Дядя Саймон (джен)

— До меня вдруг дошло, — сказал Майлз, — что я так и не сказал тебе одну вещь.

Саймон допил свой бокал. Майлз упорно размышлял о чем-то весь вечер, и Саймон был практически уверен, что, каким бы ни оказался предмет его размышлений, легче будет его принять с помощью небольшой предварительной анестезии. Он и раньше часто думал, что легче было бы иметь дело с Майлзом, будучи слегка навеселе, но лишь теперь получил такую возможность.

Прием был в самом разгаре. Скромный прием, как это назвала Элис, хотя, кажется, толпа выглядит многолюднее, когда ты сам — один из гостей, чем когда по долгу службы заботишься об их безопасности. Небольшой прием должен был помочь Лаисе освоиться со своим новым, временным статусом императорской невесты. Леди Элис металась повсюду, точнее грациозно скользила по залам, останавливаясь на одном месте не слишком часто — в качестве местного гида она сглаживала Лаисе привыкание. Саймон решил, что в этой ситуации вряд ли сможет быть чем-нибудь полезен своей даме, поэтому уселся на удобную кушетку с бутылкой лучшего грегоровского вина. Майлз присоединился к нему, болтая о всяких пустяках и будучи уже немного подшофе. Ему выпитое вино развязывало язык. Похоже, они наконец-то пришли к согласию.

Бутылка опустела. Майлз поднял руку, и один из официантов — СБшник, на сегодняшний вечер отданный в ведение Элис, — с похвальной скоростью принес им новую. Саймон понял, что Майлз медлит с ответом, когда тот сначала наполнил оба бокала и пригубил из своего, но дал ему еще несколько секунд и лишь потом поторопил:

— Ну же, Майлз? Говори.

— Я извиняюсь, — быстро произнес Майлз.

Саймон со слабым звяканьем поставил только что взятый в руки бокал обратно на столик. Ему не было нужды спрашивать, за что именно, или что Майлз имел в виду, и, хотя у него больше не было чипа, он был уверен, что Майлз не ошибся: он действительно так и не извинился. Грегор — да, и это был опыт, который Саймон определенно не хотел бы сохранить у себя в памяти навсегда, но Майлз — нет

— Я знаю, что ты доверял мне. А я солгал. Я знал, что поступаю плохо, уже в ту секунду… нет, до того, как сделал это. А ведь ты всегда говорил мне правду, какой бы они ни была, и...

Майлза понесло. Саймон поднял руку, пресекая этот поток болтовни, взял бокал и задумчиво отпил глоток.

— Я знаю, что Грегору ты принес извинения, а он вернул тебе свое доверие. — Он покосился на должностную Аудиторскую цепь, которую Майлз надел на это формальное мероприятие. — И ты мне не должен — ведь ты оказал мне огромную услугу. Зачем же сейчас возвращаться к этому?

Спрашивая, он не имел нужды сверлить Майлза взглядом; его реакции он мог бы считывать даже интуитивно, в темноте.

— Наверное... в общем, я подумал про Гароша. Он так и не извинился перед тобой, правильно? И перед Грегором тоже. Я... не хочу походить на него больше, чем оно есть на самом деле.

— Он был хорошим человеком, — отозвался Саймон. — Храбрым и дельным офицером, достойным преемником, хорошим человеком. По крайней мере, я так думал. И то же самое я думал о тебе.

Майлз вздрогнул, но снес это молча. Саймон с пронзительной ясностью вспомнил, как выглядел Майлз, когда он его уволил. Как он себя чувствовал. Как плакал. Как Саймон потом все время боялся за него и спрашивал себя, как он сможет жить, если выяснится, что он довел сына Эйрела до самоубийства. Как в последующие несколько дней он раз десять чуть было не набирал номер Майлза, чтобы сказать тому, что он прощен, что может вернуться, что все забыто... но некая твердая и холодная убежденность в своей правоте всякий раз не давала ему этого сделать.

— Было одно, что я всегда от тебя просил — и получал. Правда. Ты не повиновался моим приказам, ты сажал моих людей под замок и обводил вокруг пальца, ты развязывал войны, ты совершал государственную измену — но всегда правдиво признавался мне в этом. И я это высоко ценил.

Казалось, Майлз готов заплакать. Отчасти в этом было виновато вино, конечно, но не только оно.

— И я все это похерил, — прошептал он. — Прости меня.

— Ты разрушил это доверие, — согласился Саймон и сделал весомую паузу. — Но тебе бы стоило у меня спросить сейчас, сумел ли ты его вернуть?

Звуки вечеринки казались сейчас таким отдаленными. Майлз не сводил с Саймона глаз.

— Знаешь, в свое время мне тоже случалось напортачить. Не ложью — по крайней мере, не часто — но другими способами. И самыми разными. Например, та история с Ивоном Форхаласом — скорее ошибка суждения, чем прегрешение, но от этого не менее ужасная. И так еще много раз. Я никогда не верил, что кто-то способен прожить целую жизнь, не ошибаясь. Ни ты, ни я, ни кто-либо еще. Тебе в будущем еще случится по-серьезному налажать, каким-нибудь другим способом, но придется. Да и мне тоже.

— Так что же, вернул я твое доверие? — переспросил Майлз пунктуально.

Саймон отпил изрядный глоток вина, потому что некоторые воспоминания были до сих пор чересчур отчетливыми, а он бы предпочел их затуманить.

— Когда мне нужен был человек рядом, — тихо произнес он, — когда мне понадобился тот, кому бы я доверился и попросил помощи, кого я позвал, Майлз? Даже тогда, после всего случившегося, кому единственному я доверял?

Майлз сгорбил плечи, все его тело расслабилось, он словно стек на кушетку, как будто одно лишь напряжение держало его тело вертикально. Саймон обнял его за плечи, и Майлз привалился к его боку.

— Спасибо, — произнес он наконец. — Спасибо.

Какое-то время он сидел неподвижно, и его дыхание понемногу делалось все ровней, и Саймон ощутил, что и сам расслабляется. Он не понимал до этой секунды, как ему самому это нужно, как он этого ждал. И как сам был должен. Он покосился на Майлза — и улыбнулся, увидев, что тот отключился. «Доза ему нужна, как птичке», — нежно подумал он. Но тут он поймал взгляд Элис, глядевшей на них с легким неодобрением. Определенно не стоило позволять недавно назначенному Аудитору напиваться до беспамятства на приеме в честь Лаисы. Совсем небольшая неловкость, но Саймон совершенно не хотел портить ей вечер. Поэтому он сделал извиняющийся жест и увидел, как Элис кивнула, передавая ему без слов: «Тогда разберитесь с ситуацией».

Что он легко и сделал, кивком подозвав одного из слуг и отправив того на поиски форкосигановского оруженосца. Прошла всего минута, и Пим уже бдительно стоял рядом.

— А-а, — произнес тот, и в его взгляде блеснула не до конца скрытая искорка веселья. — Я тогда заберу его домой сэр?

— Да, это было бы разумно, — ответил Саймон. Но все же еще секунду продолжал обнимать Майлза за плечи. — У тебя ведь есть дети, верно, Пим?

— Это так, сэр.

— И ты всегда прощаешь их, если они что-то натворят?

Черты лица Пима на мгновение смягчились:

— Разумеется, сэр.

— Да, — кивнул Саймон, — разумеется.

Хотя Майлз теперь уже не ребенок, но мужчина, выросший на собственном опыте и в боли, достаточно взрослый, чтобы делать ошибки, признавать их и извиняться за них, как равный. И получать прощение.