Незачет (гет)

~*~

— Уи-и-и-изли-и-и! — крик несся по закоулкам Хогсмида и означал только одно: Рон опять не сдал.

Рон брел по грязно-размытой дороге обратно к группе, волосы, мокрые от дождя, болтались по обеим сторонам лица неаккуратными прядями. Он смотрел на Гермиону в толпе счастливчиков и завистливо вздыхал. Казалось, даже легкие его с укором свистели: лузер.

Уже третий раз Рон пытался сдать экзамен по аппарации, но всякий раз улетал дальше, чем требовалось, а однажды оставил позади никому не нужную бровь. Ну правда, он уже готов был пожертвовать не то что бровью — пальцем, лишь бы мерзкий Двукрест поставил галочку в нужном месте.

По правде говоря, Рону в голову приходили совсем уж неприличные мысли: подвергнуть экзаменатора заклятию Империус, попросить Гермиону выпить Оборотное зелье, но чаще всего — нарисовать галочку на лбу у Двукреста и указать, куда ему следует идти.

— Вы не сдали! — визжал мерзкий Двукрест. — Не сдали!

— Да понял я, понял, — отозвался Рон и едва не заплакал. Сдержался лишь из-за того, что все смотрели.

А еще — потому что Панси Паркинсон тоже не сдала.

~*~

— Ну и что мне с вами делать? — спросила Макгонагалл таким тоном, будто это они, Рон и Панси, должны были придумать, как же с ними поступить. — А, Уизли и Паркинсон?

— Бросьте, Минерва, зачем им аппарация? — ехидно подосрал Снейп, нависнув над Роном. — Паркинсон выйдет замуж за Малфоя и будет аппарировать разве что с первого этажа на второй.

«Если сейчас этот урод скажет что-нибудь про «Нору», я размажу его по стенке. И плевать, что профессор», — пообещал себе Рон, но Снейп предусмотрительно сменил тему:

— А Уизли женится на Грейнджер, и та всюду будет водить его за ручку.

Перспектива жениться на Гермионе радовала, но от гримасы, с которой Снейп выплюнул слова, передернуло.

Рон в очках и почему-то в школьной пижаме сидит в кресле, рядом — пара мелких детей с игрушками, огонь в камине трещит, на столе стоит сливочное пиво, лежит газета, в доме тишина и покой… как вдруг из воздуха появляется запыхавшаяся Гермиона со свитками пергамента и швыряет бумаги на пол.

— Мы срочно аппарируем за покупками! У Роуз нет развивающих игр для волшебников старше пяти лет!

Рон твердо решил прямо в ту секунду, что дочь они с Гермионой назовут Роуз и никак иначе.

— Но, дорогая, Рози еще и трех нет!

«К тому же я не умею аппарировать в Косой переулок. Вообще никуда не умею!» — вспотевшие ладони сжимаются в кулаки, на лбу выступает испарина.

— Ты просто не умеешь аппарировать, Рональд Уизли, — презрительно выдыхает Гермиона, хватая его за руку. — Ни на что без меня не годен, позорище! — и утягивает Рона в удушающую тьму. Как был, в пижаме.

— Бездельники, что с них взять, — кивнул Флитвик, вырывая Рона из нарисованного мира. Забравшись на стопку книг, Флитвик мечтательно уставился в окно. — Зима нынче дивная.

— Ага, — лаконично поддакнула Вектор. — Особенно если учесть, что уже апрель.

— Дамблдор заказывал зиму, — голова Филча на секунду появилась в двери учительской и тут же исчезла. — Пришлось завесить стекло магическим полотном, — послышалось уже из коридора.

Рон, глядя на ненастоящую зиму, злился. Он не мог получить заветную галочку с февраля, с тех пор, когда снег был холодным и мокрым, а сугробы высились над хогвартским двором на самом деле, не понарошку.

— …не могут сдать экзамен с февраля, стыдно должно быть, — распекала Спраут, и Рон с Панси гнулись к земле, как тонкие ветки кустарника под тяжестью ягодных гроздей.

— Безответственность!

— Безобразие!

— Немыслимо!

— Да в наше время…

А Рону и Панси правда, честно-честно, очень хотелось сдать. Ну, чтобы было. Снейп ведь ничего не понимал толком. Чтобы в приличном обществе миссис Малфой могла с гордостью заявить: «Ах, прибыла к вам, аппарировав из нашего Уилтширского особняка». И все такие: «Миссис Малфой, вы тоже аппарируете? А как же магия эльфов?»

«Эльфы — прошлый век, — отбила бы подачу Панси. — Весь Париж давно ходит в гости… как это говорится…»

«Громко хлопнув дверью?»

«С громким хлопком». — Мода, а как же.

Панси хмыкнула и заявила:

— Я, может, вообще за Малфоя не собираюсь!

— Да кто ж вас, кроме него, замуж возьмет? — Снейп ухмыльнулся, обнажив неровные зубы. — Без умения-то аппарировать.

Панси сжала губы в нитку и, по-видимому, тоже решила, что обязательно сдаст этот гребаный экзамен.

— Сколько у нас времени? — Рон выступил на шаг вперед, вздернув подбородок.

— Десять дней, — припечатала Макгонагалл, раздув ноздри.

— И ни днем больше, — Снейп уселся в кресло у камина и вцепился в потрепанную книжонку.

~*~

Кому из них первому пришла мысль заниматься в Зале Почета, ни Рон ни Панси не помнили. Наверное, мысль эта, подобно таблеткам, растворилась в утреннем кофе, и поселилась сначала в желудке, а потом и в мозгу. Десять дней до конца пасхальных каникул не сулили ничего хорошего, только тренировки с утра до вечера. Пока остальные развлекались во дворе, играли в шахматы и ржали над первокурсниками, Рон и Панси учили три «Н».

— Вот это моя половина, — Панси взмахнула палочкой и провела кривоватую белую линию на полу. — А та — твоя. Не смей заходить ко мне.

— Ты правда думаешь, что с нашими «успехами», — Рон изобразил кавычки, — мы сможем держаться границы? Что-то я сомневаюсь.

— Не забывайте протирать пыль после себя, — Филч, как писклявый комар, появлялся неожиданно, будто бы из пустоты, и время от времени напоминал о себе укусами. — Чтобы слоем толщиной с палец не лежала.

«Окей, будет лежать слоем в два пальца», — Рон провел ладонью по Кубку и вытер ее о штаны.

— Вот еще, — хмыкнула Панси и отошла к дальней стене. — Ну-ка, Уизли, посторонись.

— Удачно промазать, Паркинсон.

Рон все еще обижался на Панси за Гермиону. Потому что никто не смеет обзывать Гермиону или унижать.

Панси показала ему средний палец, сосредоточенно прищурилась, повернулась на месте и… промазала. Ее тело врезалось в стену с глухим стуком, и спустя долю секунды Панси растянулась прямо под старой табличкой «За заслуги перед школой». Повезло кому-то — за заслуги Хогвартс платит женским телом.

— Ты в порядке? — Рон подошел ближе и присел рядом с ней на корточки. — Паркинсон? — прикоснулся к плечу.

Темный потолок, цветущий трещинами, хмуро наблюдал свысока. Как человек, потолок внимательно разглядывал худые ноги Паркинсон, задравшуюся юбку и тяжелые ботинки на квадратном каблуке-плюшке. Рон пропыхтел что-то вроде «я тебя в больничное крыло не потащу», поднялся на ноги и потоптался возле Панси. Помедлив, попытался обхватить ее за поясницу, чтобы взять на руки. И отнести в больничное крыло.

— Купился.

Панси приоткрыла глаза и тонко, жутковато захихикала, словно сестра Пивза. Она растянула губы в улыбке, обнажив мелкие белые зубы, и Рон еле-еле подавил желание зажать ей рот широкой ладонью, чтобы вздохнуть не смела.

— Дура, — Рону показалось, что изо рта у Панси вываливаются слизни, точь-в-точь как у него на втором курсе.

Она, подтянув колени к груди, села и первым делом поправила волосы. Девчонка, такая же, как все, только дура.

— На мою половину не заходи, — хором произнесли Рон и Панси.

До обеда они тренировались, а после полудня отправились в Хогсмид на встречу с экзаменатором, к которому испытывали отвращение еще большее, чем друг к другу.

— Ты меня бесишь, Уизли, я хочу, чтобы ты знал об этом, — Панси месила ботинками грязь.

— Взаимно. — Грязь чавкала, как свинья за столом.

Рон, размашисто шагая, протянул руку, сорвал длинную травинку — апрельскую, сочную, зеленую-зеленую, невесть откуда взявшуюся посреди большой лужи — и зажал в зубах, прищурил один глаз, глядя на хмурое небо.

— И прекрати жевать траву, — Панси резко выдернула стебелек изо рта Рона и швырнула в грязь.

Он схватил ее за запястье и дернул на себя. Панси ударилась о его грудь. Рон хотел увидеть испуг в глазах — и увидел.

— Не приебывайся ко мне, Паркинсон.

Пять старших братьев. И все, как один, ругаются. Не Рона это вина, что грубое слово вылетело.

— Ты тренируешься в Зале почета до одиннадцати, а я после, — прошипела Паркинсон, силясь освободиться.

— Отлично.

— Отлично.

Дальше шли молча, злые как дементоры, посаженные в банку с кошмарами. Все-все детские, самые страшные кошмары собрали в банку, перемешали и отдали дементорам на съедение, те попробовали и отшвырнули — такого у самих достаточно.

Какой гоблин вообще дернул заниматься вместе с Паркинсон, думал Рон, пиная камешек. Как будто Панси сможет помочь советом или делом... Гермиона поморщилась, когда узнала, но ничего не сказала, а Гарри, занятый Джинни (не забыть напинать ему), и вовсе промямлил что-то невразумительное.

— Итак, молодые люди…

Ах да, экзамен.

Разумеется, когда Мерлин раздавал умение аппарировать, Рон еще не родился. Вот Билл и Чарли уже родились. И Перси, наверное, тоже, а Рон в то время стоял в очереди за веснушками. Веснушек хватило на всех, а вот умения расхватали быстро. И теперь Рон чувствовал, как жидкая грязь пропитывает мантию, заползает в ботинки, копится под ногтями и сочится, капает с волос.

— Не сда-а-али, мистер Уизли, — протянул Двукрест, склонившись над лежащим на спине Роном. — Ну, ничего, в следующий раз.

Следующий раз завтра, да.

— Ваша очередь, мисс Паркинсон.

Панси расставила ноги пошире, сжала палочку и неловко крутанулась на месте.

Рон скрестил пальцы, изо всех сил желая, чтобы она промахнулась. Нет, не потому что он был вредным, не потому что один вид Панси вызывал у него изжогу. Просто, если Панси сдаст экзамен, он останется единственным тупицей на курсе. Такого Рон не мог допустить и волновался даже больше, чем за свою попытку.

— Не сда-а-али, мисс Паркинсон, — с явным удовольствием протянул Двукрест, и Рон облегченно выдохнул. Оказывается, забыл дышать и даже покраснел от натуги. — Жду вас завтра, в это же время, друзья мои.

— Какие мы тебе нахрен друзья, — буркнул Уизли, повернувшись к экзаменатору спиной и собираясь уйти как можно скорее.

— Засунь друзей себе в жопу.

Единодушие, с каким Рон и Панси ненавидели Уилки Двукреста, освещало дорогу до Хогвартса. Единодушие ели на обед и вытирали с пыльных памятных табличек. Оно грело им постели и ровно в одиннадцать часов утра стояло у дверей, когда Рон выходил из Зала Почета, а Панси появлялась на пороге.

~*~

Рон застрял в дверях.

Он не толстый, как Эрни, но мантия старая, подкладка дыроватая, вот и зацепился за гвоздь. Как не вовремя, а.

— Что, Уизли, хочешь остаться? — Паркинсон подошла к двери и скинула с плеч мантию. Белая рубашка, заправленная в юбку, обхватывала ее грудь и слегка топорщилась там, где пуговицы. — Надеешься, что я опять упаду, и тебе выпадет возможность попялиться на мои ноги?

Рон, занятый гвоздем, не сразу услышал, о чем Панси болтала.

— Чего? — грубо переспросил он, злой на самого себя, на гвоздь и на Панси, конечно же.

— Ты глухой? — она протиснулась между Роном и косяком, не упустив возможности потереться о его бедро задницей.

«Места мало, дверь узкая», — поправил себя Уизли, наконец освободившись.

— Кажется, ты пришла тренироваться? — огрызнулся он и потер ушибленный локоть. Не зря родители с жалостью смотрели на него. Шестой сын, последний блин комом. Рон гнал от себя дурные мысли; в конце концов, мама с отцом никогда не говорили об этом вслух… — Вот и тренируйся, а я пошел.

— Эй, Уизли.

Надо было шагать дальше, не оборачиваясь, бежать без оглядки, как от сонного дерева. Сонное дерево источало ароматы, которые забирались в нос и сковывали разум, стягивали его веревками и бросали в темницу. В темнице разум вязал носки для эльфов и учил трансфигурацию.

— Что?

— Пожелала бы тебе удачи на сегодняшнем экзамене, но, ты знаешь, не буду. Потому что…

— Если я сдам, ты почувствуешь себя последней тупицей.

Рон не спрашивал, он просто знал это.

~*~

Третья попытка окончилась неудачей, точно так же, как вторая.

Уилки Двукрест не учитывал ни штормовой ветер, ни ливень. Рон, с волос которого стекала вода, схватил Уилки за грудки и встряхнул, но тот вырвался и пообещал Рону веселую жизнь.

— Да уж куда веселее! — орал Уизли, перекрывая завывания ветра. Двукрест уже аппарировал, оставив лишь дату следующей встречи (завтра, пять вечера) и угрозу. — Тощий ты кузнечик! Чтоб тебе колени вывернуло в обратную сторону.

Рон, несмотря на наличие пяти братьев, умел сдерживаться и выражаться культурно.

Он прикрыл глаза и постарался взять себя в руки.

Дремлющий Рон в очках и школьной пижаме, игрушки без детей, потухший камин и остывший кофе в грязной кружке. Стук в дверь будит Рона, вытаскивает из пропасти сна, и он плетется открывать. На пороге стоит Панси с бумажным пакетом.

— Нам еще нужно купить Летучий порох.

«Кто аппарирует в Косой переулок?» — ехидно поинтересуется заместитель министра Грейнджер с первой полосы газеты.

— Никто, — Панси швырнет газетный листок в потухший камин и выплюнет: — Потому что ни один из нас не умеет!

Панси стояла поодаль, завернувшись в мантию, и смотрела в сторону.

— Ну скажи ты что-нибудь! — прокричал Рон, разведя длинные руки в стороны.

Смахивающий на огромный флюгер, он не подходил ближе, и ветер воровал половину слов. Забавно, должно быть, выглядели Уизли, открывающий рот, и Паркинсон, точно немая статуя с каменной маской вместо лица. Ветер трепал ее волосы, они липли к щекам, а Панси смотрела и смотрела в одну точку неотрывно, словно видела что-то, чего другие не замечали. Широко распахнутые глаза не моргали, а Рон все кричал и кричал.

— Паркинсон!

— Не ори, — прочел Уизли по губам.

Рон свел брови к переносице, становясь похожим на страшную недовольную утку. Впрочем, в довольной утке тоже нет ничего красивого.

— Я возвращаюсь в замок, иначе заболею и умру. Умереть легче, чем сдать этот идиотский экзамен.

— Чего?! — Рону мерещилось, что ветер подхватит его и забросит на верхушку самого высокого дерева. Они вырывались из объятий ветра, прикрываясь воротниками мантий от молодых, но уже сорванных, листьев и дождя.

Панси пришлось остановиться и склониться прямо к алеющему уху:

— Двукрест — мразь, он никогда не простит тебе… рукоприкладства.

Казенное словечко резануло слух. Рон так и представил себе: суд, Визенгамот, кресло с цепями, обвивающимися вокруг запястий.

«Почему вы избили Уилки Двукреста?»

«Потому что мразь и сволочь».

«Оправдан по всем статьям… шучу, конечно, схватить — и в Азкабан», — гогот судьи потонет в свистящих звуках дементоров, что заглатывают воздух и откусывают от души по куску.

— Хочешь сказать, что нам никогда не получить право на аппарацию? — Рон доверчиво посмотрел на Панси и подавил желание стереть с ее щек капли дождя.

Она ответила внимательным взглядом и улыбнулась, как тогда — холодно, обнажив зубы, словно раздвинув губы, выпуская наружу слизней.

— Не нам, а тебе, Уизли. Я никого не хватала за мантию и не трясла как мешок с говном.

Паркинсон в выражениях не стеснялась, хотя старших братьев не имела.

Рон споткнулся и, дернув ее за воротник, заставил развернуться. Вместо каменной маски на лице застыло наглое превосходство. В одно мгновение зарождавшееся доверие с хлопком превратилось в тошноту и застряло в горле рыбной костью.

На самом деле, Панси перемещение давалось еще труднее, чем Рону. Следующим утром он вернулся за забытой брошюркой с тремя «Н». Три «Н» Рон знал наизусть и все равно без брошюрки чувствовал себя неуверенно, словно раздетый, выставленный напоказ.

Панси, тяжело дыша, упиралась рукой в стену и зажимала кровавую рану на ноге. У Рона таких расщепов никогда не случалось.

«Оставь ее в покое, — скомандовал внутренний голос, работая спицами. — Опять огребешь, тебе больше всех надо?»

— Позвать мадам Помфри? — он не подходил близко.

— Лучше съебись отсюда, — прошипела Панси сквозь зубы.

Рон продолжал стоять и смотреть, скрестив руки на груди.

— Ну, что?! — она сквозь слезы зыркнула на него и снова опустила голову, сдерживая слезы.

— Может, позвать твоих дружков? Малфоя, например, — Рон скривился и понял, что сморозил глупость: ну где сейчас искать Малфоя?

— Я же сказала…

— Да-да, съебаться отсюда, я слышал, — и не сдвинулся с места. — Я не силен в медицинских заклинаниях, — невпопад признался он. — Так что, если за дело возьмусь я, ты можешь остаться вообще без ноги.

— Это очень обнадеживает, — простонала Панси. Наверное, боль усилилась. — Ты такое дерьмо, Уизли. Временами мне кажется, что я убью тебя собственными руками и спущу в унитаз.

— Только временами? — усмехнулся Рон, наконец подойдя на пару шагов. — У меня такое чувство постоянно, оно живет у меня под кроватью.

— Ты все еще бесишь меня, Уизли. Ты и твои веснушки.

Он усадил Паркинсон на деревянный выступ.

— Больно, придурок.

— Мои веснушки меня тоже бесят, — вырвалось у Рона, — но от этого почему-то не исчезают. Не подскажешь, почему? Вам, девчонкам, виднее… Редуцио.

Мясо наросло заново, и рана затянулась кожей. Панси взвизгнула и вонзила ногти в руку Уизли, тот зарычал и со злости рванул рассеченную ткань колготок слишком резко.

— Снимай, — кивнул он на здоровую ногу и поднялся с колен.

Панси задрала юбку и с трудом приподнялась, чтобы стащить колготки; швырнула их в дальний угол и сунула голые ноги в грубые ботинки. Рон старался не смотреть, хотя сам не понимал, почему. Ведь у Лаванды было все то же самое, и ноги, и трусы, и родинка на бедре, но Панси разглядывать не хотелось, от одной мысли об этом становилось жарко. А может, от того, что она была подружкой Малфоя. Мерлин, при чем тут Малфой, бред какой-то.

— Эй, Уизли.

— Что?

— У тебя стоит.

~*~

Рон почти не удивился, на пятый день встретив Панси в дверях. Ее прямые темные волосы рассыпались по плечам, по белой рубашке, как грубые нитки на чистой ткани.

Она пришла чуть раньше одиннадцати, и Рон готов был поспорить, что не случайно.

Панси стояла, прижавшись спиной к косяку, и, пожелай Уизли выйти, ему пришлось бы протискиваться мимо, прикасаться к ней, если не руками, то телом.

— Может, ты дашь пройти?

У него опять не получалось попасть в нужную точку безошибочно. Рон разбивал в кровь костяшки, наказывая ни в чем неповинную стену, и готов был биться о нее головой. Два раза из одиннадцати он пролетел мимо меловой черты на пару дюймов, чего Двукрест никогда не простил бы.

— Проходи, — фыркнула Панси, провела языком по зубам, как после обеда, и цокнула. «Вела себя вызывающе», — послышался вдалеке голос Гермионы, показавшийся незнакомым, полузабытым. Почти чужим. — Проходи-проходи, чего стоишь? — Панси поглядела наверх, хотя темный потолок не вызвал бы интереса даже у восторженного первокурсника. Она задрала голову, демонстрируя шею и коричневую отметину на ней. «Вела себя как сучка», — поправил Гермиону Рон.

Вчера они с Панси возвращались из Хогсмида окружным путем. Обошли Визжащую хижину, добрались до «Сладкого королевства» и свернули к хогвартской дороге. Конечно, лучше было бы идти поодиночке, а не терпеть общество друг друга, но ждать под дождем ради того, чтобы дать фору другому, по меньшей мере, тупо. Поэтому плелись вместе, молча, пережевывая несказанные слова и язвительные замечания.

— Ты, когда поворачивалась, неправильно ногу поставила, я видел, — заговорил первым Рон. — Как раз этих пары дюймов не хватило.

— Я очень рада за тебя, — Панси наморщила нос, будто от его слов заболела голова. — Мне, конечно же, стало легче.

— За меня-то что радоваться?

— Ты все еще остаешься не единственным тупицей на курсе, а одним из двух, Уизли, — она с трудом шла вперед, увязая в грязи, едва переставляя голые ноги. Колготки Панси так и не надела. — А еще… я помню, Крэббу простили пару волосков, оставленных позади…

О да, даже Крэбб давно сдал, посетовал Рон про себя.

— …но ты нарвался на Двукреста, поэтому…

— Поэтому теперь буду сдавать экзамен до старости.

— Если бы. Не сдашь за эти пять дней, следующая попытка только через несколько лет. Таковы правила.

— У тебя потрясающий талант все портить, Паркинсон. У вас это семейное с Малфоем, наверное.

— Что вы все привязались с этим Малфоем? — устало отмахнулась та. — Мы с ним давно уже не трахаемся. Понимаешь, Уизли? — Панси остановилась и резко развернулась лицом, так, что Рон чуть не налетел на нее. — Иногда люди трахаются, когда им плохо. Или когда они устали и надо расслабиться, а порой от нечего делать. Вместо игры в плюй-камни, например. Раньше так и было. Но Малфой вообще в последнее время сам не свой, дерганый, нервный, не твой ли дружок Поттер его так бесит, а? Впрочем, неважно. Малфой приходит и говорит: дай мне. А я не даю. Вот и все.

— Оставайтесь с нами, мистер Уизли, — издевательски пропела Паркинсон, словно приклеившись к косяку. Она, заведя руки за спину, обхватила его и кивком головы еще раз пригласила Рона пройти в Зал Почета.

Рон отогнал от себя смутные образы вчерашнего дня и решительно шагнул вперед. Судя по коричневой отметине, вчера Малфой пришел и сказал дать ему. И Паркинсон, вопреки своим словам, дала. Вот и все.

Поэтому сегодня Панси опять оказалась неспособной при аппарации попасть в нужную точку.

А Рон провалился за компанию. Пусть будет так.

~*~

Они опять тренировались вместе. Двукрест едко посоветовал удвоить усилия, но свежие силы не продаются в «Зонко» и не валяются в жидкой весенней грязи, поэтому чтобы их стало вдвое больше, надо объединиться. Так думала Панси, пытаясь оправдать безумный поступок, а Рон считал, что нескольких часов мало для хорошей тренировки. Это ведь как квиддич: много тренируешься — выигрываешь, плохо готовишься — остаешься в аутсайдерах.

— Твоя половина левая, моя правая, — заявила Панси, в понедельник придя даже раньше Рона, хотя по договоренности должна была к одиннадцати.

— Отлично, — прищурился тот.

— Отлично.

Они краем глаза следили друг за другом, чтобы не повторять ошибок. Они подмечали успехи и где-то глубоко-глубоко, на самом дне души радовались неудачам.

— Неудачник, — выдохнула Панси, когда Рон растянулся посреди зала. Кто-то из них радовался не только на дне души.

Когда Панси молчала, Рон терпел. Она не спускала с него глаз, и из-за ее пристального взгляда аппарировать получалось еще хуже, чем обычно. Немая Паркинсон представлялась ему безобидной, спокойной, равнодушной, но стоило ей открыть рот, из него выползали слизни. Те самые, как на втором курсе. Рон помнил, какие они гадкие, приторно-кислые на вкус.

— На себя посмотри, — из легких вышибли весь воздух, и грудь болела. А тут еще эта заноза воткнулась и саднила теперь. — Часто ты попадаешь в яблочко? То-то и оно, так что помалкивай.

Они злились друг на друга и на себя самих. Злость сочилась с губ, как слюна, текла по жилам вместо крови, и, Рон мог поклясться, даже вместо мочи в унитаз лилась злость.

Бессилие временами рождало тошнотворные образы: вот они с Панси не сдали экзамен с десятой попытки, и Уилки Двукрест, демонстрируя желтоватую улыбку, ставит жирные кресты напротив их фамилий. В минуты отчаяния Рон жаждал, чтобы все побыстрее закончилось, плохо ли, хорошо ли — просто закончилось. И тогда не придется больше приходить в этом душный зал, видеть Панси и разговаривать с ней. Дышать общим, одним на двоих, раздражением.

Паркинсон стояла над ним, прямые волосы, подстриженные как по линейке, свисали по обеим сторонам лица, челка почти скрывала глаза, оставляя на виду лишь вздернутый нос, мышцы на ногах напряглись, а рука сжимала палочку.

— Нет, не часто, но я слабая девушка, мне простительно, — Панси облизала сухие губы. — Я, как сказал Снейп, выйду замуж за Малфоя, и буду жить в замке, а ты, Уизли? Будешь держаться за чью-то юбку? Слабак.

Она делала это специально. Панси давила на него, взваливала на плечи неподъемный груз, чтобы Рон не смог уйти далеко, и каждая неудача тянула его к земле.

Уизли рывком поднялся, вскочил на ноги и чуть не наступил на Паркинсон, подавшись вперед:

— Я не слабак. И я сдам этот экзамен, — ноздри его раздувались, тяжелое дыхание щекотало Панси щеку.

Она с удовольствием улыбнулась и уперла ладонь ему в грудь, отстраняя от себя.

— Ступай аккуратнее, когда появляешься в назначенной точке. Ты неуклюжий, в этом твоя проблема.

— Ну, это же ты слабая девушка, а мне не положено быть… таким, — Рон не смог подобрать слов. Он все еще ощущал ее ладонь на груди сквозь ткань рубашки и боролся с желанием отскочить в дальний угол.

Панси сама убрала руку, наклонилась за сумкой и посмотрела на него через плечо:

— Думаешь, на седьмой день нам повезет? Говорят, бог в этот день отдыхал. Так может, он и сейчас отвлечется?

~*~

— Я убью его собственными руками! — Рон схватил со стола пенал и швырнул через всю гостиную. — Этот вонючий козел отвернулся как раз в тот момент, когда у меня получилось! — готовый зареветь от несправедливости, Уизли бегал вокруг стола, наталкиваясь на острые углы.

— Рон, сядь! — перекричала его Гермиона и дернула за руку. Рон помотал головой, закусив губу, и не подумал садиться. — Рон, сейчас Макгонагалл прибежит. Ты обязательно сдашь, это несложно.

Она ничего не понимала. Ни-че-го-шень-ки. Как слепой никогда не поймет радости красок по сравнению с серой унылостью.

— Да мне плевать! И эта сучка Паркинсон! Она же видела, что у меня получилось, видела, понимаешь? Но промолчала…

Уизли осознавал, насколько нелепыми выглядят его слова. С какой стати Панси должна убеждать экзаменатора в его, Рона, правоте и оставаться потом в одиночестве? С какой стати ей вставать на защиту Уизли? Она всего лишь подружка Малфоя, такая же мерзкая, гнилая и наглая. Разве что глаза у нее ярче… внимательные, изучают, раздевают догола.

Рон потряс головой. Ни о том сейчас, а о сучке Паркинсон, которая спелась с Двукрестом.

— Я ведь имею право потребовать другого экзаменатора? — спросил он, постаравшись взять себя в руки.

— Имеешь, но подобные случаи единичны, — сухо ответила Гермиона, — министерство предпочитает не рассматривать жалобы. Это как с эльфами…

Дальше Рон не слушал, домовики его интересовали меньше всего в тот момент.

— Я пойду тренироваться.

Не столько поупражняться он хотел, сколько сцедить ненависть и грязь.

— Да, иди, — с почти осязаемым облегчением кивнула Гермиона. Наверное, предпочитала бесхребетного Рона, который униженно просит списать домашнее задание. — Я пока проверю твою трансфигурацию.

— Я еще не написал, — проворчал Уизли. — Не надо проверять, я сам, — он легко сжал ее ладонь на секунду, пересек гостиную и задвинул за собой портрет Полной Дамы. В конце концов, Гермиона не виновата в том, что он такой неудачник.

Панси возникла из воздуха в тот самый миг, когда Рон зашел в Зал Почета. Она аппарировала и налетела на него с размаху — так, что искры из глаз посыпались.

— Смотри, куда идешь!

— Следи, откуда появляешься!

Уизли, машинально схватив ее за плечи, замер и тут же отпустил.

Они, не произнося ни звука, глубоко вдыхали и выдыхали, изучая лица, руки друг друга.

— Почему ты?..

— …не вступилась за тебя перед засранцем Уилки? — перебила Панси.

— Да!

Он наклонился к ней так близко, что почувствовал запах изо рта. Кажется, Паркинсон недавно жевала карамельку.

— Причина все та же. Я не хочу, чтобы Зал Почета сожрал меня. Я не хочу оставаться в этой заплесневелой каше одна… я видела, ты прав, и знаю, что…

— Ты видела, Паркинсон, да! Ты могла… — Уизли задохнулся возмущением, голос сорвался. — Так кто я, Паркинсон? Слабак? А? — просипел он, встряхнув ее.

Панси усмехнулась на выдохе, мотнула головой, словно отгоняя надоедливую муху, и рывком притянула его к себе, не давая продолжить.

Ее язык проникал в рот и скользил по губам. Ее губы неловко коснулись подбородка, когда Рон дернулся, и пришлось прижать Панси крепче, подхватить за поясницу и позволить ей запустить пальцы в волосы на его затылке. Волосы лезли в рот, и она нетерпеливо отпихивала их с лица, вставая на цыпочки, цепляясь на его плечи, запрокидывая голову назад и позволяя целовать шею — там, где за несколько дней до этого целовал Малфой. Или кто-то другой.

— Ты не слабак, Уизли, но ты все равно по уши в дерьме, как и я, — прошептала Панси, вытирая рот ладонью, и Рон, опомнившись, замер. Звук ее голоса вернул мир на место.

Жилка билась часто-часто, как после бега. Рон выпрямился, а Панси стояла, не шелохнувшись, и пристально смотрела на него.

Рубашка на спине была мокрой от пота.

~*~

В среду на край неба наконец выползло солнце. Бледное, как после тяжелой болезни, оно нехотя обходило тучи, разгоняя их ветряной тряпкой, и ни черта не грело.

Панси, прищурившись, следила за солнцем, но теплый плащ снимать не спешила. Дорога в Хогсмид, слегка подсохшая за ночь, извивалась и напоминала шкуру василиска. Приглашала прогуляться по ней и насладиться весной, но Рон шагал вперед, словно она вела на эшафот. Молчание, тяжелым слоем пыли опустившееся на землю, первой нарушила Панси:

— Если сегодня не получится, я не стану дожидаться начала семестра и убью Двукреста на месте.

Рон совсем забыл, что уже завтра все нормальные студенты отправятся на уроки. И только они с Панси будут стоять на ненавистной хогсмидской площади и, краснея от натуги, позориться перед экзаменатором. Чтоб его мантикоры сожрали.

Рону все чаще мерещилось, что местные жители глядят из своих окон на каждодневное представление и хихикают в кулаки. Еще он был уверен, что больше никогда не прогуляется до Хогсмида с друзьями. Хватит с него, тошнит от одного вида «Сладкого королевства» и Визжащей хижины, как будто дома, безмолвные свидетели его провалов, способны запомнить и рассказать всем в округе о бездаре Роне Уизли.

— Надо было сделать это в первый день, сейчас уже без толку.

Панси остановилась, но Рон не отреагировал и пошел дальше, словно бежал от нее.

Вчера они быстро разошлись по спальням, и Уизли, минуя Гермиону с ее вопросами, взбежал по лестнице и забрался в кровать. Неясное чувство, непонятное, но и не новое, заворочалось в желудке, как скользкий паразит. Оно пожирало его изнутри и не давало заснуть, обращаясь сгустками тепла и собираясь в паху. Рон перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку, про себя напевая нехитрый мотив.

— Ну что ты встала? — раздраженно выпалил он, резко поворачиваясь на каблуках. Панси мялась и, сжав губы, подставляла лицо ветру. — Мы опаздываем, между прочим, — Рон изо всех сил делал вид, что ничего не случилось.

— Да все равно, — Паркинсон ковыряла землю носком уродливого ботинка. Блузка, застегнутая под горло, в свете солнца казалась ослепительно-белой. — Не хочу туда идти. Может, сбежим?

— Нет уж, Паркинсон, ты — последний человек, с которым я буду заодно.

Она уставилась на него и расхохоталась.

— Потому что ты не сказала Двукресту, что у меня получилось! — переорал Рон ее смех. Детская обида выползла наружу, как тесто из миски, поднялась вскипевшей кислотой и обожгла глотку.

— Да мы уже заодно, придурок, — Панси вытерла слезы, выступившие на глазах от смеха. — Тебя я вижу гораздо чаще, чем Драко, Дафну или Теодора. С тобой я провожу все свободное время, и только мы с тобой… — она приблизилась. — Не можем сдать этот сраный экзамен.

— Я сдал, — голос зазвенел в тишине. — А ты, сучка, тянешь меня за собой, — прошипел Рон, хватая ее за запястье.

Так русалка тащит добычу на самое дно, только Панси не пела прекрасных песен и не скрывала своего истинного лица.

— Вот и гордись, — Паркинсон больно пнула его в голень. — Отцепись от меня, — освободилась от рук Рона и побежала вперед. Он рванул следом.

— Ты меня бесишь, Паркинсон, — орал Рон ей в спину, — хочу, чтобы ты знала! — издевательски передразнил и, споткнувшись о корягу, чуть не полетел кувырком.

Она остановилась, будто бы тоже налетела на преграду, развернулась и отчеканила:

— А мне понравилось.

У Рона не было сомнений, о чем Панси говорит, и потому слова куда-то подевались. Он просто стоял, отдуваясь, руки безвольно висели вдоль тела, словно из него вынули штырь, и теперь позвоночник грозил переломиться.

— Что?.. — прокашлялся. — Что тебе понравилось? — уточнил на всякий случай.

Панси вместо ответа подошла вплотную и, потеребив верхнюю пуговицу на его мантии, расстегнула ее.

— Не строй из себя дурака, Уизли, — прошептала она одними губами. — Ты все прекрасно понимаешь.

Рон сглотнул. Панси прижималась к нему грудью, вытягивала рубашку из-за пояса брюк и неотрывно смотрела в глаза. Он не мог отвести взгляд, не мог пошевелиться, словно скованный заклятием Петрификус Тоталус, перехватил ее ладонь, желая помешать Панси, но сразу отпустил. Она не пыталась коснуться губами рта Рона, не терлась о его бедра, не дотрагивалась до ягодиц, а просто освобождала от одежды. И он ей позволял.

— Думаю, со временем ты простишь меня за мою маленькую подлость, Уизли. — Звяканье пряжки и сухой звук.

— Прекрати, — краска залила щеки, протекла на подбородок и шею. Рон втянул воздух через нос. — Убери руки.

Панси улыбнулась и послушалась.

— Теперь мы точно не сдадим, — прошептала она и растворилась в бледном солнце.

Следующим утром Панси стояла у дверей Зала Почета и, скорее всего, ждала его, Рона.

Вчера они, конечно же, не сдали, да Рон и не надеялся.

— Дашь пройти? — спросил Уизли скорее для приличия.

— Проходи, — стандартно фыркнула Панси, даже не думая посторониться. Она все так же прижималась к косяку спиной, уставившись в одну точку. — Не стесняйся.

Рон хмыкнул и быстро протиснулся в коридор, задержав дыхание, как перед прыжком в воду. Вот и все, ничего такого, а Панси пускай стоит там сколько влезет.

— Ты кое-что забыл, Уизли.

Он словно налетел на преграду и ударился об нее. «Слабак», — шепнул кто-то голосом то ли Гермионы, то ли Панси. Рон обернулся и увидел брошюрку с тремя «Н» в руках Паркинсон, которую та только что подняла с пола. А может, вытащила из кармана его брюк. Она отвела руку в сторону, отпустила листок, и Уизли с досадой наблюдал, как тот медленно спланировал наземь.

Рон вполне мог обойтись без брошюры, хотя чувствовал себя неуютно, но дело-то было совсем не в ней, троллю понятно. И потому Рон размашисто шагнул назад и решительно миновал Панси еще раз, стараясь к ней не прикасаться. Удавалось с трудом, а Панси даже не подумала отойти в сторону.

— Какой же ты волшебник, Уизли, если не додумался использовать простенькие манящие чары? — спросила она у его спины, и Рон замер с брошюрой в руке, так и не выпрямившись полностью.

Паркинсон выводила его из себя, наполняя легкие пылью. Панси и Рон вдыхали и выдыхали пыль, которая ложилась толстым слоем на некогда блестящую поверхность кубков, табличек и витрин. Пыль забивалась в нос, оседала на волосах, кружила в воздухе, а Рон застыл на месте подобно ледяной глыбе. Такой же нелепый и ненужный, страшащийся бледного солнца.

Он разогнулся, поведя плечами, помедлил долю секунды и прошипел: «Бесишь!»

В один шаг преодолел расстояние между ними и, дернув Панси в сторону, впечатав в стену, прижался лбом к ее лбу.

— …твой последний шанс, чтобы исчезнуть с глаз моих и перестать меня выводить, — выдыхал он со свистом. — И ты все равно используешь его, чтобы доставать меня, — шипел Рон, готовый вгрызаться в ее мозг, чтобы вырвать из головы Панси бредовые, неуместные мысли. — Уйди с дороги, сказано же тебе.

— Чем же я тебе так мешаю? — с вызовом процедила Паркинсон, не шелохнувшись, не пытаясь освободиться от его рук.

— Да мне плевать на тебя и твои выкрутасы. Пле-вать.

«Оно и видно, Рональд Уизли, безразличие так и лезет из покрасневших ушей».

— Отлично, — ее губы едва шевельнулись.

— Отлично. — Рон, бессильно качнувшись с пятки на носки, заставил себя отпустить Панси и свалить из душного зала.

— Ну, ваш последний шанс, молодые люди, — Уилки скрестил руки на груди и приготовился поставить жирный крест на всем этом дерьме.

— Можно… — Рон украдкой глянул на Панси. Терять уже нечего, так чем дементор не шутит. — Можно мы вместе попробуем?

— Так еще труднее, молодой человек, — презрительно выдавил Двукрест. — Вы по одному не в состоянии показать приличный результат, что уж говорить о…

— И все-таки мы попробуем, — припечатала Панси и взяла Рона за руку. Тот машинально вытер губы свободной рукой и, глубоко вдохнув, первым шагнул в удушающую резиновую тьму.

Полет длился не больше секунды, но Рону почудилось, что не меньше получаса. Легкие сдавило ледяной рукой, в глазах потемнело, виски стиснул крепкий обруч, и, когда в голове помутилось, ноги наконец ударились о землю.

Панси взмахнула руками. Рон успел увидеть гримасу на ее бледном, почти белом лице в квадратной рамке волос. Он почувствовал толчок в грудь и не удержал равновесия. Падая, Рон заметил, как Паркинсон присела на долю секунды, балансируя на месте, и спокойно, неспешно выпрямилась.

«Думаю, со временем ты простишь меня за мою маленькую подлость, Уизли».

Рон был уверен, что Панси говорила об уже сделанной гадости.

Конечно, он простит, сам же предложил попытаться вместе. Они ведь заодно.

Нездоровый смех рвался наружу, но бледное солнце приложила палец к губам, и Рон просто прижал ладони к лицу.

Удовлетворенно поглядев на галочку против своей фамилии, Панси расправила плечи и сверху вниз посмотрела на Рона, который так и не встал с земли. Она с искренне-фальшивой жалостью свела брови над переносицей и покачала головой. Мир — Двукрест, ветви деревьев, птицы и бегущие по небу облака — застыли, словно кто-то незримый нажал на кнопку. Рон моргнул, а когда открыл глаза, лоб Панси разгладился, и губы растянулись в той самой мерзкой ухмылке.

Он судорожно поджал ноги, потому что показалось, что на них сейчас посыплются слизни.

В пятницу, перед завтраком, Рон по привычке поднялся на второй этаж, совсем позабыв, что в этом уже нет надобности.

Панси стояла посреди Зала Почета и обернулась на звук шагов.

— Что ты здесь делаешь? — Рон спросил скорее для порядка, на самом деле, ответ его мало волновал.

— А ты? — усмехнулась Паркинсон и нехотя ответила: — Пыль протираю, — она взмахнула палочкой, прошептала: «Экскуро!» — Филч велел нам протирать пыль, помнишь?

Рон взял с подоконника старую тряпку, сунул палочку в карман и подошел поближе. Дождался, пока Панси сдует с глаз густую челку, и выпалил:

— Твоя половина правая, моя левая.

Она пожала плечами и, медленно протянув руку, вытерла грязную ладонь о мантию Рона.

— Пускай так.

Все равно, когда завхоз придет проверять, пыль опять будет лежать на тусклой поверхности кубков.

FIN

Декабрь 2012