Сад голубых пионов (гет)

В маггловской части Лондона шумно, людно и жарко, и Пиона ведет плечами, стараясь сбросить с себя липкое марево. Летняя духота приходит гораздо раньше положенного, застигает врасплох и крепнет, неспособная впитаться в окованную асфальтом и камнем землю. Со всех сторон колышется жар, горячий воздух забирается под одежду, и Пиона, протяжно вздохнув, едва заметно колдует.

Детям, впрочем, как и привычной Петунии, духота, кажется, и вовсе ни капельки не страшна, и Пиона расслабленно жмурится, убирая с лица дочери налипшую челку.

Уставшая идти своими ногами, Малена требует понести ее, а Пиона вместо этого покупает прогулочную коляску в ближайшем магазине, и они обе, не сошедшись в желании и возможностях, молчат уже добрые десять минут. Малена дуется и жмурится от яркого солнца, убирает опущенный козырек словно назло и грызет подаренный кузеном сахарный леденец. Пиона же упорно козырек раскрывает, хихикает про себя и сравнивает Малену с таким же непоколебимо упрямым отцом.

После происшествия с Маленой это первый раз, когда они выходят на прогулку все вместе, прихватив для спокойствия Петунию с Дадли, и мальчишки тут же сбиваются в кучку, принимаясь обсуждать какие-то свои, вовсе непонятные Пионе вопросы. Они шагают далеко впереди, и Петуния то и дело окликает их, призывая вернуться, и тогда Дадли жмурится несогласно, а Гарри и Драко молча смотрят Пионе в глаза, точно спрашивают ее позволения. Пиона же толкает перед собой коляску с Маленой, будто прикрывается ей от целого мира, смотрит на мальчишек в ответ и не отвечает ни на один их вопросительный взгляд.

— Как продвигается твоя книга? — Пиона знает, что для сестры эта тема болезненна, но все равно спрашивает.

Она поворачивает голову, глядит на поджавшую губы Петунию и видит в ее глазах удивительно упрямые искорки. Они продолжают идти, лавируя между людей, иногда оказываются отрезаны друг от друга, и тогда Пиона бросает быстрые взгляды на снующих впереди мальчиков. Две светлые и одна темная макушки мелькают между людскими телами, то и дело исчезают совсем, и тогда Пиона обеспокоенно вздрагивает и крепче сжимает ручки коляски, не позволяя себе броситься следом.

— Я сочиняю небольшие рассказы, — после недолгого молчания признается Петуния, и Пиона одобрительно склоняет голову набок, — пока не совсем то, чего я хотела, но получается, вроде, неплохо.

— О чем ты пишешь?

Способность сочинять собственные истории все еще кажется Пионе потрясающей магией, и она не может сдержать улыбку, когда видит, как стремительно разглаживается серьезное лицо Петунии. Брови сестры ползут вверх, на щеках появляются едва заметные ямочки, а на лице растягивается полная мечтательного одухотворения улыбка. Петунии определенно нравится то, чем она занимается, и она продолжит писать даже если другие будут топтать ногами исписанные чернилами листья.

— Пару лет назад Дадли притащил домой кошку, — Петуния легко улыбается, указывает куда-то в сторону узкого переулка и смотрят прямо Пионе в глаза, — он хотел оставить ее дома, но Вернон категорически запретил, и пришлось отдать бедняжку миссис Эрсон, нашей соседке. Представляешь, у нее уже три кошки и нет детей, не могу даже представить, что думает обо всем ее муж.

Пиона щелкает пальцами, сбивая Петунию с мысли, и сестра хмурится, будто смаргивает наваждение. Наевшаяся Малена протягивает остатки леденца вверх, фыркает и срывается с места, пытаясь нагнать остановившихся у яркой витрины мальчишек.

— Я написала историю о том, что кошка — это заколдованная волшебница, странствующая в поисках мага, способного снять с нее заклинание, — Петуния возвращается к мысли, смущенно жмурится и отводит глаза, — не совсем в моем стиле, да? Писать подобную ерунду.

Пиона задирает голову к небу, теряется в редких облаках и бескрайней голубизне и думает, что в мире вовсе нет никакой ерунды. Все на свете кажется ей оглушающе важным, и Пиона разминает запястья, позволяя коляске катиться впереди самой по себе.

Голубое небо разрезает белая полоса, исчезающая у самого горизонта, и Петуния, задрав голову, тоже смотрит на нее завороженно. Маленькая точка белесого самолета едва ли видна среди окруживших ее облаков, и Пиона радостно вздрагивает, когда та вырывается из плена, будто выныривает из морской пены и устремляется вдаль.

— Говорят, если самолет оставляет большой белый след, пойдет дождь, — Петуния выдыхает горячий воздух, и снова кажется, будто из них двоих — именно она умеет творить настоящее волшебство.

— Это все суеверия, — Пиона фыркает и смеется, но задирает голову снова, придирчиво осматривая оставленную летуном полосу.

Снизу огромная железная машина походит скорее на вольную птицу, и Пиона проводит ее взглядом до самого горизонта. Магия, несомненно, способна поднять в воздух нечто подобное, но ведь волшебники всего лишь придумали заставить вещи летать. Магглы же сотворили нечто еще более удивительное, создав механизм, о котором закостенелые колдуны и думать не думали.

— Тебе ли говорить мне о суевериях? — Петуния вдруг приближается, и ее дыхание жаром мажет по носу Пионы.

Малена, задрав голову, что-то увлеченно рассказывает, и мальчики слушают, обступив ее кругом. Самолет скрывается за горизонтом, но белая полоса лишь немного расплывается и бледнеет, будто отпечатываясь на небе напоминанием о чьем-то героическом подвиге. Петуния фыркает и хохочет, и Пиона, напрочь позабыв о коляске, обхватывает ее за плечи:

— О, я могу рассказать тебе о природе всех суеверий на свете.