кукурузник

Хейра родилась в деревне Камень Шора и с детства была уверена, что ничего интересного в её жизни никогда не произойдёт, как и в жизни подавляющего большинства обитателей мелких поселений. Максимум, что тут может произойти, — нашествие диких животных или разбойников, но в Камне Шора есть стража, которая снимает стрелами и тех, и других ещё на подходе. А воров, достаточно умных и профессиональных, чтоб незаметно проникнуть в деревню, тут не бывает. Зачем им какие-то бедные поселяне, у которых нечего красть, кроме еды и горстки монет, такие умельцы работают в больших городах. Всё детство Хейры прошло в родительском саду и на огородах, иногда с перерывами на игры с местными детьми, которых было немного, да и они, если честно, не устраивали Хейру по многим параметрам.

Во-первых, они не хотели учиться читать и писать. То есть, им совсем не было интересно, о чём говорится в больших пыльных книгах, которых в каждом доме копилось на полках немало. Мама говорила Хейре, что там скрываются знания о многих удивительных вещах, а детям в деревне было гораздо интересней откапывать коровьи кости и дрессировать собак, чем познавать, что же там, за обложками книг, заботливо переплетённых в мягкую приятно тёплую кожу. Сама Хейра выучилась читать довольно быстро, на радость маме, которая, в отличие от папы, погрязшего в тяжёлой физической работе, упорно считала, что каждый человек обязан быть грамотным, даже если он живёт в глухом захолустье. Сейчас, дескать, не те времена, сейчас не обучены грамоте разве что какие-нибудь вшивые Изгои.

А во-вторых, девочки и мальчики в деревне всегда держались особняком. Мальчикам уже лет с пяти вдалбливали в голову, что они должны мечтать стать великими воинами, хотя было совершенно ясно, что они станут либо шахтёрами, как их отцы, либо крестьянами, либо, в лучшем случае, попадут в стражу. Поэтому принимать в свои воинственные игры девчонку деревенские мальчишки не хотели. А девочкам точно так же вдалбливалось, что они должны мечтать выйти замуж, завести детей и быть хорошими хозяйками, поэтому их игры неумолимо скатывались к «невестам» и «дочкам-матерям». Но Хейре было скучно играть в это, ей как раз хотелось попрыгать с деревянным мечом и поубивать воображаемых чудовищ и разбойников. Так что, дабы её не сочли сумасшедшей, с детьми она контактировала слабо и только ради того, чтоб увильнуть от домашних повинностей.

Когда Хейре исполнилось семнадцать лет, родители сочли, что пора подыскивать ей жениха, уже не вымышленного, а самого настоящего. Девушка не возражала, она совершенно спокойно относилась к тому, что рано или поздно придётся стать кому-то женой, но ни капли не волновалась, что не справится с ролью жены и хозяйки. Готовила она намного хуже своей мамы, лишь бы ей самой в пищу эта стряпня годилась, а как там другие к ней отнесутся, Хейру не волнует. Прибиралась она не слишком чисто, вечно у матери находилось, чем её попрекнуть, с возрастом только больше ленилась работать на земле и ухаживать за скотом, предпочитая скорость качеству работы. Да и выглядела она, откровенно говоря, не красавицей даже по меркам типичных сельских девушек. Грудь была такая маленькая, что, даже когда Хейра щеголяла в летнем платье, приходилось приглядываться, чтоб её разглядеть. Задница не торчала соблазнительно «рюкзачком», как считается привлекательным для мужчин, а тоже терялась где-то под одеждой. Зато на боках были хорошо заметны складки, что поделать, если она большой любитель невероятно вкусных маминых пирогов. С лицом тоже не повезло, тут Хейра больше пошла в папу и унаследовала от него широкий нос, тяжёлый подбородок, густые вечно насупленные брови и жирную кожу, на которой постоянно высыпали угри и ещё какие-то внезапные болячки.

К тому же, впоследствии случилось ещё кое-что неприятное, добавившее минусов её лицу. Поехав как-то раз с отцом в Рифтен, закупаться предметами домашней утвари и продавать мясо через какого-то отцовского знакомого, она осталась сидеть в телеге, пока отец договаривался на рынке о куплях-продажах, и в это время на рынок забежал воришка, преследуемый стражей. Он бросился прямо под их лошадь, которая испуганно всхрапнула и понесла. От резкого рывка Хейра выпала из телеги и очень неудачно упала прямо на прилавок с острым оружием. Какой-то железкой ей распороло всю правую щёку, крови было много, она дважды умудрилась потерять сознание, пока ей торопливо латали рану, но на память об этом досадном происшествии навсегда остался большой уродливый ветвистый шрам от скулы до самого подбородка.

Собственно, единственным плюсом её внешности были густые чёрные волосы, тоже унаследованные от отца, но она никак не использовала этот плюс, не ухаживала за волосами и даже не расчёсывала их, нарочно заплетая в косу и кое-как заворачивая косу в куклу, чтоб не надо было возиться с ними. Расплеталось это сооружение только в банный день, и не удивительно, что несколько раз девушке приходилось выводить из волос паразитов.

Также ничего удивительного нет в том, что к двадцати трём годам жениха для неё так и не нашлось, как бы родители ни старались. В итоге они с жалостью махнули на дочку рукой, в конце концов, в семье подрастала ещё одна девочка, которой мама начала уделять гораздо больше внимания, чем в своё время Хейре, дабы воспитать из младшей дочки настоящую женщину и хоть для неё добиться «женского счастья». Хейра же отнеслась к своей невостребованности с прежним равнодушием. Ну, нет и нет, она всё равно не собирается ничего с собой делать, чтоб привлечь женихов, и её совсем не пугает перспектива остаться навсегда одной. Всё равно в её жизни от замужества изменится только то, что рядом будет крутиться чужой мужик и почему-то говорить, что ей надо делать. А детей она точно не хочет, нет-нет, насмотрелась, как мама возилась с младшей сестрой, и зареклась скидывать себе на голову такие тяжкие и совершенно лишние заботы.

Правда, когда Хейре стукнуло двадцать три, в Камне Шора объявился новый кавалер. Молодой норд, назвался Фрерихом, утверждал, что пришёл с Рифтена, и с ходу купил у одного из местных его дом, заплатив сразу всю сумму настоящей звонкой монетой, чем заслужил репутацию богатея. Конечно, ходили разговоры, мол, это воришка, нахапавший чужого добра и теперь залегающий на дно в тихой сельской местности на время, пока его перестанут искать, но, как говорится, не пойман — не вор, говорите там себе, что хотите, а так-то лучше уважать. Кто его знает, может, ляпнешь чего лишнего, — а потом найдут тебя в канаве с перерезанным горлом. Собой этот Фрерих был симпатичен, на вид лет тридцати, из плюсов — пышные льняные кудри, лёгкая романтическая щетина, выгодно выделяющаяся на фоне запущенных бород у местных парней, и богатый синий кафтан, шитый серебром, предмет зависти всего мужского населения деревни. Из минусов — слащавый взгляд скользких голубых глазёнок, отказ рассказывать о себе что-либо конкретное и явная склонность к женскому полу. В деревне ожидали, что теперь он начнёт бурные походы по бабам и настроит против себя всех местных мужиков, так что быстро придётся сворачиваться отсюда, если кости дороги, но Фрерих снова всех удивил: посватался к Хейре. Они раньше особо и не пересекались, изредка встречались на улице, обменивались репликами на хозяйственные темы, и Хейра сама была больше всех шокирована, с чего вдруг на неё свалился этот странный тип. Но родители от восторга чуть ли не до потолка прыгали: счастье-то какое, дочка в девках не останется, и живенько на всё согласились. Хейре некуда было деваться, и она, отойдя от шока, снова плюнула на этот поворот в её судьбе. Ну ладно, придётся и замуж сходить, с кем не бывает.