Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Мне снились осколки — тонкий бело-розовый фарфор на паркете, — а в ушах отдавался звон разбитой посуды. «Ерунда какая-то», — подумал я, открывая глаза и садясь на кровати.

— С добрым утром, сэр! — воскликнул Паркер и резко раздёрнул шторы. — Надеюсь, вы не забыли про наши планы?

— Не забыл, — улыбнулся я, снова откидываясь на подушку. Уилсон принёс поднос с утренним чаем, установил его на прикроватном столике, взял в руки чашку... и в этот момент Паркер, уже переместившийся к кровати, случайно толкнул его в плечо. Рука дрогнула, чашка упала на пол. Раздался такой знакомый звон.

— Прошу прощения, Ваше Высочество! — проговорил Уилсон, слегка растерянный этой ошибкой, так ему несвойственной.

— Осторожно, сэр, не слезайте с кровати, тут осколки, — заметил Паркер. А я, приподнявшись на руке, не мог отвести взгляда от разбитой чашки. Бело-розовый фарфор на тёмном паркете.

Не знаю, почему, но весь день я был рассеянным, и наша с Паркером поездка в детскую футбольную школу прошла как в тумане: я видел лица детей, слышал их голоса и вёл себя точно так, как требовалось, но мыслями, к своему стыду, был где-то очень далеко.

Обратно мы ехали в молчании, и только на подъезде ко дворцу Паркер спросил, на время оставив свой весёлый шутливый тон:

— Что вас беспокоит, сэр?

Я посмотрел на него, отвернулся к окну. Паркер нажал кнопку связи и попросил:

— Сделайте круг по городу, мистер Кларенс, — а потом обратился ко мне:

— Вы с самого утра не свой. Не думаю, что дети в футбольном клубе что-то заметили, но для меня это очевидно.

Прижавшись виском к стеклу, по-прежнему глядя за окно, я честно сказал:

— Это прозвучит глупо.

— Возможно. Но вы, сэр, очень разумный юноша, и если вас это беспокоит, значит, на то есть основания.

— Помните, с утра Уилсон разбил чашку? Я знал, что она разобьётся. Видел во сне.

После недолгого молчания Паркер заметил осторожно, явно подбирая слова:

— Но ведь это не впервые, сэр. Мы знаем о ваших талантах к предсказаниям, и…

Я всё же посмотрел на своего пресс-секретаря и по лицу понял — он действительно не понимает, в чём дело. Да я и сам едва понимал, но чувствовал, что это важно.

— До сих пор я видел только важные события. Что-то действительно значимое, эмоциональное. Почему мне приснилась эта чашка?!

Паркер ничего не ответил. С этого дня моя жизнь превратилась в один сплошной кошмар. Разбитые чашки, пробки на дорогах, соус на скатерти, развязанные шнурки, открытый люк, дым из печной трубы, рисунки уличных художников, цветы в вазе — я видел заранее сотни мелких, бессмысленных деталей, которые узнавал, только встречаясь вживую. Спотыкаясь о камень, я осознавал, что уже переживал такое же падение во сне.

Когда в пригороде Лондона на нас внезапно выскочили папарацци, я понял, что уже закрывался рукой от их вспышек и слышал резкий голос Кларенса, который требовал отойти подальше, чувствовал ладонь Паркера на плече. Но даже предвидя это событие заранее, я никак не мог к нему подготовиться. Откуда мне было знать, что оно произойдёт именно в этот день? Иногда события, которые я видел во снах, случались тут же, иногда — через несколько дней. Были видения, которые до сих пор не сбылись, но в глубине души я понимал, что однажды увижу на кирпичной стене нарисованную красками жёлтую собаку с широкой улыбкой, а в другой день девочка в розовом платье и с игрушечной короной на голове будет махать мне рукой и кричать, что она тоже принцесса.

Я стал хуже спать и по утрам просыпался разбитым. И мало мне было этих снов! Проблемы, знакомые каждому, кто прошёл через подростковый возраст, сделались значительнее и навязчивей. По счастью, кожа оставалась чистой (я видел в Хогвартсе, что далеко не всем так повезло — тот же Винсент в прошлом году ходил, весь покрытый прыщами), но зато меня начал подводить голос. Ещё весной я был готов выступить где угодно, если нужно, а теперь приходил в ужас, когда Паркер подсовывал мне листок с очередной речью. Что, если я снова, как на встрече с эко-активистами в Манчестере, внезапно заговорю фальцетом?

— Вам нет нужды переживать, Ваше Высочество, — пытался успокоить меня Паркер, — ваше тело меняется, в этом нет ничего удивительного.

Сейчас, годы спустя, уже будучи взрослым мужчиной, я могу отметить, что моё окружение во дворце проявляло деликатность и такт. Никто не врывался ко мне в спальню без разрешения, никто не отпускал неуместных шуток и комментариев. Даже Уилсон, обычно тихий и незаметный, как привидение, начал производить удивительно много шума, заходя ко мне. Как-то незаметно на моём столе в классной комнате появился подробный учебник по анатомии, и я понимал, что, если вдруг захочу, я смогу обратиться к Паркеру за любым вопросом и советом. Правда, я не хотел. Взросление тела раздражало меня, как будто с каждым днём, с каждым новым волоском над губой, с каждым неловким звуком ломающегося голоса я терял важную часть себя. В спальне Хогвартса много было разговоров и шуток о взрослении, я знал, что Блейз и Драко мечтают о дне, когда им исполнится семнадцать, и они станут, по меркам волшебного мира, совершеннолетними. Но сам я этого дня страшился. Только не мог объяснить — почему.

* * *

Клац. Клац. Клац. Я подскочил со стула, услышав этот звук, приближающийся к двери. Мистер Кларенс тоже встал. Дверь распахнулась, и на пороге появился Грозный Глаз Грюм.

— Я понимаю, мистер Грюм, что вас проверили на входе, — произнёс Кларенс, и я увидел, что он опускает одну руку на бедро, — но, боюсь, мне нужны дополнительные доказательства того, что это действительно вы.

— Молодец, парень, — хрипло отозвался Грюм. — Когда мы увиделись впервые, я тебя спросил, есть ли у тебя при себе маггловская трубка для стрельбы. А ты мне ответил… Что ты мне ответил? — и он слегка прищурил оба глаза.

— Что для сотрудника силовых структур просто стыдно не разбираться в оружии, — произнёс Кларенс, а я, вынужденно наблюдавший за этой сценой, рассмеялся и спросил с искренним беспокойством:

— Как вы себя чувствуете, мистер Грюм?

Он повернулся ко мне, криво ухмыльнулся одним углом рта и проскрипел:

— Эти щенки так просто меня не достанут. Жив, чай. А где эта рыжая вертлявая моль? — он закатил волшебный глаз, глядя куда-то сквозь затылок, а я на всякий случай отвернулся и сделал вид, что хочу дочитать параграф учебника. Вид этого белка, обращённого на меня, по-прежнему вызывал оторопь. — Вон он, несётся.

И правда, спустя несколько мгновений дверь распахнулась, и влетел Паркер, полный энергии и энтузиазма. Хлопнул в ладоши при виде Грюма, сообщил ему, что выглядит он прекрасно, кинулся ко мне и спросил, готов ли я к работе. Нас ждала поездка в Германию на чемпионат «Золотой молнии» по квиддичу, а сразу после него — визит в поселение свободных эльфов в Лионе, потом посещение офиса британского Общества защиты магорождённых и, наконец, чаепитие с главой ирландской магической общины.

И именно об этом визите я намерен рассказать подробнее. Почему-то в фантазиях я представлял себе, что старейшина О’Куинн живёт в каком-нибудь древнем замке, может, даже пережившем нормандское вторжение. Но в реальности машина остановилась возле одноэтажного каменного дома, покрытого черепицей. По стенам поднималось какое-то ползучее растение, и сначала я решил, что это просто плющ, но потом заметил, как хищно покачиваются побеги, и понял, что незваных гостей тут ждёт сюрприз. К счастью, мы были приглашены. Дверь распахнулась, на крыльце появилась женщина лет сорока, румяная, с тускло-рыжими волосами, в простом чёрном платье с холщовым передником.

— Старейшина вас ожидает, добро пожаловать, — слегка поклонившись, произнесла она с резким ирландским акцентом.

Миновав небольшую прихожую, мы трое — со мной, конечно, пошли Паркер и Грюм — оказались в главной комнате. Стены внутри дома были выбелены, из-под свода коньковой крыши свисали пучки сухих трав. Пахло сеном, пряностями и чем-то тёплым. Вся обстановка — деревенская, даже грубая, с простой деревянной мебелью — совершенно не вязалась со статусом принимавшей нас женщины. Она поднялась из-за стола — сгорбленная, седая старуха в чёрной мантии, оглядела нас троих, слегка распрямилась и велела сильным голосом:

— Вы двое — подождите снаружи. Я пригласила только принца.

— Всё в порядке, — обернувшись, я поймал слегка встревоженный взгляд Паркера, — мы поговорим со старейшиной О’Куинн.

— Я буду следить за вами, — хрипло сказал Грюм, и они вышли. Хлопнула дверь.

— Едва ли, — заметила старейшина. — У мальчика занятная игрушка, но подглядывать за этим домом я ему не дам. А ты, принц, садись, в ногах правды нет.

Я послушно опустился на один из стульев за длинным деревянным столом. Старейшина села во главе, и я смог как следует разглядеть её лицо. На Чемпионате мира по квиддичу мы встречались, но кратко, в полутьме стадиона. Теперь же мы увиделись один на один при свете дня. Я так никогда и не узнал, сколько ей в тот момент было лет, но она выглядела не старой, а древней. Ее кожа была огрубелой и темной, с глубокими и резкими морщинами. Длинный нос загибался книзу, губы стали едва различимы, и только глаза — большие, светло-зелёные — казались невероятно живыми.

— Рассказывай, — велела она, опираясь на стол, и я увидел, что кисти рук у неё тощие и костлявые.

— Что ж, — заговорил я, надеясь, что хотя бы в этот раз голос меня не подведёт, — я благодарен вам, старейшина О’Куинн, за ваше приглашение. Как вы, вероятно, знаете, Корона выразила серьёзную обеспокоенность положением людей, рождённых от волшебников, но не имеющих волшебных способностей, следовательно…

— Ну, хватит, — прервала она меня резко. — Ещё я чуши в собственном доме не слушала! Я, мальчик, слишком стара, чтобы тратить время на такую глупую болтовню. По-настоящему рассказывай.

Кажется, я всё же сумел сдержаться и не показал изумления или растерянности от того, как грубо меня перебили. По-прежнему держа ладони на коленях, я заметил:

— Это не чушь, мэм. Общество защиты…

— Я знаю, что Фадж — тупой и пустой болтун, — произнесла она, поднимаясь и нависая надо мной. Я почувствовал запах трав и пыли и вдруг осознал, что не могу моргнуть или отвести взгляд: молодые, полные энергии глаза старухи приковали меня к месту, парализовали. — Воздух пропах тёмной магией, мальчик, ей смердит из Англии.

— Тогда вы знаете, — будучи не в силах моргнуть, я всё же заставил себя шевелить онемевшими губами, — что Том Риддл возродился.

Я видел своё отражение в её расширенных зрачках. И вдруг оно пришло в движение: я будто глядел в хрустальный шар, в глубине которого оживали видения будущего. Раскинувшиеся в стороны руки. Ветер колышит кружевные занавески.

— Нас мало, — проговорила старуха, резко отворачиваясь и отходя к окну, — и я не поведу своих людей умирать за чужую землю. Но твои люди, мальчик, могут встретиться со мной при одном условии. Расскажи мне, что ты видел.

У меня по спине стекали капельки пота. Руки дрожали, зубы постукивали, словно начинался озноб.

— Говори, не бойся.

Я зажмурился, сглотнул горькую вязкую слюну и пробормотал:

— Смерть. В вашем доме... Наверняка это ерунда, я просто… — мои нелепые оправдания оборвались из-за странного скрипучего звука. Не сразу я понял, что это смех старухи. Отвернувшись от окна, она снова смотрела на меня и смеялась, обнажив жёлтые зубы.

— Хорошо, — произнесла она. — Это хорошо. Мы ещё увидимся прежде, чем всё случится, принц. Ступай. Скажи, они могут прийти ко мне. Только избавь меня от этой бестолковой болтовни про сквибов.

Всю дорогу в Лондон я был рассеян и отвечал настолько невпопад, что в конце концов Паркер просто оставил меня в покое. А я мог думать только о своём видении и о словах старухи: «Это хорошо».

* * *

— Думаю, вам стоит узнать об этом от меня, — сообщил Паркер, садясь напротив меня, пока я завтракал. — Ваш друг мистер Поттер едва не был исключён из Хогвартса. На 12 августа назначено дисциплинарное слушание, где всё решится. Временно он недоступен для связи, как и мистер Уизли.

Я аккуратно отложил нож, которым размазывал джем по тосту, и спросил:

— Что случилось?

Паркер вздохнул и закатил глаза:

— Мистер Поттер использовал заклинание Патронуса в присутствии пятерых магглов. В Ливерпуле. Чтобы отогнать двоих дементоров, которые едва не убили его и его крёстного отца.

Мне всерьёз захотелось швырнуть в Паркера чем-нибудь — что за манера выдавать информацию по кусочкам! Но он всё же сжалился и пересказал более или менее подробно всю историю. Дальше швыряться предметами, в идеале, тяжёлыми, мне хотелось уже в Гарри.

Всё начиналось безобидно. Решив как следует присматривать за Блэком, Гарри виделся с ним каждый день. К сожалению, за месяц шатания по Литтл-Уингингу Блэку надоели поедание бургеров, всевозможные розыгрыши над Дадли Дурслем и его друзьями, которые повадились терроризировать малышей, и другие мирные развлечения. И хотя профессор Дамблдор лично объяснял ему, как важно Гарри оставаться рядом с домом, хотя Гарри сам говорил мне о какой-то защите на доме его тёти и дяди, хотя мы все знали, что Волдеморт вернулся и будет рад смерти Гарри, их с Блэком это не остановило. Они выбрались в Лондон, где Блэк купил мотоцикл, и провели там неделю, возвращаясь в Литтл-Уингинг только поздно ночью. Потом катались по стране, пока не оказались в Ливерпуле, потому что Блэк считал необходимым показать крестнику родину «Битлз». Именно там, поздно вечером, их и настигли дементоры. Магглы не могли их видеть, но чувствовали ужас, а Блэк впал в ступор, забился в угол и замер. Тогда Гарри был вынужден наколдовать Патронус. Дементоров он прогнал, но, кажется, в Министерстве магии никто не желал верить, что они вообще там были.

— Должен заметить, — после долгой паузы проговорил Паркер, — что Блэк оказывает на вашего друга отнюдь не лучшее влияние.

— Мне кажется… — начал я, не до конца будучи уверен в том, что собираюсь сказать, — у мистера Блэка много проблем. А Гарри хочет ему помочь. Если бы мистер Блэк был занят чем-то важным, если бы кто-то кроме Гарри мог за ним присмотреть…

— Вы действительно взрослеете, Ваше Высочество, — улыбнулся Паркер, но не обычной своей сияющей солнечной улыбкой, а слегка, но очень искренне. — Блэк не входит в список тех волшебников, с которыми мы сотрудничаем, мы считали его человеком Дамблдора.

— Они поругались. Не очень сильно, но, — я покачал головой, — вряд ли мистер Блэк — «человек Дамблдора». Что бы это ни значило.

— Я передам это мистеру Дженкинсу. Блэк будет выступать в суде, защищать крестника. Правда, в прессе началась кампания по его дискредитации. Боюсь, Люциус Малфой вернулся к соблазнительной идее признать Блэка невменяемым и получить опеку над ним и над его счетами. Особенно сейчас — сомневаюсь, что объект №6 обходится ему дёшево.

Я вдруг подскочил на месте, но, извинившись, сел и стиснул зубы, справляясь с нахлынувшими эмоциями. Кампания в прессе! Рита Скитер! Я писал Дженкинсу и Паркеру обо всём, что происходило в Хогвартсе, но не об этом — просто не сумел заставить себя упомянуть, как мой друг едва не стал убийцей. Но сейчас это было важно, и, главное, я не обязан был рассказывать о Блейзе. Всё, что требовалось, это произнести:

— Я почти уверен, что Рита Скитер — нелегальный анимаг, она превращается в жука.

Паркер прищурился, и я подумал, что вот сейчас он спросит, с чего я это взял. Но он только покачал головой:

— А вы умеете удивлять, сэр.

— Вы её остановите? — спросил я. Паркер снова улыбнулся, на этот раз — широко и хитро.

— Ни в коем случае, Ваше Высочество! Но не сомневайтесь, эта информация пойдёт на пользу нашему общему делу. Ну, а теперь, если вы уже позавтракали, как вы смотрите на то, чтобы ещё раз пройтись по вашему завтрашнему выступлению в больнице? Такие посещения выматывают, лучше подготовиться заранее.