Вдвоем теплее (гет)

Июнь 2020

Степа, как и обещал, не звонил, не приходил, и это, вопреки всей логике, слегка задевало. Хотя сама же этого добивалась. Сомневаться в его чувствах не приходилось, но от его отсутствия было тоскливо. Было приятно хотя бы изредка чувствовать себя нужной.

Но… скучать не давали психологи — теперь уже двое. Той самой новой методикой Михаил не владел, отправил Риту к своей коллеге, пообещав обрисовать всю ситуацию, чтобы упростить их работу. Коллегой оказалась молодая девушка, что Риту сначала насторожило — все же хотелось иметь дело с опытным специалистом, но, как и в случае с Михаилом, тревоги быстро улеглись — по разговору девушка Наталья показалась компетентной и уверенной в своих знаниях.

Суть методики сводилась, как объяснила Наталья, к переработке информации. Возможность реализовать распространенное выражение «не можешь изменить ситуацию — измени отношение к ней» весьма обнадеживало, но Рита не могла поначалу понять, как она может изменить свое отношение к похищению Лизы. Да и все то, что Наталья рассказывала, все эти «десенсибилизация», «отрицательное и положительное самопредставление», «целевое и адаптивное воспоминание» сначала повергли в некоторый шок — Михаил, видимо, ее щадил и профессиональных терминов употреблял немного. Да и многое Рита в силу специальности понимала сама. Наталья же огорошила поначалу перечислением задач, которые они должны решить, но в дальнейшем по мере постепенного разбора ситуации стало проще и понятнее.

Основной задачей до начала терапии было определение причин панических атак. С Михаилом они это уже сделали, для чего пришлось много чего раскапывать в привычных рабочих ситуациях и во всех личных событиях этого времени. Результат Риту наверно уже и не удивил — слишком много удивляться довелось за последние недели.

Она была уверена, что причины должны быть связаны с Лизой или Глебом, с темой детей, возможно, в более глобальном смысле. И когда все оказалось глубже и сложнее, поняла окончательно, что без помощи профессионала сама ни за что до этого не додумалась бы.

Путь к истине Михаил начал с незначительного, как ей сначала показалось, вопроса.

— Кто ведет расследование? То есть кто является координатором всех действий и держит в руках все аспекты расследования?

— Начальство, — кивнула Рита. Упоминать Рогозину прямо посчитала некорректным. — Бывает, что старший опер, когда никого из начальства нет. Но это редко.

— То есть вы сами делаете только то, что вам велят? — уточнил Михаил. — Съездить туда-то, арестовать того-то?

— Ну, практически да, — Рита не стала вдаваться в мелочи, пока не понимая, к чему он клонит.

— А вы лично, Маргарита, знаете только то, что необходимо для выполнения конкретной задачи, или вы обычно в курсе всего дела?

— Почти всегда в курсе.

— Вам самой важно знать все? Выполнение задачи от этого зависит?

Рита задумалась.

— Бывает по-разному. Когда-то мелочи знать необязательно, когда-то надо быть в курсе, чтобы элементарно знать, что нужно, к примеру, найти при обыске.

— А вы всегда в курсе?

Рита снова задумалась.

— Пожалуй, да.

— Вам важно быть в курсе?

— Да.

— Почему?

На этот раз задуматься пришлось надолго.

— Не знаю. Потому что важно. Напарник может что-то забыть, пропустить… Да и это просто… эффективнее.

Ей тогда показалось, что этот момент исчерпан, да она и вовсе не поняла, к чему врач задавал все эти вопросы. Но Михаил впоследствии вопрос за вопросом раскрутил много других ситуаций, где, как оказалось, Рите было важно контролировать ситуацию. И выдвинул версию, что после похищения Лизы у нее сформировался страх потери этого самого контроля. И он, в том числе, кроме страха повторения, не давал ей отойти от коляски маленького Глеба. А потом незаметно для нее распространился на другие сферы жизни, напрямую не связанные с детьми.

Затем Михаил вплотную занялся историей ее отношений со Степой. И, когда они подошли к вероятности того, что в ходе поддержки и опекания Степы она частично перенесла на него нереализованный материнский инстинкт, Рита начала наконец что-то серьезно понимать. В непроглядной тьме всех проблем забрезжил свет в конце тоннеля — просто потому что стало многое понятно.

Первую паническую атаку она тогда уже сама связала с тем, что прямо перед этим приняла решение сказать Степе «нет». «Вы твердо были уверены в своем решении?» — спросил Михаил. Рита ответила, что на тот момент ей казалось, что да. Но потом стало хуже, начались атаки, появилась неуверенность в себе из-за них, и на фоне этого стали чаще появляться мысли о Степе. Он пытался ее поддержать, и она против воли понимала, что нуждается в какой-то степени в этой поддержке. Несмотря на то, что привыкла решать все свои проблемы самостоятельно. «Вам сейчас необходимо его опекать? Вы знаете, где он сейчас, что делает?» Рита копалась в себе несколько минут. «Я знаю, что он в порядке».

Вторую атаку объяснить с новыми знаниями было просто — на фоне нестабильного эмоционального состояния стала более уязвима, и реакция на взрыв и Степино ранение не заставила себя ждать. Все тот же утерянный контроль и все тот же страх потери.

Немаловажным фактором, как объяснил Михаил, было и то, что она насильно подавляла эмоции после истории с возвращением Лизы. Как и многие годы ранее, она по привычке запрятала собственные эмоции вглубь сознания, полностью уйдя в работу, а подавляемые эмоции — это один из шагов, как сказал Михаил, навстречу к паническим атакам. «Вы ни с кем не делитесь своими переживаниями, вы не позволяете даже самой себе думать о том, что вас тревожит. Но тревожить оно от этого не перестает. Организм не знает, как еще до вас достучаться, — пояснил он, — и объяснить вам, что ему плохо. Поэтому выбирает такой способ».

Тот факт, что она сама отчасти виновата в возвращении панических атак, уже не удивил. Приняла как данное.

Теперь, когда чувства к Степе были разложены по полочкам, ситуация виделась несколько проще. Вся проблема упиралась только в два момента — страх новой боли и то, что с ней у Степы не будет полноценной семьи. Вызывать собственное сознание на честный разговор было уже делом почти привычным, потому одним прекрасным вечером Рита заставила себя максимально искренне разобраться с этими моментами.

Заварила любимый чай, уселась за стол на кухне и даже лист бумаги приготовила, как учил Михаил.

Она готова была признать, что страх стал меньше. В последнее время она стала бояться отношений вообще, но Степа своим поведением раз за разом убеждал в том, что ему можно верить. Он не предаст и не бросит одну наедине с проблемами. Нет, она, конечно, и так это знает. Знает, что семья для него — самая главная ценность в жизни, что ради своей семьи он расшибется в лепешку, но сделает все необходимое, и что для него именно семья будет на первом месте.

По большому счету она даже могла бы рискнуть. Если говорить только о самой себе, она могла бы рискнуть ради возможного гипотетического счастья — слишком устала и слишком заманчивым оно было. Снова будет больно?.. Вот уж ей точно не привыкать. Больнее, чем в момент обнаружения пустой коляски, или когда она уходила, оставляя сына, все равно уже не будет.

Но есть еще Степа. И именно в семью-то все и упирается. Рита вывела крупными буквами: «Семья». Провела вертикальную черту, разделяя лист на две половины — для «за» и «против». И задумалась.

Она с рождения Глеба поставила крест на собственном материнстве. Ну какие могут быть дети, если она не смогла пережить похищение дочери и не смогла растить сына?..

То, что сказал Михаил про упущенную возможность пройти терапию еще тогда, вызывало злость к той тетке, корчившей из себя профессионала, и… заставляло задуматься, так ли все безнадежно. Ведь сейчас, после пройденной терапии, может появиться шанс, что панических атак больше не будет, а восприятие Ритой похищения Лизы изменится. То есть… чисто технически есть шанс, что она сможет взять на себя ответственность за ребенка.

Конечно, решиться на ребенка после стольких лет уверенности, что больше никогда детей не будет, — почти немыслимо. Но даже это вопрос времени. Две полоски на тесте быстро поставят мозги на место и расставят приоритеты.

Остается проблема возраста. Даже несмотря на отличную физическую форму и отсутствие хронических заболеваний, сорок — это сорок. Не девочка. Рисков много. И даже две предыдущие беременности уже не идут в зачет — при таком большом перерыве между второй и третьей третьи роды считаются за первые.

Да, можно пройти обследование. Да, есть специальные анализы при наступлении беременности для тех, кто рискует рожать в немолодом возрасте, чтобы исключить патологическое развитие плода. Наверняка есть множество препаратов, витаминов и прочего, что поможет организму прекрасно справиться с беременностью. Но все равно это риск.

В правой графе, отвечающей за «минусы», Рита написала: «40».

Суррогатное материнство?.. Во-первых, это лотерея, а цена проигрыша слишком высока. Женщина, вынашивающего чужого ребенка, имеет право оставить его себе — закон, вызывающий много споров, закон, к которому по-разному можно относиться, но в любом случае чудовищный для пары родителей, которые после девяти месяцев ожидания так и не увидят своего ребенка. Во-вторых… Рита представила молодую девушку, которая девять месяцев будет вынашивать их с Даниловым ребенка, и пришла в ужас. Сначала от смеси ревности, обиды и уязвленной женской гордости, потом — от того, что она это все почувствовала. Оказывается, эта женско-материнская гордость в ней еще есть!.. А она думала, что нет, ведь та молчала, даже когда сын называл ее Ритой и слово «мама» употреблял по отношению к своей приемной матери.

Непрошенные эмоции Рита попыталась запить полуостывшим чаем и уставилась на пустующую левую половину листа. Плюсы?.. Что она тут может написать?.. Давно забытое чувство при виде своего только что родившегося ребенка, искупающее боль и мучения родов?.. Она слишком тщательно стирала из памяти те воспоминания. Или чувство, возникавшее у нее оба раза, когда в роддоме приносили детей — чувство уверенности, что она теперь никогда не будет одна. Пф!.. Вспоминать смешно.

Но несмотря на боль от этих размышлений за белой чистотой половинки листа уже вставала картинка возможного счастья. Да, она знает, что есть шанс, что все будет иначе. Что она действительно будет не одна, а с ребенком и любимым мужчиной. Она знает, что есть шанс, что они оба никуда от нее не денутся. Ох, она прекрасно знает, каким внимательным и заботливым отцом был бы Степа!.. И от одного представления его, счастливого, с ребенком на руках, внутри заныло так, что хоть вой.

Шанс же ведь есть!.. Найти врачей, сократить риски… Не одна она такая, кто в сорок родить хочет.

Стоп. Хочет?.. Нет, она не хочет!.. Она… Не знает она ничего!

Все, стоп, остановила она себя тогда и выбросила листок. Надо оставить все попытки принять решение до того времени, когда сможет думать чуть более рационально. Сначала надо разобраться с собственными проблемами, потом уже думать о возможной семье.

Вскоре после этих размышлений случилась поездка в торговый центр и совсем случайный разговор о деньгах. Каким-то образом выяснять отношения в тот раз Рита не собиралась — боялась, что Степа заговорит о поцелуе, потребует определенности, но он, видимо, и по ее поведению на работе понял, что она ни к какому выяснению отношений не готова. Все произошло само собой. Разговор про психолога, упомянутые деньги, Степина обида — и вдруг его слова про то, что он сам ходил к психологу. Это настолько поразило, что все доводы про то, что не надо больше давать ему никаких надежд, отошли на задний план, а на поверхности остались лишь эмоции.

Сил жалеть о сказанном и ругать себя уже не осталось. Приняла совершенное как данность, в конце концов, действительно давно пора было дойти хоть до какой-нибудь определенности. Окончательное решение все равно еще впереди. И Степа наверно это знает.

Тем более что впереди основная работа с психологами. Ей нужны силы, и она не может тратить их еще и на их непонятные отношения.

* * *

Июнь 2020

В какой-то момент стало легче. Степа сам не заметил, когда именно, но вдруг поймал себя на ощущении, что все в итоге, возможно, будет хорошо. Гнетущее чувство неизвестности почему-то прошло, хотя большой уверенности в том, что Рита примет правильное решение, у него не было. Может быть, сумел принять ситуацию как она есть, понимая, что никак больше не может на нее повлиять.

Наверно, легче стало все же после разговора с психологом. Идея пришла неожиданно — размышлял, как бы понять, что происходит с Ритой, и как-то незаметно пришел к мысли, что узнать это проще простого было бы у ее психолога. Да и самому к нему можно было бы наведаться — Рогозина могла же случайно узнать, что он у него так и не был. Но психолог, конечно же, не станет ему ничего рассказывать — врачебная тайна, профессиональная этика и все такое прочее. И даже в общих чертах его не расспросишь, все равно же поймет, что о Рите речь.

Выход из ситуации подсказала случайно увиденная реклама. На билборде вдоль МКАДа было написано крупными буквами: «Клиника семейной медицины». И ниже списком: диагностика, лечение, второе мнение. В голове тогда щелкнуло. Точно, второе мнение! Можно же у любого другого психолога спросить, обрисовать ему вкратце ситуацию!..

Пошел он к женщине, которую нашел еще тогда, когда искал Рите психолога — до того, как пришла идея спросить у Рогозиной. Та могла посоветовать кого-то проверенного — для Риты это был бы лучший аргумент, поэтому результаты самостоятельного поиска Степа оставил. Женщина же та вроде была неплохим специалистом, судя по отзывам в интернете.

Перед самой дверью кабинета одолели сомнения — слишком живы еще были в памяти визиты к психиатру, к которому его принудительно отправили с его непроходящей депрессией. Психиатр ему категорически не понравился, и толку от него не было — ни от него, ни от лекарств, им прописанных.

Когда психолог услышала, что проблема не у него самого, сначала разговаривать дальше отказалась, пояснив отказ тем, что на расстоянии с участием посредника она не сможет ни определить, в чем проблема, ни решить, как ее можно исправить, потому что все индивидуально, и психотерапия всегда требует непосредственного общения врача и клиента. Пришлось объяснять, что ему не нужно назначенного лечения, он просто хочет знать, что происходит.

После ее объяснений стало легче хотя бы от того, что стало понятней. Хотелось надеяться, что отдал Риту в действительно надежные руки профессионала, и Рита с врачом смогут разобраться со всеми вопросами. Тем более что узнать о том, как идет процесс, он все равно не может — из Риты слова лишнего не вытянешь.

Психолог сказала, что в этот период важны поддержка и понимание — вдаваться в особенности их недоотношений Степа не стал. Но как поддержать Риту, если она даже в дружеском смысле отдалилась после своего отказа?

Он каким-то шестым чувством понимал, что отказ был продиктован некими надуманными причинами, и косвенно Рита это подтвердила, поэтому попытаться не обращать на него внимания можно было, хотя, конечно, очень осторожно. Никакого давления Рита не потерпит.

Поддержать?.. Порадовать?.. А как можно порадовать женщину?.. Сначала он стандартную мысль о цветах отмел — именно потому что стандартная. Но потом вспомнил разбитую вазу, фразу «цветов давно не дарили» и решил, что можно рискнуть. Правда, это не помешало просидеть потом в машине у ее дома, взвешивая все «за» и «против».

Он, конечно, и предположить не мог, чем обернется эта поддержка — не ожидал, что она, настоящая, ощутимая, Рите действительно будет нужна, был готов к обычной Ритиной отстраненности. Но когда в ее глазах блеснули слезы, уже ни в чем не сомневался. Радовался, что нужен. И что догадался прийти.

Поцелуй вышел случайным и оказался настолько неожиданным, что Степа и уже выйдя от Риты был несколько ошеломлен произошедшим. Логика подсказывала, что ничего существенного пока не изменится даже несмотря на все то, что в этом поцелуе было пережито. Эмоции требовали вернуться к Рите.

Но в целом стало легче, особенно после ее «дай мне время». Понял, что не остается ничего другого, как ждать. Отвлекался, как мог, работой — благо, та скучать не давала! — и ремонтом.

* * *

Июнь 2020

— Сте-е-еп, — позвала Валя, — может, сгоняешь в магазин? У нас и овощей, и хлеба не хватает.

— Зато мяса и водки хоть отбавляй, — буркнул недовольно Степа, явно уже жалея, как показалось Рите, о своем добровольном согласии побыть водителем и остаться трезвым.

— Не боись, без тебя не съедим! — усмехнулся Майский, колдуя над мангалом.

— Сте-е-еп, ну пожалуйста… — умоляюще попросила Валя снова. — И помидорок бы добавить, и фруктов каких-нибудь. Здесь же всего три километра до деревни.

Изначально на природную вылазку по случаю фактически, а не по календарю, наступившего лета собирались ехать большим числом участников и на двух машинах. В последний момент отсеялись Юля с Костей, а Тане пришлось выйти на работу вместо заболевшей Оксаны. Оставшись впятером, решили обойтись одной машиной, мясо и алкоголь были закуплены заранее на всю компанию, а вот овощи и фрукты как раз должны были взять Юля и Костя.

— Степ, я с тобой съезжу, — поднялась Рита с расстеленного на земле покрывала. — Погнали, пока эти сволочи не сожрали тут все.

— А мне кто помогать будет? — возмутилась Валя, нарезая огурцы.

— Вон… Андрей Юрьевич прохлаждается, — кивнула Рита в сторону медитирующего на освещенной солнцем полянке Холодова.

— Я не прохлаждаюсь, а наоборот, — донеслось оттуда недовольное бурчание. — Ничего вы не понимаете. Это вы вечно разъезжаете по всей области, а я света белого в лаборатории не вижу! Могу я солнечной энергией подзарядиться в кои-то веки?

— Не перезаряжайся смотри! — крикнул ему Серега.

Если дорвавшийся до солнца и воли Холодов что-то и ответил, Рита и Степа этого уже не слышали — сели в машину.

Сиреневое поле иван-чая, вдоль которого шла проселочная дорога, радовало глаз и слегка напоминало то самое поле, что изобразила Рита на рисунке дороги жизни. Правда, сейчас она вполне могла бы по этому полю прогуляться, если бы захотела. Поползшие в голове ассоциации и параллели Рита на корню пресекла — все, хватит с нее психологии, она выбралась на шашлыки именно ради того, чтобы отдохнуть!

Работа с Натальей оказалась гораздо более трудной, чем Рита себе представляла. Когда рассказывала свою историю Михаилу, все было несколько отвлеченно, в какие-то моменты удавалось абстрагироваться и Рита перечисляла факты будто бы и не своей биографии. С Натальей же все было иначе. И несмотря на то, что она об этом предупреждала, первые сеансы прошли очень тяжело.

«При данной терапии актуализируются оба полушария мозга, мы вызываем из прошлого не только память сознания, но и память тела. Все, что вы ощущали тогда, вы, вполне возможно, ощутите вновь, — предупреждала Наталья. — Это может быть агрессия или апатия, может быть тошнота, дрожь, могут быть слезы. Не пытайтесь сдерживать эти реакции, нам нужно их проработать, а не снова запрятать в глубину сознания на долгие годы».

И все же на словах это прозвучало менее страшно, чем оказалось. Рита совсем не ожидала, что то состояние ужаса, когда осознала, что произошло, вернувшись к коляске, вновь ощутит настолько ярко. Что напугало больше всего — это пришло не сразу. Сначала она видела картинку как бы издалека, и почти ничего не ощущала, затем образ коляски становился все более отчетливым, вспомнилась детская площадка, деревья, погода в тот день… Появилась тревога, участился пульс, стало труднее дышать, и наконец охватил тот самый панический ужас.

После первого сеанса снова приснился кошмар, что преследовал ее все то время — с куклой в коляске. Сейчас вспоминать о нем было жутко — еще и потому, что он напоминал о возвращении Лизы. Впрочем, возвращение Лизы Наталья тоже обещала проработать. И кошмар — тоже.

В начале терапии Наталья предложила выбрать некий «островок безопасности», воображаемое место, где можно расслабиться, где спокойно и хорошо. Пояснила, что это нужно для того, чтобы «укрыться» на нем во время сеанса, если станет невыносимо тяжело, чтобы передохнуть, успокоиться и восстановить душевное равновесие. «Многие выбирают места на природе, на отдыхе, — сказала тогда Наталья, — у вас может быть что-то свое, какое-то воспоминание тихой, спокойной радости, умиротворения…» На словах про отдых на природе Рите тут же вспомнился морской берег, что она «создала» у Михаила из песка, и выбрала его. В самой терапии этот островок безопасности пока не пригодился, но вне кабинета Натальи Рита не раз о нем вспоминала, когда особенно сильно накрывало волной забытых, вновь вытащенных на поверхность эмоций.

Становиться легче начало после третьего сеанса. Удивительно, но одни и те же упражнения закрепляли положительное и уменьшали отрицательное. И если сначала Рита еще относилась с некоторым скептическим сомнением к самой сути упражнений, то ощутив реальный результат убедилась, что это действительно работает.

Сил уходило очень много — и эмоциональных, и физических. Из кабинета Рита выходила слегка вдохновленная ощущением наступающих перемен, к концу сеанса Наталья проводила релаксирующие упражнения — напряжение от тяжелых воспоминаний отступало. Но потом, на следующий день-два воспоминания возвращались, заставляя вновь и вновь переживать все то, что она так старалась забыть. После Лизы Наталья предложила заняться чувством вины перед Глебом — на сеансе все было хорошо, но позже Рита не знала куда себя деть от нахлынувших мыслей из прошлого: о том, как сын рос без нее, как рвалась к нему в первое время, как ненавидела и себя, и мужа во время редких звонков. Когда совместно с Натальей сформулированная фраза «я поступила так, как считала наилучшим для сына» улеглась после проработки в сознании, стало легче. Горькие воспоминания отдалились в ходе упражнений, а Наталья еще и сконцентрировала внимание на будущем, на работе над новыми отношениями с Глебом.

В итоге психологически Рита чувствовала себя лучше, но очень устала. И идее шашлыков обрадовалась как никогда — все что угодно, лишь бы вырваться из надоевшего круга «офис — сеансы — мысли дома». И за возможность хотя бы ненадолго отпустить себя, надышаться воздухом свободы в прямом и переносном смысле Рита была очень благодарна ни о чем таком не подозревающему Майскому, с неделю компостировавшему мозги всем коллегам в попытке организовать всех вместе.

До деревни доехали быстро, она действительно оказалась очень близко. Нашли в небольшом магазинчике все, что заказала Антонова. И по случаю палящего солнца взяли себе по мороженому, решив, что остальные обойдутся — наверняка уже шашлыки без них лопают.

Морозильник в магазинчике явно подкачал — мороженое оказалось полурастаявшим, пришлось есть его срочно и быстро, тем более что в руках оно таяло с еще большей скоростью. В машину садиться не стали, чтобы не запачкать сиденья, доедали, поглядывая на перемазанные физиономии друг друга и не пряча улыбок. Сдержанных, но искренних и теплых. Собственно, именно такое впечатление об этом моменте у Риты и осталось — ощущение сдержанной, но теплой, простой радости. Просто отдых, просто лето, чудесная погода и не надо никуда спешить — ни опрашивать жителей, ни везти обнаруженные вещдоки в лабораторию… Ни копаться в потемках собственной психики.

На середине обратного пути Степа спросил:

— Ты поехала просто так или хотела поговорить?

— Просто так. Хотелось немного отдохнуть от них. Ты не представляешь, сколько приходится общаться с нашими милыми коллегами, когда сидишь в офисе. — С началом терапии Рита работала в офисе, сеансы проходили раз в три дня, а от оперативной работы Рогозина ее освободила. — Я уже одурела от количества бумажек и от стремления коллег к общению.

— Зачем же с нами поехала? — объезжая яму внушительных размеров, Степа коротко глянул на Риту.

— Обстановку сменить, — ответила она немного нехотя. В окно с полностью опущенным стеклом задувал приятный ветерок, и не хотелось ничего: ни думать ни о чем, ни мысли формулировать. Только понимала, что Степа не может не воспользоваться моментом, чтобы узнать, как у нее дела. — Я и забыла уже, что есть обычная жизнь, в которой могут быть шашлыки, природа, и нет вопроса «что вы сейчас ощущаете?»

— Это из этой методики?

Рита молча кивнула, потому что Степа в этот момент снова посмотрел на нее — более внимательно.

— Как ты вообще?

— Нормально.

Как ответить более полно, Рита и не знала. С одной стороны, она ужасно устала. С другой, вроде бы видела результат, а значит, все не зря, можно потерпеть. А значит, жаловаться она не будет. Только добавила, чтобы не обижать Степу кратким ответом-отговоркой:

— Сначала тяжело очень было. Заново все проживать… столько мелочей вспомнила, о которых, казалось, забыла… Теперь легче. И, кажется, действительно что-то меняется. — Рита пожала плечами. — Посмотрю, что дальше будет…

Свое обычное «я рядом, если что» Степа на этот раз говорить не стал. И Риту это слегка задело, но углубляться в размышления на тему их отношений не стала — не было сил.

День оказался действительно прекрасным отдыхом — и от работы, и от своих проблем, и от изматывающей терапии. Наелись до отвала, избыток мяса Серега пожарил и честно разделил между всеми — теперь у каждого был небольшой запас на следующий день, недопитый алкоголь делить не стали, неначатую бутылку отдали непившему сегодня Степе — Рита с вошедшей в привычку опаской проводила глазами уносимую Степой в машину водку. Домой засобирались уже вечером, когда начало заметно холодать. Рита с Валей складывали продукты и посуду под ворчание Холодова, чтобы тщательно собрали все обертки, бутылки, пакеты и прочий мусор — «если здесь завтра кого-нибудь убьют, я не хочу делать лишнюю работу».

Степа развез всех по домам — только Майский сказал, что обойдется станцией метро, остальные потребовали доставить их как королей. Рита, конечно же, в дебатах не участвовала — то, что Степа ее подвезет, было само собой разумеющимся хотя бы исходя из относительной близости их домов.

Когда высадили Холодова и остались наконец вдвоем, Рита вздохнула свободнее — хотя раньше предпочла бы подобной ситуации избежать. Утомленные, уставшие и надышавшиеся переизбытком кислорода — Рита еще и немного выпившая (много не разрешила Наталья), — они медленно пробирались по вечерней, стоящей в пробках Москве. Молчали, но Рита не чувствовала напряжения.

Просто вдвоем. Просто дорога домой.

Уже в ее дворе, когда Степа остановил машину и, как показалось Рите, выжидательно на нее посмотрел, она вдруг подумала, что это очень просто — сказать ему короткое «пойдем». И ведь пойдет. Но если он сейчас войдет в ее дом, то уже… навсегда.

Она не готова к этому. Во всяком случае, пока.

— Спасибо, — слегка улыбнулась Рита, берясь за ручку двери. Привычная благодарность за доставку до дома.

— Рит. — Мягкое прикосновение к руке, нежность пальцев, обхвативших ее ладонь.

Обернулась. Наткнулась на взгляд, полный… грустной нежности. Безотчетно, не успев подумать, отвечая на эту нежность — развернулась, подалась вперед, притянула за шею…

— …До завтра.

Последнее касание губ, один вздох на двоих и бескрайнее теплое море в глазах. Рита удивилась, почему ей привиделось море в карих глазах Степы, но ощущение обволакивающей теплоты было почти осязаемым и таким приятным, что стало совсем неважно откуда и почему оно взялось.

Интересно, каким стало бы то самое, ее море на ее пляже с наступлением ночи?..

— До завтра.

* * *

Июль 2020

Возвращение к оперативной работе стало настоящим праздником. Сеансы сократились до одного в пять дней, проработать оставалось незначительные моменты, и Рите не терпелось вернуться к обычной службе. Уже не для того, чтобы сбегать в нее от своих проблем, а только потому, что она стала любимым делом.

Проверка результатов терапии не заставила себя ждать. Уже во втором расследуемом деле возникла внезапная ситуация, которая могла бы ту, прежнюю Риту, сильно ранить и вызвать массу болезненных размышлений.

Работали вдвоем с Шустовым. В конце расследования слушали исповедь старика. Он рассказывал о том, как однажды его сын приехал сильно раненный, весь в крови, с пистолетом… От вызова скорой отказался и вскоре умер. Старик продолжал рассказ дальше о том, как случайно убил встреченного ночью парня с пистолетом. Рита задала вопрос о его родителях, а старик вдруг ответил: «А я не хотел, чтобы они знали, какой он». Замолчал, а потом выдал надломленным, болезненным голосом: «Это… так больно… так стыдно… знать, что твой ребенок… убийца». Параллель с собственной ситуацией возникла сразу же, Рита даже на секунду представила Лизу в тюремной одежде — и не почувствовала почти ничего. Шустов продолжал разговор, Рита сосредоточилась на дальнейших словах старика, и только потом, когда они с Игорем вышли из дома, прислушалась к себе.

Она, Рита Власова, не виновата в том, что Паньков и Лентова сделали из ее дочери убийцу. Теперь это не довод рассудка, пытающегося пробиться сквозь чудовищную боль вины. Теперь она это знает и чувствует.

Очень больно, что все это случилось. Больно, что Лизу украли. Больно, что она выросла такой. Но даже за то, что оставила тогда на пару минут коляску на попечение посторонней девушки, Рита теперь меньше винила себя — похитители хотели украсть Лизу и сделали бы это в любом случае, не тогда, так в другой момент. Полностью избавиться от чувства вины, что оставила дочку на произвол судьбы, не получилось. Но принять — да. И почти простить себя.

Больше не надо бежать. Можно посмотреть своей боли в глаза. Можно даже сказать, что больше не страшно. Это было. Никуда от этого не деться, это часть ее жизни. Прошлой жизни. Это было — и прошло. Сейчас у нее есть сын, любимая работа и нужно начинать учиться жить только новой жизнью.

Вскоре случилось и совместное дежурство со Степой. Замечала на себе его внимательные взгляды, когда ему казалось, что она занята. Потом сама сказала ему прямо, что ей значительно легче, что терапия действительно дала свои результаты.

А сама ловила себя на том, что ей просто спокойно и тепло рядом с ним. И сам собою сформулировался вдруг простой вывод: Степа — это не очередной способ побега, Степа — это возможность быть собой.

Осталось сделать правильный выбор.