breadcrumbs (джен)

Гензель встречает Гретель — в темном лесу, только сбежав из дома. Полумесяц на небе светит, отражаясь в реке бездонной.

Гензель встречает Гретель, и все выглядит очень странно — в темени ночи, глуши беспросветной девочка ищет маму.

Гензель встречает Гретель. Смотрит в глаза, теряясь, и отчего-то вместе им все становится лёгким и ясным — вперед, рука об руку, выход из леса искать и бежать без оглядки. Он рядом с ней верит вдруг, что дальше все обязательно будет в порядке.

Гензель встречает Гретель, жребий судьбой был брошен — они, за руки крепко держась, за собой оставляют дорожку из хлебных крошек.

Лес холодный и темный, страшный — тут и там притаились звери. Гретель пальцы его сжимает, в лучшее только веря.

Ночь густая, черная, заезд безмолвных почти не видно — он дрожит, по тропинке ступая, следует неотрывно ему одному известному, тонкой стрелкой указанному пути — выход из леса страшного тщетно силится все найти.

Дальше, дальше, куда только способен раскинуться взгляд — они оба знают, что не смогут вернуться назад.

Лунным светом опушка залита — все вокруг серебрится цветом — высится пряничным сводом уютный домик в островке проходящего лета. Из трубы валит дым, ставни манят к прозрачным окнам — Гензель думает «повезло», выдыхая негромко.

Тем страннее, чем дальше, но выбора не остается — он в глаза Гретель смотрит, и в их глубине видит солнце.

В двери резные стучится коротко и почти робко — рукав задирается, обнажая татуировку: выцветшим черным запястье клеймит в ровном круге зонтик — Гретель смотрит, глазам не веря, и в кармане сжимает кортик.

Дверь скрипит, открываясь приветственно с тихим хрустом, приглашая безмолвно войти — в доме пусто.

Гензель смотрит растеряно, шарит взглядом — в доме тепло и славно, в доме пахнет лавандовым маслом и шоколадом. Хочется отчего-то остаться, упасть и проспать с пол-вечность — и он само собой не ожидает неизбежно случившейся встречи.

Ведьма выходит тихо, ведьма стучит каблучками — фигура ее изгибается тонким станом. Ведьма на девочку смотрит, закуривая сигарету — лето вокруг вдруг выветривается ярко-холодным светом.

«Детка» — голос негромкий, да властный слишком — «милая, ты не того привела мне мальчишку». Ей нужен иной, не Второй, а Пятый — воздуха не хватает, и в девочке дрожит каждый атом: не смогла, подвела, обуяли чувства — она губы кусает в мольбе безмолвной, по-детски и безыскусно.

Ведьма злится, алые губы кривит в слащавой улыбке — в пальцах тонких в осколки крошит леденцово-прозрачную рыбку.

«Милая, я не сержусь» — ложь льется ядом в тягучем самообмане — сердится, как пить дать: взгляд прожигает напалмом.

«Подойди, детка» — длань изящная манит поближе — «мамочка любит тебя... вышло, как вышло».

Гретель мнется, застряв на распутье. Гензель мысль пластинкой заезженной крутит — «вот проклятый дурак, как ребенок повелся». Смотрит, не веря, и видит, как на дне ее глаз затухает закатное солнце.

Ведьма смотрит внимательно — нервно стучат коготки о мундштук — она в жизни ещё не сдавалась, так с чего бы ей вдруг?.. Ведьма бровью ведет, непреклонным щелчком разжигается печь — Гензель думает с горечью — «снова не смог никого сберечь».

Гретель плачет — влага чертит дорожки слез — шепчет тихо, да твердо, переча ведьме всерьез.

«Нет» — говорит — «тебе я его не отдам». Властность ведьмы вдребезги бьется негромким «нет, мам».

Детская прихоть — ботинок в пол бьется, и домик трещит — Гретель, вскинувшись, смотрит в упор и молчит. Ведьма гневом взрывается, гнется дугой — «как смеешь Мне ты перечить?!», «я все для тебя, ты должна быть со мной».

Девочка плачет и смотрит, а стены дрожат — Гензель силится взгляд отвести, отступая назад. В плечо цепляется тонкое твердой рукой.

Ведьма кричит — крыша рушится, погребая ее под собой.

Сахаром сыпется пыль, оседая снаружи, внутри — кажется, нет больше места, куда и податься. В груди бьется, жжется и страшно болит — хочется что-то сказать, только слов не найти, смелости все никак не набраться.

Фраз не находится, мысли пусты, навалилась усталость — Гензель Гретель свою обнимает, едва прикасаясь. К сердцу ее прижимает, в макушку темную исступленно шепчет «я рядом, родная, ну что ты, еще ведь не вечер».

Гензелю взаправду вдруг кажется — все будет теперь хорошо — ведь ясным рассветом вдали разгорается лето.

Девочка вдруг исчезает, оставляя его без ответов.