Его последнее воскресенье (гет)

Эмили Брайт не любила кофе, но каждое утро машинально включала кофеварку, чтобы приготовить кофе своему мужу, от которого сама же ушла пять месяцев назад. Вспоминать причину расставания Эмили тоже не любила. Она вообще в последнее время многое не любила: ездить на работу на машине, подаренной два года назад Алексом, но брать такси на такое расстояние было бы слишком дорого, а на общественном транспорте слишком долго; не любила проезжать мимо дома Алекса, где не так давно они счастливо жили вместе, но ремонт дороги на двух соседних улицах не давал ей возможности изменить маршрут, и практически ежедневно утром и вечером Эмили проезжала мимо их дома, невольно отмечая, горит ли в окнах свет, стоит ли машина Алекса у ворот гаража. Не любила, когда ей на улице попадались влюбленные парочки; не любила встречать хоть сколько-то похожих на мужа мужчин... Но больше всего она не любила смотреть в зеркало, потому что в отражении видела трусливого, слабого человека, не способного принять и попытаться исправить свои ошибки.

Город был не таким большим, чтобы два человека смогли навсегда потеряться в его бетонном лабиринте, и Эмили не раз за эти пять месяцев сталкивалась с Алексом на улице или даже в супермаркете. И каждый раз она надеялась, что он или проигнорирует ее, или, что еще лучше, скажет ей прямо в лицо, какая она дрянь. Но он всегда одаривал ее легкой грустной улыбкой и всегда тихо спрашивал, как у нее дела. Вот только старался избегать смотреть в глаза, опускал голову, чуть отворачивался. Потом он шел дальше, а Эмили долго смотрела ему вслед, пока не теряла его из виду. Затем возвращалась домой и несколько часов сидела на кровати, глядя в одну точку и размышляя, как вообще она посмела дать волю своим эмоциям и оттолкнуть самого дорогого человека. Он не побоялся рискнуть жизнью ради того, чтобы защитить ее, но все, о чем она могла думать тогда, — он слишком медленно действовал, ему было наплевать на нее, ему нравилось, что его жену вот-вот изнасилуют трое ублюдков, угрожая ножами. Она не замечала Алекса, бросившегося на вооруженную троицу с голыми руками, не слышала, как он звал ее, тряся за плечи. Все ее мысли тогда были заняты отвратительными грязными ладонями, шарящими по ее телу. Она смутно помнила, как Алекс отвез ее домой, завел в душ. Это намного позже она осознала, что он понимал ее состояние, хотел помочь и как можно быстрее смыть с нее то мерзкое ощущение, но тогда кровь, смываемая с его ран и окрашивающая воду под ногами в красный цвет, казалась Эмили ее собственной кровью. Не выдержав, она вывернулась из рук Алекса и выскочила из ванной. Он пытался остановить, успокоить ее, но Эмили кричала, швыряла в него все, что попадалось под руку, и обвиняла его во всем произошедшем. Алексу удалось поймать ее возле входной двери, схватить за руку, в который раз прося остановиться. А дальше было самое страшное воспоминание Эмили — она влепила Алексу сильную пощечину, впервые ударила его и прошипела, как же сильно она его ненавидит.

До сих пор, до этой самой минуты Эмили отчетливо помнила его болезненно-удивленный взгляд, помнила, как Алекс плавно разжал пальцы и отступил на шаг назад. И помнила кровь, стекающую с его щеки на шею, — в руке, которой она ударила его, были зажаты ключи. Лишь однажды Эмили снова переступила порог их дома, когда забирала свои вещи. Конечно, приехав именно в то время, когда Алекса не было дома.

Чудовищная истерика прошла лишь недели через три, и только тогда Эмили поняла, что натворила. Отец сказал ей, что все это время Алекс регулярно звонил ему, чтобы узнать ее состояние, и от этого она еще сильнее себя возненавидела. Сколько раз она порывалась прийти к Алексу и умолять его простить ее, но ей было настолько стыдно, что она не решалась даже позвонить. Четыре месяца метаний между ненавистью к себе и любовью к мужу едва не привели к новому нервному срыву, и Эмили почти решилась все бросить и уехать в другой город. Почти.

Эмили знала, что руководитель адвокатской конторы, в которой она работала, собирается построить себе загородный дом. Но она не знала, что он обратился за проектом в «NGB Group», и уж тем более не могла даже предположить, что компания отдаст этот заказ именно Алексу. Чудовищное совпадение, но Эмили ничего не оставалось делать, как, столкнувшись с Алексом в коридоре, пробормотать «Привет» и максимально быстро ретироваться. Однако она не могла не заметить, что он был непривычно бледен. Наверное, простудился, решила Эмили. Алекс болел редко, но если уж какая зараза цеплялась за него, то прочно валила с ног на неделю. Это заставило ее нервничать еще сильнее. Из родных у Алекса был только отец, но они не общались уже лет семь, с тех пор, как после смерти матери Алекса тот женился на какой-то двадцатилетке и, видя в сыне — ровеснике новой жены — конкурента, резко оборвал с ним всяческие контакты.

Конечно, Алекс не был беспомощным и вполне мог самостоятельно позаботиться о своем здоровье, но за годы совместной жизни Эмили пару раз приходилось вызывать скорую, когда Алекс от жара впадал в беспамятство. Добежав до своего кабинета, Эмили приняла решение — позвонить Мартину, близкому другу Алекса, хирургу, работающему в городской больнице, чтобы тот знал, что Алекс нездоров, и контролировал ситуацию. Сделать этот звонок было так же трудно, как и позвонить мужу, — Эмили не виделась с Мартином с момента ее ухода от Алекса и не знала, как он отреагирует на ее звонок.

Пока она мучилась, то беря в руки телефон, то откладывая его сторону, в дверь кабинета постучали, и ближайший час Эмили была занята разговором с очередным клиентом. Потом с еще одним, и еще... Когда наконец она смогла свободно вздохнуть, за окном совсем стемнело. Схватив телефон, она впилась зубами в костяшки пальцев и, отыскав контакт Мартина, нажала на вызов. Но его телефон оказался выключен.

Этой ночью она опять плохо спала, но утром, проезжая мимо дома Алекса, не увидела его машину, что дало ей повод думать, что хуже ему не стало. И во второй половине дня, отвечая на звонок с незнакомого ей номера, Эмили не ожидала ничего плохого.

— Эмили, привет. Это Мартин.

Она мелко вздрогнула всем телом от пробежавших по спине мурашек. За секунду в голове пронеслось несколько версий того, почему Мартин ей позвонил.

— Привет, — с трудом выдавила из себя Эмили.

— Можешь приехать в больницу?

И сразу после этого вопроса все выстроенные версии резко сошлись в одну, взорвавшись в голове болезненным фейерверком.

— Что-то с Алексом? Я пыталась вчера тебе позвонить, я видела его, он был...

— Эмили, — перебил ее Мартин, — ты можешь приехать?

— Да, — выдохнула она, поднимаясь из кресла, — да, конечно, я скоро буду.

Эмили боялась даже думать, почему Мартин так настойчиво спрашивал. В глазах щипало от слез, руки дрожали, и, остановившись возле больницы, она услышала, как звонко щелкнул бампер ее машины, треснув от удара о заграждающий столбик.

Не дожидаясь лифта, Эмили взбежала на третий этаж.

— Мартин! — увидев его, она едва сдержалась, чтобы не подбежать. — Что случилось?

— Зайди, — он толкнул дверь своего кабинета и, пропустив вперед Эмили, вошел следом и, засунув руки в карманы, прижался спиной к двери. — Алекса вчера вечером привезли на скорой, он был без сознания.

Кровь так громко стучала в висках, заглушая все, что Эмили сделала шаг вперед, ближе к Мартину, чтобы не упустить ни одно его слово.

— Почти сразу его перевели в наше отделение.

— Что с ним? — тихо спросила Эмили.

Мартин вздохнул и, оттолкнувшись от двери, подошел к своему столу.

— В последнее время он не жаловался тебе на головные боли?

— В последнее время? — переспросила Эмили. — Мы ведь...

— В последние год-полтора.

Эмили на мгновение задумалась. В самом деле, Алекс довольно часто пил обезболивающие таблетки, говорил, что от работы на компьютере у него болит голова.

— Дело не в компьютере, — ответил Мартин, когда Эмили рассказала это ему. — Мы обнаружили у Алекса опухоль мозга.

Эмили пошатнулась и, если бы не стоящий позади шкаф, то упала бы. Мартин резко дернулся в ее сторону и подхватил под руку.

— Присядь, — он почти силой опустил ее на стул.

— Только... только не говори мне, что он умирает, — дрогнувшим голосом произнесла она.

— Ты же знаешь, Алекс мне не посторонний человек, — глухо произнес Мартин, — и мне сейчас тяжело так же, как тебе, но он уже подписал отказ от операции.

— Что? Почему? Если операция спасет ему жизнь, почему он отказался?

— Слишком большой очаг поражения. Черт! — Мартин вдруг сильно ударил по столу кулаком. Эмили испуганно вздрогнула от неожиданности. — Я ведь разговаривал с ним позавчера, и словно бы все было в порядке. А сегодня утром, когда он пришел в себя... — Мартин прикрыл глаза и покачал головой. — Сначала он не сразу заговорил, потом не смог вспомнить свое имя, меня не узнал. Но буквально через десять минут все вернулось на свои места. А как надолго, я не знаю.

Эмили вскинула на него взгляд.

— Его мать умерла от опухоли мозга, — вспомнила она и сразу же поняла, почему Алекс подписал отказ.

— Да, — кивнул Мартин, видимо, думая о том же, — на операционном столе. Я сделал полное обследование, все расчеты и не могу дать тебе стопроцентную гарантию, что Алекс перенесет операцию, но даже если все пройдет более-менее успешно, серьезных осложнений все равно не избежать.

— Насколько серьезных? — хрипло спросила Эмили, комок в горле мешал говорить.

— Нарушение памяти, зрения, слуха, речи, — монотонно шепотом заговорил Мартин, — интеллекта и эмоциональной сферы.

— То есть... — Эмили замолчала, не в силах продолжить. Что останется от привычного ей Алекса? Только оболочка?

— То есть овощ, — мрачно заключил Мартин и, сцепив пальцы в замок, уткнулся в них лбом.

— Алекс знает об этом?

— Конечно. Он же должен был либо дать согласие на операцию, либо отказаться от нее.

— И он отказался, — пробормотала Эмили, смаргивая слезы.

— Любой в его ситуации отказался бы. Кому он будет нужен после операции? Кто возьмет на себя ответственность за его дальнейшую жизнь? Если это состояние вообще можно назвать жизнью, — он вздохнул и поморщился.

— Восстановление невозможно?

— При желании возможно все. Но у Алекса этого желания нет. Если тебе есть что ему сказать, скажи это сегодня. До завтра он может не дожить.

Эмили молча кивнула и поднялась. Она так давно прокручивала в голове их встречу, во время которой она попытается все объяснить Алексу, но и подумать не могла, что эта встреча состоится при таких ужасных обстоятельствах.

— Где он?

— В триста восьмой. Эмили?

Она остановилась в дверях и обернулась.

— Найди нужные слова, — с горечью произнес Мартин. — Ты сможешь, я знаю.

Она снова кивнула и вышла. Дверь в триста восьмую палату находилась совсем рядом, в нескольких метрах. Эмили остановилась, спешно вытерла слезы и дрожащими пальцами взялась за ручку двери. Первое, что ее встретило, — пикание медицинского аппарата. Палата была залита солнечным светом, пробивающимся сквозь незакрытые жалюзи. За окном был хороший теплый воскресный день, и Эмили никак не могла поверить, что это воскресенье может стать для Алекса последним. Он лежал с закрытыми глазами и был все так же бледен. Эмили прикрыла дверь и бесшумно подошла к кровати. Как давно она видела Алекса спящим? Казалось, целую вечность назад. Примерно тогда же, когда он еще называл ее Эми или малышкой Ли. Она присела на краешек кровати и мягко коснулась руки Алекса. Он резко сделал более глубокий вдох и медленно приоткрыл глаза. Эмили закусила губу, пытаясь сдержать рвущуюся наружу истерику, — она практически чувствовала его боль.

— Эми? — слабым голосом шепнул он.

— Привет, — всхлипнула она и, резко наклонившись, уткнулась лицом в его шею.

— Не плачь, — тем же шепотом произнес Алекс и провел рукой по ее спине.

— Это все моя вина, — быстро заговорила она. — Если бы я была рядом с тобой все это время, я бы заметила, что тебе становится хуже. Я не прошу у тебя прощения, я не заслуживаю его, но я хочу, чтобы ты знал, что не было ни секунды, чтобы я не жалела о том, что сказала тебе в тот день. Я люблю тебя, люблю больше всего на свете, и все эти месяцы я мучилась от тоски по тебе и стыда от того, что натворила.

Она приподнялась, чтобы заглянуть ему в глаза, но тут же, не выдержав, прижалась к его губам, с болью отмечая, как охотно Алекс ответил на ее поцелуй, как крепко обхватил ее руками.

— Пожалуйста, — прошептала она в его губы, — не ради меня, но ради себя поборись за жизнь.

— Прости, — Алекс скользнул рукой по ее щеке, и Эмили сразу же поцеловала его ладонь. — Невыносимо болит голова, я не хочу больше это терпеть. Мартин сделал укол, сказал, что это поможет, но не помогло, не стало легче.

Эмили видела, как ему все труднее говорить.

— Я не хочу продолжить жизнь, будучи прикованным к постели и не понимая, кто я. Эми, ты же такая красавица, ты еще найдешь того, кто сделает тебя счастливой.

Она энергично замотала головой и вцепилась в его плечи.

— Нет, мне ты нужен.

Алекс хотел еще что-то сказать, но вместо этого болезненно поморщился и закрыл глаза. Медицинский аппарат резко изменил тональность — запищал протяжнее и чаще.

— Алекс! — она прижала ладони к его щекам, еле сдерживаясь, чтобы не начать его трясти. — Алекс! Нет, все не должно так закончиться!

Дверь в палату с грохотом распахнулась — на тревожный сигнал прибежали врачи. Мартин принялся оттаскивать Эмили от кровати. Врачи закрыли собой Алекса, Эмили не видела толком, что они делали. Один нажимал какие-то кнопки на аппарате, другой схватил кислородную маску...

— Пойдем, — Мартин тянул ее к двери. — Эмили, тебе надо выйти отсюда.

— Нет, — она оттолкнула его руки и повернулась к нему. — Это неправильно, мы обязаны помочь ему.

— Он подписал отказ, — тихо ответил Мартин.

— Который почему-то до сих пор лежит на твоем столе, а не у невролога. Мартин, пожалуйста! Мы не можем дать ему умереть.

Еще какое-то мгновение он колебался, но потом распахнул дверь.

— Руби! Бегом во вторую! И отправь туда остальную смену!

Медсестра, напуганная неожиданным окриком, сшибла со стола папки и, кивнув, побежала куда-то по коридору.

— Прекрати, Мартин, — низким голосом произнес высокий седой мужчина, стоявший возле Алекса. Эмили не помнила, как его зовут, но именно этот невролог когда-то лечил ее отца. — Пациент отказался от операции.

— А он передумал, — огрызнулся Мартин, ударил ногой по рычагу возле ножек кровати, приподнимая ее на колеса, и дернул ее к двери; медсестра в последнюю секунду успела сорвать с лица Алекса кислородную маску, чтобы следом не упал весь аппарат. Эмили выбежала за врачами и увидела, как за спиной Мартина захлопнулись двери операционного блока.

— Своей головой рискует, парень, — невролог с какой-то женщиной прошел мимо Эмили.

Она посмотрела им вслед, а потом юркнула в кабинет Мартина и, отыскав на его столе подписанный Алексом отказ от операции, засунула его в свою сумочку.

Эмили резко распахнула глаза, когда кто-то потряс ее за плечо.

— Миссис? — над ней склонилась медсестра. — С вами все в порядке?

— Я что, отключилась? — она рывком осмотрелась — больничный коридор уже опустел.

— Совсем ненадолго, — мягко улыбнулась медсестра. — Давайте я провожу вас в комнату, где вы с комфортом дождетесь окончания операции.

Эмили зашла следом за медсестрой в небольшую комнатку, где стояли два дивана.

— Здесь лучше, чем в коридоре, — тихо сказала медсестра. — А доктору Гейлу, как только он освободится, я скажу, где вы. Не волнуйтесь, — медсестра успокаивающе провела по плечу Эмили. — Все будет хорошо. Мистер Гейл отличный хирург.

— Я знаю, — вздохнула Эмили. — Спасибо.

Медсестра ушла, а она, взяв в кофейном автомате стаканчик кофе, нервно ходила из угла в угол. И только когда ноги протестующе заныли, наконец села на диван. Прошел не один час, от количества выпитого кофе уже мутило и клонило в тяжелый сон, но щелчок открываемой двери заставил Эмили подскочить с дивана. В проеме показался уставший Мартин.

— Мартин! — она бросилась к нему, едва не запнувшись о столик.

— Все в порядке, — быстро произнес он.

— Слава богу, — простонала она, приваливаясь к стене. — Я могу его увидеть?

— Нет-нет-нет, — он замотал головой и потер ладонью глаза. — Пару дней никаких посещений, а вот потом, когда мы начнем процесс восстановления, чем больше ты будешь рядом с ним, тем лучше.

— Я поняла, — вздохнула она и повторила: — Я поняла.

— Отправляйся домой. Сейчас Алексу ничего не угрожает, ты можешь спокойно выспаться. Операция прошла даже лучше, чем я думал. В том плане, как он ее перенес.

— А ты останешься здесь?

— Да, хочу лично контролировать ситуацию.

— Ты просто ангел, Мартин. Спас его.

Он усмехнулся и качнул головой.

— Теперь дело за тобой, Эмили.

Она стушевалась под его внимательным взглядом.

— Да, я сделаю все что угодно.

Переведя большую часть клиентов с личных встреч на телефонные переговоры, Эмили готова была в любую секунду примчаться в больницу и с нетерпением ждала звонка Мартина. Он позвонил в девять утра, а в девять тридцать Эмили уже бежала от парковки к дверям больницы.

— Не жди, что он как-то на тебя отреагирует, — сказал Мартин, преграждая путь нетерпеливо переминающейся с ноги на ногу Эмили. — Помимо последствий операции он еще и препаратами накачан, так что минут пятнадцать побудь с ним, и пока этого будет достаточно.

— Ладно, ладно, пусти меня уже наконец, — проворчала Эмили и, как только Мартин шагнул в сторону, юркнула в палату.

Алекс выглядел немного лучше, чем пару дней назад, по крайней мере не было той болезненной бледности. Его глаза были закрыты, и Эмили не знала, спит он или просто лежит с закрытыми глазами. В телефонном разговоре Мартин сказал, что пока единственное, что делает Алекс, — это открывает и закрывает глаза. Эмили было плевать, реагирует ли он на свет, звук и прочие раздражители. Главным для нее было то, что он жив. Придвинув ближе стул, она опустилась на него и осторожно коснулась лежащей поверх одеяла руки Алекса. То гладила его кисть всей ладонью, то выводила пальцами какие-то узоры, то слегка царапала кожу ногтями, но при этом не сводила глаз с его лица, боясь пропустить хоть малейшую его реакцию. Когда его ресницы дрогнули, она замерла. Алекс приоткрыл глаза, пару раз моргнул и снова застыл, упершись взглядом в потолок.

— Алекс? — Эмили медленно приподнялась и стала наклоняться вперед, чтобы встретиться с ним глазами, но даже когда она полностью нависла над ним, Алекс продолжал пустым взглядом смотреть сквозь нее. Она склонилась еще ближе и совсем невесомо коснулась губами его щеки, прямо возле шрама, которым сама же и одарила его в тот злополучный день. — Мы со всем этим справимся, милый, — прошептала она. — Я не оставлю тебя ни на день.

Она просидела бы с ним вечность, но Мартин опять вынудил ее уйти.

— О себе тоже думай, — сказал он, заведя ее в свой кабинет, и протянул стакан, в котором уже почти растворилась какая-то шипучая таблетка. — Потратишь все силы сейчас, не хватит на самый сложный период. Выпей.

— Самый сложный? — переспросила Эмили, беря стакан. — Ты же сказал, что его жизни уже ничего не угрожает.

— Нет, Эмили, самый сложный период — тогда, когда Алекс начнет тебя узнавать, как-то реагировать. Для близких обычно это самое трудное время — такая беззащитность и одновременно кажущаяся неадекватность дорогого им человека пугает. Порой они даже начинают бояться его.

— Я выдержу это, — уверенно произнесла Эмили. — Я опасаюсь другого — не образуется ли опухоль снова?

— Я постарался исключить рецидив, удалил все пораженные ткани. Конечно, это влияет на последствия, но зато вероятность появления новой опухоли практически нулевая. Второй операции Алекс не перенесет. Ну а сейчас он попадает в категорию шестидесяти-девяностопроцентной пятилетней выживаемости.

Эмили закашлялась, подавившись шипучей жидкостью, и испуганно посмотрела на Мартина.

— Пятилетней?! Ты...

— Это не значит, что он проживет не более пяти лет, — громче заговорил Мартин. — Если в течение этого времени не будет рецидива, то в таком случае есть все шансы, что его не будет уже никогда. Но, — он вздохнул и тихо продолжил: — После удаления таких больших опухолей двадцать лет — едва ли не максимальный срок.

— То есть возможно, что Алекс не доживет даже до пятидесяти?

Мартин чуть заметно кивнул.

— Конечно, теперь я буду жестко следить за его состоянием, заставлять проходить регулярные обследования, но мы не всемогущи, и это не рука, не нога и даже не сердце, которое можно пересадить.

— Заставлять? — слабо улыбнулась Эмили. — Ты веришь, что он восстановится до своего прежнего состояния.

— А ты нет?

— Очень хочу увидеть его прежним.

— Почти все зависит от тебя. Моя задача — стимулировать мозговую активность, а твоя — мотивировать Алекса.

— Я смогу забрать его домой?

— Конечно, но не раньше, чем через недели три или месяц.

Эмили приходила в больницу несколько раз в день, часами сидела возле Алекса, разговаривала с ним, гладила, целовала, но он по-прежнему напоминал ей куклу, пластмассовые глаза которой замершим взглядом смотрели куда-то перед собой. Мартин с каждым днем все больше нервничал, и хоть он и говорил Эмили еще до операции, что от привычного им Алекса ничего не останется, все равно ждал, что вот-вот восстановление станет заметно. Эмили старалась не поддаваться его панике, и когда в середине второй недели Алекс вдруг перевел взгляд с потолка на нее, она неизвестно каким чудом удержалась от вскрика. И в этот момент она поняла, что же имел в виду Мартин, говоря о «самом сложном периоде». Взгляд Алекса был странным, он смотрел словно одновременно и на нее, и сквозь нее. И это действительно пугало — Эмили не знала, о чем в этот момент думал Алекс и думал ли вообще. Что творилось в его голове, понять было невозможно. Эмили замерла, глядя ему в глаза и сжимая его руку, в ожидании, что он сделает что-то еще. Но спустя полминуты Алекс вновь вернулся к созерцанию потолка. Эмили сделала медленный глубокий вдох, на мгновение прикрывая глаза. Это было совершенно неожиданно и пугающе, даже несмотря на то, что именно этого Эмили ждала больше всего.

Когда Алекс заснул — по крайней мере так решила Эмили, когда он уже минут двадцать лежал с закрытыми глазами, — она поспешила к Мартину.

— Он посмотрел на меня! — влетела она в его кабинет.

Мартин лишь вскинул на нее удивленный взгляд, в то время как женщина, сидящая за столом напротив него, вздрогнула и уронила сумочку.

— Извините, — пробормотала Эмили. У нее совсем вылетело из головы, что Алекс не единственный пациент Мартина.

— Пять минут подожди, — негромко сказал он ей, продублировав слова жестами — приподнял раскрытую ладонь и указал ею на диван.

Эмили послушно уселась, наблюдая, как Мартин продолжил что-то объяснять женщине, но по тому, как он пару раз замолкал, подбирая слова, она поняла, что мысленно он уже в палате друга.

— Извини, что я так вломилась, — заговорила она сразу же, как только женщина вышла.

— Да ерунда, — отмахнулся он и облокотился на стол, наклоняясь в сторону Эмили. — Как он на тебя посмотрел? Что ты перед этим сделала?

— Ничего нового...

— Может, сказала что-то?

— Кажется, я, наоборот, молчала в этот момент.

— Голову поворачивал?

— Нет, я сидела на кровати, не нужно было поворачивать голову, чтобы увидеть меня.

— Хорошо, — Мартин задумчиво потер подбородок, а потом снова посмотрел на Эмили. — Испугалась?

Она пожала плечами, оттягивая время ответа и подбирая подходящие слова. Не говорить же Мартину, что взгляд Алекса напомнил ей персонажей фильмов ужасов.

— Это было неожиданно. И я даже не уверена, что он меня увидел.

— Помни, что он не парализован и в любой момент может сделать какое-то движение. Главное, не допускай мысли, что он может быть для тебя опасен.

— Опасен? О чем ты, Мартин? — раздраженно спросила Эмили. — Я не боюсь, что Алекс может мне что-то сделать, я боюсь, что я сделаю что-то не так. Однажды я уже все испортила.

— Алекс понимал, что тогда тобой руководили эмоции, — сказал Мартин.

Эмили смутилась и не осмелилась поднять на него взгляд.

— Мне стоило сдержать себя.

— Вряд ли это получилось бы. Но тебе не стоило тянуть это из месяца в месяц. Я как-то спрашивал у Алекса, почему он ничего не делает. Он ответил, что довольно часто видел тебя, и ему казалось, что ты еще не была готова.

— Оказывается, была, — прошептала Эмили.

Мартин поднялся из кресла и, сев рядом с Эмили, обнял ее за плечи.

— Вы мои близкие друзья, и я не могу за вас не переживать. Не ты виновата в болезни Алекса, такая опухоль не образуется за несколько месяцев. Ты должна знать, что он на тебя не злился. И сейчас, скорее всего, он тебя и слышит, и видит, и чувствует, просто не может сказать тебе об этом. Сейчас ты нужна ему как никогда. Так что думай не о том, что ты в чем-то якобы виновата, а о том, что ты поможешь ему со всем этим справиться. Ты меня понимаешь?

— Да.

— Отлично. Теперь отправляйся домой, отдохни, а завтра попробуем Алекса еще заставить поактивничать.

Эмили исправно делала все, что говорил ей Мартин, и еле сдерживала слезы радости, когда Алекс не просто бросал на нее пустые мимолетные взгляды, а стал смотреть более осознанно, словно прислушиваясь к определенным фразам, и даже иногда отзываться на свое имя. Невролог, доктор Джеферсон, посоветовал Эмили периодически пробовать привлечь внимание Алекса неожиданными громкими звуками, аргументировав это тем, что пациент может привыкнуть игнорировать раздражители. Эмили не могла с ним согласиться, она боялась резким звуком напугать Алекса — и все лечение пройдет впустую. Она посоветовалась с Мартином, но он поддержал Джеферсона, сказав, что возвращение к нормальной жизни не будет для Алекса стрессом, а наоборот, придаст ему сил и уверенности.

— Я бы предпочла более мягкие методы, — с сомнением произнесла Эмили, когда они с Мартином шли к палате.

— Они менее эффективны, а нам нельзя упускать время. Надо чередовать все, и...

Жалюзи в большом окне палаты всегда были чуть приоткрыты, и Эмили перед тем, как войти, сначала заглядывала внутрь. Вот и в этот раз она заглянула в палату и тут же резко выбросила руку в сторону, упираясь Мартину в грудь, чтобы остановить его.

— Посмотри, — прошептала она.

Алекс сидел, опираясь спиной о подголовник кровати. Эмили готова была завопить от счастья. До этого момента максимум, что он делал, — переворачивался во сне на бок.

— Что у него в руках? — спросил Мартин, и Эмили только сейчас обратила внимание, что Алекс что-то рассматривает.

— А, это книга. Я оставила ее вчера. Один из его любимых детективов.

— Неужели он ее узнал, — улыбнулся Мартин. — Теперь мы сделаем вот что. Найди дома какой-нибудь из его эскизов, только обязательно на бумаге, и привези.

Эмили понадобилось меньше часа, чтобы найти то, что просил Мартин. И вот уже перед ним на столе лежал большой планшет с прикрепленным к нему листом бумаги, на который не так давно Алекс набросал приблизительный вариант фасада нового дома. Он любил работать именно руками и прежде, чем садиться за компьютер, всегда сначала работал с бумагой. Эмили так углубилась в свои мысли, что не сразу заметила, как Мартин быстро стер некоторые линии и небрежно дорисовал другие, заметно портящие общий облик.

— Ты что делаешь? — возмутилась она.

— Все то же, — отозвался он, — продолжаю заставлять его мозг работать. Пойдем.

Эмили через окно наблюдала, как Мартин зашел к Алексу, положил рядом с ним планшет и карандаш и вышел. Алекс никак на это не отреагировал, казалось, он вообще не заметил Мартина. Тот вернулся в свой кабинет, а Эмили, не двигаясь, наблюдала за Алексом. И спустя время она увидела, что он повернул голову в сторону планшета. Потом еще раз посмотрел и еще.

— Ну что? — неожиданно над ухом раздался голос Мартина.

— Пока ничего, но он хотя бы уже обратил на планшет внимание.

— Я в операционную, а ты проследи, что он будет делать. Давай, Алекс, — с долей нетерпеливого раздражения произнес Мартин, — тебя же бесит этот неправильный чертеж.

И Алекс, словно услышав его, протянул руку и взял карандаш.

— Отлично, — Мартин ободряюще похлопал Эмили по плечу и моментально исчез, а она, не сдерживая слез, наблюдала, как Алекс увлеченно исправляет испорченный Мартином эскиз. Движения были медленнее, чем обычно, но позже, когда он закончил и уснул и Эмили зашла в палату, она увидела, что чертеж был исправлен идеально, ни одна линия не была кривой.

— Маловат прогресс за месяц, конечно.

Эмили сидела в кабинете Мартина и следила взглядом, как он ходит из угла в угол.

— Но могло быть и хуже, — продолжал он, — так что мы в любом случае должны радоваться.

— Я хочу забрать его домой.

Мартин остановился и посмотрел на нее.

— Я понимаю, что ты устала торчать тут целыми днями, но... ты справишься одна?

— Да. И Алексу дома будет намного комфортнее. Привычная обстановка должна помочь.

— Не могу не согласиться. Но сначала надо оборудовать комнату для него. Снять ручки с окон, в дверь замок вставить.

— Зачем? — взволнованно спросила Эмили.

— Так... меры предосторожности.

— Для чего запирать его?

— Только на ночь. Чтобы он не напугал тебя, если вдруг решит прогуляться.

Эмили покорно согласилась, но на самом деле она не собиралась держать Алекса взаперти в его же доме, как какого-то попугая в клетке. И ей хотелось верить, что Алекс с ней согласен. По крайней мере, когда она ему рассказывала все это, он неотрывно на нее смотрел. И даже протянул ей навстречу руку в ответ на протянутую ее. Эмили мягко сжала его кисть и осторожно потянула на себя, вынуждая его сесть в кровати, а потом и вовсе подняться на ноги. Движения его были легкими, плавными и явно не требующими от него сильной концентрации. Эмили взяла его за вторую руку и медленно попятилась, увлекая Алекса за собой.

— Пора начинать больше двигаться, — тихо сказала она и подвела его к окну. — Хочешь выйти на улицу? Смотри, твоя любимая погода.

Эмили полностью подняла жалюзи, чтобы ничто не мешало обзору. Зеленые листья на деревьях чуть шевелились от легкого ветерка, а на небе не было ни облачка. Алекс больше всего любил лето, именно такие его жаркие безоблачные дни. К удивлению Эмили, он даже оперся руками о подоконник, вглядываясь в окно. Его взгляд уже не был пугающе застывшим, а блуждал по сторонам. Эмили обняла Алекса и прижалась щекой к его плечу.

— Мартин сказал, что ты уже можешь вернуться домой. Как только твой врач подготовит все бумаги, мы сразу же уедем отсюда. Дома тебе станет лучше.

Невролог дал Эмили десятки рекомендаций, написал список всех препаратов, необходимых Алексу, и настоятельно требовал при малейшем негативном проявлении сразу же звонить ему. Эмили нетерпеливо кивала и, как только Джеферсон ее отпустил, помчалась обратно в палату. Мартин как раз закрывал маленький медицинский чемоданчик, куда сложил лекарства, а Алекс опять стоял у окна. Стоял спиной к Эмили, и на какое-то мгновение ей показалось, что все это было сном, что не было никакой операции, что Алекс, как и раньше, бодр и весел, и вот сейчас он повернется и как всегда одарит ее своей улыбкой, но окружающая обстановка настойчиво доказывала ей обратное.

— Машина уже готова, — сказал Мартин, поднимая чемоданчик и направляясь к двери. — Алекс? — позвал он, обернувшись. — Едешь домой?

Алекс едва заметно вздрогнул и повернулся. Быстро подойдя к нему, Эмили, поднявшись на носочки, поцеловала его в щеку и взяла за руку.

— Пойдем, хватит уже с тебя больницы.

Алекс послушно спустился с ней и Мартином на лифте и сел в машину скорой помощи; Эмили ни на секунду не отпускала его руку. В дом же Алекс зашел сам, ей даже не пришлось его подталкивать и направлять. Он явно узнавал родные стены и целенаправленно двинулся куда-то вглубь дома. Эмили с Мартином встревоженно переглянулись и поспешили следом, но Алекс всего лишь зашел в свой кабинет, довольно быстрым взглядом осматривая лежащие бумаги.

— Алекс, тот испорченный эскиз не твоих рук дело, если ты сейчас подумал об этом, — быстро сказал Мартин.

Наверное, он угадал, подумала Эмили, потому что Алекс замер, а потом обернулся и посмотрел на Мартина. На секунду ей показалось, что Алекс вот-вот что-то скажет, но ее ожидания не сбылись.

Мартин побыл с ними пару часов, убедился, что Алекс хорошо перенес возвращение домой, и уехал в больницу. Эмили же вопреки требованиям его и невролога Алекса в комнате не запирала, но постоянно находилась рядом, наблюдая за его действиями. Большую часть времени он провел в кабинете, нашел какой-то набросок и принялся его доделывать. Эмили не отвлекала, наблюдала молча, готовая прийти на помощь в любой момент. Врач ничего не говорил про ограничение во времени для занятий, но когда Алекс вдруг поднял руку и коснулся пальцами виска, Эмили испугалась не на шутку. Подскочив к нему, она развернула его к себе и, прижав руки к его щекам, подняла его голову, чтобы заглянуть в глаза.

— Голова болит? — воскликнула она. — Болит или нет, Алекс? — не удержавшись, он его чуть встряхнула.

Глаза Алекса слегка расширились, как если бы он удивился, а потом неожиданно он качнул головой. Эмили медленно убрала руки, надеясь, что ей это не показалось.

— Не болит? — шепотом повторила она.

Алекс еще раз отрицательно качнул головой. Эмили выдохнула с тихим, скорее нервным смешком и присела на край стола. Но уже через мгновение соскользнула на колени Алекса, обнимая его за шею и прижимаясь чуть ли не изо всех сил.

— Чертов Мартин, — забормотала она, когда почувствовала руки Алекса на своей спине. — Он недооценил твои возможности.

Сентябрь совсем редко радовал сухими солнечными днями. Пару раз сильно встряхнув зонт, Эмили повесила его на перила крыльца и вошла в дом. Тихо пройдя к кабинету, она заглянула внутрь — Алекс стоял напротив большого настенного планшета и, наклонив голову вбок и покусывая карандаш, внимательно осматривал готовый эскиз. Чед Флеминг, его непосредственный начальник, не то что не захотел продлевать Алексу больничный, а наоборот, взвалил на него одновременно два больших проекта. Эмили улыбнулась — ей не стоило больших усилий убедить в этом Флеминга. Главное, что Алексу это пошло на пользу, и пусть вновь услышать его голос ей еще только предстоит, Эмили все равно была счастлива, что страшные прогнозы врачей не сбылись и что Алекс рад видеть ее снова рядом с собой.

Так же тихо вернувшись в прихожую, Эмили забрала пакет с продуктами и отправилась на кухню. Ее еще долго будут мучить кошмары, в которых Алекс либо умирает, либо отталкивает ее от себя, но каждую ночь, резко просыпаясь от этих кошмаров, она будет чувствовать мягкие успокаивающие прикосновения, одновременно дарующие так необходимое ей умиротворение и напоминающие о совершенных ошибках.