Нетерпение сердца (гет)

Регулус

Сириус снова привычными кругами расхаживает по маленькой гостиной. Его черные, до плеч, волосы, растрепанные, но тем не менее придающие ему романтичный вид, обрамляют его лицо темным ореолом.

— Другого выхода нет, понимаешь? Нам позарез нужна эта крыса, — Сириус делает ударение на слове «позарез» и выжидающе смотрит на Регулуса. — Будешь помогать или собираешься отсиживаться здесь, под юбкой у Марлин?

— У меня нет юбок, ни одной, — Марлин, сидящая в кресле, вытягивает вперед ноги в клетчатых штанишках. — Так что не горячись.

Сириус бросает на нее разъяренный, но одновременно восхищенный взгляд. Но Марлин на этот взгляд никак не отвечает, только сворачивается клубочком на кресле с протертыми подлокотниками. Регулус некстати думает, что все это можно было бы исправить — только никто не обращает на такие мелочи внимания.

— Я слишком много знаю, — отвечает он, поворачиваясь к брату. — Если все пойдет не по плану, то я окажусь прямо перед Лордом, в той самой красной гостиной, и отвертеться уже не удастся. Если уж ты напоил меня сывороткой правды, то и им ничто не помешает это сделать. Кроме того, я беспокоюсь о маме.

При упоминании матери Сириус сразу ощетинивается и скрещивает руки на груди в защитном жесте. Да, обида на родных — самая страшная, самая въедливая из всех, и никуда от нее не спрячешься.

— А что с ней случится? У нее есть Кричер, да и дом на Гриммо спрятан заклинанием Доверия. Да и знаешь ты только всякие мелочи, ни во что ценное тебя так и не посвящают.

Регулус пожимает плечами, нервно постукивая тонкими пальцами по столешнице. Случиться может все что угодно — как недавно случилось с ним. Кто мог подумать, что из теплой уютной комнаты он попадет в этот старый, пахнущий деревом и влажностью дом? Только безумец.

Но и он сам теперь — немного безумен. От происходящего, от осознания предательства со стороны людей, которым он служил, от нового, нежного, поднимающего голову чувства.

— Хорошо, — произносит он медленно. — Я помогу, брат. В конце концов, ты меня спас тогда, на Гриммо. Если бы не ты, я мог бы умереть. Так что за мной должок, и я это понимаю.

Сириус довольно скалится в ответ и кивает, но Марлин вдруг вскакивает с кресла и резко хватает его за рукав.

— Пойдем, нужно поговорить, — произносит она сердито и с силой тащит его за собой на кухню.

— Порвешь, — Сириус убирает ее руку. Но убирает мягко — в этом жесте видно все его чувство к ней. — Я иду, иду, не надо так шуметь.

Регулус остается сидеть на месте, стараясь не прислушиваться, но слова так и проникают в гостиную сквозь не прикрытую в спешке дверь.

— Ты специально берешь его с собой, чтобы избавиться, да? — голос у Марлин полон дрожащего гнева. — Это твой брат, Сириус! Какими бы ни были ваши отношения раньше, пора взрослеть, пора простить и дать ему еще один шанс. Ты же видишь, каким наивным он свалился нам на голову. И только-только начал во всем разбираться — да, сейчас, посреди смерти и холода. И ты хочешь все отобрать?

— Думаешь, я просто ревную? — Сириус шипит как масло на раскаленной сковороде.

— Скажи, что это не так, — Марлин топает ногой. — Я почти сдалась, а тут появился он — и все получается не так, как ты хочешь. Слушай, Сириус, мы с тобой уже не первый год мучаемся — не пора ли разорвать? Ты меня терзаешь, честное слово. Я тебя такого любить — не могу.

Слышно, как Сириус шумно выдыхает.

— А его — можешь? Опять та же песня, да? Ты и до войны начинала играть на обе стороны. Теперь решила выбрать? Слушай, Марлин, я вообще-то и не собирался выпрашивать у тебя любовь, и любить тебя тоже не входило в мои планы. У нас с тобой — другое. Не смотри так яростно, ты же сама ее чувствуешь, эту искру, это влечение, это желание — оно меня с ума сводит. Да ты и не ханжа, Марлин. Ты не скромница.

— Но я не шлюха, — отвечает она зло, и голос по-прежнему дрожит, и Регулус даже поднимается с места, чтобы защитить ее, если понадобится. — И я всегда спала с теми, кто мне нравится. А ты мне не нравишься, Сириус, давно не нравишься. В тебе есть что-то роковое. Что-то темное, неизбежное, и я этого боюсь. Если из-за тебя погибнет этот мальчишка с книжками в голове — клянусь, я тебя сама Пожирателям сдам. Ты меня слышишь?

Сириус не отвечает, но по звенящей тишине Регулус понимает, что он не может отступить перед Марлин. Может быть, она и неправа, и он неправ — Сириус вполне может быть влюблен, но не осознавать этого. Просто в силу характера брат любит все отрицать, даже самое очевидное.

Регулус торопливо садится обратно на стул, когда эти двое — раскрасневшиеся и сердитые — возвращаются в гостиную.

— Я разработаю подробный план и согласую с Ремусом, — Сириус произносит все слова сквозь зубы. — Посмотрим, кто еще согласится нам помочь. И уже потом я все расскажу тебе. Надеюсь, сражаешься ты неплохо и продержишься хотя бы несколько минут.

Регулус только усмехается.

Мэри

Лили улыбается, наблюдая за тем, как Гарри ползет по ковру за неуклюжим рыжим котенком. В углу стоит мисочка с молоком и небольшая коробка с шерстяным шарфом внутри.

— Эйлин подобрала во вторник, — Лили подхватывает котенка, спасая его от рук сына, и прижимает к груди. — Его чуть собаки не разорвали. Ушко было порвано, лапки еле двигались. А назвали — Джеймс.

Мэри понимающе кивает головой, хотя Лили в это мгновение отворачивается.

— Я смотрю, вы с Эйлин неплохо общаетесь, — замечает она, чтобы быстро перевести тему.

— Да, она мне помогает, если нужно что-то купить для Гарри, — Лили опускает котенка на кровать. — И то довольно редко, ведь внимание привлекать нельзя. Дамблдор по-прежнему молчит насчет Пророчества?

— Все слишком запутано, скорее всего, замешана темная магия, — Мэри говорит не слишком убедительно, но Лили, кажется, верит. — Если Дамблдор поймет, что Пророчество не повлияет на будущее Гарри, он сам попробует разобраться с Реддлом.

Лили громко фыркает.

— Перестань, Мэри. Ты же сама понимаешь, что Дамблдор ни с кем разбираться не собирается. Он, так скажем, руководит и присматривает, но все остальные действия выполняются другими людьми. Может, это и правильно — я не знаю. В конце концов, один человек тоже не может все решать за других и брать на себя столько ответственности. Но знаешь, что меня сердит? Что он постоянно все скрывает до самого конца. И Северус, кажется, всему у него научился. Гарри!

И она в сотый раз вынимает у него изо рта мягкую игрушку, которая только что лежала на ковре. Мэри тихонечко выдыхает, снова подмечая, какими разными могут быть люди. Вот ей бы и в голову не пришло рожать ребенка сейчас, а Лили с удовольствием играет с Гарри и воспитывает его.

— Северус переживает за тебя, — замечает Мэри негромко, поглядывая на свернувшегося на одеяле котенка. — Думает, что ты долго не проживешь взаперти. Но я надеюсь, что он ошибается.

Лили сажает Гарри на детский стульчик и берет из корзинки с фруктами банан.

— Северус, представь себе, решил снова стать моим лучшим другом, — Лили сосредоточенно очищает фрукт и разламывает на несколько кусочков. — Считает, что в школе мы просто не поняли друг друга. А я не знаю, что и сказать, Мэри. Если люди расходятся — значит, так и должно быть. Мы всегда были разными, только общий интерес к магии объединял нас некоторое время. А как только он исчез — все рухнуло. И он искренне не понимает, почему я от него отвернулась. Мы ведь с тобой сто раз это обсуждали, помнишь? Все эти его выходки и увлечение Темными искусствами — что он еще ожидал?

Мэри смотрит на нее искоса, словно проверяя выражение ее лица. Потом раздраженно замечает, едва не задыхаясь — но держать в себе это становится невозможно:

— Ты серьезно не видишь, что он по уши в тебя влюблен — сейчас и тогда, и всю школу? Или предпочитаешь делать вид, что не понимаешь?

Лили резко оборачивается к ней, отрывая взгляд от Гарри.

— Северус? Влюблен — в меня? В меня! Да ты смеешься, Мэри. Ни за что в это не поверю. Ты и тогда намекала на эти его чувства, но я снова повторю: это невозможно. Самое большее, кем мы были с ним — это друзья.

— Ты неправа.

Лили сердито сдувает прядь волос с лица.

— Считаешь, влюбленные выбирают сторону, которая мечтает избавиться от таких людей, как возлюбленная? Оскорбляют? Пропускают все просьбы мимо ушей, погрязают в Темных искусствах и получают Метку как клеймо? Здесь просто нет логики.

— Это своеобразная логика, Лили. Нужно было привлечь внимание — а как еще он мог это сделать? Только тем способом, в котором он силен. Вышло по-дурацки, глупо, совершенно неправильно…

Лили яростно разрубает ладонью воздух, пахнущий бананом. Ее блестящие волосы рыжим ореолом обрамляют лицо.

— Ради Мерлина! Он выбрал свое тщеславие — вот и результат. Северус делает только то, что ему по душе — и Эйвери был ему по душе, Мэри. Ему нравилась вся эта возня с Метками, с проклятиями, с ненавистью к таким, как я. Как он ненавидит своего отца! А ты говоришь — любовь. Если там и были какие-то чувства, то игрушечные. А теперь он переметнулся на сторону Ордена и успешно играет за тех и за других. Он ведь не глуп и понимает, что рано или поздно Реддл погибнет. Куда отправят Малфоев, Лестрейнджей и прочих ублюдков? В Азкабан. А Азкабан никогда не входил в планы Сева. Он ничего из себя внешне не представляет — но амбиций у него хватит на десятерых. Как и тщеславия.

Мэри прячет руки за спину, чтобы скрыть нарастающее волнение.

— Хорошо, хорошо! Только остынь.

— Я устала, Мэри, — Лили изнеможенно садится на краешек кровати и протягивает Гарри остаток фрукта. — Устала всю жизнь разгадывать, как ко мне относятся и как я должна относиться в ответ. Я уже ничего не знаю. Я потеряла мужа. Пожалуйста, просто посиди со мной без всяких этих глупых домыслов, ты мне очень нужна. И знаешь — вот ты сейчас все это сказала — и я вдруг почувствовала себя виноватой. Но так не должно быть, правда? Я ведь не думала, что наше общение с Северусом было настолько важным для него, ведь если важно — то ты сделаешь все, чтобы удержать друга? А ты говоришь — любовь. У меня голова от всего кругом. И страх — постоянный страх, Мэри. Он нашел нас и там, нас предали — он может найти нас и здесь. Нужно играть на опережение.

Мэри с подозрением хмурится.

— Что ты имеешь в виду?

Лили беззаботно машет рукой, натянуто улыбаясь.

— Так, ничего. Просто мысли вслух. Ты принесла мне книги, которые я просила?

Мэри вытаскивает из сумки два толстых тома: «Расширенный курс Прорицаний» и «Историю магии», гадая, зачем Лили на самом деле понадобились эти самые скучные учебники из всех, что были у них в школе. Но Лили быстро прячет их в тумбочку, делая вид, что они всего лишь журналы «Ведьмин досуг».

— Заляпаешь сладостями — мне Пинс голову оторвет, — произносит Мэри весело, но на самом деле ей становится страшно. — Ты помнишь, как она кричала на Сириуса?

Лили смеется — и этот смех настоящий. Но стоит улыбке угаснуть, как ее лицо становится совсем грустным.

— Сюда бы Сириуса, — говорит она совершенно серьезно. — Но это невозможно, я понимаю. И знаешь, я все больше хочу увидеться с Петуньей. И это тоже нереально. Какой-то абсурд.

Мэри уходит из Паучьего Тупика с неприятным предчувствием в сердце. Ей кажется, что ситуация нисколько не становится лучше, наоборот — с каждым днем все опаснее, а задумка Сириуса с подставой брата вообще выглядит безумной. Но Ремус молчит, и Дамблдор молчит, и только они вдвоем с Северусом плохо спят по ночам.

Северус

Мать возится на кухне, у плиты: от кастрюли идет пар, на столе лежат овощи и небольшой кусок мяса.

— Был у отца? — мать вытирает руки о старый передник и неловко обнимает Северуса. — Как он?

— На этой неделе еще не был, — отвечает тот тихо, разглядывая ее желтоватое лицо. — Во вторник думаю навестить, посмотрю на обстановку. Во всяком случае, работа у него есть, но не уверен, что ему хватит денег заплатить вперед за комнату.

Мать смотрит на него так расстроенно, что он ворчливо замечает:

— Хорошо, хорошо. Я заплачу. Так и не могу понять, почему ты беспокоишься о нем после стольких лет отвратительного отношения. Ушел — радоваться нужно.

Договорить они не успевают, потому что на лестнице раздаются шаги, и, обернувшись, Северус видит Лили, которая ведет за собой Гарри. У того сонное личико, а маленькие пальчики сжимают любимую игрушку — черного кота. Лили натянуто улыбается и сажает Гарри на детский стульчик.

— Я думала, вы уже все приготовили, — произносит она легко, но в голосе слышатся недовольные нотки. — Почему не сказали? Я бы помогла, быстрее бы справились.

— Гарри спал, у вас там было очень тихо — я не решилась будить, — отвечает мать смиренно, и Северус впервые осознает эту пропасть между ними — между тем, какими разными вообще могут быть женщины. Сильная, холодная, немного жесткая Лили со своими огненными волосами — и уставшая мать, с этим вечно покорным лицом и забитым выражением глаз, вся в себе, внутри себя — как паучиха в паутине. Ведь и название верное — Паучий Тупик. И от этих мыслей, от этой яркости Лили ему становится не по себе. И сразу, как мостик между двумя краями, ему представляется Мэри, с ее кроткой, но доброй улыбкой и понимающими глазами. Мэри не стала бы укорять мать — только помогла бы, даже без просьб.

Северус сглатывает, переводя взгляд с матери на Лили и обратно. Что между ними происходит, пока его нет — никому неизвестно. Возможно, они поссорились на тему воспитания или еще из-за какой-то женской ерунды и теперь дуются друг на друга.

— Гарри не будет так долго ждать, — Лили подходит к холодильнику и некоторое время изучает содержимое. — Я дам ему творог, ладно?

— Творог на вечер, — мать чуть сощуривает глаза. — Ты ему аппетит испортишь.

— А вечером как раз съест суп, — Лили достает упаковку деревенского творога, и Гарри с Северусом, не сговариваясь, морщатся. — Я думаю, от одного раза ничего не случится. Ой, у нас совсем закончились фрукты и молоко. Вы не сходите после обеда в лавку?

— Я схожу, — Северус встревает между ними, нервничая. — Напиши все, что нужно, я сейчас же пойду, потому что после обеда мне нужно быть в школе, следить за отработкой.

И он сердито скрещивает руки на груди. Вот так неудачное время — пришел поговорить с Лили, как в прошлый раз, а попал в неприятную ситуацию, да еще и в лавку придется тащиться через весь район — трансгрессировать не получится, слишком маленькие улицы, точно заметят. Это рядом с их домом многие уже съехали в Лондон, а в районе лавки все еще живут семьи рабочих. И будут жить, пока завод окончательно не перестанет работать.

— Видишь, кем я стала, — Лили сует ему в руки листок бумаги, на котором красивым почерком написан перечень необходимого. — Домохозяйкой. Суп варю, творожок перемешиваю. А совсем недалеко Реддл и его сторонники убивают людей и охотятся за моим сыном.

И она смотрит на него с некоторым любопытством и недоверием, вглядывается в лицо, потом насмешливо улыбается.

Северус выходит из дома с тяжелым сердцем: Лили вот-вот устроит какую-то проделку и помешает всему плану или сорвется и поссорится с его матерью. Нервы у нее на пределе: он заметил это по ее голосу. Нужно попросить Мэри принести ей еще книг, чтобы хоть как-то отвлечь от необдуманных поступков.

Лили должна жить.

Регулус

Сириус снова пропадает на несколько дней, чтобы привлечь к себе внимание Пожирателей. Его расчет заключается в том, что Хвост обязательно захочет выслужиться перед хозяином, так как в сражениях он ничего не смыслит. Ему самому наверняка захочется поймать Сириуса.

Задача Регулуса — сыграть так, чтобы Пожиратели поверили каждому слову. Сириус предлагает разыграть схему, по которой Регулус всегда оставался на стороне Пожирателей, только делая вид, что поддается брату — рассказывая это, Сириус усмехнулся, — а на самом деле выполняя задание Лорда. Остается надеяться, что Пожиратели, которые ведутся на подобную игру со стороны Северуса, поведутся еще раз.

Самая опасная фигура — сам Лорд.

— Сегодня видела родителей, — сообщает Марлин надломленным голосом, возвращая тарелки на сушилку взмахом палочки. — Так близко, а не дотронуться. Как чужие люди. Тяжело от этого.

— Можно, я возьму печенье? — Марк заглядывает в кухню, из-под мышки у него торчит книга. — Я ужинал, честное слово.

Марлин переводит строгий взгляд на Регулуса, и тот едва заметно кивает головой. В отсутствие Марлин они оба съели остатки картофельного пюре и немного мяса. Вот только тарелки забыли помыть. Регулус до сих пор не может привыкнуть к другому, такому простому и на первый взгляд суровому быту. Еда — обычная. Посуда — без узоров, скучная и серая. Да, и так тоже можно жить.

— Что ты читаешь? — интересуется Регулус, пытаясь рассмотреть название книги, но корешок спрятан под мышкой. — Сказки?

— Вот еще, — Марк фыркает, набирая побольше печенья из желтой вазочки. — Трансфигурация для начинающих, учебник для первого курса. Я же в сентябре в школу поеду, хочу все знать. Сириус говорит, что МакГонагалл очень строгая.

Регулус улыбается краешком губ. Если бы он мог вернуть все назад! Он ни за что не вступил бы ни в ряды Пожирателей, ни в Орден Феникса. Он бы приложил все усилия, чтобы родители примирились с Сириусом. Да что теперь говорить? Прошлое не вернешь.

— Небо сегодня чистое, — Марлин вытирает руки о полотенце и подходит к окну. — Смотри, какие звезды красивые. Блэки, наверное, больше всех разбираются в созвездиях. Лично я астрономию в школе прогуливала как ужасно скучный предмет, а теперь жалею. Можешь мне показать Большого пса и Льва?

Регулус встает рядом с ней и поднимает глаза на темное небо с блестящими далекими звездами. В кухне царит полумрак, и, чтобы было лучше видно, Регулус на мгновение оборачивается и шепотом произносит:

— Нокс!

Кухня погружается в сумерки. Слышно только дыхание Марлин, видно только ее розоватое лицо с пухлыми губами, ее сияющие глаза.

— Вон там, — он указывает пальцем на разбросанные на небосводе крупинки сахара. — Видишь? Там — Пес. Яркий, правда? А вот там, дальше — Лев. Мне всегда нравилась астрономия, я там был одним из немногих учеников, так что оценки у меня были замечательные.

Марлин приглушенно смеется, глядя на него лукаво. Она такая привлекательная и манящая, и она так близко, что Регулус не может сдержать рвущееся желание поцеловать — и целует ее приоткрытые губы. И тут же отстраняется, краснея.

Марлин смеется чуть громче — и, обняв его за шею, горячо целует в ответ. Ее волосы пахнут сладостями, а руки — мылом, и от этого сочетания на душе становится уютно, тепло и спокойно. И только глубоко-глубоко внутри, в сердце, бьется тревога.

— Обещай мне, что ты вернешься, — произносит Марлин шепотом. — Я не вынесу, если они тебя заберут. У меня почти умерла надежда, мир был таким серым, растоптанным — и я сама была растоптанной, загнанной в угол этой больной страстью Сириуса. А потом появился ты. Такой открытый, наивный, романтичный, не хватает только венка на голове. И моя надежда снова зажглась маленькой звездочкой.

— Обещаю, — у Регулуса на мгновение перехватывает дыхание. Ущипнуть себя? — Вернусь.

Но тревога продолжает пульсировать в крови.

Северус

Он приходит чуть позже, чем предлагал отец, и долгое время стоит под дверью, не решаясь постучать. Все-таки ребенок, каким бы взрослым он ни был, хочет оправдать отца. Увидеть в нем то лучшее, что может быть, увидеть какую-то надежду.

Отец встречает его уставшим и зевающим, в старой одежде, которую носил еще в Паучьем Тупике.

— Будешь чай? — отец жестом разрешает пройти и кивает на стул. — Я купил немного печенья.

У Северуса почему-то сжимается горло при виде этого усталого, измотанного человека, которого он постоянно презирал, будучи ребенком, и ненавидел подростком. Сейчас ненависть куда-то ушла, отступила вглубь сердца и дала место жалости.

— Я заплатил за твою комнату за месяц вперед, — произносит Северус холодно. — Да, из-за матери. Она все еще переживает, что ты ушел. Теперь можешь себе позволить купить нормальной еды, а то помрешь с голоду.

Отец закусывает губу и смотрит на него пристально, потом недоверчиво качает головой.

— Ты точно мой сын? Или повзрослел, или эта твоя любовь тебе мозги на место поставила, или тебя подменили, что сомнительно.

Северус пожимает плечами. Время идет — люди могут меняться. Принимать изменения очень тяжело, но иногда без этого невозможно жить. Если уж Лили кажется ему теперь другой, не той девочкой из детства, а холодной сильной женщиной, то что говорить об отце?

— Не вернешься к ней?

— К Эйлин?

— Да.

— Не могу. Когда-то все начиналось хорошо, — отец садится напротив и кладет ногу на ногу. — Хорошо для нас. У Эйлин были проблемы в семье: родители часто ссорились, она не представляла собой ничего выдающегося, по их мнению, не видела себя в волшебном сообществе. Как оказалось, в магическом мире тоже слишком много условностей. И тут ей встретился я: она возвращалась в Лондон домой на летние каникулы, а я работал на Кингс-Кроссе с грузами. Заметил девушку, которая тащила тяжелый чемодан с оборванной ручкой. Мне стало ее жаль — я предложил помощь. Так все и завертелось. Она сразу вцепилась в меня так, словно я был ее единственным шансом. Не скажу, что я влюбился — она всегда была обычной, невзрачной, часто молчаливой и замкнутой, но я старался ее подбодрить, и она ненадолго оживала. И вот в эти минуты она становилась совершенно другой, и я внезапно для себя увлекся. А потом…

Северус недоверчиво хмурится.

— Что не так с ее родными?

— У чистокровных свои причуды, — отец тяжело выдыхает. — Им нужна была сильная, уверенная в себе дочь, которая поддержит традицию чистокровных браков. А Эйлин потерялась. Сама говорила мне, что на шестом курсе просто перестала ориентироваться в действительности. Кто она, кем хочет стать, какой мужчина ей нужен — все это проплывало мимо нее.

— Не понимаю, какого дьявола у вас все испортилось тогда, — Северус зло поджимает губы.

Отец горько усмехается и, поднявшись, ставит чайник на огонь.

— Я вырос в религиозной семье. Не то чтобы я ходил в церковь, но в Бога верил. Это стало первым ударом — когда я узнал о магии и о том, кто такая Эйлин на самом деле. Если бы я мог — я бы сразу ушел. Но было поздно, потому что под сердцем она уже носила тебя. Бросить беременную женщину я не смог, но с тех пор мне было невыносимо к ней прикасаться. Религия, понимаешь ли, точнее, неверное, фанатичное ее понимание перечеркнуло для меня всю возможность любви. А я тогда был просто влюблен. Влюбленность и любовь — это очень разные вещи, сын. Любовь сносит все: личные интересы, самомнение, предрассудки — в общем, все, что встает у нее на пути. Только понимаешь, твоя мама меня тоже не любила. Она вцепилась в меня потому, что я был «другим» — не магом. У меня не было в голове чистокровных браков и прочих замашек магического сообщества. Я оказался удобен для Эйлин, а моя совесть не разрешила мне бросить неродившегося ребенка. Думаю, если бы она осталась одна, то покончила бы с собой. Ее гордость всегда была сильнее всего. Она ни за что бы не вернулась обратно в магический мир. Так вот мы и застряли.

Северус смотрит на него мрачно.

— Опять-таки виноват я.

— Мы не говорим о вине, — отец сосредоточенно наливает чай в кружки. — Мы говорим об обстоятельствах, которые приклеивают людей друг к другу, и о плохих семьях, и об отрицательных качествах людей, которые портят жизнь всем вокруг. Я так и не смог простить Эйлин за обман, за то, что она сказала мне правду только потом. Впрочем, в Боге я тоже разочаровался, так что примерно лет через пять после твоего рождения я стал атеистом. А ты — ты был и остаешься копией матери. Меня это настораживало, злило и заставляло думать, что ты среди этих — волшебников, которые обманывают. О том, что ты был просто ребенком, я не догадывался.

Северус кривит губы, подвигая к себе чашку с расколотой ручкой.

— А теперь догадался. Спустя двадцать один год. Браво!

— Мне пятьдесят. В пятьдесят вся жизнь кажется не такой, как раньше. А потом…

Северус чувствует сильное жжение Метки и от неожиданности проливает горячий чай на колени. Кожу обжигает огнем, и он резко чертыхается.

Лорд.

Что-то случилось, что-то важное. И от накатившего страха у него холодеют кончики пальцев. Неужели Лорд узнал что-то о Лили и ребенке? Нет, это невозможно. Вычислить Хранителя Тайны будет очень непросто и займет много времени. Тогда что это может быть?

— Я вернусь на неделе, — бросает он коротко, кивая отцу на прощание. — В следующий раз купи что-нибудь посущественнее печенья.

И выходя из душной комнаты, Северус отчего-то думает об этих словах про любовь. Если бы он любил Лили — обратился бы он к тьме? Если бы любил — признался бы еще тогда, в школе? И эти мысли бегут за ним по пятам.

Регулус

Марлин остается за окном, и через несколько шагов Регулус уже не видит ее фигуру, спрятавшуюся за пыльный кружевной тюль.

— Марлин не так проста, как кажется, — Сириус усмехается, проследив за его взглядом. — Вот в одно мгновение ты думаешь, что понимаешь ее, что хочешь того же, что и она сама — а потом все моментально меняется.

Регулус пожимает плечами. Конечно, если пытаться убедить человека, что ты ему жизненно необходим — тогда он и сам может начать в это верить, а потом резко осознать свою ошибку. Но он никак не понимает: Сириус злится на него за то, что Марлин открыто выразила свои чувства к другому, не к тому брату — или он уже успел смириться и думает, как завоевать ее обратно.

Они выходят с узкой улицы на широкий проспект и некоторое время идут молча, постоянно оглядываясь и смотря по сторонам. По левую руку от них течет Темза, на которой не видно кораблей, по правую руку тянутся длинные скучные здания. По плану Ордена Регулус должен встретиться с Петтигрю недалеко от Тейт Модерн — Сириусу это показалось забавным. Как-то от нечего делать Марлин читала газеты вслух, и там говорилось о выставке чудаковатого художника, который приклеивал к нарисованным крысам шерстяные хвосты.

Регулус поглядывает на брата исподлобья и пытается вспомнить, когда они последний раз ходили куда-то вместе. Пожалуй, на третьем курсе Регулуса, когда Сириус один-единственный раз проводил его до Хогсмида и показал самые интересные места. Третий курс был рубежом их отношений, а потом, как только начался четвертый, а с ним и серьезные занятия по Темным искусствам и их одобрение матерью, разговоры о чистокровных и о Лорде, Сириус мгновенно отстранился и замкнулся в своей отстраненности. Наверное, тогда они все и упустили.

— Ремус и Дингл занимаются Петтигрю, Эммелина и Дирборн прикроют, если этих тварей появится совсем много. Запасной план помнишь? — произносит Сириус сквозь зубы.

Регулус кивает, нервно облизывая губы. Опасная игра, слишком опасная. Все-таки сторонники Лорда совсем не такие идиоты, какими их вечно считает Сириус. Петтигрю может и не появиться. С другой стороны — кто знает, что на душе у человека, который предал лучшего друга?

Запасных планов два, но их суть сводится к одному слову: трансгрессия, и как можно быстрее, чтобы не успели отследить, и последующая встреча в Хогсмиде у Аберфорта.

— Давай, — шепчет Сириус, когда они проходят здание с высокими колоннами.

— Инкарцеро! — произносит Регулус торопливо и, неуверенно взяв брата за руку, трансгрессирует к назначенному месту.

Петтигрю уже здесь — расхаживает по крошечному скверу позади галереи. С их последней встречи он еще больше растолстел, а его маленькие противные глаза, кажется, еще больше напоминают крысьи. При виде связанного Сириуса он с писком подпрыгивает и потирает руки.

Регулус вдыхает слишком много холодного декабрьского воздуха и закашливается. Он знает, что позади него стоят под дезиллюминационными чарами Ремус и Дингл, а с обеих сторон — Вэнс и Дирборн, но на секунду его охватывает паника. Никаких разговоров не запланировано: Ремус и Дингл должны схватить Петтигрю и не дать ему сбежать в анимагической форме, а его собственная задача — осторожно освободить Сириуса и трансгрессировать.

Все должно произойти быстро.

Но все происходит еще быстрее, когда за спиной Петтигрю молниеносно возникает знакомая высокая фигура в темном плаще, и Регулус слышит, как яростно матерится Сириус, но не успевает ничего сделать: заклинание сбивает его с ног, швыряет о землю. Перед глазами мелькают сапоги брата, слышится визг Хвоста, а потом голова становится такой тяжелой, что перед глазами темнеет.

Мэри

Она идет рядом с Северусом, незаметно и легко в мантии-невидимке, отданной ей Дамблдором. Декабрь никак не может определиться с погодой: то сыпет дождем, то колет снегом — и на дорогах по-прежнему лежит густая грязь. Мэри задумывается о том, а не предложить ли кому-нибудь замостить эту дорогу? Например, Хагрид бы взялся. Ему все равно в своей хижине работы нет. А каждый человек по мере возможности должен приносить пользу.

— Громко, — замечает Северус недовольно, прислушиваясь к хлюпанью сапог, которые Мэри отрывает от грязи.

Она молчит, слабо улыбаясь. Говорит так, словно сам идет тише мыши. Но его настроение понятно: они оба торопятся на собрание Ордена у Аберфорта, и собрание совершенно срочное. Мэри даже пришлось уйти, не докормив лукотрусов, и она надеется, что Граббли-Дерг не заметит спрятанное позади дерева ведро с мокрицами.

«Кабанья голова» закрыта для посетителей, и Северус стучит три раза, потом один, потом два — и дверь медленно открывается внутрь, обдавая запахом лука и шерсти. Мэри проходит за Северусом, который чуть медлит в дверях, дав ей возможность проскользнуть незаметно, и оглядывает помещение.

Все, кто должен был прийти, уже здесь: Сириус с опущенной головой, Ремус, задумчиво играющий стаканом, Марлин с красными щеками, Эммелина Вэнс с привычно странной прической, Гестия Джонс и крошечный Дингл.

— Я так и знал, что этот план не сложится, — Аберфорт ставит кружку с пивом на стол и вытирает рот рукавом. — Сириус, ты дурья башка, неужели ты не понимал, что ты слишком нужная персона для Реддла?

— Он слишком осторожен последнее время, — Сириус зло скалит зубы, глядя на Северуса с ненавистью. — Ты чего так смотришь?

— Упиваюсь твоим провалом, — Северус отвечает таким же ненавидящим взглядом. — Жаль, что тебя туда же не забрали. Одной проблемой бы стало меньше.

— Заткнулись оба! — Аберфорт с силой ударяет пустой кружкой по краю стола. — Сейчас надо решить, что с парнем делать, и что он успел узнать за все это время.

Сириус с трудом поворачивается к нему, но Мэри всей кожей ощущает всю силу неприязни, которую он питает к Северусу. Их нельзя оставлять наедине, и именно это Дамблдор и пытается не допустить, разводя их всеми способами.

— Ничего особенного он не знал, — Сириус закрывает лицо руками. — Кроме того, что знают все остальные Пожиратели, и места, где живет Марлин. Но этот вопрос решаем.

— Я никуда не двинусь, — та раздраженно блестит глазами, опираясь о краешек стола. — У меня брат на руках, Сириус, я не могу себе позволить переезд — это еще большая опасность. Да и не думаю, что Пожиратели будут выпытывать у него информацию обо мне. Им нужен ты.

— Я должен вытащить его оттуда, — Сириус произносит это тихо, но отчетливо. — Они ведь могут и убить его. А потом взяться за мать и за Гриммо…

Мэри продолжает наблюдать за Северусом: каждое слово врага делает его лицо все более и более довольным. Действительно, ничто так не радует, как падения других. Больше, чем свои собственные взлеты.

Дингл сочувственно помахивает шляпой, Гестия задумчиво стучит пальцем по губам, а Ремус спокойно, с холодком в голосе заявляет:

— Ты никуда не пойдешь. Попробуй — я сам тебя прикончу. Если они тебя поймают — нам всем конец. Ситуация отвратительная, но мы знали о риске. Соваться сейчас туда крайне глупо — нас абсолютно точно ждут. Остается надеяться, что Регулус сумеет выбраться сам и не притащит за собой хвост.

— Он может и не выбраться, — Сириус смотрит на него исподлобья.

— И ты в глубине души знал, что этот вариант возможен, — Ремус продолжает разговаривать спокойно, но голос становится металлическим. — И все равно использовал его как приманку. Что же — акула ее заглотила. Скажи спасибо, что рыбака удалось спасти.

Сириус с неподдельной, бушующей яростью ударяет по столу кулаком, так что Марлин вскакивает на ноги, но Северус улыбается. Мэри видит это отчетливо — эту злую, полную сладостной мести улыбку — и ей становится стыдно за нее. Но Сириус тоже замечает это странное лицо Северуса и тут же хрипло выдает:

— Радуешься, Нюниус? Думаешь, у тебя все будет хорошо, раз двум господам сразу задницу лижешь? Спишь и видишь, когда я умру, да? Сначала Джеймс, потом я! Потом, наверное, Ремус?

Аберфорт молча вынимает палочку и, произнеся «Силенцио», насильно заставляет Сириуса умолкнуть. Тогда Мэри, коснувшись плеча Северуса, идет к дверям — и тот послушно идет следом, делая вид, что ему пора вернуться. Но выражение лица у него остается крайне довольным, а пальцы, поправляющие шарф, дрожат, и весь его взбудораженный облик выглядит несколько романтичным. Во всяком случае, живым. Мэри не сомневается, что однажды эти двое или убьют друг друга, или помирятся. И она отчего-то думает, что Лили ни в коем случае нельзя встречаться с Сириусом: они горы свернут, но погибнут. И при прощании, прежде чем вернуться к лукотрусам, она говорит это открыто, на что Северус мрачно замечает:

— Блэк — это то, к чему она сейчас стремится. Будь внимательнее, ладно?

Мэри провожает его долгим взглядом. Он хлюпает по грязи к массивным дверям замка, и полы его мантии едва колыхаются на зимнем ветру. Что-то в нем изменилось. Едва уловимо, незаметно. Но Мэри не может понять, что именно. И Граббли-Дерг, проходя мимо Северуса, ехидно выпускает дым из старой трубки.