Безликие (гет)

не он ко мне, а я к нему —

во тьму, во тьму, во тьму.

— Анна Андреевна Ахматова

* * *

Тяжело. Тяжело. Тяжело.

Лили вздохнула, распахнув глаза, скомкав пальцами твердую ткань юбки. Тяжело. Как же, черт возьми, тяжело ей было просто сидеть сейчас и смотреть, смотреть, впиваясь в лица окружающих, словно мечтая выудить из них все то, что они с таким успехом пытались скрыть от нее.

— Как мы рады, что ты наконец посетила нашу встречу, Лили.

«Лицемеры», — скрежетнув зубами, почти выплюнула Лили, но внешне, внешне-то даже не дернулась. Какая-то дикая безысходность одолела ее в одночасье, и все, что слышала Лили — это свое тяжелое, сбивчивое дыхание, которое обрывалось при любой попытке открыть рот и сказать хоть что-то.

Все повторялось. Она опять сидела в окружении своих красавиц кузин, которые ворковали и весело усмехались, обсуждая новые свершения в своих жизнях. А потом их ядовитый взгляд скользил по фигуре Лили, впивался в ее бледное, болезненное лицо, и улыбки их становились почти сочувственными.

Такими, от которых Лили мутило на месте.

— У одной моей знакомой тоже умер недавно муж, — зевнув, заметила Доминик, — но она довольно быстро пришла в себя и вот уже крутит шашни со своим коллегой из центра.

— В конце концов, из-за сорвавшейся свадьбы нельзя ставить крест на своей жизни, Лили, — поддакивала Люси, нервно моргнув. — Ты выглядишь так, словно вот-вот сломаешься. Твоя мама и бабушка очень переживают.

«Сломаюсь? — мрачно подумала Лили, бесцветно глядя на нее в ответ. — А во мне есть еще чему ломаться?».

И стало так смешно, что Лили почувствовала, как всего на мгновение губы ее изогнулись и как легкие отчаянно загудели под напором сдерживаемого, лихого смеха. Да. Ей хотелось смеяться. Хохотать во все горло, стирая к чертям свои связки, — так хотя бы можно было лишь на секунду поверить, что она действительно живет, а не сидит здесь, мучительно умирая под взглядом столь неискренних глаз.

Под взглядом Розы Уизли, что смотрела на нее с плохо спрятанной дикой злобой и такой болью в глазах, словно это не Лили, а она потеряла жениха. Хотя? Правильно. Балдер и был ее женихом. Лили просто выкрала его, опутала своими сетями, а потом сама пала рабой своей собственной прихоти.

Дура.

Почему ей всегда так не везло? И почему ей так давно хотелось вывернуть наизнанку всю свою боль и горечь? Что бы было, если изначально, еще в Хогвартсе, вместо того, чтобы унижаться от собственной зависти к своим лучшим родственникам, Лили бы просто попыталась жить как второстепенное лицо, таким, каким она и являлась?

Лили обычная. Самая-пресамая обычная: ни таланта, ни магии, ни даже интересной внешности — только лишь богатый папочка и громкая фамилия. Ей бы стать такой стервой, как и Марлен, и тогда, возможно, не она бы была той, кто унижается и уничтожается, а люди, которыми бы она себя окружила.

«Интересно… а Скорпиус… он тоже унижался перед ней?», — в горле резко пересохло, и Лили, нервно сглотнув, моргнула пару раз, понимая, что в который раз упала в свои мысли.

А потом ужас пробрал ее от кончиков пальцев до кончика носа, потому что стоило ей поднять голову, как она увидела Скорпиуса Малфоя, того самого, о ком имела неосторожность подумать в таком ключе. Это было странно — странно видеть такого человека в наполненном дружелюбием кафе. Он не подходил этому месту: длинный черный плащ скрывал его фигуру, а лицо, такое безэмоциональное, без улыбки, без малейшего намека на радость так и искрилось то ли отвращением, то ли внутренней злобой.

Они были похожи. Почему-то Лили нравилось думать об этом, словно выходило, что не она одна умирала где-то внутри и что не у нее одной жизнь пошла по наклонной прямой. И, зная теперь о нем чуточку больше, Лили начиналось казаться, что они схожи даже намного больше, чем казалось ей на первый взгляд.

Скорпиус был сиротой. Отец его умер еще до того, как они уехали, а мать… что ж, отчего-то Лили казалось, что с ней все тоже было не ладно, а значит, он был совсем один в этом мире, где неумение постоять за себя означало неминуемую гибель.

Проблема лишь в том, что даже не будучи сиротой, Лили казалось, что у нее не было ни семьи, ни близких: отсутствующий отец, гиперопекающая мать, которая на самом-то деле никогда и не видела свою дочь по-настоящему, и целая свора кузин да кузенов, которые были бликующим пятном перед ее глазами. Она была такой одинокой. Отличие лишь в одном: у Скорпиуса даже невооруженным взглядом была заметна сила и воля, он был опасным от того, что ни перед чем не остановится, а Лили… Лили-то? Сахарная принцеска в розовом платье с тугими косами. Только вот с годами платье стерлось на локтях и оборвался подол, а тугая коса становилась все тоньше от безжизненности волос.

А можно ли, можно ли было хоть что-то поменять?

— Что ты, Лили? — схватив ее за локоть, с удивлением протянула Мари-Виктуар, заметив, как поднялась она с места.

Поттер прошлась по белесым волосам кузины бесцветным взглядом, и губы ее лишь на мгновенье дрогнули в кривой улыбке.

Что она делает? Кажется, продолжает разрушать свою жизнь. Хотя?

Какое счастье, когда есть, что разрушить! Потому что у Лили уже несломанного ничего не было. Ей нужно было спасенье, а чтобы спастись нужно было прорвать эти оковы и сказать во всеуслышание:

«Я не любила Балдера. Мне не нужная была эта свадьба. Я ни в печали, ни в горе, ни в отчаянии. Я чертовски рада. И да, я отобрала его у Розы, слышите? Я, непримечательная, бесталанная, ничего не значащая, забрала его себе! А теперь смотрите, с какой легкостью, не прождав даже месяца, я нашла себе новую жертву. Ну, как вам такая Лили Поттер?»

Кривая улыбка висела на губах, когда она медленно шла к Скорпиусу, и сердце внутри нее металось в агонии. Потому что всё ее тело боялось делать эти шаги, разум подкидывал воспоминания с документами из картотеки, но сердце… ему так хотелось идти по этому тонкому лезвию ножа, ему так хотелось собственной погибели от чувств, ведь невозможно же, невозможно жить так, как она жила. Это и не жизнь вовсе, так, бессмысленное, серое существование, в котором только боль и смерть, смерть и боль.

Она вздрогнула лишь в тот момент, когда Скорпиус резко обернулся, перестав разглядывать вывешенное вдоль стены меню. Их взгляды встретились довольно неожиданно, и отчего-то у нее отчаянно затряслись поджилки, ведь взгляд у Скорпиуса был такой же, как всегда — холодный, беспощадный, мертвый. Такой взгляд был либо у утопленника, либо у убийцы, и идя к нему сейчас, наверное, она опять совершала ошибку. Какая ирония, что было уже плевать.

— Мисс Поттер? — холодно спросил он, и губы его на секунду скривились.

— Вы преследуете меня? — ляпнула она первое, что пришло в голову, и Малфой, выгнув вопросительно бровь, с минуты смотрел на нее, не моргая.

А потом холодный оскал исказил его лицо, делая его выражения еще более замороженным, нечитаемым.

— Могу ли я воспринимать это, как ваш положительный ответ на мои чувства? — гнула Лили, прибавив шаг, и в ту же секунду стоя уже почти рядом, впрочем, недостаточно. Она все еще слишком боялась его, и страх пронзал ее полностью.

— Чувства, — многозначительно и насмешливо протянул он, сделав последний, роковой шаг на встречу. — Мисс Поттер, чего же вы хотите? Единственные чувства, которые я вижу в вашем лице, это страх. Вы меня боитесь.

Он опять наклонил свое лицо, стирая личные границы в прах, опять и опять проворачивая то же самое, что и тогда, когда она заявилась к нему домой. Эта игра, которая началась еще в тот день, когда они впервые встретились в ее кабинете, и, черт бы побрал, не единственное ли живое это было в её жизни?

Сахарная принцесса с улыбкой на лице.

Дочь национального героя с плохими оценками.

Завистница, выкравшая счастье у своей сестры.

Кем же ты была все это время, Лили Поттер? Чего же ты так сильно ждала?

Все, чего желало ее сердце, — это низложения. Она хотела навсегда захлебнуться в своем образе и никогда больше не воскресать.

— Я хочу разрушить свою жизнь, — скрежетнув зубами, бросила она, схватившись тонкими пальцами за отворот плаща, так, словно это было последним ее спасением. Или… ей хотелось так думать? — Разрушить до основания, уничтожив все.

Скорпиус молчал, и, посмотрев поверх ее головы, едва заметно усмехнулся. Наверное, ему стало все очевидно, когда он увидел, как все ее кузины, а Лили была в это уверена, шокировано наблюдали за разразившейся картиной.

— А мне то что с вашей разрушенной жизни? Какой прок? Вам нравится играть, не так ли? Так вот мне тоже, мисс Поттер, я тоже обожаю игры, — холодно бросил он ей прямо в губы, а потом, смахнув ее ладони, схватил за руку и повел за собой, и она ощущала, как какое-то странное волнение липкими пальцами обвивало ее тело, вынуждая следовать по пятам, тенью.

— Что происходит? — перед ними резко и бесцеремонно вылезла Роза, которая, ошарашенно и с лютой злобой взглянула вначале на Лили, а потом на самого Скорпиуса.

— Вам ли не все равно? — холодно бросил Скорпиус, выгнув бровь. — Не люблю, когда стоят на моем пути.

— Лили! — обратилась Роза к самой кузине, прожигая ее взглядом, слово крича: «уйдешь с ним — и я расскажу об этом все. каждый узнает, какая ты на самом деле».

Но… какой была Лили?

— Да что за… — рявкнув, Скорпиус резко пошел вперед, толкнув плечом Розу, которая, испуганно взглянув на него из-под своих кукольных ресниц, прикрыла рот рукой.

Обернувшись, Лили видела, с каким странным выражением провожала их кузина, как глаза ее, ясно голубые, распахнулись словно в неверие. Чего уж там, Лили сама не верила тому, что происходило сейчас, она была куклой, попятам следовавшей за уверенно идущим Малфоем, и не могла даже сказать, что волнует ее так сильно: он сам или исключительно его действия.

— Я человек благородный, мисс Поттер, хотя по мне так и не скажешь, — остановившись, медленно протянул он. Ровная спина Скорпиуса была единственным реальным объектом в этом ирреальном мире страданий. — Поэтому я даю вам выбор, подумайте хорошенько, прежде чем ответить.

— Что же? — холодно и настороженно протянула Лили, пробуя свои слова на вкус. Отдавали они странным желанием, которое в момент опутало ее разум. Убого было то, что воскресало это желание словно из страха.

Он обернулся. Посмотрел на нее словно вскользь, оценивая то ли ее, то ли что-то позади себя. А потом, вздохнув, Малфой наконец полностью повернулся к ней лицом и впервые, кажется, в его дьявольском выражении проступила странная пустота.

— Я могу исполнить ваше желание. Но нужно ли оно вам, а? Если скажете «да», то для вас это будет концом — я не отступлю. Скажите «нет», и я оставлю вас, вот увидите, — оскал исказил его лицо лишь на мгновение, прежде чем он вальяжно протянул. — Когда не можете выбрать, говорите первое, что придет в голову…

— Да.

Скорпиус замолчал, внимательно и цепко посмотрев на нее исподлобья. Выражение лица его было как всегда жестким и слегка раздраженным, но теперь сквозь череду этих мнимых эмоций проступало элементарное непонимание. Что ж, стоило отдать должное, Лили тоже не понимала себя.

— Забавно, — холодно проговорил он, а потом, повернувшись в сторону, мрачно усмехнулся.

Нервно дернувшись, Лили тоже обернулась и увидела, как все ее кузины стояли с другой стороны витрины и глядели на разразившуюся картину с плохо скрываемым любопытством и шоком.

— Я приду завтра к вам после работы, — холодно бросил Скорпиус, спрятав ладони в карманы брюк. — Тогда и поговорим.

Кивнув на прощание головой, Скорпиус стремительно развернулся и направился куда-то вперед, оставляя ее в смятении и в странном отчаянье — ей хотелось, чтобы он забрал ее с собой, а не оставлял здесь под взглядами своих ненавистных родственников, готовых разорвать ее в любой момент.

Она ненавидела семейные встречи, ненавидела потому, что была абсолютно беспомощной против них… то ли дело Малфой, он, наверное, мог вытерпеть что угодно. Куда уж до него Лили? Не от того ли он так воротит от нее нос?

«Бездарная».

Лили вздрогнула, схватившись ладонью за голову, скрывая пальцы меж рыжими прядями.

«Пустое место. Серое пятно в моей жизни. Б-е-з-л-и-к-а-я».

И перед ней, словно живой, вновь возник Балдер. Он смотрел на нее пустым, тупым взглядом, выражающий крайнюю степень омерзения, на что ей так отчаянно хотелось крикнуть сорвавшимся голосом: «Ну же, вали нахер к своей Розе? Зачем ты тут стоишь?».

Но он не уходил. Не уходил и сейчас, и чем сильнее нарастало ее внутреннее напряжение, тем нервознее она водила рукой по волосам, то стягивая их в хвост, то распуская по плечам в безвольной попыткой хоть как-то прийти в себя.

— Лили! Эй, Лили!

Чужой и одновременно знакомый голос заставил ее вздрогнуть и резко убрать руку, в которой клочком лежали ее рыжие волосы. Лили вздрогнула еще сильнее, всматриваясь в них, чувствуя, как нарастает внутри нее паника, и, спрятав за пазуху свою руку, она резко обернулась и обескураженно поглядела на окликнувшего.

Каково же было ее удивление, когда она увидела перед собой своих братьев, Альбуса и Джеймса.

— Ну наконец вы пришли, — громко хлопнув дверью кафе, воскликнула Роза, поравнявшись с ними вместе. — Когда я отправила вам патронус, а?

— Мы сразу пришли, — холодно бросил Альбус, отмахнувшись от ее руки, которая и наровила схватить его за рукав рубашки. — Лили, все в порядке?

— А то Роза сказала нам, что к тебе пристает какой-то придурок, — встрял Джеймс, слегка нахмурившись.

Теперь они оба стояли почти вплотную к ней, и Лили чувствовала, как бессмысленно и нещадно бьется ее сердце, как в руке ее лежат огрубевшие пряди, которые почему-то было стыдно показывать, словно в подтверждение своей болезни, которая развивалась у нее слишком давно.

— Роза, как всегда, совсем ничего не понимает, — раздраженно, сквозь зубы процедила Лили, упрямо поглядев на свою кузину. — Учебники ты вызубрила, а жизни так и не увидела…

— Ну да, куда мне до тебя, — скрестив руки на груди, с ненавистью выплюнула она. — В моей жизни не было такого, чтобы в один день я лишилась свадьбы, жениха и своей любви, а уже на следующей нашла себе нового кабеля.

Лили не вздрогнула, даже не моргнула, прямым и уверенным взором глядя на кузину. Что хотела эта идиотка доказать? Чего конкретно ожидала? Неужто ей тоже хотелось отомстить Лили, разрушив ее репутацию правильной девочки, впавшей в горе… какая удивительная штука эта жизнь, кажется, иногда даже ее мнение может совпасть с мнением кузины.

— А тебе-то что? — высокомерно усмехнувшись, бросила Лили, сжимая в пальцах своих тонких клок волос. Ненависть пульсировала где-то в висках, а на кончике языка ощущалось странное чувство неудовлетворения — и почему, почему Малфой оставил ее здесь, а не взял с собой?

Цыкнув, она развернулась, не испытывая сил и желания оставаться рядом с ними, но не успела сделать и шага, как дорогу ей преградил Джеймс, а Альбус схватил за руку.

— Пойдем с нами, Лил-с, мы сейчас с папой встречаемся, — улыбнувшись, уверенно сказала Джеймс.

— И что это ты в руке держишь? — с легкой насмешкой вторил Альбус, подняв вверх ее плотно сжатую ладонь.

Сердце отбивало чечетку, и, скользнув нервным взглядом по раздраженной Розе, Лили попыталась выдернуть руку, чувствуя страх. Как… что… что они скажут, если узнают… увидят? «Я больная, больная, больная!», — с отчаяньем металась мысль в голове, и, сцепив зубы, она не выдержала и почти выкрикнула:

— Черт с вами, пошли.

Только когда брат наконец отпустил ее руку, а Роза осталась далеко позади, лишь тогда Лили выдохнула и незаметно положила руку в карман, освобождая безвольный клок волос. Она чувствовала себя преступницей, воришкой и лгуньей, которую почти поймали с поличным, и это чувство дикого азарта дробила ее внутренности — Лили опять окунулась в свою нервозность, словно в кокон, который стягивал ее, выжимая все соки.

— Но что это был за человек, о котором так беспокоится Роза? — нахмурившись, наконец поинтересовался Альбус, открывая перед ней дверь в ресторан.

Лили промолчала. Сверкнула глазами, слегка нахмурившись, и уверенно пошла вперед, в вип-комнату, испытывая чувство досады и тоски.

Она точно больная идиотка. Иначе зачем согласилась пойти и встретиться со своим отцом? Что скажет Лили ему после всего, что между ними случилось? И взгляд его… Гарри Поттер опять смотрел на нее так, словно она была диковинной игрушкой, которую стоит лелеять, но никогда, — слышите? — никогда не трогать.

Он смотрел на нее весь вечер. И хоть отец по-прежнему был наигранно удовлетворенным, она не могла избавиться от того беспокойства, с которым он так отчаянно глядел на нее. «И почему же братья так спокойны? Неужели, не чувствуют?!», — прикусывая губу, почти плакала внутри себя Лили, косо поглядывая на Джеймса и Альбуса.

Любимчики. Лучшие. Первые. Успешные. Что Джеймс, что Альбус — оба смогли реализоваться по жизни и добиться высот… даже в любви им и то больше повезло, чем сахарной принцессе, так где же здесь хотя бы зачатки справедливость? Почему в своей семье уродом была только Лили?

— Где же вы нашли сестру? — наконец спросил отец, повернувшись на мгновение в ее сторону. — В течение последних дней, как бы я ни пытался, мне не удавалось перехватить Лили.

Она вздрогнула, робко посмотрев на него из-под челки, чувствуя себя нашкодившим ребенком. А внутри — страх, что он разочаруется, что обозлится, что накажет ее. Самое страшное в этой жизни было презрение отца. Поэтому-то, она никогда-никогда не контактировала с ним, поэтому-то, так отчаянно избегала его общества.

— Да вот, странное дело, — начал Джеймс, лениво почесав затылок. — Ухажер у нашей принцессы появился…

— И Розе он очень не понравился, из-за чего она отправила мне патронус с просьбой прийти к ним, — лениво продолжал Альбус, подперев рукой щеку.

— А я как раз с Альбусом шел, вот мы вместе и оказались там.

Лили видела, как всего на секунду рука Гарри Поттера сжалась в кулак и как взгляд его с отчаянной быстротой поглядел на нее почти в упор. В его устрашающем молчании было слишком много чувств, и она хотела схватиться руками за голову и упасть прямо на паркет, забиться в истерике, чтобы не чувствовать этот страх.

— И кто же этот ухажер? — как можно мягче поинтересовался он, с нечитаемым взглядом смотря на свою дочь. — Кто он, Лили?

«Я хочу разрушить свою жизнь», — говорила она.

«Я хочу уничтожить все», — думалось ей.

Но сама она никогда не делала первого шага. Черт. Какая же сука эта наша жизнь.

— Скорпиус, — сначала тихо протянула Лили, а потом, хмыкнув, резко подняла голову и поглядела на него так же прямо и уверенно: — Скорпиус Малфой.

Молчание, повисшее в воздухе, сравнимо было с морем — хоть и выглядело оно спокойным, но вот-вот мог бы начаться шторм. Что-то было в этом имени, отчего отец ее словно менялся в лице — что-то было в нем такого, от чего каждый, кто хоть раз видел Скорпиуса Малфоя, запоминал его навсегда.

— Малфой? — ошарашенно переспросил Джеймс, лихо присвистнув.

— Эй, Лил-с, нашла, с кем общаться, — хмуро и развязно пробормотал Альбус, перестав подпирать рукой щеку. — Такие, как он, никогда не будут общаться просто так с нами…

— Потому что мы элита? — резко выпалила Лили, усмехнувшись тихо. — Потому что мы — Поттеры, а он Малфой, которого мы и депортировали?

— Это он так тебе сказал? — мрачно осведомился отец, отложив вилку. Братья, которые уже собирались встрять, резко замолчали, заметив, с каким выражением лица глядел он на свою дочь.

Всем своим естеством Лили чувствовала, что лучшее и правильное, что она могла сейчас сделать — это замолчать. Но какое-то лихое, дикое настроение не давало ей покоя. Перед глазами стояла чертова карточка из Министерства внутренних дел, где слово «депортирован» было выделано с какой-то неимоверной старательностью, словно это и ни слово вовсе, а клеймо.

Его выгнали из страны, это факт. И Лили казалось, что вряд ли бы тут обошлось без Поттеров. Вездесущих, элитарный Поттеров, у ног которых вся Англия.

— Расскажи мне, отец, за что вы так поступили? Зачем вы это сделали? — накручивая локон на палец, Лили смотрела в одну точку и даже не хотела взглянуть на отца. — Может… вы боялись, что старая элита восстанет?

Ничто — ни страх, ни ужас, ни содрогание перед отцом — не было сильнее любопытства, и Лили знала, если уж идти, то только напролом. Сквозь ограду родительской гиперопеки и их словно невиденья того, что она уже давно не ребенок.

— Это было неизбежно, — спокойно кивнув головой, после некоторого молчания начал Гарри Поттер. — Элементарная зачистка общества после войны, не одни мы этим грешим…

— Но именно с Малфоями вы поступили особо жестоко, — мрачно перебила Лили, не отрывая взгляда. Всего на секунду ей показалось, что отец словно вздрогнул или словно внутри него что-то надломилось, а его молчание… молчание было слишком значимым.

— Драко Малфой сам полез нарожен, — не выдержав, брякнул Джеймс, — в том, что он умер, исключительно его вина.

— К тому же, на что жаловаться его сыну? — слегка презрительно добавила Альбус. — Он уехал со своей матерью, его счета не были заморожены, наш отец лично походатайствовал, чтобы он получал определенную сумму каждый год. На что еще может претендовать он, сын преступников?

Гарри Поттер сморщился, явственно, болезненно, и схватился за стакан, слегка погладив шею. Было очевидно, что ему неприятно, противно, с-л-о-ж-н-о было слушать об этом всем, но разве мог он просто сбежать? Скрыться?

— Джеймс, Альбус, — наконец сказал он, едва улыбнувшись, глядя на сыновей. — Вы не могли бы оставить меня наедине с Лили? Мне очень хочется поговорить с ней.

Нервозность сковала Лили в силки, и она не смогла даже просто встать и запротестовать. Ноги ее налились свинцом, а дыхание оборвалось, и, наблюдая в замедленной съемке, как братья покидают ресторан, Лили окуналась в очевидное — бессознательный, иррациональный страх.

— История Малфоя ужасна, — сказал он, когда дверь хлопнула, и от этого звука сама Лили чуть не подскочила на месте. — Я сожалею, что этому мальчику пришлось пережить то, что я даже не предполагал. Но Лили, милая, ты не знаешь всего, не знаешь, что в его отъезде было его спасение, поэтому не суди меня строго и не старайся, прошу тебя, с помощью этого несчастного мальчика мстить мне…

— О чем ты, отец? — насупившись, сжав кулак под столом, тихо спросила она.

— Я понимаю, что это все значит, твои мотивы — очевидны, — с усталостью протянул он, слегка согнувшись над столом и погладив висок, который только едва-едва тронула проседь. — Только вот… у него тоже могут быть мотивы соглашаться подыгрывать тебе. Вы чем-то по-роковому похожи, и это пугает меня. Не совершай ту же ошибку, что ты совершила с Балдером…

Стул ее скрипнул, мерзкий звук крушил надвое ее перепонки, и, поднимаясь, она с ненавистью, с отчаяньем глядела на своего отца, лихорадочно стягивая пальцами скатерть со стола. «О чем это он? О чем? Он… догадался?», — ужас, страх, отчаяньем навалились на нее, прибивая к полу.

Все четыре года она врала всем подряд, выбивая счастливую картинку. А теперь выходило, что самый главный зритель никогда не верил спектаклю. Что, черт возьми, здесь творилось?

— Я его любила! — почти с отчаянием выкрикнула Лили, ужасаясь еще больше от того, как был фальшив его голос.

Гарри Поттер вздохнул. Откинулся на спинку стула и с такой болью поглядел на нее, словно… словно ему было жаль ее.

— Знаешь, все это время… пока он не умер, я думал, что придется сорвать твою свадьбу, — с горечью заметил он, погладив себя по лбу.

— Замолчи, не хочу слушать, не хочу! — скрыв ладонями свое лицо, бросила Лили, ощущая, как ей просто физически больно стоять под прицелом этих зеленых глаз.

Он все знал. Знал. Знал! И даже о том, какая она… ужасная, мерзкая, неправильная… безликая. Знал? Воздуха совсем переставало хватать, и, пошатнувшись, она бросила на отца взгляд, на дне зрачков которого можно увидеть искорки потаенной агрессии.

Стоять здесь — все равно что умирать каждую секунду от понимания, что сахарная принцесса в розовом никогда, никогда не могла обмануть того, кого так сильно хотела ввести в заблуждение.

Стоять здесь — все равно что понимать очевидное: все эти годы она просто по собственной глупости уродовала себя не из-за чего.

Тяжело. Тяжело было так жить, понимаешь, папа?

Сорвавшись с места, она подошла к двери, попытавшись дернуть ее. В первый раз — рука соскользнула, во второй — заела ручка, а в третий…

— Ты всегда смотрела на меня так, словно не хотела, чтобы я лез в твою жизнь. Вот я и стоял в стороне. А потом лишь только заметил, во что именно ты ввязалась, Лили.

Дернувшись, она поглядела на него, сжав сильнее ручку двери в ладони, и чувствуя, как бьется, бьется там, что-то внутри, то, что давно уже должно было омертветь.

— Ты через многое прошла, и я сожалею лишь обо одном: о том, что не вмешался раньше, что сам…

— Да что ты знаешь? — тоскливо прошептала Лили, обрывая его на полуслове. — Как ты можешь знать, через что именно я прошла?

Вокруг все двоилось, и, кажется, это впервые, когда сахарная принцесса больше не улыбалась плача.

Будь сейчас рядом с ней тетушки, они бы сморщились — ведь Лили красива и прекрасна лишь тогда, когда соответствует своему образу.

А она больше не могла его выносить.

Пора было признаться. Сахарная принцесса давно умерла, оставив от себя лишь груду останков.

* * *

Вся ее жизнь до недавнего времени представляла из себя набор разрозненных элементов: семья, показное счастье, фальшивый любимый человек и внешнее спокойствие, приправленное этикетом. Ее жизнь — это набор механизмов, чья работа так исправно настроена, что ей бы и в голову не пришло, что вся эта система однажды даст сбой.

Дала. Ирония в том, что сама Лили едва ли была к этому готова.

— Дитрих озверела, — зевая, хватая ее за руку, трещала Клара, поминутно скользя взглядом по коридору. Вероятно, она боялась наткнуться на Марлен, которая в последнее время действительно сорвалась с катушек и выливала на них помои презрения с особенной педантичностью.

Тупая идиотка, и почему только Лили сама не стала такой? Что помешало ей вырасти избалованной дочкой национального героя, такой, какой ее и видит большинство?

— Мне нужно бежать, Вейн, — пытаясь отцепить свою руку, почти шипела Лили, мысленно уже попросту оттолкнув от себя надоедливую коллегу.

Клара промолчала, остановившись резко, а потом, скрестив руки на груди, прищурила глаза и посмотрела на нее таким глубоким взглядом, словно что-то хотела ей сказать, но все никак не решалась.

«Мерлин, ну до чего же утомительно», — почти ныла Лили, смотря в эти глаза.

— Я тут недавно заинтересовалась прошлым мистером Малфоя, — накручивая локон на палец, наконец протянула она, из-за чего, признаться, Лили напряглась. Потому что было очевидно — не увидь их вместе в тот день, Вейн забыла бы о нем тотчас. А что это значило?

«Играй, Лили, играй!».

— Довольно забавно, мне кажется, вас связала сама судьба, — широко улыбаясь, продолжала Клара, вызывая теперь уже даже не отчаянье, а дикое, дикое раздражение.

— Да к чему ты ведешь?

Цокнув, Клара пожала плечами.

— В картотеке есть информация о его отце. Ты же знаешь, что он умер?

— Ну? — резче, чем стоило, протянула Лили, не удержавшись.

— А знала ли ты, что убил его именно твой отец?

Улыбка напротив вызвала лютую злобу, и чем дольше всматривалась в нее Лили, тем сильнее внутри нее прорывалось желание вцепиться в волосы Клары и бить ее лицо о каменную кладь стены ровно до тех пор, пока эта идиотка не захлебнется от собственного крика.

Но Лили стояла, мило улыбаясь, чувствуя, как внутренности сжимаются, принося ощущение тотального страха.

— Мне пора, — взмахнув волосами, бросила Лили, резко отвернувшись.

— Ну послушай же, судьба! А какая история из вас выйдет, Лили!

Громкий смех разносился по помещению, наполненными людьми, и, сильнее сцепляя пальцы, Лили шла, опустив взор, словно пойманная на воровстве воришка. Потому что она не понимала, что и зачем делает, отчего сердце ее делает такой кульбит и почему, зная заранее, что никогда не будет интересовать Скорпиуса Малфоя по-настоящему, а лишь как объект мести собственному отцу, она все равно согласилась на эту игру.

Почему Лили Поттер так чертовски сильно нравилось разрушать себя, свою жизнь, близких. Откуда вообще было взяться этому тотальному чувству хаоса?

Вздрогнув, она остановилась лишь у самых дверей, ведущих на улицу, и, подняв голову, увидела сквозь муть стекла высокий, темный силуэт. Люди проходили мимо нее, хлопая дверью, обвивая ее плечо, толкая и немного пихая, все они спешили в офисы, на приемы. Все они чем-то жили, пусть и гнались за пустыми вещами.

Все они имели хоть какие-то цели.

А что Лили? Была ли у нее хоть одна цель, кроме разрушения? И как же давно началась эта тотальная тяга к разложению?

«Удивительная последовательность, мистер Малфой, — равнодушно думала она, впиваясь глазами в его силуэт и не делая шаг вперед, — вы все-таки пришли».

Сделать шаг на путь своего уничтожения, на самом деле, самое простое действие в мире. Вопрос был лишь в другом: а было ли хоть что-то, что все еще можно было сломать? Остался ли хоть один действующий механизм внутри?

— Добрый день, Скорпиус, — поравнявшись с ним, безэмоционально протянула Лили, чувствуя, словно вся она тряпичная кукла, которая вот-вот упадет навзничь.

Малфой оскалился, посмотрев на нее таким же равнодушным взглядом. Да. Они по-настоящему были идеальной парой, куда ни глянь — одна сплошная схожесть.

— Куда мы пойдем на этот раз? — буднично осведомилась Лили, когда молчание с его стороны истязало ее внутренности, вынуждая сердце тихо-тихо забиться.

— С разгона и прямо в бездну, не так ли, мисс Поттер? — скалясь сильнее, тянул Скорпиус, и взгляд его лишь на секунду сверкнул такой злобой, что Лили невольно начала переменять ее.

От него по-прежнему пахло кровью, глаза его все так же сверкали лютой злобой, а лицо было словно выверенной маской — едва ли хоть кто-то по собственному желанию хоть когда-нибудь захотел с ним иметь что-либо общее.

— Так чего же нам ждать? — продолжал он, внимательно вглядываясь в ее лицо, смотря так цепко, что она начинала нервничать. — Пойдемте сразу ко мне.

А внутри — страх. И где-то за спиной пьяный Балдер, нашептывающий ей рассказ о ее собственной ничтожности.

Лили чертовски, просто до ужаса боялась, сбивая ритм своего сердца напрочь, вынуждая его, истерзанное и замученное, биться с такой силой, чтобы зашумело в ушах.

Лили боялась. Не потому ли она сделал шаг вперед?