — перепуганно взревел Симус.

На девочку сверху посыпались искры, и она тоже закричала, пытаясь стряхнуть огонь с волос.

— Дьявольские Силки! Они любят темноту и сырость… и болеют от света!

В один миг произошло два события: Гермиона выхватила волшебную палочку, собираясь выкрикнуть заклинание, и Симус, не задев саму девочку, но выбив из ее рук магический инструмент, свалился вниз, прямо на толстый холм из побегов, под которыми был погребен Рональд.

— А-а-а-а! Моя палочка! Мои волосы! Они только отросли! — разом заорали гриффиндорцы.

Волосы Финнигана вспыхнули, он затряс головой, разбрасывая искры не хуже большого костра. Гермиона с ужасом взирала на это сверху, чувствуя, как слабеют руки.

— Я больше не могу держаться! — вскричала девочка и, завизжав на высокой ноте, рухнула вниз.

Гриффиндорцы столкнулись и начали барахтаться, ничего толком не соображая: Гермиона пыталась отодвинуться как можно дальше, а Симус — сбить пламя. Рон под друзьями только сипло кряхтел.

Склонность Финнигана к поджогам и взрывам знали все, но только гриффиндорцы были в курсе способности этого первокурсника вспыхивать, будто факел, от сильного гнева или страха.

— Огонь! — откатившись в сторону и придя в себя, сообразила Гермиона. — Это тоже свет! Жги их!

Очумело глянув на сокурсницу, Финниган потряс остатками шевелюры и, будто страус, воткнулся головой в небольшую ямку прямо под собой. В тот же миг Дьявольские Силки задергались и со скрипом и шорохом начали расползаться в разные стороны. Воодушевленный успехом, Симус повторил маневр — и опасное растение устремилось прочь еще быстрее.

— Мамочка! — пискнула Гермиона через минуту, первой свалившись вниз сквозь поредевшую подстилку из лиан.

— А-а-а-а! — ответила ей голова Рона, появившаяся из расступившихся побегов с обратной стороны зеленой паутины. — Что? Что происходит?!

Симус тем временем продолжал бороться с Дьявольскими Силками, но уже при помощи волшебной палочки. С первого сентября инструмент Финнигана не выдавал ничего, кроме струй огня или воды, чтобы потушить огонь, а все попытки использовать другие заклинания оканчивались взрывом. И сейчас это было на руку ирландцу. Он махал волшебной палочкой и выкрикивал все известные ему словесные формулы, неизменно получая потоки пламени.

— Что? Ой, что это? А! — по-девчоночьи взвизгнул Рон и мешком провалился сквозь лианы. — Моя задница! А!

Брюки рыжего гриффиндорца тлели, грозя вспыхнуть. Но Симус, прижимая к груди рюкзак, сиганул вниз и собственным телом затушил пожар.

— А! — почти заплакал Рон. — Что это было?

— Э? — кое-как поднявшись, выдавил Симус. — Похоже, сковорода.

— Зачем тебе сковорода?! — прохрипел Уизли, потирая пострадавшие места.

— А если б мы задержались? — удивился Симус. — А так хоть можно разогреть бутерброды, поджарить бекон и отбиться, если вдруг что. Сковородкой⁽²⁾ явно выйдет лучше, чем волшебной палочкой.

— Ты взял с собой бекон? — мигом переключился рыжий.

Гермиона закатила глаза и застонала.

— Рональд Биллиус Уизли! Ты в такой момент можешь думать о еде?

Рон виновато потупился и промычал себе под нос что-то неразборчивое, наблюдая за тем, как пылающая праведным гневом Грейнджер ищет по углам свою палочку.

— Надо идти дальше, — ощупывая проплешины и чудом совсем не пострадавшую кожу головы, предложил Финниган.

Рон согласно кивнул.

— Сюда, — указала Гермиона на уходящий вниз каменный проход.

Они медленно шли по коридору, прислушиваясь к любому шороху. Некоторое время были слышны лишь треск факелов и журчащая где-то вода.

— Слышите? — внезапно замер Рон. — Что это?

Гриффиндорцы замерли и вслушались. От стен отражался легкий шелест и позвякивание.

— Может… это привидения? — нервно предположила девочка.

— Больше похоже на крылья, — ответил Симус.

— Впереди свет, — предупредил Уизли, сделав несколько шагов вперед. — И… там будто что-то движется.

Ребята дошли до конца прохода и очутились в просторном зале с высокими арочными сводами. Все пространство откуда-то сверху, как в храме, заливал мягкий свет, не оставляя ни одного уголка мраку и тьме. И в этом свете парили сотни крохотных птиц, преграждая путь к единственному выходу на противоположной стороне зала.

— Как думаете, эти птицы нападут, если мы попробуем просто пройти мимо? — спросил Рон.

— Я не знаю, — помотал головой Финниган. — Сейчас не похоже, что они опасны, но если нападут все разом…

— Нужно как-то попасть на ту сторону и проверить дверь, — сказала Гермиона. — Мне кажется, она заперта.

Ребята переглянулись. Никому из них не хотелось на своей шкуре проверять предположение Финнигана.

— Ладно, я пойду, — смирился Рон.

Он вздохнул, прикрыл лицо руками и помчался к противоположной стене. В каждый миг Уизли ждал, что в него вопьются клювы и когти, но ничего не происходило. Он добрался до двери невредимым и подергал за ручку.

— Заперто! — расстроенно крикнул мальчик.

Каждый из троицы по очереди попытался открыть дверь отпирающим заклинанием, но ничего не вышло.

— И что теперь? — спросил Симус, осматривая дверь. — Она толстая. И замок надежный.

— Эти птицы… они ведь не могут быть здесь просто так? — уточнила Гермиона.

— Это не птицы! — воскликнул Рон, присмотревшись. — Это ключи. Ключи с крылышками! Мы должны поймать один из них, чтобы открыть дверь!

— Точно, — обрадовался Симус. — И метла есть.

— Я поймаю, — заявил рыжик. — Я хорошо летаю.

— Я летаю не хуже тебя! — возмутился ирландец. — А то и лучше.

Но Уизли его уже не слышал. Он подбежал к метле и схватил ее за черенок. В тот же миг лениво порхавшие ключи встрепенулись и замельтешили, шелестящим и звенящим клином взвиваясь под самый потолок.

— Нам нужен старомодный серебряный ключ! — крикнула Гермиона.

Рон вспрыгнул на метлу и устремился вверх, едва разминувшись с колонной. Симус обиженно насупился и недовольно проворчал:

— Я точно летаю лучше.

Некоторое время Уизли гонялся за стаей ключей, но потом те, опустившись к самому полу и вынудив Симуса и Гермиону с визгом отпрянуть к стене, напали на Рона сзади и погнали его к потолку. В считаные минуты тонкие крылышки располосовали толстый свитер на рукавах и спине. Но больше досталось многострадальному заду Рона — ключи так и норовили ужалить мальчика в ягодицы. Рыжий вскрикивал на каждый тычок, полностью забыв о необходимости найти нужный ключ.

— Рон! О нет! Рон! — зажимая себе рот руками, вскрикивала Грейнджер, пока Симус судорожно рылся в рюкзаке.

— Когда он будет пролетать рядом, я попытаюсь схватить метлу и свалить Рона на пол! — прокричал девочке Финниган и всучил ей школьную мантию с нашивкой Гриффиндора. — Набрось мантию сверху.

Но осуществить план удалось не с первой попытки, так что к моменту, когда на полу копошился куль из метлы, рыжика и крылатых ключей, с Гермионы и Симуса сошло семь потов.

— Рон! Как ты? Ты цел? — испуганно прошептала девочка, заглядывая под мантию. Та топорщилась в районе спины и пятой точки.

— Нет! Нет! Я ранен! — застонал Уизли и едва не зарыдал, а когда Гермиона приподняла мантию — и ключи затрепыхались, заорал на весь зал: — А-а-а-а! Убери их! Убери!

Девочка и сама расплакалась от вида перепуганного сокурсника. Казалось, из-под мантии вот-вот начнет растекаться лужа крови.

— Надо посмотреть, что там, — заявил решительный Финниган. — У меня есть заживляющая мазь. Мадам Помфри выдала после первых неудачных уроков зельеварения.

— А! Не трогайте меня! — взвился Рон, стоило ирландцу потянуть край мантии.

Уизли сдался только после того, как злой и уставший Симус пообещал отпинать приятеля по пострадавшему месту. Под мантией обнаружились продырявленные в нескольких местах штаны со следами крови и подпалин. Показывать раны при Гермионе рыжий отказался, кое-как встал и ухромал за колонну. Ирландец, уйдя с ним и рассмотрев повреждения, фыркнул так красноречиво, что Грейнджер мгновенно успокоилась и переключилась на поиски ключа. Тот, с переломанными крыльями, обнаружился на полу.

— Вы там как? — спросила девочка. — Я нашла ключ.

В следующем зале они очутились в кромешной мгле, но та быстро рассеялась, явив гриффиндорцам гигантскую шахматную доску с огромными черными и белыми каменными фигурами.

— Что будем делать? — спросила Гермиона, не пытаясь приблизиться.

— Ну это же очевидно, — все еще пылая щеками от смущения, сказал Рон. — Нам нужно сыграть, чтобы пройти на ту сторону.

Гермиона перевела взгляд на дверь, видневшуюся между белыми фигурами на той стороне доски.

— Но как? — спросила она.

— Нескольких фигур не хватает, — отметил Симус, осматриваясь. — Мы станем на свободные клетки?

Рон согласно кивнул, ступил на шахматное поле и внимательно осмотрелся.

— Не обижайтесь только, но я ведь лучше играю… — произнес он негромко.

— Именно, — согласился Финниган. — Командуй. Нам нужно выиграть и пройти дальше.

— Хорошо, — чуть воодушевился Уизли. — Гермиона, займи свободную клетку вот там, ты будешь ладьей. Симус… Э… Садись на коня. А я встану на место слона.

Как только ребята заняли свои места, Рон еще раз огляделся и негромко сказал:

— Белые всегда начинают первыми… Ладно. Мы играем!

В тот же миг белая пешка сдвинулась на две клетки вперед — игра началась.

Рон отдавал команды черным фигурам, и они двигались туда, куда он их отправлял. У Гермионы тряслись коленки от ужаса, но она оставалась на отведенной ей клетке, хотя после того, как одна пешка в каменную крупу порубила другую пешку, девочке хотелось все бросить и с визгом сбежать прочь. Когда с поля сбросили растерзанную фигуру другого черного коня, Симус побелел настолько, что его лицо стало напоминать посмертную маску.

— Во что мы ввязались? — едва слышно в грохоте двигающихся камней спросил ирландец. — Могли ведь сейчас спокойно спать в своих постелях.

Гермиона тоже жалела об участии в этом походе. И только Рон с азартом выкрикивал команды и ни о чем не переживал.

— Мы почти у цели! — в какой-то момент возликовал Уизли. — Но… дайте-ка подумать.

— Подожди… — осмотревшись, выдохнул Симус. — Но!..

— Что? В чем дело? — перепугалась Грейнджер, увидев потрясенное лицо ирландца. — Что такое?

— Это шахматы, — виновато произнес Рон. — Здесь нужно чем-то жертвовать.

— Да в чем дело?! — закричала Гермиона.

— Он собирается сделать ход конем, — почти выплюнул Финниган. — И пожертвовать мной.

— Ой! — воскликнула девочка и прижала ко рту ладошку.

— Прости, — выдавил Рон, — но это единственный выход. Тогда я смогу объявить мат королю. И мы победим!

— Может… найти другой выход? — взмолилась девочка.

— Это единственная возможность пройти дальше, — убежденно ответил рыжий гриффиндорец.

— А я ведь спас тебя два раза, — искривив губы, напомнил Симус. — И тебе грозила настоящая опасность. А сейчас ты просто отдашь коня на съеденье… ради победы.

— Прости, Симус! — сказал Уизли, глядя в сторону.

— Отвали, — буркнул ирландец и отвернулся.

То, что произошло дальше, Гермиона не видела. Она зажмурилась и прикусила ладонь, давясь слезами.

— Идем, — дернул ее за руку Рон несколько минут спустя. — Мы потом вернемся и поможем ему. А сейчас есть дела поважнее.

Обернувшись, девочка увидела неподвижно лежащего Симуса, с ног до головы покрытого каменной пылью. Лоб и щека мальчика были пересечены кровоточащими порезами.

— Но, Рон…

— Ты хочешь, чтобы Снейп добрался до камня? — спросил Уизли, и гриффиндорка могла лишь отрицательно покачать головой.

Перед дверью Рон замер и начал рассуждать вслух:

— Пса посадил в коридор Хагрид, Дьявольские Силки — защита Спраут… Ключи?

— Это точно профессор Флитвик, — всхлипывая, ответила Гермиона.

— Значит, шахматы трансфигурировала МакГонаналл… Остались Квиррелл и Снейп!

Стоило открыть дверь в следующий зал, и гриффиндорцы ощутили сильнейшее зловоние.

— Что это такое? — приглушенно из-за прижатой к лицу мантии спросила Гермиона.

Рон, утирая слезы, указал в центр зала, где валялась то ли груда камней, то ли какое-то существо.

— Это тролль! — вскрикнула девочка.

— Он в отключке, — обходя монстра по дуге, обрадовался Уизли. — Кто-то долбанул его по башке его же дубиной!

— Хорошо, что нам не пришлось с ним сражаться, — прошептала Грейнджер.

— Но это означает, что Снейп уже прошел мимо! — сообразил Рон. — Скорее!

Они открыли следующую дверь, но долго стояли на пороге, не решаясь зайти.

— Это должно быть задание Снейпа, ведь так? — тихо спросил Рон. — Он ведь зельевар. Он не мог придумать что-то ужасное, да?

— А не ты ли сам твердил, что он темный маг? — фыркнула Гермиона.

— Дамблдор не позволил бы Снейпу творить темную волшбу в школе! — уверенно покачал головой Уизли. — Идем?

В комнате не было ничего, кроме стола с семью различными фиалами, стоящими в ряд.

— Что надо сделать? — спросил Рон, облегченно выдохнув.

Они перешагнули порог, и сразу позади них в проеме двери вспыхнуло пламя. Это был не обычный огонь, а фиолетовый. В тоже мгновение черное пламя вспыхнуло в проеме двери, ведущей дальше. Они были в ловушке.

— Смотри! — Гермиона схватила свиток пергамента, лежавший рядом с флаконами. Рон заглянул ей через плечо, чтобы прочитать:

Пусть сзади безопасность — опасность впереди,

Помогут вам лишь двое, должны вы их найти.

Один из нас позволит продвинуться вперед,

Другой того, кто выпьет, обратно проведет.

И в двух еще налито крапивное вино,

И трое яд содержат, но выбрать все равно

Придется, если вечность здесь провести не в мочь.

Дадим мы вам подсказки, чтоб в выборе помочь.

Во-первых, знать полезно, где яд, здоровья для.

Его всегда найдете вы слева от вина.

А, во-вторых, различны два зелья по краям,

Вперед идете? Значит, нужны они не вам.

Имеет, в-третьих, разный размерчик всяк сосуд,

Но ни гигант, ни карлик вам смерти не несут.

И наконец, в-четвертых, — мотайте же на ус —

Вторые слева-справа тождественны на вкус.

Гермиона глубоко вздохнула и широко улыбнулась. Если прежде она чувствовала себя почти балластом в этом приключении, то теперь могла наконец проявить себя.

— Это гениально, — сказала девочка. — Это не магия — это логика — головоломка! У многих великих волшебников нет ни капли логики, они бы застряли здесь навечно.

— Но и мы тоже застрянем, — опечалился рыжий гриффиндорец.

— Конечно… нет! — сказала Гермиона. — Все, что нам надо, написано здесь. — Она потрясла свитком. — Семь фиалов: в трех яд, в двух вино, один даст возможность пройти безопасно через черное пламя, и один — назад через фиолетовое.

— Но как узнать, что пить?

— Подожди немного.

Гермиона перечитала свиток несколько раз. Затем она стала ходить туда-сюда вдоль ряда флаконов, рассуждая шепотом. Наконец она хлопнула в ладоши.

— Я поняла, — сказала она. — Самая маленькая бутылочка проведет нас через черное пламя прямо к камню.

Рон посмотрел на крошечный фиал.

— Здесь только на одного из нас, — сказал он. — Всего один глоток.

Они переглянулись.

— Который ведет через фиолетовое пламя? — уточнил Уизли.

Гермиона указала на пузатый флакон справа.

— Ты выпей это, — предложил Рон. — И возвращайся к Симусу. Все серьезнее, чем мы думали. Нужно найти кого-нибудь из взрослых. Идите в совятню и напишите Дамблдору! Вот! А я постараюсь задержать Снейпа.

Гермиона сомневалась в способности Уизли противостоять взрослому магу, но предпочла согласиться. Самой ей не хотелось идти через черное пламя, даже если у нее был шанс остановить декана Слизерина.

С легким сердцем девочка проводила Рона взглядом, взяла пузатый фиал и направилась в обратный путь.

Симус, как оказалось, пришел в себя и, сидя на полу, отряхивал с одежды каменное крошево.

— Где Рон? — только и спросил он.

— Пошел дальше.

— Он и тебя бросил, — констатировал Финниган не без ехидства.

Но идти назад Симус отказался. Не слушая возражений Гермионы, мальчик направился в зал с огнем. Зелья во флаконе хватило как раз на то, чтобы оба гриффиндорца смогли пройти сквозь фиолетовый огонь.

— Я читал о таком, — указав на черный огонь, сказал ирландец.

После этого мальчик вытащил палочку и как следует ей размахнулся, прежде чем громко выкрикнуть: «Агуаменти!» — и из кончика палочки ударило, как из пожарного шланга, сбивая, но не гася пламя.

— Идем! — велел Симус, не прекращая поливать огонь. — Пока течет вода, сквозь черный огонь вполне можно пройти и не обжечься.

Так и вышло. Совершенно мокрые, но невредимые, гриффиндорцы ворвались в последний зал. Там, у подножия лестницы, не замечая расползающихся луж, катались по полу профессор Квиррелл и Рон Уизли. Драчуны что-то орали друг другу, пинались, колотили друг друга кулаками. Но кроме их возгласов зал наполняли выкрики еще двух голосов, обладателей которых Симус и Гермиона рассмотреть не могли.

— Никто же не прячется за зеркалом? — подрагивая от внезапных порывов сквозняка, спросил Симус, спеша вниз.

Гермиона неуверенно покачала головой. Зеркало в центре зала было довольно большим, но голоса, которые ребята слышали, принадлежали скандалящей паре, а те не стали бы стоять настолько близко друг к другу, чтобы из-за рамы не торчал край мантии или локоть.

Разобрать, что кричали друг другу невидимки, не удавалось, но один голос показался Грейнджер похожим на голос Рона, только выше. Второй же будто принадлежал и не человеку, настолько шипящие звуки выдавало невидимое горло.

— Нужно их как-то разнять, — выкрикнул Симус, приблизившись к драчунам, но лезть в гущу свалки поостерегся.

— Да, — согласилась Гермиона, видя царапины и ссадины на перекошенных лицах профессора и первокурсника, которым, похоже, и дела не было до свидетелей их сражения. — Но как?

Симус думал всего секунду, а потом скинул с плеч рюкзак и вытянул наружу злополучную сковородку.

— А так! — с азартом замахнувшись, Финниган без всякого пиетета врезал сковородкой Квиррелла по затылку.

В тот же миг зал огласил нечеловеческий крик, и шквальным ветром, пронесшимся по помещению, стоявших гриффиндорцев снесло к стене, как следует приложив о камни.

В себя Гермиона пришла уже в Больничном крыле. Рон, исцарапанный и бледный, метался в бреду, Симус нахохленной птицей полусидел на своей койке.

— Что случилось? — хрипло спросила Грейнджер, приподнимаясь.

— А то случилось, что я больше ни в жизни никуда с вами не пойду, — припечатал Симус. — Особенно с этим придурком! — Мальчик с пренебрежением глянул на беспокойного рыжика. — Никогда.

— Что с ним?

— А я откуда знаю?! — взвился Финниган. — Я очнулся, а он уже такой. Мадам Помфри велела не лезть не в свои дела. Только сказала, что Рона к обеду заберут в Мунго.

Дальнейшего разговора не вышло. Двери Больничного крыла распахнулись, и в помещение ворвалась невысокая рыхлая рыжая женщина, одетая в выцветшее ситцевое платье и вязаный берет.

— Ронни! — вскричала волшебница, кидаясь к койке Уизли.

Глядя на то, как незнакомка рыдает над сокурсником, а выбежавшая из кабинета мадам Помфри пытается увести волшебницу к себе, Гермиона горько всхлипнула. Себя винить в произошедшем не хотелось, и она быстро нашла настоящего виновника. И им, безусловно, являлся Гарри Поттер.

А теперь, много дней спустя, то мимолетное желание насолить Поттеру, сладко проспавшему эту ночь и ничего не знавшему о тех опасностях, которым себя подвергали гриффиндорцы, обернулось проблемами, и Гермиона не представляла, как будет их решать.

Когда у нее случился магический выброс в маггловской школе, приведший к разбитому окну, родители забрали дочь на домашнее обучение, и девочке не пришлось видеть страх и недоумение в глазах бывших одноклассников, отвечать на их неудобные вопросы и вновь терпеть насмешки. Когда из-за Гермионы упала и сломала руку соседка, волшебная сила сама каким-то образом заставила женщину забыть о Грейнджер, и девочке не пришлось ни с кем-то объясняться, ни извиняться. Но сейчас в Хогвартсе не было родителей, и магия не спешила сама помогать девочке. Ей предстояло справляться с последствиями не случайных, а сознательных поступков самой.

1) Скаутское движение зародилось в Великобритании примерно в 1907 году

Вернуться к тексту

2) Уже после написания главы сообразила, что вышла почти отсылка к фильму «Властелин колец». А читатели подсказали — и к мультику "Рапунцель"

Вернуться к тексту

С отъездом студентов работа профессоров не закончилась. И если учителям предстояло проверить учебные классы, составить списки необходимого на будущий год и дождаться итогового педсовета, то на плечи деканов ложилась забота о вверенной им части Хогвартса.

Проконтролировав отбытие поезда, Северус Снейп вернулся в замок и занялся инвентаризацией факультетских владений. Декан последовательно обошел все спальни. Большую часть работы делали эльфы, так что зельевару не приходилось щупать продавленные матрасы, испорченные подушки и засовывать пальцы в дыры на постельном белье. То, что могли, домовики чинили без понуканий профессора, но у любой вещи имелся срок службы. И даже магия не могла удлинять его вечно.

После были проверены и записаны в свиток-список и другие элементы обстановки спален, ванных и гостиной. Отдельной строкой декан внес в записи испорченные сыростью и мольфейками гобелены — с этими двумя напастями в подземельях ничто не помогало. Десять лет своего деканства и семь лет учебы Снейп воевал с этими проблемами, но его борьба походила на сражение с ветряными мельницами.

Инвентаризацию склада с ингредиентами зельевар оставил на последующие дни, все равно ведь придется задержаться в школе и после отъезда большинства учителей, так что уже к четырем часам мужчина оказался свободен и направился к Поппи, собираясь уточнить остатки зелий у нее на складе, а попал на спонтанное распитие кофе с порцией коньяка в компании медиведьмы, Филиуса и Помоны.

— Помянем наши нервы, истраченные в этом году! — предложила тост преподавательница травологии, когда Северус с благодарностью принял у Поппи чашку. — Это был непростой год.

— И дальше будет только хуже, — невесело предрекла колдомедик.

— Что-то случилось? — напрягся Снейп.

— Ничего нового, — покачала головой ведьма в желтой мантии. — Но… Я с утра получила письмо из Мунго.

— Это по поводу Рональда Уизли? — догадалась Помона.

— Да, — кивнула Помфри и задумчиво покосилась на объемистую бутыль коньяка, — мне переслали результаты его последнего обследования.

Рассказ медика прервала Ирма Пинс, но ее приходу все только обрадовались, увидев плывущее перед библиотекарем блюдо с небольшими бутербродами.

— Очень вовремя, — улыбнулась Ирме Спраут. — Я ж забежала «буквально на минуточку», а за завтраком успела только сладкого чая выпить.

Некоторое время собравшиеся наслаждались поджаристым белым хлебом, ароматным маслом и тонко нарезанной красной рыбкой, которую нельзя было обнаружить на школьном столе.

— Так и что с Уизли? — отряхнув с мантии крошки, напомнил тему разговора Снейп.

— Ничего хорошего, — вздохнула колдомедик. — Тесты весьма противоречивые. Но… Если верить тому, что сумели выяснить целители, у мистера Уизли начало разрушаться магическое ядро. Причем… хм… некоторое время назад. После зимних каникул я уже наблюдала у мальчика сильнейшее истощение и весьма странное состояние ауры, но он постепенно восстанавливался. А тут буквально за день полное истощение и… он бредил. Говорил сам с собой. Или… или с кем-то, кого не было рядом.

Маги переглянулись, осознавая сказанное.

— Это очень плохо, — пробормотала Помона. — У мистера Уизли Печать. Если у него повреждено ядро, то восстановление займет очень много времени.

— И никто не гарантирует, что целители достигнут успеха, — поморщился Флитвик.

— Из-за чего это случилось? — спросила Ирма.

Собравшиеся переглянулись. Все понимали, где были дети, но никто не видел место, где их нашел Дамблдор. Директор просто перенес трех подростков в лазарет и приказал мадам Помфри не расспрашивать детей о случившемся. Сам же после скупо сообщил о смерти Квиррелла и геройстве гриффиндорцев.

— И что, Молли Уизли так просто приняла подобную новость? — тоном, полным яда, уточнил Северус. — Или мне из подземелий не было слышно ее воплей?

— Я тоже в недоумении, — призналась Поппи.

— Молли доверяет Альбусу, — объяснил им декан Рейвенкло. — Уж не знаю, как ему это удалось, но в глазах Молли наш директор — непогрешимый. Эта женщина скорее обвинит своих детей, что они куда-нибудь влезли, чем признает, что это Альбус устроил в Хогвартсе опасную ловушку.

— Директор снова выйдет сухим из воды, — сухо констатировал Снейп. — Уизли проглотят случившееся. Даже если их сын станет в итоге сквибом, рыжее семейство ни на миг не засомневается в Альбусе. Жалоб не будет. Как не будет жалоб и от родителей Финнигана. Он учится бесплатно, но только до тех пор, пока Альбус это позволяет. Под каким-нибудь видом отказать в бесплатном обучении ничего не стоит. А Грейнджер…

— О ней и говорить не стоит, — скривился Филиус. — Она, уверен, даже не скажет родителям.

— Какое единодушие, — отметила Ирма. — Что случилось?

— Грейнджер случилась, — хмуро прошипел Северус.

Деканы-мужчины переглянулись, и Флитвик кратко пересказал дамам о вчерашнем разговоре в кабинете директора.

— И Дамблдор, конечно, ничего не объяснил, — усмехнулась Спраут, когда профессор чар дошел до момента выдворения студентов из башни.

— Конечно, — в тон ей ответил Снейп. — Как же иначе. Кто и когда слышал от директора честный и прямой ответ хоть на один вопрос?

Волшебники переглянулись, криво улыбаясь друг другу. Все они знали Альбуса не первый год. И все знали его очень и очень хорошо, а потому не заблуждались на его счет.

— Директор сказал, что именно он получил посылку для мисс Уоррен, но не знал, что в ней, — сказал зельевар. — Альбус пригласил девочку к себе и видел, как мисс Уоррен распаковала содержимое коробки. А потом, по словам Дамблдора, Миртл Уоррен очень разозлилась, долго кричала и швырнула футляр в стену. Альбус, опять же по его словам, не стал избавляться от неизвестной вещи, решил сохранить, подозревая, что девочка вернется, хранил в шкафу, а потом мисс Уоррен погибла… и он забыл о футляре. Нашел несколько лет спустя. В футляре хранились разбитые очки. Уцелела только одна линза.

Маги переглянулись.

— Альбус редко откровенно врет, но часто искажает правду так, что истина оказывается надежно скрыта, — напомнил всем Филиус.

— А вы не могли припереть его к стенке и потребовать ответа, — невесело пробормотала Помона и медленно обвела всех взглядом.

— Мы повязаны с Альбусом своими малыми и большими грехами, — вздохнул Филиус.

— Альбус и его знаменитые вторые шансы, — скривился Снейп. — Он ждет, как паук, когда человек совершит ошибку, а потом с понимающим видом и доброй улыбкой оплетает своей паутиной. Пока ты не сделал ничего, за что раскаиваешься, разговоры директора о втором шансе кажутся мыслями мудреца и великого праведника, готового ко всепрощению, но стоит оказаться по другую сторону… и на шее затягивается удавка. Страха… Непреложного Обета… клятв… И уже не выбраться.

Из собравшихся только Помона и Поппи не были в должниках Дамблдора, что позволяло им действовать относительно свободно, но волшебницы хорошо знали цену доброте директора, ведь много лет наблюдали действия Альбуса со стороны.

— Порой мне кажется, что я свободен, но потом директор просит от меня… закрыть глаза на проделки какого-нибудь студента. Или студентки. Очень настойчиво просит. И у меня нет шанса отказать, — вздохнул полугоблин и покосился на Снейпа.

Собравшиеся знали, что если на Флитвика или Пинс Альбус мог лишь надавить в чем-то, то Северус вот уже много лет практически жил от одного приказа директора до другого, не смея противиться.

— Как думаете, что произошло на самом деле? — спросила Ирма. — И как вообще получилось, что посылка попала к Дамблдору. Разве артефактор не должен был выслать заказ напрямую мисс Уоррен?

— Если по поводу первого мы можем лишь предполагать, то на второй вопрос я знаю ответ, — чуть грустно улыбнулся маленький профессор.

— И как же очки Миртл попали к Альбусу? — нахмурилась Помфри.

— Мало кто сейчас помнит, но прежде письма и посылки никогда не доставлялись в Большой зал, — начал рассказывать Филиус, вызвав удивление на лицах колдомедика, библиотекаря и зельевара. — У каждого факультета была своя комната-совятня, куда совы приносили послания. И уже оттуда домовики, прикрепленные к конкретному факультету, перемещали письма по спальням. На каждое письмо или посылку накладывались чары сокрытия — увидеть доставленное мог только получатель. Эта система преспокойно работала до двадцатых годов. А потом Альбус убедил директора Диппета в необходимости проверять письма на злокозненные чары. Он использовал Геллерта Гриндевальда как превосходную пугалку! Объяснив все попыткой упростить проверку, Альбус закрыл почтовые комнаты факультетов. И вообще ограничил места в школе, куда попадали совы. Отныне птицы могли прилетать только на чердак Большого зала и в кабинет директора. Альбус всех заверил, что эльфы прекрасно справятся с проверкой, и не будет никаких задержек с получением писем. Но он рассказал не все.

— О, выходит, не Основатели придумали это антисанитарийное действо во время еды? — опешила мадам Помфри.

— Верно, — кивнул Флитвик. — А еще раньше сохранялась тайна переписки. Никто никому не заглядывал в письма через плечо.

— И никто не позорился на всю школу, получив вопиллер, — хмуро проворчал Снейп.

— Да, именно так, — подтвердил полугоблин. — Но все это и рядом не стояло с тем, что общение студентов с внешним миром подверглось полному контролю. И цензуре.

— Альбус делает это и теперь? — спросила Ирма.

— Не со всеми студентами, — ответил Филиус. — Он не может прикрыть происходящее смутным временем, как когда-то. Но я почти уверен, что он весьма пристально следит за перепиской некоторых учеников. Удивительно, что мистеру Поттеру удалось как-то скрыть от директора часть своих действий. Я, конечно, очень постарался когда-то, распутывая чары недосягаемости вокруг башни Рейвенкло, но мне удалось ослабить их только для личных птиц моих студентов. Вряд ли этого было достаточно.

— Мог ли Альбус в тридцатые и сороковые годы приказать эльфам отслеживать пересылку артефактов? — спросила Ирма Пинс.

— Думаю, он отслеживал все подряд, — откликнулся Северус. — Артефакты, зелья, книги.

— А потом беседовал со студентами в личном кабинете, — невесело покивала Помона. — Времена были смутными. Легко было представить все так, будто вещь пропала. Или убедить ученика, что ему ничего не нужно. Я герболог. Северус — зельевар. Любой из нас подтвердит, что не все чаи Альбуса так уж безвредны.

— Мы сейчас в открытую обвиняем директора в опаивании студентов? — спросила Поппи.

Филиус хохотнул.

— Да, в открытую, — подтвердил он. — Но мы никому ничего не сможем сказать. Никто не поверит.

Северус прикрыл глаза, мысленно соглашаясь с коллегой.

Да, никто не поверит. Уже очень давно Дамблдор — великий светлый маг страны с несокрушимой репутацией праведника. Нужно что-то большее, чем слова горстки магов, чтобы низвергнуть Альбуса с его пьедестала.

— Значит, Альбус как-то узнал об очках, заинтересовался интересным и полезным артефактом, — стала выстраивать последовательность событий Ирма.

— Скажу больше, изготовление подобных очков невозможно без разрешения колдомедика, — просветила всех Поппи. — Я-то думала, Альбус умеет читать мысли.

— Он и умеет, — кивнул Снейп. — Просто прежде директор говорил о врожденной способности. Дар ментальной магии позволяет считывать поверхностные мысли без зрительного контакта на довольно большом расстоянии, в то время как магу, научившемуся легилименции, необходимо, чтобы человек стоял довольно близко и смотрел в глаза.

— Затем, — продолжила мадам Пинс, — Альбус вызывает к себе мисс Уоррен, угощает ее чаем. И после задушевной беседы девочка отказывается от заказанных отцом очков. Стоили очки такого риска?

Северусу вспомнились шкафы в кабинете директора, полки которых были завалены самыми разными необычными предметами.

— А он и не рисковал, — сказал Снейп. — К тому моменту отец Миртл Уоррен уже был мертв. Некому было предъявлять претензии.

— А почему те очки превратились в очки-половинки? Не думаю, что артефактор не защитил линзы от повреждений, — спросила Помона.

— Да… Должна была быть защита, — согласился Филиус задумчиво. — Но… Оправа! Альбус не мог оставить старую оправу. Та наверняка ему не подходила. Но и заказать работу другому мастеру директор побоялся. Видимо, линза пострадала при попытке сменить оправу. Но вторая уцелела и даже пережила разделение, не потеряв свойств.

— Когда у Альбуса появились его очки? — уточнила Поппи.

— Уж точно после смерти мисс Уоррен, — задумавшись, ответил профессор чар. — Даже скорее… после победы над Гриндевальдом.

— А сколько еще у Альбуса вещей, которые ему на самом деле не принадлежат? — ни к кому не обращаясь, тихо спросила Ирма.

В комнате повисла гнетущая тишина.

Домой Гарри поехал вместе со всеми. Тинки могла забрать подростка прямо из замка, как прежде, или со станции в Хогсмиде, но Поттер побоялся слежки. Его отсутствие в поезде мог кто-нибудь заметить. Та же Грейнджер, показательно игнорировавшая Гарри весь последний школьный завтрак, а потом — дорогу до станции. Но рейвенкловец не обольщался на ее счет. Пусть и несознательно, но отныне Гермиона будет отслеживать каждый его шаг, ожидая провалов и негодуя из-за успехов. И исчезновение на пути в Лондон не пройдет мимо нее.

В поезде подросток выбрал пустое купе, но к нему быстро набилась целая толпа. Сначала явился Невилл, обещавший вернуться после того, как оставит багаж в купе барсучат-мальчиков. Потом приятелей отыскал Малфой, плывший через озеро в компании Крэбба и Гойла. После в купе заглянули и остались Аббот и Боунс, а последними подсели Финч-Флетчли и Бут.

Сначала разговор не вязался, но потом непосредственный Терри спросил попутчиков о планах на лето и сам же первым подробно описал намеченную родителями трехнедельную поездку через океан к подруге своей матери. После этого и другие ребята разоткровенничались.

Больше всего Гарри заинтересовал рассказ Джастина. Поттер довольно неплохо знал этого мальчика, но о своей жизни до Хогвартса хаффлпаффец почти не распространялся, сообщив год назад всего несколько фактов. Сейчас же стало ясно, что маггловская сторона его жизни — болезненная и сложная тема.

Родители Джастина, люди известные в высших кругах и весьма состоятельные, не собирались экономить на образовании сына. В четыре года единственный отпрыск четы Финч-Флетчли отправился учиться в Лондонскую дневную школу Томаса в Баттерси — одну из престижнейших начальных школ в Лондоне. После родители перевели мальчика в Людгроу, надеясь, что он, несмотря на разницу в возрасте, подружится с кем-нибудь из принцев. Подготовка в Людгроу позволила Джастину вполне успешно сдать предварительные экзамены для Итона, и через пару лет юный наследник должен был пополнить ряды учеников престижнейшего колледжа Великобритании.

Но прямо на следующий день после того, как Финч-Флетчли получили результаты экзаменов, в их дом заявилась профессор МакГонагалл. Этот визит перечеркивал все планы родителей, нарушал спокойную жизнь, не удивительно, что мистер и миссис Финч-Флетчли отнеслись к идее школы волшебства весьма негативно. Особенно их напрягло то, что представительница Хогвартса предлагала поверить ей на слово и не имела при себе ни единого документа, кроме письма-приглашения. Родители Джастина требовали буклеты, бланки, договор, но в ответ получили лишь недоумение и невольно поджатые губы. Ко всему прочему, не предоставляя никаких документов, волшебники не брали на себя и решение вопроса с маггловскими официальными структурами. В итоге сам Джастин радовался учебе в волшебной школе, но его родителям надо было как-то прикрыть тылы. Это соседям можно сообщить о частной школе, но никто не примет такое объяснение, случись что. И если проблемы возникали даже у обычных семей, то Финч-Флетчли пришлось особенно тяжело, ведь эта семья была на виду у очень многих.

— Я сразу ничего не знал обо всем этом, а родители несколько недель голову ломали над решением проблемы, — рассказывал Джастин. — Даже думали проигнорировать приглашение в Хогвартс. Но потом у меня случился совсем небольшой выброс… и, в общем, им стало ясно, что мне нужно учиться контролировать свою магию.

— И что они придумали в итоге? — спросил Терри. — Никогда не задумывался, что у магглорожденных могут быть какие-то проблемы с поступлением.

— Ты что?! — возмутился барсук. — Их целая туча. Как выяснилось. Мы ж не в вакууме живем! Родители написали письмо МакГонагалл, надеясь, что она хоть как-то поможет или объяснит, что делать. И что вы думаете?

Драко с явным презрением хмыкнул, этим выражая свое мнение о декане Гриффиндора.

— К нам заявился странный тип в каких-то фиолетовых обносках! — с чувством сообщил Джастин. — И сказал, чтобы мы отвели его к тем, кому надо подправить память! Представляете?!

Гарри хмыкнул и покачал головой.

— Да мы даже коврик при входной двери такому не доверили бы, не то что мозги всех знакомых! — продолжал Джастин. — Не понимаю, о чем думала МакГонагалл?!

— Джастин, профессор выбирается из Хогвартса только несколько раз в год на несколько часов, — погладив друга по плечу, сказала Ханна Аббот. — Она маггловский мир почти не видит. И… не хочет видеть. Пусть она и заместитель и должна проводить беседы с родителями магглорожденных, она была и остается чистокровной ведьмой. Ей нет дела до магглов и магглорожденных. Вспомните первые уроки трансфигурации. Она с самого начала вела себя так, будто в классе нет ни одного ученика, который может не знать каких-то элементарных вещей. Элементарных для магов. Ты сам уточнял у нас кое-какие моменты.

Джастин удрученно кивнул.

— Все верно, — сказал он. — И это особенно неприятно. Но это сейчас я хоть немного что-то понимаю… и вижу реальное положение вещей. А представь, как было моим родителям! Их никто прежде так не унижал. Будто они не люди вовсе. Будто от них можно отмахнуться. А всем остальным… просто подправить память руками какого-то проходимца. Вряд ли у того волшебника было разрешение на подобные манипуляции! И ведь воздействию предполагалось подвергнуть не пару человек!

— Директор школы. И не простой, а престижной. Банальная профессиональная ревность не позволила бы ему не поинтересоваться, где собирается учиться дальше один из его подопечных. Вся администрация школы и учителя. Даже уборщики и охрана. Дети… а ведь на детях нельзя применять чары Памяти. Родители детей. Знакомые родителей детей, кому могли случайно рассказать. Соседи. Знакомые и друзья твоих родителей, — предположил Поттер.

— И это еще не все, — согласился Джастин.

Гарри невесело покачал головой.

Тетя Петунья знала о том, куда будут поступать дети из их с Дадли класса почти за год до выпуска. И вряд ли с другими родителями иначе. И мальчик, родители которого резко меняют планы, обязательно вызовет всеобщий интерес. Даже случайным людям захочется узнать, куда же его решили перевести, раз одна из престижнейших школ показалась неудачным выбором. А уж администрация не удовлетворится туманным заявлением о другой школе. Это кого-то, вроде Томаса или Грейнджер, родители могли отправить в «частную школу в Шотландии». Родители одноклассников Джастина, учителя и директор обязательно потребовали название школы, а директор после мог и проверить, что его ученик теперь протирает стул в обозначенном месте. Да и снизить планку учебного заведения никак нельзя.

— И что твои родители? — спросил Гарри. — Они что-то придумали со школой из другой страны? США? Франция? Япония?

Гарри не знал, где могут располагаться лучшие частные школы мира, так что тыкал пальцем в небо.

— Родители отправили меня в Косой переулок, чтобы я купил книг и расспросил кого-нибудь, — ответил Джастин. — И в книжном я встретил Сьюзен.

Девочка улыбнулась и мило зарделась.

— Он был таким растерянным, — сказала она. — Не могу представить, как ты себя чувствовал. Но мне захотелось помочь.

— Сьюзен рассказала о нашей проблеме своей тете, а та сходила в Отдел образования, — продолжил рассказ Финч-Флетчли. — Оказалось, мой вопрос как раз в их ведении! И уже очень давно налажена целая схема, благодаря которой магглорожденные могут и учиться в Хогвартсе, и при этом вполне официально числиться в обычной школе или колледже. В Министерстве оформляют вполне официальные документы. Но обращается с этим вопросом хорошо если каждый десятый студент. А ведь рассказывать об этом должен представитель Хогвартса! А не присылать сомнительных волшебников.

— И где ты официально учишься? — улыбнулся Терри.

— В Ле Рози, в Швейцарии, — не без гордости ответил хаффлпаффец. — Это одна из самых дорогих частных школ в мире. И уровень там хороший. А еще туда не поступал никто из знакомых, так что никто и не узнает правду. Мы весь прошлый август провели в Женеве, наведывались в Ролле, рядом с которым расположена школа, так что на этих каникулах я спокойно смогу рассказывать знакомым о прелестях Женевского озера, о Лозанне.

Заметив вопросительный взгляд Терри, Джастин пояснил:

— Родители писали о том, что их уже пригласили на десяток мероприятий… И если что-то можно игнорировать, то благотворительные аукционы — ни в коем случае. Да и мамин ежегодный бал в честь ее дня рождения родители ни за что не отменят. И мама уже решила, что вино должно быть непременно из Ла-Кот, будто бы они, навещая меня в Швейцарии, прикупили мимоходом несколько ящиков.

Драко, помалкивавший все это время, уцепился за хоть что-то понятное и взялся предлагать, что еще можно привезти из окрестностей Женевы, и Гарри отвлекся от беседы, задумавшись о своем.

Узнав, что является магом, Поттер перестал злиться на Дурслей. Но осталась обида. И изжить ее никак не получалось, ведь до сих пор Гарри не мог понять, почему родственники и особенно тетя так его ненавидят.

Сыщик немало покопался в жизни Гарри по просьбе самого мальчика. И о Дурслях выяснил довольно много. Но Поттер лишь мельком просмотрел те страницы, которые теперь вставали перед его внутренним взором ясными картинками-откровениями.

Эвансов в свое время никто не направил за помощью в Отдел образования. И талантливая ведьма Лили Эванс для маггловского мира просто пропала в свои одиннадцать лет. Да, семья рассказывала соседям, что младшенькая мисс Эванс учится на севере, в Шотландии, но по документам выходило, что Лили Эванс закончила только начальную школу и после этого куда-то исчезла. Она не училась в старшей школе, не ходила на курсы, не проходила медицинских осмотров, не получала и не оформляла какие-либо документы. И если мистер и миссис Эванс и не переживали об этом, то юная Петунья предчувствовала целую гору проблем в будущем. И как в воду глядела.

Сама Петунья училась весьма средне и ни о каком высшем образовании не помышляла. Да и Эвансам оно было не по карману. Глядя на родителей, пытавшихся поддерживать внешнюю респектабельность, но на деле считавших каждый пенни, Петунья свое будущее видела не в работе за гроши, а в качестве жены успешного человека с хорошим доходом. Именно поэтому вместе с подругой ходила сначала на курсы машинисток, после — медсестер, а все свободное время проводила за поиском подходящего спутника жизни.

С Верноном мисс Эванс познакомила как раз одна из знакомых по курсам. Дурсль активно обхаживал красивую миниатюрную брюнетку, а та не знала, как отвадить настойчивого кавалера, и попыталась свести Вернона с Петуньей. И Петти не упустила своего, услышав краткую историю жизни уже тогда довольно тучного и одышливого, но не обзаведшегося усиками Дурсля.

Отец Вернона и Мардж, Дэвид Дурсль, родился в самом начале века в Бирмингеме и с юных лет помогал отцу в бакалейной лавке. В начале 30-х семейство Дурслей перебралось в Лондон и открыло там небольшой, но достаточно популярный магазин. Все шло хорошо, но потом один за другим умерли старшие родичи Дэвида, он остался один, бизнес постепенно приходил в упадок, а во время первой же бомбежки Лондона от магазина не осталось ничего, кроме чудом уцелевшей входной двери. Озлобленный и сломленный, Дэвид записался добровольцем и был ранен в первом же бою. Провел несколько недель в госпитале, где его выходила и вправила мужчине мозги совсем юная медсестричка Эмили. Эмили вообще многих поставила на ноги. Некрасавицу с отвратным характером, девушку к концу первой недели начинали уважать и побаиваться все раненые. Она не боялась ни черта ни бога, крыла портовым матом военное начальство, таскала на себе мужчин в трое крупнее себя и одним свирепым взглядом возвращала больным желание жить. Жить — и поскорее сбежать от всевидящей и неусыпной мегеры Эмили.

Дэвид был одним из тех, кто просто таки сбежал от мисс Бэлл на фронт. Сбежал, был еще дважды ранен и по итогу оказался прикован к постели. На всю жизнь, как утверждали медики. Его будущее казалось безрадостным. Он, молодой мужчина, на которого прежде засматривались даже писаные красавицы, был вынужден влачить жалкое существование без возможности выйти из дома. Пенсии едва хватало на жилье, пропитание и услуги дюжей немногословной сиделки. А потом к Дэвиду заявилась мисс Бэлл, выбила из него пыль и отчаяние и увезла с собой в Донкастер, где у теперь уже бывшей медсестры имелся крохотный дом на окраине города. Через месяц они поженились, хотя Дэвид не испытывал к Эмили ничего, кроме уважения и благодарности. Но новоявленной миссис Дурсль будто и этого хватало.

Девушка развила бурную деятельность, задавшись целью поставить супруга на ноги. Никто в ее идеи не верил, даже сам Дэвид. Но Эмили ни на миг не теряла задор и уверенность в собственных силах. Она даже придумала себе работу, позволившую почти не отлучаться из дома — разведение породистых собак.

Стыдясь перед женой, Дурсль пытался хоть как-то подсобить их маленькой семье с деньгами. Сначала он помогал соседям с мелким ремонтом всевозможных изделий из дерева: рам, статуэток, стопоров для дверей. Потом обзавелся кое-какими инструментами и начал вытачивать и вырезать дверные ручки, статуэтки, рамы, стопоры, медальоны.

К моменту рождения дочери Дэвид успел заработать славу хорошего мастера, ему то и дело поступали солидные заказы, и впервые навалилось разочарование из-за невозможности ходить, ведь приходилось отказываться от самых интересных проектов. Видя его отчаяние, Эмили старалась ни на миг не оставлять мужа одного. Она научилась водить машину и возила Дэвида к заказчикам. Приглашала в гости других реставраторов, плотников с многолетним стажем и скульпторов по дереву. Находила интересные заказы. Даже протащила в местную газету статью о собственном супруге. И добилась своего. Дэвид ожил, обрел уверенность в себе и на время позабыл о том, что что-то невозможно. Казалось, возможно все, если за дело берется Эмили Дурсль.

А потом едва не случилась трагедия. На одном из объектов на Дэвида свалились леса. Только чудом он остался жив, но несколько дней провел без сознания. И проснулся от боли в спине. Даже врачи не знали до конца, что именно произошло, но к мужчине вернулась чувствительность. И через еще год терапии Дэвид смог встать.

Жизнь семьи после этого круто изменилась. Пусть внешне и ковыляя с тростью, внутренне Дэвид летал на крыльях счастья. Теперь он мог осуществить все желаемое. Он учился, работал. Брался за самые простые и самые сложные заказы. К середине 50-х в профессиональной среде имя Дэвида Дурсля стало синонимом чуда. Даже молодая королева не обошла знаменитого мастера парой поручений, затеяв ремонт в Кларенс-хаусе.

Знакомые восхищались Дэвидом, но многие прочили ему скорый развод с Эмили. Всем казалось, что эти двое слишком разные, чтобы быть вместе. И уж теперь, когда мужчина избавился от вынужденной опеки… Но мягкий и спокойный Дэвид в этом вопросе оказался тверже собственной супруги. Даже она не верила в их брак так сильно, как мистер Дурсль.

Вернон родился в 1954-м и своим появлением на свет заткнул рты болтунам. Дурслей стали называть образцовой семьей, пусть и продолжали шептаться, что пара из властной и грубой Эмили и добряка Дэвида весьма и весьма колоритная.

Дети и внешне и характером пошли в мать. Но если Мардж, как Эмили, ненавидела учебу, то Вернон с первых дней в школе стал отличником. Зато дочь обожала собак, рядом с которыми росла. И это дело увлекало ее куда больше, чем Эмили. К своим двенадцати Мардж почти полностью перехватила управление питомником, который при ней стал приносить некоторую прибыль.

Эмили Дурсль не стало за неделю до шестнадцатого дня рождения Мардж. Женщина умерла тихо, во сне. Ни разу за всю жизнь никому ни на что не пожаловавшись и никого не обременяя, она и ушла так же, не желая создавать родным проблемы.

Дэвид, так и проживший с Эмили все эти годы не в любви, но в глубоком уважении, смерть жены переносил тяжело. Супруга была его опорой во всем. Но он не впал в уныние, просто со стороны стало казаться, что свет, прежде горевший в нем, потух. Мужчина полностью ушел в работу, все реже и реже появляясь дома. Воспитание Вернона грузом легло на плечи Мардж, но та не жаловалась. Дочь своей матери, она быстро освоилась с новой ролью хозяйки семьи. И потому не растерялась и не опустила руки, когда умер и отец, а она осталась одна с братом, которому едва исполнилось семнадцать.

Из завещания Мардж и Вернон узнали, что все эти годы отец откладывал часть доходов на их будущее. И это была весьма солидная сумма. Мардж купила себе дом и довольно большой участок под питомник. А Вернон, не унаследовавший талантов отца, но увлеченный благодаря ему строительством и ремонтом, решил заняться бизнесом.

С личной жизнью у Мардж не складывалось с самого начала, собаки всегда стояли для нее на первом месте. А вот Вернон с самой ранней юности мечтал о собственной семье. И с Петуньей это стало осуществимо. Любви между ними не случилось, но было понимание, что от будущего они хотят одного и того же. Он мечтал об успешном бизнесе, доме в пригороде, жене, создающей их уют, и паре крепких ребятишек. И Петунье такое видение будущего очень нравилось.

Четко следуя плану, они купили дом с четырьмя спальнями в пригороде Лондона. Сыграли свадьбу, едва не провалившуюся из-за заявившихся на торжество волшебников, и зажили своей маленькой счастливой жизнью.

Пока на семейство Дурслей не свалился непредвиденным грузом Гарри Поттер. Маленький мирок Петуньи и Вернона и все их будущее просто вылетели в трубу. Большая болтушка, Петунья скрывала ото всех сведения о своей семье, а теперь пришлось на ходу придумывать вразумительные объяснения и по поводу сестры, и по поводу Гарри, и по поводу отца Гарри, данных о существовании которого не было вовсе. И версия об отбросах общества оказалась самой простой и правдивой. В нее поверили даже в полиции.

А ведь Петунье пришлось переступить через свою гордость, через образ достойной миссис из хорошей семьи. И все эти годы Петунья сама топталась по своей репутации, ведь знала, что рано или поздно Гарри тоже отправится в Хогвартс, а ей нужно будет придумывать историю о его дальнейшей учебе.

Дурсли сознательно ограждали Гарри от других людей, не давали ему заводить друзей, общаться с соседями. К одиннадцати у Поттера должно было быть как можно меньше знакомых. И все это только для того, чтобы никому ничего не объяснять.

Гарри встряхнулся и вынырнул из собственных размышлений, прислушиваясь к беседе. Джастин как раз рассказывал ребятам о первом благотворительном мероприятии, на которое должен был отправиться с родителями всего через пару дней. Оно было посвящено инвалидам-колясочникам. Услышав это, Гарри вспомнил о леди Блэк и включился в беседу, желая вызнать побольше о инвалидных креслах. Оказалось, родители переслали Джастину несколько буклетов по теме, и подросток с готовностью передал их Поттеру для изучения.

Сойдя с поезда на платформе 9 и ¾, Гарри отправился в присмотренный глухой закуток и вызвал Тинки.

— Перенеси вещи домой, пожалуйста, — сказал он эльфийке, приветственно ее обняв, — а после мы с тобой кое-куда наведаемся. Мне надо увидеть своими глазами.

Вальбурге Блэк всегда казалось, что уж она-то, как маг крови, способна по-настоящему чувствовать магию. Но ныне ей приходилось признавать, что она была слепой и глухой всю свою жизнь. А всего-то и требовалось оказаться в чужом магическом особняке на долгий срок. Леди Блэк родилась сама, росла, вышла замуж и родила детей, покидая дома Блэков лишь для учебы в Хогвартсе. Даже в гостях волшебница не оставалась дольше, чем на несколько часов. Может именно поэтому, всегда находясь под крылом магии своего рода, женщина не ощущала ее на самом деле.

В Поттер-мэноре все было иначе. Магия текла здесь повсюду, почти осязаемая, искристая, с легким привкусом яблок, корицы, меда и жженого сахара. Магия наполняла собой стены, гудела в растопленных каминах, ковром тепла ложилась под ноги. Магия Поттеров была мягкой, уютной и обволакивающей. Готовой обнимать и утешать, дающей силы, какой-то совершенно материнской. Но при этом ощущалось, что с врагами и непрошенными гостями огромный сильный зверь, свернувшийся внутри особняка, церемониться не будет, от удара невидимой мощной лапы от чужака останется не больше, чем пятно на барьере, окружающем владения семьи. И дураком будет тот, кто даже просто приблизится к внешней ограде с дурными намереньями. И волшебница невольно радовалась, что находится в доме на правах желанной гостьи и родственницы.

Было ли причиной всему то, что Вальбурга оказалась почти отрезана от доступа к истощенной до предела магии Блэков? Или же она ощущала все настолько ярко из-за артефактов, настроенных так, чтобы магия чужой семьи усваивалась организмом волшебницы без сопротивления, ускоряя восстановление? Или же всему виной была разница между магией Блэков и магией Поттеров?

Магию собственной семьи леди Блэк никогда и ни с чем не сравнивала. Дорея, с которой Вальбурга взялась обсудить эту тему, не без нежности, но довольно откровенно обозвала магию Блэков похожей на настойку бабки Урсулы. Рецепт той настойки бывшая Флинт унесла с собой в могилу, за что ей были благодарны все родичи, едва не отравившиеся мерзким черным пойлом с горьким привкусом трав, рыбьего жира и носков, которое настырная старуха использовала и как аперитив, и как лекарство от всех болезней, и как яд для крыс.

— Это не особенность семьи Поттер, — сказала Дорея, все обдумав. — Я ведь пробыла частью этой семьи достаточно долго, как ты понимаешь. И первое время тоже чувствовала различия, но не так остро. Магия Поттеров не напоминала мне то, что ты сейчас описываешь. Похоже, все дело в Гарольде.

Леди Блэк недоверчиво прищурилась, глядя на нарисованную родственницу, но после не без горечи кивнула, признавая правоту покойной леди Поттер.

Да, все дело было в мальчике. И с его возвращением домой догадка превратилась в факт. Вальбурга знала, что так бывает. В будущем Гарри обещал стать очень сильным магом, но пока он был юным сиротой, и магия рода, субстанция живая и разумная, делала все, чтобы уберечь своего нового лорда от напастей. Именно поэтому магия Поттеров ощущалась так, будто питал ее не один двенадцатилетний юноша, а десятки и десятки волшебников. А в его присутствии Вальбурге первые пару дней казалось, что даже воздух стал гуще, почти как кисель.

— Магия рода Поттер на пике из-за Гарри, но если с ним что-то случится… род просто исчезнет, ведь сейчас выжигает себя ради последнего Поттера, — застав очередную беседу ведьм, поделился своими соображениями Карлус.

— Жаль, я ничем не могу ему помочь, — произнесла леди Блэк искренне.

Кто бы сейчас помог самой Вальбурге! Все, во что верила женщина, все, что держало ее в этом мире, превратилось в мираж. Некогда великий род Блэк истлел, как родовой гобелен. И леди Блэк в какой-то степени сама приложила руку к тому, чтобы сейчас от некогда многочисленной семьи осталась лишь кучка бессильных стариков и старух, о которых никто не вспоминает, кого никто не берет в расчет. Оба сына Вальбурги живы, но сможет ли она вернуть их? И куда возвращать? Живы дочери Сигнуса, но разве они все еще Блэк? Блэк-хаус — смрадная яма, на дне которой едва теплится крохотный огонек магии. Чистота крови навек! Что же… похоже, век Блэков на исходе.

Дорея лишь пожала плечами и спокойно ответила:

— Не переживай по этому поводу. Гарри вполне справляется сам. И ты более всего ему поможешь, если встанешь на ноги.

Еще несколько недель назад на подобное увещевание леди Блэк лишь горько улыбнулась бы, но с началом летних каникул ее самочувствие стало улучшаться стремительными скачками.

С каждым днем Вальбурга проводила все больше и больше времени без сна, хотя все еще период ее бодрствования не превышал четыре часа. А благодаря тому странному, но поразительно удобному креслу, привезенному мальчиком, и браслетам-артефактам волшебница больше не была прикована к кровати.

Вот уже неделю день волшебницы начинался около восьми утра. Она просыпалась тяжело, медленно выплывая из тягостных мрачных снов. Но потом Кричер приносил таз с изумительно теплой водой, пахнущей летними луговыми травами, обтирал лицо, шею и руки хозяйки мягкой тряпочкой, смоченной в этой живительной влаге — и тени отступали, расползались по углам, давая дышать и думать. После этого Вальбурга позволяла облачить себя в одно из платьев Юфимии или предыдущих леди Поттер, останавливая свой выбор на свободных силуэтах и темных тонах, и отправлялась в столовую.

Кричер мог бы переносить свою хозяйку и в обычном кресле, но инвалидное значительно облегчало его работу. И даже сама леди Блэк научилась управляться с этой штукой благодаря рычажку на подлокотнике — Гарри заменил маггловский моторчик артефактом. Лишь для перемещений между этажами приходилось полностью полагаться на домовика.

В столовой волшебницу неизменно поджидал Гарри. Леди Блэк догадывалась, что ему о пробуждении гостьи докладывали поттеровские эльфы, а то и сам Кричер. Вальбурга наблюдала за своим эльфом и порой замечала, с каким благоговением он говорит о хозяине дома. Это не удивляло женщину. Она и сама ловила себя на ощущении трепета в груди, глядя на подростка. Мальчик не был так уж похож на Блэков, но порой в повороте головы, осанке, взгляде, словах и поступках леди Блэк виделся не Гарри Поттер, а Регулус в том же возрасте. Но Вальбурга не позволяла себе обманываться дольше, чем на мгновение. Перед ней был не ее сын, а юный и невероятно талантливый мальчик, достойный того, чтобы его не сравнивали ни с кем другим.

Пару раз время подгадывал и Гиппократ, но чаще целитель навещал свою самую любимую пациентку ближе к полудню, без всякого стеснения пользуясь услужливостью поттеровских эльфов, готовых накормить любого гостя.

За завтраком велась неспешная беседа. Гарри всегда был рад что-то изменить в параметрах артефактов, а Сметвик с горящими глазами следил за работой юного артефактора. Сам целитель делился сплетнями, о которых не писала даже такая известная собирательница слухов, как Рита Скитер, подтверждая известную истину, что медикам, клеркам и домовикам всегда известно больше, чем даже родне или начальству.

Именно целитель рассказал о том, кто в новом учебном году займет место преподавателя защиты. Еще о том, что решение о месте проведения Чемпионата Мира по квиддичу в 1994-м почти принято, предпочтение отдается Словении, но Британия уже начала подковерные игры и раздачу взяток, чтобы переломить ситуацию. А недовольству возобновлением Турнира Трех Волшебников, проведение которого намечено на тот же 1994-й год, Сметвик посвятил целый час.

Все это так напоминало нормальную жизнь, что леди Блэк невольно забывалась и с улыбкой наблюдала то за одним, то за другим магом, увлеченных разговором.

К концу завтрака Вальбурга чувствовала себя немного уставшей, но никогда не пыталась отделаться от Гарри. Но подросток, похоже, сам о чем-то догадывался, никогда как не навязывался, давая волшебнице возможность побыть в тишине, а сам удалялся в мастерскую или библиотеку, перед этим вежливо извинившись. Леди же Блэк после завтрака час или два дремала под яблонями в саду или в тени розовых кустов, а после беседовала с кем-нибудь из портретов в гостиной или в отведенной ей гостевой спальне.

— Как вы сегодня, бабушка? — спросил Гарри, встречая леди Блэк на очередном завтраке.

— Неплохо, Гарольд, — отозвалась женщина, дожидаясь, пока Кричер подкатит кресло к столу и расправит на коленях хозяйки салфетку.

В столовой витали аппетитные запахи, но ведьма без энтузиазма осмотрела стол, отмечая разнообразие поданных блюд.

— Извините меня, пожалуйста, но сегодня мне снова надо в мастерскую, — предупредил Гарри.

— Конечно, — кивнула Вальбурга и обратилась к Кричеру, ждавшему распоряжений: — Чай и…

— Попробуйте корзиночки с крыжовенным компотом! — предложил Гарри. — Настоящая гордость Памкина.

— Здешние эльфы прекрасно готовят, — признала леди Блэк. — Просто нет аппетита.

Гарри кивнул, никак не комментируя слова ведьмы. И Вальбурга была ему за это благодарна. Сметвик — она сбилась со счета — не раз напоминал о необходимости хорошо питаться. Даже ругался, когда при нем волшебница без энтузиазма размазывала еду по тарелке.

— Скоро будет дождь, — предупредил Поттер, разламывая ложкой корзиночку на своей тарелке пополам и любовно укладывая поверх золотисто-зеленой крыжовенной массы ложку взбитых сливок. — Если захотите подышать, то лучше в оранжерее наверху.

* * *

Прогноз Гарри сбылся в точности. Еще до того, как Вальбурга допила чашку чая, раздался первый раскат грома.

— В оранжерею, хозяюшка? — спросил Кричер, но женщина мотнула головой.

Оранжерея Поттеров поражала разнообразием видов и ароматов, но леди Блэк больше нравилось в саду, где легкий ветерок касался кожи, а высокие травы обвивались вокруг ступней. Где ветви яблонь заботливо прикрывали листьями и от палящего солнца, и от обычной британской мороси, а розы пропитывали ароматом одежду и волосы. Оранжерея была прекрасна, но безжизненна и тиха, этим слишком явственно напоминая ритуальный зал Блэков.

— И приоткрой окно, — добавила Вальбурга, пока эльф левитировал хозяйку на другой этаж. — Хочу подышать.

Кричер едва слышно заворчал себе под длинный крючковатый нос, продолжая плавно поднимать кресло с леди Блэк.

В коридоре домовику пришлось на время остановиться, чтобы Вальбурга могла поздороваться с волшебниками, которые с едой и напитками устроились на крупном пейзаже, удачно расположенном напротив окна.

— Прекрасная погода! — сообщил единственный в компании мужчина. — Летние грозы! Как я по ним скучаю.

— Да, этот особый аромат. Свет, — мечтательно улыбнулась молодая волшебница в бледно-лиловом платье.

— Надеюсь, гроза затронет и Шотландию… — с хитрецой произнесла другая ведьма, в которой леди Блэк узнала Глицинию Поттер — одну из немногих женщин-артефакторов из семейства Поттер. Замуж эта волшебница так и не вышла, но вплотную занималась воспитанием племянницы после того, как овдовел ее брат. С ними, видимо, ее и изобразили на одной картине.

— О! — уловила намек молодая ведьма и захлопала в ладоши. — Тогда… через день или два совы принесут новую посылку для Гарри!

— Вы о чем? — нахмурилась Вальбурга.

— А вы не знаете? — спросил нарисованный волшебник. — Большое упущение со стороны нашего юного лорда.

— Гарри — настоящий талант, — с гордостью сказала старшая мисс Поттер. — Как жаль, что Джеймс загубил свой! Он подавал такие надежды! И горел!.. Горел идеями! Сколько раз я просыпалась, когда этот шалопай крался сюда, к Сириусу, — Глициния ткнула в ближайшую дверь. — Они потом всю ночь не спали. Спорили, хохотали, а на утро выходили измотанные, с ног до головы перепачканные в чернилах, но такие самодовольные!

— Интересно, куда делись дневники Джеймса? — вдруг спросил мужчина. — Он ведь все время записывал идеи. Сириус был слишком… неорганизованным, чтобы делать что-то подобное.

— Зато он был автором очень многих по-настоящему успешных идей, которые мальчишки претворили в жизнь, — покосившись на Вальбургу, добавила Глициния Поттер. — Именно он придумал зачаровать мотоцикл. Да, без Джеймса у него ничего не вышло бы, но сама идея была…

Нарисованные волшебники умолкли, заметив, что женщина в инвалидном кресле их совершенно не слушает. Выпрямившись, будто проглотила кочергу, Вальбурга Блэк больными глазами смотрела на дверь.

— Это комната Сириуса? — хрипло спросила она через несколько минут и, не дожидаясь ответа, велела эльфу: — Открой!

От портретов леди Блэк знала, что Поттер-мэнор сам изменился с прибытием нового хозяина. Родовые особняки всегда так делали. Но лишь от рода, дома и нового лорда зависело то, как сильно все преобразится. Блэк-хаус едва поддавался метаморфозам, вечно кряхтел, скрипел, норовил убрать что-то важное, даже нового лорда одаривая внезапными сквозняками. Новую мебель обнюхивал и осматривал как большой ревнивый пес, без всякого сомнения выбрасывая за дверь то, что считал непригодным, но уж к тому, что дозволил оставить, относился похуже вредного нелюдимого старикашки, до последнего ворчащего и норовящего защитить и истертые ковры, и поеденные мольфейками шторы. Поттер-мэнор же обновился полностью, мало что оставив на своем месте, и Вальбурга не надеялась увидеть хоть что-то, кроме чистой безликой комнаты.

От порога ей открылся вид на огромный алый вымпел. Похожий Сириус прикрепил к стене в своей комнате на Гриммо во время зимних каникул на третьем курсе. Он невероятно гордился своим статусом загонщика и дразнил этим Регулуса, которого в сборную отобрали лишь на четвертом курсе. Обстановку дополняли и другие предметы в ало-золотой расцветке: бархатный полог над кроватью, покрывало, шторы, ковер, несколько деревянных гербов Гриффиндора, установленных на камине и книжной полке.

— Вперед, — скомандовала волшебница эльфу и затаила дыхание, внимательнее осматривая помещение.

Сириус сбежал из дома вскоре после шестнадцатилетия, что стало ударом для Вальбурги. Да, она была строга, порой даже слишком. Ей не хотелось, чтобы ее мальчика, такого честного и искреннего, импульсивного и эмоционального, растоптала жизнь. Как ее саму когда-то…

Но никогда волшебница не думала, что стала жестокой в глазах собственного ребенка. Сама стала тем, кто уничтожил огонь в его глазах. Кто разочаровал, а не научил, помог и закалил юное сердце.

Была ли она так жестока к нему?

Сириус верил, что да.

Но разве это было так?

Семья не была рада поступлению Сириуса на Гриффиндор, Орион желал даже закрыть для сына школьный сейф. О! Вальбурга и сама была огорчена и в письме перешла черту… Но сейф закрыть не дала, встала грудью.

Еще не раз Сириус злил и отца, и деда. Да и мать знал, как вывести из равновесия. Чего стоили все эти плакаты в спальне, квиддичные и яркие маггловские журналы с полуголыми девицами по всему дому и привычка наследника даже на каникулах носить школьную мантию с алой подкладкой, при виде которой у Ориона начинался нервный тик. Но юному магу не отказывали ни в доме, ни в средствах, покупались ли на них дорогие мантии или маггловская одежда.

Вальбурга много ругалась, скандалила и угрожала, но никогда не заходила дальше слов. А потом пыталась подступиться к сыну, ведь любила его безмерно. Но он не желал это видеть. Сириус не заметил с любовью выбранный ею черный с алым ковер. Как не заметил и новое лоскутное одеяло на своей постели, а мать самолично выбирала ткани, кроила и составляла рисунок, соединяя воедино цвета Слизерина, Блэков и Гриффиндора. Сириус не видел этих жестов.

Женщина вздохнула и потянулась к покрывалу. Комната была убрана. Не было ни пыли, ни обрывков пергамента. Даже камин оказался вычищен. Но все же в спальне чувствовался мятежный дух Сириуса Блэка. Он был в царапинах от ножек стула на полу, в том, как расставлены книги на полках (Сириус с детства отворачивал томики, содержимое которых ему не пришлось по душе, корешком к стене). Был в расставленных на каминной полке немногих колдофото и в оторванных в нескольких местах обоях.

Заботливый Кричер, будто читая мысли, подвез кресло к окну и беззвучно приоткрыл створку, позволяя прохладному воздуху проникнуть в спальню. Вальбурга с грустью улыбнулась и жестом отпустила эльфа.

Вид из окна открывался чудесный. На достойное кисти художника небо, вьющуюся между деревьев тропку, по которой отстукивали первые капли, и взявшуюся откуда-то козу, безмятежно жующую сочную траву. Но леди Блэк этого уже не видела, все заслонила пелена дождя в ее душе.

Гарри сделал большой глоток какао и счастливо зажмурился. Какао было в меру горячим. В противовес пасмурной прохладе за окном. Рассвет успел лишь слегка расцветил небо розовым и лиловым. Туман, окутавший дом и поглотивший даже тени деревьев, не спешил расползаться, цеплялся за кусты, таился в низине. Гарри взял золотистую гренку с тарелки и вернулся к окну. В тишине, с незажженными лампами, было приятно предвкушать, как после раннего завтрака он отправится, наконец-то, спать. После бессонной ночи хотелось поскорее нырнуть под теплое легкое одеяло и погрузиться в сладкий крепкий сон, навеянный редкой дождливой капелью по подоконнику. Плотные шторы и полог не позволят дневному солнцу украсть ни минуты желанного отдыха, а удовлетворение от завершенного дела — проснуться раньше времени.

— Посылка доставлена, — сообщила Тинки, поработавшая с утра почтальоном, протягивая подростку сложенный вдвое пергамент. Можно было отправить сверток и с филином, но Гарри не хотелось дожидаться ответа Ринготта несколько часов.

Развернув записку и убедившись, что ответ именно такой, какого он ждал, Поттер улыбнулся и продолжил есть.

— Отлично. Хоть с этим все нормально.

Когда Гарри превратил кусок грозового стекла в светильник, он и подумать не мог, во что выльется эта затея. Сначала были лампы. Ничего особенного. Ринготт твердо верил, что их удастся продать и так, но решил придержать до аукциона и предложить гостям как забавный сувенир, который можно купить по фиксированной цене еще до начала торгов. Потом добавились два набора шахматных фигур со столиками-трансформерами. И уже их поверенный включил в список лотов. Ожидалось много произведений искусства, но необычные вещи не должны были затеряться на общем фоне.

А после лето будто открыло черную бездну. Наборы шахматных фигурок из разного стекла и с разными основаниями. Резная мебель с инкрустацией из редких пород дерева, ракушек и речного жемчуга. В дело пошли даже осколки и неудачные стеклянные фигурки. Разделив их на пластинки, Гарри собрал несколько витражных шкатулок. И пусть стекло для них было в основном бесцветным или с несимметричными вкраплениями разных цветов, Поттеру получившиеся «безделушки» ужасно нравились. Как понравились и Ринготту.

Последним пополнением коллекции для аукциона стал маленький чайный сервиз. Всего лишь чайник и две чайные пары, но зато из изумительного розоватого стекла. Мистер Филч ни в какую не сознавался, как ему удалось получить столько грозового стекла этого цвета. Гарри же не захотел из подобного материала сделать что-то простое, а потому извернулся, допросил дедушек, полистал книги и при помощи магической плавки придал стеклу нужную форму. Вышло грубовато, но Поттер все равно был доволен, что хоть что-то получилось с первой попытки.

Все шло хорошо, все были воодушевлены затеей. Ринготт строил планы на будущее, Гарри отшучивался, что не собирается становиться Каем. От навязчивых вопросов гоблина юношу спасало лишь то, что сильные грозы с громом и молниями случаются не каждый день. А еще то, что обычное стекло не обладало схожими свойствами.

А пару недель назад случилось то, что не только подпортило настроение всем участникам затеи, но и обернулось грандиозным скандалом внутри Гринготтса.

Кто-то из помощников Ринготта разболтал о грозовом стекле другому поверенному, а тот обо всем сообщил своему клиенту. Ну а маг, будучи владельцем мастерской в Египте, где изготавливали всевозможные сувениры и простенькие артефакты, вроде вредноскопов, решил подзаработать на необычной задумке со светящимися стеклянными фигурками.

Одну из ламп вынесли из хранилищ лондонского Гринготтса и переправили в Египет, где разобрали, рассмотрели и попытались скопировать. И в процессе выяснили, что простенькая с виду штуковина обладает необычными свойствами, о которых посредник не обмолвился. И если сделать светящуюся лампу у египтян вышло, то скопировать остальное — нет.

Сначала маги решили, что все дело в материале. И после тестов выяснили, что грозовое стекло куда лучше взаимодействует с магией, нежели обычное. Но и с нужным материалом у египтян получались просто лампы. И пусть каждую такую поделку вполне можно было продать за десяток галеонов, но привезенный из Лондона образец стоил в десять раз дороже!

Жажда наживы привела к тому, что гоблины и люди вызнали об участии в проекте мистера Филча и посулили ему целое состояние за секрет изготовления ламп. А тот лишь фыркнул, хоть деньги были немалые, и сдал всю компанию Ринготту.

Гарри узнал подробности уже после того, как с позором было уволено несколько работников Гринготтса. Проштрафившегося же поверенного лично глава банка снял с должности и отправил на нижние уровни вычищать навоз за драконом, что у гоблинов считалось большим позором. Клиенту же, имя которого Поттеру выяснить не удалось, назначили другого поверенного. Как-то наказать мага не удалось бы при всем желании, ведь на лампе не стояло никакого клейма.

Но было во всем этом и хорошее. То, что в ходе опытов выяснили египтяне, повысило ценность ламп. Гарри порадовался, но, посоветовавшись с мистером Филчем, не позволил Ринготту слишком сильно завышать стоимость. А на всех совместных творениях Поттера и Филча появился крохотный знак авторства, в виде букв «P» и «F», соединенных в стилизованный ключ. В обмен пришлось уступить и пообещать разработать артефакт, обладающий необычным свойством ламп. Заодно пришлось смириться, что итоговый артефакт станет заявкой Гарри на мастерство. И это мастерство, как бы Поттер ни тянул, настигнет его к тринадцати годам.

Уже засыпая сном свободного человека, Гарри дернул плечом, представив лица некоторых людей, когда о его мастерстве станет известно. За комиссию из Гильдии юноша не переживал. Дедушка Генри заверил, что артефакторное сообщество — маги особенные. Им нет дела до возраста и имени. Их можно впечатлить только работой, а с этим у Гарри уже сейчас все в порядке.

Но долго поспать не вышло. Несколько часов спустя Гарри подскочил на кровати, забарахтался, только больше запутываясь в одеяле, едва не свалился на пол и, только вскочив, сообразил, что никуда не нужно бежать и ничего не надо делать, вся подготовка к аукциону завершена. Более того, часы над камином всеми своими стрелками указывали на то, что аукцион начался четверть часа назад. Глубоко вздохнув, подросток откинулся на подушки, прикрыл глаза и попытался расслабиться. Но ничего не вышло.

Повалявшись еще немного, Гарри встал и направился в душ. Но беспокойство не исчезло, а только возросло к моменту, когда рейвенкловец добрался до столовой.

— Нелепость какая, — пройдясь пятерней по волосам, выдохнул он. — Из-за чего я переживаю?

Желая чем-нибудь себя отвлечь, после обеда юноша отправился в библиотеку, но быстро понял, что не сможет сосредоточиться на чтении. В мастерскую же он обещал себе не соваться хотя бы неделю. Так что в итоге Гарри пошел искать леди Блэк и обнаружил ее в одной из гостевых спален. Женщина с задумчивым видом, как кота, гладила свернутый гриффиндорский шарф.

— Бабушка? — позвал Поттер.

— Гарольд, — вынырнув из своих мыслей, откликнулась волшебница и слабо улыбнулась. — Тебя не было на завтраке.

— Я провозился в мастерской до рассвета, — пояснил Гарри, присаживаясь на край кровати, заправленной алым покрывалом. — Это…

Подросток смутился.

— Спальня Сириуса, — догадавшись о вопросе, сказала леди Блэк. — Он сбежал из дома, а Поттеры приютили. Он жил здесь до выпуска из школы.

Гарри кашлянул и выпалил:

— Я как раз хотел поговорить о вашем доме.

Рука Вальбурги замерла на середине движения.

— Я давно собирался побывать в Блэк-хаусе, но находились другие дела, — быстро пояснил Поттер. — А сейчас… Мне надо отвлечься. Да и время есть.

— Отвлечься, — усмехнулась леди Блэк, но тут же посерьезнела: — Зачем?

— Хочу понять, что случилось с домом, — честно ответил юноша. — Почему он… одичал.

— Ты ведь знаешь, что я… — женщина болезненно поморщилась, — я использовала каждую крупицу сил рода, чтобы спасти сыновей. В том числе и из охранных чар.

— Да, знаю, — кивнул Гарри. — Но это не объясняет, почему все произошло так быстро. В нормальной ситуации процесс… загрязнения, скажем так, занимает не менее ста лет. Но не пять-семь.

Вальбурга нахмурилась, выслушав подростка.

— И что ты надеешься найти?

— Первопричину, — пояснил Гарри.

— Думаю, виной всему то, что Блэки любили коллекционировать всевозможные темные артефакты, — немного подумав, предположила волшебница. — Темная магия притягивает темных созданий и паразитов.

— Тогда в вашем доме должно быть что-то по-настоящему темное, — спокойно ответил Поттер. — Даже черное. Но и в этом случае остаточный след защитных чар должен был успешно противостоять хотя бы докси лет пятьдесят.

— Хорошо, — сдалась волшебница. — Но Кричер отправится с тобой.

— Я как раз хотел попросить, чтобы ваш эльф меня сопровождал, — улыбнулся Гарри.

— Кричер! — позвала леди Блэк.

Эльф появился рядом с хозяйкой с тихим хлопком.

— Ты пойдешь с Гарольдом в Блэк-хаус, будешь слушаться его во всем и защищать, — приказала женщина.

— Да, хозяюшка, — Кричер низко поклонился, подметя ушами чистый пол.

— Нужно вернуть защиту дома на прежний уровень, — задумчиво произнесла волшебница. — Это ведь родовой особняк.

— Не стоит пока спешить, — мотнул головой юноша.

— Почему? — удивилась леди Блэк.

— Это лишние затраты магии на данный момент, — ответил Гарри. — Да и зачем? Прямо сейчас там никто не сможет жить.

Вид у леди Блэк был решительный, и Поттер недовольно покачал головой.

— Бабушка, вы же понимаете, что я вас не отпущу? — вкрадчиво уточнил брюнет. — Да, вам лучше с каждым днем. Но это пока. И хоть в случае с магами выражение, что дома и стены помогают, верно, Блэк-хаус вам не поможет, только навредит.

— Я знаю, — успокоила юношу волшебница. — Лишь не хочу злоупотреблять гостеприимством.

Гарри фыркнул.

— Не говорите глупостей. С чего вдруг вы злоупотребляете? Поттер-мэнор — большой дом. Здесь и целой толпе не будет тесно. А эльфам только в радость, что в мое отсутствие есть о ком позаботиться. Да и не думаете же вы, что целитель Сметвик одобрит ваш переезд?

Волшебница усмехнулась.

— Да, Иппи может намылить шею и мне, и тебе…

— Кому и по какому поводу будем мылить шеи? — раздалось веселое от двери, и в комнату решительной походкой ворвался целитель. — Подставляем! Не стесняемся!

Вальбурга хрипло рассмеялась, Гарри захихикал, а Сметвик, довольно подмигнув юноше, уселся рядом с ним на кровать и деловито оглядел свою пациентку.

— Ну как мы тут? Как себя сегодня чувствуем?

— Все хорошо, — заверила леди Блэк.

— Вижу-вижу, — покивал целитель, но палочку достал и быстро сотворил диагностическое. — Ты ж моя умница, ты ж моя красавица! И правда хорошо. Тогда что мы тут сидим?

— А что нужно делать? — улыбнулась Вальбурга, подхватывая игру.

— Надо идти обедать, — прочувственно сообщил Гиппократ. — Обедать, набираться сил… Тем более что тут так вкусно кормят!

Гарри засмеялся.

— Шут, — улыбнулась волшебница Сметвику.

Целитель вскочил, схватился за ручки коляски и покатил леди Блэк к двери. Гарри безропотно последовал за ними. Пусть он уже обедал, но не мог себе отказать выпить чашку чая в компании бабушки и Сметвика.

Уже в коридоре его окликнули обитатели одной из картин. И Гарри остановился, чтобы выслушать вопросы бабушки Глицинии.

* * *

Знакомый юноша с поклоном вручил вошедшим каталоги и без всякого смущения принял из рук Малфоя золотую монету.

— Прохладительные напитки, господа? — вежливо уточнил стажер банка, ловко пряча галеон в потайной кармашек ливреи.

Люц величественно кивнул и проследовал внутрь.

— Вот это размах! — произнес какой-то маг, протиснувшись мимо Северуса.

Снейп мысленно согласился с незнакомцем. От площадки аппарации открывался прекрасный вид на величественное здание. Можно было лишь догадываться, где именно находился особняк и кому принадлежал, но содержался он в превосходном состоянии: ухоженная территория, скрытая от посторонних глаз высокой живой изгородью, начищенные до зеркального блеска паркетные и мраморные полы в самом особняке, сияющие люстры, свет от которых не оставлял и намека на тени в просторных залах с высокими потолками, вызолоченная лепнина на стенах и потолке, украшенные золотом высокие двери между залами. В такой обстановке различные предметы, выставленные на продажу, казались музейными экспонатами.

— Прошу. — Молодой слуга вернулся с подносом, на котором стояли бокалы.

Взяв емкость, Северус незаметно принюхался, пытаясь понять, что же за жидкость плещется в бокале. Пахло липовым цветом и медом.

— Хм… — задумчиво произнес Малфой, листая довольно толстый журнал.

— В этот раз на аукцион выставлено почти в два раза больше лотов, — просветил слуга, явно вознамерившийся сопровождать магов в их неспешной прогулке по залам. — Среди прочего — много артефактов.

— Вот как? — сдержанно отозвался Малфой.

Снейп мысленно фыркнул. Всего четверть часа назад сдержанный сейчас Люциус едва не подскакивал на месте от нетерпения.

— Прошу сюда, — предложил юноша, указывая рукой.

Следующий час маги постепенно продвигались по залам, осматривая лоты и выслушивая пояснения от своего сопровождающего.

— Ну а что-то по-настоящему необычное? — спросил Малфой, насладившись видом документов на дома, редких книг, изысканных украшений и всевозможных интересных, но не таких уж и уникальных артефактов.

— Коллекционное оружие? — предложил слуга.

Осмотр продолжился. Маги приценились к оружию, зельеварческому инвентарю, антикварной мебели. Взглянули на почти пять десятков самых разных метел, многие из которых были редкими, и на две дюжины комплектов квиддичных мячей с автографами знаменитых игроков. И постепенно добрались до последнего зала.

— Здесь представлены не только то, что будет продано непосредственно на аукционе, но и предметы, приобрести которые можно сразу, — предупредил сопровождающий.

«Замок Снежной Королевы», — подумал Северус, неспешно входя в зал и осматриваясь.

На фоне бледно-голубых стен и сияющих холодным светом ламп многочисленные стеклянные экспонаты выглядели ледяными скульптурами. Не хватало только трона и маленького мальчика подле него, безуспешно пытающегося собрать из осколков одно единственное слово.

Идя вслед за Люциусом, Снейп едва прислушивался к тому, что говорит юноша в золоченой ливрее. Гораздо больше зельевара интересовали сами представленные в зале вещи. Здесь были столики из светлого дерева со столешницами из какого-то розоватого камня.

— Это речной жемчуг, — услышал Северус слова сопровождающего. — Растертый в порошок и соединенный при помощи особого клея так, что в итоге поверхность напоминает камень. И не уступает камню по прочности. При этом сохранен особый мягкий блеск. А еще поверхность столиков теплая. Можете потрогать.

Малфой и Снейп последовали предложению, с удивлением ощутив под пальцами приятное тепло.

Дальше вдоль стены стояли столики с изящной инкрустацией редкими породами дерева, шкатулки из металла и стекла с причудливыми зелеными, коричневыми, золотистыми, розовыми, синими и рыжими разводами. Но эти предметы терялись на фоне нескольких шахматных столиков со стеклянными шахматными фигурами. Привлекала внимание не только необычная форма фигурок, но и то, что они мягко светились изнутри, разбрасывая по черно-белому полю радужные блики.

— Весьма необычно, — отметил Малфой, беря в руку пешку, внешне похожую на деревце из прозрачного и бирюзового стекла с серебряным основанием-ножкой.

— Тогда вас могут заинтересовать светильники, — сообщил юноша. — Прошу.

Сопровождающий провел мужчин дальше и указал на множество мраморных постаментов, на каждом из которых красовалась стеклянная фигура. Некоторые были довольно большими, в виде разлапистых деревьев высотой в фут, другие напоминали причудливо смятые шары, стеклянных морских ежей и даже человеческие фигуры, чуть согнутые будто под порывами ветра.

— Это светильники? — вздернул бровь зельевар.

В этот миг трехлетний мальчик, сидевший на руках у отца, со смехом тронул одну из стекляшек — и та вспыхнула розовато-оранжевым цветом. Мальчик весело захлопал в ладоши.

— Светильникам нужно совсем немного энергии. На час работы используется всего одна десятая импульса, затрачиваемого на какой-нибудь непродолжительный Люмос, — просветил Малфоя и Снейпа их сопровождающий. — При этом цвет свечения будет зависеть от настроения волшебника.

— Да, очень интересно, — согласился Люциус и заглянул в каталог. — Двадцать галеонов?!

— О, цена связана с тем, что у данных светильников есть пара необычных особенностей, — улыбнулся гоблинский стажер. — Раз лампы требуют совсем мало энергии, заряжать их может и ребенок.

— Ребенок родителей, которые нетерпеливо ожидают, когда же их чадо как-то проявит себя, — сообразил Северус. — А с такой лампой можно не ждать магического выброса. Маг ребенок или сквиб станет ясно после первого же прикосновения.

— Вы все правильно поняли, — кивнул молодой человек.

— А другое свойство? — спросил Малфой.

— Этих ламп почему-то жутко боятся боггарты, — хихикнул юноша. — Пока непонятно как, но боггарты не могут принять форму чьего-то кошмара, если рядом находится одна из этих ламп. Естественно, лампа в этот момент должна светиться.

Мужчины переглянулись.

— Эти светильники определенно будут пользоваться спросом у семей с детьми, — заинтересованно произнес Люциус. — Жаль только, что форма такая. Не для детской спальни.

— Производители уже задумались не только над изучением свойств, но и над формой изделий, — сообщил стажер.

— А кто их делает и из чего? — спросил Северус. — Это стекло?

— Коммерческая тайна, — покачал головой юноша.

Еще немного полюбовавшись светильниками и понаблюдав за тем, как те реагируют на прикосновения посетителей, Снейп и Малфой отправились в зал проведения аукциона.

К концу мероприятия Люциус, хоть и не планировал больших трат, купил один из столиков с жемчужной столешницей, поборолся и уступил шахматный столик с фигурками, но сумел отбить набор фигурок без стола. Ну а светильник был взят для ровного счета и как необычная вещица.

Северус же получил удовольствие от чужих сражений за желаемые предметы. Особенно жаркая битва состоялась за малый чайный набор из розового стекла. Леди Гринграсс и МакКуин дрались за него как две тигрицы, упорно повышая ставки, пока цифры не стали уж совсем заоблачными.

— На будущей неделе Нарцисса собиралась на чай к Веронике, — усмехнулся Люциус, провожая взглядом покупку леди Гринграсс. — Нужно после обязательно узнать, как на вкус чай из чашки за полторы сотни галеонов.

Снейп только глаза закатил.

— Ты ей только заранее ничего не говори, — вдруг раздался рядом доверительный бас.

Люциус и Северус обернулись и обнаружили, что все это время позади них сидел целитель Сметвик.

— Гиппократ, — кивнул зельевар.

— Северус, Люциус.

Малфой склонил голову, обозначив ответное приветствие.

— Кстати, Снейп, — будто спохватившись, Сметвик похлопал себя по груди и бокам. — Тут тебе просили передать… Остаток платы за заказ.

Северус удивленно вдернул бровь. Ни о чем таком прежде речи не шло. Но и спрашивать он не стал, без возражений приняв продолговатый сверток, когда Гиппократ таки нашел его в кармане короткой мантии. Разворачивать при всех не хотелось, но от Люциуса волнами расходилось любопытство. Тот бы не отстал, пока не узнал, что же такое получил его давний приятель. Повозившись с ремешком, зельевар на коленях развернул сверток и замер, рассматривая содержимое.

«А вот и недостающий нож», — подумалось ему.

В кожаном свертке был спрятан аккуратный костяной нож с лезвием, которое переливалось розоватым матовым блеском. Вдоль тупого края шла тончайшая вязь из рун.

— Нож из рога единорога, — узнал Малфой.

Северус сглотнул и осторожно тронул острую кромку. На коже тут же выступила капля крови, но стоило провести по ранке плашмя, как порез мгновенно затянулся.

— Настоящий, — хмыкнул Люциус.

Подобный нож имелся у каждой старой семьи и использовался для проведения ритуалов. А еще он был слишком дорогим, чтобы использовать его как обычный костяной нож при изготовлении зелий.

Уже собираясь спрятать нож обратно, Снейп заметил кусочек пергамента, выпавший из чехла на пол. Прочитав записку, Северус покрутил нож, нашел нужный выступ на рукояти и вдавил его до щелчка. Тут же рукоять распалась на две половинки, позволяя увидеть второе лезвие. Стоило правильно соединить части рукояти над рогом единорога, и у Северуса в руках оказался совершенно другой нож — каменный, из обсидиана.

— Два в одном, — прокомментировал Малфой. — Интересное решение. Почему не два отдельных ножа?

— Я знаю. В том наборе, что ты получил раньше, ведь всего одно свободное место? — напомнил о себе целитель. — Твоему клиенту просто тяжело было выбрать что-то одно.

— Это очень щедро, — сказал Снейп, любуясь тонким лезвием.

— Я передам, что ты остался доволен, — усмехнулся Гиппократ.

Новости можно искать тут — https://t.me/rina_zelenaua

— Минерва, если встретишь Рубеуса, передай, будь добра, что я хочу его видеть, — предупредил Дамблдор, передавая в руки заместителю стопку просмотренных счетов.

— Альбус, о чем ты? — удивилась волшебница. — Хагрид уехал из Хогвартса две недели назад.

— О чем ты говоришь? — нахмурился директор и потянулся к груди, но тут же отдернул руку.

— Ты ведь сам поддержал его желание побывать в заповеднике драконов, — пожала плечами Минерва, задумчиво проследив за жестом пожилого волшебника. — Помнишь?

Альбус помнил тот разговор. Как помнил и о том, что пообещал Рубеусу свое содействие в получении разрешения на выезд.

— О, конечно, — справившись с эмоциями, мягко улыбнулся Дамблдор. — Вылетело из головы. Но как Рубеус смог покинуть острова? Ему ведь необходимо разрешение.

Как глава Визенгамота директор мог оформить все нужные документы за четверть часа, но просвещать об этом доверчивого полувеликана не собирался. А собирался затянуть процесс до осени, ссылаясь на бюрократическую волокиту, «выбить» нужные бумаги лишь к Рождеству и снова стать для излишне доверчивого Хагрида благодетелем. А к тому времени нашлась бы сотня неотложных дел, из-за которых хранитель ключей не смог бы покинуть школу.

— Он мог бы напомнить мне о своем желании, — изобразив печаль, покачал головой седобородый маг. — Я связался бы с заповедником в Румынии…

— Мы с Авророй помогли составить письмо в китайский заповедник, — перебила Альбуса МакГонаналл.

— О чем ты? Какой еще китайский заповедник?

— Хагрид уехал в Китай, Альбус, — ответила волшебница хмуро.

В последнее время она всегда выглядела не очень довольной, приходя в кабинет начальника.

— Почему именно туда? — насторожился Дамблдор.

— Кажется, тамошний заповедник — лучший в мире, — ответила Минерва.

— А, вот как, — вернув себе самообладание, улыбнулся старый маг.

— Да, — ответила женщина. — Аврора собиралась посетить конференцию в Бразилии, так что ей не составило труда прихватить из Министерства все необходимые бланки не только для себя, но и для Рубеуса. Оставалось заполнить.

Альбус мысленно скрипнул зубами. У него были планы, в которых должен был поучаствовать Хагрид, а теперь придется все менять! И чего вдруг Рубеусу приспичило именно этим летом отправиться к драконам?

— Альбус, ты уже просмотрел резюме кандидатов на должность преподавателя истории? — спросила Минерва, высматривая в кипе бумаг на столе нужную папку.

— Да, конечно, — отмахнулся директор.

— Мне пригласить кого-то на собеседование?

— Не стоит, — поморщился Дамблдор. — Я уже подыскал человека, который прекрасно справится с этой работой.

МакГонагалл вздернула бровь и спросила:

— Могу я узнать, кто это?

— Эммелина Вэнс, — пожал плечами директор. — Ты ее хорошо знаешь.

Минерва нахмурилась и уточнила:

— Альбус, ты сейчас говоришь о должности преподавателя ЗОТИ?

— Нет, девочка моя, мы же обсуждали историю, разве нет? — отозвался Альбус.

— Мисс Вэнс — неплохой мракоборец, — напомнила МакГонагалл. — Не лучше ли…

— Эммелина справится, — твердо прервал заместителя Альбус.

— Но у нас ведь еще нет кандидата на должность преподавателя защиты, а этот предмет гораздо важнее!

— Я уже нашел подходящего человека, — прикрыв глаза, чтобы Минерва не заметила плескавшегося в них раздражения, ровным тоном произнес директор. — А Эммелина желала сделать перерыв, отдохнуть от работы.

— И кого же? — продолжила расспрашивать декан Гриффиндора.

— Скоро узнаешь, — таинственно вымолвил Дамблдор.

— Альбус! Мне нужно знать, скоро рассылать письма студентам!

— Успеется.

Этот ответ, так часто принимаемый Минервой раньше, на этот раз ее не устроил, но Альбус стоял на своем и едва не накричал на женщину, прежде чем сумел выпроводить ее из своего кабинета.

— Ишь! Спорит со мной, — прошипел седобородый волшебник, поднимаясь и проходясь по кабинету, прежде чем замереть у окна. — Поумнели все.

Дамблдор до сих пор передергивал плечами, вспоминая тот неприятный разговор, что пришлось вытерпеть в этом кабинете несколько недель назад. Всего директорского красноречия не хватило для того, чтобы убедить трех деканов в своей версии событий давно минувших дней. Пришлось после вызывать Минерву, Филиуса и Северуса по одному и убеждать… или угрожать зарвавшимся магам. И если Флитвик и Снейп после тех бесед притихли, то МакГонагалл будто с цепи сорвалась.

Прежде их с взаимоотношения зиждились на легкой влюбленности и восхищении волшебницы, ее уважении, и Альбусовом позволении восхищаться собственной персоной. Директор как-то упустил из виду, что в какой-то момент прежние чувства могут потускнеть, и нужно иметь в запасе нечто куда более надежное. Куда более весомое.

Забылся. Привык за столько лет, что Минни всегда рядом, и ничто не может поколебать ее симпатию.

Но ведь уже было!

Те злополучные месяцы уходящего 1981-го, когда декан Гриффиндора почти каждый день задавала ему неудобные вопросы. И смотрела хмуро, как сейчас. И, как тогда, не обвиняла ни в чем открыто.

Альбус потянулся к груди и зашипел, не нащупав очки. Их пришлось снять, чтобы не мозолили глаза все той же Минерве. Волшебница пока еще верила своему начальнику, но, не ровен час, надумается припомнить все то, что когда-то видела и слышала. Лучше не провоцировать и загрузить работой. А то ишь! Нашлось время Хагриду помогать!

И где теперь искать лесника? Не в Китай же за ним отправляться?!

— А ведь какая была задумка! — сокрушенно пробормотал Альбус.

Изначальные планы, связанные с Гарри Поттером, разлетелись вдребезги. Ни одна из ловушек, расставленных на мальчишку, не сработала. Тот, будто и не подозревая ни о чем, выскальзывал из всех силков. Но если с отказом идти проторенной тропой — подходящие для героя друзья и факультет — можно было смириться, то тотальное неподчинение выводило из себя.

Мальчишку следовало приструнить. Напомнить ему, кто он такой. А то забылся за почти год! Поверил, что герой и звезда. Возомнил о себе!

Возвращение в обычный мир, к Дурслям, для которых Гарри — самый обыкноенный ребенок, должно было отрезвить рейвенкловца. За несколько недель мальчишка обязательно заскучает и будет считать минуты до возвращения в школу. Вот тут-то Альбус и собирался вступить в игру, прислав к Поттеру Хагрида, как единственного из сторонников директора, с кем у мальчишки сложились хоть какие-то дружеские отношения. А уж Рубеус как-нибудь сумел бы уговорить Гарри отправиться на остаток лета к Уизли.

Молли уже ждала мальчика в Норе. Собиралась поселить в пока пустующей комнате Рона. Сам шестой отпрыск рыжего семейства все еще находился в Мунго. К началу учебного года подростка планировали выписать, но прогнозы все еще оставались не слишком утешительными. Из среднего по силе мага Рональд в одночасье превратился почти в сквиба. И ничто уже не сможет этого изменить. Артур с диагнозом смирился быстро, а вот Молли долго бушевала. И большая часть ее гнева вылилась на голову Альбусу. Пришлось пообещать гораздо больше того, о чем шла речь каких-то несколько месяцев назад. А теперь и осуществлять задуманный план придется лично, что раздражало сильнее всего.

Проверив карманы мантии, Дамблдор призвал Фоукса и вместе с ним перенесся прямиком в Литтл Уингинг, в крохотный сад за домом Арабеллы Фигг. И уже оттуда, набросив на себя чары отвлечения внимания, направился к дому Дурслей.

* * *

Северус Снейп как раз заканчивал вливать в экспериментальное зелье кровь саламандры, когда услышал сверху грохот и ругань. Судя по всему, кто-то решил воспользоваться его камином, игнорируя блокировку на вход. Спокойно закончив введение компонента и вдумчиво размешав чуть вспенившееся зелье смещенными по часовой стрелке восьмерками, зельевар погасил пламя и направился к выходу из домашней лаборатории.

В гостиной творился кавардак, но посторонних не наблюдалось. Валялась на полу старая лампа, которую Тобиас приволок когда-то с фабрики, с полок были сброшены некоторые книги, а на потертом мягком кресле виднелись следы сажи.

Не ожидая ничего хорошего, Северус запустил в прогоревшие угли искру, плеснул глоток бренди в бокал и сел ждать. Не прошло и минуты, как камин явил волшебнику пылающий недовольный лик директора.

— Северус! — позвал старик, оглядывая гостиную. — Северус?

— Добрый вечер, директор, — отозвался Снейп.

«Ничего доброго в этом нет, — мысленно прибавил мужчина, понадеявшийся, что хоть этим летом Альбус не выдернет его из отпуска раньше срока. — Но хоть не среди ночи объявился!»

— Добрый, мой мальчик, — чуть нервно произнес Дамблдор.

— Что-то случилось? — зная, что проклянет себя за этот вопрос, спросил Северус.

«Что на этот раз? Нужно срочно пересчитать фальшивые окна в подземельях и выбрать, какую часть Черного озера смогут видеть мои слизеринцы? И это никак не подождет до сентября, нужно решить именно первого августа в одиннадцать часов вечера? Или Альбус обнаружил, что в этом году закупаемые школой травы стоят на кнат дороже, чем в прошлом году, и мне нужно срочно искать другого поставщика? Зато корм для феникса, который ни одной слезы не пожертвовал ни классу зельеварения, ни Больничному крылу, может стоить по семь галеонов за фунтовый кулек и оплачиваться из школьного бюджета!»

— Как проходит твой отпуск, мой мальчик? — спросил директор.

Северус едва удержал лицо.

— Именно об этом вы хотели поговорить, директор? — напрямую спросил зельевар. — В одиннадцать часов вечера? До этого едва не выломав мне камин, хотя я предупреждал, что закрою его на вход?

Альбус поморщился и со вздохом перешел к делу:

— С тобой никто не связывался, мой мальчик?

— Кто именно? — устало спросил Северус.

— Из прежних коллег, — обтекаемо ответил директор.

Зельевар промолчал.

— О чем вы, директор?

— Просто ответь на вопрос! — вспылил Дамблдор. — Происходило ли в последнее время что-то странное? Возможно, тебе о чем-то рассказывал Люциус?

— О чем? — со вздохом уточнил Северус, хотя внутри весь подобрался от нехорошего предчувствия. Метка пока вела себя тихо, так что проблема была помельче возвращения Темного Лорда. Да и Дамблдор не вел бы пространные разговоры в случае реальной опасности, так что Снейп мог взять пару минут на подготовку и смену одежды. — Я буду у вас через четверть часа.

— Чаю, мой мальчик? — предложил Альбус, стоило Снейпу влететь в кабинет.

— Нет, — ответил Северус и чуть скривился, через стол рассматривая явно чем-то обеспокоенного директора.

— Лимонную дольку? — не унимался профессор.

На желтые конфетки в вазочке зельевар посмотрел почти с ненавистью.

— Говорите уже, директор, — сказал волшебник, удалив с себя сажу движением ладони — для таких мелочей Снейп никогда не пользовался палочкой — и встав позади одного из мягких кресел перед столом Дамблдора. — Почему вас сейчас интересуют Пожиратели?

— Кое-что произошло, Северус, — произнес старик, глядя на зельевара. Снейп ждал знакомого укола ментального воздействия, но его не было, хотя старый волшебник всякий раз пытался пробить чужие щиты, пусть десять последних лет и безрезультатно.

— И что же? — чуть повернувшись, чтобы директор не увидел кривую ухмылку, уточнил зельевар. — Что случилось?

— Я бы не хотел втягивать тебя в это, мой мальчик, — мягко прошептал Дамблдор, вынудив Северуса заскрипеть зубами от хорошо скрытой в словах фальши, — но ситуация весьма сложная. Я могу рассчитывать лишь на самых преданных людей.

— Что вам нужно, Альбус? — потребовал ответа Снейп.

— Ответь на вопрос. Ты встречался с кем-либо из… них? Этим летом или в течение учебного года?

— А должен был? — вздернул бровь Северус. — Для этого есть причина?

— Гарри, — напомнил директор.

— Ах, вот оно что! — выдохнул Снейп. — Конечно. Других тем для обсуждения не существует. И у Пожирателей нет других дел, только сплетничать о школьных успехах и провалах Гарри Поттера.

— Для этого есть причины, — как очевидное произнес Дамблдор и тронул конфетки в вазочке, будто выбирая одну из них. Движение вышло чуть более нервным, чем следовало.

Снейп прищурился, пристально наблюдая за профессором. Он наблюдал за ним долгие годы, изучая этого человека. Он изучал его как шпион, как ученый и как ученик. Вряд ли даже Дамблдор знал, как много Северус успел узнать о нем.

— Что же случилось с мальчиком, раз вы так обеспокоены? — спросил Северус вкрадчиво.

— Он исчез, — немного подумав, признался Дамблдор.

— Что? — не веря ушам, переспросил Северус. — О чем вы, директор?

— Гарри Поттер пропал, — чуть громче повторил Альбус.

— Рассказывайте, — велел Снейп, обойдя кресло и упав в него. — Как мог пропасть одиннадцатилетний… уже двенадцатилетний мальчишка? Не думаете же вы, что его кто-то украл? Вы скрывали его местоположение десять лет, посвятили одному ему несколько собраний учителей прошлым летом, пристально следили за студентом весь год, а теперь заявляете, что ребенок исчез из-под вашей опеки?

Несколько минут директор молчал, но потом устало заговорил, взмахом руки заставляя чайник наполнить чашки.

— Я отдал мальчика сестре Лили. Это было наилучшим решением. Так он оказался в безопасности. Никто бы не стал искать Гарри среди магглов. Он должен был расти вдали от мира волшебников, вдали от своей славы. У него должно было быть детство обычного ребенка.

Северус мысленно фыркнул. Он знал Петунью и не был уверен, что та сильно изменилась за прошедшие годы. Как и не был уверен в том, что детство мага среди магглов — хорошее решение.

— Среди магглов Гарри был в безопасности. Но я все же приставил Арабеллу Фигг присматривать за ним. Она живет поблизости, через несколько домов. Время от времени пишет мне отчеты, а раз в неделю к ней наведывается Дедалус Дингл…

— Вы поселили мальчишку у магглов, а из защитников приставили к нему сквибку и чокнутого? — не поверил своим ушам Северус. О маггловской жизни Поттера зельевар слышал, но не думал, что все настолько скверно.

— Я им доверяю, — убежденно ответил старый волшебник и сделал глоток чаю из расписной фарфоровой чашки. — Они очень надежны. В Ордене они всегда были незаменимы.

По поводу Ордена Феникса и его незаменимых участников у Северуса было собственное мнение, но он не стал его озвучивать.

— Но, похоже, ваши надежные люди проморгали Поттера, — язвительно заметил молодой волшебник.

Дамблдор вновь выждал паузу, а потом стал рассказывать дальше:

— Стоило еще в прошлом году самолично навестить мальчика, рассказать ему обо всем первому. Да и на его родственников посмотреть…

Снейп нехотя взял чашку, понимая, что разговор затянется.

— Если бы я сделал это сам, то мог бы заметить какие-то странности. Но мне хотелось, чтобы первое знакомство Гарри с миром волшебников вышло необыкновенным, сказочным. Да и Хагрид очень давно просил…

— Я знаю, что вы отправили к ребенку лесничего, — перебил Снейп.

— Хагрид в тот день должен был выполнить еще одно мое поручение, забрать камень у гоблинов, — немного оправдываясь, сказал Дамблдор и огладил свою бороду. — Минерва надежна, но Гарри необходима была защита.

— Тогда вы могли бы отправить меня, Флитвика или любого другого преподавателя, раз не верили в навыки МакГонагалл, — не выдержал Северус. — Как ваш полувеликан смог бы защитить Поттера? У него нет палочки, и он не умеет аппарировать. И если уж вашему Поттеру что-то угрожало, то не лучше ли было не тащить мальчишку в место, полное волшебников?

— Хагрид очень надежен, — убежденно сказал директор. — Я доверил бы ему свою жизнь. И он прекрасно справился со своей задачей. Он помог Гарри купить все к школе, хотя и возникли некоторые… проблемы, о которых я узнал чуть позже. И Хагрид забрал камень как раз перед тем, как на Гринготтс совершили нападение. Все прошло хорошо. Но вот дальше!..

— Что было дальше? — подыграл зельевар.

— Сейчас нет возможности уточнить детали у Рубеуса, но год назад он заверил меня, что Гарри вернулся к своим родственникам. Но… как я узнал сегодня, мальчик провел остаток прошлого лета где угодно, но не с дядей и тетей.

— И ваши надежные люди не сказали об этом? — усмехнулся Северус.

— Арабелла предполагает, что Гарри ушел из дома через день или два после посещения Косого переулка, — произнес старый волшебник.

— Через день или два? — зацепился за фразу зельевар.

— По ее словам, порой она не видела мальчика по несколько дней, — пояснил Дамблдор. — Это было обычным делом. А потому она не придала значения, когда не заметила Гарри в первых числах августа. Все на первый взгляд было как обычно.

Северусу не понравилось то, что он услышал. Зельевар много лет учил детей, до этого сам был ребенком, а потому новость о том, что какой-то мальчик по несколько дней не выходит из дома, его насторожила. Когда-то он сам сидел дома по паре-тройке дней, если не успевал увернуться от тяжелой руки… И это тоже происходило время от времени, но постоянно. И пусть Поттер был сыном того самого Поттера, но он был ребенком, а Северус привык нести ответственность за безопасность детей.

— В первый августовский визит Дедалуса Арабелла ничего ему не сказала, лишь на второй обмолвилась. И…

— Ваш чокнутый маг ринулся разыскивать Поттера? — догадался Снейп. — И уже год все в Косом переулке…

— Северус! — оборвал директор. — Дедалус лишь кое-где поспрашивал, он не стал разносить новость.

— Мы говорим об одном из самых болтливых магов этой страны? — уточнил зельевар. — Том самом, который устроил фейерверк в честь победы одиннадцать лет назад, получил штраф за нарушение Статута, а после повторил представление?

Директор промолчал.

— И что же было дальше? Что предприняли ваши очень надежные люди? — ехидно спросил Снейп.

— Арабелла так ничего и не рассказала, а после они с Дедалусом решили помалкивать, когда выяснилось, что Гарри благополучно добрался в Хогвартс первого сентября, — ответил Альбус.

— А зимние каникулы?

— Мальчик не приехал к Дурслям, — сокрушенно ответил старик. — Как и не навестил родственников этим летом. Дядя и тетя не видели Гарри с прошлого года!

— И что же, они нормально восприняли пропажу племянника? — уточнил молодой маг.

Дамблдор замялся, и Северус внезапно понял:

— Вы с ними не говорили!

— В этом не было необходимости, — отмахнулся директор. — Как только обнаружил, что над домом Дурслей отсутствует защитный купол, а мои сигнальные чары работают не так как надо, я тут же направился к Арабелле и обо всем ее расспросил. Так тебе что-нибудь известно?

Зельевар отрицательно качнул головой.

— Мы должны найти Гарри до того, как с ним что-нибудь приключится! — Альбус отставил чашку и вскочил. — Если с тобой свяжется кто-то из Пожирателей, постарайся узнать хоть что-нибудь.

— Вы думаете, кто-то перехватил Поттера по дороге домой и убедил не возвращаться к родственникам? — спросил Снейп.

— А что еще могло случиться? — опешил Дамблдор. — Гарри — обычный мальчик. Он не мог решиться на подобное сам.

«Если у этого ребенка есть хоть гран мозгов его матери, то он мог уйти из дома тетки сам, — подумал молодой волшебник, не собираясь озвучивать эту догадку директору. — Вряд ли кому-то захочется жить с Туни хоть на день дольше необходимого».

— А что с деньгами Поттеров? — уточнил Снейп.

— Я передал Хагриду ключ от сейфа Гарри перед той первой поездкой, он должен был вернуть мне ключ после, но оказалось, что мальчик оставил ключ себе, — нехотя признался директор. — Так что у меня нет возможности узнать, как сейчас обстоят дела в сейфе Поттеров.

— Ключ от сейфа был у вас? — опешил зельевар.

— Я опекун Гарри в магическом мире! — строго напомнил Дамблдор.

— Значит, вы давали Петунье деньги на содержание Поттера? — уточнил Снейп.

— Это сейчас неважно, — отмахнулся Дамблдор.

«Отчего же… Вы не ответили на вопрос. Значит, родственники Поттера не получали денег? А мальчишка при первой же возможности забрал ключ от сейфа. Ключ, который и так должен был быть у него. Но вы, директор, не только держали ключ у себя, но и хотели снова забрать. Для чего? Чтобы мальчишка не потратил свое состояние за один месяц перед школой? Сомнительно. Если верить слухам, Поттеры богаты настолько, что последний отпрыск может хоть каждый день тратить сотни галеонов, но не станет от этого сильно беднее и через несколько лет, когда… или если… мозги встанут на место. Тогда зачем?»

— Вы уже что-то предприняли для поисков? — уточнил Северус.

— Да, — со вздохом ответил Дамблдор и покосился на край стола, где ловила отблески пламени свечей знаменитая директорская гасилка. — Я попробовал поискать мальчика известными мне средствами, но ничего не вышло. Похоже, он находится в скрытом мощными щитами месте.

— А есть ли хоть какая-то зацепка для поисков? Кроме версии о том, что его завербовали Пожиратели, — спросил Снейп.

— А какая еще версия тебе нужна? — удивился Альбус.

«Более реалистичная, например, — подумал зельевар. — Если бы Гарри Поттера куда-то заманили те самые Пожиратели Смерти, которых вы имеете в виду, директор, мальчик не появился бы в Хогвартсе прошлой осенью. Но он явился и с радостью уехал на зимние и летние каникулы. Будто уезжал не к врагам, а к родным людям. Домой».

— Кто-то задурил ребенку голову, — убежденно вымолвил Дамблдор. — Это объясняет все его поведение и все… остальное.

— О чем вы? — нахмурился Северус.

— Арабелла описывала мне тихого, скромного и послушного мальчика, — ответил директор. — Разве Гарри Поттер похож на это описание?

Северус предпочел проигнорировать реплику директора, спросив вместо этого:

— А гоблины? Вы спрашивали их?

— Они отказались сообщать хоть что-то, — скривился Дамблдор.

«Вот как? — озадаченно подумал Снейп. — Гоблины отказали магическому опекуну? Почему?»

— А палочка? — продолжил допытываться зельевар. — На всех палочках Олливандера есть отслеживающие чары Министерства. Не думаю, что Фадж вам откажет в маленьком исключении…

— Это одна из тех проблем, которые возникли еще раньше, — сказал директор. — Я просил Олливандера сообщить мне, какую палочку купит Гарри. Мы с ним кое-что предполагали…

— Вы знали, какая палочка ему подойдет? — недоверчиво уточнил Северус.

— Это была лишь догадка, — заверил зельевара директор, но тот ему не особо поверил. — Но да… Мы знали одну палочку, которая могла выбрать мальчика. Я ожидал этого… из-за Волдеморта. Когда-то, когда Гаррик просил у меня перо феникса, Фоукс решил отдать два пера. И Олливандер сделал две палочки. Одну в свое время купил тот, кто после стал Волдемортом. И я опасался, что вторая подойдет Гарри. Так оно и вышло.

— И в этом ваша проблема? — уточнил Снейп.

— Нет. Мальчик отказался брать эту палочку, — огорошил ответом Дамблдор. — Заявил, что она ему не подходит. И…

— И? — устало потер висок Снейп. Кажется, он уже что-то слышал о палочке Поттера и как раз в этом кабинете.

— И сам нашел себе палочку, — явно не до конца веря в то, что произносит, сказал Альбус. — Так что на его палочке нет дополнительных чар отслеживания.

— А друзья? Возможно, Поттер кому-то что-то рассказывал?

— Да какие там друзья! — сокрушенно отмахнулся директор. — Мальчик отверг дружбу славных ребят с Гриффиндора. Рональд или Гермиона… Они были бы ему отличными товарищами. А с остальными Гарри сошелся не так и близко. Драко Малфой, Невилл Лонгботтом… Ты ничего не слышал от Малфоев?

Северус отрицательно качнул головой.

— А Лонгботтомы на все лето уехали на континент, — скривился Дамблдор. — Никто ни о чем не знал.

Несколько секунд в кабинете слышался лишь тихий звон и перестук вещиц из коллекции директора.

— А почему вы вообще надумали проверить местоположение Поттера? — осторожно спросил зельевар. — Если бы не это, вы до самого выпуска могли ни о чем не догадываться.

«И вряд ли это как-то навредило Гарри Поттеру, — мысленно фыркнул маг. — Он жил без вашей помощи и опеки и, судя по всему, она не потребовалась бы ему в дальнейшем».

— Всего лишь хотел предложить мальчику немного погостить в настоящей магической семье, — дал ответ директор.

«Только ли?» — усомнился Снейп.

— Настоящей магической семье?

— Молли сейчас так несладко, — со вздохом произнес старик. — Забота о здоровом мальчике возраста Рона отвлекла бы ее от печальных мыслей. А Гарри смог бы своими глазами увидеть, как живут волшебники.

Звучало логично, но Северус слишком хорошо знал, что Альбус ничего не делает просто так, за каждым его актом доброты и заботы стоит расчет на выгоду.

— Ладно, и что вы хотите от меня? — спросил зельевар.

— Нужно найти способ вычислить местоположение мальчика. И как можно скорее, — с нажимом произнес Альбус. — Ему всего двенадцать. И он не под присмотром надежных взрослых!

Северус чуть прищурился, наблюдая за директором.

— Хорошо, я постараюсь что-нибудь выяснить, — ответил декан Слизерина несколько секунд спустя.