Пусть всегда будет солнце (джен)

Со смертью отца Питера во мне как будто что-то сломалось. Я чувствовала себя одинокой песчинкой в бескрайней пустыне, маленькой и беззащитной.

Тело священника было обезображено, его хоронили в закрытом гробу, я даже не смогла взглянуть на него в последний раз.

После возвращения в Гастингс я, закрывшись в своей комнате, погрузилась в глубочайшую депрессию. Я лежала в постели и тупо смотрела в потолок, не желая есть, пить или говорить с кем-либо из детей и персонала.

В этом мире было много людей, с которыми мне приходилось общаться, но тех, кто был мне по-настоящему близок, были единицы. Отец Питер был мне не просто дорог, этот человек был мне другом, братом, отцом, наставником, помощником... Казалось, что мудрость, которую другие постигают годами, он впитал с молоком матери.

Я помню, как самые запущенные дети, попадавшие ко мне в приют с улицы, после нескольких бесед с ним преображались, исправляли свое поведение, стремились стать лучше. Как будто он чудесным образом вытягивал из других все зло, подлость, мерзость, все те плохие качества, которые делают душу черной и заставляют медленно опускаться на самое дно существования.

Я помню, как он утешал меня в минуты отчаяния, как вселял уверенность в завтрашнем дне, заставлял поверить в то, что все плохое уйдет, а на его место обязательно придет радость и благоденствие.

Мой внутренний стержень сломался, сидя на кровати, я смотрела в одну точку, методично раскачиваясь из стороны в сторону, не желая выходить из комнаты и каким-либо образом контактировать с внешним миром.

Никто из персонала не тревожил меня, зная мое отношение к покойному и то, какую важную роль он играл в моей жизни.

Однажды ночью я проснулась от тихого шепота, раздававшегося совсем рядом

— Пани Лиза, проснитесь, пожалуйста… Ну, пожалуйста, вставайте, пани Лиза, — голос дрожал, и я, еще находясь в полудреме, услышала редкие всхлипы.

С трудом разлепив глаза, я увидела маленькую Алисию, стоящую возле моей кровати.

— Детка, что ты здесь делаешь? Ночь на дворе, разве тебе не положено спать в своей кроватке?

— Пани Лиза, не бросайте меня здесь одну... Пани Лиза, только не умирайте, хоть вы не умирайте, — девочка разрыдалась.

Сон моментально прошел, в мозгу лихорадочно заработали извилины, пытаясь понять, с чего ребенок сделал такие выводы. Я посадила Алисию рядом на кровать, прижала к себе и стала потихоньку успокаивать.

— Алисия, с чего ты взяла, что я умру? Откуда такие мысли? Я просто немного приболела, вот и решила отлежаться в кровати.

— Мама тоже так болела, когда папу убили. А потом она привезла меня к отцу Питеру и через несколько дней не проснулась, — девочка уже рыдала взахлеб, сжимая в маленьких ладошках ткань моей ночной сорочки. — Как же я здесь без вас, не бросайте меня, пани Лиза, — редкие всхлипы переросли в судорожное рыдание, у девочки началась истерика, которую можно было остановить, только дав ребенку выплакаться.

А я, прижимая к себе маленькое подрагивающее тельце, почувствовала себя предательницей. Замкнувшись в своем горе, я не подумала про своих детей, не подумала про окружающих людей, ставших для меня настоящей семьей. Пока я упивалась своими страданиями, я не видела, что люди вокруг тоже скорбят и горюют, но только я раскисла, словно кисейная барышня.

Я прекрасно знала, что приютов, подобных моему, единицы. В большинстве случаев дети там просто не голодные и как-то одетые. А ведь только благодаря тому, что здесь работали люди, для которых забота об этих детях была не просто обязанностью, а смыслом жизни, воспитанники получали не только еду и одежду, а настоящую любовь и заботу.

Разве хотел бы отец Питер, который так много сделал для нас, который нас поддерживал, помогал, делил с нами радости и печали, чтобы я вела себя подобным образом, разве одобрил бы он мое уныние и депрессию? Только сейчас я поняла, как была неправа, как виновата перед людьми, которые меня окружают, как виновата перед своими детьми.

Алисия никуда не ушла этой ночью. Обессиленная сильнейшим стрессом девочка заснула в моей кровати, так и не выпустив краешек моей ночнушки из своих рук.

Утром мы с Алисией вышли в столовую на завтрак. Каждой клеткой своего тела я чувствовала облегчение, которым буквально дышали дети.

— Миссис Коул, с выздоровлением...

— Миссис Коул, как хорошо, что вам уже лучше

— Миссис Коул... Миссис Коул... Миссис Коул...

Почти каждый ребенок подошел ко мне и сказал несколько слов. Малыши лезли ко мне с обнимашками, старшие рассказывали новости, кураторы докладывали про жизнь каждой группы.

А от мистера Смита я получила знатную взбучку. Все эти дни ко мне в комнату заходила только сестра Марта, которая никакими увещеваниями не могла расшевелить мою депрессивную тушку. Но что не удалось взрослому, то удалось маленькой девочке, испугавшейся в очередной раз за свою коротенькую жизнь остаться без человека, которому можно доверять и которому она будет небезразлична.

* * *

В середине июня в приют вернулся Том. Он рассказал, что не просил директора оставить его на каникулы в школе. Ещё к Рождеству его школьный товарищ попросил своего отца сделать Тому порт-ключ до Гастингса и обратно на вокзал Кинг-Кросс, чтобы парень мог без проблем вернуться в школу.

— Миссис Коул, я не могу отсиживаться где-то в стороне, зная, что вы здесь. Пусть я ещё несовершеннолетний, и мне нельзя колдовать, но зато я доработал те руны, которые высылал вам зимой. Теперь я уверен, что они сработают так, как надо.

Я слушала этого мальчика и просто не могла ругать его за непослушание. Хотя нет, не мальчика, я видела перед собою юного мужчину, готового защищать свою семью. А о том, что мы стали для Тома семьёй, лучше всего свидетельствовал его поступок.

В Хогвартсе учились магглорожденные дети не только из Лондона, но также из Бристоля, Ливерпуля и Манчестера. Сам Том не просил директора о возможности остаться в школе на каникулы, но просили другие ученики, особенно со старших курсов. Диппет отказал всем. Осиротевших детей просто бросали на произвол судьбы на вокзале Кинг-Кросс, не заботясь о том, кто и как будет заботиться о них дальше. Слышать это было жутко... А потом запинаясь и переминаясь с ноги на ногу, Том сказал, что на вокзале его ждут осиротевшие студенты Равенкло... Так наш приют пополнился ещё двумя маленькими магами...

Оформление документов на этих детей прошло без проблем. А Тома я похвалила за то, что не оставил мальчишек в беде.

Лето пролетело незаметно. Лондон потихоньку восстанавливался, Гитлер в это время кинул все силы на покорение моей родины из прошлой жизни, война проходила вдалеке, и лишь голос из радиоприемника ежедневно напоминал о том, что мы все ещё в опасности. За покупками к школе дети отправились сами, деньги им выдал декан перед отъездом домой. Новым мальчикам было тяжело осознавать, что теперь они не могут купить то, что нравится, а нужно рассчитывать лишь на весьма скромное содержание от попечителей.

Алисия, ранее не желавшая общаться с другими детьми, быстро подружилась с новенькими мальчиками. Тайна объединяет, общаться с такими же магами, как она, было гораздо проще.

Наш дом в Лондоне совсем не пострадал. Я добилась разрешения жить с детьми в Гастингсе ещё один год. Здесь мне было гораздо уютнее и спокойнее. Раз в месяц к нам наведывался доктор Стивенсон. Он не забыл своего обещания и следил за здоровьем ребят, попутно снабжая меня свежими новостями.

Следующим летом Том привел к нам ещё одну осиротевшую девочку. Он перешёл уже на пятый курс, и сова вместе со стандартным списком покупок принесла ему значок старосты.

Как и в каноне, с самого первого дня учебы Томас показал себя умным, любознательным, ответственным студентом. Его тягой к знаниям восхищались все преподаватели, кроме Альбуса. Судя по рассказам парня, у меня создалось впечатление, что будущий директор записал его в «страшные темные маги», скорее всего, из-за способности змееуста, которую все-таки не удалось скрыть от окружающих. У меня не было оснований не верить словам Тома: он всегда очень правильно определял отношение к себе других людей, хорошо чувствовал ложь, фальшь и неискренность.

Осенью 1942 года на вокзал Кинг Кросс я провожала уже четверых детей. После того страшного года Лондон больше не бомбили, и мы добирались до города машиной, как и раньше.

— Том, пообещай мне, пожалуйста, одну вещь, — я долго думала, говорить ли с ним на эту тему, вдруг канонного василиска не существует. Но потом решила, что лучше перестраховаться. — Пообещай мне, что если найдешь Тайную Комнату, не будешь ее открывать.

— Откуда вы узнали о Тайной Комнате? — парень выглядел удивлённым, по его реакции я поняла, что скорее всего такие мысли его уже посещали. — И почему решили, что я буду ее искать?

— Томас, неужели ты забыл, как читал мне Историю Хогвартсе перед поступлением в школу? А зная тебя, совсем не удивительно, что ты захотел найти то, что создал твой легендарный предок. У тебя ещё много времени впереди. А в этом году лучше думай про экзамены.

Улыбнувшись, я взъерошила волосы на голове уже такого взрослого Тома и, помахав на прощание остальным ребятам, покинула платформу.