День за днем-3 (гет)

Созвонившись, договариваемся встретиться в кафе на Кутузовском — у Анюты после обеда эфир и она не хочет далеко отползать от радио. Взяв жареного мяса в листьях салата, хлеба и по бокалу сока, занимаем столик неподалеку от окна. Повесив сумку на спинку кресла и перекинув куртку через его ручку, пытаюсь разрезать тупым ножом пережаренную отбивную.

Пока ждали заказ, успеваю выложить Сомовой печальные новости про Наумыча, но той как с гуся вода — походу увольнению шефа ее не удивляет, только рада — трижды успевает намекнуть, что директорское кресло как раз для меня. Во-первых, для кого именно, в свете моих поисков? Для Марго или для Игоря Реброва? Во-вторых, меньше всего мне сейчас нужны карьерные хлопоты — мне бы с одной проблемой разобраться, куда уж с тремя, учитывая обиженного Калугина. При очередном заходе подруги на ту же тему, пресекаю уже более решительно:

— Аня, я не собираюсь обсуждать эту тухлую тему!

— Да почему, тухлую?!

— Еще раз повторяю — мне это не интересно.

— Ну, как же тебе это не интересно?! Ну, ты ж там работаешь!

Сомова возбужденно машет ножом:

— Не интересно ей.

Упрямо сжимаю губы, с силой выдыхая носом воздух:

— Аня!

— Что, Аня? Ты даже не понимаешь, какие ты перспективы вообще упускаешь! Ну, вот представь себе — Наумыч уходит, вот кого он на свое место назначит?

Кого-кого… Отворачиваюсь, со стуком кладя нож на стол. Не знаю кого, это дело начальника.

— Зимовского, думаешь? Хэ…, да ни за что на свете!

Это точно. Антошу ставить — угробить журнал окончательно. Анька все бубнит, а я продолжаю вяло ковыряться в тарелке, отправляя в рот кусочки мяса.

— Наташу? Ну, в принципе, она его дочь и все такое, но она же просто пустит бизнес под откос. Ну, он это понимает. С ней даже связываться даже никто не будет!

Ой, ли? Егорова уже была у нас и замом по общим вопросам, и замом главного редактора, и даже директором пару недель. Но в принципе Сомова права...

Тем не менее, молча продолжаю жевать.

— И остается, чья кандидатура? М-м-м?

Анюта с хитрой физиономией подается через стол ко мне навстречу, но я охлаждаю ее порыв — не торопясь беру пальцами листик салата с тарелки и равнодушно отправляю за щеку:

— Сомова, ты дашь мне поесть нормально?

— Нет, не дам! Пока до тебя, наконец, не дойдет.

Ее голос становится жалостливо — сочувствующим:

— Ты же уже попрощалась с Гошей… Ну и правильно, сделала!

В принципе да, попрощалась… Всю оставшуюся мужскую жизнь вспоминать как кувыркался в постели с мужиком и млел от этого? Даже не знаю, сможет ли Игорь Ребров смириться с таким психовывертом. Но ведь это, все равно, буду я, а не женское туловище с Гошиными мозгами!

Замираю в задумчивости, перестав работать челюстями, и Анюта тяжко вздыхает:

— Думаешь, мне не горько осознавать, что…. Фу-у-ух… Я его больше не увижу…. Горько…, и очень! Но, давай смотреть правде в глаза — ты подумай, вообще, сколько ты сил и здоровья угробила на то, чтобы вот это место под солнцем занять! И все ради чего?

Взяв брусочек перца губами, затягиваю его в рот, поднимая глаза к потолку — Анька, все — таки, жуткая зануда.

— Сомова, ты не в прямом эфире.

— Давай, давай, кусай меня... Хэ… Только знаешь, что я тебе скажу. Вот, смотри… Наумыч уходит, ты встаешь на его место. У тебя есть Андрей! Живи себе, не хочу.

Упрямо на нее не смотрю, продолжая жевать. Дело даже не в Калугине… Согласиться на директорство — однозначно взять на себя ответственность, причем огромную! И обрубить концы!

А дальше-то, что? Сомова подумала? Гошина двоюродная сестра — невеста не может существовать бесконечно… А квартира? А родители? Все бросить и переехать к Калугину? Вовлечь всю его семью в разборки с полицейскими, которые быстро обнаружат, что Ребров границу страны не пересекал? Столько всего нагорожено, что если рухнет, пришибет всмятку без следа. Завершив спич, Сомова подталкивает меня к ответному слову:

— Вот, теперь, я готова услышать все твои возражения и в чем я там не права. Давай, говори!

Откинув рукой волосы за спину, тянусь за бокалом с яблочным соком и отпиваю:

— Я не собираюсь вступать с тобой в полемику.

— А придется.

Не придется! Анюта начинает судорожно тыкать вилкой в мясо, и я, отставив бокал в сторону, выговариваю ей сквозь зубы:

— Так, стоп — машина! Аня я еще раз повторяю — я не собираюсь занимать ничье место, ясно тебе?

— Ну, почему?!

— По кочану!

Мельком бросаю взгляд по сторонам — мне бы сначала разобраться с центральной проблемой — узнать, что знает Павел и есть ли в этих знаниях толк… А уж потом можно прыгать и плясать вокруг всего остального.

— Меня всю раздирает, а она — Наумыч, кресло…

Прикрыв глаза, провожу ладонью по лицу, стряхивая напряжение. Сомова тут же подается вперед:

— Что тебя раздирает? Сергей твой этот, почти отвалился. Паши, вообще, на горизонте не видно.

Она складывает пальцы в колечко:

— У нас результат — ноль!

И что, сдаться? Схватив вилку, опять начинаю есть.

— Ноль! Ты мне, знаешь, кого напоминаешь?

Осла? Вяло интересуюсь:

— Кого?

Пожевав губами, Анька, наконец, придумывает:

— Карпа на сковороде!

Рыболовно-кулинарные сравнения заставляют покоситься на подругу — это почему?

— Деваться некуда, а она все бьется, бьется, бьется, бьется…

Ишь, ты… Где это она живых карпов, да сразу на сковороду? Усмехнувшись, язвлю:

— С Наумычем нарыбачилась, да?

Та недовольно бурчит:

— Причем тут Наумыч? Вообще-то, мы о тебе говорим сейчас.

Интересно, с чего вдруг такой горячий монолог? Или у них уже есть совместные планы, о которых на оперативке намекал шеф? Слепив две обузы вместе, издательство и Марго, пожалуй, можно освободиться от обеих сразу. Напоминание о Паше рождает мысль, которую я успеваю довернуть, пока Сомова занимается мозгоклюйством. Блин, и как она раньше в голову не пришла!

— Я знаю, где искать Пашу!

Анька, помолчав и поцокав языком, тяжко вздыхает:

— О господи, ну и где?

Загораясь новыми планами, вываливаю:

— Смотри! Если он в Москве, а я уверена, что он здесь, значит, он осел в каком-нибудь ресторане.

Он же ничего другого не умеет!

— Что, значит, осел?

На мелочи не отвлекаюсь, меня не сбить:

— Причем стопроцентно в итальянском!

Сомова поелозив и покрутив головой, зудит снова:

— Марго, я не понимаю, что значит осел.

— Вот, смотри: ну, он всю жизнь проработал у отца в кабаке. Он, если бы даже и захотел чем-нибудь другим заниматься, он бы не смог, потому что это его хлеб. Ты, понимаешь?

Анька отпивает из бокала, а потом ее рука так и зависает в воздухе:

— Ну, ты хоть понимаешь, сколько в Москве этих кабаков?

— Ну… А что делать, будем, потихонечку, шерстить… Ты мне поможешь?

Сомова хмыкает, уткнувшись в тарелку:

— Хэ… Да делать мне больше нечего!

Блин, подруга называется. Не могу сдержаться и не съязвить:

— Спасибо тебе, ты настоящий друг.

Анюта сопит, вздыхает, и я хмуро начинаю тыркать вилкой в тарелку. Наконец, Сомова сдается:

— Давай, хоть ты не будешь…, как-то там…, по этим кабакам…, ну, бегать сама. Давай, может, сделаем это через радио.

— Что это?

— Пробьем лучшие итальянские рестораны Москвы.

Она согласна!

— Каким образом?

— Ну как, просто поговорим с народом в эфире.

И через интернет еще можно. У меня вдруг в сумке звенит мобильник, и я предупреждающе поднимаю палец:

— Сейчас, извини.

Развернувшись, лезу во внутренний кармашек сумки за телефоном и вижу на дисплее знакомое имя. О, Алиса! Сейчас прояснится с нашим свиданием. Прикладываю к уху:

— Кхе… Алло!

— Это я.

— Алисочка, да моя принцесса...

— Марго, так как наш уговор?

— А ты уже дома?

— Да, я дома. Или ты занята? Ты можешь сейчас разговаривать?

— Э-э-э, нет…, могу разговаривать…

— Так ты сейчас приедешь?

— Что?

— Ну, прямо сейчас можешь?

Бросаю взгляд на наручные часы — пожалуй, обед можно и растянуть на лишний часик.

— А-а-а…, ну-у-у…, хорошо, давай, договорились…

— Я тебя жду.

— Все, пока.

Оборачиваюсь снять сумку со спинки кресла и перекладываю ее к себе на колени. Сомова укоризненно выговаривает:

— Алиса?

Засовываю телефон обратно:

— Она самая.

— Что-то стряслось?

В детали вдаваться перед Анькой не хочу — опять заведет волынку.

— Да нет, просто у нее для меня какой-то сюрприз.

Так, все, я побежала.

— И что, прямо сейчас?

Повесив сумку на плечо и сморщив нос, оправдываюсь:

— Ну, я заеду — все равно по дороге.

Поднявшись, и прихватив куртку, обвожу свободной рукой застолье, прежде чем рвануть к выходу:

— Ты тут расплатись, ладно?

— А…, а обед?

Но я уже исчезаю.

* * *

От «Кутузовской» до «Новослободской» в метро всего одна пересадка, так что через полчаса я уже звоню в квартиру Калугина. Поболтать с подружкой остается не так уж много времени, тем не менее, усадив меня в кресло в гостиной и выдав «сюрприз», маленькая хозяйка убегает на кухню, видимо, хочет проявить гостеприимство.

Положив ногу на ногу, пригорюнившись с грустной улыбкой, разглядываю рисунок. Да-а-а… «Моя семья», действительно, не цветочки с солнышком. Вот эта женская фигура в синей тунике и брюках, похоже, я, а длинноволосая мужская в футболке и бордовых штанах — Калугин. Детская фигурка в длинном красном платье возле меня — очевидно Алиса. Счастливая троица застыла на зеленой травке возле развесистого дерева. Поднимаю голову, услышав шаги — в комнату возвращается Алиса:

— Я уже чайник поставила, сейчас будет чай. Будешь?

— Да, спасибо. Слушай, ну, здорово.

Девочка останавливается рядом, вплотную, и мне приходится задирать голову:

— Очень похоже, получилось.

— Я старалась.

Продолжая разглядывать детские надежды, тянусь приобнять подружку:

— Заметно.

Алиса вдруг вздыхает:

— Жалко, конечно.

Удивленно гляжу на нее:

— Что, жалко?

— Что так, как на рисунке, у нас никогда не будет.

Она тянется забрать листок у меня из рук и делает шаг назад. Такое взрослое суждение, совершенно несовпадающее с изображенной семейной идиллией, вдруг пугает, хочется возразить, но из горла вырывается что-то неопределенное:

— Эу…

Девочка торопится объяснить, забираясь на диван с ногами:

— Я уже знаю, что вы с папой расстались!

В груди становится тягуче и тревожно — похоже, Андрей уже и дочку посвятил в наши проблемы. Только почему «расстались»? Встрепенувшись, расстроено вскакиваю, чтобы пересесть на диван:

— Расстались?… А-а от … Это он так сказал, да?

Не глядя в мою сторону, Алиса вздыхает:

— Да.

Капец, неужели Калуга рассказал малышке про Сергея? Ревность ревностью, но мне совсем не хочется становиться чужой и неприятной для Алисы.

— А он…, не сказал тебе, почему?

— Он попробовал, но… Потом он сказал, что я смогу этого понять, только когда вырасту.

Да, в этом клубке и взрослому не разобраться. Со вздохом соглашаюсь:

— А… Ну, да наверно он прав.

Увы, впереди только два варианта — либо я найду Павла и это к чему-то приведет, хотя и необязательно, либо не найду Павла и это все равно трещину между мной и Андреем никак не заделает — где-то ведь бродит туловище Игоря Реброва, возможно даже ищет меня.

— А вы что, очень сильно поссорились?

Встрепенувшись от мыслей, тру шею, массируя ее и затылок.

— Да нет, Алис… Люди, когда ссорятся, они могут помириться, а у нас с папой, совсем другая ситуация…

Грустно усмехаюсь — между нами стоит Гоша и его не оттолкнуть ни мне, ни ему… Нервно ломаю пальцы:

— В общем, у нас все по-другому.

— Он тебе что, больше не нравится?

Если бы… Вздох получается нежным, и я киваю:

— Нравится.

— Тогда в чем проблема?

Как ответить ребенку на такой простой вопрос непонятно и я с усмешкой отвожу глаза.

В чем проблема… Рука сама тянется убрать упавшие волосы за ухо, а потом я глажу девочку по плечу:

— Знаешь, Алис, ты наверно действительно сможешь это понять, только когда вырастишь.

Целую ее в висок, и мы с грустью смотрим на рисунок. С кухни слышится свисток чайника, и это для нас сигнал переключиться на более приятные темы.

* * *

Вернувшись на работу, пытаюсь заняться делами — даже открываю блокнот набросать план на окончание дня. Но не судьба — оставленный перед носом на столе мобильник оживает перезвоном. Открыв крышку телефона, смотрю, кто звонит — Сомова. Прикладываю трубку к уху:

— Алло!

— Марго, это я.

— Ну, что там у тебя?

— Есть адреса, как обещала.

Отлично!

— Так, подожди секунду, сейчас.

Придвигаю к себе чистый лист и беру со стола ручку:

— Все, давай, записываю.

— Слушай, ну, пока только 28 итальянских. Давай, пиши.

Быстро начинаю чиркать, пытаясь успеть за Сомовой: «Фиорентина 729-54, Старая Парма 458-71-90 , Пицца плаза 324-73-90, Фьюнеза 213-54-67, Кулуари 357-96-15, Лючиано 777-88-99, Фиеста 765-28-37, Фазенда 465-78-235, Каниери 679-13-541, Трактир 321-35-678, Филисента 495-77-778, Феличита, Си ю 891-35-978, Тиссино 324-85-946, Тесоро, Таниано 946-85-324, Талавера Раш 853-24-678, Реми, Гвинея Пик 611-32-29»…

Блин, какая-то галиматья получается — одни с урезанными номерами, другие с избыточными, третьи вообще без телефонов. Перебиваю:

— Да, не тараторь ты!

— «Фьюнеза», «Фарфалле», «Виа Романо», «Джотто», «Бела Социете»

«Фьюнеза» уже была, а остальные еще не записаны.

— Угу

— «Мистерия ди кампания», «Мад кук»

— Как?

— «Мад кук».

— Угу, понятно.

— «Артяшок ла Веранда»

Название вызывает смех:

— Что и такой есть?

— Да. Еще «Восемнадцать.Двенадцать», «Боско Фреш».

— Угу….

— «Ла Провинсиа», «Оли-оли»

— Угу…

— «Виладжио».

Все, стоп! Еще телефоны уточнять при такой абра-кадабре, уйму времени уйдет…

— Ладно, хватит пока.

— Ну, давай, давай… Я тогда минут через двадцать тебе еще подкину, да?

Еще? Вздыхаю:

— Спасибо, Ань, все давай.

Захлопнув мобильник, откладываю его в сторону. Другой рукой, откидывая волосы за спину. По-ученически сложив руки перед собой, просматриваю список и невольно фыркаю — с полными номерами не так уж и много названий:

— Ну, что, сеньора.

Поднимаю листок к глазам:

— Начнем по алфавиту или как?

Сняв трубку стационара с базы, нажимаю кнопки 8,4,9,5,2,1,3,5,4,6,7, потом прикладываю к уху.

— Алло.

— Алло добрый день … Это ресторан «Фьюнеза»?

— Да, здравствуйте, что вас интересует?

— А я вот сейчас подыскиваю место для банкета, мне один знакомый порекомендовал именно ваше заведение…. Ну, у вас же шеф-повар Шульгин?

— Шульгин? Шеф-повар?

— Ну, может, он у вас и не шеф-повар, я не знаю.

— Извините, но у нас нет работников с такой фамилией.

— Что вы говорите?

— У нас нет работников с такой фамилией.

Какая незадача. Зачеркиваю «Фьюнезу». Ладно, ткнем пальцем в небо еще раз: 8,4,9,5,4,5,8,7,1,9,0…

— Алло, «Старая Парма»? Я подыскиваю место для банкета.

— Вы у нас уже отдыхали?

— А нет, я у вас не была, но мне очень нахваливали. Говорят у вас хороший повар Павел Шульгин.

— У нас действительно отличная кухня.

— А Павел Шульгин?

— Первый раз слышу такую фамилию.

— Извините.

«Старая Парма» тоже в минус. Ладно, выберем другую букву: 8,4,9,9,7,7,7,8,8,9,0.

— Ресторан «Лючиано»?

— Да. Хотите заказать столик?

— Нет, вообще-то меня интересует банкет. Простите, я могу поговорить с вашим шеф-поваром?

Павлом Шульгиным?

— Извините, у вас неправильная информация.

Зачеркиваем. Следующим пусть будет «Кулуари»: 8,4,9,9,3,5,7,9,6,1,5.

Поднявшись из кресла, разминаю ноги, прохаживаясь вдоль окна — что-то у меня энтузиазма с этими звонками все меньше и меньше. Как только в трубке откликаются, сразу беру быка за рога:

— Извините, а вы не могли бы пригласить к телефону Павла Шульгина?

— А это кто? Вы куда звоните?

— Ну, вообще-то, он у вас работает.

— Вы ошибаетесь. Может быть Турин?

— Что….

— Павел Турин?

— А, извините.

По оставшимся забегаловкам требуется выверять телефоны, и приходится лезть в интернет. Вот, например, «Таниано» — записала на слух 946-85-324, но таких же номеров не бывает? Оказывается четверка здесь лишняя.

Потихоньку в списке набирается больше двадцати прочерков и мне уже грустно.

«Сто-00», 8,4,.9,9,9,1,3,5,9,2,8:

— Алло, извините, а позовите Павла Шульгина.

— Павел Шульгин у нас не работает, вы ошиблись, девушка.

Новый прочерк.

«Филисента». Жму 8,4,9,5,7,7,7,7,8, 4,9:

— Алло, здравствуйте, скажите, а у вас Павел Шульгин работает?

— М-м-м, нет, вы ошиблись.

Постепенно добираюсь до последней строчки и ее зачеркиваю. Полное разочарование.

— Ну и что мне теперь делать? Опять звонить этому упырю…

Тянусь поставить назад на базу городской стационар и забираю со стола мобильник. Набрав номер, встаю и вновь начинаю прохаживаться вдоль окна, уперев кулак в бок. Блин, длинные гудки.

— Cергей, ну, возьми ты трубку!

Нет ответа. С полустоном захлопываю крышку телефона — и здесь в пролете.

— М-м-м…

Уперевшись двумя руками в спинку кресла, ворчу, вздыхая:

— Капец, да что ж за день сегодня такой, а?

Обойдя кресло, снова в него плюхаюсь, откладывая мобильник на прежне место.

— Фу-у-у-ух.

Подперев голову, смотрю в список — ну, что, Сомова обещала подбросить еще такой же?

* * *

Рабочий день проходит впустую, а значит, вечером, дома, у нас с Анькой есть что обсудить. На улице совсем темно, переодеваться пока влом, вдруг Аксюта позвонит, так что я, прихватив бутылку пива из холодильника, возвращаюсь в гостиную, на диван, устраиваясь по-турецки рядом с Фионой. У меня в листке еще несколькими неохваченных номеров и я, под пивасик, быстренько завершаю обзвон. Походу, идея с ресторанами не так перспективна, как казалось сначала… Придется мириться с Аксютой, о чем я и довожу до сведения Сомовой на ее предложение поужинать. Жрать я не готова, отказываюсь, так что Анюта несет сюда прозрачную салатницу с нарезанными овощами и хлебницу исключительно для себя:

— Ну, что? Совсем ничего?

Отставляю телефон на базу:

— Ноль. Полный голяк. Даже фамилии такой не слышали.

Анька садится на придиванный модуль, отставляя хлебницу на стол и удерживая салатницу на коленях. Она ворчит, уже что-то жуя:

— Мда-а-а, вот уж капец, так капец, действительно.

Уныло вздыхаю:

— Да, уж.

— Но это совершенно не повод, кстати, снова звонить этому Сергею.

— А что ты предлагаешь мне делать? Мне информация нужна.

Анюта возмущенно возражает:

— Ну, вот он был здесь и где информация!?

— Ну…Так визитку же нашли.

Подруга только хмыкает:

— И что? Паша там все равно не живет. Дальше то что?

Хороший вопрос. Только ответа у меня на него нет, как и других идей.

— Ань, я по его физиономии вижу, что он что-то знает.

— Ну, знает, но он все равно не скажет. Это… Это просто не в его интересах!

Что верно, то верно. Но ведь вода камень точит? Замявшись, бурчу упрямо:

— Не скажет, сама узнаю.

— Как?

Как, как…

— Не знаю.

Сомова фыркает, всплескивая руками:

— Потрясающая логика.

Ага, женская... Со вздохом, Анька начинает веселкой мешать салат, и я отпиваю пива прямо из горлышка. Наш спор прерывает звонок мобильника. Оживившись, отставляю бутылку:

-М-м-м!

Cхватив трубу, смотрю на дисплей — на ловца и зверь!

— Это Сергей!

Сомова отворачивается:

— Пхэ… Поздравляю.

Открыв крышку, встряхнув головой, откидываю назад волосы, и прикладываю телефон к уху:

— Алло…

— Алло, Маш, здравствуй.

— Д-да..., привет.

— Ты мне звонила.

— Да, звонила.

— Зачем? Ты же выгнала меня!

— Да. Но…. Ф-ф-ф…

Кошусь на Анюту, хрумкающую огурец и пытаюсь подобрать слова:

— Ну, мне показалось, что нам есть о чем поговорить.

— Я... Я согласен. Можешь через час в «Торнадо», это спорт-бар на Профсоюзной?

Смотрю на часы. От Ломоносовского до Профсоюзной за час на такси?

— Да, могу.

— Мне заскочить надо еще в одно место, но я успею, там по пути.

— Все договорились, давай.

Захлопываю крышку телефона, и вижу, как Анька качает осуждающе головой. Можно подумать у нее есть что предложить другое! Ворчу:

— Что-о-о?

— Да, ничего.

Она втыкает веселку в салат, потом встает:

— Мыши плакали и кололись, но продолжали жрать кактус.

Вот, так, да?! Сомова уходит, и я провожаю ее недовольным взглядом… Но ответить-то нечего.

* * *

Через 45 минут я уже в «Торнадо». Устраиваюсь на табуретке возле барной стойки, бросив куртку на соседний стул. На экране большого телевизора сериал и по этой причине в забегаловке практически пусто. Получив у бармена бокал с вискарем, и заказав на перспективу два кофе и салат, морально готовлюсь к встрече, тихонько отпивая алкоголь мелкими глоточками.

Увидев приближающегося Аксюту, отставляю бокал на стойку. Сев прямо, и уперев обе руки в табуретку под собой, принимаю напряженную позу, отведя взгляд в сторону — мне надо изобразить обиженную девушку, но готовую к примирению…, типа ради любви. Сергей встает рядом со мной, привалившись к барной стойке спиной:

— Ну, здравствуй.

Специально не смотрю на него:

— Здравствуй.

Встряхнув головой, откидываю волосы за спину:

— Присаживайся.

Сергей мнется и не двигается. Приходится быть активной самой, и я поднимаю голову, заглядывая ему в лицо:

— Ну, что? Ты начнешь или я?

Опустив глаза в пол, он теребит куртку, зажатую в руке:

— Давай, наверно, я.

Соглашаюсь, снова отворачиваясь:

— Давай.

Аксюта обходит вокруг меня, вставая с другой стороны, за спиной:

— Маш, ты извини меня. Ну, я сам себя ненавижу за то, что я сделал. Но… Эта ситуация возникла не на пустом месте!

Если он рассчитывает сразу перейти к упрекам, то я против! Резко оборачиваюсь, вскидывая голову вверх:

— Серьезно?

Сергей стоит, уперев руки в бедра:

— Маш, мне не пятнадцать лет, я же вижу, что у вас с этим Андреем, что-то есть. Или я не прав?

Пожалуй, невинную оскорбленность, действительно играть будет неправдоподобно — слишком много накопилось мелких накладок. Приходится изобразить неуверенность и терзания души:

— Н-у-у-у…, в принципе ты прав.

— Я так и думал!

Пытаюсь убедить в своей версии, пока ревнивец не придумал другую:

— Сергей, это был легкий флирт. Я только устроилась на работу, и он оказывал мне знаки внимания. Все! Ничего более!

Увы, это не помогает и Аксюта начинает возбуждаться:

— Знаки внимания, говоришь?

— Все прошло, Сергей!

— Так прошло, что ты называешь меня его именем?!

Произношу твердо, разделяя по слогам:

— Это вышло cлу-чай-но.

Потоптавшись, Сергей выдает новое обвинение:

— А телефонные звонки?

Игра в прокурора и обвиняемую начинает напрягать, походу зря я опять полезла головой в улей:

— Так, стоп — машина! Ты, кажется, попросил прощения? Нет?

Отвернувшись к стойке, забираю бокал с вискарем и делаю глоток — наша встреча нравится мне все меньше и меньше.

— Да! Но тогда и ты должна извиниться: все-таки, этот гоголь-моголь не я один заварил!

И почему мужики вечно ищут виноватых в своих поступках? Что Калуга, что Егоров, что этот хмырь сейчас? Торгуется еще …

Недовольно пресекаю попытку переложить вину за рукоприкладство на меня:

— Я себя виноватой не чувствую….

Тем не менее, отвернувшись, соглашаюсь:

— Но, ладно, извини.

Над ухом звучит довольный голос Аксюты:

— Ну, хотя бы так…. Маш, может быть, мы кофе выпьем?

Несколько раз кивнув, поправляю волосы, ворча:

— Я уже заказала…. И салат. Будешь?

Кошусь на Сергея — он улыбается, и я посылаю улыбку в ответ.

— С удовольствием… Маш, как же я тебя люблю!

Уронив руки на колени, терпеливо принимаю объятия.

— Машка-а-а!

Блин, похоже, томный вечер не обойдется без тисканий и поцелуев.

* * *

Любовный порыв жениха удается сдержать быстрым ужином, а потом Аксюта отвозит меня домой. Судя по всему у него на ночь радужные планы, но развеивать их не тороплюсь до самой квартиры, а то, не дай бог, начнет приставать прямо в машине.

Когда заходим в прихожую, бросаю сумку на ящик для обуви, а ключи от входной двери — на полку. Слышу, как сзади защелкивается замок. Сергей, пристроив свою куртку на крючок, проходит мимо меня, останавливаясь на пороге гостиной:

— Ну, вот мы и дома.

Играть в простившую возлюбленную я еще не готова и потому снимаю его куртку назад с крючка, втюхивая обратно в руки:

— Я — дома!

— А я?

— А у тебя испытательный срок.

— То есть, вот так, да?

— А ты как хотел?

Губы кривятся в усмешке: вижу, как Аксюта недовольно сопит. Его попытка в баре обвинить в происшедшем меня, заставляет быть жестче:

— Сережа, если ты еще раз поднимешь на меня руку…

Тот виновато опускает голову.

— Ты меня никогда больше не увидишь, ясно?

— Маш, ну, я же извинился.

— Я помню…. Все, Сереж, давай, спокойной ночи.

— То есть, на поцелуй я рассчитывать не могу, да?

Блин… Возразить нечего и приходится проявить покорность:

— Можешь.

И демонстративно подставляю щеку, вместо губ. Но поцелуй попадает вообще выше, на волосы:

— Все, пока.

— Пока.

Дождавшись, когда гость окажется на лестничной площадке, закрываю дверь на замок и облегченно вздыхаю:

— Фу-у-ух!

Тянусь нажать на выключатель, гася свет в прихожей, а потом, не переобувшись, отправляюсь к себе в спальню, развязывая на ходу ремень на куртке и стуча каблуками. Походу Сомова уже дрыхнет, так что переодеваться и шуметь буду там. И вообще, хочется поваляться в ванне и полностью расслабиться.