Доброе железо остается (джен)

Утреннее солнце освещало дымящиеся развалины — все, во что превратился Аствадпогпат. Выжившие в бойне селяне стояли кучкой в стороне, под охраной царских солдат. Их состояние даже отчаянием нельзя было назвать — отчаяние было для них уже минувшим этапом. Мысленно они уже смирились с тем, что их жизнь закончилась — но теперь оказалось, что и умирать они не имеют права.

Кудурруш смотрел на это со смесью брезгливости и отчаяния. «Почему мы оказались убийцами?! — думал он. — Мы лишь хотели принести людям Закон! Закон суров, но не враждебен людям, что приняли его! Там, где торжествует Закон — там мир, процветание и благоденствие! Почему же люди не хотят его принять? Почему люди предпочитают ему убийства и смерть? Может быть, потому что… — тут Кудурруш замер, чувствуя, что его мысли приняли совсем уже опасный оборот, — …что им нужен совсем другой закон?..»

— Господин!.. Светлый и сильный!.. — От неожиданности Кудурруш аж вздрогнул.

— Что там случилось? Говори…

— Мы нашли его! Того, кто, по-видимому, орал в горах ночью… Следопыты говорят… — тут голос солдата дрогнул, — …что это особенная смерть. Его убили… но убили не люди!..

— Не люди? Тогда кто? Не духи же, в самом деле… — Слово «духи» Кудурруш произнес с наигранной пренебрежительностью; так обычно говорят о важнейших вещах люди, до последнего пытающиеся эту важность отрицать.

— Да простит светлый и сильный своего ничтожного слугу!.. — Солдат потупил взгляд. — Но этим не стоит шутить…

Варгбен шел вдоль мертвых тел, уложенных в ряд. Люди Шам-Марума сделали это для того, чтобы выжившие жители Аствадпогпата могли опознать своих погибших родственников. Однако горцы упорно твердили, что не узнают никого из погибших. Солдаты догадывались, что горцы лгут, но спорить с ними даже не пытались. Все, чего хотели солдаты Шам-Марума — поскорее убраться из этого скверного места.

Взгляд старого кузнеца остановился на двух телах, лежащих вместе. Остекленевшие глаза Кутанеса смотрели в небо, словно задавая ему вопрос — «Почему?» — без малейшей надежды на ответ. Стрелы торчали из его плеч, груди, живота. Рядом лежал сильно обгоревший труп; с его лица полностью слезла кожа, однако Варгбен заметил, что на левой руке у покойника отсутствовали верхние фаланги указательного, среднего и безымянного пальцев. В свое время Кераир потерял эти пальцы во время обвала в выработке, пытаясь спасти сына Варгбена. Кто бы мог тогда подумать, что со временем это увечье останется единственным напоминанием о горняцком старейшине…

— Эй, ты знаешь кого-то из них?

Варгбен оглянулся. В нескольких шагах от него стоял Кудурруш.

— Может, и знал. — Варгбен пожал плечами. — А сейчас они все одинаковые — не узнаешь.

— Старейшины живы?

— Кроме меня — нет.

— Что ж… Теперь ты можешь нам сказать, где вы добывали мифридий? Мы взяли этот грех на душу только потому, что ты…

— Ты меня не приплетай, имперец! Моя душа чиста; если бы боги вернули все вспять — я бы снова сделал то, что сделал! А зачем пришли сюда вы? Чтобы принести нам страдания и смерть?

— Империи Шам-Марума всего лишь был нужен мифридий. Зачем? Не спрашивай, горец… Я сам не так уж и много знаю… И даже то, что мне известно — я не имею права это знать. Тебе придется поверить, горец!

— И только из-за мифридия все это произошло? Что ж, слушай мои слова… Мифридия вы не получите!

— Ты обещал, горец!..

— Я ради вас предал родичей; за такое мои потомки — имейся они у меня — должны были бы быть прокляты до седьмого колена! Неужели ты думаешь, имперец, что меня будет тревожить такая мелочь, как дать обещание и не сдержать его? Впрочем, даже если бы я и хотел… Вы не получите мифридия, потому что его здесь нет!

Кудурруш даже отступил на шаг назад.

— Что значит — нет?.. А «небесная сталь»? Разве не мифридию она обязана своими чудесными свойствами?

— Вовсе нет! Главный ее секрет — в особой ковке, когда вместе соединяются заготовки с разными свойствами. У каждого из старых кузнецов были свои секреты ремесла… Теперь эти секреты навсегда замолкнут! Вы сами, своими руками перебили их носителей! Остался только я — но я унесу эти секреты с собой в мир духов! Вы не получите ничего! Можете меня пытать — я не пророню ни слова!

— Безумец… — прошипел Кудурруш, ни к кому не обращаясь.

— Повинуемся и ждем твоих приказаний, светлый и сильный!

Кудурруш вновь был среди подчиненных ему солдат. Их почтительные взгляды вселяли в посланника спокойствие и уверенность в себе, почти покинувшие его после беседы с Варгбеном.

— Приказаний? Отлично… Именем Светлейшего Шам-Марума, да хранит его Небо — арестовать старосту кузнецов Варгбена. Он предал, а значит, может предать и еще. Вы знаете, что полагается делать с изменниками.

— Будет исполнено, светлый и сильный.

— Еще вот что… Припасы для солдат перенесите к Аствадпогпату и там оставьте. По крайней мере, нас не будет мучить совесть, что мы даже не попытались как-то искупить принесенный ущерб…

— Светлый и сильный… Почему бы тогда просто не передать припасы горцам?

— Они просто не примут их. Слишком уж они гордые, чтобы принять наши подачки… Завтра мы уходим. Готовьтесь.

«Почему все так выходит?..»

Кудурруш не сомневался: Империя создана людьми для блага людей, под покровительством Бога-Светоносца и его избранника сиятельного Шам-Марума, да хранит его Небо. Ему было известно немало примеров, когда люди Империи приходили на помощь страждущим. Империя представлялась ему сложным организмом, существом, беспощадным к врагам, но добрым к союзникам. Увы, Империи было все же далеко до совершенства — она не могла помочь абсолютно всем.

Но даже не несовершенство Империи Середины Мира сильнее всего отравляло мысли Кудурруша. В конце концов, несовершенство оставлено людям Богом-Светоносцем в его непостижимой мудрости, дабы у них остался повод сие несовершенство преодолеть, через то став сильней и мудрее. Вот только люди не желали стремиться к божественному совершенству и единению в лоне Империи; вместо этого они коснели в невежестве, скверне и распрях, уподобляясь диким варварам. И Кудуррушу не давал покоя вопрос: почему? Ведь очевидно же, что быть благочестивым слугой Бога выгоднее, чем ходить тропой лжи и обмана, ежесекундно рискуя оказаться жертвой небесной кары…

Однако с некоторых времен Кудурруша стали терзать сомнения. Действительно ли порядок Империи так идеален, как кажется? Быть может, он слишком идеален, и жить по нему способны только идеальные люди, наделенные только одним-единственным недостатком — их не существует в природе? Возможно, реальным людям, с их недостатками и слабостями, нужно нечто другое?..

Порой до Кудурруша доходили смутные слухи о некоей новой силе, что крепнет в тени, дожидаясь своего часа. Царские слуги нещадно искореняли подобные слухи, и это уже наводило на мысль, что все не так просто. Зачем, например, Шам-Маруму понадобилось запрещать рассказы о призраке, известном как Дщерь Темноты?.. По долгу службы Кудуррушу часто приходилось иметь дело с рассказчиками подобных запретных басен; как верный царский слуга, он исправно предавал их в руки правосудия, но в какой-то момент перестал относиться к ним как к обычному объекту приложения силы закона. В скрываемых темнотой загадках и тайнах было что-то пугающе притягательное, заставляющее стремиться к запретному, словно мотылек к пламени. Кудурруш знал, что это опасно — царские чиновники, имевшие дело с распространителями слухов, умирали слишком часто, чтобы их смерть можно было объяснить естественными причинами — но поделать с собой ничего не мог.

И того старого кузнеца (как его, кстати, звали? уж и не вспомнишь…) он приказал казнить вовсе не потому, что тот кого-то предал, и не из-за подозрений в склонности к бунту. По большому счету, Кудуррушу следовало пощадить старика — ведь он был единственным, кто владел секретом «небесной стали». Но Кудурруш в споре с ним, увлекшись, обмолвился о том, о чем ему и знать-то не следовало. О некоем враге, для победы над которым требовалось мифридиевое оружие.

Что же это за враг? Неужели те древние твари, что когда-то владели миром, вновь вернулись?.. Всемогущий Бог-Светоносец, защити нас…

…В дороге Кудурруш подхватил лихорадку и вскоре после возвращения из Аствадпогпата слег. В горячечном бреду он раз за разом повторял последние слова старого кузнеца:

— Ржа съест гнилое железо… Доброе железо остается!..

— …Слышали ли уважаемые путники про тиншеметов?.. Говорят, твари эти живут под землей; там они двигаются так же свободно, как рыбы в воде. Никто толком не видел тиншемета; а те, кто видел — уже не в состоянии ничего рассказать…

Над придорожной гостиницей сгустились сумерки. Власть светлого и сильного Шам-Марума заканчивалась здесь; дальше правила только дорога. Надзиратели, следящие за порядком, были готовы на многое закрыть глаза — понятное дело, не просто так — и под этой глинобитной крышей путники могли вкусить таких удовольствий, за которые в других местах с гостинщика могли бы содрать разорительный штраф. Здесь можно было покурить кальян с дурманящими травами, рискнуть деньгами в крысиных боях и послушать запретные истории о чудовищах-тиншеметах, воскресших мертвецах, Дщери Темноты и, конечно же, о самом страшном кошмаре Империи — Данкуй-Хараше, Не Знающем Страха.

Единственным источником света в зале были два светильника с овечьим жиром, не столько разгонявшими тьму, сколько подчеркивавшими ее. В их неверном свете рассказчик сам выглядел, словно пришелец из мира духов. И клубы дурманящего дыма из кальяна только усиливали это впечатление.

— Жуткие твари!.. — продолжал рассказчик зловещим голосом. — Одни говорят, что они похожи на драконов; другие — на змей; третьи — на ящериц… Существа, похожие на все и ни на что не похожие, ныряющие в камень, словно в воду!.. Клыки их и когти, острые и прочные, точно мечи «небесной стали», несут путнику верную смерть! Взгляд их обращает разум в кашицу; отважнейшие из воинов становятся безумцами, беспомощными, словно младенец! Ужас, ужас!.. Недаром само их упоминание в Империи Середины Мира под запретом… Но был и тот, кого Середина Мира боялась больше! Имя ему — Данкуй-Хараш! До сих пор слуги сиятельного царя слабятся в постель, когда сквозь сон им чудится, как кто-то повторяет это имя…

Сидевший в задних рядах юноша прикрыл глаза. Усталость вкупе со спертым воздухом, пропахшим пряными смолами, вгоняли его в дремотное состояние. С виду это был обычный юноша-горец, не более двадцати кругов от роду; вот только волосы его были седы, как у видавшего виды старика.

Пылающий в чашах огонь выхватывал из темноты каменный трон, установленный посредине просторного зала. Человек, чье лицо скрывала металлическая маска, направлялся к подножью этого трона. Подойдя к трону — достаточно близко, чтобы показать свое почтение, но в то же время и не вплотную, что могло бы быть воспринято как оскорбительное уравнивание себя с хозяином трона — человек простерся ниц. Обычно маски носят, чтобы скрыть свою личность; но этому человеку для сокрытия личности достаточно было ее снять.

— Серый Ястреб пришел, о Повелитель, — негромко произнес человек в маске, — и готов служить Тебе…

Ни слова в ответ. Ни малейшего движения, как будто Серый Ястреб был в этом зале один. Только лишь звук в тишине — словно что-то упало на каменный пол. Подождав некоторое время, ассасин приподнялся и заметил, что в шаге от него на полу лежит каменная пластинка с вырезанными письменами.

«Кудурруш, чиновник из Ханнигары, что на юге. Убить».

Жаркое и в то же время ласковое солнце светило в небе над Серединой Мира. Оно дарило свое тепло в равной мере дворцам вельмож и лачугам бедняков — однако бедняки изнывали от жары в своих жалких пристанищах, в то время как вельможи наслаждались теплом и покоем среди своих роскошных садов.

Вершина храма-зиккурата, покрытая тонкими листами золота, сияла над столицей, подобно второму солнцу. Только один человек во всей Империи имел право входить сюда. И сейчас этот человек стоял у золоченой ограды и с высоты полета птиц взирал на раскинувшуюся внизу столицу.

«Я помню время, — думал Шам-Марум, — когда здесь простиралась голая степь. Люди, которых я привел сюда, выстроили этот город, отстояли его от нашествий падких на наживу варваров. Теперь их имен нет ни в одной хронике, а их прах смешался с песком пустыни. И только я один помню их лица, их голоса… Словно это было вчера. Ныне на город с юго-востока наступают пески пустыни; увижу ли я, как они поглотят эти здания? Или… уже не увижу?» Шам-Марум давно уже понял и принял то, что смертность над ним не властна; однако в последнее время мысли о собственной гибели посещали его, и отнюдь не в абстрактно-теоретическом ключе. И дело было не только в усталости от бремени власти…

— Мудрый и светлый… — услышал он за своей спиной. Ни одному человеку, кроме самого Шам-Марума, не дозволялось восходить на верхний ярус зиккурата. Ни одному человеку… — Ты ведь взывал ко мне, не так ли?

— Ариман… — Царь царей обернулся. — Твой визит наполняет надеждой…

Посланец Небес был облачен в хламиду из черного, матово поблескивающего материала. Черны были его волосы, черны были перья его крыльев — только лицо с хитрой усмешкой на губах было бледным, словно мел.

— Оставь это, мудрый и светлый. — Архангел склонил голову. — Ты ведь снаряжал экспедицию в Серые Горы на поиски мифридия, не так ли?

— Откуда чистый сердцем Посланец Небес… Ах да, конечно… Увы, мифридия нам не удалось обнаружить.

— Я в этом не сомневался с самого начала. Ах, если бы светлый и мудрый владыка сразу обратился ко мне… Да, во всей Солнечной Земле мифридия вы не найдете. Возможно, какие-то крохи… Но пусть светлый и мудрый не отчаивается. Ибо божественное оружие не предназначено для простых смертных. Твои воины все равно не справились бы с ним…

— Но что нам делать?

— Сиятельный царь наверняка уже слышал о так называемой магии… Наши враги тоже слышали о ней; более того, уже делали попытки ею овладеть — вспомни хотя бы купца Нур-Маджира… К счастью, Нур-Маджир не успел — Бог-Светоносец в своей непостижимой мудрости покарал его усекновением головы. Но это не значит, что светлый и мудрый государь может и впредь надеяться на небесное заступничество. Рано или поздно враги Империи все равно овладеют этой силой, так что нам остается только одно…

— Что же?

— Опередить их. Овладеть магией первыми.

…Серые Горы остались позади. Перед Ваннезом лежала Тиония — земля, о которой он знал исключительно по рассказам купцов и караванщиков, бывших здесь наездами. Здесь не было царей; здешние полисы управлялись архонтами, избранными всем свободным мужским населением. Если бы тионийцу рассказали о земле, где поставленный богами пастырь держит народы в железной длани — он бы, наверное, решил, что это побасенка, вроде историй о странах псоглавцев и блемий.

Ваннез оглянулся. Караван, с которым юноша пришел в эту землю, продолжал свое движение по дороге. Впереди были поросшие зеленью горы, на склонах которых расположились глинобитные домики. Над домиками поднимался дымок — видимо, жители тех краев разожгли свои очаги, чтобы приготовить себе еду. «Наверное, это и есть “страна блаженных” из сказок…» — подумал Ваннез.

Ему еще предстояло узнать, что тионийцы очень недоверчивы к чужакам, и пройдет еще немало времени, прежде чем его сочтут за своего. Что между полисами то и дело вспыхивают конфликты, короткие, но кровопролитные. И что с юго-востока в Тионию вторгаются конные орды варваров-степняков — и хоть до тех земель, где он решил обосноваться, они добирались редко, все же спокойной жизнь Тионии никак нельзя было назвать.

Но все это будет потом. А сейчас Ваннез просто смотрел на горы, чувствуя, как ветерок ерошит его седые волосы, и его душа впервые за последний месяц наполнялась покоем и умиротворенностью. Тряхнув головой и подтянув висящую на плече суму, юноша двинулся вперед, в раскинувшийся перед ним мир, повторяя про себя:

— Доброе железо остается!..