Восстание насекомых (джен)

Хибару заносило снегом. Северный и западный ветра поочерёдно выстуживали дырявое жилище. Главниссимус Паурон забился в угол, кутаясь в клетчатый плед, и угрюмо бормотал что-то себе под нос. Дон Жучино время от времени выбирался на дОбычу, но приносимых им жалких крох не хватало на пропитание: ну что такое пара-тройка выбитых из мёрзлого грунта кормовых свёкол для четырёх гигантских членистоногих с планеты Клопендра? Несколько недель они спасались рыбалкой, но в последнее время рыба почему-то исчезла. Брат Клопундий оценил масштаб бедствия и впал в спячку.

И только мохнатый бражник Мохнурий не унывал, продолжая порхать над заснеженным пустырём и весело напевая клопендрийский шансон:

— Тараканы и клопы-пы-пы

Бестолковы и глупы-пы-пы!

Только бражники умны-ны-ны,

И красивы, и сильны-ны-ны!

— Ты себя в зеркале-то видел, красавец? — ворчливо спросил дон Жучино, вышедший из избы с помойным ведром.

— Главное не внешность, а красота души! — крикнул с высоты Мохнурий, пролетая над ним и громко хлопая крыльями.

— Приземляйся, вертолёт недоделанный, — сказал Жучино. — Дома печка нетоплена, а у меня не семь рук, — и потопал на четырёх нижних лапах в сторону помойки.

— Вертолёт — это твоя Стрекозелла, — захихикал Мохнурий. — Что, бросили тебя, такого красивого? Никому не нужен лох?

Жучино раскрутил ведро с помоями и запулил в летящего бражника. Тот с визгом увильнул от посудины, но помои щедро оросили его мохнатые крылья. Полёт прервался по техническим причинам.

— Придурок, шуток не понимаешь! — обиделся Мохнурий и поплёлся к проруби отмываться. На его счастье, мороз стоял несильный. Бражник наклонился с мостка над круглым отверстием, проплавленным кастрюлей с кипятком, плеснул себе на крылья раз, другой… И вдруг увидел, как из глубины поднимается огромная плоская чёрная морда с рыжими китовьими усами. Широко расставленные фасеточные глаза смотрели мрачно, можно даже сказать — с голодом. Большие жвалы алчно подрагивали. Столкнувшись с мордой нос к носу, Мохнурий завопил не своим голосом и на шестереньках поскакал в избу.

— Чёрт меня дёрнул взять в экспедицию этого болвана, — прошипел Жучино и подошёл к той же проруби — мыть ведро. Но не успел его туда окунуть, как увидел ту же морду. — А-а-а!!! — заорал Жучино и, уронив ведро, с низким гулом полетел к избе.

От их воплей проснулся Клопундий.

— Что это вы тут опять устроили? — недовольно пропыхтел он и поёжился: в нетопленой избе свистал ветер.

— Разрешите доложить, ваше высокоползие! — Жучино встал во фрунт перед Пауроном, дрожа как телефон на вибросигнале. — На планете обнаружено гигантское подводное насекомое!

— Чушь порешь, — прокряхтел Паурон и чихнул. — Не бывает подводных насекомых.

В этот момент Мохнурий издал не то стон, не то сдавленный визг и накрылся старым плюшевым ковром с лебедями. Все посмотрели на трясущегося бражника.

— Что-то он темнит, — оглушительным со сна голосом пробубнил брат Клопундий.

— Колись, мохнатый, твоя работа? — повернулся к Мохнурию дон Жучино. — Опять свои эксперименты устраивал?

— Это не я! — забился в истерике Мохнурий.

Дон Жучино подошёл, сдёрнул с него тряпку и с размаху влепил бражнику оплеуху. Тот ойкнул.

— Чего наворочал? — грозно спросил жук.

— Н-ничего особенного, — заюлил Мохнурий. — Просто на этой планете обнаружилась разумная жизнь под водой — плавунцы, водомерки. Ну и я, как учёный, не мог не… — он не договорил: вторая оплеуха помешала. — Чего ты дерёшься! — обиженно протянул бражник. — Ваше высокоползие, скажите ему.

— Молчать! — гаркнул главниссимус. — Мохнурий, или ты рассказываешь, что ты натворил, или мы тебя посадим в морилку.

Мохнурий с коротким воем подпрыгнул и, икая с перепугу, начал рассказывать:

— После разгрома зимних мохнатых комаров… Ик! у меня осталось немного увеличительного порошка. А вы же знаете, что он на морозе… Ик! портится. И я, чтобы ценный препарат не пропал зря, пустил его в дело. Местные наземные насекомые на морозе тоже становятся никакие, поэтому я высыпал порошок в речку… Ик!

До троих клопендрийцев медленно доходил смысл его слов. Брат Клопундий пробормотал под нос: «Так вот куда вся рыба в реке пропала!» — поджал лапки и откатился в угол, изображая упадание в обморок. Паурон схватился за голову сразу четырьмя лапами. Дон Жучино трёхэтажно выругался дихлофосом, тапком и мухобойкой, а потом припёр Мохнурия к стене и потребовал:

— Отвечай, зараза, сколько больших подводных насекомых ты сотворил в этом болоте?

— Н-не знаю, — затрясся бражник. — Одного точно. Ты его сам видел. Может, ещё кого порошком задело. Я ж наугад сыпал.

— И этот болван носит учёный титул! — воскликнул Жучино, а Паурон выполз на середину комнаты и добрым голосом спросил:

— Ну что, Мохнурий? Как с тобой лучше поступить — в морилку тебя посадить, чтоб успел подумать о вечном, или сразу пустить на дрова? Печку всё равно нечем топить. Или, может, скормить тебя твоему изобретению — оно ж там теперь голодное плавает. Рыбу-то всю пожрало уже.

Мохнурий затряс крыльями и взлетел на потолок.

— Ты хоть понимаешь, что натворил, хренолог? — восстав из обморока, проскрипел брат Клопундий. — Если их там много, они же вылезут и пойдут на нас войной! Им же там, в воде, жрать нечего!

— Войной пойдут — это полбеды, — почесал в затылке дон Жучино. — А вот если они нас спалят…

— Палева нельзя допустить ни в коем случае! — крикнул Паурон и стукнул тремя кулаками по полу. — Мы еле скрылись после того разгромного поражения. У нас нет горючего, чтобы снова взлететь, поэтому сейчас мы должны сидеть тихо.

— Тогда зачем вы так орёте, ваше благородие? — спросил с потолка Мохнурий, похожий на огромную моль.

— Ма-алчать!!! Не отросли ещё хелицеры главниссимусу указывать! Значит, так. Даю указание. В течение суток изучить и приручить чудовище. Оно может встать на нашу сторону, и тогда нас будет уже пятеро. Клопундий, твоя задача обратить его в инсектицизм и наставить на путь истинный. Жучино, ты отвечаешь за дрессировку и муштру. Не может же быть, чтобы у членистоногого не было зачатков разума, даже если оно с этой непутёвой планеты.

— А я? — жалобно спросил Мохнурий.

— Сгинь, — шикнул на него Паурон и опять устроился в углу, обмотавшись пледом.

— Не было печали, — с раздражением прокряхтел Клопундий и заковылял к выходу. На пороге остановился и ворчливо окликнул ответственного за боевую часть: — Жучино! Я что, один попрусь к этому чудовищу? Возьми ему какой-нибудь жратвы, приручать будем.

— Вот уж точно не было печали, — вздохнул Жучино, повертел усиками и, взяв из закромов огрызок колбасы, потопал за Клопундием.

— Успехов, ребята! — хихикнул с потолка Мохнурий. Жучино запулил в него колбасной обёрткой, но не попал.

Мохнурий поползал по потолку, потом тяжко спрыгнул и, потирая ушибленные бока, стал наводить видимость порядка: подмёл полы, сложил разрядившиеся от холода сморкфоны стопочкой, постелил на стол новый пакет для мусора. Потом сходил за валежником, настрогал топором щепок и стал разжигать печку. С десятой спички это ему удалось.

Кочергой он скинул маленький круг с плиты и поставил туда кастрюлю с водой, намереваясь сварить похлёбку. Но из провизии обнаружилась только обёртка от колбасы.

— Нда… — протянул Мохнурий. Подумал. Посмотрел на безучастного главниссимуса. Поскрёб затылок. — А, была ни была, — махнул рукой бражник и вышел из избы.

Его внимание сразу привлекли крики возле проруби. Подлетев поближе, Мохнурий увидел орущих и прыгающих Клопундия и Жучино, к которым из проруби тянулась блестящая чёрная лапа.

— Не орите, дураки, — сказал Мохнурий, подлетая. — Спугнёте. Где приманка?

— Сожрал, — виновато ответил Жучино и облизнулся.

— Даже до проруби не донёс, бессовестный, — устыдил жука брат Клопундий. — На Клопендре я бы наложил на тебя наказание диетой.

— Тьфу на вас, — фыркнул Мохнурий. — Не умеете с живностью обращаться. Брысь оба! Смотрите, как надо. — Он отпихнул их, подошёл к проруби и поманил чудовище: — У-тю-тю-тю! — Ответом ему было утробное рычание и ощутимый толчок в толщу льда. — Ух какой ты глазастенький! Ух какой ты зубастенький! — сюсюкал Мохнурий, делая чудовищу козу. — Хочешь к нам? — сочувственно спросил он, и живность с удвоенной силой радостно толкнулась снизу об лёд. Мохнурий подмигнул монстру и со всем ехидством, на какое был способен, сказал: — А нельзя!

Осмелевшие Клопундий и Жучино заржали и начали строить в прорубь рожи. Это был ошибочный ход. То, что сидело под водой, взревело, на миг ушло на глубину и, разогнавшись, долбанулось с такой силой, что лёд пошёл трещинами. От дикого скрежета клопендрийцы аж присели. А существо, почуяв свободу, начало целенаправленно лупиться, увеличивая трещины — как в количестве, так и в размере.

— Что-то мне это не нравится, — пробормотал Клопундий и бочком, бочком засеменил с мостка на берег.

— Дихлофос тебя дери, Мохнурий, опять из-за тебя неприятности! — прошипел Жучино, пятясь.

— Да ладно вам, лёд крепкий, — бледным голосом ответил Мохнурий, глядя как зачарованный на лопающуюся толщу и выпирающие серые глыбы. — Но лучше, кажется, свалить. — И под оглушительный грохот галопом припустил к избе.

Друзья припустили за ним, и вовремя: овальное двухметровое чудо-юдо, похожее не то на щит, не то на лодку, с треском и плеском вырвалось из-подо льда и с победным гиканьем поползло за тремя героями. Герои, спотыкаясь и падая, мчались к избе.

Но главниссимус Паурон не даром был главниссимусом. Окинув поле боя глазом опытного стратега, он оценил обстановку и молнией метнулся к двери, чтобы накинуть чугунный крючок аккурат перед носом у брата Клопундия. Подчинённые сгрудились на пороге, помолотили немножко в дверь, но поняв, что это бесполезно, плюнули, выругались и вдарили от речного жителя, который их почти настиг. Это был самый обычный жук-плавунец: чёрный, блестящий, с оранжевой каймой по краям и невероятно длинными задними лапами. Ими он лихо отталкивался от заснеженной земли и ехал на пузе вперёд с малой крейсерской скоростью.

Клопундий, Жучино и Мохнурий бегали кругами вокруг избы. Они верещали и ругались на чём свет стоит, а новый друг радостно гоготал и хищно щёлкал жвалами, подгоняя перепуганную троицу. Тут Мохнурий вспомнил, что у него есть крылья, и взлетел. То же самое сделали брат Клопундий и дон Жучино, но недолго они наслаждались триумфом — плавунец тоже вспомнил, что умеет летать, подпрыгнул и погнался за ними на бреющем полёте. Гудел он как бомбардировщик.

— А-а-а! — завопил дон Жучино и, протаранив башкой окно, свалился на пол в избу вместе с грудой стекла. На него попадали орущие товарищи.

— Вы что творите, придурки? — скрипнул Паурон из угла. — Избу застудите!

Но тут в образовавшееся отверстие полез плавунец, и всем стало не до шуток. Копошащаяся куча-мала вмиг распалась. Мохнурий подскочил и прилип к потолку, Клопундий спрятался между печкой и стенкой, Жучино в панике забегал по горнице в поисках убежища, а Паурон бешено засучил всеми десятью ногами, поскользнулся на гладких досках и кубарем подкатился к порогу, намереваясь удрать на улицу. Откинув крючок, он толкнул хлипкую дверь… и оторопел. На пороге стоял человек. Все насекомые замерли. Кроме плавунца — тот благополучно застрял в раме и теперь барахтался. Пока у него не получалось ни тпру, ни ну.

— Ну, это. Здрасьте, что ли, — смущённо сказал человек. Это был молодой парень в зимнем камуфляже и с огромным рюкзаком.

— И тебе не хворать, — проскрипел Паурон и сел. — Кто таков? Зачем пожаловал? — многолетняя военная служба не дала пауку показать слабину.

— Меня Федя зовут. Я в рабство хочу. Пришёл записываться. Вы ж вроде как на целинную планету людей набирали? Вот я типа доброволец. Хочу в космос.