День за днем-3 (гет)

Пару часов сна у Егорова на диванчике и вот уже будит телефонный звонок — пора забирать сигнальный экземпляр. Поднимать народ жалко, спускаюсь в типографию сама и уже на месте перелистываю номер постранично. Слава богу, явных косяков нет, так что со спокойной душой подписываю в печать — успели.

Снова ложиться уже бессмысленно, а ближе к восьми бужу Николая — скоро начнет прибывать на работу очухавшийся после колес люд и нужно порадовать его свежим, пахнущим краской, номером. Два часа сна без удобств от сонливости не спасают, так что бодриться время от времени приходится с помощью кофе. Я-то, еще держусь, а Валентин смотрю, так с чашкой и спит, чуть не падая со стула. И Галя сопит с закрытыми глазами в обнимку с распечатками, поддерживая голову рукой, и Гончарова тоже уснула с чашкой. Усердно пялюсь в сигнальный экземпляр, стараясь сконцентрировать внимание, но это лучше выходит с картинками, чем с расплывающимися буквами. Наверно, на часок нужно было бы еще прикорнуть, а то будет не до работы. Хотя, с другой стороны, какая сегодня работа?

Из подъехавшего лифта выбирается Пчелкин — тащит упаковку отпечатанных номеров. Забираю ее и тут же раздаю по экземпляру всем участникам ночного бдения. Свеженькие! Прикрыв глаза, с удовольствием веду носом вдоль форзаца, принюхиваясь к запаху краски — лепота… Такое событие просто необходимо отметить, и мы отсылаем курьера за плюшками.

Увы, Коля их не печет — притаскивает вчерашние, почерствевшие, но и они сметаются с секретарской стойки на раз-два. Я уже накачалась кофе раньше, так что в кофейной компании не участвую, а отойдя в сторонку, продолжаю листать журнал, отмечая огрехи, которые уже не исправишь. До меня доносится голос курьера:

— А вот, кстати, в киосках уже появился.

На часах уже 9.03 и со стороны коридора возникает Людмила в темных очках — она протискивается к своему рабочему месту, обходя меня:

— Кхм... Извините, доброе утро.

Хороша-а-а…. Почему не на лифте? Или чтобы туалет не пропустить? Приподняв брови, провожаю сочувствующим взглядом, а Галина комментирует:

— О-о-о, жертвы фармакологии подтягиваются.

Подхватив журналы, невыспатые трудящиеся массы разбредаются по рабочим местам, а я, сцепив руки у живота и прижимая к себе номер, размышляю — отпустить их сейчас по домам или лучше подождать Егорова. Один Николай остается стоять возле стойки, за которую и встает Людмила. Со стороны лифта слышится приближающийся голос Зимовского и я оглядываюсь:

— Доброе утро.

Он не один, с Калугиным, оба в темных очках, прямо «Люди в черном». Странный эффект от Пчелкинских таблеток. С некоторым удивлением лицезрею на необычный тандем:

— А вы уверены, что доброе?

Калугин, тоже через силу, четко проговаривает:

— Доброе…, утро.

Любопытно, как там Алиса с Ириной Михайловной пережили Андрюшкино неадекватное поведение? Надо было позвонить, предупредить, а я как-то сразу не сообразила. Парочка топает дальше, расходясь в стороны, и я, потирая пальцем уголок глаза, подступаю к Пчелкину с новым заданием:

— Так, Николай, сгоняй в отдел продаж, стряси там с них статистику по прошлому выпуску.

Пчелкин ноет, засунув руки в карманы:

— Маргарита Александровна, вы издеваетесь?

— Почему я издеваюсь?

— Я и так всю ночь на ногах.

— Ты скажи спасибо, что не на руках. Сам пойдешь или с ускорением?

Пчелкин разворачивается к лифту, и я шлепаю его журналом по заду, заставляя стартовать. Перетрудился, блин. Вот я, действительно, всю ночь на ногах. Вздохнув, снова тру глаза, а потом отправляюсь в кабинет, дожидаться начальника.

* * *

Увы, шеф не торопится — видимо, и у Наумыча, с утра, синдром «человека в черном», отлеживается дома, поправляя здоровье. Ну и правильно — новый номер ему и туда отвезут. Так что до обеда, волей-неволей, приходится сидеть на хозяйстве и не торопиться ехать отсыпаться.

Потихоньку редакция оживает, голоса становятся бодрее, а темные очки отправляются в сумки, портфели и ящики столов. Есть мысль пойти к Андрею и проверить отошел ли после вчерашнего, но узнаю это еще не дойдя до его кабинета — оттуда раздается громкий голос и я останавливаюсь возле двери, не желая мешать. Меня не видно за непрозрачной притолокой и проявиться не тороплюсь, не испытывая по этому поводу комплексов — Андрей разговаривает по телефону с дочкой, а развивать дружбу с ней не менее важно для меня, чем любовь с ее отцом.

— Алисочка, родная моя, любимая, послушай, пожалуйста. Если ты не хочешь отмечать в этом детском кафе, то естественно мы в нем ничего отмечать не можем.

Отмечать, что? Намечается какой-то праздник? Сложив руки на груди, задумчиво гадаю, что за мероприятие и как бы мне в нем тоже поучаствовать. Слова Андрея «рядом всегда, всю жизнь» очень меня позавчера впечатлили и слово «семья» уже не кажется диким и смешным.

— Да малыш, послушай, но это же твой день рождения, мы его проведем, как ты захочешь.

День рождения! Улыбка расползается до ушей — это же здорово! Праздник втроем, вместе.

— Но только, Алис, давай мы с тобой договоримся … А-а-а..., какие бы варианты я тебе сейчас не предлагал, ты от всего не отказываешься, да?

Привалившись спиной к притолоке, стою, склонит голову на бок, ласково улыбаясь разговору и представляя, как обрадуется Андрюшка моему предложению отпраздновать день рождения дочери по-семейному. Это же то, что нужно! То, о чем он говорил!

— Поэтому, мы давай сделаем так — ты сама хорошенечко обо всем подумаешь, перезвонишь мне и скажешь «папа, я хочу отмечать там-то и там-то, во столько-то, во столько-то, такого-то числа, хорошо? И мы с тобой все устроим, ладно?.... Ну, вот и умничка, девочка моя. Все, а сейчас извини, мне надо работать.

В голове зреет план, но для его реализации сначала лучше договориться с маленькой подружкой. Оттолкнувшись от притолоки, так и не зайдя к Андрею, иду к себе — у меня там осталась мобила. Вслед доносится:

— Я тебя тоже люблю, все давай, целую. Пока.

Оказавшись на рабочем месте, тянусь за телефоном, затерявшимся среди бумаг, и набираю знакомый номер. В ожидании мотаюсь с трубкой у уха вдоль окна, позади кресла. Наконец, слышится:

-Алло... Марго!

Как же давно мы не болтали…. При звуках знакомого голоса моя улыбка непроизвольно расползается шире и шире:

— Ну, привет, принцесса.

— Привет, как я рада тебя слышать.

— А я-то как рада. Мы же с тобой, наверно, уже тысячу лет не виделись.

— Люди столько не живут.

— А ты проживешь.

— Как это?

— Ну, принцессы в сказках обычно долго живут.

— Так то, в сказках.

— А мы рождены для чего? Правильно, чтоб сказку сделать былью.

— Что?

Останавливаюсь, положив руку на спинку кресла. Действительно, болтаю и болтаю все подряд, на радостях. Двигаю марксизм-ленинизм с его поговорками не в том направлении.

— Да так, ничего... А-а-а... Ты хоть знаешь, зачем я звоню?

— Зачем?

— А мне тут сорока на хвосте принесла, что у тебя завтра день рождения!

Снова начинаю вышагивать вдоль окна, обхватив себя рукой за талию.

— Какая сорока?

— Ну, ты представляешь, прихожу я на работу, а у меня на подоконнике сидит сорока и говорит мне…

— Ты шутишь? Так не бывает.

— Ну, про сороку, конечно, шучу, а вот про день рождения нет. Я надеюсь, ты меня пригласишь?

— Конечно, приглашу. Только мы пока еще не знаем, как будем отмечать.

— Ну, думаю, две умные девочки, что-нибудь, да придумают, м-м-м?

— Обязательно.

— Ну, тогда до встречи?

— Ага.

Получив главное одобрение, выскальзываю в приоткрытую дверь кабинета и иду к Андрюшке, быстро наливаясь радостным сиянием. Настроение, уау, будто у самой праздник — приподнятое и благожелательное. Притормозив свой торопливый бег, и слегка коснувшись рукой притолоки, буквально впархиваю в кабинет художественного редактора:

— Андрей, привет!

Сцепив сзади руки, подхожу, пританцовывая, вплотную к Калугину, который, наконец, отрывает глаза от компа:

— Привет.

Что-то он суровый какой-то… Ничего, сейчас настроение подправим, и я заглядываю в монитор:

— Не помешаю?

Номер вышел, можно пару деньков и дурака повалять, а не сидеть загруженным букой… Андрей мотает головой, глядя в экран:

— Не, не, я уже почти закончил.

Он встает, поглядывая несколько настороженно на меня, и я отвожу глаза, не зная как лучше навязаться в участницы предстоящих торжеств.

— Слу-ушай, я тут узнала, что у твоей дочери завтра день рождения?

Калугин почему-то напрягается:

— Отлично. Ну, да... Откуда?

Реакция не очень понятная и я игриво отшучиваюсь:

— По новостям сказали.

Андрей подхватывает, расслабляясь:

— Да? По какому же каналу?

По какому, какому… Задумчиво чешу голову, выпятив нижнюю губу:

— Да, по всем! Куда ни щелкни: кругом...

Устремив взор вдаль, и чуть подпружинив в коленках, обвожу рукой широкой дугой, углы кабинета:

— Мы прерываем нашу передачу для экстренного сообщения — завтра у Алисы Калугиной день рождения!

Андрей хмыкает:

— Браво.

А той. Теперь можно и намекнуть, зачем пришла. Правда первая реакция Калугина уже зародила червячок сомнения, и я с этим ничего поделать не могу. Наконец, решившись, чуть склонив голову на бок, просяще смотрю на Андрюшку:

— Слушай, я хочу сделать для нее праздник.

Тот вдруг отводит глаза:

— Н-н-н... Маргарит, конечно большое спасибо, только с чего вдруг?

В смысле? Что значит, вдруг? Можно подумать у нее каждый месяц день рождения. Я помню желание Калугина отгородить Алису от меня, но он же сам, еще позавчера клялся… Упрямо повторяю:

— Ну, просто хочу и все.

Выжидающе смотрю прямо в лицо — похоже, мою семейную идею он воспринял без восторга. Калугин молчит, и это молчание говорит больше слов — ничего не меняется. И вся бла, бла, бла ушла в свисток вместе с отъездом Шепелева. Если сейчас уступить, все покатится назад, и я потеряю все отвоеванные позиции — уж я-то, Калугина знаю, изучила. Так что не отступаю — продолжаю неотрывно ловить взгляд и ждать честного ответа.

— Спасибо тебе большое, мне очень приятно, но…

Дежурные благодарности делают только хуже, и Калугин замолкает, не зная как вывернуться. Несколько секунд он продолжает мяться и топтаться на месте, выдавливая из себя бессвязные звуки и наконец, рожает:

— М-м-м... Может, лучше не стоит?

Он усаживает меня в свое кресло, и я не сопротивляюсь, устраиваясь нога на ногу — видимо сейчас последуют объяснения и уговоры в ненужности моего участия. Хочется услышать, до чего он договориться. Или все-таки, пора брать билеты в Стокгольм? А что, виза есть. Калугин бродит за спиной, подыскивает слова:

— Маргарит, послушай, мне кажется, что не надо смешивать — наши с тобой отношения это наши отношения...

А у нас есть отношения? Пока только обещания, от которых уже пытаются отказаться. Мне обидно за свою наивную радость, за желание провести праздник втроем и я, насупившись, бросаю на Калугина обиженные взгляды.

— А день рождения Алисы, это же день рождения.

То есть Алиса к нашим «отношениям» отношения не имеет? Всю жизнь, рядом, до конца, без Алисы? Это уже бред! Последний пассаж вызывает недоумение, и я вскидывает голову, пытаясь поймать его глаза.

Андрей усаживается на столик у стены и, наморщив лоб и подавшись мне навстречу, почему-то ждет одобрения своим дурацким умозаключениям. Может быть, он и думает, что его изворотливая логика выруливает на что-то понятное, но мне очевидно одно — он не хочет моего возвращения в его семью и сближения с Алисой. И значит, песня про гарантии не окончена, и может быть, именно сейчас, запускается по новому кругу. Все-таки, какая же я доверчивая дура!

Напряженно вглядываюсь Андрею в лицо, но по нему фиг, что поймешь.

— Водку с пивом не нужно смешивать, это я точно знаю, а здесь что?

Сцепив зубы, жду честного ответа, но Калугин прячет взгляд:

— Да ничего, просто….

Перебиваю, не давая собраться и придумать отговорку:

— Что, просто?

Но Калугин уже нашел повод, хотя и хилый:

— Марго, ну она пригласила своих подружек, одноклассниц.

Преграда совсем слабая и я легко ее преодолеваю:

— Да ради бога, пусть приходят.

Калугин молчит с надутым видом, не зная, что еще придумать. Приходится надавить:

— Андрей, неужели ты не понимаешь... Я точно знаю, что Алиса меня любит, и я ее люблю. Почему я не могу сделать для нее праздник?

Калугин молчит, потом сглатывает. Ну не получается у него завести старую шарманку после всех своих обещаний, да еще сделанных при Аньке. Хотел бы, но только выглядеть он будет при этом совсем не nice. Наконец Андрей сдается, может быть вспомнив о Шепелеве и, приподнявшись со стола, лезет в карман за телефоном, а потом со вздохом садится на прежне место:

— ОК.

Набрав номер, Калугин прикладывает мобильник к уху, и отходит, повернувшись ко мне спиной. Он бродит с телефоном по кабинету, а я исподлобья слежу за его перемещениями.

— А… Алле, мамуль, это я привет... Скажи мне, пожалуйста, ты заказала уже этих клоунов, которых мы хотели? … Нет? Ну, вот и отмени.

Фу-у-ух…. Вздохнув с облегчением, отвожу локон за плечо и приглаживаю волосы. Маленькая, но победа!

— Я, говорю, отменяй.

Если мне и неудобно, так только за хлопоты Ирины Михайловны, но устроить почти семейный праздник для Алисы, да с моим участием, считаю гораздо важней всех клоунов вместе взятых.

— Да не волнуйся ты, все будет хорошо, поверь мне. Я тебе дома все объясню, ладно? Все, давай, целую, пока.

Калугин вновь присаживается на столик напротив, дает отбой и тут же снова вскакивает, видя мой порыв уйти. Благодарно бормочу, опустив глаза:

— Спасибо.

— Да, тебе спасибо.

Все-таки Андрюшка молодец — трудно ему, но он себя преодолевает. Уверяю его:

— Я думаю, Алиса не пожалеет.

Калугин уже прежний, улыбающийся и любимый:

— Ни секунды в этом не сомневался.

— Андрей, поверь... М-м-м…, для меня это очень важно.

Иначе теряется весь смысл быть той, кто я теперь — Марго. Он нежно проводит пальцем по моей руке сверху вниз:

— Для меня тоже.

Сердце обдает нежностью, и я радостно улыбаюсь в ответ — еще немножко, еще несколько шажков навстречу, и все образуется. Довольная, не торопясь, ухожу из кабинета — вот теперь есть смысл не просто свалить с работы с обеда, но провести остаток дня с пользой и в приятном обществе.

* * *

Сказано — сделано, сначала перезваниваю Алисе рассказать об итогах переговоров с ее папашей, а еще сообщить, что клоуны отменяются — будем сами придумывать себе праздник, потом объявляю приехавшему в редакцию Егорову, что караул устал караулить и пора бы отправить его на отдых. Шеф не возражает, и я еду на улицу Поликарпова, забирать Алису из школы. Хотя на табличке и значится №1288 с углубленным изучением английского языка, но классная учительница совсем нечопорная, меня помнит, и мы с ней даже успеваем поболтать немножко, пока девочка собирается, причем поболтать совершенно по-русски.

У меня на сегодня планов громадье и для начала мы, купив мороженное, отправляемся гулять по ближайшему бульвару. Держу Алису за руку, а другой, на которой на плече висит сумка, тащу девчачий портфель — что в нем не знаю, но тяжесть ощутимая. Девочка рада безмерно:

— Марго, как здорово, что ты пришла за мной в школу!

Конечно, здорово. На душе светло, ветерок развевает волосы, и я смеюсь:

— Хэ... Еу, а как могло быть по-другому? Я же тебе сказала по телефону, что нам очень многое надо обсудить.

Встрепенувшись, переспрашиваю:

— Ты, кстати, подумала, что хочешь на свой день рождения?

— А я думала, у тебя есть предложения.

Как мы замечательно разговариваем, как самые близкие подруги! И это наполняет сердце теплом и радостью.

— Нет, ну, у меня-то есть, но я хочу знать, чего ты хочешь.

Алиса, замешкавшись, рассуждает:

— Ну, например, у Светки Кравцовой все были пиратами, было круто.

Внимательно слушаю — похоже, у них в классе мода на костюмированные праздники, и это можно использовать.

— А у Лешки Дятлова все было по комиксам.

Нет, повторяться мы не будем, и я бодро качаю головой:

— Так, стоп — машина, Алис, мне не интересно, что там и у кого было, я хочу знать, чего ты хочешь.

Алиса, размахивая вафельным рожком с мороженным, поджимает губы:

— А я не знаю, чего я хочу.

Честно и предсказуемо. Но пираты с комиксами это прошлый век.

— Так, понятно. Тогда есть предложение.

Быстро прокручиваю варианты, но все они не лучше сказочных героев и космонавтов, а потом мечтательно поднимаю глаза вверх — было у меня в школе одно заветное желание — разъезжать со «Спартаком» по нашей большой стране. Открыв рот, зависаю на секунду:

— А как тебе вечеринка в стиле фан-клуба?

Мы останавливаемся, и я наклоняюсь к девочке, ожидая ответа. Алиса переспрашивает:

— Какого фан — клуба?

Как какого? Самого главного. Присев на корточки, устраиваю ранец на коленях и заговорщицки распахиваю глаза по шире:

— Ну, например, футбольного. «Спартак», знаешь такую команду?

— Конечно, знаю. Только причем тут день рождения?

Порыв ветерка бросает волосы мне в лицо, и я отвожу их рукой в сторону.

— Ты, что? Ты знаешь, как это все можно круто сделать! Ты же любишь футбол?

Алиса смотрит на меня сверху вниз и соглашается:

— Ну, да.

Мне уже самой идея нравится все сильнее, и я вопросительно протягиваю ладошку:

— Ну, вот ты же видела, как фанаты на трибунах болеют?

У девочки вдруг загораются глаза:

— С дымовухами?

Ну, с дымовухами, нас Калугин не поймет, так что поднимаюсь с корточек и спешу ограничить фантазии разумными рамками:

— Нет, мы сделаем без дымовух. Мы купим всем майки, шарфики, раскрасим лица.

Взмахнув рукой, показываю, где у нас будут красоваться прелести face-арта. Алиса восторженно перебивает:

— Все, все, все, я поняла, поняла! Супер! Юрка Поздняков в обморок упадет!

Ого, у нас уже есть кавалер? Шутливо клоню голову на бок:

— А кто такой Юрка Поздняков?

— Да так, просто друг.

Просто друг. Тепло улыбаюсь откровениям малышки — она мне доверяет!

— Ха. Ну, понятно. Пошли-и.

Взявшись за руку, продолжаем путь.

* * *

Перекусив в кафе и накупив по пути домой маек, флажков, красок и прочей фанатской мишуры, приезжаем на Новослободскую только к пяти часам. Вывалив содержимое сумок на диван в гостиной, провожу мастер — класс по face-арту, раскрашивая щеки Алисы в спартаковские расцветки. Мы уже примерили на нее футболку и даже вплели в косички красную и белую ленточки. И вот теперь спортивный макияж — на одной щеке эмблема клуба, на другой российский флаг! Алиса сидит как прилежная ученица, ждет результата, затаив дыхание, а я, развернувшись к ней боком и переплетя от усердия ноги, аккуратно вывожу тонкой кисточкой штрихи, макая иногда ее хвостик в стаканчик с краской, зажатый в руке.

Девочка осторожно интересуется:

— А это потом смоется?

Придерживая пальцами ее подбородок, скриплю:

— Нет, все время так и будешь ходить.

Глаза ребенка испуганно распахиваются:

— Ты что, серьезно?

Приходится успокаивать:

— Ну, шучу я, Алис, господи. Это же обычный грим, как у актеров в театре.

Малышка соглашается, опустив глаза вниз:

— И в кино.

— Ну да, в кино людей тоже гримируют.

Наконец процесс кажется завершенным, и я слегка отстраняюсь, разглядывая с расстояния свое творение. К-р-ррасота!

— Ну что, по-моему, отлично, вообще супер.

Взяв со столика круглое зеркало, поднимаю его перед Алисой — пусть заценит:

— Смотри.

— Круто! А знаешь чего? Давай кричалку повторим?

О кричалках я ей рассказала, пока гуляли в парке, и видимо это произвело впечатление.

— Давай…. Сейчас.

Оглянувшись, ставлю зеркало назад, и мы хором скандируем:

— В мире нет еще пока, клуба лучше «Спартака»! Московский «Спартак»!

Дружно хлопаем в ладоши:

— Московский «Спартак»!

Раздухарясь, шутливо высовываю язык донельзя, тараща глаза, а Алиса дудит в гуделку. Класс! Мы даже не слышим, как в прихожей что-то происходит — просто на пороге комнаты появляется Андрей, и я оглядываюсь на него со смехом. Калугин хохочет, сложив ладони перед собой:

— Хэ... А чего это у вас тут такое?

Алиса вскакивает, подбегая к отцу и прижимаясь к нему:

— Пап у нас будет фанатский день рождения!

— Какой?

Он целует дочь в макушку.

— Мы, как будто, фанаты «Спартака».

Правда, здорово придумано? С улыбкой до ушей киваю, подтверждая, и Андрей хмыкает:

— Ага. Ну, я надеюсь, ОМОН вызывать не придется?

Без дымовух, обещаю!

— А мы образцово-показательные фанаты.

Калугин проходит c порога к дивану, с лежащим здесь ворохом красно-белых атрибутов:

— Слушайте, ну вы даете!

Пока Алиса разглядывает кисточки и краски, и мажет ими по тыльной стороне руки, он садится на диван возле меня, забирая с сидения колпак:

— Подожди, Маргарит, а ты... Ну, вот, уверена что…

Довольная до пузырей, встряхнув головой, оглядываюсь на девочку — похоже, она счастлива, и это будет замечательный день рождения! Калугин смущенно мнется:

— Все это, как и надо, да?

Как и надо. Да! С сияющими глазами не отступаю:

— Да ты что, посмотри, как ее прет!

Смеясь, откидываю волосы за плечи, приглаживая то с одной стороны, то с другой.

— То, что прет, я не сомневаюсь. Я просто к тому, что к ней это, ну..., подружки придут.

Никак не пойму о чем он:

— Ну и что?

— Это же девочки, Маргарит.

Острожный намек на мои прежние замашки и интересы? Типа зря разрешил плохо влиять на дочку? Да на трибунах девок — болельщиц не меньше, чем мужиков! Размахивая флажком, решительно пресекаю гнилые разговоры:

— К ней придет Юрка Поздняков, а для Юрки Позднякова это — вообще отпад башки!

Калугин недовольно морщится:

— Класс… А кто такой Юрка Поздняков?

Cделав удивленные глаза, оглядываюсь на маленькую подружку:

— Алис!

Та поднимает голову.

— Ты слышала? Твой папа даже не знает, кто такой Юрка Поздняков!

Укоризненно гляжу на Андрея:

— Ну, ты даешь, папаша.

Взяв из рук Калугина колпак, натягиваю его Андрюхе на голову:

— О!

Очень подходит. Пристыженный отец с улыбкой отворачивается:

— Мда, ну ладно…

Ржу, глядя на него, а он дует в гуделку.

* * *

Оставив девочку развлекаться с красками дальше, собираюсь домой, вешаю на плечо сумку и мы с Андреем спускаемся вниз, обсуждая завтрашние праздничные перипетии. Калугин придерживает дверь, и я выхожу из подъезда первой, не прерывая рассказа о наших с Алисой планах:

— А потом я принесу кучу записей с матчей "Спартака", там куча голов, классных моментов. Обставим все по высшему!

Мне так хочется, чтобы все получилось, хочется доказать, что ни Андрей, ни его семья во мне не разочаруются, что Алиса будет со мной счастливой и довольной. Наметившийся успешный шаг к нашему общему сближению так здорово воодушевляет, что энергия и радостные эмоции, кажется, брызжут из меня во все стороны. Андрюшка идет рядом, не спорит и с улыбкой кивает.

Это что за недоверие? Шутливо толкаю его в плечо:

— Что ты смеешься?

Мы останавливаемся, но Калугин лишь хохочет, поднимая успокаивающе руки:

— Ничего, ничего… Вот, по истине…

— Что, по истине?

Мы снова продолжаем путь по двору к арке, к выходу на Новослободскую.

— Что талантливый человек — талантлив во всем.

Довольная похвалой, неторопливо иду, сложив руки на груди и жду с улыбкой продолжения.

— Ты знаешь, у меня такое ощущение, что если тебя когда-нибудь сделать детским аниматором, да… Ты и там всех уделаешь!

Смущенно морщу нос. Вообще-то дети не мой конек, но Алиса это нечто особенное… И почему в аниматоры? Нет, чтобы записать в президенты или киноактрисы.

— Да, ладно тебе.

— Нет, действительно, каждая деталь, все соблюдено, все выверено.

Возле арки останавливаемся. Все выверено, потому что есть стимул, да еще какой.

— Это потому, что я…

Моя маленькая подружка необыкновенная девочка, очень хорошая. Чуть помолчав, признаюсь:

— Алису очень люблю.

Калугин доволен:

— Это хорошо. А ее папу ты любишь?

Очень! И, кажется, вполне дозрела обсудить этот вопрос в более романтической обстановке и наедине. Жаль пообещала не торопить с подобными переговорами. Вскинув голову, смотрю на Андрея и пытаюсь отшутиться, убирая за ухо растрепавшийся от ветерка локон:

— А с ее папой мы поговорим об этом позже.

Потом, подсунув руки назад под волосы, поправляю сзади на шее завязки платья. Калугин невесело смеется:

— Отлично. Когда, на мой день рождения, что ли?

Хозяин-барин, можно и пораньше. Игриво склонив голову, стреляю глазами в сторону Андрюшки:

— Не знаю, все будет зависеть от него.

— М-м-м.

Правда до этого ему следует с корнем выкорчевать все те намеки, что он мне бросал в лицо еще несколько дней назад. Сцепив руки внизу живота и глядя Калугину прямо в глаза, задаю самый беспокоящий вопрос:

— Андрей, скажи, пожалуйста, ты все еще видишь во мне мужчину?

Правду до конца он не скажет, я знаю, иначе не ломался бы утром с этим днем рождения, но мне очень важно, чтобы он громко и четко артикулировал свое отношение ко мне. Калугин мотает головой и тянет руку дотронуться до моего виска:

— Марго, я тебя очень прошу: давай больше никогда не будем возвращаться к этой теме, ладно?

Не будем. Хотя ответ уклончив, как всегда. Но все равно я его принимаю — так или иначе, но Калугин берет на себя обязательства не обзываться и не попрекать, а это уже немало. Сказанное позволяет спокойно вздохнуть и улыбнуться с фразой из «Покровских ворот»:

— Заметьте, не я это предложила.

Калугин обещает:

— Ну что, я слово держу.

Поживем — увидим, я довольно смеюсь, потом касаюсь его плеча:

— Ну что, до скорого?

— До скорого.

Помня его последние поцелуи в висок, предложить большего не рискую и делаю шаг в арку, но Андрей сам останавливает меня, качая головой:

— Даже не поцелуешь?

Что ж сам напросился. Но хочется похулиганить, напомнить его собственную избыточную скромность и я, покусывая губу, тянусь чмокнуть в уголок рта, а потом с улыбкой отворачиваюсь. Калугин со смехом протестует:

— Не-е-е, ну, я так не играю.

Он берет меня за шею, притягивает к себе и мы начинаем целоваться. По-настоящему! Как тысячу лет назад! Наконец со смехом вырываюсь и он приобнимает меня за талию:

— Пойдем, я тебя провожу.

Андрюшка и правда меня любит и успешно преодолевает свои преграды… Все остальное мелочи и ерунда, прорвемся. Путь через арку короток, но так не хочется расставаться. А если он мне и такси поймает, то вообще будет супергерой.

Домой приезжаю рано, и рано заваливаюсь спать, не дожидаясь Сомовой с вечернего эфира — вот теперь можно выдрыхнуться сразу за двое суток!