Не по его вине (джен)

— А-а-а-а-а! Не-е-е-ет! Не на-а-адо-о!

— Кефер!

— Не надо! Пожалуйста! Не-ет!

— Кефер! — Сехмет, не достигнув метра до кровати, прыгнула на неё и, пытаясь удержать равновесие, стала присматриваться к происходящему.

— Не-е-е-ет!

— Что случилось?!

— Что происходит?!

Ра и Эксатон влетели в спальню даже без ночных халатов, оба сонные, растрёпанные и встревоженные, и пока они добирались до кровати истошно вопящего мужчины, Сехмет, закричав на повышенных тонах, пыталась разбудить его. Раздался громкий шлепок, и младший сын Ра наконец открыл глаза и сел с выражением величайшего ужаса на лице. Вернее, попытался сесть, а потом хлопнулся обратно на кровать, поскольку весь запутался в одеяле и простыни, запутался даже сильнее мумии.

— Спокойно! — закричала Сехмет не вполне спокойным голосом и прекратила попытки Кефера выбраться из плена постели. Он успокоился и только нервно дышал, подавляя в себе крики.

— Что случилось? — озабоченно спросил Ра, который выглядел теперь таким бодрым, что казалось, он не спал последние три часа мирным сном, и присел на край кровати рядом с сыном, пока львица пыталась разобраться, с какой части нужно начать распутывать Кефера.

— Я... Мне... — Кефер пытался собраться с мыслями, пока Эксатон осматривал спальню на наличие подозрительных предметов и личностей, а когда тот подошёл к кровати брата, наконец совладал со своим голосом: — Я думал, что я снова там. Что она снова это делает. Я снова чувствовал эту боль и... всё было такое реальное... Потом я услышал ваши голоса и понял, что это сон, но никак не мог проснуться. Почему-то не мог. Но когда проснулся, я всё равно чувствовал там боль.

— Не удивительно, — сказала Сехмет. — Ты так барахтался, что запутался, у тебя всё перетянулось. Где вот твоя правая рука? — она вытащила уголок одеяла, размотала плечи Кефера и нашла-таки его правую руку. — Ну да, кисть под левой мышкой да ещё и в отдельном витке одеяла, — под айканье мужчины она высвободила его руку и стала разматывать одеяло дальше.

— Почему она тебе приснилась? — спросил Эксатон, изучая внешность брата. Свет был включен Сехмет, когда она вбежала в спальню, чтобы помочь младшему сыну Ра.

— Я не знаю, — растерянно ответил Кефер, стараясь не мешать девушке освобождать его.

— Может, у тебя до этого заболели раны? — спросил Ра. — Когда ложился, засыпал.

— Не-ет, — нерешительно ответил Кефер и посмотрел на свои ноги. А действительно, почему ему приснилось его пленение? Конечно, с тех пор прошла неделя, но ведь семь-восемь дней не такой уж и большой срок. Хотя нет. Когда он был в плену, ему один-то день казался неделей, так что точнее будет сказать: семь-восемь дней не такой уж большой срок для того, чтоб полностью залечить полученные раны... И всё-таки, почему ему приснилось всё так ясно? Он засыпал спокойно, кажется, сон был приятный, а потом начался этот кошмар...

— Кажется, она приснилась, когда я уже спал. Всё началось с боли. Только я всё равно не понимаю... — Кефер не закончил, потому что не смог спокойно вспоминать об этом, и обрадовался, когда как раз в этот момент Сехмет дёрнула за простыню и с небольшой долей боли высвободила его ногу.

— Всё понятно, — устало сказала львица и, рассматривая узел из простыни и одеяла, каким-то образом привязавший вторую ногу Кефера к его животу, пояснила: — У тебя что-то заболело, видимо, ты как-нибудь неудачно лёг, и это вызвало воспоминания, причём яркие и реалистичные, что тоже объяснимо, ведь ты провёл в плену больше двух месяцев, а освободился только неделю назад, а учитывая условия... — она не стала договаривать по двум причинам: во-первых, все и так поняли, что она хотела сказать, а во-вторых, узел оказался запутаннее, чем она думала.

Пока Кефер не был освобождён полностью, все хранили молчание, успокаивая свои нервы. Два дня назад Кеферу перестали сниться кошмары, из-за которых никто из них не высыпался. Первые два дня он никак не мог поверить, что находится дома и в безопасности, днями он то и дело проверял реальность, а ночами просыпался от видений, будто он снова в той холодной темнице, затем три дня подряд во снах к нему являлись его мучители, грозясь ещё большими увечьями в отместку за свою казнь. Кое-как отец убедил его, что он в полнейшей безопасности, но спустя два дня — то есть сейчас — новый кошмар был вызван всего лишь неудобной позой во сне... А они так надеялись, что он пойдёт на поправку быстрее, чем предсказали двое учёных — Осирис и Сехмет.

— Хочешь, мы посидим здесь? — спросил у сына Ра, когда тот наконец устроился в постели по-нормальному. — Я могу побыть здесь до утра, а вздремнуть можно и на кресле, особенно если пододвинуть его поближе к твоей кровати.

— Тебе нужно править царством, отец, уж лучше я посижу с Кефером, — сказал Эксатон, облокотившись на перегородку изножья кровати младшего брата.

— У тебя тоже есть государственные дела. Уж кому сидеть — так это мне. Тем более что я медик, — сказала Сехмет, слезая с кровати и поправляя волосы.

Кефер молчал. Ра предложил всем вместе посидеть в спальне Кефера, поскольку никто из них не уступит в этом споре. Младший сын фараона отвернулся и зарылся в подушку. Он лежал, уткнувшись в неё, и пытался сдержать подступающие к глазам слёзы. Он знал, что сейчас они трое рядом, они готовы помочь, успокоить. Но его состояние вымотало их, они должны постоянно следить за ним, быть рядом. Он не хотел доставлять им проблем, но они сами были готовы уставать, лишь бы с ним всё было хорошо. Он ненавидел себя за своё состояние... Но ведь не он был в этом виноват.

— Эксатон, подтаскивай это кресло, а я то, — сказал Ра, так и не дождавшись ответа сына. — Сехмет, где-то тут была раскладная кровать, возьми одеяло и матрас в том шкафу, сейчас мы поищем раскладушку.

— Может, вам стоит на раскладушку? — предложила девушка.

— Нет, — отрезал Ра и стал толкать облюбованное кресло к кровати Кефера.

А Кеферу было больно слышать всё это. Конечно, они были его родными, они желали ему добра, но они так мучились!.. Да, ему досталось. Пару месяцев назад, когда Эксатон вернулся в Золотой город вместе со своим воинством, объявилась новая хозяйка Тёмной пирамиды. Вышел какой-то конфликт — чего именно она не поделила с ними, Кефер не мог вспомнить, но результатом стало его пленение в какой-то отдалённой постройке в пустыне, где он был посажен в самую глубокую, холодную и сырую камеру, лишён оружия и части одежды.

Он провёл там два месяца, каждый день из которых к нему являлась эта ужасная женщина и не стеснялась применять одни из самых жутких пыток, а иногда вместе с ней приходило и несколько её единомышленников, и тогда пытки становились ещё ужаснее и невыносимее. Кнуты, плети, иглы, ножики и просто кулаки — это было приятно по сравнению с теми орудиями, которыми они вытворяли свои основные пытки. А когда к этому всему добавилось и психологическое насилие, вызванное определённой физической болью, Кефер сломался совершенно. Возможно, останься он там ещё на пару-тройку дней, он бы сошёл с ума до конца, а потом бы и умер, но на счастье отряды Ра нашли его тюрьму.

Его быстро доставили в Золотой город, где Осирис и Сехмет пытались стабилизировать его состояние, пополнить запас крови, залечить раны и переломы, понять, что с ним сделали... И тогда же выяснилось, что у него сильная психологическая травма, которую будет очень трудно вылечить. Все его родные и друзья старались сделать его жизнь проще, не напоминали о плене и пытках, делали с ним его обычные дела, но жуткое прошлое и нервная нестабильность постоянно давали о себе знать. Кефер чувствовал обеспокоенные взгляды отца и Правящего Совета, старался быть нормальным, хотя бы не приносить проблем... Но всё это зависело не от него. Всё это было не по его вине.

Не по его вине — это постоянно ему твердили все, когда он срывался, падал, кричал как безумец, начинал истерически хохотать или так же истерически рыдать. Они поддерживали его, помогали прийти в себя, а ему всё время мерещилась его мучительница.

А её и её сообщников вскоре подвергли самому строгому наказанию, какое только было в Египтусе, за столь сильно преступление: казни.

Кефер постоянно напоминал себе, что её нет, что теперь он в безопасности. Но это не всегда помогало. Три дня подряд ему снились кошмары, будто бы она восстала, хочет ему отомстить, да и мстит, подвергая ещё более ужасным пыткам... Он не стеснялся рассказывать Осирису или Сехмет подробности этих снов: в конце концов они смогли ему помочь от них избавиться, и он перестал бояться «отмщения мертвецов». Но отсутствие кошмаров лишь немного укрепило его состояние — он по-прежнему боялся любого шороха, неожиданного прикосновения, тени в углу, слишком резкого движения. А ещё он боялся ходить один, особенно в темноте. Это выяснилось на второй же день его пребывания дома, когда он проснулся один в сумерках и услышал всего лишь шорох штор, раскачиваемых ветром. На его громкий безумный крик прибежали Ра и Осирис и увидели сжавшийся комок одеял и подушек, в которые зарылся Кефер — он настолько истощал, что был какой-то тенью себя прошлого. После окончания кошмаров о мести безумный страх темноты прошёл, но боязнь всё равно осталась, так что рядом с ним обязательно кто-нибудь находился, разве что кроме ночного сна, но для того, чтоб он не боялся спать, его спальню соединили со спальнями отца, брата и ближайшего врача — Сехмет.

Ра наконец установил кресла и раскладную кровать в нормальной близости от кровати младшего сына, а Сехмет принесла подушки и одеяла для них троих. Пожелав Кеферу доброй ночи и погасив свет, они устроились поудобнее и убедились, что при необходимости Кефер увидит их, а они увидят его.

Однако сразу никто не уснул: беспокойство за судьбу младшего сына фараона и тяжёлые воспоминания навалились с тяжестью, а Кефер, понимая, что с ним самим ничего не случится, беспокоился за родных, которые будут сонными завтра по его вине. Как же ему хотелось прекратить всё это!

Ра ведь уже решил разделить земли между сыновьями, а теперь Кефер сошёл с ума и точно не в состоянии управлять даже только городом. Да куда там! Он ведь даже не в состоянии управлять собой! Конечно, врачи прогнозировали долгую реабилитацию, а сейчас всего неделя прошла, но... Ра даже боялся подумать об этом. Но мысль — и страх! — навязчиво напоминали о себе. А что если Кефер никогда не восстановится? Фараон вздохнул и взглянул на младшего сына, укутавшегося в одеяло с головой.

Эксатон думал, что будет, если Кефер не поправится. Самыми тревожащими вариантами были: первое — младший брат совершенно сойдёт с ума, будет невменяемым, и тогда его придётся прятать, чтоб он не навредил другим и себе, второе — Эксатону придётся исправлять за младшим братом ошибки в управлении царством и постоянно следить, чтоб у него не случилось приступа страха или истерики прилюдно. Было ещё множество ужасных вариантов, но именно эти два наиболее сильно волновали старшего сына Ра. Он ведь понял, что младший брат ему дорог, хоть они много лет и бились насмерть, но понял лишь тогда, когда Кефера похитили, а разведчики доложили, каким пыткам его подвергают. Тогда-то забытые братские чувства и проснулись в нём...

Сехмет была недовольна тем, что не может со своего места видеть Кефера, но была благодарна Ра за кровать — она чувствовала, что сегодня ей пригодится такое удобное место сна. Она уже так сильно привязалась ко всей семье фараона, с которой была связана вся её жизнь, что считала своим долгом заботиться о её членах, а сейчас её помощь больше всего была нужна Кеферу... Так непривычно было видеть его беспомощным, жалким, дрожащим комочком. Так странно было успокаивать его, когда он впадал в истерику, когда начинал вопить от ужаса, когда был подавлен своим состоянием или даже не хотел больше... Девушку передёрнуло от последней мысли. Нет, от таких мыслей нужно избавить и свою голову, и голову Кефера! Наверняка эта ужасная женщина добивалась именно такого состояния своего пленника, ведь при используемых ей орудиях больше ни о чём и думать было нельзя. Имя её было под запретом, чтоб не травмировать психику Кефера ещё больше, но его и так никто не хотел произносить — всем было мерзко думать о ней, ведь тогда непременно вспоминались травмы Кефера, жуткие и достойные сострадания... Самая серьёзная травма сильнее всего беспокоила и Осириса, и Сехмет, ведь если её не удастся вылечить, Кефер будет не только испытывать боль, но и ощущать себя ущербным, а это приведёт к ещё большему повреждению его рассудка. В Египтусе были средства для лечения такой травмы, но чаще всего болела у младшего сына Ра именно она, а это было плохо. Как же вылечить Кефера окончательно? С такой мыслью Сехмет и уснула.

Утро было гораздо спокойнее ночи, и именно утром всем четверым присутствующим в спальне Кефера и удалось поспать — ночью он постоянно просыпался то от плохих снов, то от боли в какой-либо части тела. Хотя особенно долго спать им не пришлось, потому что в спальню влетел Осирис с известием, что не спал ночь и придумал, как поскорее залечить все раны и травмы Кефера: он сделал особый состав, который нужно было выпить и в котором нужно было посидеть немного. Ванна сразу была наполнена горячеватой водой, в которую Осирис добавил свой раствор, а пока он это делал, Сехмет почти силой вливала в Кефера оставшуюся часть состава: до того она было противной и невкусной.

Когда же лечение было закончено, пятеро уставших жителей Египтуса поплелись завтракать. Настроение у всех было хорошее, а Кефер даже перестал бояться резких движений, что очень обрадовало обоих медиков. Теперь они были уверены, что физическое и психическое состояния Кефера будут возвращаться в своё нормальное состояние быстрее, чем они предполагали, а это, в свою очередь, дополнительно поможет Кеферу выздороветь. И тогда ему уже не придётся объяснять, что всё произошло не по его вине.