Путь домой (гет)

Арабелла с тоской оглядела маленькую каюту, служившую ей пристанищем и тюрьмой, и которую она изучила до последней трещинки на дереве переборок. После обеда и последовавшего за ним оглушающего откровения дона Мигеля прошли еще несколько тягучих, как патока, дней. Она уже потеряла им счет, и ей казалось, что иной жизни для нее не было и не будет, только неустанный плеск волн в борт «Санто-Доминго», низкая тесная каюта и горящий взгляд де Эспиносы, который преследовал ее даже во сне. Со сном дело обстояло неважно, тинктуры доктора Рамиро не очень-то ей помогали.

То, что Арабелла могла выходить на палубу, мало что меняло. Ее взору открывалась одна и та же картина: галеон все еще стоял на рейде Ла Романы, маленького городка, разморенного жарой. Она старательно избегала встречи с доном Мигелем, впрочем, он также не стремился приблизиться к ней и в основном находился на берегу — как и большинство его команды. Однако нельзя было сказать, что пленницу предоставили самой себе. Вчера, едва Арабелла остановилась у фальшборта рядом со спущенным шторм-трапом, рядом с ней как будто из воздуха возник один из матросов и жестами показал, что она должна отойти. На корабле полагали, что она не говорит по-испански, но Арабелла все больше понимала язык, слова будто сами обретали смысл. Значило ли это, что память возвращается к ней? Или она впитывала новые знания?

На ее столе стали появляться свежие фрукты, а потом Хосе принес еще одно платье, по виду похожее на те, что носят зажиточные горожанки и на этот раз без каркаса. Этот знак внимания тронул ее, ведь она ни о чем таком не собиралась просить.

Арабелла много размышляла в эти дни, благо времени у нее было более чем достаточно, пытаясь осознать себя и представить события своего прошлого. Она думала о том юноше, Эстебане. Каким испытанием было для него увидеть жуткие приготовления казни своего отца... Конечно, Арабелла помнила истории не только про пиратов, но и про испанцев, не уступающих, а подчас превосходивших пиратов в кровожадности. Да и здравый смысл подсказывал ей, что де Эспиноса мог если не солгать, то утаить от нее часть правды. Но все эти робкие поиски оправданий не перевешивали того факта, что человек, ставший ее мужем, оказался способен на такую жестокость.

Дон Мигель упомянул, что на «Милагросе», а потом на корабле капитана Блада она была с неким спутником. А ее дядя? Что стало с ними обоими? Что, если угрожали не самой Арабелле, а тем, кто был ей дорог?

Она отказывалась принимать такую правду и, подобно тонущему в зыбком болоте, искала любую, самую хлипкую опору, чтобы обрести почву под ногами.  И единственным утешением для нее было то, что и де Эспиноса, и его племянник — ведь скорее всего, именно он рассказал дяде про случившееся — остались в живых после столкновения с Питером Бладом.

Арабелла вздохнула и потерла ноющий висок: головные боли продолжали донимать ее и даже усилились после злосчастной беседы с испанцем. Еще один день заканчивался, солнце клонилось к западу и жара спадала. Арабелла вышла из каюты, ей захотелось подняться на палубу, чтобы подставить лицо вечернему бризу, несущему запахи близкой земли и пряные ароматы тропических лесов Эспаньолы. К своей досаде, около трапа она почти столкнулась с доном Мигелем. 

— Добрый вечер, донья Арабелла.

— Рада, если вечер добрый. По крайней мере для вас.

Де Эспиноса предпочел не заметить колкости, прозвучавшей в ее голосе:

— Я как раз шел к вам. 

— Вот как? И зачем же?

— Чтобы пригласить вас в кают-компанию.

Арабелла не удержалась от сарказма:

— Чтобы поведать еще одну кошмарную историю из моего прошлого? Или из прошлого моего мужа?

Дон Мигель поморщился:

— Мне не следовало рассказывать вам... учитывая ваше состояние.

— Я здорова, не беспокойтесь.

— А Рамиро утверждает обратное. Но как вам будет угодно. Нет, никаких кошмаров. Вы же любите шоколад. Мой повар прекрасно его готовит, а с берега доставили и другие сладости. Не желаете ли отведать? Считайте это рекомендацией доктора Рамиро, — де Эспиноса вдруг широко улыбнулся. — Шоколад придаст вам сил, чтобы и дальше спорить со мной.

— Шоколад? — переспросила Арабелла и вдруг поняла, что действительно любит его бархатистую горечь и... желает его отведать: — Хорошо. Я принимаю ваше приглашение.

* * *

Арабелла ожидала вновь увидеть офицеров «Санто-Доминго», однако кают-компания была пуста. Молодая женщина остановилась и удивленно взглянула на дона Мигеля.

— Я не хотел вас смущать. Мне показалось, что в прошлый раз вы не чувствовали себя уютно в окружении моих офицеров. 

На столе уже был серебряный поднос с двумя большими чашками шоколада, над которыми завивался пар, и несколькими коробочками — в них, по-видимому, находились те самые сладости, доставленные с берега. Арабелла вдохнула аромат, и ей почудилось, что какая-то смутная тень мелькнула по краю ее сознания... Так уже было... да...

— Вы, должно быть, уже угощали меня шоколадом, дон Мигель.

— Откуда иначе мне знать, что он вам по вкусу, — улыбка, появившаяся на тонких губах испанца, была почему-то грустной. — Прошу вас, донья Арабелла.

Дон Мигель наблюдал за Арабеллой, которая наслаждалась чудным напитком, и в его темных глазах было загадочное выражение. Сам он почти не притронулся к свой чашке. 

— Я внушаю вам ненависть? — вдруг спросил он.

Арабелла вздрогнула и поставила почти пустую чашку на стол.

— Можете не отвечать, это естественно. Достаточно того, что я держу вас здесь в ожидании выкупа. Кроме того, я враг Англии, и соответственно, ваш. И ваша память что-то да хранит о зверствах испанцев, ведь так? Но в нашем несовершенном мире все творят одинаково жестокие гнусности, вам ли не знать!

— Зачем... зачем вы говорите мне это?

Де Эспиноса глубоко вздохнул, подавляя гнев.

— Прошу простить меня, донья Арабелла. Я нарушил свое обещание, — он криво усмехнулся. — Сегодня я вспоминал брата — таким, каким он был в детстве. Возможно, вам будет неприятна и эта тема?

— Продолжайте, — медленно проговорила Арбелла, — я выслушаю вас. 

— Диего был младше меня на два года. Между братьями — и особенно часто с небольшой разницей в возрасте — бывает соперничество, вплоть до ненависти... А для него я был кумиром. Рыцарем без страха и упрека. Как-то раз, во время игры, камень, выпущенный из моей пращи, разбил драгоценный витраж в церкви нашего замка. Мы перепугались и в поисках спасения бросились в разные стороны. Я не знал, что Диего попался отцу. Тот решил, что проделка — его рук дело, а брат не выдал меня и под розгами. Ему было всего семь лет...

Дон Мигель замолчал. Он сидел вполоборота к Арабелле, и свет заходящего солнца падал на него, высвечивая резкие черты лица, орлиный нос, глубокие складки, сбегающие к губам.

— Я хотел бы, чтобы вы видели во мне не только врага... чудовище. Но я также знаю, что это невозможно... принимая во внимание обстоятельства, — тихо произнес он, затем, встрепенувшись, вернулся к своему обычному суховатому тону: — Если небу будет угодно, ваше заточение не продлится долго. Мой человек вернется с ответом Питера Блада через пару дней.